двух, уже закончивших, продолжали писать. Злосчастная челка Дейва Брика опять упала ему на лоб. Физиономия его от натуги покраснела и покрылась капельками пота: у него, очевидно, были проблемы. Брик поднял руку, и мистер Фитцхаллен не спеша проследовал к его столу. - Похоже, он мужик что надо, - шепнул мне на ухо Боб Шерман. Мы оба принялись наблюдать, как Фитцхаллен, вытащив руки из карманов элегантного пиджака, склонился к бумагам Брика. Изящество, судя по всему прирожденное, сквозило во всем облике учителя, но не оно вызвало у Шермана симпатию. Среди преподавателей мистер Фитцхаллен был самым молодым - ему, очевидно, не исполнилось и тридцати. Даже беззаботно-рассеянное выражение его лица, чуть отстраненное и в то же время доброжелательное, сближало его скорее с нами, чем с коллегами-учителями. Фитцхаллен выпрямился, подошел к столу библиотекаря и вернулся с шариковой ручкой, которую и протянул Брику коротким жестом, при этом вид его, как и этот жест, выражал чуть насмешливое добродушие. Этот короткий эпизод словно говорил нам, что еще недавно мистер Фитцхаллен был таким же школьником и что его теперешнее положение служит для нас живым примером, которому неплохо было бы последовать. Этот образ - один из трех, оставшихся со мною навсегда со школьных дней, - быть может, менее яркий, чем два других (о которых ниже), но точно так же неразрывно связан, хоть и по-своему, с дальнейшими событиями. Сейчас, оглядываясь в прошлое, вспоминая тот добродушно-насмешливый жест молодого учителя, протягивающего шариковую ручку злополучному страдальцу Дейву Брику, я не перестаю удивляться тому, как легко нас, маленьких простачков, можно было обмануть элегантным внешним видом и безукоризненными манерами. x x x Полдюжины листков, полученных нами вместе с анкетой, содержали самую разнообразную информацию о школе. Тут был текст школьной песенки ("Восславим же, друзья, родную нашу школу, что высится там, на зеленом холме"), гимн футбольной сборной ("Зеленое на золотом"), девиз школы на латыни: "Alls volat propriis" - со следовавшим тут же переводом: "Летящий на собственных крыльях". Кто этот "летящий", было непонятно. Скорее всего, это относилось к Б. Тармену Бантеру, который в 1901 году основал предшественницу школы - академию Лоудстар. Свое теперешнее наименование школа Карсона обрела в 1914 году, когда директором был Томас А. Роуэн, "англичанин по рождению с ирландскими корнями", как следовало из пояснения. Отдельный листок содержал перечень директоров школы, начиная с Роуэна и заканчивая нынешним, Лейкером Брумом. В списке преподавательского состава было десятка три имен, причем последнее - Александр Уэзерби - вписано чернилами. Выяснилось также, что книжный фонд библиотеки насчитывает двадцать тысяч томов, что число учеников так называемой Верхней школы (в противоположность Нижней - начальной) равняется ста двенадцати, что школа располагает двумя футбольными полями и столькими же площадками для бейсбола. Был даже отдельный список учащихся старших классов, где звездочками отмечались имена старост. Какая-то возня сзади заставила меня обернуться. Возле одного из столов я увидел побагровевшего мистера Ридпэта. Левой рукой он ухватил за шиворот беднягу Найтингейла, а правую сунул под стол, пытаясь добраться до какой-то штуковины, которую насмерть перепуганный Найтингейл хотел передать соседу, Тому Фланагену. Тот тоже выглядел испуганным, хотя и не так, как Найтингейл. Наконец, завладев столь разгневавшим его предметом, мистер Ридпэт триумфально воздел руку. - Что-о-о?! Карты?! - зарычал учитель. Это была и в самом деле упаковка от игральных карт, и еще даже не закрытая, значит, колоду только что засунули обратно, когда заметивший криминал мистер Ридпэт поднял шум. Трое остальных преподавателей и все ученики ошеломленно уставились на эту сцену, а раскрасневшийся Ридпэт принялся допрашивать виновников происшествия: - Кто из вас принес эту гадость в школу? Чьи карты? А ну, быстро признавайтесь! - Мои, - выдавил Найтингейл. Сейчас он напоминал мышонка в когтях кошки. - Та-а-ак... - Учитель, дернув мальчика за воротник, злобно оглянулся по сторонам: он определенно не верил, что такой замухрышка способен на подобное. - Ничего не понимаю... А ну, говори ты, Фланаген! - Сэр, он всего лишь собирался показать мне новый карточный фокус. - Новый. Карточный. Фокус, - раздельно повторил Ридпэт, вздергивая Найтингейла за шиворот так, что его галстук зацепился за ухо. - Новый карточный фокус! - Внезапно Ридпэт выпустил из рук воротник мальчика. Колода с глухим стуком шлепнулась на стол. Впрочем, учитель тут же накрыл ее ладонью. - Эту мерзость я выброшу. Миссис Олинджер, подойдите, пожалуйста. Она приблизилась к столу. Мистер Ридпэт убрал ладонь с колоды. Миссис Олинджер взяла карты, даже не взглянув на них, затем направилась к мусорной корзине, после чего вернулась на место. - Так вот, фокусники, - проговорил мистер Ридпэт, - на сей раз вам это сойдет с рук, но лишь потому, что сегодня ваш первый день в школе. - Склонившись над столом, он переводил взгляд с одного мальчика на другого. - Но больше чтоб такого не было. Никогда карты в школе больше не появятся. Понятно вам? - Найтингейл с Фланагеном согласно кивнули. - Ишь, фокусники... Лучше бы хорошенько запоминали то, что напечатано на этих вот листках: вам это очень пригодится. А ты, Фланаген, учти: свою карьеру в школе ты начинаешь из рук вон... Слова эти прозвучали как угроза. Вернувшись за свой стол, Ридпэт утомленно сжал пальцами виски. - Передайте регистрационные анкеты по рядам вперед, - распорядился мистер Фитцхаллен. Взглянув на Найтингейла, я увидел, что оливковая кожа его лица от только что пережитого испуга стала пепельно-серой. Спустя несколько минут мы через темный холл направились на нашу первую аудиенцию у директора Лейкера Брума. Кабинет директора располагался внизу, в самом сердце старинного особняка. Миссис Олинджер, что-то бормоча себе под нос, спускалась первой и освещала карманным фонариком путь остальным. За нею шли учителя, последний из которых, мистер Уиппл, держал свечу для нас, замыкающих шествие. На лестнице, впрочем, это казалось лишним - через окна-бойницы все еще проникал свет, а вот в вестибюле уже было совсем темно. Именно отсюда начинался коридор, ведущий в административную часть здания, откуда к нам впервые вошла миссис Олинджер. Пол был застлан восточным ковром. Напротив резной деревянной арки, обозначавшей вход в коридор, виднелась тяжелая дверь, также из дерева, с прикрепленными крест-накрест длинными стальными пластинами. Она походила на парадный вход в церковь. Остановившись в зыбком свете свечи, мы притихли. Мистер Фитцхаллен лишь один раз стукнул в тяжелую дверь. Проговорив: "Удачи вам, мальчики", миссис Олинджер исчезла в коридоре вместе со своим фонариком. Фитцхаллен открыл дверь, и мы вошли. x x x В глаза ударил яркий свет, а в нос - сильный запах воска: на каждом свободном дюйме стояла по меньшей мере пара свечек. Впечатление, что мы вдруг очутились в церкви, усилилось. За письменным столом восседал директор, сняв пиджак и закинув руки на затылок. Директор встретил нас улыбкой: - Подойдите ближе, мальчики, дайте мне вас рассмотреть. Когда мы скучились перед столом, он опустил руки и поднялся. - Только постарайтесь не уронить какую-нибудь свечку, хорошо? - шутливым тоном проговорил он. - Обожаю свечи, однако они могут быть опасны в смысле пожара. - Он был невысокого роста, худощавый, с коротким ежиком седеющих волос и глубокими бороздами морщин у рта. - Знаете, директор напоминает невольника: он должен быть на рабочем месте, даже когда занятий нет. Тем самым я хочу сказать, что при необходимости вы можете меня здесь найти практически в любое время. Зовут меня мистер Брум. Ну что вы так робеете? Не стесняйтесь. Если у вас ко мне возникнут какие-то вопросы, обратитесь к миссис Олинджер, и она назначит время, когда я вас приму. Скрестив руки на груди, он сделал шаг назад и облокотился о темный книжный шкаф. Директор носил очки в тяжелой роговой оправе. Сорочка на нем была тщательно выстиранной и отутюженной. Вообще все, что касалось директора, было безукоризненным: от внешнего вида самого мистера Брума до его кабинета, обставленного несколько старомодно, но со вкусом. - Конечно, - продолжал он, - гораздо более вероятно то, что вас будут приглашать в сей кабинет по необходимости, причем отнюдь не всегда для вас приятной. - Рот его слегка скривился. - Надеюсь, однако, что это относится лишь к немногим. Большинство наших учеников прилежны и трудолюбивы, а потому проблем у них не возникает. Тем не менее должен предупредить вас: те, у кого они в самом деле появляются, в нашей школе не задерживаются. Если вы хотите пользоваться сполна теми преимуществами и благами, которые дает учеба в школе Карсона, вы обязаны усердно заниматься, быть послушными, достойно вести себя и не отлынивать от занятий спортом. Учитывая отмеченные мною преимущества и блага, требования эти не столь уж обременительны. - Он снова одарил нас улыбкой. - Настаивать на их строжайшем исполнении не только наше право, но и долг. Я, как и весь педагогический коллектив, имею твердое намерение работать так, чтобы в каждом из вас школа оставила добрый след, чтобы, кем бы вы впоследствии ни стали, люди говорили бы о вас с гордостью как о выпускниках школы Карсона. Вот так. Он посмотрел поверх наших голов на учителей, и большинство из нас обернулись. Мистер Уиппл листал заполненные нами анкеты. Мистер Ридпэт стоял, как солдат по команде "вольно": расставив ноги и заложив руки за спину. Двое остальных вперили взгляд в пол, словно не желая встречаться глазами с директором. - Бумаги у вас, мистер Уиппл? - осведомился тот. - Дайте их мне, пожалуйста. Уиппл, быстро обойдя нас, подошел к директорскому столу и положил стопку анкет прямо перед кожаным креслом. - Сэр, обратите внимание на две верхние анкеты, - сказал он, отходя. - Что? А, понятно. - Директор шагнул к столу, при этом оправа его очков блеснула в отблеске свечей красноватым светом. Он взял два верхних листка. - Так, Найтингейл и Шерман, попрошу вас остаться на минутку. Остальные пройдите в библиотеку, там получите учебники и расписание занятий. Мистер Ридпэт, проводите их. Минут через пятнадцать Найтингейл и Шерман вошли в библиотеку и будто сомнамбулы двинулись к столам, на которых теперь были разложены учебники. У Шермана горели щеки. - Ну что? - шепнул я ему. - Что ему от вас понадобилось? Шерман изобразил усмешку: - Да это просто старый вонючий пердун... Затем нам показали наши шкафчики в коридоре второго этажа новой пристройки. Стены здесь были из стекла, сквозь которое виднелся мощенный гравием школьный двор с единственным растением - лимонным деревом. Спустя несколько недель Том Фланаген поведал мне, почему директор задержал Боба Шермана и Дэла Найтингейла. Оказывается, Найтингейл не указал в анкете имена родителей. Родители его умерли, а жил он с крестными отцом и матерью, которые только что переехали из Бостона и поселились на Сансет-лейн, в четырех или пяти кварталах от школы. Случай с Шерманом был сложнее: мистер Брум устроил ему настоящую головомойку. Глава 4 НЬЮ-ЙОРК, АВГУСТ 1969-ГО: БОБ ШЕРМАН - Что я тут делаю? - допытывался у меня Шерман. - Ты можешь объяснить, за каким дьяволом я торчу здесь, вместо того чтобы балдеть где-нибудь на Гавайях, потягивая "Коорс" и таращась на океан? Мы сидели в его офисе, и говорил он громко, стараясь перекричать рок-музыку, несущуюся из стереосистемы. Офис занимал ряд комнат в здании, где раньше располагалось немецкое посольство. На потолках в двенадцать футов высотой сохранилась лепнина. Один диван, обитый натуральной кожей, стоял возле длинного письменного стола, другой такой же - у стены. Громадный бостонский папоротник в кадушке рядом с колонками фирмы "Боуз" выглядел так, словно его накачали витаминами. На полу по всему ковру с длиннющим ворсом были раскиданы пластинки. - У тебя ведь на любой вопрос был всегда готов ответ, - продолжал бесноваться Шерман. - Так поведай мне: что я забыл в этой занюханной дыре? Ты-то здесь потому, что я здесь, но я-то здесь зачем? Молчишь? Один из проклятых сакраментальных вопросов, да? Слушай, тебе эта музыка не осточертела? Пожалуй, сменю пластинку, если ты не возражаешь. Зазвонил телефон, уже в шестой раз с тех пор, как я вошел в офис. Произнеся: "О Господи!", Шерман поднял трубку, одновременно показав знаком, чтобы я поставил новую пластинку. Сделав это, я уселся на диван и вытянул ноги. По телефону Шерман разливался соловьем. Это он умел - недаром получил диплом юриста. А еще заработал язву, да и нервы у него были ни к черту. Такую вот цену пришлось заплатить за то, что зарабатывал он, пожалуй, больше всех наших бывших одноклассников. В одежде он теперь стал исключительно разборчив, вот и сейчас на нем был щегольской рыжевато-коричневый пиджак, желтоватые очки-хамелеоны и того же цвета туфли из мягчайшей натуральной кожи. Зажав трубку плечом и скрестив на груди руки, он облокотился о подоконник и кисло улыбнулся мне. - Вот что я тебе скажу, - начал он, положив наконец трубку. - Филдингу следует возблагодарить Господа за то, что не подался в музыкальный бизнес, хоть он и был в сто раз талантливее большинства этих лабухов, с которыми мне приходится иметь дело. Как он, кстати? Все еще пытается получить диплом доктора философии? Я кивнул. Вдруг мне пришло в голову: - Знаешь, когда ты стоишь вот так, облокотившись о подоконник, то чертовски напоминаешь Змеюку Лейкера. - Ну, теперь меня еще больше потянуло на Гавайи, - расхохотался он. - Да, Змеюка Лейкер, Лейкер Брум... Что это тебе напомнило о нем? - Да просто твоя поза. Он опустился на диван и взгромоздил ноги на стол. - Его давным-давно следовало запереть под замок. Надеюсь, теперь он уже не директорствует? - Он много лет назад ушел на пенсию, точнее, разумеется, его "ушли". Никогда бы я не согласился с ним работать. - Вообще-то, я и сам только что ушел из школы, где в течение трех лет преподавал английский. - Кстати, я никогда не спрашивал, а если и спрашивал, то забыл, что ты ответил: о чем это вы беседовали со Змеюкой в первый день? Ну, помнишь, когда он оставил тебя и Найтингейла в кабинете. - А, когда мы заполняли регистрационные анкеты? - ухмыльнулся он. - Старая задница, я же рассказывал, ты просто все забыл. Между прочим, это мой коронный номер на вечеринках. Если ты еще не передумал и зайдешь в субботу вечером, там мне и задай этот вопрос. Ну конечно же, теперь я вспомнил! В один неимоверно жаркий вечер (хотя дело и было поздней осенью) мы сидели в "берлоге" его отца и пили охлажденный чай из высоких бокалов с надписью "На здоровье!". - Приду всенепременнейше, хотя бы ради того, чтобы еще раз услышать это, - заверил я его. В Нью-Йорке я оказался проездом, по пути в Европу, и, кроме Шермана и Филдинга, мне в этом городе видеть не хотелось никого. К тому же Шерман умел отлично готовить, а его вечеринки отличались типично холостяцкой расточительностью. - Ну и отлично, - заключил он как-то отстраненно. Похоже, мысли его снова принялись витать вокруг забот, в избытке доставляемых ему двадцатилетними гениями, с которыми Шерману приходилось работать. - Да, - вдруг вспомнил он, - я тут случайно встретил Тома Фланагена. Представляешь, он выглядит по меньшей мере лет на сорок! Вообще-то, этот парень - полный придурок. Подвизается в каком-то бруклинском притоне под названием "Красная Шапочка". Это с его-то талантом! Да, магия деградирует... Я помню удивительные вечеринки у Шермана еще по временам, предшествовавшим его переезду в Лос-Анджелес, и эта, субботняя, соответствовала лучшим традициям. Сидевший слева от меня знаменитый фолк-певец, смахнув со своей пышной бороды остатки пищи, принялся рассказывать о миллионном деле с наркотиками, в которое были замешаны двое его не менее знаменитых коллег. Блондинка рядом с Бобом, похожая на англичанку, причем жительницу сельской местности (к этому типу старина Боб был всегда неравнодушен), откупорила бутылку коньяка. Шерман выковыривал вилкой кусочки ветчины из остатков салата. - Мой друг, что сидит напротив, хотел, если я не ошибаюсь, услышать одну старую историю, - сказал он. - Отлично, - произнес фолк-певец, решив, что обращаются к нему. - История эта про то, как небезызвестный в узких кругах Змеюка Лейкер оказал нам радушный прием в школе, где он был директором. В тот первый день мы заполняли регистрационные анкеты. В графу, где спрашивалось о любимом предмете, я вписал "финансовое дело". - Блондинка и фолк-певец расхохотались: Шерман слыл замечательным рассказчиком. - Один жирный маленький говнюк по имени Уиппл - он вел у нас историю - подсунул мою анкету директору, этому самому Змеюке Лейкеру, и тот, завершив свою приветственную речь, оставил меня в кабинете вместе с еще одним парнишкой, которого, впрочем, тут же отослал подождать в холле. Я от страха чуть в штаны не наделал: вид у Змеюки был такой, что он напоминал нечто среднее между владельцем похоронного бюро и профессиональным киллером высокого класса. Он восседал за своим столом и ухмылялся мне в лицо. Так, вероятно, ухмыляются, намереваясь отрезать кому-нибудь яйца. Подождав, пока смех стихнет, Шерман продолжал: - "Так ты, оказывается, большой шутник? - сказал Змеюка. - Ну, здесь, уверяю тебя, такие шутки не проходят. Впрочем, у тебя есть шанс: рассмеши меня. Валяй же, скажи что-нибудь смешное". Он заложил руки за голову, а я стоял как идиот, не в силах вымолвить ни слова. "Да ты никак дрожишь от страха, мистер Шерман? - усмехнулся Лейкер. - Скажи-ка мне, какой у нашей школы девиз. Молчишь? "Alis volatpropriis" - "Летящий на собственных крыльях". Ну, летящий, как я полагаю, должен время от времени приземляться, но главное то, что он летает, он умеет летать. Вот чего мы добиваемся от наших учеников, вот чего мы ждем от них, а вовсе не идиотских шуточек. Что ж, раз ты еще и трус - стоишь тут, будто воды в рот набрал, - тогда я расскажу тебе одну поучительную историю, а ты слушай внимательно. Давным-давно жил-был мальчик. Когда ему исполнилось, если мне память не изменяет, четырнадцать лет, он покинул уютный, безопасный отчий дом и решил жить самостоятельно. Он считал себя большим хитрецом и умницей, однако в действительности был трусом и простаком и рано или поздно непременно плохо кончил бы. Знакомясь с разными людьми, он то и дело сыпал шуточками, которые, как он воображал, их смешили. На самом же деле люди смеялись над его самонадеянностью. Однажды король этой страны проезжал по городу, и мальчик увидел его золоченую карету, настоящее произведение искусства, сработанное лучшими королевскими мастерами. Шесть великолепных вороных коней были впряжены в карету. Когда она проезжала мимо, мальчик, обратившись к стоявшему рядом горожанину, сказал: "Что это за старый шут в разукрашенной повозке? Да он, наверно, весит столько же, сколько все шесть лошадей, так он отожрался за наш с вами счет". Видишь ли, Шерман, его, как и тебя, страшно интересовали финансы... Глупый мальчик ждал, что его собеседник станет хохотать, однако тот пришел в ужас: все добропорядочные граждане этой страны любили и уважали своего короля. Случилось так, что король все слышал. Остановив карету, он велел своим людям привести маленького мерзавца во дворец. Слуги короля схватили мальчика и поволокли прямо по улицам, не обращая внимания на его вопли. Его провели по бесчисленным комнатам дворца и втолкнули в тронный зал. Два свирепых пса на цепи сидели по обе стороны трона. Они зарычали при виде мальчика, однако остались на месте - охранять владыку. Мальчик же не помнил себя от страха: псы, как он заметил, были не только свирепыми, но и явно голодными. "Ну, маленький шутник, рассмеши меня, иначе ты умрешь", - обратился к нему король. Мальчик, не в силах вымолвить ни слова, лишь дрожал как осиновый лист. "Даю тебе еще один шанс - рассмеши меня". И снова молчание. "Фас, Череп!" - крикнул король, и пес, что сидел справа от трона, рванулся к мальчику и вцепился ему в правую руку. "Последний шанс, шутник", - сказал король, и мальчик побелел как полотно. "Фас, Призрак!" Пес, сидевший слева, рванулся и вцепился в левую руку мальчика. "Теперь ты понял, к чему могут привести глупые шутки? Кушайте, мои собачки, кушайте", - заключил король". Шерман скорчил гримасу. - "Кушайте, мои собачки, кушайте", - повторил он. - От этих слов я чуть не блеванул прямо в директорском кабинете, а Змеюка стоял и ухмылялся. "Убирайся, и чтобы при подобных идиотских обстоятельствах мы с тобой больше не встречались", - проговорил он наконец. Повернувшись, я на негнущихся ногах побрел к двери и тут услыхал за спиной глухое рычание. Я обернулся - из-под директорского стола вылезал громадных размеров доберман. "Убирайся, живо!" - рявкнул на меня Лейкер-Змеюка, и я пулей выскочил в коридор. - Вот дерьмо, - пробормотал фолк-певец. Приятельница Шермана выразительно уставилась на него, ожидая эффектного финала рассказа. Я же теперь вспомнил все от начала до конца - и правда ведь, историю эту он рассказывал при мне уже не раз. Шерман усмехнулся, глядя прямо на меня: - Что, вспомнил? Это еще не все. Когда я уже был в дверях, этот садист крикнул из-за своего письменного стола: "Alis volatpropriis, мистер Шерман! Запомните это хорошенько!" А на стене рядом с дверью его кабинета я заметил табличку. Впрочем, ее нельзя было не заметить. Табличка гласила: "Не жди, пока станешь великим человеком. Будь великим учеником". - Будь великим засранцем, - проговорил фолк-певец. - Вот же подонок, этот твой директор! Мы с Шерманом расхохотались, чем немало его озадачили: история эта произвела на него впечатление и вряд ли показалась забавной. Блондинка, впрочем, хохотала тоже: у Шермана, был настоящий талант смешить, в особенности женщин. Давным-давно я понял, что в немалой степени благодаря этой способности он неизменно пользовался успехом у слабого пола. Глава 5 Выйдя из школы, Том Фланаген и Дэл Найтингейл остановились на минутку, чтобы примерить школьные фуражки, розданные всем еще в библиотеке. Обоим они были велики так, что сваливались с головы. - Какого они размера? - буркнул Том. - Разве что на головастиков... Ну ладно, завтра обменяем: там, в коробке, их еще осталось до черта. Кстати, известно ли тебе, как нужно их носить? Козырек должен отстоять от переносицы на два пальца. Он продемонстрировал, как правильно надевать фуражку. Найтингейл попытался сделать то же самое, однако козырек упрямо сползал ему до кончика носа. - Ничего, их придется носить только до конца первого семестра, - успокоил его Том. Тем не менее оба поначалу с удовольствием щеголяли в дурацких головных уборах. Для Тома фуражка символизировала начало взрослой жизни. Старшие классы были в его глазах воротами в этот загадочный и пугающе-желанный мир взрослых, а старшеклассники выглядели почти как настоящие мужчины. Для Дэла же все обстояло гораздо проще: быть может, подсознательно он ощущал, что новая школа может стать для него домом. По его мнению. Том-уже теперь чувствовал себя там как дома. В ту минуту Дэла обуревало одно-единственное желание: подружиться с Томом Фланагеном. x x x Я не уверен, что точно описываю душевное состояние четырнадцатилетнего Дэла Найтингейла. Однако несомненно, что в те первые недели в школе Карсона он чувствовал себя страшно одиноким. Том сказал мне как-то: - Мне не доводилось видеть человека, который так нуждался бы в друге, как Дэл. По своей наивности я в то время не мог этого понять. И потом, ты же знаешь школьную среду: если кто-то мечтает о понимании и дружеской поддержке, да просто о сочувствии, о возможности излить кому-то наболевшее, можно с уверенностью сказать, что он этого не дождется. Такова реальность, как это ни печально. Никогда не предполагал, что Том настолько чувствителен к чужой душевной боли. Сентиментальность никак не сочеталась с его обликом: буйная копна рыжеватых волос, невысокая, атлетически сложенная фигура, довольно дорогая, хоть и слегка помятая одежда. Но дело даже не в этом - всякий, кто мало-мальски знал Тома Фланагена, мог бы утверждать, что он просто не способен на дружескую привязанность, поскольку сам в ней не нуждается. В действительности это было совсем не так. По-моему, Дэл Найтингейл распознал истинную сущность Тома еще тогда, когда примерял постоянно сваливавшуюся ему на нос школьную фуражку. x x x - В моей книжке про карточные фокусы нет того, что ты мне пытался показать, - заметил Том. - При переезде я прихватил с собой много таких книжек, - ответил Дэл, не решаясь сказать большего. Однако Том сам взял на себя инициативу: - Здорово! Покажешь? Идем к тебе, а оттуда я позвоню маме. Она собиралась заехать за мной в школу после регистрации, но кто же мог сказать, когда все это закончится? Ну так как мы до тебя доберемся? Доехать на чем-нибудь можно? - Тут близко и пешком... - Дэл слегка замялся. - Вообще-то, дом это не мой: крестные снимают его. Том лишь пожал плечами - дескать, не важно, - и они. спустившись по ступеням парадного входа, пересекли бульвар Санта-Роза, после чего двинулись по аллее Мира. Карсон был старым пригородным районом, вдоль тротуаров выстроились мощные дубы и раскидистые вязы. Дома, мимо которых они проходили, были знакомы Тому с пеленок: в большинстве своем двухэтажные, с удлиненным фасадом, каменные или деревянные, но все белого цвета. В каждом квартале обязательно были одно-два здания с крытыми галереями-верандами вдоль всего фасада. Сквозь многочисленные трещины бетонных плит тротуара проросла жесткая трава. Дэл, вся сознательная жизнь которого прошла в городских школах-интернатах, воспринимал всю эту патриархальную обстановку как нечто нереальное, похожее на сон. На какой-то миг он даже забыл, где находится и куда сейчас направляется. - Не думай о Ридпэте, - сказал вдруг Том. - Он, конечно, псих, но тренер хороший. А вот кое-кого ожидают серьезные неприятности... - Кого? - дрожащим голосом спросил Дэл: вне всякого сомнения Том имел в виду именно его. - Да этого - Брика. Долго ему не протянуть. Держу пари, он вылетит из школы еще до конца года. - Почему ты так уверен? - Даже не знаю, как тебе сказать. Выглядит безнадежно, да к тому же глуповат. Помнишь, как Ридпэт сходу прицепился к его волосам? Вот если бы его папаша был в совете директоров или же вся его семья окончила эту школу... Ну, ты понимаешь. Походка Фланагена, как Дэл впоследствии заметил, была типичной для выходцев из Карсона: от покачивания плечами галстук ходил из стороны в сторону, словно маятник. - Да, кажется, понимаю. - Ну конечно. Погоди, ты еще увидишь Харрисона - он помладше. У него точно такие же волосы, как у Брика, однако папаша его - большая шишка. В прошлом году он пожертвовал школе пятнадцать тысяч на приобретение лабораторного оборудования... Так, ну и где же твой дом? Непривычная обстановка и чарующая перспектива обрести наконец товарища в лице Тома настолько захватили Дэла, что он совсем забыл, куда и зачем они направлялись. - Ах да... На следующей улице. Дойдя до перекрестка, они повернули. Дэлу до сих пор не верилось, что теперь он здесь живет. - Мистер Брум хотел поговорить с тобой... - начал Том. - А, да... - У тебя отец посол или кто-то в этом роде? - Мой отец умер. И мама тоже. - О господи, извини, - быстро проговорил Том и мигом сменил тему. Как выяснилось, его собственный папаша в последнее время что-то зачастил в больницу Святой Марии: то ему понадобится срочно сделать рентген, то пройти некие процедуры, вот только торчал он там почему-то до глубокой ночи. На самом деле Хартли Фланаген, юрисконсульт крупной корпорации, был здоров как бык: еще студентом он играл защитником за сборную Стэндфордского университета, да и сейчас мог свободно подтянуться на перекладине раз пятнадцать, хоть и выкуривал по три пачки в день. Тут же Том перескочил совсем на другое: - Знаешь, мистер Ридпэт вовсе не плохой, хотя, быть может, и не слишком деликатный. - Оба мальчика рассмеялись. - А вот с его сынком надо вести себя поаккуратнее. Этого Стива Ридпэта я хорошо запомнил еще в младших классах. - Он что, еще похуже папаши? - Ну тогда он был гораздо хуже, может, теперь потише стал. - По выражению лица Тома Дэл понял, что он в этом сильно сомневается. - Однажды он мне прилично начистил физиономию, которая ему почему-то не понравилась. Он учился в восьмом классе, а я - в пятом. Один из учителей видел все это, и тем не менее Стива не исключили. Ну а я принял кое-какие меры, чтобы больше не попадаться Стиву под руку. - Вот и дом, - сказал Дэл, все еще не в состоянии произнести слово "мой". - А как он выглядит? Прежде чем ответить. Том снял школьную фуражку и сунул ее в карман. - Кто, Стив Ридпэт? Кстати, его прозвище - Скелет, но не дай Бог, если он услышит, что ты его так называешь. Да и вообще постарайся с ним не общаться ни при каких обстоятельствах. Ну так что, зайдем мы или нет? Дверь дома вдруг открылась, и оттуда выглянул негр в форменной одежде. - Я видел, Дэл, как вы с твоим другом подходили, - сообщил он. Глава 6 УДЭЛА - Скелет... - повторил Дэл, качая головой. Том же удивленно разглядывал высокого лысого негра, который их впустил. В самом деле было чему удивляться: лишь немногие семьи этого, хоть и весьма зажиточного, пригорода могли себе позволить держать проживающую вместе с ними прислугу, а уж дворецкий был явлением из ряда вон. Присмотревшись, Том понял, что одежда дворецкого была никакой не формой, а просто темно-серым костюмом с подобранным ему в цвет шелковым галстуком на фоне белоснежной сорочки. Негр улыбнулся Тому, явно наслаждаясь произведенным на него впечатлением. Его широкое лицо выглядело моложаво, однако короткие завитки волос, в особенности на висках, уже посеребрились. - Ну, молодой хозяин, - сказал он, - у тебя будет все в порядке в новой школе, раз ты уже успел завести такого симпатичного друга. От этих слов Том слегка смутился, а Дэл тем временем представил их друг другу: - Это Бад Коупленд, он работает у моего крестного. Бад, это Том Фланаген из моего класса. Они дома? - Мистер и миссис Хиллман уехали осматривать дом, - ответил негр. - Что вам принести: "колу" или, может, чаю со льдом? Вы где будете? - Спасибо, Бад, мне "колу", - попросил Дэл, пока Том размышлял, нужно ли обменяться с дворецким рукопожатием. Поняв, что делает это с явным опозданием, он тем не менее протянул негру руку: - Рад с вами познакомиться, мистер Коупленд. Мне тоже, пожалуйста, "кока-колу". Дворецкий, улыбнувшись еще шире, пожал руку. - Очень приятно, Том. Значит, две "колы"... - Мы будем в моей комнате, Бад, - сказал Дэл и повел Тома внутрь. Помещение, заставленное ящиками и коробками, служило, очевидно, гостиной. Столовую почти полностью занимал громадный прямоугольный обеденный стол красного дерева. - Какой же еще дом они поехали осматривать, раз вы сюда только что переехали? - удивленно спросил Том. - Им хочется купить что-нибудь попросторнее, с большим участком, может, даже с бассейном... Здесь, как они говорят, слишком похоже на пригород, так что они бы предпочли переехать в настоящий пригород. - Дэл вел Тома по лестнице наверх. Светлые прямоугольники на обоях указывали на то, что здесь когда-то висело множество картин или фотографий. - Не думаю, что они станут распаковываться. Они ненавидят этот дом. - Почему? Мне кажется, он вполне приличный. - О, надо было видеть, как они жили в Бостоне. Большую часть времени я проводил с ними, а летом... Дэл как-то настороженно оглянулся на Тома: то ли он боялся лишних вопросов, то ли, наоборот, ждал их. - Что летом? - Ну, летом меня увозили в другое место... Да, в Бостон. Знаешь, у них там было нечто совершенно грандиозное. Бад тоже переехал оттуда с нами. Ко мне он относился всегда просто замечательно. Ну, вот и моя комната... Пока они шли по коридору и черные как смоль волосы Дэла мелькали где-то на уровне глаз Тома, он подумал, что дома его новый друг вел себя гораздо увереннее, нежели в школе. Остановившись возле одной из дверей, Дэл обернулся. На сей раз в выражении его лица не было никакой неопределенности, а лишь радостное возбуждение. - Итак, говоря "высоким штилем", добро пожаловать в мою маленькую вселенную, в мой мир. Ну заходи же! Охваченный смутной тревогой, Том Фланаген переступил порог и очутился, как ему показалось, в кромешной тьме. Неяркий свет струился только из коридора за спиной. Послышался высокий голос Дэла, уверенности в котором теперь было чуть-чуть меньше: - Ты, надеюсь, понимаешь, что я хочу этим сказать? Глава 7 РИДПЭТ ДОМА Припарковав свой черный "студебеккер", Честер Ридпэт потянулся через сиденье за кейсом, пестревшим, как и кузов машины, множеством заплат, причем некогда черная изоляционная лента, из которой они были сделаны, уже частично посерела. Ридпэт - пальцы его тут же прилипли к ручке - водрузил на колени увесистый кейс, внутри которого чего только не было: программки футбольных матчей (некоторые из них относились к году, когда он только приобрел свою развалюху), заметки о расстановке игроков и тактическом рисунке игр, учебники, планы уроков, а также памятки для учителей, при помощи которых Лейкер Брум предпочитал общаться с педагогами. Управление на расстоянии - таков был излюбленный стиль директора. Даже на совещаниях, созываемых руководством университета, которому подчинялась школа Карсона, директор сидел отдельно от преподавателей. Все распоряжения доводились до сведения персонала через Билли Торпа: тот не только преподавал латынь, но и занимал должность заместителя директора и при этом пережил трех шефов. Иногда Честеру Ридпэту он представлялся единственным достойным уважения человеком во всей вселенной. Во всяком случае, невозможно было даже вообразить, что у Билли Торпа мог быть такой сын, каким был его Стив. Тяжко вздохнув и стерев пот со лба. Честер Ридпэт вылез из машины. Кейс его, казалось, был наполнен кирпичами. Нащупав в кармане связку ключей и с трудом отыскав нужный, Ридпэт открыл входную дверь и был тут же оглушен тяжелым роком - "скотской музыкой", как он ее называл. Он знал, что многие родители, возвращаясь с работы, окунались в подобный грохот, но как-то не верилось, что в столь же оглушительный. Стив, как только приволок свой граммофон из магазина, повернул ручку громкости вправо до отказа и с тех пор, похоже, к ней не прикасался. Ридпэт старался не заходить в комнату сына даже при крайней необходимости - тот все равно не расслышал бы его слов, да и, очевидно, не имел ни малейшей потребности общаться с родителем. - Я дома! - заорал Ридпэт-старший и изо всех сил хлопнул дверью: если его крика Стив и не расслышит, может быть, почувствует, как дрожат стены. Бардак царил дома так давно, что Ридпэт уже перестал обращать внимание на валявшиеся повсюду грязные рубашки и свитера, равно как и на заляпанный ковер. Этот цветастый ковер производства "Уилтона" они с Маргарет купили для гостиной сразу после того, как дом был приобретен в рассрочку на двадцать лет, и с тех пор, как жена ушла от него пятнадцать лет назад, Ридпэт неизменно получал болезненное удовлетворение от всяческих издевательств над этим мемориалом супружеской жизни. В отдельных местах - в частности, перед его любимым креслом и около дивана - ковер был так замызган, что даже изображенных на нем аляповатых цветов уже не было видно. Кучки грязной одежды и белья валялись вперемешку с искромсанными ножницами журналами и комиксами. Из них Стив вырезал свои "штуковины" (именно это слово он употреблял), которыми обклеивал стены спальни. Война в Корее несколько расширила круг любимых сюжетов: комната его пестрела теперь фотографиями кричащих детей, разбитых джипов и окровавленных трупов в хлопчатобумажных куртках. Танки, таранящие школьное здание, соседствовали с монстрами из комиксов. После появления этих новых "штуковин" Ридпэт и вовсе перестал заглядывать к сыну. Он тяжело плюхнулся в кресло, уронив рядом неподъемный кейс, и стянул через голову галстук, даже не удосужившись развязать узел. После этого швырнул на пол пиджак и потянулся к тумбочке, единственным предметом на которой был телефон. - Приглуши звук, черт тебя побери! - заорал он. Секунду подождав, он еще громче завопил: - Бога ради, сделай потише! Грохот самую малость поутих, и Ридпэт набрал номер Торпа. - Билли? - сказал он в трубку. - Это Честер. Думал, тебе будет интересно послушать про новичков. В большинстве своем - неплохие, однако отдельные экземпляры дают пищу для размышлений. Поэтому тебе и позвонил. Да, поделиться с тобой соображениями и, так сказать, скоординировать наши усилия. Идет? Ладно, перехожу к делу. Во-первых, есть один весьма перспективный футболист, по фамилии Хоган, вот только что касается учебы могут быть проблемы... Нет, не могу сказать ничего определенного, просто мне так показалось. Я вовсе не хочу, Билли, заранее настраивать тебя против парня, но ты его держи в ежовых рукавицах, ладно? У него есть задатки лидера, что, может быть, и хорошо, и плохо. Теперь перехожу к действительно плохому: есть среди них настоящее чудо в перьях. Зовут его Брик, Дейв Брик. Волосы как у вонючего зулуса, грязнее моей чертовой колымаги. Ну ты понимаешь, что отсюда следует. Полагаю, вопрос с ним необходимо решить немедленно и радикально, чтобы одна паршивая овца не испортила все стадо, то бишь всю школу. Кроме того, один умник по фамилии Шерман. Он успел уже кое-что ляпнуть в регистрационной анкете... Ты записываешь имена? Стерев с лица пот, Ридпэт покосился на лестницу: как можно слушать эту мерзость днями напролет? - И еще. Помнишь, попечительский совет перевел к нам из Эндовера одного сироту? Найтингейла. Зачислив его, мы, вероятно, сделали большую ошибку, Билли. То есть, быть может, Эндовер был рад-радешенек от него избавиться. Почему? Во-первых, его внешний вид. Он напоминает маленького грека, что ли, или итальяшку, да еще, похоже, трусоват... Ну, Билли, черт возьми, первое впечатление меня еще никогда не обманывало. И, между прочим, оно очень скоро подтвердилось: я его застукал с колодой карт. Да, можешь себе представить? В библиотеке... Говорит, что показывал карточный фокус Тому Фланагену. Да-да, карточный фокус... С ума сойти, да? Разумеется, карты я конфисковал. Думаю, этот парень станет битником или чем-нибудь еще похлеще. Конечно ты прав, Билли, никогда не надо говорить заранее, и все же... Да ты пойми: эти чертовы карты я сцапал прямо у него из рук, к тому же он попытался сопротивляться.,. Ну хорошо, Билли, только я все-таки думаю, что его следует зачислить в черный список вместе с этим Бриком... Некоторое время он молча слушал. Лицо его сначала напряглось, затем скривилось. - Да, безусловно. Со Стивом в этом году будет все нормально. Ты сам увидишь, как он переменился, - ведь он теперь выпускник. В этом возрасте они стремительно взрослеют. Наконе