вать, что останется на Террасе Начала до конца своих дней и что в общем-то это не так и важно, его вызвали с поля и сказали, чтобы он приготовился на Террасу Зеркал. 9 Третья терраса была головокружительно прекрасна. Блеск ее напомнил Валентину Долорн. Она прислонилась к основанию Второго Утеса, Неприступной вертикальной казавшейся абсолютным барьером против проникновения внутрь, а когда солнце освещало западную сторону утеса, отраженный свет слепил глаза и захватывал дух. И там были зеркала - громадные, грубо вырезанные плиты полированного черного камня, воткнутые краем в грунт вокруг террасы. Они сияли внутренним светом. Валентин в первый раз критически взглянул на себя, ища перемен, произведенных путешествий, какую-нибудь затуманенность того теплового излучения, которое исходило от него, начиная с Пидруда, следы усталости или потрясений. Но ничего такого он не увидел: знакомый золотоволосый улыбающийся мужчина. И он приветственно махнул своему отражению и дружески подмигнул ему. А через неделю вообще перестал замечать его. Если бы ему приказали не обращать внимания на зеркала, он, вероятно, жил бы в постоянном напряжении, невольно бросая на них взгляды и тут же отводя его, но никто не сказал ему, для какой цели здесь зеркала и как он должен относиться к ним, поэтому он вскоре просто забыл о них. Зеркала, как он понял много позже были ключом к движению вперед на Острове: эволюция духа изнутри, растущая способность отличать и отбрасывать ненужное. Здесь он был совсем одинок: ни Шанамира, ни Виноркиса, ни Фарсела. Валентин внимательно пригляделся к чернобородому если бы тот и в самом деле был шпионом, он, без сомнения, нашел бы возможность следовать за Валентином с террасы на террасу. Но здесь он не появился. Валентин пробыл на террасе Зеркал одиннадцать дней и отправился дальше с пятью другими новичками на плавающих санях к краю Второго Утеса на Террасу Посвящения. Отсюда открывался великолепный вид на первые три террасы, находившиеся далеко внизу. От Террасы Оценки видна была лишь узкая розовая линия на фоне темной зелени леса, но большая Терраса Начала величественно развертывалась на середине нижнего плато, а Терраса Зеркал прямо внизу сверкала, как миллион ярких погребальных костров, в полуденном свете. Теперь ему уже стало безразлично, насколько быстро он сможет продвигаться. Время утратило свое значение. Он полностью вошел в здешний ритм. Он работал на полях; слушал неторопливые лекции духовного обучения; он проводил много времени в темном каменном здании - месте поклонения Леди - и спрашивал, будет ли ему дарован ответ. Иногда он вспоминал, что намеревался быстро пройти к сердцу Острова и к женщине, что живет там, но теперь это имело для него мало значения. Он становился истинным пилигримом. За Террасой Посвящения находилась Терраса Цветов, за ней - Терраса Преданности, а затем Терраса Окружения. Все они были на Втором Утесе, так же, как и Терраса Восхождения - последняя ступень, с которой поднимались на плато, где жила Леди. Каждая из террас, как начал понимать Валентин, полностью окружала Остров, так что на них в любое время мог находиться миллион почитателей, если не больше, но каждый пилигрим знал только крошечный участок целого, пока шел к центру. Сколько трудов было положено, чтобы выстроить все это! Сколько жизней было отдано целиком на служение Леди! И каждый паломник шел в сфере молчания: здесь не заводили дружеских отношений, не обменивались откровениями, не обнимались любовники. Фарсел был единственным исключением из этого правила. Вообще это место существовало как бы вне времени и в стороне от обычных ритуалов жизни. В этой средней зоне Острова было меньше акцента за обучения, а больше на тяжелую работу. Валентин знал, что, достигнув Третьего Утеса, он присоединится к тем, кто фактически несет по всему миру работу Леди. Теперь он понимал, что большая часть посланий излучает не сама Леди, а миллионы ее передовых служителей Третьего Утеса, чьи мозг и дух наполнены благоволением Леди. Но отнюдь не все достигают Третьего Утеса: очень многие старые служители десятилетиями остаются на Втором Утесе, выполняя административную работу, не надеясь и не желая продвигаться к более тяжелой ответственности внутренней зоны. В третью неделю на Террасе Посвящения Валентину было дано познать настоящий, безошибочный сон-вызов. Он видел, что идет по опаленной пурпурной равнине, которая так затемняла его сон в Пидруде. Солнце висело низко над горизонтом, небо было тяжелое и унылое, вдали виднелись две широкие горы, поднимавшиеся, как гигантские кулаки. В усыпанной камнями долине между горами виднелся последний красный отблеск солнца, необычный, масляный, зловещий свет. Из этой странно освещенной долины дул холодный сухой ветер и нес с собой вздыхающие, поющие звуки, мягкую, меланхолическую мелодию. Валентин шел и шел, но горы не становились ближе, пески пустыни тянулись бесконечно, а он все шел, чтобы не угасла последняя искра света. Силы его слабели. Угрожающие миражи танцевали перед ним. Он видел Симонана Барджазеда, Короля Снов, и его трех сыновей. Он видел призрачного дряхлого Понтификса, хохочущего на своем подземном троне. Он видел чудовищ, медленно ползавших по дюнам, и морды массивных дукмаров, высунувшиеся из песка и нюхающие воздух в поисках добычи. Кто-то шипел, звякал, шептал, насекомые собирались в мерзкие тучи; начался дождь из сухого песка, забивавший глаза и ноздри. Валентин устал и готов был остановиться и упасть и лежать, пока песчаные дюны не закроют его и только одно тянуло его вперед: в долине ходила женщина, Леди, его мать, и он стремился вперед, как только увидел ее. Он ощущал тепло ее присутствия, притяжение ее любви. "Иди, - шептала она, - иди ко мне, Валентин!" Ее руки тянулись к нему через пустыню. Плечи его согнулись, ноги подкашивались, он не мог идти, но знал, что должен. "Леди, - шептал он, - я не могу больше. Я должен отдохнуть, уснуть!" Свет между горами стал теплее и ярче. "Валентин, - звала она, - Валентин, сын мой!" Он с трудом удерживался, чтобы не закрыть глаза. Так заманчиво было лечь в теплый песок. "Ты мой сын, - звучал голос Леди с невообразимо большого расстояния. - Ты нужен мне". Когда она произнесла эти слова, он обрел новые силы и пошел быстрее, а затем легко побежал широкими шагами. Теперь расстояние быстро сокращалось. Валентин уже ясно видел ее на террасе из лилового камня; она ждала его, протягивала к нему руки, называла его имя, и голос ее звенел, как колокольчики в Ни-мойе. Он проснулся, ее голос все еще звенел в его мозгу. Рассвет. В душу Валентина влилась удивительная энергия. Он встал, спустился к большому аметистовому бассейну, служившему для купания и нырнул в холодную родниковую воду. Затем побежал к комнате Минесипты, здешней толковательнице его снов, плотной узкокостной особе с горящими черными глазами и худощавым лицом, и торопливо рассказал ей свой сон. Минесипта молчала. Ее холодность как водой окатила красноречие Валентина. Он вспомнил как пошел к Столиноп на Террасе Начала с фальшивым сном вызовом, и о том, как она быстро отмела этот сон. Но ведь этот не фальшивый: тут не было Делиамбера с его колдовством. Валентин медленно спросил: - Могу я просить определения? - У сна знакомые обертоны, - спокойно ответила Минесипта. - Это все, что ты скажешь о нем? - А что ты хотел бы услышать? Валентин сжал кулаки. Если бы кто-нибудь пришел ко мне за толкованием такого сна, я бы сказал, что сон-вызов. - Прекрасно. - Ты согласна? А ты назвала бы его сном-вызовом? - Если хочешь. - Мое желание тут ни при чем, - раздраженно сказал Валентин. - Либо это сон-вызов, либо нет. Как ты смотришь на него? Криво улыбнувшись, толковательница сказала: - Я назову твой сон сном-вызовом. - И что дальше? - Дальше? У тебя есть твои утренние обязанности. - Сон-вызов, как я понимаю, требует появления к Леди. - Да. - Разве я не должен теперь идти во Внутренний Храм? Минесипта покачала головой. - Никто со Второго Утеса не идет во Внутренний Храм. Вот когда ты достигнешь Террасы Поклонения, сна-вызова будет достаточно. А сейчас - твой сон интересен и важен, но он ничего не меняет. Возвращайся к своим обязанностям, Валентин. В нем просто клокотала злоба, когда он выходил из комнаты. Он понимал, что был глуп, что простого сна недостаточно для переноса его через барьеры, отделявшие его от Леди, однако же он так надеялся... Он думал, что Минесипта всплеснет руками, радостно вскрикнет и тут же пошлет его во Внутренний Храм, но ничего этого не случилось, его просто выставили из комнаты, и он страдал и злился. Дальше было еще хуже. Через два часа, когда он возвращался с поля, его остановил служитель и резко сказал: - Тебе приказано немедленно отправиться в гавань Талис, где новые пилигримы ждут твоего руководства. Валентин остолбенел. Меньше всего он хотел возвратиться к исходной точке. Он тут же вышел и пошел пешком, один от террасы к террасе, чтобы как можно скорее оказаться на Террасе Оценки. Ему выдали запас пищи и прибор, указывающий направление - наручный амулет, издававший тихий высокий звук. Он оставил Террасу Оценки в середине дня, но пошел не к побережью, а вглубь, к Террасе Подчинения. Решение это пришло неожиданно и действовало с непреодолимой силой. Он просто не мог позволить себе отвернуться от Леди. Идя по неразрешенному пути на этом чересчур дисциплинированном острове, он подвергался опасному риску, но иначе поступить не мог. Валентин обогнул край террасы, нашел травянистую тропинку и пошел наискосок через поле к главной дороге. Здесь он предполагал свернуть влево, к внешним террасам, но, чувствуя, что будет слишком бросаться в глаза, повернул направо. Скоро он оставил позади населенную часть террасы и дорога от широкого мощного тракта сузилась до лесной тропы, сжатой со всех сторон. Через полчаса он вышел на развилку тропы. Он наудачу свернул влево, но спокойный свист указывающего дорогу прибора исчез. Когда Валентин вернулся и повернул направо, свист возобновился. Полезный аппарат, подумал Валентин. Он шел ровным шагом до темноты. Затем устроился в приятной рощице возле ручья и позволил себе немного поесть сыра и нарезанного ломтиками мяса, потом он уснул на влажной земле между двумя деревьями. Первые проблески зари разбудили его. Он потянулся, открыл глаза, быстро умылся в ручье. Сейчас слегка позавтракать и... Он услышал позади себя треск: кто-то шел через кусты. Он бесшумно откатился за толстое дерево и осторожно выглянул. И увидел крепко скроенного чернобородого человека; тот вылез из кустов и остановился, оглядевшись вокруг. Фарсел. В одежде пилигрима, но с кинжалом за поясом. Обоих мужчин разделяли какие-то двадцать пять футов. Валентин нахмурился, прикидывая свои возможности и обдумывая тактику. Где Фарсел нашел кинжал на этом мирном острове? Зачем он шел за Валентином через лес, как не для того, чтобы убить? Насилие было чуждо Валентину. Но захватить Фарсела врасплох, казалось, имело смысл. Он покачался взад и вперед, концентрируя мозг, как перед жонглированием, и выскочил из укрытия. Фарсел крутился и выхватил кинжал. Внезапным резким движением Валентин ударил по руке Фарсела ребром ладони. Рука Фарсела онемела, кинжал выпал, но в следующий миг могучие руки Фарсела сгребли Валентина. Они стояли, сцепившись, лицом к лицу. Фарсел был на голову ниже Валентина, но шире в груди и плечах. Он пытался повалить Валентина, но тот отбивался. Вены на лбу обоих набухли, лица покраснели от напряжения. - Это безумие, - пробормотал Валентин. - Уходи, я не собираюсь вредить тебе. Фарсел в ответ еще сильнее сжал Валентина. - Кто тебя послал? - спросил Валентин. - Что тебе от меня нужно? Молчание. Мощные, как у скандара руки неумолимо сдавливали Валентина. Он стал задыхаться. Боль слепила его. Он попытался раздвинуть локти и разорвать захват. Не получилось. Лицо Фарсела безобразно исказилось от усилий, губы плотно сжались. Он медленно и постепенно валил Валентина на землю. Сопротивляться этому захвату было немыслимо. Валентин резко прекратил попытки и расслабился, как тряпичная кукла. Удивленный Фарсел дернул его в сторону. Валентин согнул колени и не противился, когда Фарсел швырнул его вниз. Но Валентин упал легко, на спину, с согнутыми ногами, и когда Фарсел яростно бросился на него, Валентин изо всех сил ударил его ногами в живот. Фарсел задохнулся и ошеломленно качнулся назад. Валентин вскочил, обхватил Фарсела сильными тренированными многомесячным жонглированием руками, повалил на землю и прижал руками и коленями. Как странно, думал Валентин, драться врукопашную, словно мы дети. Это походило на сон. Фарсел с ненавистью смотрел на него и колотил ногами по земле, тщетно пытаясь скинуть с себя Валентина. - Теперь говори, - сказал Валентин, - что все это значит. Ты пришел убить меня? - Ничего я не скажу. - Ты, однако, был очень болтлив, когда мы с тобой жонглировали. - То было раньше. - Что мне с тобой делать? - спросил Валентин. - Если я тебя отпущу, ты снова нападешь на меня. Если же буду держать - сам задержусь. - Долго ты меня не удержишь! Фарсел снова попытался подняться. Сила его была огромна, но Валентин крепко держал его. Лицо Фарсела стало ярко-красным, жилы на горле вздулись, глаза горели злобой и отчаянием поражения. Некоторое время он лежал тихо, затем собрал все свои силы и рванулся вверх. Валентин не смог противостоять этому рывку. Настал момент, когда никто из них не управлял ситуацией. Валентин наполовину скатился, а Фарсел изворачивался, чтобы навалиться на него. Валентин схватил Фарсела за толстые плечи и пытался опрокинуть его на спину, но тот оттолкнул его и нацелился пальцами ему в глаза. Валентин увернулся, а затем не раздумывая, схватил Фарсела за черную жесткую бороду, дернул в сторону и ударил его головой о камень, выступавший из влажной почвы. Фарсел глухо заворчал и затих. Валентин вскочил, поднял валявшийся кинжал и встал над врагом. Он дрожал - не от страха, а от ослабления напряжения, как дрожит тетива лука, опустившая стрелу. - Фарсел! - окликнул он, опустившись на одно колено. Ответа не было. Мертвый? Нет. Громадная грудная клетка медленно поднималась и опускалась, и Валентин услышал хриплое прерывистое дыхание. Валентин взглянул на кинжал. Что теперь делать? Слит сказал бы - покончить с поверженным, пока тот не очнулся. Нет... Невозможно. Убить можно только при самозащите. И уж конечно, не бессознательного, пусть тот и убийца. Убить разумное существо - значит всю жизнь иметь страшные сны. Но если уйти просто так - Фарсел придет в себя и бросится вдогонку. Вот когда пригодилась бы птицеловная лиана! Тут Валентин увидел другой сорт лианы с ветвями в палец толщиной, взобравшейся высоко на дерево. Несколькими сильными ударами ножа он отрезал пять больших ветвей и крепко связал ими Фарсела, который шевелился и стонал, но в себя не приходил. За десять минут Валентин спеленал его, как мумию, от груди до лодыжек, подергал - лиана держала крепко. Тогда он собрал свое немногое имущество и поспешил уйти. Дикое столкновение в лесу потрясло Валентина. Не только сама драка, хотя она была достаточно варварской и должна была надолго расстроить его, но и мысль, что его враг больше не довольствуется слежкой, но и послал убийцу. И раз это так, думал он, могу ли я еще сомневаться в правильности видений, сказавших мне, что я Лорд Валентин? Валентин плохо воспринимал концепцию преднамеренного убийства. Никто не может отнимать жизнь у другого. В мире, известном ему, это была основа. Даже узурпатор, столкнувший его с трона, не посмел убить его, боясь черных снов, которые обязательно придут; но сейчас он, видимо, решился пойти на этот страшный риск. ЕСли только Фарсел не решился на попытку убийства самовольно, в призрачной надежде на милость своих нанимателей, когда увидел, что Валентин идет к внутренней зоне Острова. Темное дело. Валентин поежился. Идя широким шагом по лесным тропам, он не раз напряженно оглядывался, опасаясь снова увидеть преследующего его чернобородого. Но преследования не было. К концу дня Валентин увидел вдали Террасу Окружения, а за ней плоский белый пик Третьего Утеса. Никто вроде не обращал внимания на спокойно идущего нелегального паломника. Он вошел на Террасу Окружения с таким видом, словно имел полное право на это. Терраса была обширной, богатой, с рядом величественных зданий из синего камня в восточном конце и рощей фруктовых деревьев с этой стороны. Валентин собрал с полдюжины спелых басса-плодов, положил в дорожный мешок и направился к бассейну, где смыл с себя дорожную пыль. Набравшись наглости, он вошел в столовую и взял себе суп и тушеное мясо. Затем так же небрежно вышел и направился в дальний конец террасы. Он снова уснул на импровизированной постели, часто просыпаясь с мыслью о Фарселе, а когда стало достаточно светло, встал и пошел дальше. Высоко над лесом поднималась ошеломляющая стена Третьего Утеса. Он шел весь день, но так вроде бы и не приблизился к утесу. Пешком через эти леса он вряд ли делал больше пятнадцати или двадцати миль в день, а кто знает, сколько до Третьего Утеса? Пятьдесят? Восемьдесят? А сколько оттуда до внутреннего храма? Путешествие может занять не одну неделю. Но он шел вперед. И шел даже более быстро. На четвертый день Валентин подошел к Террасе Восхождения. Он ненадолго остановился, вымылся, выспался в тихой роще и утром пошел дальше, пока не достиг Третьего Утеса. Он ничего не знал о механизме, управляющем плавучими санями. Отсюда ему был виден маленький поселок-станция из нескольких коттеджей; немногие служители работали в поле. Сани стояли у подножия утеса. Валентин подумал, не подождать ли темноты и попробовать пустить сани в ход, но решил, что не стоит лезть на такую страшную высоту без всякой помощи пользуясь не известным оборудованием. Это было бы слишком рискованно. Вынуждать служителей помочь было еще менее приятно. Оставался один способ. Валентин привел в порядок запыленную одежду, принял самый что ни на есть авторитетный вид и степенно пошел к станции. Трое служителей холодно посмотрели на него. - Они готовы к работе? - спросил он, указывая на сани. - У тебя дело на Третьем Утесе? - Да. - Валентин улыбнулся самой ослепительной из своих улыбок, показывая также скрытую под улыбкой силу и полнейшую самоуверенность. - Я Валентин из Алханрола, по особому вызову Леди. Там меня ждут, чтобы проводить во внутренний Храм. - Почему нам об этом не сказали? Валентин пожал плечами. - Откуда я знаю? Ясно, чья-то ошибка. Что же мне ждать здесь, пока вам принесут бумаги? И Леди пусть ждет? Давайте ваши плавучие сани! - Валентин из Алханрола, особый вызов Леди... - служители задумались, покачали головами, переглянулись. - Все это совершенно неправильно. Кто, ты сказал, проводит тебя там? Валентин сделал глубокий вдох. - Встретить меня послана сама Главная толковательница Тизана из Фалкинкипа! - решительно объявил он. - Она должна ждать, пока вы тут возитесь? Вам придется отвечать перед ней за задержку! А вы знаете, какой характер у Главной Толковательницы? - Верно, верно, - нервно согласились служители и закивали словно такая особа действительно существовала здесь и гнев ее был чем-то очень страшным. Валентин понял, что выиграл. Быстрыми, нетерпеливыми жестами он понукал служителей и через минуту уже сидел в санях и торжественно возносился на самый высокий и самый священный из трех Утесов Острова. 10 Воздух на вершине Третьего Утеса был чистым и холодным, потому что этот уровень Острова лежал на высоте в тысячу футов над уровнем моря, и здесь, в жилище Леди, окружение резко отличалось от двух низших ступеней. Деревья были высокими, гладкими, с игловидными листьями и симметрично расходящимися сучьями, а растения вокруг них имели субтропическую твердость, толстые глянцевые листья и крепкие стебли. Посмотрев назад, Валентин не увидел океана, только заросший лесом Второй Утес, и далеко внизу - намек на Первый. Дорога из красиво уложенных каменных плит шла от края Третьего Утеса к лесу. Валентин без колебаний двинулся по ней. Он не представлял себе топографию этого уровня, знал только, что здесь много террас и последняя из них - Терраса Поклонения, где ждали вызова Леди. Он не надеялся незамеченным пройти весь путь до порога Внутреннего Храма, но он пройдет, сколько сможет, а когда его задержат как правонарушителя, он назовет свое имя и потребует, чтобы это довели до сведения Леди, а остальное будет зависеть от ее милости и благорасположения. Его остановили еще до того, как он дошел до внешнего края террас. Пять служителей в одежде внутренней иерархии, золотой с красной отделкой, вышли из леса и холодно преградили путь Валентину. Трое мужчин и две женщины, все уже немолодые. Седая женщина с тонкими губами и темными внимательными глазами сказала: - Я Лоривейд с Террасы Теней и от имени Леди спрашиваю тебя, как ты сюда попал. - Я Валентин из Алханрола, - спокойно отметил он. Я плоть от плоти Леди и вы должны отвести меня к ней. Это наглое утверждение не вызвало даже улыбки на лицах иерархов. Лоривейд сказала: - Ты верен, что ты родственник Леди. - Я ее сын. - Ее сына зовут Валентин, и он Корональ на Замковой Горе. Ты в своем уме? - Передайте Леди, что ее сын Валентин пришел к ней через Внутреннее Море, через весь Зимрол, и что у него золотистые волосы. Больше я ничего не скажу. Мужчина рядом с Лоривейд сказал: - На тебе одежда Второго Утеса. Тебе не позволено подниматься сюда. Валентин со вздохом ответил: - Я это знаю. Я поднялся без разрешения, незаконно и нахально. Но у меня важнейшие официальные причины. Если мое сообщение не сразу дойдет до Леди, вы за это ответите. - Мы здесь не привыкли к угрозам, - сказала Лоривейд. - А я и не угрожаю. Я только говорю о неизбежных последствиях. Женщина справа от Лоривейд сказала: - Он сумасшедший. Нам придется запереть его и заботиться о нем. - И высказать осуждение бригаде внизу, - сказал второй мужчина. - Узнать с какой он террасы и как ему позволили уйти от туда, - сказал третий. - Я прошу только, чтобы вы передали мое сообщение Леди, - спокойно сказал Валентин. Они окружили его и быстро повели по лесной тропе к тому месту, где были припаркованы плавучие сани и ожидало множество более молодых служителей. Видимо они готовились к серьезным неприятностям. Лоривейд махнула одному служителю и отдала короткий приказ. Затем пять иерархов сели в сани и уплыли. Служители окружили Валентина и не слишком вежливо стали толкать к саням. Он улыбнулся и показал, что не собирается сопротивляться, но его крепко держали и грубо втолкнули в сани. Те поднялись, и животные, запряженные в них, по сигналу побежали к ближайшей террасе. Это было место широких низких зданий и больших каменных площадок - Терраса Теней, и тени, давшие ей название, были здесь черными, как чернила, таинственные, все поглощающие озера мрака, тянущиеся в странно значимом рисунке над абстрактными каменными изваяниями. Но шествие Валентина по террасе было непродолжительным: его стражники остановились у приземистого здания без окон. Искусно сделанная дверь беззвучно открылась от легкого прикосновения, Валентина втолкнули внутрь. Дверь закрылась, не оставив в стене никакого следа. Он был в тюрьме. Квадратная комната с низким потолком почти пустая. Единственный тусклый светильник бросал зеленовато-желтый свет. Очиститель, раковина, комод, матрац. Больше ничего. Доставят ли они Леди его сообщение? Может, оставят его здесь, пока не проверят, как он попал на Третий Утес, и островная бюрократия затянет дело на несколько недель? Прошел час, другой, третий. Пусть его отведут на допрос, только бы не эта тишина, скука, одиночество. Он считал шаги. Нет, комната не точно квадратная: две стены на полтора шага длиннее другой пары. Он искал очертания двери, но так и не нашел. Подгонка была изумительная, просто чудо - Валентин не мог не восхититься. Он придумывал диалоги то с Делиамбером, то с Леди, то с Карабеллой, то с Лордом Валентином, но и это развлечение скоро надоело. Он услышал слабый звук, повернулся и увидел отверстие в стене, в которое скользнул поднос. Ему дали печеной рыбы, горсть ягод цвета слоновой кости, чашу холодного красного сока. - Сердечно благодарю за еду, - сказал он громко. Пальцы его ощупывали стену, ища то место, откуда появился поднос. Следа не было. Он ел. Снова придумывал диалоги, мысленно разговаривал со Слитом, с толковательницей снов Тизаной, с Залзаном Каволом, с капитаном Гарцвелом. Он расспрашивал об их детских годах, о их мечтах и надеждах, политических мнениях, о вкусах в пище, напитках, одежде. Через какое-то время он устал от этой игры и лег спать. Спал он тоже плохо, часто просыпаясь. Сны были отрывочные. Через них проходили Леди, Король Снов, вождь метаморфов, иерарх Лоривейд, но они только произносили непонятные, неразборчивые слова. Когда он окончательно проснулся, появился поднос с завтраком. Прошел долгий день. Валентин никогда не знал такого бесконечного дня. Делать было абсолютно нечего. Он мог бы жонглировать тарелками, но они были настолько тонки и легки, что это было все равно, что жонглировать перьями. Он пытался жонглировать ботинками, но их было только два, так, что это было просто глупо. Он стал жонглировать воспоминаниями, оживляя в памяти все, что произошло с ним, начиная с Пидруда, но перспектива делать это часами ужасала его. Во вторую ночь Валентин сделал попытку связаться с Леди. Он подготовил себя ко сну, но когда его мозг начал освобождаться от сознания, но постарался проскользнуть в промежуток между сном и бодрствованием, в род транса. Это было тонким делом, потому что если он слишком сильно сосредоточился, то полностью проснется, а если слишком расслабится, то уснет. Он долгое время балансировал на плавучей точке, жалея, что во время путешествия по Зимролу, не выбрал случая поучиться этому у Делиамбера. Наконец он послал свой дух вдаль. - Мать! Он представил себе, как его дух парит высоко над Террасой Теней и тянется от террасы к террасе, внутрь, к сердцу Третьего Утеса, к Внутреннему Храму, к комнате, где отдыхает Леди Острова. - Мать, это Валентин, твой сын. Мне многое нужно сказать тебе, и о многом спросить. Помоги мне добраться до тебя. Валентин лежал неподвижно. Он был совершенно спокоен. В его мозгу, казалось, сиял чистый белый луч. - Мать, я на Третьем Утесе, в тюремной камере Террасы Теней. Я шел так долго, но теперь остановлен. Пошли за мной, мать. Мать... Леди... Мать... Он заснул. Луч все еще сверкал. Валентин увидел первый звон музыки сна, увертюры, первое ощущение контакта. Пришли видения. Он больше не был взаперти. Он лежал под холодными белыми звездами на громадной круглой платформе полированного камня, как бы на алтаре. К нему подошла женщина в белом платье, с блестящими черными волосами. Встала рядом с ним на колени, слегка коснулась его и сказала нежным голосом: - Ты мой сын Валентин, и я призываю тебя ко мне и признаю своим сыном перед всем Маджипуром. И все. Проснувшись, он помнил из сна только это. В это утро подноса с завтраком не было. Но, может, еще не утро, и он проснулся среди ночи? Проходили часы. Поднос не появлялся. Не забыли ли о пленнике? Может, хотят уморить его голодом. Он почувствовал приступ ужаса. Он позвал, но сам понимал, что это бесполезно. Это место запечатано, как могила. Он угрюмо посмотрел на старые подносы и швырнул их к дальней стене. Он вспомнил радости пищи, сосиски лимена, рыбу, которую Кон и Слит жарили на берегу Стейча, вкус плодов двика, пальмовое вино в Пидруде. Голос становился все сильнее. И Валентин был испуган. Он уже не скучал, а боялся. Может они там держали совет и осудили его на смерть за его чрезмерное безумие. Минуты. Часы. Прошло уже полдня. Безумием было думать, что он прикоснется во сне к мозгу Леди. Безумием было думать, что он беспрепятственно войдет во Внутренний Храм и добьется ее помощи. Безумием было думать, что он вернется в Горный Замок, если он вообще был там когда-нибудь. Он прошел полмира, подгоняемый только безумием и теперь получит награду за свою самонадеянность и глупость. Послышался уже знакомый слабый звук, но открылось не отверстие для подноса, а дверь. В камеру вошли два седоволосых иерарха. Они смотрели на него холодно и недовольно. - Вы принесли мне завтрак? - спросил Валентин. - Мы пришли, - ответил более высокий, - проводить тебя к Внутреннему Храму. 11 Он настоял, чтобы его сначала накормили - мудрое решение, потому что путешествие должно было растянуться на весь остаток дня - с быстрыми животными, тянущими плавучий фургон. Иерархи сели по бокам Валентина и высокомерно молчали. Если он спрашивал название террасы, мимо которой они проезжали, они односложно отвечали, и только. У Третьего Утеса было множество террас - Валентин сбился со счета после седьмой - и они были много ближе друг к другу, чем террасы на других утесах: их разделяли лишь узкие полоски леса. Эта центральная часть Острова была похожа на деловое и населенное место. В сумерках они прибыли на Террасу Поклонения, область спокойных садов и разбросанных низких зданий из белого камня. Как и все остальные террасы, она была круглой, но много меньше других, поскольку это была внутренняя часть острова. Ее, вероятно, можно было обойти за час или два, в то время как для объезда террасы Правого Утеса понадобились бы животные. Древние деревья с овальными розовыми листьями стояли с правильными интервалами вдоль ее края. Между зданиями вились беседки пышно цветущих лиан. Повсюду были внутренние дворы, украшенные стройными колоннами полированного черного камня и цветущими кустами. Слуги Леди по двое и по трое не спеша проходили по этим мирным местам. Валентина проводили в комнату, куда более уютную, чем его предыдущая, с широкой и глубокой ванной, с приглашающей постелью, с окнами в сад, с корзинками фруктов на столе. Иерархи оставили его одного. Он вымылся, пощипал фруктов и стал ждать последующих событий. Прошел час или чуть больше. Стук в дверь, и мягкий голос спросил, желает ли он ужинать. В комнату вкатилась тележка с самой существенной пищей, какую он ел на Острове - жареное мясо, синие тыквы, фаршированные рыбой, чаша с чем-то холодным, напоминающим вино. Валентин с удовольствием поел. Потом он долго стоял у окна, глядя в темноту. Он ничего не видел и не слышал. Он проверил дверь: заперта. Значит он все еще был пленником, хотя и в неизмеримо более приятной изоляции, чем раньше. Он спал крепко, без сновидений. Его разбудил лившийся в комнату поток солнечного цвета. Он вымылся. Тот же скромный слуга принес на завтрак сосиски и запеченные розовые фрукты... Вскоре пришли два хмурых иерарха и сказали: - Леди вызывает тебя. Они провели его через изумительной красоты сад, потом по изящному мосту из чистого белого камня, выгибавшемуся над темным прудом, где плавали золотые рыбки. Впереди лежала удивительно ухоженная лужайка. В центре ее стояло одноэтажное здание, на редкость изящное по форме, с длинными узкими крыльями, которые выходили, как звездные лучи, из круглого центра. Наверняка это и есть Внутренний Храм, подумал Валентин и задрожал. Он шел - уже не помня, сколько месяцев - к этому месту, к порогу царящей там таинственной женщины и воображал, что это его мать. И вот он наконец здесь; но что, если все окажется вздором, фантазией или ужасным заблуждением? Что, если Валентин вообще никто, желтоволосый бродяга из Зимрола, потерявший память по какой-нибудь дурацкой случайности, которому шутники забили голову бессмысленными амбициями? Эта мысль была непереносимой. Если Леди оттолкнет его, если не признает... Они вошли в Храм. По-прежнему с иерархами по бокам, Валентин бесконечно шел по невозможно длинному холлу, где через каждые двадцать футов стояли мрачные воины. Затем он вошел во внутреннюю комнату, восьмиугольную, со стенами из прекраснейшего белого камня, с восьмиугольным бассейном в середине. Утренний свет входил через восьмигранную стеклянную крышу. В каждом углу комнаты стояла суровая фигура в одежде иерарха. Валентин слегка растерянно оглядел их по очереди и не увидел на их лицах приветствия, только неодобрительно поджатые губы. Послышался легкий музыкальный звук. Когда он смолк, в комнату вошла Леди Острова. Она была очень похожа на ту, что Валентин видел так часто во сне: женщина средних лет, обычного роста, со смуглой кожей, блестящими черными волосами, с теплым взглядом, с полными губами, поднятыми в уголках улыбкой, с серебряной полосой на лбу и цветком с толстыми зелеными лепестками за ухом. Вокруг нее, казалось, была аура, нимб, излучение силы, авторитета и величия, как и приличествует Власти Маджипура, и Валентин не был готов к этому: он надеялся только лишь на материнское тепло женщины, забыв, что она королева, жрица, почти богиня. Он молча стоял перед ней, и она некоторое время изучала его с дальней стороны бассейна, устремив на его лицо светлый, но проникающий взгляд. Затем она сделала резкий знак выйти - не ему, а иерархам. Это сломало их ледяное спокойствие. Они переглянулись, явно растерянные. Леди повторила жест - легкий поворот запястья, и в ее глазах вспыхнуло что-то властное, почти устрашающей силы. Трое или четверо иерархов вышли из комнаты, остальные остались, как бы не в силах поверить, что Леди хочет остаться наедине с пленником. На секунду показалось, что потребуется третий взмах ее руки, но тут самый старый и самый важный из иерархов с явным протестом протянул к ней дрожащую руку. Но под взглядом Леди рука опустилась и иерархи вышли. У Валентина возник импульс упасть на колени. Он чуть слышно сказал: - Я не имею понятия, как полагается показывать повиновение. И не знаю, Леди как я должен обращаться к тебе, не оскорбив. Она спокойно ответила: - Вполне достаточно, Валентин, если ты назовешь меня матерью. Эти спокойные слова ошеломили его. Он сделал несколько колеблющихся шагов к ней и испуганно остановился. - А это так? - прошептал он. - В этом нет никакого сомнения. Он почувствовал, как запылали его щеки. Он стоял, беспомощный, онемевший от ее благоволения. Она поманила его легким движением пальца, и он качнулся, как будто попал в океанский шторм. - Подойди, - сказала она. - Ты боишься? подойди ко мне, Валентин. Он пересек комнату, обошел бассейн, встал рядом с ней. Она взяла его за руки, и он ощутил удар энергии, ощутимую, осязаемую пульсацию, сходную той, что он чувствовал, когда Делиамбер касался его для колдовских целей, но неизмеримо более мощную, неизмеримо более пугающую. Он хотел освободить руки при этом первом ударе силы, но Леди держала их и вглядывалась в его глаза, как бы читая все его тайны. - Да, - сказала она наконец. - Клянусь Божеством, да... Твое тело чужое, но твой дух создан мною. О, Валентин, Валентин, что они сделали с тобой? Что сделали с Маджипуром? - Она сжала его руки и притянула к себе, и он оказался в ее объятиях. Он чувствовал, что она дрожит - не богиня, а только женщина - мать, обнимающая встревоженного сына. В ее объятиях он стал таким спокойным и умиротворенным, каким не был со своего пробуждения в Пидруде, и он цеплялся за нее, молясь, чтобы она не отпускала его. Затем она отступила и, улыбаясь, оглядела его. - Во всяком случае, тебе дали красивое тело. Ничуть не похожее на прежнее, но приятное на вид, сильное и здоровое. Могло быть много хуже. Могли сделать тебя старым, больным, калекой, но я думаю, у них просто не хватило смелости: они знали, что в дальнейшем сторицей заплатят за все свои преступления. - Кто мать? Она, казалось, удивилась этому вопросу. - Как кто? Барджазед и его выводок! - Я ничего не знаю, мать, кроме того что приходило ко мне во сне, и это было туманным и неопределенным. - И что ты знаешь об этом? - То что мое тело было отнято у меня, что каким-то колдовством Короля Снов я очутился возле Пидруда таким, каким ты меня видишь, что кто-то другой, вероятно, Доминик Барджазед, правит теперь из Горного Замка. Но все это я знаю из самых недостоверных источников. - Все это правда, - сказала Леди. - Когда это случилось? - В начале лета, когда ты делал великий объезд по Зимролу. Я не знаю, как это было сделано, но однажды ночью, во сне я почувствовала дерганье, рывок, словно сердце планеты дало трещину; я проснулась с сознанием, что случилось что-то чудовищно злое. Я послала свой дух к тебе, но не смогла тебя достичь. Там, где ты был, была только тишина и пустота. Однако не та, которая ударила меня, когда погиб Вориакс: я чувствовала твое присутствие, но за пределами моей досягаемости, как бы за толстым стеклом. Однажды я спросила о Коронале... "Здоров ли он?" - спросила я. Да, сказали, здоров, сегодня плывет к Пидруду. Но я не могла добиться контакта. Я послала свой дух во все концы мира, чего не делала много лет, но тебя нигде не было, и одновременно ты где-то был. Я растерялась и испугалась, но ничего не могла сделать, только искать и ждать. До меня дошли известия, что Лорд Валентин в Пидруде, и я видела его через все это расстояние, и его лицо было лицом моего сына, но мозг был другим и закрытым для меня. Я пыталась дать послание, но не смогла. И тогда я, наконец, начала понимать. - И ты узнала, где я? - Не сразу. Они переключили твой мозг так что он полностью изменился. Каждую ночь я посылала свой дух в Зимрол искать тебя, пренебрегая всем остальным здесь, но ведь подмена Короналя - дело нешуточное, и мне казалось, что я уловила проблеск твоей истинной сущности, фрагмент ее, а потом смогла установить, что ты жив, что ты на северо-западе Зимрола, но достичь тебя не могла. Оставалось ждать, когда ты начнешь приходить в себя, пока их чародейство чуточку поблекнет и твой истинный мозг выздоровеет хотя бы частично. - Он и сейчас не полный, мать. - Я знаю, но уверена, что это излечимо. - Когда ты, наконец, достигла меня? Она на секунду задумалась. - Это было возле гейрогского города Долорна, кажется, и я впервые увидела тебя через мозг других, которые увидели во сне правду о тебя. Я коснулась их мозгов, отобрала и очистила то, что было в них, и увидела, что твой дух поставил на них свою печать и что они лучше тебя знают о том, что свалилось на тебя. Таким путем я очертила тебя кругом и смогла войти в твой мозг. И с того момента ты получил знания о своем прежнем "Я", и я трудилась через все эти тысячи миль, чтобы вылечить тебя и привести ко мне. Но все это было нелегко. Мир снов - трудная и меняющаяся область, трудная даже для меня, и пытаться управлять ею - все равно, что писать на песке на берегу океана: прибой вернется и смоет почти все, и ты пишешь снова и снова. Но все-таки ты здесь. - Ты знала, когда я достиг Острова? - Да, я чувствовала твое приближение. - И ты оставила меня тянуться с одной террасы на другую несколько месяцев? Она засмеялась. - На внешних террасах миллионы пилигримов. Почувствовать тебя - одно дело, а точно определить - другое, куда более труднее. Кроме того, и ты не был готов прийти ко мне, и я - принять тебя. Я проверяла тебя, Валентин, следила за тобой издалека, изучала, какая час