ходился рядом. Речь шла о том, что к Крещению она была уже брюхата и повезло ей, что успела подцепить Лота, теперь можно будет выдать его за семимесячного. Мерлин, ты знаешь не хуже меня, что под Лугуваллиумом он к ней и близко не подходил. До битвы его не было в городе, а в ночь после битвы... в ту самую ночь как раз... - Он осекся, задохнувшись, и, взметнув полами королевских одежд, снова заходил из угла в угол. Было уже далеко за полночь. Шум городского празднества немного утих, приглушенный предрассветным холодом. В королевских покоях догорали свечи в оплывах ароматного воска. А от нагоревшего фитиля в лампе шел, смешиваясь со свечным ароматом, тяжелый чадный дух. Резко повернувшись на каблуках, Артур подошел и встал передо мной лицом к лицу. Он снял с головы корону и с шеи цепь в драгоценных каменьях и отложил королевский меч, но остался в роскошном коронационном одеянии, только скинул и бросил на стол подбитую мехом мантию, и в свете лампы алые складки стекали на пол, словно струи крови. Дверь в опочивальню стояла раскрытая, мне было видно постеленное королевское ложе, но Артур, несмотря на поздний час, не выказывал признаков усталости. В каждом его движении кипела нервная энергия. Но, овладев собой, он заговорил спокойно и неторопливо: - Мерлин, когда мы беседовали с тобой ночью о том, что произошло... - Он не договорил, задохнулся и приступил снова с отчаянной прямотой: - В ту ночь, когда я совершил с Моргаузой грех кровосмешения, я спросил у тебя, что будет, если она зачала. Я помню, что ты мне ответил. Очень хорошо помню. А ты? - Я тоже, - неохотно признался я. - Я тоже хорошо помню. - Ты сказал: "Боги ревнивы, они завидуют людской славе. Каждый человек носит в себе семя своей погибели, всякой жизни наступает предел. И ныне ты сам положил такой предел для себя самого". Я молчал. Он смотрел мне прямо в глаза настойчивым, бесстрашным взглядом, к которому мне предстояло привыкнуть. - То, что ты мне тогда сказал, это правда? Ты произнес прорицание или просто искал слова, чтобы успокоить меня перед событиями следующего дня? - Нет, это правда. - То есть, если она родит, ты провидишь, что в этом ребенке будет моя погибель? - Артур, - сказал я, - прорицание нельзя понимать так прямо. Произнося те слова, я не знал - в том смысле, как люди обычно понимают знание, - что Моргауза обязательно понесет от тебя дитя и что в нем будет для тебя смертельная опасность. Я только знал, что, пока ты был с нею, птицы смерти сидели у меня на обоих плечах, давили меня к земле и пахло падалью. Камень лег мне на сердце, и мне виделась смерть, соединяющая тебя с этой женщиной. Смерть и предательство. Но в чем это выразится, я не знал. Когда же понял, дело уже было сделано, и осталось только ждать, что пожелают ниспослать нам боги. Артур снова заходил по комнате, приблизился к дверям в опочивальню, молча постоял, привалясь спиной к дверному косяку и не глядя в мою сторону, потом расправил плечи и обернулся. Решительными шагами подошел к столу, сел и, подперев подбородок кулаком, встретился со мною взглядом. Во всех его движениях была, как всегда, плавность и сила, но я, так хорошо знавший его, видел, как натянута узда. Речь его тоже звучала спокойно: - Ну вот, теперь мы знаем, что птицы-стервятницы не ошиблись. Она и вправду понесла. Но ты в ту ночь сказал мне еще кое-что. Ты сказал, что грех мой совершен в неведении и что на мне вины нет. Что же, кара без вины? - Так бывает нередко. - Грехи отцов? Я узнал слова из священной книги христиан. - Да, - ответил я, - Утеров грех на тебе. - А теперь мой на этом ребенке? Я не ответил. Мне не нравилось направление, которое принял наш разговор. Впервые, беседуя с Артуром, я не чувствовал своей власти над ним. Я говорил себе, что я устал, что сила моя на спаде, что еще придет мой час. Но на самом деле у меня было такое чувство, будто я, как рыбак из восточной сказки, откупорил бутылку и выпустил джина, а он оказался во много раз сильнее его самого. - Все понятно, - сказал король. - Раз мой грех и ее грех падут на голову ребенка, значит, нельзя, чтобы он жил. Поезжай на север и скажи это Моргаузе. Или, если хочешь, я дам тебе для нее письмо и сам ей все объясню. Я набрал воздуху, чтобы ответить, но он не дал мне и рта раскрыть. - Не говоря уж о твоих предчувствиях - которыми я не настолько глуп, чтобы пренебречь, - разве ты не понимаешь, как это сейчас опасно, если Лот узнает? Она боялась, что забеременела, и, чтобы избежать позора, постаралась раздобыть себе мужа. А кто лучше Лота? Его когда-то прочили ей в мужья, может быть, он даже ей нравился, и тут она увидела случай затмить сестру и приобрести титул и положение, которых лишилась со смертью отца. А уж кому и знать, как не мне, - продолжал он, в ниточку растянув губы, - что любой мужчина, на которого она обратит свою благосклонность, побежит к ней, стоит ей только свистнуть. - Артур, ты говоришь об ее "позоре". Но ты ведь не думаешь, что был первым, кого она уложила в свою постель. Он ответил с поспешностью: - Нет, и никогда не думал. - Тогда почему ты не допускаешь, что она принимала Лота еще до тебя? Что она уже была беременна, а тебя заманила в надежде добиться милостей и преимуществ? Она знала, что часы Утера сочтены, и, страшась, что после предательства под Лугуваллиумом Лот утратил благосклонность короля, задумала сделать так, чтобы отцом Лотова ребенка представить тебя... - Это все домыслы. В ту ночь ты говорил иначе. - Верно. Но подумай сам: такой ход событий тоже отвечает моим дурным предчувствиям. - Дурным, но не настолько, - резко возразил он. - Если от этого ребенка действительно исходит гибельная угроза, не все ли равно, кто его отец. Гадать об этом бесполезно. - Но я не наугад говорю, что они с Лотом уже были любовниками, когда ты оказался в ее постели. Я ведь рассказывал о сне, который мне привиделся в святилище Ноденса. Я наблюдал их свидание в чьем-то доме в стороне от больших дорог. Они съехались там не случайно, а по сговору. И встретились как давние любовники. Так что этот ребенок вполне может быть Лотов, а не твой. - И мы все представили себе неправильно? Это меня она приманила, а не Лота, чтобы покрыть свой стыд? - Могло случиться, что так. Ты явился неведомо откуда и затмил Лота, как вскоре вслед за тем затмил и Утера. Она решила изобразить дело так, будто это ты отец ее ребенка, но потом побоялась меня и оставила эту мысль. Артур помолчал, задумавшись. - Ну что ж, - произнес он наконец, - время покажет. Но правильно ли мы поступим, если будем сидеть и дожидаться? Чей бы ни был этот ребенок, от него исходит опасность. Не надо быть пророком, чтобы видеть, в чем она заключается. И не обязательно быть богом, чтобы принять меры. Если Лот когда-нибудь узнает - или заподозрит, - что его первенец рожден от меня, надолго ли хватит тогда его сомнительной верности, как ты думаешь? А Лотиан - это главное звено в нашей обороне. Мне нужна его верность. Необходима. Даже если бы он был мужем моей родной сестры Морганы, я не мог бы доверять ему полностью. Ну а теперь... - Он вскинул руку, - Мерлин, это делают в каждом селении нашего королевства. Почему бы и не в королевском доме? Поезжай на север и поговори с Моргаузой. - Ты думаешь, она послушает? Если бы ей не нужен был этот ребенок, она бы уже давным-давно избавилась от него. Не из любви она приняла тебя в ту ночь, Артур, и не питает она к тебе добрых чувств, коль скоро ты допустил ее изгнание. А что до меня, - я усмехнулся, - то она питает ко мне самую черную злобу. И недаром. Да она расхохочется мне в лицо. Больше того, она выслушает меня, досмеется, узнав, какую власть имеет над нами, а потом поступит так, чтобы причинить как можно больше вреда. - Но... - Ты думаешь, она женила на себе Лота ради собственного своего удобства и чтобы взять верх над сестрой? Нет. Она вышла за него, когда убедилась, что я не дам ей совратить и поработить тебя. Ведь Лот, что бы ни диктовало ему сегодня время, в глубине души - твой враг. И мой тоже. Через него она рано или поздно сможет причинить тебе вред. Минута вдумчивого молчания. - Ты в это веришь? - Да. - Тем более я прав. Нельзя, чтобы она родила этого ребенка. - А что ты можешь сделать? Подкупить кого-нибудь, чтобы испекли ей хлеб со спорыньей? - Ты что-нибудь придумаешь. Приедешь на место и... - Я ничего такого делать не стану. Он вскочил, словно распрямившийся лук, у которого отпустили тетьву. В глазах его сверкнул отблеск свечного пламени. - Ты говорил, что ты мой слуга. Ты говорил, что сделал меня королем по воле божией. Теперь я король, и ты поступишь так, как я велю! Я был на два пальца выше его. Мне случалось и раньше смотреть в глаза королю и не отводить взгляда, а он был совсем еще юн. Я переждал какое-то время, потом мягко ответил: - Я твой слуга, Артур, но прежде всего я - слуга бога. Не навязывай мне выбора. Я не могу воспрепятствовать божьей воле. Он еще мгновение смотрел мне в глаза, потом глубоко вздохнул и опустил взгляд, будто тяжелый груз. - Это - его воля? Гибель того самого королевства, которое он, по твоим же словам, назначил мне построить? - Если он назначил тебе его построить, значит, так оно и будет, ты его построишь. Артур, мне самому это непонятно, я не хочу от тебя скрывать. Могу только сказать тебе: выжди, как выжидаю я, и положись на время. Веди себя так, как и прежде, а это все отложи и забудь. Предоставь эту заботу мне. - А ты что сделаешь? - Отправлюсь на север. Минута бешеного молчанья. Затем он спросил: - В Лотиан? Но ведь ты сказал, что не поедешь. - Нет. Я сказал, что не предприму ничего, чтобы убить младенца. Но я могу следить за Моргаузой, дабы со временем, быть может, лучше понять, как мы должны поступить. А тебе буду присылать известия. Снова молчание. И наконец тревога отпустила его, он отвернулся, принялся развязывать пояс. - Ну хорошо, - проговорил он, хотел было еще что-то спросить, но удержался и только посмотрел на меня с улыбкой. Попробовав на мне кнут, он теперь хотел вернуться к прежнему добру и доверию. - Но пока длятся празднества, ты не уедешь? Я, если позволят дела военные, должен буду пробыть здесь восемь дней, прежде чем снова сяду на коня. - Я полагаю, что мне лучше отбыть немедля. Пока Лот здесь, надо воспользоваться его отсутствием. Я скроюсь там где-нибудь и буду следить и ждать, и посмотрю, что можно сделать. С твоего изволения, я выеду завтра же с утра. - А кто с тобой поедет? - Никто. Я привык путешествовать в одиночку. - Надо, чтобы тебя кто-то сопровождал. Это ведь не то, что поездка в Маридунум. И потом, а вдруг тебе понадобится послать известие? - Передам с твоими гонцами. - И все же. - Он развязал наконец пояс, швырнул его на кресло и позвал: - Ульфин! За стеной послышалось движение, осторожные шаги, и на пороге опочивальни, подавив зевок, появился Ульфин со спальным халатом, переброшенным через руку. - Да, милорд? - Ты все время был здесь? - резко спросил я. Ульфин, не меняя каменного выражения лица, протянул руку, отстегнул пряжку на плече у короля и освободил его от бремени парадного одеяния. - Я спал, милорд. Артур сел в кресло и протянул одну ногу. Ульфин, преклонив колени, стал разувать ее. - Ульфин, мой кузен принц Мерлин завтра поутру отправляется в поездку, которая, быть может, окажется долгой и трудной. Мне будет очень не хватать тебя, но я хочу, чтобы ты его сопровождал. Ульфин, коленопреклоненный, с башмаком в руке, поднял на меня глаза и улыбнулся: - Охотно, милорд. - Разве ты не должен оставаться при короле? - возразил было я. - Сейчас как раз такие дни... - Я делаю, как он велит, - просто ответил мне Ульфин и наклонился к второй ноге. "Как и ты, в конечном счете" - этих слов Артур вслух не произнес, но они читались в быстром взгляде, который он бросил на меня, снова поднявшись на ноги и предоставляя Ульфину опоясать на нем спальный халат. Я сдался. - Ну хорошо. Я буду рад иметь тебя моим спутником. Мы выезжаем завтра же, и должен предупредить тебя, что отсутствие наше может затянуться. Я дал ему необходимые наставления, затем снова обратился к Артуру: - А теперь мне пора идти. Едва ли я еще увижу тебя до отъезда. Я пришлю тебе весть при первой же возможности. Где ты находишься, мне будет, уж конечно, известно. - Да, уж конечно, - повторил он, и голос его прозвучал воинственно и грозно. - А сейчас ты можешь еще уделить мне несколько минут? Спасибо, Ульфин, теперь оставь нас. Тебе тоже надо еще собраться в дорогу. Пойдем, Мерлин, я покажу тебе мою новую игрушку. - Еще одну игрушку? - Еще одну? А, ты намекаешь на конницу! А ты видел ли лошадей, которых привез Бедуир? - Нет еще. Мне говорил о них Валерий. Глаза Артура зажглись. - Они бесподобны! Быстрые, горячие, чуткие. Говорят, они могут, если надо, обходиться без зерна, одним сеном, и столько в них пыла, что, проскакав галопом хоть целый день, будут потом сражаться вместе со всадником насмерть. Бедуир привез с конями и конюхов. И если то, что они говорят, правда, значит, у нас будет конница, способная завоевать мир! Он привез двух объезженных жеребцов, оба белой масти и такие красивые, даже краше моего Канрита. Бедуир выбрал их лично для меня. Пожалуй сюда. - С этими словами Артур подвел меня к завешенному выходу на крытую галерею. - У меня еще не было времени их испытать, но неужели я не смогу завтра сбросить свои цепи хотя бы на час или два? Это было сказано голосом непоседливого мальчишки. Я засмеялся. - Авось да сможешь. А я счастливее короля: я завтра буду уже в пути. - На своем старом вороном мерине? - Нет, еще того хуже. На муле. - На муле? А-а, ну да. Под чужим обличьем? - Придется. Не могу же я приехать в твердыню Лотиана как принц Мерлин. - Смотри, остерегайся. Ты уверен, что тебе не нужен эскорт, хотя бы на первую часть пути? - Уверен. Со мной ничего не случится. А что ты хотел мне показать? - Всего только карту. Смотри. Он раздвинул занавесь. За ней была маленькая комнатка, вернее, широкое крыльцо, выходящее на внутренний дворик. Свет от полыхающих факелов играл на остриях пик в руках у стражников, не считая их, дворик и крыльцо были пусты. Перед нами стоял один только грубо вытесанный дубовый стол. Обычно на такие столы насыпают сухой песок в мелком блюде, чтобы на песке прочерчивать схемы и карты. Но тут лежала готовая глиняная карта, искусный скульптор вылепил горы и долины, реки и берега, так что глазу открывалась разом вся британская земля, как ее видели из поднебесья высоко летящие птицы. Артур очень обрадовался моей похвале. - Ага! Я знал, что тебе будет интересно. Ее только вчера кончили. Замечательно, да? А вот это куда лучше, чем сгребать в кучки сухой песок, который осыпается от неосторожного дыхания. Разумеется, можно вносить дополнения, когда мы сделаем новые открытия. Что там севернее Стрэтклайда, никто не знает. Но, слава богу, то, что севернее Стрэтклайда, меня сейчас не беспокоит. Во всяком случае, пока. - Он потрогал пальцем деревянный раскрашенный клинышек в виде красного дракончика, воткнутый в карту под надписью "Каэрлеон". - Ну, покажи мне, каким путем ты намерен завтра ехать? - Западной дорогой, я полагал, через Дэву и Бремет. Мне еще надо будет заехать в Виндоланду. Он провел пальцем с юга на север, достиг Бреметеннакума (который коротко называют Бремет) и остановился. - Выполни одну мою просьбу, ладно? - Охотно. - Поезжай восточной дорогой. Она немногим длиннее, зато почти всюду гораздо исправнее. Вот здесь, видишь? Если у Бремета ты свернешь, то эта дорога проведет тебя через проход между горами. - Он повел пальцем вправо: на восток от Бреметеннакума, по древней дороге вдоль реки Трибуит, затем через горный перевал и вниз мимо Оликаны в долину Йорка. Оттуда начинается старый Дорийский тракт, все еще в хорошем состоянии, прямой как стрела, он ведет до Корстопитума, где пересекает Стену, и дальше на север, прямо в Манау Гуотодин, где находится Лотов стольный город Дунпелдир. Чтобы съездить в Виндоланду, тебе придется здесь свернуть, а потом тем же путем возвратиться на главную дорогу, там недалеко. Во времени ты не проиграешь. Мне важно, чтобы ты ехал через Пеннинский Проход. Сам я там не был, но мне докладывали, что проезд там вполне возможен для двоих, а вот конный отряд не пройдет из-за осыпей и обвалов. Я пошлю туда людей, чтобы расчистили путь. И придется, должно быть, возвести там укрепления. Ты согласен? Когда восточное побережье почти повсеместно открыто для вторжения врага, если ему еще удастся закрепиться на восточной равнине, это откроет ему путь на запад, в самое сердце нашей страны. Там уже стоят два форта, говорят, их легко привести в порядок. Я хочу, чтобы ты проездом на них посмотрел. Задерживаться тебе там не надо, мне доложат подробности потом, но, если ты сможешь проехать теми местами, я бы хотел узнать твое мнение. - Ты его узнаешь. Он поднял голову от глиняной карты, и в эту минуту где-то в городе запел петух. Воздух вокруг посерел. Артур тихо сказал: - Что до остального, о чем у нас был разговор, то я отдаю себя в твои руки. И видит бог, мне следует за это благодарить судьбу. - Он улыбнулся. - А теперь надо все-таки пойти поспать. Тебе предстоит путешествие, а мне еще один день праздника. Завидую тебе! Доброй ночи. И да хранит тебя бог! 8 На следующее утро, взяв с собой двухдневный запас провизии и трех крепких мулов из армейского обоза, мы с Ульфином выехали на север. Мне и раньше приходилось совершать путешествия при обстоятельствах столь же опасных, когда быть узнанным означало беду, иногда даже смерть. Я поневоле сделался мастером менять обличье, отчего пошла легенда, что будто бы "маг" Мерлин умеет раствориться в воздухе, когда надо избегнуть преследования. Я в совершенстве овладел искусством прятаться на местности - я просто брал в руки орудия какого-нибудь ремесла и целые дни толкался там, где никто бы не предположил присутствия принца. Если ты несешь на себе знак своего труда, люди смотрят не на тебя, а на то, что ты умеешь делать. Мне случалось быть странствующим певцом, чтобы входить и в королевские палаты, и в скромную таверну; но чаще всего я прикидывался знахарем или глазным лекарем. Это обличье подходило мне лучше всего. Оно позволяло пускать в ход мои познания и помогать тем, кто нуждался в помощи, то есть беднякам, и одновременно открывало доступ в любые дома, кроме самых богатых. Вот и теперь я оделся врачом. Правда, я захватил с собой маленькую арфу, но только для развлечения: воспользоваться своим певческим искусством и так заслужить приглашение ко двору Лота я бы не отважился. И потому я подвесил зачехленную и замотанную до неузнаваемости арфу к потертому седлу мула, тащившего поклажу, а коробочки с мазями и узелок с инструментами выставил на обозрение всем. Первая часть нашей дороги была мне хорошо известна, но после Бреметеннакума, когда мы свернули к Пеннинскому Проходу, местность пошла незнакомая. Проход образуют долины трех больших рек. Две из них: Уорф и Изара - берут начало в известняках на пеннинских вершинах и текут, петляя, на восток. А третья могучим потоком, принимая в себя по пути бессчетные малые ручьи и речушки, прорывается по ущелью к западу. Называется она Трибуит. Стоит только вражескому войску перебраться через Проход, и перед ним откроется путь по долине Трибуита к последним оплотам на западном побережье Британии. Артур упомянул о двух фортах, расположенных в Проходе. Из досужих разговоров с местными людьми в таверне Бреметеннакума я узнал, что в прежние времена существовал еще и третий форт, охранявший выход из ущелья в долину, где Трибуит разливается, замедляя свой ход на запад, к низинам и дальше к морю. Этот форт служил когда-то римлянам как временный походный лагерь, насыпи и деревянные постройки, должно быть, уже разрушились, но я подумал, что дорогу, ведущую к третьему форту, стоит осмотреть попристальнее, и, если она окажется в приемлемом состоянии, конное войско, отправленное из Регеда на защиту Прохода, сможет по ней срезать изрядный угол. Путь из Регеда через Оликану в Йорк. Именно так должна была ехать Моргауза на встречу с Лотом. Решено. Я тоже поеду этой дорогой, недаром она мне привиделась ночью в святилище Ноденса. Если сон мой был вещим - а я в этом не сомневался, - то мне надо будет там еще кое-что выяснить. Выехав из Бреметеннакума, мы сразу же свернули с главной дороги и поехали вверх по долине Трибуита. Под копытами мулов шуршал гравий заброшенной римской дороги. К вечеру мы добрались до бывшего лагеря. Как я и ожидал, от старых построек мало что осталось, только виднелись следы земляных насыпей и рвов да на месте ворот догнивала груда бревен. Но, как всегда у римлян, местоположение было выбрано очень удачно: на краю возвышенности, и во все стороны открывается широкая безлесная равнина. С одной стороны внизу протекает ручей, с другой - река, которая несет свои воды по равнине к морю. Здесь, так далеко на западе, для защиты от врагов этот форт, даст бог, не понадобится, а вот как перевалочная станция для конницы или как временная крепость для вылазок через Пеннинский Проход он был бы очень удобен. Как он назывался, ни один человек в тех местах уже не помнил. И, составляя в тот вечер донесение для Артура, я обозначил его просто как форт Трибуит. На следующий день мы поехали через равнину к первому из тех фортов, о которых упомянул Артур. Он расположен на болотистом берегу ручья у начала подъема к перевалу. Ручей перед фортом растекался озерком, которое дало имя этому форту. Сильно разрушенный, он, по моим понятиям, мог быть тем не менее довольно быстро отстроен. На дне ущелья было сколько угодно дерева и каменных глыб, а на равнине можно было нарезать толстого верескового дерна. Мы добрались туда под вечер, погожий и ароматный, и решили устроить себе ночлег под прикрытием сохранившихся стен. А утром начали подъем через хребет к Оликане. К полудню мы оставили позади лес и оказались среди безлесных, поросших вереском склонов. День был ясный, горный туман расползался, оставляя на кустах бусинки искристых капель, и из каждой расселины, звеня, бежали струйки воды, спеша излиться в молодую речку. Звенело и небо, оттуда, как бы соскальзывая по струнам своих звонких песен, слетали на гнезда в траве голосистые жаворонки. Мы видели, как через дорогу перебежала волчица с отвислыми млечными сосцами, неся в пасти зайца. Она бросила на нас безразличный взгляд и исчезла в тумане. Это была заброшенная дорога, волчья тропа, которые так любят Древние люди. Я все время посматривал наверх, туда, откуда начинались осыпи, но нигде не замечал ничего, что походило бы на их высокогорные недоступные жилища. Это вовсе не значило, конечно, что за каждым нашим шагом не следят внимательные глаза. И уж конечно, слух о том, что маг Мерлин тайно пробирается на север, летел впереди нас на крыльях ветра. Меня это не беспокоило. От Древних людей не может быть тайн: им известно обо всем, что происходит в лесах и на склонах гор. У меня с ними давно уже было установлено согласие, и к Артуру они тоже питали доверие. Мы выехали на просторную возвышенность. Я огляделся по сторонам. Под прямыми лучами высокого солнца утренний туман окончательно растаял. Вокруг нас простиралось ровное плато, на нем лишь кое-где торчали серые каменные глыбы и бурые заросли папоротника, а вдали, окутанные дымкой, синели высокие хребты и вершины. Слева земля отлого спускалась вниз к широкой долине Изары, воды которой поблескивали меж древесных стволов. Картина была нисколько не похожа на мое давешнее, затуманенное дождями видение, однако вот он, дорожный столб с надписью ОЛИКАНА, а вот и тропа, уходящая от дороги влево и круто вниз, к деревьям над рекой. И там, за деревьями, проглядывают сквозь листву стены какого-то основательного строения. Ульфин, поравнявшись со мною на своем муле, указал мне рукой вниз. - Знать бы вчера вечером, мы бы провели ночь в тепле и уюте. Я задумчиво ответил: - Не уверен. Может быть, оно и к лучшему, что мы переночевали под открытым небом. Он искоса вопросительно взглянул на меня. - А я думал, ты не бывал в здешних местах, милорд! Ты хорошо знаешь эту дорогу? - Имею о ней сведения, скажем так. И хотел бы изучить ее получше. Когда в следующий раз будем проезжать через деревню или увидим пастуха на горе, постарайся узнать, кому принадлежит тот дом. Он опять на меня покосился, но не сказал больше ни слова, и мы молча продолжали путь. Оликана, второй из названных Артуром фортов, находилась миль на десять восточное. К моему удивлению, дорога, ведущая к ней сначала круто под гору, а потом через болото, была в отличном состоянии. Рвы и валы тоже оказались в исправности. Через Изару был проложен надежный бревенчатый мост, а брод через впадающую в нее здесь речку расчищен и вымощен камнями. Поэтому путь наш был недолгим, и еще до наступления вечера мы очутились в населенных местах. Вокруг Оликаны вырос целый город, и мы нашли себе пристанище в гарнизонной таверне у крепостной стены. Убедившись в исправном состоянии дороги и в том, что на улицах и центральной площади города царит порядок, я без удивления обнаружил, что и крепостные сооружения тоже содержатся в полной исправности. Ворота и мосты были все новые, железные решетки словно только что из-под кузнечного молота. Задавая как бы невзначай осторожные вопросы и прислушиваясь к разговорам за обеденным столом в таверне, я выяснил, что гарнизон был здесь поставлен в Утеровы времена и ему была определена задача сторожить дорогу через Пеннинский Проход и не спускать глаз с сигнальных башен на востоке. Это было сделано в суровую годину Саксонской Угрозы, но те же люди служили в крепости и сегодня, давно отчаявшись дождаться подмены, истосковавшись без дела, но тем не менее блюдя безупречный порядок под командой гарнизонного начальника, явно заслуживавшего назначения получше, чем комендантство в этой сонной крепости на краю света. Простейший способ получить требующиеся мне сведения состоял в том, чтобы открыться начальнику гарнизона, расспросить его и затем поручить ему отправку моего донесения королю. Итак, оставив Ульфина в таверне, я явился в караульное помещение и показал там пропуск, которым снабдил меня Артур. Меня пропустили сразу же, не посмотрев на мои бедные одежды и не промедлив из-за того, что я отказался назваться, пока не увижу их командира: как видно, гонцы здесь были не в диковинку. Притом тайные. Но с королем эта забытая крепость связи не имела, по крайней мере ни я сам, ни военные советники короля о ней даже не слыхали, а в таком случае эти тайные посетители могли быть только лазутчиками и соглядатаями. Мне не терпелось скорее познакомиться с начальником гарнизона. Правда, перед тем как впустить, меня обыскали, но этого и следовало ожидать. Затем двое стражников провели меня к дому коменданта. По дороге я осмотрелся по сторонам. Повсюду полыхали факелы, и я мог видеть, что проезды, дворы, колодцы, плац для учений, мастерские, казармы - все было в безупречном порядке. Мы миновали кузницы, шорни, плотничьи дворы. На амбарах висели массивные замки, из чего я заключил, что запасы стоят нетронутые. Крепость оказалась невелика, но гарнизон и того меньше. Разместить здесь Артурову конницу не составит труда. Мой пропуск взяли и унесли в дом. Немного погодя меня ввели к коменданту. Стражники немедленно удалились, что говорило само за себя: я понял, что им не впервой приводить сюда лазутчиков, и большей частью именно ночью, под покровом темноты. Комендант принял меня стоя - из уважения не ко мне, а к королевской печати. Первое, что меня поразило, - это его молодость. Ему было самое большее года двадцать два. Потом я заметил, что у него усталый вид: трудная служба наложила на лицо свой отпечаток - юный возраст, одиночество, под началом грубые, истомившиеся без дела солдаты и постоянная угроза с востока, где на побережье то и дело накатывают вражьи силы, так что приходится быть начеку день за днем, зимой и летом, без подмоги и поддержки. Как видно, отправив его сюда четыре года назад - четыре года! - Утер и впрямь забыл о его существовании. - У тебя есть новости для меня? - спросил он тусклым голосом, за которым не крылось ни малейшего волнения: он уже давно ни на что не надеялся. - Я сообщу тебе все, что знаю, но сначала должен выполнить данное поручение. Я сам прислан сюда, дабы получить сведения от тебя, если ты соблаговолишь мне их предоставить. Затем я должен буду приготовить донесение Верховному королю. Было бы весьма желательно отправить отсюда гонца, которому я поручу свое послание. - Это можно сделать. Прямо сейчас? Гонец будет готов через полчаса. - Нет. Такой спешки нет. Сначала, если можно, побеседуем. Он сел и жестом пригласил меня устроиться в кресле. Только теперь в его взгляде появился проблеск интереса. - Донесение про Оликану? Могу ли я знать, в связи с чем? - Разумеется, я готов тебе ответить. Король повелел мне разузнать об этой крепости все, что возможно. Как и о той, разрушенной, что стояла когда-то у начала Пеннинского Прохода, ее называют Озерный форт. - Да, я знаю, - кивнул он. - Он лежит в развалинах уже добрых две сотни лет. Его разрушили и забросили во время восстания бригантов. Оликане выпала та же участь, но потом, по велению Амброзия, она была отстроена заново. Он и Озерный форт, как я слышал, тоже намеревался восстановить. Если бы мне была дана власть, я бы мог... - Он не договорил. - Ну да ладно. Ты прибыл из Бремета? Тогда ты заметил, наверно, милях в двух-трех к северу еще один форт - сейчас там ничего нет, только насыпь, во, на мой взгляд, он имеет важное значение для обороны Прохода. Амброзий, должно быть, это понимал. Он считал, что Пеннинский Проход - это ключ к его обороне. - Комендант не сделал почти никакого нажима на слове "он", однако намек его был мне ясен: Утер не только забыл про Оликану с ее гарнизоном, но и вообще упустил из виду военное значение Пеннинского Прохода. А мой молодой собеседник, одинокий и от всех оторванный, его ясно понимает. Я поспешил сказать: - Теперешний Верховный король тоже так считает. Он хочет снова укрепить Проход, и не только чтобы иметь возможность запереть его на случай угрозы с востока, но и для того, чтобы через него выводить войска в наступление. А мне он поручил посмотреть, что с этой целью следует сделать. Я полагаю, что вскоре после того, как будут получены и рассмотрены мои донесения, сюда прибудут землемеры и расчетчики. Ваша крепость находится в исправном состоянии, что будет для короля приятной неожиданностью. Потом я рассказал ему о намерении Артура создать конные отряды. Он слушал с жадностью, забыв про скуку, задавал вопросы, и видно было, что он отлично разбирается в положении дел на восточном побережье. При этом он выказал замечательную осведомленность о действиях и военных приемах саксов. Но это я отложил до поры и стал расспрашивать его об оснащении и запасах Оликаны. Он тут же вскочил, подошел к поставцу, на дверцах которого тоже болтался тяжелый замок, отпер его и вынул таблицы и свитки, содержавшие в подробностях все необходимые мне сведения. Я углубился в их изучение, но вскоре заметил, что он дожидается с еще какими-то записями в руках. - Я полагаю... - неуверенно начал он. Но потом решился и продолжал уже настойчивее: - Я не думаю, что в последние годы своего правления король Утер правильно оценивал военное значение дороги через Пеннинский Проход. Когда меня, совсем еще молодым, прислали сюда , я воспринял это назначение всего лишь как учебное. Здешняя крепость в дальнем порубежье мало чем отличалась в то время от соседнего Озерного форта, вернее, от его развалин... Не так-то легко было привести ее в надлежащий вид. Ну а потом ты знаешь, милорд, что было: война отодвинулась к северу и к югу, король Утер занемог, в стране пошли раздоры. Про нас, как видно, было забыто. Я отправлял время от времени гонцов с вестями, но не получал ответа. И тогда, для собственного осведомления и, признаюсь, развлечения, я стал посылать людей - не солдат, а мальчишек из города, которые побойчее, - собирать сведения. Я виноват, знаю, но... Он замолчал. - Ты эти сведения оставлял при себе? - спросил я. - Но не из дурных побуждений, - поспешил он оправдаться. - Один раз я отправил с гонцом известие, которое счел важным, но ни о гонце, ни о донесении больше не было ни слуху ни духу. С тех пор я воздерживаюсь доверять важные вести гонцам, ведь до короля они, может быть, даже и не доходят. - Могу уверить тебя, что моим письмам, только бы их довезли, король окажет полное и безотлагательное внимание. Во все время нашего разговора комендант украдкой недоуменно разглядывал меня: я держал себя так, как предписывало мое скромное обличье. Потом, потупясь, он негромко произнес: - Королевская грамота и печать диктуют мне безоговорочное к тебе доверие. А имя твое мне не дозволено будет узнать? - Если тебе угодно, я его открою. Но лишь тебе одному. Ты дашь мне слово? - Разумеется. Он чуть заметно пожал плечом. - В таком случае я - Мирддин Эмрис, проще - Мерлин. Но сейчас я совершаю путешествие под именем Эмриса, странствующего врачевателя. - Господин!.. - Нет, нет, - остановил его я. - Сядь. Я сказал тебе это затем лишь, чтобы ты не сомневался: собранные тобою сведения попадут прямо к королю и в кратчайший срок. А теперь я хотел бы посмотреть эти записи. Он разложил передо мною листы, и я углубился в них. Карты укреплений, численность войск и оружия, передвижение отрядов, запасы, корабли... Изумленный, я поднял голову: - Но ведь это позиции саксов? Он кивнул. - И притом данные самые свежие. Мне посчастливилось нынешним летом: меня связали - неважно как - с одним человеком из Союзных саксов третьего поколения. Многие из тех, чьи предки давно осели на наших берегах, и он в их числе, заинтересованы в том, чтобы все оставалось как есть. Союзные саксы блюдут давний договор свято. И к тому же, - улыбка тронула его суровый молодой рот, - к тому же они не доверяют пришельцам. Иным из заморских гостей все равно, кого сгонять с насиженных мест, богатых ли Союзных саксов или британцев. - Значит, эти сведения - от него? И ты считаешь, что на него можно положиться? - Думаю, что да. То, что мне удалось проверить самому, подтвердилось. Не знаю, какими данными и насколько свежими располагает Верховный король, но мне кажется, надо обратить его внимание вот на это... вот тут говорится про Элезу и Сердика Элезинга, что означает... - Сын Элезы, я знаю. А Элеза - это другое имя нашего давнего друга Эозы? - Верно, милорд. Сына Хорзы. Ты, конечно, знаешь, что после того, как он вместе с родичем своим Октой сбежал из темницы Утера, Окта в Рутупиях умер, но Эоза добрался до Германии и поднял Колгрима и Бадульфа, сыновей Окты, на войну против наших северных пределов... Но вот чего ты, быть может, не знаешь, это что Окта, умирая, провозгласил себя здесь, на нашей земле, "королем". Это означало всего только подтверждение титула вождя саксов, который он носил как сын Хенгиста, ни Колгрим, ни Бадульф не придавали ему особого значения, но теперь их обоих уже нет, и вот... - Эоза выдвинул те же притязания? Понимаю. И успешно? - Кажется, да. Он именует себя королем западных саксов, а его юный сын Сердик прозывается "Этелинг", то есть потомок какого-то их давнего героя или полубога. Прием обычный, но дело в том, что их люди поверили. Саксонские вторжения сразу предстали в новом свете. - Тут и верность Союзных саксов может покачнуться. - Об этом и речь. Эозу и Сердика все почитают. Сам понимаешь - короли. Союзным саксам они обещали соблюдение их прав и порядка, новым захватчикам грозят беспощадной войной. В этом что-то есть. Я хочу сказать, что Эоза не просто хитрый грабитель чужих берегов. Он положил начало легендам о героях-королях, король у них теперь - признанный законодатель, обладающий властью даже изменять прежние обычаи. Например, обычай хоронить мертвецов. Теперь они мертвых, по моим сведениям, больше не сжигают и даже не закапывают вместе со всеми доспехами и ценностями, как у них повелось исстари. Сердик Этелинг объявил, что это расточительство. - Молодые губы моего собеседника снова тронула невеселая усмешка. - Теперь их жрецы творят над оружием умерших ритуал очищения, и оно опять идет в дело. Они даже уверовали, что копье, которым пользовался доблестный боец, придаст доблести и своему новому владельцу... А оружие, взятое у побежденного, постарается отличиться, чтобы смыть с себя позор. Это опасные люди, говорю тебе. Может быть, самые опасные после Хенгиста. Я выразил ему свое восхищение. - Можешь не сомневаться, что король тоже оценит твои сведения по достоинству, как только ознакомится с ними. Ты ведь сам понимаешь, насколько они важны. Сколько времени тебе понадобится, чтобы сделать копии? - Копии у меня есть. А эти записи можно послать королю безотлагательно. - Отлично. А сейчас, если позволишь, я добавлю несколько слов от себя и приложу еще мое собственное донесение об Озерном форте. Он принес мне письменные принадлежности, поставил на стол и шагнул к двери. - Пойду распоряжусь насчет гонца. - Благодарю. Но одну минуту. Он остановился в дверях. Мы разговаривали с ним по-латыни, но в его выговоре было что-то, что выдавало уроженца запада. Я сказал: - В таверне я слышал, что твое имя - Геронтий. Ошибусь ли я, если предположу, что прежде оно было Герейнт? Он широко, наконец-то молодо улыбнулся. - И было, и есть, милорд. - Артур будет рад узнать это имя, - сказал я и занялся письмом. Он постоял мгновенье, потом распахнул двери и передал кому-то невидимому свои распоряжения. Вернулся в комнату, подошел к стоящему в углу столику, налил в кубок вина и поставил передо мной. Я слышал, как он набрал в грудь воздуху, чтобы заговорить, но так ничего и не сказал. Я кончил писать. В это время он снова подошел к двери и впустил какого-то невидного, жилистого паренька, хотя и заспанного, но в полном дорожном снаряжении. При нем была сума для писем, запирающаяся крепким замком. Он готов ехать, сказал гонец, запихивая в сумку переданные Герейнтом пакеты; поесть он может по дороге. Герейнт дал ему подробные наставления, и я еще раз убедился, как хорошо он обо всем осведомлен. - Лучше всего поезжай в Линдум. Король должен был уже покинуть Каэрлеон и двинуться обратно к Линниусу, так что в Линдуме ты сможешь узнать его местонахождение. Гонец кивнул в ответ и тут же удалился. Так через каких-то несколько часов после моего прибытия в Оликану мое донесение королю (а с ним еще гораздо более важные известия) было уже в пути. Теперь, на досуге, я мог подумать о Дунпелдире и о том, что меня там ждет. Но прежде надо было отблагодарить Герейнта за службу. Он налил еще вина и, сев передо мной, забросал меня вопросами, с жадностью, от которой сам успел отвыкнуть, слушая о том, как Артур был провозглашен королем под Лугуваллиумом и что происходило потом в Каэрлеоне. Герейнт заслужил эту беседу, и я не скупился. Только уже перед полуночной стражей я сам задал вопрос: - Вскоре после битвы под Лугуваллиумом не проезжал ли Лот Лотианский в здешних местах? - Проезжал, но не через Оликану.