о того, ни после, я, наверное, не слышал столь пронзительного крика, как тот, что издал Вандури, а вслед за ним, как мне показалось, и сова, точно она и в самом деле была его душой. - Видишь, если тебя поднять, твоя нижняя половина останется на земле, - пробормотал я. - Извини, я ничего не могу сделать. Ничего. - Так позови кого-нибудь на помощь... Голова его безвольно повисла, но он все еще был жив. На пепельно-сером лице сверкали белоснежные зубы, точно на рекламе зубной пасты. - Ты не можешь пристрелить меня - ведь я не пробыл здесь и месяца. Этот поистине детский довод подействовал на меня странным образом, как-то сразу отодвинув весь этот ужас: и невероятную птицу, плод галлюцинации, и запах паленого мяса от моих собственных рук и лица, и вонь экскрементов и кишечных газов от Вандури. В голове у меня будто что-то щелкнуло: ведь я же на войне, а война - это вещь в себе. - Нельзя, этого нельзя, - бормотал Вандури, и я понял, что он имеет в виду собственную неминуемую смерть. Ведь он, как и я до того момента, оставался сугубо гражданским человеком. Теперь подумайте, был ли у меня выбор. Если бы я его поднял и понес, как он хотел, то тем самым убил бы его, причем смерть стала бы мучительной. Я мог оставить его в покое, дожидаясь, пока он наконец умрет. Возможно, он прожил бы с полчаса или около того, но муки его в эти полчаса вряд ли доступны человеческому пониманию - было бы милосердней убить его, подняв с земли. Между тем шок, когда боли почти не ощущаешь, уже начинал у него проходить... Впрочем, можно было бы отправиться за помощью, пройти три мили, но результат был бы все тем же: он умер бы в страшной агонии, да к тому же в одиночестве. Вандури часто-часто задышал, как перегревшаяся на солнце собака. В общем, выход был один. Я вытащил револьвер из кобуры, глаза Вандури расширились, и на секунду он вроде бы пришел в себя. Однако тут же бросился ползти куда-то, волоча за собой кишки. Быть может, это судорожное усилие его и убило, но все-таки вряд ли. Я приставил револьвер ему к затылку и спустил курок. Меня окружила адская смесь запахов: собственного горелого мяса и пота, крови и испражнений мертвого Вандури, пороха и обожженного металла. Я поднял вещмешок и побрел по шоссе в направлении, откуда прилетела смерть. По идее, я не должен был испытывать ничего, кроме страха и желания послать все к черту, добраться, хотя бы и пешком, до порта, спрятаться на любом корабле, идущем в Америку, и вернуться домой. В действительности же я чувствовал, что иду навстречу своей судьбе, той судьбе, за которую Уильям Вандури и четверо моих товарищей-врачей заплатили жизнью. А теперь перенесемся на пару месяцев вперед. Полевой госпиталь испытывал страшную нехватку кадров, особенно после гибели Вандури и остальных. Работали мы сменами по девять часов с трехчасовыми перерывами, спали по очереди в маленькой палатке, располагавшейся в нескольких ярдах от палатки побольше - нашей операционной. Можно сказать, что мы ежедневно дышали войной, питались войной и напивались тоже войной. Работа наша заключалась в перевязке, первичной обработке ран и остановке кровотечения, а пациентами были солдаты, которых выносили с поля боя или доставляли с позиций на санитарных машинах. После того как мы наскоро зашивали распоротый живот, ампутировали ногу или накладывали шину, раненых развозили по тыловым госпиталям для более основательного лечения. Вместе с грузовиком мы потеряли помимо одного из докторов трехмесячный запас морфия и прочие необходимые медикаменты, поэтому большинство операций проводилось под местным наркозом или совсем без него. Нередко мы работали при свете фонариков - вот точно таких же, что вы видите на деревьях. К нам попадали в основном девятнадцати-двадцатилетние ребята из Нью-Йорка, Пенсильвании и Коннектикута. Едва придя в сознание, они принимались лихорадочно ощупывать себя: все ли на месте? Не прошло и недели, как в госпитале и даже на позициях все уже знали, что произошло с Вандури. Мои коллеги - высокий рыжий доктор Уизерс из Джорджии и маленький лысый, вечно измученный Лич из Нью-Йорка - полностью одобряли мои действия, как и большинство солдат. Тем не менее я получил прозвище. Ну-ка, догадайтесь, какое? Меня стали называть Коллектором. Даже в нечеловеческих условиях полевого госпиталя номер восемьдесят четыре акт милосердия, совершенный мной в отношении смертельно раненного, продолжал сильнейшим образом давить мне на психику. Нередко я слышал, как за спиной у меня шушукались. Однажды мне на операционном столе попался маленький пехотинец из Пенсильванского полка с распоротым, как у Вандури, животом. Он приоткрыл глаза - операция проходила без наркоза, и его держали двое санитаров, - увидел меня и прошептал: "Боже мой, Коллек..." И тут же умер. - Не бери в голову, - успокаивал меня Лич. - Если я когда-нибудь окажусь на месте того бедняги, надеюсь, ты сделаешь для меня то же самое. Просто ребята настолько измучены войной, что потеряли способность мыслить разумно. Впрочем, была и еще одна причина для такого прозвища: играя в карты с коллегами-врачами и офицерами из соседних подразделений, я "высосал" из их карманов кучу денег. Клянусь, я никогда не мухлевал, просто гораздо лучше, чем они, знал, как в том или ином случае ведут себя карты. После того как у меня осело около четверти полковых денег (большую часть я выиграл у Уизерса, довольно состоятельного да к тому же азартного типа), желающих сыграть со мной резко поубавилось. Уизерс же, поначалу поддержавший меня в случае с Вандури, стал чуть ли не моим заклятым врагом: он был уверен, что я жульничаю. Способствовал тому и разнесшийся (наверняка при участии самого Уизерса) слух о том, что похоронная команда не обнаружила в карманах Вандури ни цента. Ну и кроме всего прочего южанин Уизерс ненавидел северян почти как негров. В общем, на психику действовало буквально все: и изнурительная работа в кошмарных условиях, и чуть ли не ежечасные обстрелы... Я потерял в весе сорок фунтов. Несмотря на страшную усталость, заснуть без выпивки я уже не мог. В карты - пока со мной еще играли - я блефовал отчаянно, точно сидел за карточным столом последний раз в жизни, и, может, еще и это помогало мне выигрывать. Короче, после трех или четырех месяцев такой жизни у меня поехала крыша: я начал воображать себя Уильямом Вандури. Моя таинственная судьба, маячившая совсем близко в тот день, когда я брел по шоссе к линии фронта, столь же таинственным образом теперь испарилась. Если, конечно, не считать такой судьбой лейтенанта Вандури... Однажды я увидел его на только что вывезенных с позиций носилках: своими великолепными зубами он скалился от невыносимой боли, придерживая руками выпадающие из распоротого живота багровые кишки. Он взглянул на меня и проговорил: "Душа моя. Коллектор, моя душа...". Я медленно опустился прямо на землю, и Личу пришлось подменить меня. На следующий день меня осенила простая мысль: Вандури - это я. Просто мне выдали ошибочные документы. Я принялся доказывать это Личу и Уизерсу, и они, кое-как меня утихомирив, послали за полковником. Ему я тоже объяснил, что в действительности меня зовут Вандури, а Найтингейл погиб в первый же день после высадки во Франции. Из зеркала на меня смотрело лицо Уильяма Вандури, я носил одежду Вандури... Полковника я попросил раздобыть мой домашний адрес, чтобы написать жене и детям, поскольку на этой чертовой войне он вылетел у меня из головы. Вместо этого полковник организовал мою отправку в Тур, в неврологический госпиталь, откуда меня через неделю эвакуировали в тыловой госпиталь номер сто семнадцать в Ла-Фоше, где я с другими психами мастерил табуретки и носилки. Домой меня, однако, не отправили, а перевели в Сен-Назер, решив, наверное, что для своей работы я еще вполне гожусь. Именно в Сен-Назере я наконец встретился лицом к лицу со своей судьбой. Впрочем, судьба дала о себе знать несколько раньше: на следующий день после того, как полковник упек меня в дурдом, полевой госпиталь номер восемьдесят четыре был сметен с лица земли прямым попаданием немецкого крупнокалиберного снаряда. Доктор Лич и все, кто там находился, были разорваны в клочья. Выжил лишь ненавидевший меня доктор Уизерс: сдав смену, он отсыпался в другой палатке. И это тоже стало частью моей судьбы. Глава 4 - Располагались мы в конфискованном армией фабричном здании, - продолжал Коллинз. Том взглянул наверх: определенно стало темнее. Красный шар солнца висел над деревьями на другом берегу озера. Между тем часы показывали пол-одиннадцатого. "Очередной фокус, - сказал он себе. - Не обращай внимания, расслабься и слушай дальше". x x x - От довоенного облика этого здания, конечно, мало что осталось: до нас им, очевидно, попользовались немцы. Станки были демонтированы, и на их месте стояли ряды солдатских раскладушек, занимавшие три четверти громадного помещения. Офицерам вроде меня полагались маленькие кабинки с запирающимися дверями. На втором этаже расположился дивизионный штаб. Медицинский персонал занимал и просторный, с газовым освещением, подвал, забитый пружинными диванами и видавшими виды стульями. Госпиталь находился прямо напротив фабрики, поэтому в любое время дня и ночи в подвале было много небритых молодых врачей - либо спящих на диванах, либо дымящих трубками на стульях. Начальство, похоже, решило, что в более или менее нормальной обстановке я приду в себя, а если нет, что ж, через недельку все равно смогу оперировать, не важно под каким именем. Врачей постоянно не хватало, а потому никому и в голову не пришло отправить меня домой. Санитар провел меня к предназначавшейся мне кабинке, назвав при этом лейтенантом Найтингейлом, на что я сразу же отреагировал: - Это ошибка. Меня зовут лейтенант Уильям Вандури. Запомните это хорошенько, рядовой; Взглянув на меня испуганно, он попятился к двери. Проспал я двое суток напролет, а проснувшись, почувствовал зверский голод. Приведя в порядок форму и зашнуровав ботинки, я направился через дорогу в госпитальную столовую. На раздаче хозяйничали черные санитары. Я пристроился в хвост очереди, раздумывая над тем, что теперь жизнь моя мало-помалу войдет в свое русло. Тут от одного из столиков донесся по-южному растягивающий слова голос: - Ну надо же, Коллектор здесь. Опять, наверное, выкачивает денежки из карманов... Я обернулся: взгляд рыжего доктора Уизерса излучал холодную ненависть. Так, значит, и его перевели в Сен-Назер... Он, наклонившись над столом, принялся что-то нашептывать своему соседу. Мне показалось, что собравшиеся в столовой, все до одного, уставились на меня и перешептываются. Бросив пустой поднос, я вышел вон, купил на улице буханку хлеба, немного сыра и бутыль вина, после чего вернулся к себе в кабинку. Чуть позже я еще раз ходил за вином. Чувствовал я себя совершенно опустошенным. Уизерс непременно станет распространять обо мне самые невероятные слухи. Сначала я намеревался немедленно приступить к работе, чтобы доказать, что я еще чего-то стою, однако допущен не был: мне полагалось еще пять дней отдыха. И все эти пять дней я пьянствовал напропалую. Великое это таинство - алкоголь. Он, знаете ли, освобождает путы, связывающие божество, которое незримо присутствует в каждом. Одновременно я перечитал некоторые страницы "Доктрин и обрядов..." и обнаружил в книге то, что ускользало от меня раньше. И тогда я оторвал длинную полоску бумаги, написал на ней "Вандури" и заклеил ею табличку на двери с надписью "Л-т Найтингейл". После этого я достал карты и в продолжение двух часов возился с ними, тасуя и перетасовывая. Если армия пока не нуждалась во мне, почему бы не воспользоваться возможностью попрактиковаться? И так все пять дней: я пил вино, заедал хлебом с сыром и оттачивал свое искусство фокусника - в общем, вел себя как человек, воскресший из мертвых. Эти пять дней стали, вероятно, самым продуктивным периодом моей жизни, по окончании которого я уже не сомневался, что настоящее мое призвание вовсе не медицина, а магия. Книгу Леви я перечитал, наверное, раза три, листая страницы пальцами Вандури, пробегая строчки глазами Вандури. На шестой день я принял душ, переменил одежду и отправился докладывать госпитальному начальству. Дежурный майор оглядел меня с ног до головы, зная, что я - чокнутый. Связываться с умалишенным ему, ясное дело, не хотелось, однако никто не давал ему инструкций отправить меня куда подальше, а значит, работу мне можно было доверить. - Как я понимаю, лейтенант, на имя Чарльза Найтингейла вы теперь не отзываетесь, - сказал он с таким видом, точно ему не терпелось сплавить меня, психа, с глаз долой. - Так точно, господин майор, - ответил Я. - Однако, чтобы избежать возможных недоразумений, я не возражаю, если меня станут называть "доктор Коллектор" до тех пор, пока ошибка не будет исправлена. - Он вытаращил глаза. - Это мое прозвище, - пояснил я, хотя он наверняка уже слыхал его от Уизерса. - Как вам будет угодно, лейтенант. Ваш послужной список безупречен. Я только не хочу никаких неприятностей. Разговаривая с ним, я видел его ауру: грязную, воспаленную ауру мерзавца и труса. Совсем не как у вас, ребята: у вас обоих аура здоровая, чудесная. А вы мою видите? Багровое солнце было сейчас прямо за головой Коллинза, оно слепило Тома, но он все же различил почти черные сполохи на алом фоне. - Я вижу, - отозвался Дэл. - Спустя месяц я повстречался с человеком, у которого была изумительная аура: она сияла всеми цветами радуги. Коллинз на несколько мгновений изобразил эту картину перед ними в воздухе, затем продолжил свой рассказ. x x x - Моя репутация психа и сплетни Уизерса сделали свое дело: поначалу ко мне относились с большим подозрением, однако безупречная работа в операционной постепенно свела его на нет. Здесь было чуть полегче, чем в полевом госпитале номер восемьдесят четыре: недостатка морфия мы почти не испытывали, фиксировать бинты и шины при помощи шнурков и рыболовных лесок тоже не приходилось. Тем не менее работали мы по девять-десять часов в день, постоянно по уши в крови, шалея от душераздирающих воплей и стонов изувеченных бедняг. И все-таки мне было уже гораздо легче: я начинал ощущать свою внутреннюю силу, которая разгоралась все ярче и ярче, словно свет вновь рождающейся звезды. Однажды утром, получив еженедельную увольнительную, я прошелся по уцелевшим от обстрелов книжным магазинам и обнаружил французские переводы "Соломонова ключа", а также книг Фладда и Кампанеллы, знаменитых магов шестнадцатого века. Даже в том кровавом безумии, наскоро штопая солдат лишь для того, чтобы вернуть их в окопы, где они будут убиты, я не терял влечения к иному призванию. Мне нравилось, когда меня называли "доктор Коллектор". Один Уизерс все так же меня ненавидел, воображая, что я обманом выуживал у него деньги за карточным столом. Ненависть его доходила до абсурда: так, он отказывался оперировать за соседним столом и даже питаться со мной одновременно. Постепенно ко мне стала возвращаться память, включая и эпизод с Вандури, так что с этой точки зрения рецепт, прописанный мне полковником, себя оправдал. Но я тем не менее оставался Коллектором и не снимал с двери бумажку с именем Вандури. Казалось, часть его души вошла в меня, и именно в ней я черпал силу. На следующий день после того, как вместе с воспоминанием о выстреле милосердия в затылок умирающего коллеги я вновь обрел свое истинное самосознание, ко мне на операционный стол попал некий рядовой Тайлер из Фолл-Риджа, штат Арканзас. Предстояло удалить ему пулю из легкого. При операции на легких нужно отделить ребра от грудной кости и раздвинуть их, будто распахивая дверь в грудную полость. Пулю я, конечно, вытащил, хотя бедняге Тайлеру пришлось отрезать вместе с ней треть легкого из-за начавшегося заражения. Несмотря на это, я полагал, что шансы выжить у него довольно высоки, в наше время они были бы почти стопроцентными. Операцию эту нельзя было назвать исключительной - за последнюю неделю я, наверное, проделал не менее трех аналогичных. Я уже начал зашивать Тайлера, когда он неожиданно испустил дух. Момент этот я уловил четко: только что его организм издавал тихий, еле различимый звук и внезапно он прекратился. И вот еще что: никогда раньше я не обращал внимания на ауру пациента во время операции, а тут вдруг взглянул на нее - она потемнела, почти что почернела. И в этот миг из груди его выпорхнула большая белая птица - точно такую же мне довелось увидеть тогда, на усеянном мертвецами поле. Сова взлетела без единого звука (в операционной было несколько человек, но ни один ее не увидел) и, запросто пройдя сквозь закрытое окно, исчезла в небе. Каким-то образом я сразу понял, что она отправилась на поиски человека, который послал пулю в Тайлера. А на следующий день я вылечил раненого без всяких инструментов, одними пальцами. x x x Он был темнокожим, звали его Уошфорд. В те времена процветала сегрегация: негры служили в отдаленной Девяносто второй дивизии под командованием собственных офицеров. У нас же они были только денщиками, прислугой на кухне или в лучшем случае санитарами. Они как бы существовали совершенно отдельно: собирались в своем кругу, имели своих девушек - короче, жили своей жизнью. Что же касается этого Уошфорда, пуля прошла через ребра, после чего немного попутешествовала у него внутри, перемалывая потроха. Когда санитар ввез его на каталке, Уизерс только что закончил операцию и повернулся к раковине вымыть руки, даже не взглянув, кого ему подложили. Вернувшись к операционному столу, он сначала на секунду замер, а потом завопил: - Эт-то что еще такое?! Я вам что - ветеринар? Как я уже говорил, был он коренным южанином, из Джорджии, а на дворе стоял тысяча девятьсот семнадцатый год. Это, разумеется, его ни в коей мере не оправдывает, но хоть как-то объясняет его поведение. Все прочие хирурги моментально прекратили работу, а ассистентки Уизерса почему-то посмотрели именно на меня. Раздумывать было некогда: Уошфорд мог запросто умереть от потери крови, его бинты уже набухли. - Я им займусь, а ты возьми моего пациента, - сказал я Уизерсу. Тот, подойдя к моему столу, процедил сквозь зубы: - Если ты, Коллектор, его зарежешь, мне плевать, но ты будешь разочарован: у этой обезьяны нет карманов. Проигнорировав его, я подошел к Уошфорду и снял окровавленные бинты. Ассистентка закрыла его рот и нос марлевыми подушечками, пропитанными эфиром. Сделав разрез, я осмотрел рану, вынул пулю и принялся копаться в разорванных внутренностях. И тут я во всем теле ощутил какую-то мутацию: оно сделалось легким, почти невесомым, словно это я вдохнул эфир. В голове зажужжало, пальцы завибрировали, потом затрепетал и весь я: внезапно пришло понимание того, что я могу это сделать. Ассистентка в страхе посмотрела сначала на мои трясущиеся руки, затем взглянула мне в лицо: мое пристрастие к выпивке не было ни для кого тайной; впрочем, все мы время от времени изрядно накачивались. Однако в данном случае алкоголь был совершенно ни при чем, просто это внезапное понимание моей способности его вылечить потрясло меня до глубины души. Отложив в сторону инструменты, я провел пальцами по разорванным кровяным сосудам. Излучение, невидимое излучение так и заструилось из меня к той кровавой каше, что сотворила пуля, покувыркавшись внутри тела от легкого к печени. И эта кошмарная рана вдруг стала неимоверно быстро затягиваться. Искромсанные ткани восстанавливали свой первоначальный вид, из кроваво-красных становились девственно-розовыми... Ассистентка отшатнулась, издавая под стерильной маской булькающие звуки, а я весь пылал еще неведомым мне таинственным огнем. При этом голова была абсолютно пустой и действовал я чисто автоматически. Выдернув зажимы, я сжал края разреза большим и указательным пальцами и резким движением закрыл рану так, как застегивают "молнию". На этом месте остался лишь розовато-коричневый, почти заживший шрам. Ассистентка Уизерса, сдернув маску с лица, бросилась вон из операционной. - Заберите его, - велел я удивленному санитару: тот сидел, подремывая, у входа, видел, как ассистентка выбежала словно ошпаренная, но что произошло, понятия не имел. Уошфорда увезли, а я побрел в просторный, с кафельным полом, холл у операционной. Перед глазами у меня все плыло. Ассистентка, завидев меня, попятилась. Я уже хотел расхохотаться, но тут заметил, что на мне все еще маска. Тогда я снял ее и опустился на скамейку возле ассистентки. - Не надо меня бояться, - сказал я ей. - Пресвятая Мария, - запричитала она (девушка была ирландкой, а значит, католичкой). Энергия продолжала струиться из меня. Я поднес к лицу ладони в хирургических перчатках - они выглядели так, будто вся кожа с них содрана. - Пресвятая Дева Мария, мать Иисуса, - продолжала бормотать сестра. Лицо ее становилось то белее мела, то пурпурно-красным. - Забудьте то, что видели, - посоветовал я. - Забудьте, и никогда никому об этом ни слова, ясно вам? Она немедленно скрылась в операционной, я же остался поразмышлять над тем, что только что со мной произошло. Было такое ощущение, будто неведомая сила подняла меня на недосягаемую высоту, откуда передо мной раскинулся весь мир, и проговорила мне: "Смотри, все это отныне принадлежит тебе". На мгновение я ощутил, как давление у меня подпрыгнуло и в голове загудело. Постепенно я пришел в себя, поднялся и вернулся в операционную. Уизерс за моим столом заканчивал оперировать. Бросив на меня уничтожающий взгляд, он сделал несколько завершающих стежков, после чего вернулся на свое место. В тот день я провел еще пять операций, но неведомая сила, возродившая Уошфорда, больше ко мне не возвращалась. x x x - Вот и ночь наступила, - произнес маг, посмотрев на небо. Том изумленно огляделся: действительно, на деревьях зажглись фонари, отбрасывая тени на водную гладь озера. - Пора спать. Завтра я вам расскажу о том, как познакомился со Спеклом Джоном и что со мной происходило после войны. - Спать? - недоумевающе спросил Дэл. - А как же... Они с Томом одновременно уставились на обертки из-под сандвичей и грязные бумажные тарелки. - Да-да, вы уже поели, - сказал Коллинз. Лицо его было спокойным, только чуть усталым. - Но мы же тут сидим... - Том посмотрел на часы: стрелки показывали одиннадцать, - всего лишь час. - Мы тут сидим весь день. Значит, увидимся завтра, в это же время. - Он поднялся, и мальчики, ошарашенные, последовали его примеру. - Хочу добавить лишь одно: Уильям Вандури, чьим именем я пользовался некоторое время, навел на меня порчу. Если бы не он, я бы, скорее всего, остался фокусником-любителем, и никогда бы не открылось мне все то, к чему я так стремился. Глава 5 Уже без Коллинза Том и Дэл поднимались по шатким ступенькам, биологические часы каждого из них утверждали, что день только-только начался, однако весь окружающий мир говорил, что наступила ночь. Густая растительность по берегам озера превратилась в сплошную темную массу, трепещущую, дышащую. Поднявшись к дому, мальчики остановились в бледно-желтом электрическом свете и взглянули вниз: Коулмен Коллинз стоял на берегу и смотрел на озеро. - Ты знал, что он когда-то был врачом? - спросил Том. - Нет. Но это многое объясняет. В частности, то, почему он все-таки не послал за доктором, когда я сломал ногу. - Дэл, сунув руки в карманы, улыбнулся. - Если б кость начала срастаться не так или что-то в этом роде, он бы вылечил меня точно таким же образом, как того темнокожего. - Да, - невесело проговорил Том, - вероятно, ты прав. Он наблюдал за Коллинзом: маг вздернул руку, точно сигналя кому-то на противоположном берегу. Спустя несколько секунд рука опустилась, и Коллинз заспешил к домику, где хранились лодки. - Мы в самом деле могли проторчать на берегу весь день? Дэл кивнул, добавив: - Я надеялся увидеться с ней сегодня, а теперь день пропал. - Именно пропал, - заметил Том. - Неизвестно куда и непонятно как. Было десять утра, прошло что-то около часа, и вдруг одиннадцать вечера. Он у нас украл тринадцать часов. - Дэл как-то неуверенно посмотрел на него. - Я вот к чему веду: что может ему помешать украсть у нас неделю или даже месяц? И как он это делает - усыпляет нас, что ли? - Не думаю, - сказал Дэл. - Скорее всего, время убыстряет свой ход. - Бред какой-то. - А твоя беседа с братьями Гримм - не бред? - огрызнулся Дэл и тут же с горечью добавил: - А вот мне они почему-то не явились... - Зато тебе являлись Хэмфри Богарт и Мэрилин Монро. - Предупреждал же дядя Коул, что ты ревнив, - взорвался вдруг Дэл. - Да-да, мы как-то раз беседовали наедине, и он сказал, что в один прекрасный день ты можешь поддаться ревности и зависти, захочешь сделать так, чтобы Обитель Теней принадлежала тебе одному. - Полная ахинея. - Том с трудом сдержался, чтобы не выложить то, что совсем недавно ему поведал Коулмен Коллинз о своем племяннике. - Просто он хочет разрушить нашу с тобой дружбу. - Ничего подобного, - резко возразил Дэл. - Он только сказал, что... - Что я ревнив. Допустим. - Тому подумалось, что в конечном счете Коллинз не так уж был не прав, вот только его предполагаемая ревность относилась отнюдь не к Обители Теней, а к Розе Армстронг. - Ну, вот что я тебе скажу. Ты действительно так жаждешь познакомиться с братьями Гримм? - Прямо сейчас? - недоверчиво спросил Дэл. - Прямо сейчас. - А ты уверен, что у нас не будет неприятностей? - Ни в чем я не уверен. Может, их там сейчас и нет вовсе. - Где "там"? - Увидишь. Дэл пожал плечами: - Ну разумеется, я бы очень хотел встретиться с ними. - Тогда пошли. Дэл обеспокоенно взглянул на берег - Коллинз исчез внутри домика для лодок. Удостоверившись в этом, он последовал за Томом в гостиную. - Все-таки лучше бы нам лечь спать... - Дэл явно нервничал. - Ну и ложись, если тебе так хочется. - Том тут же пожалел, что нагрубил, и уже мягче спросил: - Ты в самом деле устал? - Вообще-то нет. - И я - нет. Мне все-таки кажется, что сейчас десять минут двенадцатого не вечера, а дня. И тем не менее все вокруг опровергало это. Казалось, вся Обитель Теней спала, несмотря на бодрствование ее главных обитателей. Гостиная погрузилась в темноту, только одна лампа продолжала гореть возле дивана. Ковер на полу был тщательно вычищен пылесосом, пепельницы на журнальных столиках сверкали девственной чистотой. Том прошел по полутемному, безмолвному помещению, ожидая, нет, скорее надеясь увидеть где-нибудь тут Елену, бесшумно вытирающую пыль с мебели. - Наверх? - спросил Дэл. - Не-а... Том свернул в коридор. Тут тоже тускло горела лишь одна лампочка. - В Малый театр? - Не-а... Том остановился в месте пересечения двух коридоров: главного с маленьким. - Нет, только не туда, - заартачился вдруг Дэл. - Туда нельзя. - Но я уже был там. - И он тебя видел? - Когда я оттуда вышел, он меня дожидался. - И что - рассвирепел? - Еще как. Но обошлось. Ты же видел, каким он был сегодня. Может, он даже забыл об этом - вчера его здорово развезло. Пойми, Дэл, он сам хочет, чтобы мы их увидели. Иначе их бы здесь и не было. - И они что - просто сидят там, и все? Поговорить-то хоть с ними можно? - Да они тебя сами уболтают, - заверил его Том. - Такого наговорят, что голова пойдет кругом. Ну, вперед. Хочу задать им парочку вопросов. Он свернул в боковой коридор и открыл тяжелую дверь. Глава 6 - Ты только посмотри, Якоб, наш юный друг снова пришел! - воскликнул один из братьев, с лицом добряка. - Ба, а с ним и еще один! - Но этот, другой, раньше никогда не был столь любопытен. - Просто ему не помогал его храбрый братишка. Оба они, отложив свои ручки, вопросительно взглянули на Тома, однако тот замер у двери. Из-за его спины, приподнявшись на цыпочках, выглядывал Дэл. Как и в прошлый раз, братья были во фраках и при галстуках, только вместо рабочего кабинета со всем его уютным беспорядком их окружало нечто совсем другое, хотя, впрочем, хаоса и здесь хватало. Это был интерьер то ли землянки, то ли блиндажа, с потрескавшимися стенами и вбитыми в них гвоздями, на которых висели куртки цвета хаки, фуражки с козырьком и несколько касок. К широкой доске, позаимствованной в школе, была пришпилена кнопками большая бело-зеленая карта, испещренная значками и пометками. Похожий на козлы стол завален топографическими картами, свернутыми в трубку и перевязанными шнурками, и еще какими-то бумагами. Здесь же стоял древний телефонный аппарат с наушниками, валялось еще несколько военных головных уборов, а также шерстяной китель, горела керосиновая лампа. Все это окружали деревянные почерневшие стулья. Инкрустированные письменные столы братьев в эту обстановку ну никак не вписывались. "Штабная землянка, что ли?" - подумал Том. - Совершенно верно, мой юный друг, - сказал Вильгельм. - Нам позволили тут немного поработать. Том шагнул внутрь, принюхиваясь в запаху земли, смешанному с сигарным дымом. Дэл тоже прошел за ним. Откуда-то издалека доносилась артиллерийская канонада. - И где же вы теперь? - осведомился Том. - В Обители Теней, где же еще, - в один голос ответили братья. - И все-таки. Это что - Франция? Или, может, Германия? - Ох, - вздохнул Яков, - обстановка там становится все более угрожающей. Наверное, нам опять придется забрать семьи и двинуться в дорогу. Но в любом случае работа наша будет продолжаться. - Да, брат мой, будет продолжаться, даже если вся Европа погибнет. - Мы ведь не будем ее спасать, вроде тех воробьев, что пожертвовали голосом, спасая спящую царевну? - Ну конечно, брат, не будем. Дэл с восхищением смотрел то на одного, то на другого "сказочника". - Вы были тут все это время? - спросил он наконец. Вильгельм кивнул. - Да, мы всегда тут. А тебя мы знаем, мальчуган. - Я хотел вас кое о чем спросить, - сказал Том, и братья тут же повернулись к нему, как по команде. Лица их были доброжелательными, но при этом деловитыми. А далекая канонада не стихала, отдаваясь гулкими раскатами. Том, однако, продолжал нерешительно мяться. Наконец, собравшись с духом, спросил: - Вам знакомо выражение "навести порчу"? - Знакомо, хоть это и не наше выражение, - ответил Якоб. Лицо его словно говорило: Ну, мальчик, давай дальше, смелее. - Тогда скажите: это дядя Дэла "навел порчу" на тот поезд? Крушение устроил он? - Конечно он, - Якоб ни секунды не колебался. - Ты, мальчик, удивительно догадлив. Кто же, как не он, устроил крушение или, как ты говоришь, "навел порчу"? Ведь это входило в сценарий истории, главные герои которой - вы. Том почувствовал дрожь во всем теле; два снаряда разорвались один за другим совсем близко, так что с земляного потолка посыпалась пыль. - У меня еще один вопрос, - выдавил Том, стараясь унять дрожь. - Знаю, знаю, - сказал Якоб. - Насчет Коллектора, да? - Верно. Скажите: Коллектор - это Скелет Ридпэт? Второй брат, Вильгельм, подавил улыбку. - Это тоже входит в сценарий вашей истории, - ответил Якоб. - Минутку, минутку, - вмешался Дэл, - я ничего не понимаю. Почему это вдруг Скелет Ридпэт - Коллектор? Ведь это всего лишь игра, своего рода шутка, ведь Коллектор существовал, когда Скелета еще и на свете не было. - Время здесь ни при чем, - отрезал Вильгельм. - Но это только шутка, - упорствовал Дэл. - И кроме того, я не верю, что в железнодорожной катастрофе виноват мой дядя. Он на такое ни за что не пойдет. - Знаешь нашу сказку "Мальчик, который не умел дрожать"? - спросил его Вильгельм. - Это тоже своего рода шутка, но в ней масса по-настоящему пугающих моментов. Во многих шутках есть что-то пугающее, такое, что, бывает, леденит душу. И в самом деле, Тома внезапно охватил страх. Братья как бы увеличились в размерах, а от добродушия в их лицах не осталось и следа. - Что же касается твоего второго замечания, - обратился к Дэлу Якоб, - вы помните песенку, которую мышка пела кролику? Мальчики отрицательно покачали головами. - Ну, тогда слушайте. Не вставая из-за столов, братья подогнули колени, наклонились вперед, смешно вздернули головы и запели: Там, там, там, в глубине свалки Шла я и нашла сахарок с жестянкой, Жестянку отфутболила и сгрызла сахарок - Отлично провела я этот вечерок. Там, там, там, в глубине свалки... Внезапно свет потух, и мгновение спустя раздался колоссальной силы взрыв. Том почувствовал, как на голову сыплется земля, потом "землянку" тряхнуло так, что он потерял равновесие, и тут же чьи-то руки грубо толкнули его в грудь, швырнув на Дэла. На него дохнуло жареным мясом, табаком и бренди - кто-то шептал ему в ухо: - Ну, как ты думаешь, мышка "навела порчу" на найденный на свалке сахарок? Или, может, она на кролика "навела порчу"? Руки уперлись ему в грудь, а сзади Дэл, пытающийся из-под него выбраться, лягнул его по голени. Все вокруг грохотало, дребезжало, звенело, каски и одежда попадали с гвоздей на пол, а руки - то ли Якоба, то ли Вильгельма - все прижимали и прижимали его к земле. Их лица разделяло сейчас всего несколько дюймов. - Там, там, там, в глубине свалки, - пропел ему один из братьев прямо в ухо, - шел я и нашел парнишку-сироту.., и больше нас с ним никто никогда не видел. Дэл, поднявшись наконец с пола, в панике заверещал: - Ты как хочешь, а я отсюда сваливаю! Том, плохо соображая, каким-то образом все же добрался до двери и вслед за Дэлом выскочил в коридор. Рука сама потянулась назад, к дверной ручке, но Дэл перехватил ее. - Ты что, спятил? - заорал он. Лицо его позеленело, точно армейское одеяло. - Мало тебе, да? - Я только хотел посмотреть, иначе ради чего все это? - сказал Том. - Хоть один раз я должен увидеть чуть больше того, что он нам дозволяет. - Ты что, решил побороться с ним? Не слишком ли много на себя берешь? - Ох, Дэл... - Лично я не хотел бы, чтоб он нас тут увидел. Том подумал, что это уж точно ни к чему. Тем более что Дэл от страха был совершенно не в себе. - Ладно, идем наверх. - А я и так иду, без твоего позволения, - огрызнулся Дэл. Глава 7 Из коридора напротив своих комнат они выглянули в окно - Коулмен Коллинз только-только поднялся по шаткой металлической лестнице. В свете фонариков его длинная тень легла на плитки террасы. - Фу, - облегченно вздохнул Дэл, - теперь, по крайней мере, мы уверены, что он все это время был внизу. - Да он прекрасно знал, куда мы отправились. Разве все эти "спецэффекты" не его рук дело? - В таком случае мы совершили ошибку, и лично я очень об этом жалею. - Дэл посмотрел на Тома неожиданно злобно, и Том мгновенно приготовился к отражению атаки. - Я считал тебя лучшим своим другом, однако теперь думаю, что он был прав насчет тебя. Ты действительно ревнуешь. И стремишься поссорить меня с ним. - С ума сошел? - только и выдавил из себя Том. Столь нелепое обвинение, да еще услышанное им сразу вслед за почти неприкрытой угрозой от одного из "братьев Гримм", лишило его дара речи. Дэл повернулся к нему спиной и направился к своей двери. Возле нее он остановился, чтобы добавить: - Ты ведешь себя так, словно этот дом принадлежит тебе. По-настоящему я должен тебе все тут показывать, а вовсе не наоборот. - Ты что, Дэл?! - воскликнул Том. Дэл дернулся, как от удара хлыстом. - А хочешь, я тебе кое-что скажу, приятель? - заговорил он со злостью. - Такое, чего никогда не говорил. Хочешь? Ты, надеюсь, не забыл, как дядя несколько раз показывался в Аризоне: на футбольном матче и после, в Вентноре? Ты еще допытывался, почему я не хотел с тобой об этом говорить... - Да потому, что это была его очередная мистификация. - Том обрадовался, что хоть чему-то нашлось более или менее разумное объяснение. - И еще потому, что я тебя недостаточно настойчиво расспрашивал. А он тогда, разумеется, был здесь, а не... - Заткнись. Просто заткнись, и все. Балда, я его там видел с тобой вместе. Ты шел с ним рядом с таким видом, будто вы оба что-то замышляете. Теперь же мне все ясно: ты всегда хотел, чтобы он был только твоим. А ведь он пытался показать мне твое истинное лицо... Дэл, со слезами на глазах, поднял сжатые кулаки, но быстро одумался, повернулся и молча исчез в своей комнате. Через секунду Том услышал, как хлопнула, закрываясь, соединявшая их спальни дверь. Понурив голову, он побрел к себе. Глава 8 Нахлынувшие на него кошмары не шли ни в какое сравнение с тем детским лепетом, что, казалось, так недавно появлялся на доске объявлений в Карсоне. В палатке, превращенной в полевой госпиталь, он оперировал мертвеца, прекрасно понимая, что пациент его скончался, но боясь признаться в этом окружающим. Ведь здесь его считали хирургом, а он не только не знал, отчего же все-таки бедняга помер, но и понятия не имел, что делать дальше. Инструменты абсолютно не слушались его рук. - Там, там, там, в глубине его кишок, - тихонько пропела ассистентка, блондинка с кроткими глазами... - Его забрал к себе Коллектор, да ? Забрал ведь, правда ? Под окровавленными пальцами вдруг что-то шевельнулось, и из развороченной грудной клетки высунулась, как чертик из табакерки, лысая голова грифа. Вслед за этим послышался шелест громадных крыльев. - Хоть один раз должен же я увидеть, - заорал Том на ассистентку, отдавая при этом себе отчет, что как раз увидеть-то он меньше всего хочет... К нему склонился Коулмен Коллинз в бархатном смокинге: - Пойдем со мной, мой мальчик, пойдем со мной, пойдем... ...А Скелет Ридпэт, непонятно какого возраста, вытаращился на него пустым взглядом, в котором была лишь ненасытная алчность. Он сжимал в руках стеклянную сову, а из глаз у него вместо слез капала кровь... ...А в ярком луче прожектора стоял чернокожий человек с лицом мага, удерживая обеими руками уже настоящую сову. Глаза птицы зловеще сверкали. - Возьми ее, - говорил маг. - Впусти ее в себя... - Впусти меня, - вторила ему сова... Том заворочался в постели, потом открыл глаза. Из-за двери в коридор отчетливо слышалось: "Ну впусти же меня". Он зафиксировал в сознании последний обрывок сна, в котором сову протягивал ему Бад Коупленд. - Пожалуйста, - донесся опять голос из-за двери. - Сейчас, сейчас, - пробормотал Том. - Кто там? - Пожалуйста, открой... Том включил лампу у изголовья, натянул джинсы и накинул на плечи рубашку. Затем прошлепал к двери и открыл замок. В темном коридоре стояла Роза Армстронг. - Мне нужно поговорить с тобой, - сказала она, - Я хотела предупредить... В этом доме у тебя могут быть неприятности. - Ну, об этом я уже догадываюсь, - буркнул Том. Ему было неловко за всклокоченные волосы, голую грудь и заспанную физиономию. Роза, не дожидаясь приглашения, проскользнула в комнату. - Эх ты, сердитый Том... - укоризненно произнесла она. - Видишь ли, я хочу выбраться отсюда и пришла просить, чтобы вы с Дэлом мне помогли. Глава 9 Сон в одно мгновение слетел с Тома вместе с недавними кошмарами, и он думал теперь только о стоящей перед ним прелестной девушке с почти взрослым лицом, в желтой блузке