я. - Мюллер отсюда не выйдет, - прошептал Раулинс. - Он полон ненависти. Прямо-таки полыхает ею. Его нельзя будет уговорить сотрудничать. Я никогда не видел столько ненависти в человеке. - Ты еще не знаешь, что такое ненависть. Да и он, в общем-то, не знает. Уверяю тебя, все идет хорошо. Несомненно, нас ждут еще поражения, но главное - он говорит с тобой. И он не хочет ненавидеть. Создай такие условия, чтобы лед растаял. - А когда вы пришлете ко мне роботов? - Позже. Если это будет нужно. Мюллер не возвращался. Наступили сумерки и похолодало. Озябший Нед представил себе город, когда тот был жив, а клетка служила для показа созданий, пойманных в лабиринте. Сюда приходили создатели города, сильные, коренастые. В клетке сидело создание, похожее на гигантского скорпиона. Глаза его горели, белые клыки царапали мостовую, хвост хлестал прутья сильными ударами, а зверь только ждал, чтобы кто-нибудь подошел слишком близко. И пронзительная чужая музыка звучала в городе, чужаки хохотали. От них исходил теплый пижмовый запах. Дети плевали в клетку. В искрящемся свете лун плясали тени. Жуткий пленник чувствовал себя одиноким без сородичей, которых полным-полно в светящихся туннелях на планете Альфекка или Маркаб - очень далеко отсюда. А здесь целыми днями строители города приходили, издевались, дразнили. Создание в клетке не могло смотреть на их невысокие фигуры, сплетенные длинные пальцы, плоские лица и жуткие клыки. В один из дней мостовая под клеткой проваливалась, потому что им уже наскучил вид их пленника из другого мира, и существо, отчаянно хлеща хвостом, падало в пропасть, напичканную остриями ножей. Пришла ночь. Раулинс уже несколько часов не слышал голоса Бордмена, а Мюллера не видел с раннего полудня. По площади сновали животные. В основном маленькие, с жуткими клыками. А он на этот раз пришел без оружия. Раулинс готов был раздавить любого из этих зверей, если бы тот решился проскользнуть в клетку. Он трясся от холода, ему хотелось есть. Но сколько он ни высматривал в темноте Мюллера, того не было видно. Это уже все меньше походило на шутку. - Ты слышишь меня? - раздался в темноте голос Бордмена. - Мы скоро тебя оттуда вытащим. - Да, но когда? - Мы послали робота, Нед. Хватит и четверти часа, чтобы он добрался до тебя, ведь это безопасная зона, - он на секунду замолчал. - Мюллер час назад остановил нашего робота и уничтожил его. - Ты не мог сказать это сразу? - Мы сейчас высылаем несколько роботов одновременно. Мюллер наверняка пропустит хоть одного. Все будет отлично, Нед. Тебе не угрожает никакая опасность. - Если ничего не случится, - буркнул Раулинс. Но не стал продолжать этот разговор. Все более мерзнущий, голодный, он ждал, опираясь на стену, и смотрел, как на расстоянии ста метров от площади маленький юркий хищник притаился в засаде. И вот он, прыгнув на зверя, значительно более крупного, убивал его. Почти тотчас же туда примчались твари, питающиеся падалью, чтобы урвать кусок кровоточащего мяса. Раулинс слышал треск раздираемых мышц, хруст перегрызаемых костей и чавканье. Поле зрения у него было несколько ограничено, поэтому он чуть не сворачивал себе шею, пытаясь увидеть робота, посланного ему на помощь. Но робота не было. Он чувствовал себя, как человек, принесенный в жертву, избранник смерти. Трупоеды, окончив свою работу, медленно двинулись через площадь, направляясь к нему. Маленькие, похожие на ласок, хищники, с постепенно суживающимися мордами, лопатообразными лапами и желтыми, загнутыми внутрь клыками. Они сверкали на него красными горящими глазами, пялили желтые белки глаз и рассматривали его то с любопытством, то задумчиво-серьезно. Их морды были перемазаны густой пурпурной кровью. Подошли. Раулинс увидел длинную узкую морду между прутьев клетки. Пнул. Морда исчезла. А с левой стороны уже другой зверь пытался пролезть сквозь прутья, а затем еще три... И вдруг эти наглые чудища начали проникать в клетку со всех сторон. 9 Бордмен в лагере, расположенном в зоне F, свил себе уютное гнездышко. Конечно, его возраст сам по себе оправдывал это. Он никогда не был спартанцем, а уж теперь решил вознаградить себя за изнурительное и опасное путешествие. Он захватил с собой с Земли все, что ему доставляло удовольствие и обеспечивало комфорт. Робот за роботом приносили ему вещи с корабля. В молочно-белой шарообразной палатке он устроил себе дворец с центральным отоплением, световым жалюзи, нейтрализатором силы тяжести, даже с баром, полным напитков. Все необходимое для роскошной жизни было у него под рукой. Бордмен спал на мягком надувном матрасе, прикрытом красным толстым покрывалом, набитом теплым волокном. Он знал, что остальные люди в лагере вынуждены довольствоваться куда меньшими удобствами, но они совсем не обижаются на него, понимая, что Чарльз Бордмен должен жить хорошо, где бы он ни находился. Вошел Гринфильд. - Мы потеряли еще одного робота, сэр. Это значит, что в центральных зонах их осталось только три. Бордмен сунул в рот самозажигающуюся сигару. Втянул дым. Сел, закинув нога на ногу. Затем выпустил дым через ноздри и усмехнулся: - Что, Мюллер и этих уничтожил? - Боюсь, что да. Он знает входные трассы гораздо лучше, чем мы. И все их контролирует. - А вы послали хоть одного робота по трассе, которой нет на нашей карте? - Двух, сэр. И оба пропали. - Гмм. Нужно было послать больше роботов одновременно. Тогда есть надежда, что хоть один сумеет ускользнуть от Мюллера. Парень нервничает в этой клетке. Перемените программу, хорошо? Компьютер как-нибудь справится с диверсионной тактикой. Пусть пройдут двадцать роботов. - Но у нас осталось только три, - напомнил ему Гринфильд. Бордмен закусил сигару. - Три в лагере или три вообще? - Три в лагере. Снаружи лабиринта есть еще пять, но они уже входят внутрь. - Как вы могли это допустить? Поговорите с Хостоном. Нужно отлить новые по шаблонам. Завтра к утру мне нужно пятьдесят, нет, восемьдесят роботов. Что за безнадежная глупость, Гринфильд? - Так точно, сэр! - Убирайся! Бордмен в бешенстве затянулся дымом сигары. Он поманипулировал с наборным диском и из бара появилась бутылка коньяка - густого, великолепного напитка, который приготавливают отцы-пролептиканты на планете Денеб XII. Он разнервничался так, что одним залпом выпил полрюмки, а затем наполнил рюмку снова. Он знал, что ему грозит потеря чувства перспективы - самый худший из всех грехов. Деликатный характер этой миссии уже основательно ему наскучил. Все эти мелкие шажки, маленькие осложнения, кропотливое подбирание к цели, отступления. Раулинс со своей скурпулезностью. Мюллер со своим психопатическим мировоззрением. Маленькие хищники, которые кусают человека за пятки, только и думая о том, чтобы прыгнуть ему на горло. Эти ловушки, расставленные какими-то дьяволами... Там притаившаяся внегалактическая раса существ с огромными глазами, каких-то ужасных радиочудовищ, в сравнении с которыми даже Чарльз Бордмен чувствителен не более, чем какой-нибудь кактус. Угроза уничтожения, висящая над всем. Взбесившись, он погасил сигару в пепельнице, и сразу же посмотрел на этот длинный окурок с удивлением. Выбросить такую сигару! Самостоятельно она уже не зажжется. Но ведь есть еще и инфракрасный излучатель. Он вновь зажег сигару и начал энергично затягиваться. Небрежным движением руки он нажал клавишу связи с Недом Раулинсом. На экране Бордмена увидел выгнутые прутья, сверкающие в блеске лун, и мохнатые морды с блестящими острыми зубами. - Нед! Это Чарли. Мы посылаем тебе много роботов, парень. Мы освободим тебя из этой идиотской клетки в пять минут. Ты слышишь? Пять минут! Раулинс был очень занят. Это казалось почти смешным. Со всех сторон без конца подбегали и подбегали эти создания. Они просовывали свои остренькие мордочки сквозь прутья клетки по несколько одновременно. Ласки, норки, горностаи и черт знает, какие еще звери. В темноте почти ничего не было видно. Одни только зубы и красные маленькие глазки. Но ведь они питались только падалью. Сами не убивали. Неизвестно, что притягивало их к клетке. Зверьки влезали в клетку, сновали мимо Раулинса, жесткими шкурками терлись о его лодыжки, были лапками, вспарывали когтями кожу, грызли его ногти, кусали за икры. Нед топтал их. Проще всего, как он быстро убедился, справиться с ними было так: прижав шею тяжелым ботинком, сломать позвоночник. Молниеносным пинком он отбрасывал свои жертвы поочередно в угол клетки, куда сразу бросались стаей другие маленькие бестии. Каннибалы. Постепенно он вошел в ритм. Поворот, нажим, пинок. Поворот, нажим, пинок. Хруп. Хруп. Хруп. Но они кусали его и царапали немилосердно. Поворот, нажим, пинок. В течение первых пяти минут у него почти не было времени, чтобы перевести дух. Он уничтожил за это время штук двести злобных тварей. В углу клетки росла груда растерзанных маленьких трупиков, возле которых крутились живые создания, как бы выискивая лучшие куски. Наконец, наступила минута, когда пировали все находящиеся в клетке и никто больше не пытался проникнуть снаружи. Держась за прутья, Раулинс поднял левую ногу и стал осматривать многочисленные ранки, укусы и царапины. "Дают ли посмертно Звездный Крест, если ты умер от какого-нибудь галактического бешенства?" - задал он себе вопрос. Ноги у него были в крови до колен, и эти раны, хотя и были неглубокими, сильно болели. Внезапно Раулинс понял, почему звери, питающиеся падалью, примчались к нему. Вдохнув воздух, он почувствовал сильный запах протухшего, разлагающегося мяса и почти тут же представил большую груду падали с распоротыми внутренностями, красными и липкими, больших черных мух над ними, червей, кишащих в этой груде... Но здесь, в клетке, нет ничего разлагающегося. Мертвые трупоеды еще не успели протухнуть, впрочем, гнить было уже нечему: от них остались лишь обгрызенные дочиста кости. Значит, это какой-то мираж, обман, ловушка на запах, приведенная в действие клеткой. Сама клетка выделяет такой запах. Но зачем? Видимо, чтобы приманить стаю пожирателей падали к тому, кто находится внутри. Изощренная форма издевательства. Не исключено, что это работа Мюллера. Он ведь мог пойти на ближайший центральный пульт и включить соответствующие приборы. Но на этом Раулинс был вынужден прервать свои размышления. Новая толпа трупоедов бежала к нему через площадь. Эти были немного крупнее предыдущих, но не настолько крупные, чтобы не пролезть сквозь прутья. Они скалили зубы, которые в блеске лун были просто отвратительными. Раулинс тут же растоптал трех нахальных каннибалов, все еще находящихся в клетке. И в каком-то озарении, нахлынувшем на него, выбросил их из клетки как можно дальше. Метров на девять. Отлично. Стая новых пришельцев остановилась и начала пировать, пожирая растрепанные, еще полуживые тела. Лишь некоторые направились к клетке, но их было немного, и он мог спокойно расправляться с ними и выбрасывать их тела на съедение примчавшейся орде. "В таком темпе, - подумал Раулинс, - если не появятся еще, я уж как-нибудь справлюсь со всеми". В конце концов они перестали ему надоедать. Он уже убил их штук семьдесят или даже восемьдесят. Пахло свежей кровью, и этот запах был сильнее синтетического запаха гнили. Ноги у него болели уже до невозможности, а в голове все крутилось. Но в конце концов все кончилось. Останки, и почти целые, и обглоданные скелетики, лежали широкой дугой, рассеяной перед клеткой. Кровь, густая и темная, образовала лужу в несколько квадратных метров. Обожравшиеся трупоеды ушли потихоньку, даже не пытаясь подобраться к заключенному в клетке человеку. Усталый, вымотанный до последней степени Раулинс, находящийся на грани истерики, уцепился за прутья и уже не смотрел на свои истекающие кровью ноги, которые пульсировали и горели. Он воображал себе, как целая флотилия неизвестных организмов кружит в его крови. Распухший, фиолетово-синий труп найдут рано утром. Мученик, перехитривший сам себя и Чарльза Бордмена. Только идиот мог войти в эту клетку! Кретинский способ снискать доверие Мюллера, действительно кретинский. Но тут он понял, что у клетки есть и свои достоинства. Три огромных зверюги трусили к нему рысцой с трех разных сторон. У них была походка львов, но по внешнему виду они скорее напоминали кабанов - низкие, килограммов по сто, наверное, создания с острыми хребтами и вытянутыми в формепирамиды лбами. Слюна капала с их узких морд, маленькие глазки, расположенные попарно с двух сторон, прямо под растрепанным обвислым ухом, слегка косили. Крючкообразные клыки торчали из-под более мелких собачьих клыков. Подозрительно поглядывая друг на друга, эти три чудовища причудливо подпрыгнули, что говорило об их тупости, потому что они петляли по кругу и наталкивались друг на друга вместо того, чтобы проверить территорию. Какое-то мгновение они рылись мордами в куче мертвых трупоедов, но, видимо, не питались падалью и искали живого мяса. Их пренебрежение к этим жертвам каннибализма было явным. Потом они повернулись, чтобы посмотреть на Раулинса, стоящего так, что любой из них мог направить одну пару глаз прямо на него. Теперь Раулинс понял, что клетка спасет его. Он не хотел бы сейчас оказаться снаружи, уставший и безоружный, когда эти три бестии бродят по городу в поисках ужина. Но что он мог поделать, если именно в ту минуту прутья клетки стали медленно уходить в мостовую. Мюллер, который как раз подходил, увидел эту сцену. Он остановился только на секунду, чтобы посмотреть, как исчезают прутья - постепенно, почти вызывающе. Он окинул взглядом трех голодных диких существ и ошеломленного, окровавленного Раулинса, внезапно оставшегося перед ними без всякой защиты. - Ложись! - закричал Мюллер. Раулинс, после того как пробежал четыре шага влево, послушался его и упал на скользкий от крови тротуар, лицом прямо в кучу маленьких трупов. Мюллер выстрелил. Он даже не стал утруждать себя регулировкой ручного прицела, так как звери были несъедобны. Тремя выстрелами он повалил этих чудовищ. Они не издали ни звука. Мюллер уже направился к Раулинсу, когда внезапно показался один из роботов, посланных на помощь из зоны F. Мюллер достал из кармана свой шарик-излучатель и направил окошко на робота. Тот повернул к нему свое бездушное лицо. Выстрел. Механизм распался на куски. Раулинс поднялся с кучи трупов. - Жалко, что ты его уничтожил, - пробормотал он, медленно приходя в себя. - Он шел сюда только для того, чтобы помочь мне. - Его помощь тебе не нужна. Ты можешь ходить? - Кажется. - Ты очень сильно исцарапан? - И даже покусан. Но это все не так страшно, как выглядит. - Следуй за мной. Маленькие гиены вновь собирались на площадь, притянутые таинственным телеграфом крови. Обнажив страшные жуткие клыки, они приступили к более солидной работе над тремя застреленными кабанами. Раулинс что-то бормотал себе под нос. Забыв о своем излучении, Мюллер схватил его под локоть. Парень вздрогнул, вырвался, но потом, как бы пожалев о своей бестактности, подал Мюллеру руку. Вместе они прошли через площадь. Мюллер чувствовал, как Раулинса трясет. Но он не знал, что это: реакция на приключение, или на свербящую близость неприкрытых чувств. Он жестко сказал: - Здесь. Они вошли в шестиугольную комнату, где Мюллер держал свой диагностат. Плотно прикрыв двери, он стал невидимым, и Раулинс очутился один на голом полу. Его светлые волосы приклеились ко лбу, глаза блуждали, зрачки были расширены. Мюллер спросил: - И долго они нападали на тебя? - Минут пятнадцать-двадцать, точно не знаю. Их было штук пятьдесят или даже сто. Я передавил их штук сорок и едва подумал, что все кончено и можно передохнуть, как пришли три больших чудовища и, конечно, клетка испарилась. - Не спеши. Ты говоришь так быстро, что я не все понимаю. Ты можешь снять ботинки? - То, что от них осталось. - Сними их, и мы посмотрим твои ноги. На Лемносе хватает всякой заразы. И примитивных организмов, и клопов, и черт знает чего еще. Раулинс схватился руками за ботинки. - Помоги мне. Я не могу... - Тебе будет плохо, если я подойду. - Ну и черт с ним! Мюллер пожал плечами, подошел к Раулинсу и стал копаться с изломанными молниями-замками на его ботинках. Металл весь был изгрызен острыми зубами, как, впрочем, и кожа самих ботинок. Через какое-то время Раулинс с голыми ногами лежал, вытянувшись на полу, скривившись от боли, и пытался прикинуться героем. Он страдал, хотя ни одна из царапин не была серьезной. Мюллер включил диагностат. Лампы засветились, блеснул сигнал готовности в щели рецептора. Нед сказал: - Ведь это старая модель. Я даже не знаю, как с ним обращаться. - Вытяни ноги под анализатором. Раулинс повернулся. Голубой свет падал теперь на его раны. В диагностате что-то заклокотало и забулькало, затем выдвинулась телескопическая ручка с тампоном, которая ловко промыла ему левую ногу до самого бедра дезинфецирующим раствором. Диагностат втянул окровавленный тампон и начал анализ микроорганизмов. Тем временем вторая телескопическая ручка прошлась тампоном по правой ноге Раулинса. Он прикусил губу. Тампоны сделали свое дело: коагулятор вызвал свертывание крови. Кровь была смыта, и все жалкие ранки были видны очень хорошо. "Это и теперь выглядит не очень приятно, хотя, конечно, не так жутко, как до промывания", - подумал Мюллер. Из диагностата появился ультразвуковой шприц. Он впрыснул какую-то золотистую жидкость Раулинсу в ягодицу. "Обезболивающее", - догадался Мюллер. Второй укол был темно-янтарным, это, вероятно, был какой-то сильный антибиотик. Раулинс явно успокаивался. Вскоре после этого из диагностата выдвинулось множество ручек, чтобы детально исследовать нанесенные повреждения и, где надо, заживить их. Раздалось жужжание, и три раза что-то громко треснуло. Диагностат принялся обрабатывать раны. Мюллер сказал: - Лежи спокойно. Через пару минут будет готово. - Ты не должен этого делать, - простонал Раулинс. - У нас ведь есть первоклассное медицинское оборудование в лагере. А ведь тебе уже наверняка не хватает множества полезных вещей. Если бы ты дал этому роботу забрать меня обратно в лагерь и... - Я не хочу, чтобы автоматы кружились у меня здесь под ногами. А мой диагностат снаряжен, по крайней мере, лет на пятьдесят. Я редко болею. К тому же, к этой штуке я добавил аппарат, который может сам синтезировать большинство необходимых лекарств. Надо только время от времени подкармливать его протоплазмой, а остальное он сделает сам. - Но позволь тогда, чтобы мы дали тебе некоторые очень редкие и новые лекарства. - Обойдусь. Я не нуждаюсь ни в чьем милосердии. Хватит! Диагностат уже совершил с тобой свои чудеса. У тебя, наверное, не будет даже шрамов. Наконец, аппаратура отпустила Раулинса. Он лег на спину и посмотрел на Мюллера. Тот стоял в одном из шести углов этого здания, прислонясь спиной к стене. - Если бы я мог предположить, - сказал Мюллер, - что они тебя атакуют, то не оставил бы тебя одного надолго. У тебя не было с собой оружия? - Нет. - Звери, которые питаются падалью, никогда не нападают на живых. Что их привлекло к тебе? - Клетка, - ответил Раулинс. - Она издает запах гниющего мяса. Я думал, что они съедят меня живьем. Мюллер улыбнулся: - Любопытно. Значит, эта клетка еще и ловушка. Благодарю тебя, ты помог мне немного углубить знания о лабиринте. Ну что ж, мы оба получили любопытную информацию благодаря твоему приключению. Я даже не могу тебе передать, как интересуют меня эти клетки. И как меня интересует все, что хоть как-то связано с лабиринтом. Акведук. Столбы-календари. Приспособления, очищающие улицы... - Я знаю еще одного человека, который так же смотрит на, жизнь. Для него неважно, кто рискует или сколько это стоит - лишь бы вытянуть из своих экспериментов полезные данные. Бордмен... Энергичным взмахом Мюллер прервал Раулинса. - Кто? - Бордони. Эсмилио Бордони, мой профессор системологии в университете. Лекции читал поразительно. Геоминистику... как учить... - Эвристику, - поправил Мюллер. - Ты уверен? Я готов спорить, что... - Ошибаешься. Ты говоришь с экспертом. Геоминистика - это дисциплина, занимающаяся интерпретацией священного писания. Твой отец знал это отлично. Собственно, моя миссия к гидрянам и была экспериментом по прикладной геоминистике. Но, увы, неудачным. - Эвристика, геоминистика, - Раулинс фыркнул. - Но во всяком случае, я рад, что помог тебе хотя в чем-то и чем-то. Но на будущее я хотел бы обойтись без этой эвристики. - Я думаю. - Мюллер почувствовал удивительный прилив добрых чувств. - Ты пьешь, Нед? - Спиртное? - Ну да, я это имел в виду. - Умеренно. - Здесь есть один напиток... Его делают какие-то гномы во внутренностях планеты, - он достал искусно сделанную плоскую бутылку и налил в кубки по глотку. - Я добываю это в зоне С. Там напиток бьет прямо из фонтана. Наверное, ему надо прилепить этикетку: "Пей меня!" - он подал один кубок Раулинсу. Раулинс осторожно попробовал. - Крепкий! - Примерно, шестьдесят процентов алкоголя. Даже понятия не имею, что в нем еще есть, как его приготавливают и для чего. Мне он просто кажется вкусным. Одновременно и сладкий, и выдержанный. Конечно, не очень сильно пьянящий. Думаю, это еще одна ловушка: достаточно выпить один стакан, чтобы окосеть, а остальное довершит лабиринт, - он поднял кубок. - Твое здоровье! - На здоровье! Они оба улыбнулись этому архаичному тосту и выпили. "Осторожно, Дик, - напомнил себе Мюллер. - Ты уже начинаешь брататься с этим парнем. Не забывай, где ты и почему". - Могу я взять немного этого напитка в лагерь? - спросил Раулинс. - Пожалуйста. Но для кого? - Для того, кто может его по достоинстову оценить. Он у нас дегустатор. Путешествует с запасом различных напитков. У него их, наверное, сто сортов. И, как мне кажется, со ста различных миров. Я даже не смог бы запомнить все названия. - А есть там что-нибудь с Мардука? С планет Денеба? С Ригеля? - Точно не знаю. Это значит: "Люблю пить, но не знаю названий". - А может, твой док захочет выменять какой-нибудь напи... - Мюллер оборвал сам себя. - Нет, нет. Забудь о том, что я сказал. Не хочу я никакой торговли. - Ты мог бы и сейчас пойти со мной в лагерь. Он бы с удовольствием угостил тебя всем, что у него есть в баре. - Очень уж ты хитрый, Нед, - Мюллер уже уныло смотрел в свой кубок. - Я не дам себя охмурить. Не хочу иметь ничего общего с этими людьми. Мне жаль, что ты так уверен в этом. - А мне жаль, что ты так уперся. - Выпьешь еще? - Нет. Мне пора идти. Я ведь шел сюда не на целый день и мне, наверное, зададут в лагере, что я не выполнил дневного задания. - Но ведь ты просидел большую часть времени в этой клетке. Тебе не может попасть за это. - Могло бы. Мне и так немного попало за вчерашний день. Наверное, им не нравится, что я прихожу к тебе. Мюллер внезапно почувствовал, что сердце у него сжалось. Раулинс продолжал: - Я потерял весь сегодняшний день, поэтому не удивлюсь, если они мне и вовсе запретят приходить сюда. Итак уже держали зуб на меня, и раз уж знают, что ты не горишь желанием сотрудничать с ними, то уже точно считают мои визиты сюда пустой тратой времени. Допив кубок до дна, он встал, кряхтя, и посмотрел на свои голые ноги. Какая-то распыленная из диагностата субстанция покрыла ранки пленкой телесного цвета, так, что ран было совсем не видно. Он с трудом натянул свои разодранные ботинки. - Мостовая здесь очень гладкая, - сказал Мюллер. - Так ты дашь мне немного этого напитка для моего друга? Без слов Мюллер вручил Раулинсу флягу, заполненную наполовину. Нед пристегнул ее к поясу. - Это был очень занимательный день. Надеюсь, мы сможем встретиться снова. Когда Раулинс, хромая, шел в зону Е, Бордмен спросил: - Как твои ноги? - Измучился. Но ранки быстро заживают. Ничего страшного. - Ты смотри, чтобы у тебя не упала эта бутылка. - Не бойся, Чарльз. Я хорошо ее прикрепил. Мне не хотелось бы лишить тебя такого удовольствия. - Послушай, Нед. Мы действительно посылали за тобой много роботов. Мы все время наблюдали твою мучительную борьбу со зверями. Но мы ничего не могли сделать. Каждого робота Мюллер останавливал и уничтожал. - Все в порядке, - сказал Раулинс. - Но он действительно неуравновешен. Не захотел впустить ни одного робота в центральную зону. - Все хорошо, Чарльз. Ведь я жив. Бордмен, однако, продолжал говорить о том же. - Я даже подумал, что если бы мы не посылали роботов, то это бы было значительно лучше, Нед. Потому что они слишком долго занимали внимание Мюллера. А ведь за это время он мог вернуться и выпустить тебя. Или, по крайней мере, перебить этих зверей. Он... Бордмен замолчал, надул губы и скорчил гримасу перед зеркалом, взял себя за складку жира на животе. Проклятая старость. Пора снова подвергнуть себя преображению. Принять опять внешность шестидесятилетнего мужчины, одновременно вернув хорошее самочувствие пятидесятилетнего. После длинной паузы он добавил: - Думаю, Мюллер уже подружился с тобой. Я очень рад. Пришло время попытаться выманить его из лабиринта. - Как я должен это сделать? - Пообещай вылечить его. 10 Они встретились через два дня в южной части зоны B. Мюллер приветствовал Раулинса с явным облегчением, чего тому и надо было. Раулинс подошел к нему, пересекая наискосок овальный зал - наверное, бальный - между двумя сапфировыми башнями с плоскими крышами. Мюллер кивнул головой: - Ну как ноги? - Отлично. - А твой приятель... Ему понравился напиток? - Естественно. - Раулинс вспомнил блеск в глазах Бордмена. - Он прислал тебе какой-то особый коньяк и надеется, что ты еще угостишь его своим нектаром. Мюллер посмотрел на бутылку в вытянутой руке Раулинса и холодно сказал: - К черту все это. Ты не сможешь меня склонить ни к какой торговле. Если ты дашь мне эту бутылку, я ее разобью. - Почему? - Дай, я тебе это докажу. Нет, подожди. Не разобью. Нет, дай. Он взял обеими руками красивую плоскую бутылку, открутил колпачок и поднес к губам. - Вы черти, - сказал он уже мягче. - Что это? Из монастыря на Денеб XIII? - Не знаю. Он только сказал, что это тебе должно понравиться. - Сатана. Искуситель. Меновая торговля, черт вас побери! Но на этом конец. Если ты еще раз появишься с этим своим дьявольским коньяком... или чем-нибудь иным... даже элексиром богов, я его не приму. Что ты делаешь целыми днями? - Работаю. Я же говорил тебе. Им не очень-то нравятся мои визиты к тебе. "Все же он меня ждал, - подумал Раулинс. - Чарльз прав: он проникся ко мне. Почему он такой упрямый?" - Где они теперь копают? - спросил Мюллер. - Да не копают они. Аккустическими зондами исследуют границы зон E и F, чтобы установить хронологию... то есть, чтобы установить, сразу воздвигли весь лабиринт или слои нарастали постепенно, вокруг центра. А ты как думаешь, Дик? - Заруби себе на носу: ничего нового для своей археологии ты от меня не услышишь! - Мюллер сделал один глоток из бутылки. - Ты стоишь довольно близко. - В четырех с половиной или пяти метрах. - А ведь был еще ближе, когда подавал мне флягу. Я не заметил, что это тебе мешало. Ты ничего не чувствовал? - Чувствовал. - Только терпел, как подобает стоику, правда? Пожав плечами, Раулинс беззлобно ответил: - Мне кажется, что впечатление от "этого" раз за разом слабеет. Оно все еще довольно сильно, но мне уже легче выдерживать его, чем в первый день. А ты замечал это с кем-нибудь иным? - Никто другой не собирался наскакивать на "это" дважды. Иди сюда. Смотри. Это мой источник воды. Просто шик. Вот эта черная труба бежит вокруг всей зоны B. Из какого-то полудрагоценного камня. Ониксовая, вероятно. Довольно симпатичная, - Мюллер присев, погладил акведук. - Здесь какая-то система насосов. Тянет воду из глубины, может быть, в сотню километров. На поверхности Лемнос нет никаких открытых водоемов. - Есть моря. - Независимо от... но, чего бы там ни было, тут ты видишь один из этих каналов. Каждые пятьдесят метров есть такая штука. Насколько я понимаю, это снабжало водой весь город, а значит, его строителям не нужно было много воды. Водопровода я не нашел, канализации тоже. Хочешь пить? - Вообще-то нет. Мюллер подставил ладони под спиральный кран, украшенный затейливой гравировкой. Полилась вода. Он быстро выпил несколько глотков. Когда он убрал руки, вода перестала течь. "Автоматически, как будто что-то наблюдало за нами и знало, когда выключить воду, - подумал Раулинс. - Хитро. Каким же образом это просуществовало миллионы лет?" - Напейся, - сказал Мюллер, - чтобы уж и позже не чувствовать жажды. - Я не останусь здесь долго, - сказал Раулинс, но воды хлебнул. Неспеша они направились в зону А. Клетки были снова закрыты. Раулинс вздрогнул, увидев их. "Теперь бы я ни за что не согласился на подобный опыт", - подумал он. Они нашли скамьи из гладкого камня в форме кресел с подлокотниками. Видимо, они предназначались для каких-то созданий с более широкими спинами, чем у людей. Усевшись, они начали разговаривать. Их разделяло расстояние, достаточное, чтобы Раулинс не чувствовал себя плохо от излучения Мюллера. И все-таки они сидели довольно близко. Мюллер разговорился. Он перескакивал с темы на тему, порой сердился, порой жалел себя, но в общем говорил спокойно, и речь его была даже интересна. Это была беседа взрослого мужчины, которому небезразличен более молодой собеседник. Они выражали свои взгляды, делились воспоминаниями, философствовали. Мюллер рассказывал о начале своей карьеры, космических путешествиях, тонких переговорах, которые он вел от имени Земли с колонистами на других планетах. Часто он упоминал имя Бордмена. Раулинс старался не подать вида, что хорошо знает этого человека. Отношение Мюллера к Бордмену было смесью глубокого восхищения и предвзятой обиды. Он до сих пор не мог простить Бордмену, что тот использовал его слабость, послав к гидрянам. "Это нелогично, - подумал Раулинс. - Если бы во мне было столько любопытства и честолюбия, то я сделал бы все, чтобы мне поручили эту миссию. Несмотря на Бордмена. Несмотря на риск". - Ну что с тобой? - спросил Мюллер в конце. - Ты, кажется, притворяешься менее сообразительным, чем есть на самом деле. Кажешься несмелым, робким, но у тебя есть мозги, старательно скрытые под внешностью прилежного студента. Каковы твои планы, Нед? Что дает тебе археология? Раулинс посмотрел ему прямо в глаза. - Возможность понять миллионы прошедших цивилизаций, рас. Я так же увлечен этим, как ты своим делом. Я хочу знать, как и почему все это происходило. И почему так, а не иначе. И не только на Земле и в нашей Солнечной системе. Везде. - Хорошо сказано! "Ну да, - поддакнул про себя Раулинс. - Чарли, наверное, оценит этот мой прилив красноречия". - Может быть, я смог бы пойти на дипломатическую службу, как это сделал ты. Но вместо дипломатии я выбрал археологию. Я думаю, что не пожалею. Ведь столько интересных вещей можно открыть здесь или в другом месте. А ведь мы только начинаем осматриваться в космосе. - В твоем голосе слышан запал. - Ну да. - Приятно слышать. Это напоминает мне мои собственные слова в молодости. Раулинс вспыхнул: - Но чтобы ты не питал иллюзий, что я такой уж безнадежный энтузиаст, я скажу тебе искренне. Мною руководит скорее эгоистическое любопытство, чем абстрактная любовь к знаниям. - Понятно. Грех простимый. Ну что ж, мы действительно не очень отличаемся друг от друга. С той, конечно, разницей, что между нами... лежит... сорок с лишним лет. Но ты не слишком доверяй своим увлечениям, Нед. Не слишком доверяй своему внутреннему голосу. Летай к звездам, летай. Радуйся каждому полету. А в конце концов тебя сломает так же, как и меня. Но еще не скоро. Когда-нибудь... А, может быть, и никогда... Кто знает? Не думай об этом. - Постараюсь не думать, - он чувствовал теперь сердечность Мюллера, нить к настоящей симпатии. Но была, однако, еще эта волна кошмара, бесконечного излучения из нечистых глубин души. Волна, ослабленная расстоянием, но ощутимая. Движимый жалостью, Раулинс оттягивал ту минуту, когда ему надо будет сказать то, что он должен сказать. Разозленный Бордмен всячески торопил: - Ну, давай, парень, принимайся за дело! Возьми быка за рога! - О чем ты задумался? - спросил Мюллер. - Я думаю как раз о том, как это грустно, что ты не хочешь нам доверять... и что так враждебно относишься к человечеству. - У меня есть на то право. - Но ты не можешь всю жизнь прожить в этом лабиринте. Ведь есть какое-то другое решение. - Дать себя выбросить вместе с мусором. - Слушай, что я тебе скажу, - Раулинс глубоко вздохнул и сверкнул широкой открытой улыбкой. - Я говорил о твоем случае с врачом нашей экспедиции. Этот человек - специалист по нейрохирургии, ему знаком твой случай. Он утверждает, что теперь лечат и такие болезни. В последние два года был открыт новый метод. Можно найти и изолировать источник этого излучения, Дик. Он просил, чтобы я уговорил тебя. Мы заберем тебя на Землю. там тебе сделают операцию, Дик. Операцию. И ты будешь здоров. Это сверкающее, остро ранящее слово среди потока деликатных слов попало прямо в сердце и пронзило его навылет. Вылечить! - эхом отразилось в темных стенах лабиринта. Вылечить. Вылечить! Мюллер почувствовал яд этого искушения. - Нет, - сказал он. - Чепуха. Вылечиться невозможно. - Почему ты так уверен? - Знаю. - Но наука эти девять лет шла вперед. Люди исследовали, как устроен мозг. Познали электронику мозга. И, знаешь, что они сделали? Построили в одной из лабораторий гигантскую модель... пару лет тому назад... И провели там всякие опыты с начала до конца. Наверняка, им будет страшно интересно, чтобы ты вернулся, потому что благодаря тебе они смогли бы узнать, верна ли их теория. Если ты вернешься именно в таком состоянии, в каком ты сейчас... Тебя прооперируют, затормозят твое излучение. И докажут, что они правы. Ты ничего не должен делать, только полететь с нами. Мюллер размеренно ударял кулаком о кулак. - Почему же ты не сказал мне этого раньше? - Я не знал. Ничего. - Конечно. - Но я действительно не знал. Ведь я не ожидал встретить тебя здесь, как ты не понимаешь? Сначала мы могли лишь только выдвигать гипотезы, кто ты такой и что ты тут делаешь. Лишь потом я тебя узнал. И только теперь наш врач вспомнил об этом методе лечения... А в чем дело? Ты мне не веришь? - Ты выглядишь, как ангелочек. Голубые глазищи полные честности и золотые кудряшки. В чем, Нед, заключается твоя игра? Зачем ты внушаешь мне эти глупости? Раулинс покраснел. - Это не глупости! - Не верю я тебе. Я тебе не верю. - Можешь не верить. Но сколько ты потеряешь, если... - Не угрожай! - Пожалуйста. Наступило долгое тягостное молчание. Мысли путались в голове Мюллера. Улететь с Лемноса? Забыть клятву, которую он дал здесь? Снова испытать любовь женщин? Груди, бедра, ноги, горячие как огонь... Уста. Восстановить карьеру? Еще раз взлететь на небеса. Снова найти себя после девяти лет мученичества, страданий? Поверить? Вернуться на Землю? Подвергнуть себя этому? - Нет, - осторожно сказал он. - Мой недуг вылечить не удастся. - Это ты только так говоришь. Откуда в тебе эта уверенность? - Попросту не вижу в этом смысла. Я считаю, что все случившееся со мной - божья кара. Кара за гордыню. Боги не посылают людям проходящее несчастье. Не снимают своего заклятья через несколько лет. Эдип не прозрел. Прометей не мог уже уйти со скалы. Боги... - Мы живем в нашем мире, а не в греческих мифах. В реальном мире все происходит по другим правилам и законам. Может, боги решили, что ты достаточно настрадался. И раз уж мы заговорили о литературе... Ореста простили, не правда ли? Почему же ты думаешь, что твоих девяти лет им мало? - А есть ли надежда на излечение? - Наш док говорит, что есть. - Мне кажется, ты врешь, парень. - Но зачем? - Раулинс покраснел. - Понятия не имею. - Ну хорошо. Пусть я вру. Я не знаю, как тебе помочь. Поговорим о чем-нибудь другом. Может, ты покажешь мне фонтан с тем напитком? - Он в зоне С. Но сегодня мы туда не пойдем. Зачем тогда ты рассказывал мне эту историю, если это неправда? - Я же просил тебя, давай сменим тему. - Допустим, это правда, - настаивал Мюллер. - Если я вернусь на Землю, возможно, меня сумеют вылечить. Тогда знай: я этого не хочу. Я видел людей Земли такими, какие они есть на самом деле. Они пинали меня, упавшего. Но забава окончена, Нед. Они смердят, воняют, упиваются моим несчастьем. - Ничего подобного! - Что ты можешь знать? Ты был тогда еще ребенком. Еще более наивным ребенком, чем теперь. Они относились ко мне, как к какой-то мрази. Потому что я показывал им неведомую глубину их самих. Отражение их грязных душ. Зачем же я должен возвращаться к ним? Да на что они мне нужны? Черви. Свиньи. Я видел, каковы они, на протяжении нескольких месяцев, которые провел на Земле, вернувшись с Беты Гидры IV. Выражения их глаз, боязливые улыбки. Они избегали меня. "Да, господин Мюллер", "Конечно, господин Мюллер", "Только не подходите ближе, господин Мюллер". Парень, приходи сюда как-нибудь ночью, и я покажу тебе эти созвездия. Я назвал их по-своему, как смог придумать. Здесь есть Стилет, длинный, острый, направленный прямо в Хребет мрака. Стрела, Обезьяна и Лягушка. Эти два объединены. Одна звезда светит во лбу Обезьяны и одновременно в левом глазу Лягушки. Эта звезда как раз и есть Солнце, мой молодой друг. Земное Солнце. Отвратительная маленькая звезда, желтая, как водянистая рвота. И на ее планетах живут отвратительные маленькие создания, множество которых разлилось по Вселенной, как вонючая моча. - Могу я сказать тебе нечто, что может тебя обидеть? - спросил Раулинс. - Ты не можешь меня обидеть, но попробуй. - Я думаю, у тебя извращенное мировоззрение. За все эти годы, проведенные здесь, ты потерял пер-спективу. - Нет. Я научился смотреть правильно. - Ты обижен на человечество за то, что оно состоит из людей. А ведь нелегко принять тебя таким, каков ты сейчас. Если бы мы поменялись местами, ты бы это понял. Пребывать рядом с тобой больно. Больно. Даже в эту минуту я чувствую боль каждым нервом. Еще немного ближе к тебе - и мне захотелось бы расплакаться. Ты не можешь требовать от людей, чтобы они приспособились к тебе сразу. Даже твои любимые не сумели бы... - У меня не было никаких любимых. - Но ведь ты был женат. - Это кончилось. - Любовницы. - Ни одна из них не могла меня вытерпеть, когда я вернулся. - Приятели. - Убегали, куда глаза глядят. - Но ты не давал им опомниться. - Я давал им достаточно времени. - Нет, - решительно воспротивился Раулинс. Не будучи уже в состоянии усидеть, он встал с каменного кресла. - Теперь я скажу тебе нечто, что действительно будет тебе неприятно, Дик. И мне неприятно, но я должен. Ты несешь чушь, вроде той, что я слышал в университете. Цинизм студента второго курса. Этот мир достоин пренебрежения, говоришь ты. Ты видел человечество в действительности и не хочешь иметь с людьми ничего общего. Каждый так говорит, когда ему восемнадцать лет. Но это проходит. Мы стабилизируемся психически. И находим, что мир довольно пристоен. И люди стараются жить в нем, как умеют. Нет, мы, конечно, не совершенны. Но мы и не отвратительны... - Да, когда тебе восемнадцать лет, ты не имеешь права выдавать подобные суждения. А я давно уже имею на это право. Я шел к этой ненависти длинным и трудным путем. - Почему, однако, ты остался при своем юношеском максимализме? Ты любуешься собой, упиваешься собственным несчастьем. Покончим с этим. Вернись с на