явно намерен оставаться со мной до самого конца, а конец мне светит невеселый. Я уже представляю себе пылающие глаза Зевса, его гневный оскал. Оскорбленный вождь ледниковой эпохи в припадке ярости. А раз я не справился с делом, они закончат его за меня. Убьют его, а возможно и меня, потому что я продемонстрировал себя в роли опасного идиота, приводящего домой каждого врага, которого его послали убить. - Придурок ты несчастный, - говорю я неандертальцу. - Зря ты за мной увязался. Он вновь улыбается. Ты ведь ни хрена не понимаешь, верно, приятель? Мы проходим мимо мусорной кучи, потом мимо бойни. Би Джи и его команда строят новый дом. Би Джи поднимает голову, видит меня, и его глаза блестят от изумления. Он толкает Марти, Марти толкает Пола, а тот хлопает по плечу Дэнни. Они тычут пальцами в меня и неандертальца. Переглядываются. Открывают рты, но ничего не говорят. Перешептываются, покачивают головами. Слегка пятятся, потом окружают нас и пялятся, разинув рты. Боже, начинается... Представляю, о чем они думают. Они думают, что я окончательно свихнулся. Пригласил духа в гости пообедать. А если не духа, то врага, которого полагалось убить. Думают, что я законченный сумасшедший, полный идиот, и что теперь им придется самим завершать грязную работу, на которую у меня не хватило ума. И я гадаю, стану ли я защищать от них неандертальца, и если да, то как это будет происходить? Мне что, накидываться на всех четверых разом? А потом извиваться на земле, когда четыре моих закадычных приятеля навалятся и пришлепнут меня к вечной мерзлоте? Да. Если они меня вынудят, клянусь, я так и поступлю. И выпущу им кишки длинным каменным ножом Марти, если они попробуют сделать что-нибудь со мной или c неандертальцем. Я не хочу об этом думать. Я вообще ни о чем подобном думать не хочу. Потом Марти показывает пальцем, хлопает в ладоши и подпрыгивает на три фута. - Эй! - вопит он. - Посмотрите-ка! Он привел с собой духа! И они набрасываются на меня, все четверо - окружают, смыкают тесное кольцо, молотят. Я даже не могу пустить в ход нож, все происходит слишком быстро. Я делаю все, что в моих силах локтями, коленями и даже зубами. Но они лупят меня со всех сторон - ладонями по ребрам, руками по спине. У меня перехватывает дыхание, и я едва не падаю, когда на меня со всех сторон обрушивается боль. Я собираю все силы, чтобы не рухнуть, и думаю о том, как глупо умирать забитым до смерти пещерными людьми за двадцать тысяч лет до рождения Христа. По после первых нескольких секунд я чувствую, как их азарт немного стихает, ухитряюсь немного их растолкать и даже от души врезать Полу. Тот катится по земле с разбитой в кровь губой, я разворачиваюсь к Би Джи и начинаю обрабатывать его, решив оставить Марти на закуску. И тут понимаю, что они больше не дерутся со мной, да и вообще, по сути, не нападали. До меня доходит, что, хлопая меня, они улыбались и хохотали, что глаза их были полны веселья и любви, и что если бы они и в самом деле захотели меня убить, то шутя справились бы с делом за считанные секунды. Они просто веселились. Может, и грубовато, зато от души. Потом они расступаются, и мы все стоим, тяжело дыша и потирая ушибы и ссадины. Меня вновь мутит, но я сдерживаюсь. - Ты привел с собой духа, - повторяет Марти. - Не духа, - возражаю я. - Он настоящий. - Не дух? - Нет, не дух. Он живой. Он сам пошел за мной следом. - Представляете! - восклицает Би Джи. - Живой! Пришел следом! Взял и пришел с ним прямо к нам! - Он поворачивается к Полу, глаза его блестят, и мне на секунду кажется, что сейчас они набросятся на меня снова. Если они это сделают, вряд ли я сумею отбиться. Но он говорит: - Сегодня вечером должна прозвучать новая песня. Тут особый случай. - Надо отыскать вождя, - говорит Дэнни и убегает. - Послушайте, мне очень жаль, - говорю я. - Я знаю, чего хотел от меня вождь. Но я не смог этого сделать. - Что сделать? - спрашивает Би Джи. - Ты о чем говоришь? - удивляется Пол. - Убить его. Он просто сидел у костра, жарил двух куропаток, предложил мне кусок, и я... - _Убить_ его? - переспрашивает Би Джи. - Ты собирался его убить? - Разве я не должен был... Он смотрит на меня выпученными глазами и собирается что-то сказать, но прибегает Зевс, а вместе с ним почти все племя, включая женщин и детей, и они захлестывают нас волной. Радостно крича, вопя и приплясывая, они с хохотом тузят меня, выплескивая свою радость. Потом окружают неандертальца и дружно размахивают руками. Да, это праздник. Даже Зевс ухмыляется. Марти затягивает песню, Пол ударяет в барабан, а Зевс подходит ко мне и стискивает в объятиях, словно большой старый медведь. - Я все неправильно понял, так ведь? - спрашиваю я позднее Би Джи. - Вы мне, разумеется, устроили испытание. Но только не моих охотничьих способностей. Он смотрит на меня непонимающе и молчит. И это Би Джи, чей разум архитектора схватывает все на лету? - Вы хотели проверить, действительно ли я человек, верно? Способен ли я на сочувствие, смогу ли я обращаться с незнакомцем так, как обращались со мной? Пустые взгляды. Бесстрастные лица. - Марти? Пол? Они пожимают плечами. Постукивают себя по лбу: жест старый, как мир. Меня что, разыгрывают? Не знаю. Но я уверен в своей правоте. Если бы я убил неандертальца, они почти наверняка убили бы меня. Вот в чем суть. Я должен поверить, что суть именно в этом. Я мысленно поздравлял их с тем, что они вовсе не такие дикари, какими я их представлял, а они все это время гадали, насколько силен дикарь во _мне_. Они проверяли глубину моей человечности, и я выдержал испытание. Наконец и они увидели, что я тоже цивилизованный человек. Во всяком случае, человек-стервятник теперь живет с нами. Не как член племени, разумеется, а как своего рода священная игрушка, ручной шимпанзе. Вполне возможно, он последний неандерталец - или один из последних, и хотя в глазах племени он существо придурковатое, грязное и вызывающее сочувствие, его никто не обижает. Для них он жалкий немытый дикарь, который приносит удачу, если с ним хорошо обращаться. Он отпугивает духов. Черт, уж не из-за этого ли и меня приняли в племя? Что касается меня, то я давно уже расстался с надеждой на возвращение. Радуга Зеллера никогда не перенесет меня домой, в этом я уверен. Ну и пусть. Я уже изменился, и эти изменения меня устраивают. Вчера мы закончили новый дом, и Би Джи доверил мне установить на место последний бивень - тот, который они называют костью духов, она не дает злым духам проникнуть в дом. Очевидно, мне оказали большую честь. Потом четверо мужчин спели "Песнь дома" - нечто вроде посвящения. Как и все их песни, она прозвучала на древнем языке, тайном и священном. Я не мог петь вместе с ними, не зная слов, но что-то подпевал, и, кажется, весьма успешно. Я сказал всем, что когда мы построим следующий дом, я сделаю пиво и мы сможем отметить это событие как полагается. Конечно же, они не поняли о чем я говорю, но вид у них был весьма довольный. А завтра, как сказал мне Пол, он начнет учить меня другому языку. Секретному. Который позволено знать только соплеменникам.