постепенно перешла на изготовление комплектующих космических кораблей вместо выпуска боевых самолетов. Юбки становились то длиннее, то короче, около двухтысячного года исчезли было совсем, за чем последовало такое моральное возрождение, что лишь через несколько лет женщины рискнули не носить жарким летом шерстяные платья от шеи до пола. Экстрофия, интеллектуальные таблетки, изометрия, минималистическое образование и еще полдюжины социологических теорий пришли, ушли и не оставили следа. Город пережил два экономических спада и выжил, но последний заставил правительства графства и города после столетия свар и перебранок снова объединиться; в результате этого брака по расчету родился Метро Сент-Луис - седьмой по величине город Соединенных Штатов. Два маленьких землетрясения все же случились; которое посильнее - в 2006 году силой 5,2 балла по Рихтеру. Оно сэкономило городу пару долларов, разрушив кое-какие из предназначенных к сносу зданий в центральных кварталах западной части. Ничего серьезного. Но боек был по-прежнему взведен, и однажды, когда никто не ждал, он ударил. Тогда я и остался без сына. Я очнулся от воспоминаний, когда поезд уже затормозил у следующей станции. Тощий негр, странная толстая дама и еще несколько пассажиров толклись у открывающейся двери, собираясь выйти. Никто не вошел. Я остался один, если не считать девицы-подростка, старого чудака, глядевшего на меня с печальным презрением, и человека с книгой. Поезд отправился, и тут старый чудак поднялся с места и пошел в мою сторону. Немедленно с потолка к нему обратился приятный женский голос, который звучал в том же ритме, что и раскачивания чудака в такт вагонной тряске: - Поезд находится в движении. Будьте добры немедленно вернуться на свое место. Благодарю вас. Он не обращал внимания, пока не нашел место возле меня и не устроился рядом. Еще минуту он продолжал на меня смотреть, потом наклонился через пролет и вцепился потрескавшимися руками в край моего кресла. - Покайся в грехах своих! - прошипел он. - Иисус грядет! - Я знаю, - очень мягко произнес я. - Я и есть Иисус. Несколько, конечно, богохульно, но я здорово устал и озлобился. И Вообще я еврей, и Иисус был евреем, и потому у нас с ним гораздо более тесное родство, чем у сумасшедшего старого сукиного сына, готового заживо съесть любого, не разделяющего его веру ненависти. Как бы там ни было, а это помогло: глаза у него полезли на лоб, челюсть отвисла в невыразимой злобе. Он глянул на меня еще раз и без единого слова пошел к голове поезда, явно стараясь оставить между мной и собой как можно больше пространства. Отличный способ. - Идите же, плодитесь и размножайтесь, - добавил я ему вслед, хотя не уверен, что он понял этот юмор в стиле Вуди Аллена. Я же, оставшись один, стал вспоминать разговор с негритянкой на ступенях Муни. Имелось в виду, что я передам Джону указание встретиться с ней завтра в восемь вечера у Клэнси - то есть в забегаловке "Бар и гриль Клэнси" через улицу от района офисов. Себя она не стала называть, значит, Джон ее знает... но явно не в лицо, поскольку она нас с ним перепутала. Итак, как Джон должен был ее узнать? И вообще, почему она не позвонила ему сама, а понадеялась на почти полностью незнакомого человека? "Скажите ему: пусть не верит никаким сообщениям". Очевидно, она имела в виду е-мейл или СИ. Я припомнил, как она испугалась, когда узнала, что посланное ей сообщение - фальшивка. И что она сказала. "О Господи, началось..." Что началось? Ключом могли быть только слова, которые она мне сказала, убегая от солдат ВЧР. "Рубиновая Ось", - повторил я про себя. Звучало как кодовая фраза, но могло быть и названием стирального порошка, и новым коктейлем. Новая, улучшенная "Рубиновая Ось" с гексахлоридом. Верно, бармен, "рубиновую ось" с каплей лимона. Двойную сделайте, что-то совсем собачий выдался сегодня день... Вытащив из кармана Джокера, я положил его на колени и открыл экран величиной с игральную карту и миниатюрную клавиатуру. Переключившись в режим видео, я набрал на клавиатуре: "Вход, данные, поиск, прошу". "Ради Бога, Джерри, - ответил Джокер. - Что ты ищешь?" "Режим поиска 314: рубиновая ось", - ответил я. Сразу же на экране появились песочные часы. Через секунду они сменились изображением Джокера из комиксов с Бэтменом. Фигурка металась по экрану, бешено разбрасывая газовые бомбы во всех направлениях. Я улыбнулся. Это сын Бейли, Крейг - он теперь проходил фазу игры в "Растафарию" и настаивал, чтобы его называли Джах - недавно свистнул мой ПТ, когда я выходил обедать, и перепрограммировал его так, чтобы во время внутренних операций компьютера на экране был этот скринсейвер. Одно время он даже заставил мой компьютер обращаться ко мне голосом Джека Николсона, пока я не потребовал убрать эти звуковые прибамбасы, хотя разрешил ему оставить Бэтмена-мстителя. Могло быть хуже: ПТ Тьернана, Дингбэт, долго разговаривал с хозяином голосом Люси Болл, пока Джон не обещал свернуть Джаху шею. Через некоторое время Джокер стал меня развлекать вертящимися на экране колесами. Однако я знал, что за кадром идет серьезное дело. Именно это и значило "режим поиска 314": Джокер обращался ко всем открытым базам данных, доступных по коду региона 314, и искал любое упоминание слов "рубиновая ось". Объем работы был неимоверный, и я не удивился, когда стрелка таймера перевалила на тридцать секунд. Очень повезло, что Джокер в кутерьме этого вечера не пострадал. Если бы эта маленькая "тошиба" сломалась, Перл у меня бы печень вынул и с колечками лука поджарил. Джокер был не каким-нибудь полуотставным текстовым процессором: он был устроен по принципу нейронной сети и умел отвечать на вопросы, заданные на простом английском языке. А со своим сотовым модемом он мог обращаться к любой глобальной сети - это если бы я согласился оплачивать раздутые телефонные счета за междугороднюю связь. Поезд стал снова замедлять ход, подъезжая к моей станции. Внезапно с экрана исчез Король Преступников, и на связь вышел Джокер. "Ссылок на фразу "рубиновая ось" не обнаружено. Хочешь, я еще поищу?" Трам-тарарам. Это была стрельба по площадям, но я рассчитывал, что Джокер что-нибудь найдет. Завизжали тормоза поезда, я выглянул в окно и увидел приближающиеся огни Пятьдесят пятой улицы. Моя остановка. "Нет, спасибо, - набрал я. - Прекрати поиск. Отключаюсь". "Отключаюсь. Спокойной ночи, Джерри". Я отключил ПТ, сунул его в чехол и положил в карман; поезд тем временем уже въезжал на станцию "Стадион Буша". Долгий оказался вечер, и я уже хотел поскорее попасть в то место, которое называл домом. Встав с сиденья, я пошел к выходу, не обращая внимания на спикер под потолком, требовавший, чтобы я оставался на месте до полной остановки поезда. - Покайся, грешник! - прошипел мне старик, когда я с ним поравнялся по дороге к открывающейся двери. Я слишком выдохся, чтобы еще как-то выпендриваться. И уж если было в чем покаяться, то прежде всего - перед призраком маленького мальчишки, все еще едущего в этом бесконечном поезде. 4. СРЕДА, 22:45 Несмотря на поздний час, мой обычный рейс домой ждал меня на станции. Трехколесник сидел верхом в седле своей трехколесной велорикши на стоянке такси под платформой и читал последний выпуск "Биг мадди инкуайрер". Он едва взглянул, когда я забрался на заднее сиденье. - Ты эту видел? - спросил он. - Которую? - Я не спрашивал, что он имеет в виду: каждую среду, когда выходил очередной номер "Биг мадди инкуайрер", вопрос бывал один и тот же. Его интересовал только один раздел газеты. - Блондинка, - прочитал он громко, - голубоглазая, около двадцати пяти лет, пять футов восемь дюймов, с хорошим характером, ищет компаньона для танцев, чтения стихов, путешествий по ВР [виртуальной реальности] и уик-эндов в Озарке. Некурящий, возраст безразличен. Наркоманов, краснорожих и госчиновников просят не беспокоиться. - Он пожал плечами. - Кажется, я подошел бы, коль скоро не проговорюсь о Секретной Службе. Трехколесник был тот еще тип: хиппи пятидесяти пяти лет от роду, огромная рыжая бородища, вегетарианская диета и налепленная на задник велорикши переводная картинка "Благодарность мертвых". Казалось, его интересует только спать каждую неделю с новой бабой и сплетать о себе неимоверные небылицы. В разные времена он оказывался то агентом Секретной Службы, то отставным астронавтом из НАСА, то бронзовым призером Олимпийских игр, а то наследником Чарльза А.Линдберга. Я так и не знал его настоящего имени, хотя ездил на его самодельной рикше с тех пор, как восемь месяцев назад переехал в деловую часть города. И никто не знал. В Суларде каждый называл его просто Трехколесник или Трайк. Я покопался в памяти, стараясь припомнить всех женщин, заходивших на прошлой неделе в стол частных объявлений. - Ага, - сказал я. - Что-то вроде этого я видел. У Трехколесника загорелись глаза, и я добавил: - У нее здоровенный кадык. Он снова помрачнел: - Черт возьми. Мог бы и сам догадаться. - Он швырнул газету на пассажирское сиденье рядом со мной и нахлобучил капюшон ярко-красного пончо. - Тебя в офис отвезти или домой? Я пожал плечами: - Давай домой. Разницы не было - место было одно и то же, и Трайк это знал. Он заржал, встал на педали и заработал мускулистыми ногами, выводя рикшу из-под платформы на Арсенал-стрит в сторону Суларда. Когда мы проезжали перекресток Пятьдесят пятой улицы, низко над нами прогрохотал "Апач" ВЧР, следуя за движением выводящей на запад федеральной дороги. Еще один вертолет. Мой город подвергся вторжению чужаков из космоса, а вместо летающих блюдец они раскатывают на вертолетах. Трайк проводил вертушку взглядом. - Вроде сегодня в парке были беспорядки, - сказал он. - Многим башку расколотили. Слыхал что-нибудь? - Кое-что, - ответил я. - Знаю, что это правда. Я не удивился, что Трайк знает о налете вертолетов на Муни: по улице слова разносятся быстро, особенно если в деле замешаны федералы, но я не хотел добавлять свой кусок в котел сплетен. И вообще о беспорядках в Муни будет в моей колонке на следующей неделе, а хороший репортер не обсуждает незаконченную работу. Трайк бросил на меня взгляд через плечо: - Ты что-то сегодня не очень говорлив. - Устал как собака. - Я откинулся назад, позволив моросящему дождю скатываться по козырьку кепки. - Чего я сейчас хочу - это горячий душ и холодное пиво. - О'кей. - Он свернул на Тринадцатую. - Будешь дома через десять минут. Мы миновали фасад пивоварни Анхьюзера-Буша - конгломерат зданий, все в лесах, как и большинство уцелевших в городе домов. Даже в это время на кирпичном тротуаре стояла длинная цепочка людей, мужчин и женщин, ждущих, несмотря на погоду и комендантский час, с вечера, в надежде с утра пройти собеседование и чудом получить работу. Пивоварня всего пару месяцев как открылась вновь, восстановленная после Нью-Мадрида. Через железную решетку мне были видны на автостоянке отремонтированные фигуры, украшавшие карниз главного здания до землетрясения: каменный человечек с глиняной пивной кружкой в руках, спокойно сидящий в ожидании, пока подъемный кран водрузит его на место. Его дерзкая ухмылка отмечала единственное веселое лицо, остальные выглядели жалкими и промокшими. Как оно и было. Нажимая на педали, Трайк протянул руку к середине руля и включил радио. Он был настроен на КМОКС-АМ, местный филиал Си-би-эс. После бессмысленных коммерсов, рекламирующих то, что все равно никому не по карману, начались часовые новости. "Войска армии США продолжают прибывать по воздуху на границу Северной Калифорнии после сделанного на прошлой неделе заявления правительств штатов Вашингтон и Орегон об отделении от Соединенных Штатов. Представитель созданного правительства Каскадии, размещенного в Сиэтле, заявляет, что войска бывшей Национальной Гвардии перекрыли все основные магистрали, ведущие в Вашингтон и Орегон. Пока не сообщается о враждебных действиях ни одной из сторон, но представитель Белого дома по связи с прессой Эстер Бутройд информировала, что президент Джорджио не намеревается признавать претензии Каскадии на независимость". Сразу за пивоварней Трехколесник остановился на тройном перекрестке улиц Двенадцатой, Тринадцатой и Линча. В полуквартале отсюда на Двенадцатой находился полицейский участок девятого отделения, а напротив коповской конторы на бывшей автостоянке - вертолетная площадка полицейских сил. Здоровенный "МИ-24" крутил на холостом ходу лопастями, собираясь взлететь на патрулирование районов Догтауна в южной части города. Под знакомым бело-голубым лозунгом "ЗАЩИЩАТЬ И СЛУЖИТЬ" призрачным палимпсестом выступала символика Советской Армии. У ВЧР были американские вертолеты и машины "ЛАВ", а местные копы перебивались подержанными русскими вертолетами и старыми ржавыми БМП времен Афганистана, связанными проволокой и склеенными бумажками. Из кучки офицеров, сшивающихся возле участка, кто-то помахал Трайку рукой, и он махнул в ответ. Он был вполне безвреден, и копы к нему не цеплялись. "Продолжается отсчет времени до завтрашнего запуска шаттла "Эндевур"; намеченного на 13:00 по восточному времени. На борту шаттла находятся последние необходимые компоненты орбитальной станции противоракетной обороны "Сентинел-1". В связи с этим у ворот на мысе Канаверал продолжается вахта активистов антивоенного движения с зажженными свечами, но демонстрация проходит мирно, и арестов пока не было". Трайк крутил по Тринадцатой улице, въезжая в жилую часть Суларда. По Двенадцатой было бы ближе, да там во время землетрясения развалилось много домов, и сама улица была полна ям и дыр, да таких, что туда и рикша могла бы провалиться целиком. Тринадцатая, хотя и меньше, тоже являла картину слепого разрушения. Ряд двухэтажных домов, некоторые еще 1800 года постройки, соседствовал с обломками тех, что сложились карточным домиком. "В результате схода с рельсов на окраине Тексарканы, Арканзас, реактивного поезда "Техасский Орел" три человека погибли и несколько получили серьезные ранения. Представитель компании "Амтрак" заявил, что катастрофа могла быть вызвана неисправностью спутниковой системы управления поездами, пославшей девятивагонный поезд на боковую ветку вместо центральной. Ведется расследование, не было ли это результатом намеренного саботажа". Мы проехали крошечный Мерф-парк, где вырос городок лачуг и рядом висело объявление: 4 ЦЫПЛЕНКА НА ПРОДАЖУ, ДЕНЬГИ ИЛИ ОБМЕН, пересекли Виктор-стрит и стали подниматься в гору, где Тринадцатая становилась уже и уличные фонари реже. Старый негр сидел на крыльце дома и держал на коленях двенадцатого калибра ружье. Через улицу от него в развалинах викторианского особняка сидела, покуривая дурь, кучка уличных панков. Трайк нажал на педали, желая быстрее проехать между враждебными силами. "В Лос-Анджелесе жюри присяжных суда по делу об изнасиловании удалилось на совещание. Обвиняется режиссер Антонио Сикс. Выдвинувшая против него обвинение Мэри де Аллегро заявляет, что два года назад во время съемки "Матери Терезы" - лауреата "Оскара", где она играла главную роль, Сикс телепатически проник в ее разум. Шестнадцатилетняя актриса утверждает, что Сикс обольстил ее с помощью экстрасенсорной перцепции. Жюри рассматривает показания экспертов, данные в защиту режиссера несколькими физиками". Достигнув вершины холма, мы разогнались вниз по Энн-стрит, где Трайк резко, почти опрокидывая рикшу, повернул вправо. Он явно наслаждался битвой жизни, я же вцепился изо всех сил в борт и только что не молился. Через квартал мы доехали до Двенадцатой улицы, и Трайк повернул налево вокруг церкви Сент-Джозефа. Этот квартал был забит магазинчиками, прачечными автоматами, дешевыми игровыми автоматами ВР. Некоторые были открыты, другие заперты и заколочены, на всех набрызганы краской знакомые теперь надписи: "БУДЕШЬ ВОРОВАТЬ - ПОЛУЧИШЬ ПУЛЮ", "ЗДЕСЬ УЖЕ ВСЕ УКРАДЕНО", "В БОГА МЫ ВЕРУЕМ - НА СМИТ-ВЕССОН НАДЕЕМСЯ", "ЕСЛИ БЫ ТЫ ЗДЕСЬ ЖИЛ, ТЫ БЫ УЖЕ ПОМЕР", и прочее в этом роде. "Вы слушаете новости "Радио Си-би-эс", у микрофона..." - ...хмырь, которому не грех бы заткнуться. - Трайк переключился на одну из бесчисленных станций классического рока, забивших городской эфир. Под звуки старой мелодии из "Нирваны" он свернул вправо на Гэйер-стрит. Я глянул на часы. Как он и сказал, прошло ровно десять минут, как мы выехали, и вот - уже приехали. По сравнению с остальным Сулардом Гэйер выдержала землетрясение на удивление. Хотя некоторые из старых домов оказались непригодными для жилья, а некоторые просто развалились, большинство пережили толчки. Эти двух- и трехэтажные дома строились, как линкоры: трубы опрокинулись, стекла разлетелись, портики попадали, но стены остались стоять. Сулард - не просто часть города. В его, черт побери, стенах слишком много души, чтобы вот так взять и развалиться за пятьдесят секунд. Трайк заехал на стоянку на углу Десятой и Гэйер-стрит. Пара довольных пьяниц брела, спотыкаясь, по пешеходному переходу через улицу, пробираясь от Клэнси домой. Я сполз с сиденья, запустил руку в карман и вытащил пятерку и две долларовые бумажки. - Спасибо, друг, - сказал я, протягивая ему деньги. - Ты просто спаситель. Трехколесник взял деньги, внимательно на них посмотрел, потом два доллара отдал мне обратно со словами: - Вот это забери. - Да ладно, Трайк... - Забери. - Он аккуратно сложил пятерку и сунул ее в карман. - Тебе сегодня вечером досталось. Выпей пива за мое здоровье. Спорить я не стал. Трайк знал, что у меня сейчас не самое лучшее финансовое положение. Кроме того, я был постоянным клиентом и всегда мог позже его вознаградить. Сулард - крутое место, но у него свои обычаи. - Спасибо, друг. - Я сложил бумажки и вернул их в карман. Трайк кивнул и налег было на педали, но я сказал: - Кстати, Трайк! Насчет той блондинки... - Ну? - приостановился он. - Не было у нее кадыка. Я тебя наколол. - Я знаю, - усмехнулся он. - С виду ничего? Я пожал плечами и сделал руками неопределенный жест. - Нормально, - сказал он. - Бывало и хуже. Я тебе не рассказывал, как в Лондоне в девяносто втором пришлось мне оттрахать принцессу Ди на заднем сиденье лимузина? Это было... - Крути отсюда, - ответил я, и он так и сделал, заложив разворот посреди улицы, и поехал обратно по Гэйер-стрит спрашивать у алкашей, не надо ли их подвезти. Я остался на тротуаре один - впервые за весь вечер. "Биг мадди инкуайрер" располагалась в построенном сто лет назад здании, перестроенном в 1980-м и превращенном в офисы для юридических фирм. До того это был склад, каких много, о чем свидетельствуют толстые укрепленные дубовые полы и давно закрытые задние двери для грузов. Перестроившая дом юридическая фирма выехала отсюда в конце столетия, и недвижимость оставалась вакантной, пока Эрл Бейли в прошлом году ее не купил. Бейли, когда купил дом, только начал выпускать газету. Он всю жизнь был антрепренером и поэтому собирался открыть на первом этаже блюз-бар, а "Биг мадди" в конце концов переселить на второй этаж из Догтауна, где она тогда была. Свой мешок с деньгами Бейли заработал в блюз-оркестре "Сулардские приколы", где был басистом и менеджером, и потому салун "У Эрла" должен был стать настоящим денежным деревом за спиной газеты. Быть может, "Биг мадди инкуайрер" - не первая газета, где издатель был хакером, потом гитаристом, а потом владельцем бара. Но если вы слышали еще о каком-нибудь - мне, пожалуйста, не говорите. Одного вот так хватает. Как бы там ни было, а землетрясение застигло Бейли в разгар перестройки второго этажа. Бар пережил само землетрясение, но не всеобщее мародерство, охватившее Сулард через несколько недель. Вандалы вломились и почти всю мебель из бара прибрали. А к тому времени волна уличного насилия выжила газету из Догтауна, так что пришлось планы насчет бара отложить, а "Биг мадди" перетащить в Сулард... и вскоре после этого нехотя согласиться предоставить третий неиспользуемый чердачный этаж одному из своих сотрудников. А именно - вашему покорному слуге. У меня была ключ-карта от парадной двери, от которой можно было пройти на второй и третий этажи, но мне не хотелось возиться с отключением сигнализации от воров, что Перл установил на лестнице. В темноте пульт управления черта с два найдешь, да и к тому же я никак не мог запомнить семизначный цифровой код. А потому мимо парадной двери я прошел, миновал заколоченные окна первого этажа, где краской было написано: "СОБСТВЕННОСТЬ НЕГРОВ! ЗДЕСЬ НЕ ВОРУЙ!" - как будто это могло остановить уличных бандитов, которым запросто было пристукнуть Мартина Лютера Кинга за горсть мелочи, - и повернул за угол к запертому заднему двору дома. По задней стенке дома шла железная пожарная лестница. Если бы Перл узнал, что я использую ее как свой приватный вход, он бы меня застрелил, и потому мне приходилось приставную лестницу прятать за мусоросборником. Но только я ее достал и начал приставлять к пожарной лестнице, как с другого конца двора кто-то заорал: - Эй, что ты там делаешь? - Дом ломаю, хочу спереть пару мешков дерьма! - заорал я в ответ, кладя лестницу и поворачиваясь на голос. - Ты ведь меня не заложишь, друг? На фоне открытых дверей гаража напротив появился широкоплечий силуэт. Кто-то хрипло засмеялся, и другой голос спросил: - Это ты, Джерри? - Я. А это ты? - Тьфу ты, мать твою так. Иди сюда, пива выпьем. Я оставил лестницу и пошел к освещенной двери гаража, где Чеви Дик с приятелями сидел рядом с автомобилем. Чеви Дика на самом деле звали Рикардо Чавес, и был он автомехаником, а его мастерская - ближайшим соседом "Биг мадди". Было ему пятьдесят с небольшим; где-то в восьмидесятых он еще подростком со своей семьей слинял с Кубы в Майами в первой волне "людей в лодках". В конце концов он добрался от Либерти-Сити до Сент-Луиса, где нашел применение своим талантам по ремонту автомобилей. Свое прозвище он получил двумя путями. Во-первых, это был его псевдоним в "Биг мадди", где он вел еженедельную колонку "Чиним сами". Во-вторых, он был женат в четвертый раз и утверждал, что у него одиннадцать детей в шести штатах. Он, когда бывал пьян, начинал перечислять всех королев красоты, которых ему случалось оприходовать, а когда бывал пьян по-настоящему, то эта стодвадцатикилограммовая горилла с усами, как велосипедный руль, и заплетенным в косичку конским хвостом могла расстегнуть штаны и предъявить инструментарий. - Едре-о-она мать, - протянул Чеви Дик, когда я вошел в гараж. - Ну и вид у тебя. Ты что, имел кого-то в водосточной канаве? - Учусь у тебя, Рикардо, - ответил я. - Что-нибудь я сделал неправильно? Чеви просиял. Пара его друзей обменялась комментариями по-испански. Они сидели на бочках из-под масла и на шлакоблоках, а между ними на промасленном асфальте стоял ящик "Будвайзера". На заднем плане была видна гордость и радость Чеви Дика: угольно-черный "корвет" девяносто второго года выпуска, полностью восстановленный и из-за законов о выводе из употребления полностью нелегальный, вплоть до номеров, на которых крупными буквами было написано короткое неприличное слово. Может быть, приятели надеялись, что Чеви выведет его из гаража на Сороковое шоссе и снова совершит полночный круиз, от которого копы со злости уписаются: "корвет" Чеви Дика с откалиброванным на сто двадцать миль в час спидометром мог спокойно уделать самый быстрый экипаж и даже бронированную патрульную машину, имевшуюся в распоряжении городской полиции Сент-Луиса. А может, они думали, что сейчас Чеви Дик объяснит этому мелкому гринго, чтобы не залупался. Чеви пристально на меня смотрел. Он шагнул вперед, и я встал попрочнее. Он медленно поднял левую руку, как бы желая поправить ус... и вдруг его правый кулак молнией полетел мне в диафрагму. Я не шевельнулся. Кулак остановился в полудюйме от моего солнечного сплетения... а я опять не шевельнулся. Это была наша старая игра двух мачо. Уже несколько месяцев. Компания застонала и приглашающе завопила, а Чеви Дик расплылся в улыбке: - Все в порядке, друг. Выпей с нами пива. - Соблазнительно, - ответил я. - Только я вымотался. Если я начну сейчас, тебе придется тащить меня на третий этаж. - Долгий вечер был? - Чеви Дик осмотрел меня снова, и на его лице появилось озабоченное выражение. - Слушай, да ты и впрямь в хреновом виде. На патруль ВЧР, что ли, нарвался? - Вроде того. - Я не мог отвести глаза от ящика. - Но если вы мне дадите баночку с собой, я был бы... Не ожидая продолжения, Чеви Дик наклонился к ящику и вытащил из него блок - шесть бутылок. Кое-кто из его собутыльников неопределенно хмыкнул, но Чеви не обратил внимания. Он не питал к ВЧР дружеских чувств; как он часто мне говорил, он такое видал в Гаване при Кастро. Врага federates он считал другом. - Спасибо, Рикардо, - пробормотал я, прижимая к груди блок пива. - В пятницу отдам. - Vaya con dios, amigo [иди с Богом, друг (исп.)]. Иди домой и прими душ. - Он усмехнулся снова, и в полусвете сорокаваттной лампочки мелькнули его золотые коронки. - А то благоухаешь, как куча дерьма. К лестнице я шел под грохочущий смех его приятелей. Первую бутылку я открыл, как только влез в окно с пожарного входа и включил настольную лампу. "Дом, милый дом..." или по крайней мере место, где можно укрыться от дождя. В моей однокомнатной чердачной квартире царил бардак, и ничего необычного в этом не было. По всему полу разбросаны шмотки, в углу матрац с неделями не убиравшейся постелью. Возле матраца и у письменного стола книги и газеты. На столе пачка распечаток, состоящих из незаконченного, неназванного и неопубликованного романа, который я писал последние несколько лет. Возле кухонных ящиков катышки мышиного дерьма. Можно бы кошку завести, она тут наведет порядок, когда меня не будет. Первую бутылку я проглотил почти залпом, как только сбросил мокрую одежду, оставляя ее на полу, на пути в ванную; только вытащил из кармана пиджака Джокера и положил его на стол и тут же открыл вторую. Эту я взял с собой в душ и растянулся под пластиковой стенкой, подставив себя струям горячей воды, пока она не начала становиться холодной. Тогда я открыл третью, нашел на полу спортивные шорты и натянул на себя. И только тогда посмотрел на телефон. На индикаторе мигала цифра 9, обозначая, что именно столько звонков было направлено ко мне с офисного коммутатора внизу. Часть моего соглашения с Перлом о найме жилья состояла в том, что я работал секретаршей на телефоне в нерабочие часы, и потому я сел к столу, открыл экран телефона и начал просматривать сообщения. Большинство звонков были рутинными. Раздраженные бизнесмены, интересующиеся, почему их реклама на четверть страницы оказалась не в том месте газеты, где они хотели бы, - например, на первой полосе. Какие-то частные звонки отдельным работникам, обычно только лицо, имя и номер - пресс-контакты, любовницы, любовники - кто знает? После каждого такого звонка я нажимал кнопку запоминания. Остальные были в основном анонимные "звонки ненависти" от читателей, появлявшиеся всегда с выходом нового номера, в которых Перл обвинялся в выпуске коммунистически розовой, крайне правой, крайне левой, феминистской, антифеминистской, энвиронменталистской, технократической, луддитской, анархистской, неонацистской, сионистской, порнографической, антиамериканской и/или либеральной газеты; все клялись прекратить ее читать с завтрашнего дня, если мы немедленно не перейдем на их идеологическую платформу. Большинство таких отключало у телефона камеру, но был один сумасшедший трехминутный звонок от какого-то чокнутого, закрывшего лицо пакетом из бакалеи. Этот вопил, что нью-мадридское землетрясение было возмездием Господним тем, кто отказал Линдону Ларушу в поддержке на президентских выборах 1984 года. При достаточном терпении и чувстве юмора можно найти вкус и в разборе такого рода отзывов; впрочем, то же можно сказать и о еде из мусорного бака. Это я все стер. Пусть пошлют е-мейл в газету, если не остынут. Я уж было собрался скрутить голову четвертой бутылке, как услышал последнее записанное на диск сообщение. Экран был пуст, но женский голос на другом конце был мне очень хорошо знаком. - Джерри, это Мари. Ты дома?.. - Короткая пауза. - О'кей, или тебя нет, или ты не берешь трубку. Ладно... Класс. Моя жена - точнее, бывшая жена, поскольку мы наконец-то оформили свое расставание. Она даже не хочет появляться на экране. - Я хотела сказать, что твой дядя Арни мне некоторое время назад позвонил и... как бы это сказать... очень нервно о тебе говорил, поскольку ты в прошлую пятницу вечером пропустил седер... Я скривился и встряхнул головой. Начисто все забыл. Дядя Арни - это старший брат моего отца и патриарх семьи Розен. Симпатичный старпер, который настойчиво старался притянуть меня к соблюдению традиций, хотя отлично знал, что я совсем не такой хороший еврейский племянник, каким он желал меня видеть. - Послушай, я понимаю, что в семье так принято, но, знаешь, я бы хотела, чтобы ты его попросил сюда не звонить. Уж конечно, она не хотела, чтобы он ей звонил. Марианна не была еврейкой, и хотя ей пришлось принимать участие во всех седерах, хануках и бармицвах семьи Розен, моим родственникам нечего было к ней приставать. Она не поняла, что это дядя Арни еще раз попробовал нас свести вместе. Дохлый номер, дядя. - Вот, это все. Желаю всего лучшего. До свидания. Звонок от Марианны. На этот раз - потому, что на прошлой неделе я пропустил пасхальный седер. Почему-то это еще больше испортило мне настроение. Пришлось залить это оставшимися в пакете бутылками. Закончив последнюю, я не мог вспомнить, зачем это она мне звонила, да если бы и мог, все равно наплевать. Я мог думать только об одном - о Джейми. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПРИРОДА КОГЕРЕНТНОГО СВЕТА (18 АПРЕЛЯ 2013 ГОДА) 5. ЧЕТВЕРГ, 9:35 Как я заснул - не помню: настолько был пьян. Где-то ночью, очевидно, перелез от письменного стола в неприбранную постель. Неосознанно, это было рефлекторное действие, а ни в коей мере не волевое решение пойти дрыхнуть. В какой-то момент я просто вырубился, и следующее, что я помню, - как в мою дверь колотят тяжелым кулаком. - Розен! Эй, Розен! - Длинные яркие лучи солнца били в окна моего чердака. Глаза болели, во рту было, как на дне кошачьего ящика с песком, а в голове искрили сотни коротких замыканий. Где-то в мире пели птицы, жужжали пчелы, добрые коровки давали молочко благословенным фермерским дочкам, и счастливые маленькие гномы пели бодрую песенку, весело шагая на работу. Но все это было очень уж далеко, поскольку в моем чердачном бардаке этим ясным апрельским утром я себя чувствовал просто ста девяностами фунтами мышиного дерьма. - Розен, так тебя перетак! Вылазь из койки, падла! Я откинул одеяло и спустил ноги на пол. Правая наткнулась на полупустую бутылку пива; я тупо смотрел, как она катится по деревянному полу, отскакивает от кухонного стола и останавливается, покачиваясь, возле входной двери, оставив за собой легкий след пивных опивков. Почему-то это показалось мне захватывающим зрелищем: наглядная демонстрация ньютоновской физики. - Розен! - Слышу, слышу, - пробормотал я. - Глаза не проплачь по моей погибшей душе. Ноги еще, оказывается, работали - по крайней мере настолько, что я мог дойти до двери без костылей. Подобрав с пола какую-то футболку, я сунул в нее голову, побрел через всю комнату к двери, вытащил засов и распахнул дверь. Эрл Бейли, двести шестьдесят фунтов злобы, упакованные в шесть футов два дюйма безобразия, был последним, кого я хотел бы видеть с похмелья. Он смотрел на меня, как на крысу, которую забыли прикончить дератизаторы. Хотя с тех пор, как он стал владельцем здания, дератизаторы здесь не были ни разу. - Ты чего это? - рявкнул он. - Я уже пять минут в дверь стучу. - Прости, у меня был междугородный разговор с президентом. Он спрашивал, могу ли заехать к нему сегодня и помочь бороться за всеобщий мир, но я ответил, что сначала должен разобраться с тобой. Перл переступил порог и с отвращением сморщил нос. - Ну и разит от тебя. Ты что, уже сегодня с утра? - Нет, я вчера с вечера. - Я потянулся и достал бутылку, которую до того отфутболил под стол. - Тут еще осталось. Хочешь глотнуть? - спросил я, встряхивая бутылку и запуская винтом полудюймовый слой теплого пива. - Дай войти. - Он оттолкнул мою руку. Он прошел твердыми шагами на середину комнаты, упер кулаки в широкие бока и оглядел кучи шмоток и пустых коробок от пиццы на полу, засохшие стебли, свесившиеся со стропил, полупустой остывший кофейник на электрической плитке, беспорядочно набросанные книги и бумаги возле компьютера на столе. - Парень, тут у тебя смердит, как на помойке. - Да брось ты, Перл, - вяло буркнул я. - Ты что, думал, что пускаешь сюда жить Папу Римского? - Нет, я думал, что здесь будет жить нормальный взрослый человек. - Он глянул на меня через плечо. - Ты мне сказал, что собираешься в Форест-парк за материалом для статьи. - Там я и был. И даже нашел материал. - Ха! - Он прошел к моему столу и глянул на книги и газеты. - В утренних газетах сказано, что вчера вечером в парке был рейд ВЧР. - Он наклонился, пытаясь выбросить какой-то мусор в переполненную корзину. - "Пост" заявляет, что в амфитеатре Муни арестовали несколько нарушителей. - Если что-то заслуживает слова "преуменьшением, то это оно и есть, - ответил я. - О стрельбе ничего не сказано? Он внимательно посмотрел на меня, чуть приподняв в удивлении бровь: - О стрельбе ничего. А ты видел? Я помотал головой: - Нет, но слышал выстрелы. Извини, я там не лез под пули... - И не остановился посмотреть, да? - Он поставил банку вертикально и отряхнул руки о джинсы. - Почему? Я осторожно потрогал руками болевшую шею: - Ну, босс, ты же знаешь, что они говорят, когда в тебя стреляют. Дескать, тебе естественным языком объясняют, что пора домой. - Херня. Ты репортер. И первым делом ты собираешь материал для статьи, а потом уже думаешь, как уносить ноги. - Тебе легко гово... - Но ты же не видел раненых, верно? Я мотнул головой. Бейли закрыл глаза, сделал глубокий вдох и сказал спокойным голосом: - Значит, стрельбы не было. Только если мы можем предъявить тела погибших. - Да иди ты, Перл! - заорал я. - Я там был! Я слышал выстрелы и слышал крики... - Но ты же не видел пострадавших? - Перл смотрел на меня в упор. - Да я-то тебе верю. Я даже думаю, что ты на самом деле там был, а не забился в эту дыру накачаться до одури. - Он подошел к кровати, подобрал скинутые мной с вечера ботинки с коркой грязи и бросил их опять на пол. По крайней мере одно вещественное доказательство, что я не наплевал на задание. - Но если ты мне не найдешь трупа с пулей ВЧР в груди, то ты отлично знаешь, что скажет стадион. Я кивнул. Это уж точно. Заранее известно, что заявит официальный представитель Войск Чрезвычайного Реагирования, когда (и если) его спросят о стрельбе во время вчерашнего рейда. Войска были вынуждены открыть огонь по вооруженным сквоттерам в порядке необходимой самообороны. Либо такой ответ, либо вообще полное отрицание. Не в первый уже раз молодчики из ВЧР открывали огонь по невооруженным гражданским лицам в Сент-Луисе, но еще ни разу никто, от прессы до Союза Гражданских Свобод США не возбудил успешного дела против ВЧР по обвинению в неоправданном применении вооруженной силы. Жизнь в моем родном городе стала как в банановой республике третьего мира: обвинения выдвигались часто, но вещественные доказательства имели привычку таинственным образом исчезать. Как и свидетели. Местная пресса ходила по тонкой ниточке. Особенно "Биг мадди", которая имела привычку подробно освещать истории, в "Пост" едва упоминавшиеся. Федералы не могли отменить Первую Поправку, но насолить Перлу - вполне. Налоговые проверки, судебные иски... Бейли знал, каково приходится тем, кто будоражит общественность, и умел соблюдать осторожность. Доказательств нет - значит, нет и статьи. Бездоказательные заявления ему были по фигу, и мне следовало бы уже это знать. - Черт, Перл, ты уж прости. Я не думал... - Не зови меня Перл, - сказал он. Свое прозвище он ненавидел, хотя так называл его каждый. Он глянул на часы: - Ты уже должен быть на заседании редакции. - А... да. Заседание. А когда оно должно было начаться? - Полчаса назад. Ты его пропустил. Потому я и здесь. - Он направился было в ванную, но оттуда из-за двери потянуло воздухом, и он решил, что лучше не надо. Ткнув большим пальцем в сторону уборной, спросил: - Там кто-нибудь есть? - Никого, кого ты раньше не видел. - Я встал из-за стола. - Извини, что опоздал на заседание. Я прямо сейчас спускаюсь... - Ни в коем случае. В таком виде от тебя всех стошнит. - Он с омерзением мотнул головой, затем одарил меня ехидной улыбочкой: - Ты вчера вечером тяжело работал. Прими душ и переоденься в чистое. - Спасибо. Я через полчаса... - У тебя пятнадцать минут. А президенту скажи, что он ублюдок и что в мир во всем мире я не верю. - Улыбка исчезла. - А если через пятнадцать минут я тебя не увижу, можешь начинать читать объявления о работе. Уловил? - Уловил. Мне не понравилось, как он это сказал. - Встретимся внизу. - Он повернулся и, шагнув обратно в комнату, добавил: - И разберись в этом гадюшнике. Жить невозможно. Я бы точно не смог. Дверь за ним захлопнулась. Офисы "Биг мадди инкуайрер" расположились в большой комнате второго этажа, перегороженной дешевым пластиком на отсеки. Все это напоминало лабиринт, в который запускают мышь-неудачницу: компьютерные терминалы на потрепанных столах серого металла, флюоресцентные лампы среди трубок и проводов затянутого паутиной потолка, шахматно-кирпичные стены, завешанные старыми афишами рок-концертов. Возле лестничной клетки, ведущей к входной двери, стоял личный стол, куда нескончаемый поток одиноких приносил свои объявления для таких же одиноких; в другом конце комнаты находился отдел макетирования, где группа богемных художников лепила страницы в клубах марихуанового дыма, вытягивавшегося только в полуоткрытое окно. Радикальный шик, опоздавший к временам, когда быть радикалом было шикарно, а Том Вульф ушел на небеса к Великому Текст-Процессору. Где-то в середине комнаты находился редакторский отдел: четыре сдвинутых вместе стола, и Гораций - неофициальный герб газеты, висящая на стене здоровенная голова северного оленя в огромных солнечных очках и бейсбольной кепке "Кардиналов", - надзирал за работой. Два других штатных корреспондента куда-то выехали на задание, дав нам с Джоном Тьернаном возможность провести наше собственное редакционное совещание по поводу вчерашних событий. Джон - самый странный человек в штате "Биг мадди", поскольку он - единственный, кто с виду похож на нормального человека. В газете, где каждый пьет, или покуривает травку, или экспериментирует в ванной с галлюциногенами, за Джоном из пороков можно приметить лишь пристрастие к жевательной резинке. Большая часть народу приходит на работу в джинсах, футболках или тренировочных костюмах, а наш редактор отдела искусства нередко щеголяет в пенсне и оперной шапке. Джон приходит в деловом костюме, застегнутой на все пуговицы рубашке с Оксфорд-стрит и в однотонном галстуке. Иногда он надевал кроссовки, но это было его единственное отступление от официального костюма. Волосы он стриг не слишком коротко и не слишком длинно, брился каждый день, а слово на букву "х" не смог бы произнести, даже если бы его стук