- Куда вы это тащите? - На мостик. Это акустический прибор. "Чайник" или прибор - что бы там ни было - оказался очень увесистым даже для Гейба. Лоулер ухватился за свисающую с другого края предмета веревку с узелками, стараясь помочь Кинверсону. Вдвоем они кое-как дотащили эту штуковину до мостика, а там к ним присоединился Делагард. Втроем мужчины благополучно втащили наверх чертов "чайник". - Проклятые шомполороги, - пробормотал Гейб, - я же знал, что рано или поздно они объявятся. Еще один удар. Лоулер заметил, как яркая полоска синего цвета отскочила от корабля и понеслась в противоположном направлении. Из всех странных существ, которых океан посылал против них во время плавания, эти создания, тупо долбившие корпус корабля с настойчивой решимостью пробить в нем брешь, показались Вальбену самыми страшными. Некоторых из океанских тварей можно уничтожить, других отпугнуть, - не забывая о загадочных и необычайных предметах типа неизвестно откуда взявшейся "сети", унесшей Госпо Струвина, - но как одолеть эти светящиеся "копья", являющиеся посреди ночи, этих неведомых агрессоров, исполненных единственного стремления - потопить вас и вполне способных достичь своей цели? - Неужели они настолько сильны, что могут пробить обшивку корабля? - с тревогой спросил Лоулер Делагарда. - Такое случалось... Господи! Боже мой! Мощная фигура Кинверсона отчетливо просматривалась в лунном свете. Он склонился над "чайником" прибора, который они к тому времени общими усилиями установили на краю мостика. Гейб взял длинную рукоятку, прикрепленную к боковине загадочного для Лоулера предмета, крепко сжал ее руками и резко опустил на верхнюю, похожую на барабан, часть прибора. Раздалось тяжелое, давящее гудение, тут же разнесшееся по всему пространству вокруг корабля. Кинверсон снова повторил движение, потом, сделав секундную паузу, нанес несколько ритмичных ударов через одинаковые интервалы времени. - Что он делает? - поинтересовался заинтригованный происходящим Лоулер. - Направляет звуковую контрволну... Шомполороги слепы. Они "видят" свою цель с помощью отраженного сигнала, который они посылают в ее сторону. Гейб пытается воздействовать на их способность ориентироваться в пространстве. Кинверсон бил в свой "барабан" с невероятной энергией и настойчивостью. Воздух буквально стонал от гула, издаваемого устройством. Но проникает ли он в толщу воды? Очевидно, да. Там, за бортом, шомполороги метались между кораблями еще быстрее, чем раньше. Полоски ослепительного синего цвета, отмечавшие направление их движения, причудливо переплелись, но само перемещение приобрело беспорядочный характер. Чем больше Гейб прилагал усилий, "играя" на своем "инструменте", тем более хаотическими и зигзагообразными делались маршруты опасных созданий. Они начали совершать резкие отчаянные прыжки, то и дело вырываясь на поверхность и даже взмывая в воздух на несколько секунд, а затем вновь с громким плеском падая в воду. Одному из них удалось нанести удар по боковине корабля, но по сравнению с предыдущими этот выглядел жалкой пародией на нападение. Свист шомполорогов утратил ритмичность, в него вплелись нотки хаоса. На секунду Кинверсон остановился, словно утомившись. Сразу же возникло впечатление, что слепые твари способны перегруппироваться и начать новые атаки. Но Гейб возобновил свой "барабанный бой" с еще большей настойчивостью и энергией. Внезапно внизу стало заметно какое-то необычайное волнение, и два громадных шомполорога выпрыгнули из воды. В призрачном свете, излучаемом другими снарядообразными тварями, плававшими неправильными кругами вокруг судна, Лоулер увидел, что грозное оружие одного из них пронзило жаберные щели другого и вошло глубоко внутрь черепа. Оба создания, связанных таким чудовищным образом, упали в воду и начали тонуть. Их путь в глубину отмечался фосфоресцирующим следом, который еще некоторое время сиял в пучине. Через несколько мгновений они исчезли навсегда. Кинверсон еще три раза медленно и с большими интервалами ударил в "барабан" - бум! бум! бум! - и опустил руку. - Даг! Даг, где ты, черт тебя побери?! - раздался из темноты голос Делагарда. - Немедленно установи связь с кораблями флотилии и убедись, что ни одно судно не дало течь. Поверхность моря снова успокоилась, и все погрузилось во тьму. Но стоило Лоулеру закрыть глаза, как перед ним замелькали полоски синего цвета. Следующая приливная волна оказалась самой сильной. Она настигла их на два дня раньше рассчитанного срока. Это случилось из-за ошибок в вычислениях, допущенных Оньосом Фелком. Волна нанесла по ним удар с такой силой и с таким злобным торжеством, что повергла всех в ужас. Она появилась совершенно внезапно, настигнув корабли в тот момент, когда они безмятежно покачивались на поверхности сонного океана, серые водоросли которого источали поразительно приятный аромат. Лоулер работал в трюме: наводил порядок в своем хранилище лекарств. Поначалу он подумал, что вернулись шомполороги, настолько неожиданно все произошло. Но нет, это совсем не походило на отдельные целенаправленные толчки ракетоподобных тварей, а больше напоминало шлепок гигантской ладони по корпусу корабля, отбросившей судно назад. Вальбен слышал, как включился магнетрон, и теперь ждал обычного в этом случае ощущения подъема и той внезапной тишины, означавшей, что они поднимаются над разъяренным океаном. Но ничего подобного не произошло, и Лоулеру пришлось поспешно ухватиться за край своей койки, так как корабль буквально встал на дыбы. Его моментально отбросило к переборке между каютами. Вещи, попадавшие с полок, покатились по полу и собрались в одну большую груду в углу. Неужели это она, Большая Волна?! Смогут ли они ее выдержать? Лоулер крепче ухватился за какой-то выступ, оказавшийся под рукой, и стал ждать. Корабль принял свое прежнее положение, с колоссальным грохотом рухнув в ту впадину, что волна оставила за собой, и теперь задрал в небо корму так, что упавшие вещи покатились в противоположный угол каюты. Потом судно снова выровнялось. Наступила тишина. Вальбен подобрал египетскую статуэтку и кусок греческой керамики, поставил их на место. Еще? Еще один удар?! Нет. Все спокойно и неподвижно. Значит... судно тонет? Очевидно, нет. Лоулер вышел из каюты и прислушался. Где-то далеко кричал Делагард; кажется, он говорил, что все в порядке, хотя удар оказался крайне мощным. Тем не менее силой гигантского вала их сбило с курса и унесло к востоку на расстояние, которое они проходили за полдня. Каким-то чудом все шесть кораблей сохранили свое построение. Просто их словно одним махом отнесло назад. И вот они снова, пока беспорядочно, но вместе, в пределах видимости друг друга, продолжают свой путь по успокаивающемуся морю. Потребовался всего лишь час, чтобы восстановить прежний пирамидоподобный строй, в котором застала флотилию волна. Не так уж и плохо... Словом, путешествие продолжалось. 5 Ключица Нимбера Таналинда, казалось, заживала нормально. Лоулеру ни разу не понадобилось плыть на "Богиню Сорве" для осмотра, так как из того, о чем говорила его жена, можно было заключить, что никаких осложнений не возникло. Вальбен подробно рассказал ей, как нужно менять повязки и как осматривать место перелома. Мартин Янсен с "Трех лун" сообщил по радио: "Старика Свейнера, стеклодува, ранила в лицо пролетавшая рыба-ведьма. Теперь он постоянно жалуется на сильнейшую боль и не может держать голову прямо". Лоулер тут же дал несколько советов, порекомендовал некоторые виды водорослей для компрессов. С "Креста Гидроса", на котором плыли монахини, поступил довольно специфический запрос: "У сестры Боды возникла сильная боль в левой груди". О том, чтобы плыть туда для осмотра, не могло быть и речи: сестры, - он прекрасно знал об этом - скорее всего, не позволят ему осматривать пациентку. Поэтому Вальбен порекомендовал болеутоляющие порошки и попросил связаться с ним после очередных месячных Боды. Больше о больной груди монахини он не слышал. Кто-то на "Звезде Черного моря" свалился с реи и вывихнул руку. Лоулер подробно, шаг за шагом, объяснил Пойтину Стайволу, как вправить вывихнутую конечность. У кого-то на "Золотом солнце" началась рвота черного цвета. Оказалось, больной пробовал икру рыбы-стрелы. Вальбен порекомендовал больше не проводить подобных кулинарных экспериментов. Некто с "Богини Сорве" жаловался на постоянные кошмары. Лоулер предложил выпивать глоток бренди перед сном. Словом, работы у врача хватало всегда. Скучать не приходилось. Отец Квиллан, возможно из зависти, заметил, что, наверное, так приятно ощущать себя нужным людям, эдаким незаменимым членом их сообщества, способным исцелять человеческие страдания, избавлять от боли и недугов. - Приятно? Думаю, да. Но мне это как-то и в голову не приходило. Ведь это - всего лишь моя работа. Так оно и было на самом деле. Но Лоулер понимал, что в словах священника есть какая-то доля правды. По своему авторитету и значимости среди жителей Сорве он если и не уподоблялся божеству, то уж, по крайней мере, почитался почти как маг и волшебник. Но что значило быть доктором на острове на протяжении двадцати пяти лет? Ведь Лоулер держал в руке яйца всех мужчин Сорве, засовывал руку во влагалища всех женщин, а всех тех, кто на острове моложе двадцати пяти, вытаскивал на свет божий, окровавленных и брыкающихся, и первым пошлепывал их по заднице. Все это создало между ним и островитянами особую, нерасторжимую связь, наделило врача определенным правом на них, а их - на него. "Нет ничего удивительного в том, что люди повсюду почитают своих врачей, - думал Лоулер. - Для них я - Целитель, Маг, Доктор... Тот, кто утешает, оберегает и избавляет от боли. Так сложилось со времени пещерных жителей на той давно утраченной далекой Земле. Я всего лишь очередное звено в сей длинной цепи. И в отличие от злополучного отца Квиллана и других представителей его профессии, чей неблагодарный жребий заключается в раздаче благословения невидимого Бога, я предоставляю реальную и вполне ощутимую помощь. Да, да, да, я - могущественнейший человек в своем сообществе, благодаря своему призванию обладающий властью над жизнью и смертью, уважаемый всеми, всем нужный и, возможно, внушающий многим страх... Черт возьми! Ведь приятно осознавать это! Прямо-таки здорово... Хотя, какое значение имеет сие для меня лично?" Теперь они находились в Зеленом море, где из-за густо разросшихся колоний довольно привлекательных водных растений кораблям стало практически невозможно двигаться дальше. Водоросли оказались очень сочными, с плотными блестящими листьями в форме ложек, росшими из коричневого центрального стебля, и с трубкой, наполненной спорами, завершавшейся желто-лиловым органом размножения. Воздушные пузыри поддерживали растения на плаву. Их перистые серые корни свивались под водой подобно щупальцам, сплетаясь в густую темную массу. Водоросли так тесно переплелись, что образовали сплошной ковер, который раскинулся на все море. Корабли уткнулись в него носами и застыли в неподвижности. Кинверсон и Нейяна Гольгхоз прихватили с собой мачете, сели на страйдеры и отправились расчищать путь для кораблей. - Бесполезно, - произнес Гхаркид, не обращаясь ни к кому конкретно. - Я знаю эти растения. Ты их рубишь, а из одного срубленного вырастает пять новых. Натим оказался прав. Гейб с жаром и злостью уничтожал красивые водоросли, а Нейяна изо всех сил крутила педали легкого кораблика, но все их усилия пропадали впустую - в зарослях не появилось даже намека на просвет. Одному человеку, какой бы силой он ни обладал, невозможно прорубить брешь в этом живом ковре, чтобы корабли могли плыть дальше. Оторванные куски зеленых растений мгновенно начинали жить собственной жизнью: прямо на глазах они врастали обратно в густую массу своих сородичей, закрывая собой только что расчищенное место и выпуская новые корни, новые ложечки своих листьев и трубки со спорами. - Дайте-ка я пороюсь в запасах медикаментов, - предложил Лоулер. - Может, найду что-нибудь такое, чем можно будет опрыскать их... Он спустился вниз, в грузовой отсек. Неожиданно Вальбен вспомнил о той большой фляге черного густого масла, которое когда-то прислал ему его коллега с острова Салимин, д-р Никитин в обмен на одну услугу. Предполагалось, что это вещество может использоваться для уничтожения огнецвета, неприятного жгучего растения, которое время от времени причиняло серьезное беспокойство пловцам, хотя джилли, казалось, не обращали на него ни малейшего внимания. Лоулеру, однако, это масло ни разу не пригодилось: последний случай появления огнецвета в заливе Сорве имел место во времена его детства. Но сие вещество во всем запасе таблеток, микстур, бальзамов и мазей было единственным средством, предназначенным не для спасения, а для уничтожения живого. Возможно, оно окажется эффективным в борьбе и с этой формой растительной жизни. Что ж, попытка - не пытка. К фляге д-р Никитин прикрепил бирку, где своим убористым почерком написал, что раствор одной части вещества на тысячу долей воды достаточен для очищения гектара поверхности залива от огнецвета. Лоулер приготовил состав с концентрацией один к ста и собственноручно разбрызгал его со шлюпбалок на заросли вокруг носовой части "Царицы Гидроса". Вначале показалось, что на растения это не произвело никакого воздействия. Но по мере просачивания черного вещества сквозь травяную кашу и распространения в воде под ней в зарослях стало заметно некое замешательство, быстро перешедшее в настоящее смятение. Из глубин внезапно показались косяки рыб тысячи разновидностей, миллионы маленьких кошмарных тварей с огромными разверстыми пастями, изящными змеевидными телами и широкими хвостами. Должно быть, под "ковром" обитали целые колонии этих существ, и теперь они все, как по команде, поднялись на поверхность. Они прорывались сквозь переплетенные водоросли и тут же, наверху, с каким-то страстным неистовством вступали в соитие. Масло д-ра Никитина, будучи совершенно безвредным для зарослей, тем не менее оказало сильное возбуждающее действие на существа, обитавшие под ними. Дикая сумятица, возникшая в воде, коловращение огромного числа змеевидных тварей вызвало такую бурю, что "ковер" из плотно сросшихся растений разлетелся в клочья, и суда смогли продолжать свой путь по освободившемуся от водорослей пространству. Вскоре все шесть кораблей выбрались из района зарослей и уже спокойно двигались по чистой воде. - Док, какой же вы сообразительный! - закричал от избытка переполнявших его эмоций Дела гард. - Да. Особенно, если учесть то, что эффект оказался совершенно непредсказуемым. - Вы хотите сказать... Значит, вы не знали, каковы будут результаты при использовании этого вещества? - Совершенно верно. Я просто попытался уничтожить эти растения и не имел ни малейшего представления о том, что под ними обитают какие-то существа. Теперь, надеюсь, вы понимаете, каким образом делаются многие научные открытия? Нид нахмурился. - Черт возьми! И как же? - Гм-м... Совершенно случайно. - Ах, да... - вмешался в их беседу отец Квиллан, и Лоулер сразу же заметил, что священник находится в своей ипостаси неверующего циника. Насмешливо-торжественным тоном Квиллан воскликнул: - Чудны пути Твои, Господи! - А в самом деле, - согласился Вальбен, - чудны и непредсказуемы. Через два дня после выхода из зоны зеленого "ковра" море совершенно внезапно стало удивительно мелким, едва ли чуть глубже залива Сорве, а вода сделалась прозрачной и почти кристально чистой. Гигантские искривленные верхушки кораллов, частью зеленого, частью охристого цвета, некоторые с мрачным темно-синим, почти черным оттенком, поднимались с морского дна, усыпанного песком ярко-белого цвета, казавшегося таким близким, что стоило опустить руку за борт - и ты коснешься его. Зеленые кораллы принимали форму фантастических барочных шпилей, сине-черные напоминали зонтики или длинные толстые руки; охристые - большие и плоские ветвящиеся рога. Кроме них там можно было заметить и огромный алый коралл, росший отдельно. Он представлял собой большую шарообразную массу, явственно выделявшуюся на фоне белого песка и имевшую удивительно точное сходство с морщинистой внешней структурой человеческого мозга. В некоторых местах кораллы разрослись так пышно, что вышли даже на поверхность. Барашки волн мирно ласкали эти причудливые нагромождения. Выросты, долго находившиеся под солнцем, уже погибли и сделались снежно-белыми; прямо под ними располагался слой умирающих кораллов, которые постепенно принимали тускло-коричневый цвет, цвет смерти. - Это начало созидания суши на Гидросе, - заметил отец Квиллан. - Стоит уровню моря чуточку понизиться, и все кораллы немедленно обнажатся. Затем они распадутся, превратятся в почву, на ней появятся уже не морские растения, которые начнут размножаться и эволюционировать... Таким образом жизнь получит свое развитие и продолжение. Вначале возникнут естественные острова, затем морское дно поднимется еще немного - вот вам и континенты. - А сколько, по-вашему, это займет времени? - спросил, заинтересовавшись, Делагард. Квиллан пожал плечами. - Тридцать миллионов лет... Может быть, сорок или чуть больше. - Слава Богу! - прорычал Нид. - Тогда мы не станем переживать по столь пустяковому поводу. О чем им действительно приходилось беспокоиться - так это о безопасности при плавании по коралловому морю. Верхушки охристого цвета принимали форму рогов и имели края, подобные лезвию бритвы. В некоторых местах они находились всего в нескольких метрах ниже киля корабля. Поневоле возникали опасения, что где-то это расстояние может оказаться еще меньше. Судно, пробороздив по такому "оперению", получило бы значительные повреждения днища от носа до кормы. Поэтому приходилось продвигаться вперед крайне осторожно, отыскивая безопасные проходы между рифами. Впервые с того момента, как они покинули Сорве, капитаны отказались от продолжения плавания по ночам. Днем же, когда маяком им служило солнце, освещавшее ослепительно белое дно, усыпанное песком, путешественники прокладывали путь через коралловые выступы, с изумлением взирая на многочисленные стайки золотистых рыбок, суетившихся вокруг подводных коралловых замков и дворцов; огромные орды этих пестрых существ, питавшихся здешней обильной микрофауной, заполняли все пространство между рифами. На ночь все шесть кораблей вставали на якорь на небольшом удалении друг от друга. Все люди высыпали на палубы, останавливались у лееров ограждения и громко переговаривались с друзьями и знакомыми на других судах. Это была первая возможность хоть немного пообщаться с соотечественниками с самого дня отплытия с Сорве. Зрелище, открывавшееся им по ночам, поражало. Под холодным светом Креста, трех лун и Санрайза, вносившего свою лепту в это сияние, обитатели кораллов оживали, появляясь из миллионов и миллионов крошечных пещерок и щелей в рифах: длинные живые плети, здесь алого цвета, там - изысканно-розового, на одном коралле - зеленовато-желтые и серовато-зеленые с аквамариновым оттенком - на другом; разворачивались бесчисленные клубки и устремлялись вперед, неистово вспенивая воду в поисках еще более крошечных существ, служивших им пищей. По узким проходам между рифами скользили завораживающие своим изяществом маленькие змейки, от головы до хвоста состоявшие из глаз, зубов и минимума сверкающей чешуи. Они словно пробирались по дну, оставляя после себя элегантные извилистые следы на песке. Двигаясь, эти создания излучали пульсирующий зеленоватый свет. А из мириад темных логовищ выходили истинные владыки сих мест - восьминогие существа, походившие на вздувшиеся красные пузыри с толстыми мешковидными телами, создававшими впечатление глубокого самодовольства и защищенными от любых неожиданностей длинными, постоянно извивающимися щупальцами, которые излучали устрашающий синевато-белесый свет, пучками пронизывающий воду. По ночам верхушка каждого коралла превращалась в трон для одного из этих огромных осьминогов: они усаживались на них с видом самоуверенных деспотов и начинали спокойно озирать свое царство горящим взором желто-зеленых глаз, превосходивших по размеру человеческую ладонь. И если вам взбрело в голову полюбоваться ночью на подводный мир чудес, вы непременно встречались со взглядом этих загадочных глаз. Они смотрели на вас с уверенностью и спокойствием, не выказывая ни любопытства, ни страха. Казалось, они говорили всем: "Мы здесь хозяева, а вы не имеете никакого значения... Идите сюда, спускайтесь к нам, уж мы-то найдем для вас подходящее применение. - Их острые клювы приоткрывались, словно намекая на кровожадные намерения. - Спускайтесь к нам... Спускайтесь к нам..." Постепенно выступы кораллов стали попадаться все реже и реже, расстояние между ними увеличилось; наконец они исчезли совсем. Некоторое время море еще оставалось мелким, как и раньше, и просвечивалось дно, усеянное песком, но затем ослепительно белое ложе океанских просторов скрылось под толщей бирюзовой воды, которая, казалось, так недавно выглядела прозрачной и неподвижно-спокойной, а теперь приобрела матовый темно-синий оттенок, говоривший о бездонных глубинах; на поверхности снова появился покров из легких волн. У Лоулера возникло ощущение, что их плавание никогда не закончится. Корабль стал не просто островом, но заключил в себе весь его мир. Вот так вот он и будет разгуливать по палубе вечно. Другие суда, плывшие поодаль, напоминали соседние планеты в бескрайних просторах Вселенной. Странно, но подобная перспектива почему-то совсем не расстраивала Вальбена. Его полностью захватил ритм плавания. Лоулер научился находить удовольствие в мерном покачивании корабля, научился мириться с мелкими лишениями жизни в пути. Даже появляющиеся время от времени морские чудовища теперь пробуждали в нем любопытство, и он с интересом наблюдал за ними. Лоулер свыкся с этим новым для него стилем жизни... приспособился... Значило ли сие, что он как-то размяк в душе? А может, он превращается в настоящего аскета, которому ничего, по большому счету, не нужно и которого не заботят временные неудобства? "Возможно, и так, - сказал самому себе Вальбен. - Нужно при случае спросить об этом у отца Квиллана". Данн Хендерс поранил себе руку багром, когда помогал Кинверсону затаскивать на борт громадную, размером с человека, яростно бившуюся на тросе рыбу. Лоулер, у которого иссяк запас бинтов, отправился в грузовой отсек за запасами перевязочного материала. С момента встречи с Гейбом и Сандирой ему стало неприятно ходить туда: все время казалось, что они там прячутся. Больше всего Вальбену не хотелось снова столкнуться с ними. Но Кинверсон находился на палубе и потрошил только что выловленную рыбу. Несколько минут Лоулер копался в темных, пропитанных самыми разными запахами недрах корабля, а затем стал пробираться наверх. Неожиданно он буквально натолкнулся на Сандиру Тейн, шедшую по тому же узкому, плохо освещенному проходу. Казалось, ее по-настоящему удивила эта неожиданная встреча. - Вэл! - вскрикнула Тейн; ее глаза расширились, и она сделала поспешный и неловкий шаг в сторону, чтобы он не сбил ее с ног. Но корабль резко качнуло, и Сандиру отбросило вперед, прямо в его объятия. Очевидно, все произошло случайно - она была просто неспособна на столь откровенно-вульгарные поступки. Опершись на горку упакованных ящиков у него за спиной, Лоулер бросил на пол охапку бинтов и поймал Тейн, падавшую ему на грудь подобно кукле, которую отшвырнула от себя капризная маленькая девочка. Он удержал ее и помог устоять на ногах. Судно начало клониться на другой борт, и Вальбену пришлось прижать ее к себе еще крепче, чтобы Сандиру не отбросило к противоположной переборке. Так они и стояли, нос к носу, глаза в глаза, и смеялись. Но тут корабль вернулся к своему обычному положению, и Лоулер понял, что продолжает сжимать ее в объятиях и сие ему очень нравится. "Так вот он, мой хваленый аскетизм! - молнией пронеслось в голове Вальбена. - Что за черт?! Что за черт, в самом-то деле?!" Его губы приблизились к ее устам, а может, и наоборот... Петом он уже не мог точно вспомнить, как это произошло. Но поцелуй был долог, горяч и приятен. После этого, несмотря на то, что движение корабля сделалось значительно более ровным, Лоулеру не захотелось отпускать Тейн от себя. Его руки скользили по ее телу: одна двигалась по спине Сандиры, другая устремилась к ее упругой мускулистой попке. Он еще сильнее сжал Тейн в объятиях, а может, она еще крепче прижалась к нему... Сказать наверняка невозможно. На теле Лоулера имелся только кусок желтой ткани, обернутый вокруг бедер; на Сандире была легкая серая накидка, едва доходившая до бедер. Так легко сбросить и то и другое!.. Все развивалось просто, с вполне предсказуемой последовательностью, хотя происходящее не становилось более скучным из-за этой предсказуемости. Оно отличалось ясностью, лаконичностью и неотвратимостью сновидения и его же бесконечной загадочностью намеков на возможное, но еще не реализованное. Словно в полусне, Лоулер касался ее тела. Кожа Сандиры была удивительно гладкой и теплой. Как в забытьи, она ласкала его шею. Он медленно провел правой рукой по женской спине, затем - между их так плотно прижавшимися друг к другу телами, мимо ее маленьких округлых и упругих грудей, мимо того места, где, как теперь показалось, много столетий назад водил стетоскопом, и опустил ладони ниже, на начало развилки бедер. Лоулер коснулся этого места. Влажно... Теперь Сандира взяла инициативу в свои руки, слегка оттолкнув его без всякой враждебности. Она просто пыталась направить Вальбена в какой-то укромный уголок между ящиками, туда, где можно лечь. Он почти сразу же понял ее желание. Здесь оказалось тесновато и душно. Тем более, оба были длинноноги. Но все прошло как-то легко, само собой, без всякой предварительной игры. Ни он, ни она не произнесли ни единого слова. Сандира все совершала живо, активно и... быстро. Лоулер вел себя энергично и настойчиво. Им потребовалось всего одно мгновение, чтобы синхронизировать ритм своих движений, и после этого все происходило гладко. Где-то в середине происходящего Вальбен попытался припомнить, когда в последний раз занимался любовью, но тут же гневно приказал себе все внимание сконцентрировать на данной минуте жизни. Когда затмение миновало, они еще некоторое время лежали, улыбаясь и тяжело дыша, их ноги причудливо переплелись, словно бросая вызов восьминогим обитателям коралловых рифов. Лоулер чувствовал, что сейчас не время для сентиментальных и романтических фраз. Но, в любом случае, нужно что-то сказать. - Ты случайно не шла за мной по пятам? - спросил Вальбен, нарушая затянувшееся молчание. - С какой стати я стала бы это делать? - Ну-у... не знаю... - Я шла сюда за инструментами для починки канатов и не знала, что вы здесь. Корабль стало раскачивать и... - Да... Ты не жалеешь о случившемся? - Нет, - ответила Сандира. - Почему бы я стала жалеть? А ты, что, сожалеешь? - Конечно, нет. - Вот и хорошо, - спокойно произнесла она. - Нам давно бы следовало заняться этим. - Да? - Конечно, да! Почему ты так долго ждал? Лоулер рассматривал ее при тусклом свете маленькой свечи. В холодных серых глазах Сандиры мелькнула легкая усмешка. Да, да, усмешка, но отнюдь не насмешка. Даже сейчас Вальбену казалось, что она относится к произошедшему значительно проще, чем он сам. - Я мог бы задать тот же вопрос, - заметил Лоулер. - Согласна... Кстати, я предоставляла тебе соответствующие возможности, но ты сделал все, чтобы только ими не воспользоваться. - Знаю. - Но почему? - Это долгая история, - с сомнением ответил он. - И очень скучная. Гм-м... Разве сие имеет какое-то значение? - Наверное, нет. - Ну и хорошо. И снова наступила тишина. Через несколько минут ему пришло в голову, что неплохо бы снова заняться любовью, и он начал ласкать ее руку, потом - бедро. Почти сразу же она ответила на его прикосновения легкой дрожью, но, продемонстрировав великолепное умение владеть собой и безупречный такт, Сандира ухитрилась вовремя прекратить начатое им до того, как все зашло слишком далеко, и высвободилась из его объятий. - Потом, - произнесла она дружелюбным тоном. - У меня ведь действительно есть причина для того, чтобы оказаться здесь. Тейн поднялась, набросила накидку, подарила на прощание яркую, но холодную улыбку, подмигнула - и исчезла в складе на корме. Лоулера поразила ее непробиваемость. Конечно, он не имел никакого права рассчитывать на то, что произошедшее между ними станет для нее столь же сильным потрясением, как и для него после столь длительного периода его воздержания. Правда, скорее всего, ей все понравилось. Нет, она определенно получила огромное удовольствие. А не было ли это для нее приятной, но преходящей случайностью, неожиданным следствием неровного хода корабля? По крайней мере, складывалось именно такое впечатление. В один из сонных полудней отец Квиллан задумал сделать из Натима Гхаркида католика. Он занимался этим с заметной энергией, поэтому и обратил на себя внимание проходящего мимо Лоулера. Разгоряченный и вспотевший священник изливал на маленького смуглого человечка обильный поток богословских концепций, и тот слушал с присущим ему почтительным вниманием и пассивностью. - Отец, Сын и Святой Дух, - объяснял Квиллан, - един Господь, но троична сущность Его. - Гхаркид торжественно кивнул. Они не замечали Лоулера, который слушал их, остановившись наверху. Его удивило странное словосочетание. - Святой Дух... Что сие может означать? Но священник, не останавливаясь, продолжал свои рассуждения. Теперь он перешел к объяснению того, что называл "непорочным зачатием". Что-то отвлекло внимание Вальбена, и он отошел от того места, где слушал рассуждения Квиллана. Вернувшись минут через двадцать, Лоулер обнаружил, что святой отец продолжает свои объяснения. Сейчас он говорил об искуплении, обновлении, сущности и существовании, о значении греха и о том, как зарождается грех в создании, которое есть образ и подобие Божие, и о том, почему необходимо было посылать в мир Спасителя, своей смертью искупившего все зло человеческого сообщества. Кое-что из сказанного Лоулеру понравилось, что-то произвело впечатление бессмысленного вздора; через несколько минут преобладание вздора над имеющим смысл сделалось, на его взгляд, настолько грандиозным, что Вальбена возмутила приверженность Квиллана к столь абсурдной религиозной доктрине. "Священник слишком умен, - подумал он, - чтобы серьезно относиться ко всей этой болтовне о Боге, который вначале, создав мир, населил его несовершенными копиями самого себя, а затем послал в этот мир какую-то часть себя, чтобы спасти людей от недостатков и грехов с помощью собственной мучительной смерти". Но больше всего Лоулера злило то, что Квиллан, так долго сам исповедовавший эту глупую религию, теперь пытается навязать ее невинному и беззащитному Гхаркиду. Немного позже возмущенный Вальбен подошел к Натиму и посоветовал: - Вам не стоит обращать серьезного внимания на рассуждения отца Квиллана. Мне бы очень не хотелось, чтобы вы попались на его удочку. В непроницаемых глазах Гхаркида мелькнула тень удивления: - Вы думаете, что я могу попасться? - По крайней мере, мне так показалось. Натим тихо рассмеялся. - Ах, какая ерунда... Этот человек ничего не понимает, - сказал он и отправился по своим делам. В тот же день, попозже, священник отыскал Лоулера и сказал ему крайне резким и раздраженным тоном: - Я был бы вам очень признателен, если бы впредь вы воздержались от высказывания своего мнения по поводу чьих-то подслушанных вами бесед. Вы не против, доктор? Вальбен покраснел. - Что вы хотите этим сказать? - Вам прекрасно известно! - Ну, да... да. - Если у вас есть что сказать, приходите, садитесь со мной и Гхаркидом, и мы вас с удовольствием выслушаем. Но плевать в спину!.. Кивнув, Лоулер пробормотал: - Извините. Квиллан бросил на него пристальный ледяной взгляд. - Надеюсь, это искренне. - Неужели вы в самом деле считаете достойными попытки буквально впихнуть свои верования в такую простую и чистую душу, как Гхаркид? - Мы об этом уже говорили... Он не так прост, как вы думаете. - Возможно, - согласился Лоулер, - но он сказал мне, что ваши доводы не произвели на него большого впечатления. - Да, это так. Но, по крайней мере, Натим выслушивал их без предубеждения. В то время как вы... - Ну, хорошо, - прервал собеседника Вальбен, - сойдемся на том, что я по природе своей не исповедую никакую религию и ничего не могу поделать с этим. Идите и продолжайте делать из несчастного Гхаркида католика... По большому счету, меня сие мало волнует... сделайте из него даже большего верующего, чем вы сами. Это не столь сложно. С какой стати меня должно волновать ваше стремление? Я же уже извинился за свое вмешательство и действительно искренне сожалею, что влез не в свое дело. Вы принимаете мои извинения? После короткой паузы священник ответил: - Конечно. Несмотря на столь благополучную развязку, в течение некоторого времени напряженность в отношениях между ними сохранялась. У Лоулера вошло в привычку сразу же уходить куда-нибудь при виде приближающихся священника и Натима, но складывалось впечатление, что Гхаркид находит в поучениях Квиллана не больше смысла, чем Вальбен. Беседы вскоре прекратились, что доставило Лоулеру даже большее удовольствие, чем он предполагал поначалу. На горизонте появился остров, первый за все время путешествия, если, конечно, не считать того, что строили джилли. Даг Тарп направил туда приветственную радиограмму, но не получил никакого ответа. - Они настолько необщительны, - поинтересовался Лоулер у Делагарда, - или здесь живут только двеллеры? - Да, только джилли, - буркнул Нид, - одни чертовы джилли! Уж поверьте мне. Наших нет. Три дня спустя им встретился еще один остров, по форме похожий на полумесяц, лежавший, подобно спящему животному, на горизонте, к северу от их курса. Лоулер попросил у рулевого подзорную трубу, полагая увидеть признаки человеческого поселения на восточной оконечности плавучего сооружения. Тарп снова направился в радиорубку, но Делагард остановил радиста, сказав что-то о пустых хлопотах. - Тоже остров джилли? - растерянно спросил Вальбен. - На этот раз - нет! Но какой смысл сообщать им о нашем приближении, если мы не собираемся наносить им визит? - Может, они согласятся пополнить наши запасы питьевой воды? - Нет! - отрезал Нид. - Этот остров называется Тетопаль, и моим кораблям запрещено причаливать к нему. У меня плохие отношения с местными жителями. Они не дадут нам и ведерка мочи, не говоря уже о воде. - Тетопаль? - переспросил Оньос Фелк, удивленно взглянув на Делагарда. - Вы уверены? - Конечно! Что здесь еще может быть?.. Конечно, Тетопаль. - Тетопаль, - повторил Фелк. - Хорошо... Пусть будет Тетопаль, если ты так говоришь, Нид. Проплыв мимо острова, они вышли в тот район океана, где снова не встречалось никаких искусственных плавучих сооружений, возведенных джилли. Кроме воды, здесь вообще ничего не было. Казалось, корабли плывут по пустынной Вселенной. Лоулер подсчитал, что к данному моменту они должны преодолеть уже половину пути до Грейварда, хотя все весьма относительно. Путешественники явно находились в море около четырех недель, но изолированность судна от остального мира и однообразие жизни искажали ощущение времени, поэтому Вальбен не мог определить точно скорость его течения. Три дня подряд дул сильный холодный ветер с севера, приводя море вокруг корабля в злобное неистовство. Первым признаком этого стали неожиданно резкие перемены в погоде, которая в районе коралловых рифов казалась почти по-тропически теплой и нежной. Внезапно воздух сделался прозрачным и словно пронизанным напряженным ожиданием чего-то, бледное небо высокой дугой поднялось над кораблями, словно накрыв их громадным металлическим куполом. Лоулера, обладавшего определенными познаниями в метеорологии, это беспокоило. Он поделился своими опасениями с Делагардом, который отнесся к ним вполне серьезно и отдал приказ задраить люки. Немного позже послышался отдаленный шум, напоминающий барабанный бой. Он предвещал приближение ураганного ветра. Вслед за этим последовало долгое глухое завывание. И затем - быстрые и нервные короткие порывы шквала, обжигающего холодом, хлеставшего море и взбивавшего его подобно невидимому гигантскому пестику. Ветер принес с собой град, стучавший по обшивке кораблей в течение некоторого времени, но дождь, несмотря на все ожидания, не пошел. - Это пока еще цветочки, - пробормотал Делагард. Он практически не уходил с палубы все то время, пока ухудшалась погода, почти не отдыхая и забыв про сон. Отец Квиллан часто стоял рядом с ним. Они возвышались на мостике, как два дряхлых старца, безнадежно уставившихся в ту сторону, откуда налетел порывистый ветер. Лоулер видел, что Нид и священник что-то обсуждают, качают головами и куда-то показывают. Что эти двое могли сказать друг другу, грубый мужик с резким хриплым голосом и животными интересами и худощавый меланхоличный, одержимый мыслью о Боге аскет-священник? Но, как бы то ни было, они вместе входили в рулевую рубку, подходили к нактоузу, поднимались на шканцы и ют. Возможно, теперь Квиллан пытается сделать христианина из Делагарда? Или своими молитвами отвести бурю от корабля? Хотели они этого или нет, но грянул шторм. Море превратилось в огромное вздыбленное пространство взбесившейся воды. Мелкие брызги наполняли воздух, подобно белому дыму. Ветер нанес по судну мощнейший удар, словно грохнул молотом, обжигая лица людей и оставляя после себя устрашающе гулкое эхо. Паруса укоротили, но канаты все равно отвязывались от нагрузки, и тяжелые мачты раскачивались из стороны в сторону, словно тоненькие былинки под дуновением ребенка. Все, кто только мог работать, вышли на палубу. Мартелло, Кинверсон и Хендерс осторожно перемещались по корабельным снастям, страхуясь при помощи веревок, чтобы их не сбросило в воду. Остальные натягивали канаты, а Делагард яростно выкрикивал приказы. Лоулер работал вместе со всеми: во время подобного урагана никому не делалось скидок. Небо совсем потемнело, море стало еще мрачнее, кроме тех мест, где его подергивала белая пена или когда громадная волна поднималась рядом с кораблем, словно гигантская стена из зеленого стекла. Судно влетело в нее, врезавшись носом в нижнюю часть вала. Оно погружалось в темные гладкие углубления в этой сплошной водяной преграде, а затем с жутким чмокающим звуком отлетало прочь, когда его настигал штормовой удар с подветренной стороны, потом вновь неслось к стене, и на палубу обрушивались целые водопады. В подобной ситуации магнетрон оказывался совершенно бесполезным: порывы ветра налетали со всех сторон, сталкивались, окружая их хаотическими и неуправляемыми потоками воды. На кораблях задраили все люки, все, что только можно, перенесли в трюм, но захлестывавшие на борт волны находили любой забытый на палубе предмет: ведро, скамейку, багор, котелок с пресной водой - и все с грохотом катили по ней до тех пор, пока находка не исчезала в темной бушующей пучине. Корабль погружался носом в пенящиеся валы, затем вын