ался обследовать странный нарост. Назад Нид вернулся с лицом, налитым кровью, и огласил палубу набором отменных проклятий. - Проблема, - пояснил он, отдышавшись, - возникла из-за поросли морского пальца, росшего на обшивке нашего корабля в качестве самообновляющегося защитного покрытия. Какое-то здешнее растение соединилось с ним... Возможно, родственный вид. Но что бы это ни было, оно гроздьями разрастается вокруг побегов морского пальца и очень быстро закрепляется, причем сия дрянь развивается просто с бешеной скоростью. Словом, "скорлупа" в настоящий момент достаточно велика, чтобы вызвать заметную задержку в движении судна. Если она будет расти с такой же быстротой и дальше, то через пару дней мы вообще окажемся прикованными к одному месту. - И что же мы будем с этим делать? - поинтересовался Кинверсон. - У тебя есть предложения? - Ну-у... пусть кто-нибудь сядет в страйдер и счистит эту гадость, пока еще есть возможность. - Неплохая идея, - кивнул Делагард. - Я первым начну уборку. Пойдешь со мной? - Естественно, - ответил Гейб, - почему бы и нет? Нид и Кинверсон забрались в страйдер. Мартелло, управлявший механизмами шлюпбалки, поднял суденышко и выдвинул далеко за борт, чтобы опустить его за пределы образовавшейся на обшивке "скорлупы". Сложность предстоящей работы состояла в том, чтобы согласовать действия орудующего скребком и вращающего педали. Вначале это показалось довольно трудно: Гейб, работая инструментом, рубил сплеча по наросту, но успевал сделать всего один-два удара - и страйдер уже пролетал мимо. Тогда они попробовали удерживать маленький кораблик на одном месте - оказалось, что он теряет устойчивость и начинает погружаться в воду. И все-таки, по прошествии некоторого времени, у них появился определенный навык. Дело пошло быстрее. Когда стало ясно, что Кинверсон устал, они поменялись местами, ползком передвигаясь по неустойчивому суденышку, готовому перевернуться в любую минуту. - Хватит, следующая смена, - наконец крикнул Делагард. Он работал с присущим ему маниакальным упорством и поэтому страшно устал. - Еще два добровольца! Лео, я правильно понял? Тебе тоже хочется поучаствовать в этом "веселеньком" дельце? Лоулер, а вы не желаете немного поразмяться? Тила Браун заняла место Мартелло и, управляя механизмами лебедки, опустила страйдер с Лео и Вальбеном за борт. Море было относительно спокойно, но, несмотря на это, хрупкий кораблик непрерывно раскачивался и норовил перевернуться. Лоулер почему-то представил, что сейчас на них накатится волна и унесет в неизвестность. Он взглянул на воду и увидел отдельные волокна неизвестного растения-паразита, которые покачивались у самого края образованной ими "скорлупы". Как только мелкая рябь прибивала их к наросту, они тут же соединялись с ним. Кроме того, Вальбен обратил внимание на небольшие блестящие лентоподобные образования, шевелящиеся в воде. Черви? Змеи? Может, угри? Они казались очень подвижными и ловкими. "Надеются чем-то поживиться", - подумал Лоулер. Нарост "сопротивлялся", их попытки казались почти тщетными. Вальбену пришлось взять скребок обеими руками и наносить удары по волокнам новообразования изо всех сил. Иногда инструмент наталкивался на уже достаточно затвердевший участок "скорлупы" и отскакивал от него, как от камня. Несколько раз Лоулер вообще промахнулся. - Эй! - прокричал сверху Делагард. - Не щадите эту гадость! Вальбен наловчился наносить удары под особым углом, попадая между отдельными отростками волокнистой массы. Кусок за куском теперь так и отваливался от обшивки и волны уносили его в сторону от судна. Лоулер вошел в ритм работы, словно превратился в некий живой механизм по удалению надоевших сорняков. Пот градом катился по телу, начали деревенеть мышцы. Онемение стало распространяться от кистей рук к подмышкам, к плечам и груди; сердце бешено колотилось, с трудом справляясь с непривычной нагрузкой. - Все! Довольно!.. Теперь твоя очередь, - обратился он к Мартелло. Лео казался неутомимым. Он рубил "скорлупу" с какой-то восторженной энергией, беспокоившей Лоулера. Ему казалось, что он неплохо потрудился, но Мартелло за каких-то пять минут очистил от нароста даже большее пространство, чем Вальбен за все время работы. "Наверное, Лео сейчас сочиняет "Песнь о Великой Рубке", - предположил Лоулер. И мы, неистово напрягшись, боролись Со все разраставшимся врагом. Доблестно мы обрубали его зловещие отростки, Мрачно нанося удары, мы рубили и резали... Следующими на битву вышли Оньос Фелк и Лис Никлаус. После них настала очередь Нейяны и Сандиры, а потом - Тилы и Гхаркида. - Эта чертова штуковина отрастает почти с такой же быстротой, с какой мы ее вырубаем, - мрачно заметил Делагард. Тем не менее некоторые результаты их тяжелейшего труда уже были видны. Обширные участки обшивки освободились от нароста: их удалось очистить до слоя зарослей морского пальца. И вновь пришло время приниматься за работу Делагарду и Кинверсону. Они секли и рубили волокна "скорлупы" с каким-то дьявольским ожесточением. Когда мужчины поднялись на борт, то показались раскалившимися добела от собственного трудового азарта. Утомление ввело их в какое-то трансцендентное состояние: Нид и Гейб молча сидели у ограждения и с тупым восторгом смотрели перед собой. - Пойдемте, док, - позвал Мартелло. - Снова наша очередь. Казалось, Лео решил в работе превзойти даже самого силача Кинверсона. Пока Лоулер удерживал страйдер на плаву непрерывным вращательным движением ног, от которого они постепенно немели и теряли чувствительность, Мартелло вел жестокую битву с растениями, уподобясь неизвестному мстительному божеству. Раз! Р-раз! Еще! Он заносил скребок высоко над головой и что было мочи обеими руками обрушивал его на своего противника, глубоко врубаясь в разросшуюся рыхлую ткань "скорлупы". Удар! Еще удар! Огромные куски нароста отваливались от обшивки и относились прочь. Раз! Каждый последующий удар оказывался сильнее предыдущего. Страйдер раскачивался из стороны в сторону, грозя вот-вот перевернуться. Лоулер изо всех сил старался сохранить равновесие. Удар! Еще удар! В этот момент Лео размахнулся с неимоверной энергией и ударил скребком с чудовищной - прямо-таки невиданной - силой. От обшивки отломился огромный кусок, обнажив доски корпуса "Царицы Гидроса". Должно быть, Мартелло не рассчитал свои силы. Он зашатался, инструмент выпал из его рук. Лео попытался схватить скребок на лету, но не сумел, а вместо этого повалился вперед и с громким плеском рухнул в воду. Лоулер, не переставая вращать педали, наклонился вперед и протянул упавшему руку. Мартелло находился в двух метрах от страйдера и беспомощно барахтался в воде. То ли он не замечал протянутой руки, то ли слишком запаниковал, но в любом случае не сделал самого простого в возникшей ситуации - не принял предложенную помощь. - Плыви ко мне! - закричал Лоулер. - Сюда, Лео! Сюда! Мартелло продолжал беспомощно колотить руками, поднимая тучу брызг. Его глаза остекленели от ужаса. Внезапно он застыл, словно кто-то снизу вонзил в него кинжал. Затем по его телу пробежала волна судорог. Лебедка шлюпбалки уже нависла над ними. С подъемного устройства свешивался Кинверсон. - Еще ниже... Вот так... Ниже, - командовал он. - Левее. Хорошо, хорошо. Он схватил корчащегося Лео под мышки и вытащил из воды, словно ребенка. - А теперь вы, док, - процедил Гейб. - Вы не сможете поднять нас вдвоем. - Давайте рискнем. Вот так, смелее. - Свободной рукой Кинверсон обхватил Вальбена на уровне груди. Лебедка перенесла всех троих через ограждение на палубу. Лоулер высвободился из железных объятий Гейба, прыгнул вперед и упал на колени. К нему тотчас подбежала Сандира, чтобы помочь, если потребуется. Мартелло, промокший насквозь, неподвижный и обмякший, лежал на спине. - Отойдите от него, - резко приказал Вальбен и жестом предупредил Кинверсона, что приближаться не стоит. - Гейб, вас это тоже касается. - Нам нужно перевернуть его на живот и откачать из него всю воду, которой он нахлебался, болтаясь за бортом. - Это меня беспокоит меньше всего. Отойди, Гейб! - Лоулер повернулся к Сандире. - Ты знаешь, где лежит моя сумка с инструментами? Ну, скальпели и все остальное? Принеси ее, пожалуйста, сюда. Он опустился на колени рядом с Мартелло и обнажил его тело до пояса. Лео дышал, но, скорее всего, находился без сознания. Его глаза были широко открыты, но в них отсутствовало всякое выражение. Время от времени лицо Мартелло искажала жуткая гримаса боли, все его тело дергалось, словно через него пропускали мощные импульсы электрического тока. Вальбен положил руку на живот Лео, надавил и почувствовал под пальцами какое-то движение внутри: непонятную дрожь, странные необъяснимые сокращения под твердой и плотной броней брюшной мускулатуры. "Там что-то есть? Скорее всего, да, - подумал в отчаянии Лоулер. - Этот проклятый океан вторгается в вас и овладевает вами при малейшей возможности. Может быть, еще не поздно, и я успею спасти его... Прочистить, зашить... Нужно попытаться сохранить общину от дальнейшего уменьшения". Вокруг доктора блуждали тени; все толпились поблизости, пристально взирая на происходящее, которое одновременно и притягивало, и отталкивало. Лоулер резко и грубо крикнул: - Эй! Все вы! Убирайтесь! Зачем вам это видеть? Мне неприятно, когда на меня смотрят. Но люди не сдвинулись с места. - Вы слышали дока?! - прогремел низкий бас Делагарда. - Убирайтесь! Дайте ему возможность спокойно работать! Сандира, появившись из трюма, поставила рядом с Вальбеном сумку с инструментами для оказания помощи. Лоулер вновь ощупал живот Мартелло. Да, там есть какое-то движение или, точнее, копошение. Лицо Лео покраснело, зрачки расширились, взгляд устремился в совершенно иной, далекий, мир. Из пор выступили маленькие капельки пота. Вальбен извлек из сумки свой самый лучший скальпель и положил его на настил палубы, затем приложил обе ладони к животу потерпевшего под самой диафрагмой и резко надавил. Мартелло издал некое подобие вздоха, изо рта выплеснулось немного воды и рвоты, но не более того. Лоулер повторил попытку - и вновь ничего. Снова его пальцы ощутили какое-то движение в брюшной полости Лео. Еще одна попытка. Вальбен перевернул Мартелло на живот и изо всех сил надавил обеими руками на тело посередине спины. Лео захрипел, изо рта вытекло немного воды и рвотных масс. Словом, безрезультатно. Лоулер на мгновение сделал паузу, пытаясь обдумать план дальнейших действий. Он снова перевернул Мартелло на спину и взялся за скальпель. - Вам будет неприятно видеть это, - произнес Вальбен, обращаясь ко всем стоящим поблизости, и сделал первый надрез на животе пострадавшего слева направо своим острейшим инструментом. Лео практически никак не прореагировал на сие вмешательство со стороны, лишь издал тихий неопределенно-булькающий звук. Его явно отвлекало что-то другое, причинявшее более значительную боль. Кожа... Мышцы... Лоулер ловко орудовал скальпелем. Опытным движением руки он снимал один слой ткани за другим, пока не дошел до брюшины. Вальбен давно уже научился входить в некое особое психическое состояние во время проведений операции, представляя себя скульптором, а больного - чем-то вроде неодушевленного куска дерева. Только благодаря этому приему он мог выносить процесс вторжения в человеческое тело. Все глубже и глубже... Вот Лоулер вскрыл удерживающую внутренности брюшную перегородку. Вокруг Мартелло на досках палубы кровь смешивалась с морской водой. Сейчас покажутся сложные хитросплетения кишок... Кто-то закричал, кто-то издал возглас отвращения... Но эта реакция была вызвана не видом поблескивающих внутренностей Мартелло. Что-то другое поднималось из вскрытой полости Лео, нечто изящное и яркое; оно медленно разворачивало свои кольца и, наконец, приняло вертикальное положение. Извивающаяся часть этой гадости, открывшаяся взору людей, возвышалась над телом Мартелло сантиметров на шесть. Это нечто не имело глаз и даже, по-видимому, головы. Просто скользкая и гладкая розовая лента неизвестной живой материи. В верхнем ее конце различалось отверстие, по всей вероятности, некое подобие рта. Из него высовывался шероховатый красный язычок. Это гибкое сверкающее порождение океана Гидроса двигалось с какой-то сверхъестественной грацией, гипнотизирующе покачиваясь из стороны в сторону. За спиной Лоулера не утихали крики ужаса и отвращения. Вальбен нанес по твари резкий и точный удар скальпелем и рассек ее примерно посередине. Верхняя часть упала на палубу рядом с телом Мартелло и начала судорожно сворачиваться и разворачиваться, а затем поползла к Лоулеру. Огромный сапог Кинверсона опустился на нее и размазал по палубе. - Спасибо, - тихо произнес Вальбен. Но вторая часть все еще оставалась в организме Лео. Лоулер попытался выманить ее кончиком скальпеля. Казалось, эту тварь совершенно не беспокоило, что от нее отделили изрядный кусок. Она продолжала свой гипнотический танец с прежней непонятной грацией. Пробравшись пальцами под тяжелую горку внутренностей, Вальбен постарался выгнать оттуда засевшую гадину. Он надавливал то тут, то там. Наконец ему показалось, что удалось отыскать оставшуюся часть. Лоулер обрезал ее, но последние пять сантиметров, словно насмехаясь над ним, ловко выскользнули из пальцев. Он снова заработал скальпелем. "На сей раз, кажется, все", - с облегчением подумал измотавшийся хирург и отбросил остатки твари. Кинверсон тут же растоптал их. Теперь на палубе воцарилось гробовое молчание. Лоулер начал закрывать рану лоскутом кожи, но какое-то новое подозрительное движение заставило его остановиться. Еще что-то? Да. Да! По крайней мере, еще одна тварь продолжает жить в организме Лео. А может, и не одна?! Мартелло застонал, немного пошевелился и вдруг рванулся вперед с такой неожиданной силой и стремительностью, что Вальбену пришлось моментально убрать скальпель, ибо прооперированный мог пораниться о него. Появился второй "угорь", а за ним - третий. Они начали покачиваться в том же жутковатом танце. Затем один из них вновь исчез в брюшной полости Лео, устремляясь вверх, к легким. Но вторую тварь Лоулеру удалось выманить и разрубить на две части, потом - еще на две, и так до последнего кусочка. Он ждал, что появится та, ускользнувшая от его ножа. Спустя мгновение Вальбен заметил яркого и блестящего "угря" где-то посередине вскрытой и окровавленной брюшины. Но эта третья тварь оказалась отнюдь не последней. Он видел кольца других бестий, корчившихся в открытой ране и уже начавших свое пиршество. Сколько же их всего? Две? Три? Тридцать? Он поднял голову и мрачно огляделся. Делагард пристально смотрел на него, словно спрашивая: "Что делать-то дальше?" Во взгляде Нида слились шок, отчаяние и нескрываемое отвращение. - Док, вы можете всех их достать оттуда? - Вряд ли. Мартелло набит этими тварями до отказа. Они пожирают его. Если я продолжу резать, то к тому времени, когда Лео отойдет в мир иной, мне все равно не удастся уничтожить всех угрей. - Боже мой! - пробормотал Делагард. - Сколько он протянет? - Думаю, все зависит от того, когда одна из этих тварей достигнет его сердца. Впрочем, долго ждать не придется. - Он что-нибудь ощущает, док? Как вы думаете? - Надеюсь, нет, - отозвался Лоулер. Агония длилась около пяти минут. Вальбен никогда не думал, что столь короткий отрезок времени может тянуться так долго. Периодически тело Мартелло вздрагивало и корчилось. По-видимому, паразиты касались определенных нервных окончаний. Однажды даже возникло впечатление, что Лео пытается встать на ноги. Затем он издал едва слышный стон, упал навзничь, и свет в его глазах померк. - Все кончено, - тихо произнес Лоулер и сразу же ощутил внутреннюю опустошенность, какое-то онемение и усталость одновременно. У него не было сил ни на горе, ни на какое угодно другое сильное чувство. "Наверное, - мелькнула мысль в его голове, - с самого начала все мои попытки спасти Мартелло заранее оказались обречены на провал. По крайней мере, десяток этих чертовых "угрей", а может, и больше, проник в него. Целая орда! Они мгновенно вошли в организм Лео через рот или анус и упорно стали продираться сквозь плоть в брюшную полость жертвы. Я извлек девять, но другие-то остались и продолжали пожирать поджелудочную железу Мартелло, его селезенку, печень, почки. Когда же эти твари покончили с лакомыми кусочками, то перешли к тому, что осталось от юного поэта, и их маленькие красные шероховатые язычки не останавливались ни на мгновение. Никакая операция, с какой бы скоростью ее ни проводить, не могла бы очистить организм от этих прожорливых юрких бестий". Нейяна принесла простыню, и Лео завернули в нее. Кинверсон легко поднял, тело на руки и понес его к борту. - Подожди! - крикнула Тила. - Положи это с ним. В руках она держала стопку исписанных листков бумаги. Знаменитая поэма. Видимо, она взяла ее в каюте Мартелло. Браун положила потрепанные страницы под простыню и туго перевязала концами широкого полотнища то, что осталось от красивого высокого юноши. На какое-то мгновение у Лоулера возникло желание помешать ей, сохранить рукопись, но затем пришло отрезвление: "Пусть так и будет. Эта поэма принадлежит только ему". - Мы предаем морю тело нашего возлюбленного брата Лео. Во имя Отца и Сына и Святого Духа... Снова Святой Дух? Всякий раз, когда Лоулер слышал это странное словосочетание из уст Квиллана, оно поражало его. Какая все-таки непонятная идея... Как он ни старался, не мог представить себе, что имеется в виду под данным понятием. И вновь, будто вспомнив нечто неприятное, Вальбен отмахнулся от этой мысли: он слишком устал, чтобы размышлять о столь отвлеченных вещах. Гейб поднес тело к ограждению и положил на специально приготовленную наклонную доску, затем едва заметно подтолкнул - и оно полетело вниз, в воду. И в то же мгновение из морских глубин, словно по мановению волшебной палочки, явились существа весьма необычного вида: с вытянутыми изящными телами, покрытыми густым шелковистым мехом черного цвета, на которых размещалось множество плавников и плавничков. Их было пять. Пять созданий, гибких, с мягким и добрым взглядом разумных глаз, с темными мордами, на которых торчали пучками подергивающиеся усики. Внимательно и осторожно, без лишних неуклюжих движений, они окружили тело Мартелло и повлекли его за собой, по пути разматывая простыню. Затем нежно и аккуратно сняли материал. А потом - с той же нежностью и аккуратностью - существа сгрудились вокруг Лео, вокруг его застывающих останков и начали... пожирать их. Все происходило в некой торжественной тишине, без свойственной хищникам жадной и грязной суеты и борьбы за особо лакомый кусок. Происходящее ужасало и одновременно зачаровывало какой-то жутковатой простотой. Движения этих созданий заставляли море загадочно фосфоресцировать. Казалось, поток холодно-малинового пламени поглощал то, что осталось от Мартелло, словно он медленно распадался, превращаясь в свет. Невольно складывалось впечатление, какое обычно возникает при посещении анатомического театра: порождения глубин Гидроса исследуют анатомию человека, с предельной тщательностью снимая с его тела слой кожи и открывая взору связки, мышцы, нервы и сухожилия. Они проникали все глубже и глубже. На происходящее почти невозможно было смотреть. Даже Лоулер, для которого не существовало никаких тайн строения человеческого организма, внутренне содрогнулся. Их работа велась с такой точностью, четкостью и чистотой движений, так неторопливо, так почтительно, что от вершащегося на поверхности воды невозможно было оторвать глаз; всю эту сцену окружал какой-то ореол неведомого и неуловимого обаяния. Они слой за слоем обнажали секреты внутреннего строения тела Мартелло до тех пор, пока не остался лишь белый остов скелета. Затем участники этой процедуры взглянули вверх на стоявших у ограждения людей, словно ожидая от них одобрения. Вне всякого сомнения, в их глазах читалось наличие разума. Неожиданно Лоулер заметил, что они кивнули - это, несомненно, означало что-то вроде приветствия - и тут же скользнули во тьму волн, ни в малейшей степени не нарушив той торжественной тишины, которая установилась с того момента, как существа появились на глазах экипажа "Царицы Гидроса". Скелет Мартелло тоже исчез, отправившись в свой путь к неведомым морским глубинам, где его уже ожидали другие организмы, чтобы воспользоваться кальцием, содержащимся в костях. От полного энергии, молодого задора и несбывшихся надежд юноши не осталось ничего, кроме нескольких страниц рукописи, покачивавшихся на океанских волнах. Прошло совсем немного времени - и они тоже исчезли из виду. Позже, уединившись в своей каюте, Лоулер попытался подсчитать, насколько ему хватит запасов "травки". Вышло, что совсем не на много, дня на два, не более. Разделив жидкость на две дозы, он залпом проглотил наркотик. "А, черт с ним! - подумал Вальбен и немного погодя допил остатки. - Черт с ним!" 6 Симптомы "ломки" начали проявляться через день, незадолго до полудня: потливость, дрожь, тошнота, общая слабость и вялость. Лоулер был готов к этому или, по крайней мере, думал, что готов. Но они усиливались гораздо быстрее, чем он предполагал. Испытание становилось настолько тяжелым, настолько мучительным!.. Вальбен даже начал сомневаться, выдержит ли он сии муки ада. Сила боли, захлестывавшей его подобно накатывающимся приливным волнам, ужасала. Порой ему казалось, что мозг просто раздулся до неимоверных размеров и теперь давит на стенки черепа. Инстинктивно Лоулер тянулся к опустевшей фляге, но - увы! - она давно опустела. Он скорчился на койке, его лихорадило, била дрожь; Вальбен чувствовал себя бесконечно несчастным. После полудня к нему заглянула Сандира. - Это как раз то, что происходило с тобой позавчера? - спросила она. - Ну, после происшествия с Мартелло? - О, нет! Вовсе нет. - Значит, ты болен? Он, не говоря ни слова, указал на пустую флягу. Тейн не сразу, но все же поняла его. - Вэл, я могу хоть чем-то помочь тебе? - Обними меня, пожалуйста, вот и все. Он положил голову к ней на колени и прижался к мягкой груди. Некоторое время Лоулера бил сильнейший озноб. Но постепенно он успокоился, хотя самочувствие оставалось отвратительным. - Кажется, тебе немного лучше, - заметила Сандира. - Да, чуть-чуть... Но не уходи, пожалуйста. - Я здесь. Принести воды? - Да. Нет... Нет, не уходи, оставайся со мной. Он снова прижался к ней и чувствовал, как растет жар и тает, затем вновь возникает, но уже с неожиданной и сокрушительной силой. Наркотик оказался значительно более мощным, чем предполагал Лоулер, и сформировавшаяся зависимость давала о себе знать мощными непрерывными импульсами. И все же... Все же... боль не донимала его постоянно. Проходили часы, и в них появлялось такое мгновение, когда он чувствовал себя почти хорошо. Это выглядело так необычно и вселяло надежду на скорейшее избавление от недуга. Вальбен не возражал против борьбы. В конце концов, ему хотелось одержать победу. Сандира оставалась с ним до самого вечера. Он засыпал, а когда пробуждался, она все еще была рядом. Ему казалось, что у него распух язык. От слабости ноги не держали. - Ты знал о таких последствиях? - поинтересовалась Тейн. - Да. Вернее, мне кажется, да. Хотя и не предполагал, что будет больно до такой степени. - Как ты себя чувствуешь сейчас? - По-разному. За дверью раздался голос Делагарда: - Как он там? - Он беспокоится за тебя, - заметила Сандира. - Очень разумно с его стороны. - Я сказала ему, что ты заболел. - Подробности не рассказывала? - Что ты! Никаких деталей! Заболел - и все! Ночь прошла ужасно. Временами Лоулер думал, что начинает сходить с ума. Но потом, незадолго до рассвета, наступил один из тех неожиданных и необъяснимых периодов облегчения; словно что-то пронзило его мозг извне и избавило от мучительной жажды наркотического питья. Когда показались первые отблески солнечных лучей, к нему вернулся аппетит. Выбравшись из постели, Вальбен впервые с тех пор, как у него началась лихорадка, встал на ноги и смог не упасть, балансируя руками. - Ты выглядишь уже не так плохо, - отметила Сандира. - Это и в самом деле так? - Ну-у, более или менее. Но мое состояние обязательно вернется. Впереди - долгая борьба. Действительно, прошло не так уж много времени, и все началось снова, но теперь - Лоулер не мог объяснить причин этой перемены - он чувствовал себя более уверенно и не поддавался панике и безотчетному страху. Вальбен, если говорить честно, ожидал три, четыре, даже пять дней кошмара, а потом постепенного уменьшения пытки по мере того, как его организм будет освобождаться от потребности в "травке". Пока же шли только вторые сутки... И вновь это ощущение вторжения извне чего-то, что направляло, поднимало и освобождало его из тяжкой трясины полузабытья. А потом - снова дрожь и пот. Вслед - еще один период ремиссии, длившийся почти полдня. Он поднялся на палубу, подышал свежим воздухом, немного прогулялся. Лоулер признался Сандире, что, по его мнению, он слишком легко выпутывается из этой переделки. - Вот видишь! Оказывается, ты просто счастливчик, - весело сказала она, стараясь не подавать вида, что ее немного пугает изможденное лицо Вальбена. С наступлением ночи ему снова сделалось плохо. Схватит - отпустит, нарастание боли - спад... Но все равно все складывалось более чем благоприятно: казалось, он выздоравливает. К концу недели абстиненция проявлялась лишь в изредка накатывающихся на него волнах дискомфорта. Лоулер поглядывал на пустую флягу и улыбался. Воздух был чист, дул сильный ветер. "Царила Гидроса" продолжала свой путь в юго-восточном направлении по безбрежному океану планеты. Свечение морской воды усиливалось не по дням, а по часам. Казалось, весь мир вокруг начал сиять. Волны и небо излучали свет днем и ночью. Время от времени появлялись жуткие существа. Вот и сейчас вдали возникли силуэты полудюжины невиданных ранее созданий. Они выпрыгивали из воды, несколько секунд парили в воздухе, а затем с громким плеском исчезали в пучине, которая постоянно грозила разверзнутыми огромными пастями. Большую часть времени на корабле властвовала тишина. Каждый тихо и без лишней суеты занимался своим делом. Работы появилось много, так как из четырнадцати выполнявших ее в начале экспедиции осталось всего одиннадцать человек. Мартелло - веселый, брызжущий оптимизмом и надеждами на лучшее будущее, задавал тон во всем; его смерть оказала сильное влияние на общее настроение экипажа. Но, как бы там ни было, цель их плавания - Лик Вод - становилась все ближе. "Возможно, поэтому все и помрачнели, - подумал Лоулер. - Его еще не видно на горизонте, но каждый знает - он где-то здесь, рядом. Каждый прямо-таки физически ощущает присутствие чего-то необычного. Трудно сказать, в чем оно выражается, но Лик - здесь. Причем не просто остров, а нечто значительно большее. Скорее всего, живое, знающее об их приближении и с нетерпением ждущее гостей". Вальбен покачал головой, пытаясь избавиться от сей мысли. Все это - лишь расплывчатые фантазии, ужасные видения, рожденные бредом, пустые и глупые сказки. "Вероятно, ломка еще полностью не прошла", - сказал он себе. Лоулер ходил, немного пошатываясь, чувствовал слабость и оказался уязвим для всех напастей. Тем не менее Лик не выходил у него из головы. Он постоянно пытался припомнить рассказы старого Джолли о его странствиях, но под тридцатилетними напластованиями памяти все выглядело туманным и крайне запутанным. По словам старого морехода выходило, что Лик Вод - или как он его еще называл, Бездна - это дикое и фантастическое место. Оно полно растений, совсем не похожих на морские. Да-да, растений... Странные цвета, яркий свет, который сияет и днем, и ночью, загадочная область на самом краешке мира, прекрасная и зловещая. А вот говорил ли Джолли что-либо о животных, о существах, обитающих на суше? Нет... По крайней мере, ничего подобного Лоулер не мог припомнить. Да, никаких живых созданий, только густая чаща, джунгли. Но ведь старик что-то рассказывал о некоем городе... Правда, не на Лике, а _рядом_ с ним. Где? В океане? И здесь память окончательно подводила Вальбена. Он изо всех сил пытался вспомнить то время, когда ему приходилось подолгу беседовать с Джолли, сидя у воды рядом с просоленным океаном моряком, который говорил, говорил, говорил... Город... Город в море... _На дне_ моря... Лоулер ухватился за хвостик ускользавших от него воспоминаний, но не смог удержать их. Попытался снова - и опять побежал за ними вдогонку. Город на дне моря... Да, именно так! Дверь в океане, ведущая в некий таинственный коридор, какая-то гравитационная воронка, устремленная вниз, в направлении грандиозного сооружения, где живут джилли, превосходящие всех своих собратьев, живущих на островах, в такой же степени, сколь цари возвышаются над нищими. Там двеллеры существуют подобно богам и никогда не выходят на поверхность. Они живут в склепах, запечатанных огромным давлением, обитают в торжественном величии и немыслимой роскоши. Лоулер улыбнулся. Да, именно так рассказывал старик. Словом, блистательная сказка, величественная фантазия. Самая лучшая, самая яркая из всех повествований Джолли. Вальбен пытался представить себе, каким мог быть этот город, и перед его мысленным взором проплывали высокие, величественные и властительные джилли, входящие сквозь грандиозные арочные ворота в сияющие великолепием роскошные чертоги. Размышляя об этом сейчас, он вновь ощутил себя совсем мальчишкой, присевшим на корточки у ног старого морехода и вслушивающимся в каждое слово, которое произносил сей грубый, по-стариковски надтреснутый голос. Отец Квиллан тоже много думал о Лике Вод. - У меня есть новая теория относительно этого места, - однажды заявил он. Священник провел все утро, медитируя рядом с Гхаркидом в той части судна, где находились рыболовные снасти. Лоулер, проходя мимо, удивленно уставился на них. Они оба, казалось, впали в транс. Их души, вероятно, пребывали на каком-то совершенно ином плане бытия. - Я изменил свое мнение, - произнес святой отец. - Помните, о чем говорили мы раньше? Лик - это рай, и там обитает сам Господь, Первопричина всего сущего, истинный Творец, Тот, к Кому нам приходится обращать свои молитвы... Теперь я так не считаю. - Ну и что же? - безразлично произнес Лоулер. - Значит, Лик Вод - это не Божий ваарг. Вам лучше знать... - Да, да, не жилище Господа, но совершенно определенно он является местом обитания какого-то божества. Эта точка зрения абсолютно противоположна моему первоначальному мнению о сем острове и всему тому, что ранее составляло сущность моей веры в божественное начало. Я начинаю впадать в ересь, в величайшую ересь. На данном этапе своей жизни мне приходится стать политеистом, то есть язычником! Сие кажется абсурдным даже мне самому. И все же я говорю об этом совершенно искренне. - Ничего не понимаю! - воскликнул пораженный Вальбен. - Какое-то божество. Бог... Какая разница?! Если вы способны поверить в одного Господа, значит, можете верить, и в какое угодно их количество, по крайней мере, так мне представляется. Вся сложность-то в том, чтобы суметь поверить хотя бы в одного. Например, я не способен даже на это. Квиллан одарил его улыбкой любящего отца. - Вы ведь ничего не понимаете, не правда ли? Классическая христианская традиция, берущая начало в иудаизме и, насколько мы можем судить, уходящая своими корнями в Древний Египет, считает, что Бог есть единая и неделимая сущность. Я никогда прежде не подвергал это сомнению. И даже никогда _не помышлял_ о том, чтобы начать копаться в истоках моей веры... Мы, христиане, называем Его Троицей, но всегда помним о единстве Господа в Трех Лицах. Сие может показаться непонятным неверующему, но нам-то известно, что это значит. Никаких сомнений на сей счет просто быть не может: Бог - один, только один! Но вот за последние несколько дней, нет, даже несколько часов... - Священник замолчал. - Гм-м... Позвольте мне воспользоваться математической аналогией. Вы знакомы с теорией Геделя? - Нет. - Да, да... Я тоже, в общем-то, не очень... Но мне запомнилась ее примерная формулировка. Кажется, это происходило в двадцатом веке... Впрочем, неважно. Так вот, теорема Геделя утверждает, - и никто не сумел до сих пор опровергнуть ее - что существует некий фундаментальный предел рациональных возможностей математики. Мы можем доказывать все положения математической логики до определенной границы, дальше которой ни при каких обстоятельствах пройти не сможем. В конечном итоге всегда обнаруживается, что, пробравшись через многочисленные процедуры математических доказательств, попадаешь в область недоказуемых аксиом, то есть такого материала, который следует просто-напросто принимать на веру, если нам хочется хоть что-то понять в этой Вселенной. Таким образом мы достигаем пределов разума. Чтобы идти дальше - чтобы вообще продолжить сам процесс мышления, - нам приходится признавать правильность этих базовых аксиом, не имея возможности обосновать их истинность. Вы понимаете меня? - Надеюсь, да. - Хорошо. Моя же мысль заключается в том, что теорема Геделя проводит границу между богами и простыми смертными. - Вот как? - только и смог произнести пораженный Лоулер. - Да, да, именно так, - отрезал отец Квиллан. - Она определяет, скорее всего, край человеческого мышления. А боги обитают по ту сторону черты. Ведь они такие существа, для которых не существует пределов, устанавливаемых Геделем. Мы, люди, живем в мире, где реальность - в конечном итоге - распадается на иррациональные гипотезы или, по меньшей мере, на внерациональные предположения, так как это невозможно доказать. Боги же обитают в сфере абсолютного континуума, в котором реальность не только установлена и познаваема далеко за гранями нашего аксиоматического предела, но может быть изменена и перестроена по воле Божьей. Впервые за все время их беседы Лоулер почувствовал проблеск интереса к ее теме. - Гм-м... Галактика полна существ, чья математика не лучше нашей... Как же они вписываются в вашу схему? - Давайте будем относить всех разумных обитателей миров, для которых справедливы ограничения теоремы Геделя, к кругу людей независимо от их внешнего вида. Тогда все создания, способные функционировать за пределами геделевской теории, будут именоваться богами. - Лоулер согласно кивнул головой. - Продолжайте. - Хорошо... А теперь позвольте мне познакомить вас с концепцией, которая пришла мне в голову сегодня утром, когда я сидел здесь и размышлял о Лике Вод. Признаю - это самая чудовищная ересь, но я был еретиком и раньше и как-нибудь переживу собственное порождение ума. Хотя, конечно, мне не приходилось впадать в ересь до _такой_ степени. - Квиллан вновь блаженно улыбнулся. - Предположим, сами боги на каком-то определенном уровне достигают пределов Геделя, того предела, на котором их собственная способность мыслить - точнее, способность творить и перестраивать сотворенное - упирается в некое подобие барьера. Так же, как и у нас, но на качественно ином уровне, то есть они, в конце концов, приходят к чему-то, дальше чего не могут пойти. - Конечный предел Вселенной, - заметил Лоулер. - Нет! Всего лишь _их_ конечный предел! Вполне возможно, над ними существуют более могучие и великие божества. Те боги, о которых мы сейчас ведем беседу, заключены в свою собственную ограниченную реальность, и так же, как и наша, их реальность включена в реальность более высокого уровня с недоступными им математическими законами. Это нечто воспринимается ими как божественная реальность, а населяющие ее являются для них богами. И эти высшие божества, то есть обитатели той высшей реальности, так же окружены со всех сторон стеной Геделя, за которой находятся еще более значительные и могущественные боги. И так далее, и так далее... - До бесконечности?! - выдохнул изумленный Лоулер, с трудом преодолевая внезапно возникшее головокружение. - Да. - А разве в определение божественной сущности не входит понятие о бесконечности? Как бесконечное может быть меньше самой бесконечности? - Одно бесконечное множество является частью другого, то есть содержит в себе бесчисленное количество подмножеств. - Ну, хорошо, - произнес Лоулер, но теперь его голос звучал уже не так уверенно. - Но какое отношение все это имеет к Лику Вод? - Если Лик - это истинный рай, нетронутый и девственный, обитель Святого Духа, то он может быть населен высшими существами, отличающимися ангельской чистотой и могуществом. Да, да, именно теми, кого Церковь когда-то называла ангелами или богами, как именовали их последователи более древних религий. "Потерпи, - приказал сам себе Вальбен. - Уж слишком серьезно воспринимает этот человек собственные слова". - И все эти высшие существа, ангелы, боги, как бы мы их там ни обозвали, - местные "постгеделевские гении", не так ли? - спросил он. - А для нас - просто боги, боги и для джилли, так как они считают Лик Вод святым местом... Выходит, здесь живет не сам Бог, Господь Всемогущий, ваш любимый Бог, тот, которого почитает ваша Церковь, творец Вселенной и создатель джилли и нас с вами и всего остального. Вы не найдете Его поблизости или, по крайней мере, найдете, да и то не всегда. Этот Бог находится гораздо выше на иерархической лестнице бытия. Он не обитает на какой-то сугубо определенной планете, а пребывает в более высокой обители, в более обширной Вселенной, взирая на нас оттуда, сверху, время от времени проверяя, как тут, внизу, идут дела. - Совершенно верно. - Но тогда выходит, что даже Он не достиг самого верха? - А вершины нет, - ответил Квиллан. - Существует лишь бесконечная лестница "божественности", где на самой нижней ступеньке пребывают существа, лишь на самую малость превосходящие смертных; на самой же верхней - нечто совершенно непостижимое. Я, конечно, не знаю, на каком уровне вышеупомянутой лестницы находятся обитатели Лика Вод, но совершенно очевидно, что значительно выше того, на котором существуем мы сами. Господь же Всемогущий есть не что иное, как сама эта многоступенчатая структура. Так как Бог бесконечен, он не может занимать ни один из конечных уровней божественности, а может быть лишь всей этой бесконечно восходящей цепью; в ней нет предела, вернее, высшего предела, только все более и более высокий уровень - и так ad infinitum [до бесконечности (лат.)]. Лик Вод - одно из промежуточных звеньев в данной иерархии. - Понимаю... - неуверенно произнес Лоулер. - Размышляя над этим, можно проникнуть и в более высокие бесконечности, даже несмотря на то, что, по определению Геделя, мы никогда не сможем постичь самое Высшее, ибо для сего нам нужно быть выше самых высоких из данной бесконечности. - Квиллан взглянул на небо и распростер руки в таком жесте, что он показался Лоулеру самопародией. Но затем священник повернулся к нему и произнес с интонацией, прямо противоположной той, с которой он говорил всего несколько секунд назад: - Наконец-то, док, я по-настоящему понял, почему из меня не получился священнослужитель. Должно быть, все это время мне казалось, что Бог, Единое Верховное Существо, управляющее нами, абсолютно недостижим. Для нас Он фактически вообще не существует... А если и существует, то очень далеко от нашего бытия. Его реальность для ч