ером у бедра. Иногда дракон слушал, чаще не обращал внимания. А сегодня долго копившаяся обида на его безразличие разразилась взрывом яростных слез. - Будь ты проклят! Почему ты мне не отвечаешь, идиотская железяка? Почему? - Она ударила кулаком по стальной обшивке стены. - Знаешь что? По-моему, ты давно сдох! Только на один полет тебя и хватило, и все, заряд кончился! Ты просто куча железа! Может, где-то идет слабый ток, смутно что-то сознаешь, и все. Ты слабоумный, даже говорить не можешь! Ты ничто! Пустое место! Я тебя на металлолом продам! Никакого ответа. В гневе она смахнула с пилотского кресла учебники. Они соскользнули и рассыпались по стеганому одеялу, покрывающему лежащий на полу матрац. Кровати не было. У нее было мало вещей, да и те еле помещались в тесной кабине. Она с размаху уселась в кресло. Мгновенно ожили навигационные системы. Шлем охватил голову, и вновь она глядела глазами Меланхтона. Дракон неподвижно уставился в землю. Джейн подняла его взгляд. Теперь у него был полный круговой обзор. Он видел насыпь по одну сторону рощицы, а с другой стороны шел крутой косогор, на который выходили задние дворы замурзанных, неказистых кирпичных домиков. Дворы были завалены кучами золы и ржавыми останками велосипедов и других мертвых машин. Нацарапанные углем на заборах надписи в драконовом зрении сияли как неоновая реклама: "Долой эльфократию!", "Вся власть гномам!" - и пара скрещенных молотов внизу. В человеческом диапазоне три окна светились ненатуральным синим светом - должно быть, от телевизоров. Долгое мгновение она колебалась - как на краю пропасти - и почти назвала Меланхтона по имени, эти слоги уже дрожали у нее на кончике языка. Но даже не звук его имени, а только предчувствие звука вызвало у нее прилив тошноты. Джейн чуть не вырвало. Что-то зашевелилось у нее в мозгу, какой-то клубок начал распускаться. Взгляд ее стал рассеянным. Теперь он был устремлен внутрь, к машинной диагностике. Зеленые линии разворачивались и умножались сами собой, словно жили собственной жизнью. На схеме было видно, как Меланхтон страдает, как он нуждается в починке. Каждое место, где требовались смазка, замена детали, новая проводка, отчетливо бросалось в глаза. В черном железном теле насчитывались тысячи неполадок, и каждая взывала к ней, к ее совести и чувству долга. Она заложила свою душу, чтобы починить эту машину. Она ощущала дракона всем своим существом, это нахлынуло на нее неудержимым потоком - чувство железа и крови, холодной крови. Она чувствовала себя как муравей на вершине извергающегося вулкана. Дракон был болен, она чувствовала его болезнь, от которой затмился сам воздух. Она поняла наконец, и это поразило ее как громом, что Меланхтон болен тяжело, что он - калека и, как всякий калека, опасен, тем опаснее, чем он сильнее, чем больше энергии в нем было когда-то. Здравый рассудок вернулся к ней и вместе с ним - страх. Джейн оторвала от рукояток внезапно похолодевшие руки. Присутствие дракона погасло. Ей потребовалось время, чтобы прийти в себя. Потом она собрала книги. Она не будет больше обращаться к дракону - во всяком случае, сегодня. Только если произойдет что-то очень важное, она с ним решится заговорить. Но читать она больше не могла. Ей пришлось семь раз перечитать одну и ту же страницу, пока до нее не дошло, что она ничего из прочитанного не понимает. Она выронила книгу и перекатилась на спину, глядя в железный потолок кабины пустым, невидящим взором. Потом она заплакала. Она была так одинока! Она была совсем одна, одна-одинешенька, у нее никого не было. В этом мире, полном опасностей и соблазнов, она была всего лишь украденной девочкой, отстающей школьницей, жалкой маленькой воровкой. Глава 7 Весь материальный мир состоит в конечном счете из первовещества. Никто, однако, этого первовещества не видел, поскольку само его существование есть лишь потенция, реализуемая только при формообразующем воздействии. Как плоды этого воздействия возникают воздух, огонь, вода и земля - и бесчисленное множество других элементов, каждый из которых есть некоторая комбинация четырех основных. Материя рождается из эксгалации, которая бывает двоякого рода. При воздействии солнечного тепла на океан возникает испарение, холодное и влажное, и материя, рождающаяся из него, по большей части, хотя и не исключительно, состоит из воды и воздуха. Но, когда солнце согревает землю, возникает дымоподобная эксгалация, горячая и сухая, и соответствующая материя состоит главным образом из земли и огня. Джейн обожала алхимию. Ее приводило в восторг законченное изящество этой науки. Из бесформенности возникали путем двоякого воздействия четыре главных элемента и из них все остальное. Дуб, например, разложенный на составляющие, легко сводится к комбинации этих четырех элеметов. Для доказательства достаточно взять полено и подвергнуть его нагреванию. При начале разложения вырвутся пламя и горячий воздух - то есть обнаружатся первые два элемента. По мере дальнейшего нагревания на срубе полена выступит смолоподобная жидкость - вот вам вода. И, наконец, когда сгорание завершится, останется зола - последний элемент, земля. - Дымоподобная эксгалация, - сказал бледнолобый, - есть мужское начало, а парообразная - женское. Ртуть - это материнская утроба, где вынашиваются и созревают зародыши металлов. Поэтому все великие алхимики принадлежали к женскому полу. "Женскому", написала Джейн в своей тетрадке и трижды подчеркнула. *** - А что хорошего быть ивовой королевой, вообще не понимаю! - сказала Джейн. Остальные поглядели на нее как на дурочку. - А слава, а почет! - сказал Хебог. - В школу можно не ходить, экзаменов сдавать не надо, гулять может с кем только душа пожелает. А под конец едет в большой телеге, а все глядят и кричат ура. И на голове у нее дурацкая корона. - Он откашлялся и сплюнул. - Неужели так трудно понять? - Да, но... - Ох, да не будь ты такой занудой! - Саломе вытащила из сумочки тонкую розовую сигарету и, никому не предложив, закурила. Происхождение Саломе трудно было определить, но пахло от нее плесенью, а волосы были постоянно мокрые. У нее были длинное лицо и дурная привычка грызть в классе ногти. Джейн она не больно-то нравилась, но выбирать, с кем общаться, особенно не приходилось. - Можно от скуки умереть, милая, неужели больше не о чем поговорить? - Да уж! - Крысобой небрежно щелкнул Джейн по макушке. - Смени пластинку, дурында! - А вот и Питер, - сказал Хебог, - легок на помине! Привет, старик, что скажешь? Хебог был рыжий гном, и, как у многих из этой породы, его настроение постоянно скакало - от мрачного фатализма до щенячьего восторга и желания всем угодить. Это было очень смешно. - Привет, привет! - Питер-с-холма небрежно кивнул гному, проигнорировал остальных и вдруг, к ее чрезвычайному удивлению, обратился к Джейн: - Слушай, ты, говорят, можешь тырить в Торговом дворе кассеты? - Могу, - ответила Джейн. - А меня не научишь? Я с русалкой хожу, а они знаешь какие? Подавай ей эту кассету, как ее, ну ты знаешь, а я на мели! - Джейн никогда не... - начал Хебог. Она взглядом заставила его замолчать. В конце концов, это ее дело, и решать ей. И, чтобы всем это стало ясно, она сказала: - Ладно! Смотри, вот у меня красная кожаная сумочка. Я ее несу в правой руке, раскрытую, и левой могу сунуть туда кассету, когда никто не смотрит. Все слушали с интересом, особенно Саломе. Обычно Джейн не делилась своими приемами. У Крысобоя глаза стали как щелочки, он ловил каждое ее слово. - А как же контроль на выходе? - Для того и сумочка! Можно ведь было бы и в карман сунуть. Я подхожу к выходу, собираюсь пройти и тут как бы вижу в толпе знакомую, понимаешь? Ее же надо окликнуть, верно? Вот так: Саломе! Как бы в порыве радостного удивления она встала на цыпочки, подняла руку с сумочкой и замахала ею, чтобы привлечь внимание подруги. Один шаг - и она прошла мимо контрольного механизма. Рука с сумочкой опустилась. Ее друзья засмеялись и зааплодировали. - Ну кто с ней сравнится! - с гордостью воскликнул Хебог. - Ничего не выйдет! - сказал Питер. - Только для девчонок годится. - Он повернулся, чтобы уйти. - Ладно, все равно спасибо. - Подожди! - сказала Джейн. - Какая тебе нужна кассета? - Избранное из нового альбома "Оппозитс". Называется "Магико". - Я возьму для тебя. Просто так, по-дружески. Найди меня завтра. - Правда? - Он вытаращил на нее глаза, будто в первый раз увидел. - Классно с твоей стороны! - Чего это ты так перед ним разговорилась? - спросил Крысобой, когда Питер ушел. Джейн и сама не знала. Это вышло само собой. - Он симпатичный. - Она пожала плечами. - Неровно дышит, - сказал Хебог. - Безнадежная любовь, ха-ха! Только парень-то пропал уже. У него все на лбу написано. - Как предсказано под Священной Горой, - дурачась, протянула Саломе, - и начертано черенком копья глубоко в ее гранитном сердце... - Слушай, ты! - Хебог сжал кулаки и свирепо глянул на нее. - Это не смешно! Крысобой стал между ними и развел их в стороны: - Помолчи, Саломе! И ты тоже, Хебог. Он бросил на Джейн испепеляющий взгляд, словно она была во всем виновата. - Но Хебог прав, - добавил он. - Безнадежная - не то слово. Эта сучка русалка, с которой он ходит, знаешь, кто она? - Нет, - ответила Джейн. Прозвенел звонок. Перемена кончилась. Саломе бросила сигарету. - Ну, назад в шахты! - Иди ты к... - отозвался Хебог. Джейн догнала Крысобоя у двери и взяла его под руку. - Кто? - спросила она. Крысобой ехидно ухмыльнулся: - Зеленая Гвендидва. Да не мотай ты головой, знаешь ты ее! Знаешь отлично - она и есть ивовая королева. Джейн проводила много времени в Торговом дворе и из-за этого взрослела быстрее, чем другие девочки из их класса. В этом блаженном царстве можно было пропадать целыми днями, а снаружи за это время проходили секунды. Джейн делала там уроки. Она очень продвинулась в занятиях, и только из-за того, что учителя все никак не могли расстаться с предвзятым мнением о ней как о тупице, ее не освобождали от занятий с бледнолобым. - Что ждет ивовую королеву? - спросила она его в тот день. Он поднял глаза от книги и посмотрел в ее сторону, но куда-то мимо. - Ты знаешь сама. - Да, но почему? - Такова традиция. - Он вернулся к учебнику. - Слова, являющиеся транслитерацией арабских терминов, включают компонент "абрик", возникший в результате метатезы из аль-кибрит, то есть серы, "алхитрам" - от аль-китран, смола, "альмагест", или аль-маджисти, что значит... - Почему такая традиция? - Традиция есть традиция. - Но почему? Бледнолобый вздохнул. Вздох был совершенно лишен выразительности, и все же это было первое проявление чего-то похожего на эмоцию, которое видела у него Джейн. Она даже вздрогнула. Он отложил книгу. - Некоторые явления, - сказал он, - познаваемы, и их мы изучаем, чтобы расширить свое понимание и увеличить власть над природой. Например, алхимия, метафизика и некромантия - как раз такие области знания, и на них и на родственных им науках основана наша индустриальная цивилизация. Но бывают и другие, таинственные явления, сопротивляющиеся интеллекту. Намерения Богини не познаны и непознаваемы. Она кружит нас всех, мужчин и женщин, в непрекращающейся пляске по сходящимся в одну точку спиралям, и там, в этой точке, каждый из нас находит свое предназначение, изменить которое не в силах. Она не объясняет нам причин. - Вы же говорили, что не существует внешних сил, направляющих нашу жизнь! Что есть только вероятность и случайные события. Он пожал плечами. - Вы так говорили! - Богиня непознаваема, и ее цели непостижимы, непредсказуемы и необъяснимы. Они могут быть и случайными. Мы проживаем короткую жизнь в неведении и затем умираем. Вот и все. - Но все мы умрем когда-то, неизвестно когда. А ивовая королева умрет в этом году! - Вы слышали, что я говорил? - Коротким гневным движением он сунул в рот новую сигарету, прикурил и отшвырнул картонную спичку так, что она с силой ударилась о доску. - Богиня хочет крови. И уж то, чего хочет Богиня, она получает. Так или иначе. И если, принося ей время от времени жертвы, мы можем отвести ее желание от себя, тогда это вопрос наибольшей пользы для наибольшего числа людей. - Да, но... Бледнолобый встал - впервые Джейн видела, как он встает, - и подошел к окну. Голубая струйка дыма потянулась за ним через всю комнату. Оконные стекла в честь прихода весны были украшены бумажными фестончиками, фаллическими фигурками, птичьими яйцами. Украшения уже успели выцвести по краям. Бледнолобый стоял и смотрел сквозь грязное стекло, защищенное частой решеткой, хотя смотреть было не на что - только задняя стена спортзала и разгрузочная площадка учебных мастерских. - Я не здешний, - сказал он. - Но там, откуда я родом, был один молодой дурак... Он любил - не ивовую королеву, а одну ореаду. У них там начинали строить многоквартирный дом, и она была избрана для жертвы. У нее волосы были как огонь, а кожа прозрачная и чистая, как шелк. А он был из ученых и носил черную мантию. И, как ты, он думал, что можно перехитрить Вороньего бога. Так что он изготовил из цветов подобие своей красавицы. Работа была искусная. Когда цветочную девушку сжигали, она рвалась и кричала очень убедительно... Они тайком уехали подальше. Он нашел место помощника учителя. Снял комнату на деньги, которые нам... им удалось отложить. Первым делом он купил матрац и телевизор, а потом холодильник, кресло и кровать. Они были, можно сказать, счастливы. Но настал вечер, когда воздух наполнился криками сов и злыми знаками, а экран телевизора стонал и сочился кровью. Тот дом, новый, сгорел, и двести человек погибло. Ее глаза подернулись белым туманом, а волосы поднялись дыбом, и в них зашуршали электрические искры. "О Богиня, - закричала она, - что мы наделали!" Он утешал ее как только мог - но что он мог? Фактов не изменишь. Ее должны были сжечь. Ее вина была неоспорима. Ее вина сжигала ее изнутри, так что кожа у нее вздувалась пузырями и отслаивалась. Я... он просыпался по ночам, оттого что простыни дымились и тлели. Приходилось держать под рукой ведро с водой. Однажды я открыл глаза и увидел, что все залито страшным синим светом. Она пылала как ацетиленовый факел. Пламя гудело, искры летали по всей комнате. Я набросил на нее одеяло, сбил, погасил пламя. Когда она снова стала собой, уложил ее в постель. Утром она не разговаривала со мной. Она плакала, но вместо слез из ее глаз шел пар. Так продолжалось изо дня в день. Я остриг ей волосы, опасаясь, что они вспыхнут. Выбросил все спички, чтобы она не глотала их. Убрал все электроприборы. Перед уходом на работу я смачивал водой половики, брызгал на стены. Я запирал ее и уносил ключ с собой. К тому времени ее речь стала почти нечленораздельной. Она брызгалась и дребезжала, как кипящий чайник. Кожа стала как древесная кора и лопалась при движении. Она была больше похожа на рептилию, чем на женщину. Смотрела на меня немигающими глазами... Иногда на нее нисходила сила и она вещала. У Джейн перехватило дыхание: - Что она говорила? - Ты еще слишком молода. Бледнолобый молчал так долго, что Джейн уже решила, что он больше не заговорит. Но он заговорил опять своим обычным голосом, тусклым и невыразительным. - Однажды, вернувшись домой, я увидел, что она заткнула полотенцами все щели, открыла газ и сунула голову в духовку. Все мои усилия оказались ни к чему. Она все равно умерла, только еще более мучительной смертью. Я склонился тогда перед Вороньим богом и принес ему жертвы. Он пожал плечами: - По правде сказать, я испытал облегчение. Бледнолобый взял книгу и возобновил урок. Но Джейн не могла сосредоточиться. Она все видела Зеленую Гвендидву, обнаженную, красивую, бьющуюся в ивовой клетке, подвешенной на длинной веревке. Трибуны полны, собралась вся школа. Пахнет бензином. Вздымается пламя. Все ревут от восторга. Гвен пылала, как бабочка на свече. Но бабочка сгорает молча. А Гвен кричала. *** Это видение не покинуло Джейн и по дороге домой. Она шла через насыпь, и под ногами у нее хрустело, ржавые консервные банки терлись друг о друга под тонким слоем рыхлой земли. Она шла осторожно, боясь подвернуть лодыжку. Войдя в драконье чрево, она ногой спихнула с кресла стопку белья и ворвалась в его ощущения. - Привет, - шепотом сказала она. - Это опять я. Никакого ответа. 7332-й, как обычно, упорно смотрел в землю. Джейн стала было поднимать его взгляд, но, внезапно заинтересовавшись, вернула назад. Ей понадобилось не меньше минуты, чтобы понять, что он рассматривает. Он наблюдал за мерионами. Джейн не обращала до сих пор особенного внимания на шестиногий народец. Это были самые мелкие из разумных существ, далекие потомки карликовых эльфов, которых неумолимые законы эволюции за многие тысячелетия превратили в подобие муравьев. По мере измельчания они избавлялись от страстей, этикета, чести и честолюбия. Их войны превратились в деловитое массовое убийство. У них не было ни книг, ни песен. Они утратили вкус ко всему, кроме работы. .Джейн не понимала, что дракон нашел в них интересного. Крошечные фигурки копошились в траве, волоча кусочки металла в три раза больше, чем они сами. Здесь и там среди травы поднимались голубые дымки от их скрытых под землей кузниц. На расстоянии казалось, что просто от земли идет пар. Один мерион катил по еле заметной тропке тачку, нагруженную тремя вишневыми косточками. Через велосипедную колею были переброшены две соломинки, образуя мост, охраняемый маленькой амазонкой. Она стояла на другом берегу с копьем в руке. Копье было величиной с иголку. Амазонка махнула мериону с тачкой, чтобы он проезжал. Мерион подтащил свою тачку к пасти пылесоса, торчащей из грязи, и исчез внутри. Джейн моргнула. Мгновенно, как бывает, когда рассматриваешь загадочную картинку, она, взглянув на поляну под другим углом, поняла: то, что казалось горсткой мусора, рассыпанной под деревьями, было на самом деле поселком, где кипела сложно организованная жизнь. Ствол курительной трубки служил камином для землянки с крышей из картонки из-под яиц и желудевой скорлупки вместо кухонного горшка. Вкопанная в землю жестянка из-под кофе была конюшней с парой мышей-полевок, которых запрягали, когда надо было доставить тяжелый груз. Повсюду прокладывались, расширялись и маскировались зеленью дороги. Ржавый утюг, сотней ниточек привязанный к надрывающейся запряжке майских жуков, служил грейдером для прокладки широких шоссе. Мерионы кишели по всей поляне, маленькие трудолюбивые инженеры, крохотные мастера на все руки. Майонезная банка, прикрытая тремя дубовыми листьями в виде конусообразной крыши, хранила запас воды, а из набора соломинок для коктейля был построен водопровод, доставляющий эту воду к каждому замаскированному домику в деревушке. Джейн была очарована. Она наблюдала за ними, пока не стемнело и разглядеть можно было только похожие на светляков фонарики, зажатые в невидимых руках дозорных, и синеватое свечение работающего на болотном газе заводика. Несмотря на примитивность индивидуальной психики, мерионское общество в целом было так же сложно устроено и интересно для наблюдения, как прозрачные наручные часы. Внезапно опомнившись, Джейн осознала, что у нее затекло все тело, что она устала и что у нее много домашней работы. Правда, разик-то можно было и не сделать уроков, все равно никто от нее многого не ожидал. Потом она вспомнила, что обещала Питеру стащить кассету "Оппозитс". - О черт! Она могла еще успеть на автобус до Торгового двора, но только-только. Ей ужасно не хотелось на ночь глядя мчаться к автобусу, а в Торговом дворе пришлось бы сначала зайти в кино вздремнуть ненадолго, чтобы от усталости не попасться из-за какой-нибудь глупой ошибки, потом сделать свое дело в музыкальном магазине, а потом еще стащить какой-нибудь еды, перекусить, найти свободную скамейку и просмотреть учебники, а потом бежать назад, чтобы успеть на автобус-экспресс "Красный глаз", - не слишком ли много хлопот из-за случайно вырвавшегося обещания? Но в конце концов это самое Джейн и сделала. Только она слишком промешкала в вестибюле Торгового двора, где висели рекламные плакаты с описаниями модных товаров, а время текло всего лишь с половинной скоростью по сравнению с наружным. Так что, выйдя из ворот, она успела только увидеть красные хвостовые огни последнего автобуса, умчавшегося в сторону дома. Пришлось две мили тащиться пешком по ночной дороге. Горели огни увеселительных заведений. Грузовики-тяжеловозы обгоняли ее, обдавая выхлопными газами и чуть не задевая. Из придорожных кустов глядели горящие глаза и раздавались тихие вскрики. Кто-то пробирался в густой тени, и она не сомневалась, что крадутся за ней. Вурдалаки, думала она, замирая от ужаса. А Питер на другой день так и не показался. В большую перемену Джейн осторожно, расспросила всех, кого могла, и узнала, что он прогулял занятия. - В этом весь Питер, - небрежно сказала ей одна берегиня. - Такой ненадежный! Надо его любить, чтобы это прощать. *** Поэтому сразу после школы Джейн, узнав адрес, отправилась через насыпь в другую часть города. Она решила сама отнести Питеру кассету и сказать, что она о нем думает. Это был унылый, захудалый район. Питер жил в обшарпанной квартирке на четвертом этаже без лифта, над дышащим на ладан магазином уцененной стереоаппаратуры. Там, где раньше был звонок, торчал оборванный проводок, но замок на двери все равно был сломан, так что Джейн вошла в дом. На лестнице пахло грязным бельем и старой краской. Линолеум в коридоре. Джейн постучала. - Входите! Она открыла дверь. Он лежал в скомканной постели, голый, бледный, с запрокинутой головой. Джейн увидела торчащие ребра и пепельно-серый сосок. Мятая простыня, небрежно наброшенная на бедро, скрывала от глаз остальное. - Оставьте на столе, - сказал он, не открывая глаз, - добавьте два доллара чаевых и запишите на мой счет. Джейн стояла, не зная, что сказать. Грудь Питера покрывали тонкие, пушистые волосы, спускающиеся темной полоской до середины живота. На стуле в углу мерцал экраном черно-белый телевизор. Звук был приглушен, мельтешило только изображение. - Я... Кажется, ты не меня ждал, - наконец проговорила она. Питер рывком сел, кутаясь в простыню, но тут же, обессиленный, свалился снова - Ах да... Кассета. Слушай, извини, я... Ну, сама видишь - я немножко не в форме для школы. - Да, выглядишь ты ужасно, - согласилась Джейн. - А чувствую себя еще хуже. В туалете с шумом спустили воду. Оттуда, оправляя на ходу юбку, вышла Зеленая Гвендидва. Увидев Джейн, она остановилась. - Привет! - сказала она вежливо. - Кто это? - Это своя, из школы, - ответил Питер. - Джейн Олдерберри. Он снова закрыл глаза. Веки были почти прозрачные, а губы совсем белые. Джейн не знала, чему удивляться больше - тому, что Питер назвал ее своей, или тому, что он вообще знал, как ее зовут. Она протянула Гвендидве пакет. - Я только занести это... Это вам от Питера. - Как мило! Гвен развернула подарок, обрадовалась и тут же куда-то сунула кассету. Она скользнула к Питеру. наклонилась над ним и стала гладить по лбу: - Бедный ребенок! Тебе так легче? - Прохладная, - пробормотал он, - какая рука прохладная. - Он взял ее руку и потянул к губам, чтобы поцеловать. Сердце Джейн устремилось к ним. Они были так красивы, так влюблены друг в друга. И оба обречены. Ее собственная жизнь по сравнению с этим казалась мелкой, безвкусной, бессмысленной. То чувство, что она к ним испытывала, было неопределимым, но сильным - пожалуй, слово "любовь" описывало его лучше всего. Внезапно Питер открыл глаза: - А сколько времени? Неужели прозевали? Уже идет? - Успокойся! - Гвен улыбнулась. - Я слежу за временем. - Она подошла к телевизору и положила руку на регулятор громкости. - Сейчас должно начаться. На экране что-то обсуждали в ток-шоу. Все участники были высокие, подтянутые, в хороших костюмах, с прекрасными, ухоженными волосами, ногтями л зубами. Джейн редко смотрела телевизор. В передачах в основном речь шла о деньгах, участвовали в них одни эльфы - лишь изредка, в эпизодах, для разнообразия появлялись гномы. Все они жили как бы в другом мире, где ни от кого не пахло, ни у кого не было и не могло быть гнилых зубов или колтунов в волосах. К ее жизни это все имело мало отношения. - Ну, - сказала она неловко, - я, пожалуй, пойду. - Нет, подожди! - воскликнула Гвен. - Для меня это важное событие, и мы хотим, чтобы ты разделила его с нами. Правда, Питер? - Раз ты хочешь, значит, и я хочу. Ты же знаешь. - Вот видишь! По-моему, у нас есть еще время немного взбодриться. Питер, ты куда девал трубку? - На буфете. Гвен достала длинную пенковую трубку с головкой в виде насупленного чертенка и набила ее чем-то черным. "План", - объяснила она. Усевшись на краешек кровати, между Питером и Джейн, она зажгла спичку, поднесла огонек к гашишу и затянулась. Не спрашивая, протянула трубку Джейн. Кончик мундштука был влажным от слюны Гвен. Джейн робко взяла его в рот и глубоко вздохнула. Легкие наполнились едким дымом. Она поперхнулась и закашлялась. Дым вырывался у нее изо рта, клуб за клубом, невозможное количество дыма заполнило всю комнату, а она все никак не могла откашляться. Она боялась опозориться, уронив трубку и рассыпав гашиш. Питер засмеялся. - Ну и ну! Держись! Но Гвен забрала трубку и похлопала Джейн по спине. - Ничего страшного, - ласково сказала она. - Не в то горло попало? В другой раз не затягивайся так глубоко, и все будет нормально. - Ладно. - Это слово гудело у Джейн в ушах, громким эхом ударялось о череп. В мозгу бушевал какой-то серый смерч и вспыхивали искры. На мгновение Джейн перестала понимать, где она и что тут делает, и, чтобы скрыть замешательство, она повторила: "Ладно", - хотя не знала, к чему это относится и на что она соглашается. - Ой, начинается! - Гвен подскочила и врубила звук. *** Когда Джейн вспоминала эту передачу, ей нелегко было различить, что происходило на экране, а что - только у нее в голове. Несомненно, что это была документальная передача, посвященная Гвендидве и переполненная крупными планами. Гвен поворачивала голову, и ее зеленые волосы, взметнувшись, плескались вокруг головы сначала в одну сторону, потом в другую, как прозрачное сатурново кольцо, обращающееся вокруг ее улыбки. Следить за сюжетом передачи Джейн была не в состоянии. Музыка то гремела, то шептала - или это только казалось, - то взрывалась синтезированным демоническим визгом, то журчала барочным спинетом. И, не умолкая, что-то пояснял голос диктора. - Как он сказал? Божественная? Вот это да! - воскликнула Гвен. Питер вышел из ванной, одетый во все чистое. Теперь он выглядел гораздо лучше. Он сел рядом с Гвен и опустил голову ей на плечо. Она рассеянно гладила его волосы. Джейн то и дело переводила глаза с Гвен на экране на Гвен в постели и не могла решить, которая ей больше нравится. Телевизионная Гвен была более соблазнительной, более изысканной. Могущество видеотехники придавало ее красоте глянец совершенства. А живая Гвен была такой теплой, такой живой, непосредственной - словом, настоящей! Питер самозабвенно смотрел на экран. Джейн попыталась представить себе, что бы она чувствовала, если бы какой-нибудь мальчик так смотрел на нее. Странное, должно быть, ощущение. И тут на лицо экранной Гвен, на ее полураскрытые влажные губы, наплыло изображение бьющейся в пламени прошлогодней ивовой королевы. Джейн повернулась к Гвен и, забыв обо всех приличиях, закричала: - Как ты можешь это выносить? Гвен улыбнулась, спокойно и загадочно. - У меня есть Питер, - сказала она. - А теперь тише, сейчас самое интересное. Когда передача закончилась, Джейн, должно быть, сказала что-то, что очень понравилось Гвен. "О, не надо преувеличивать!" - воскликнула та. На лестнице раздались шаги. Гвен распахнула дверь: - А вот и наша пицца! Было уже совсем поздно, когда Джейн, пошатываясь, спускалась по лестнице. Во рту было сухо, в горле першило, голова кружилась. Ночной воздух был свеж и в то же время тепел и нежен, как бархат. Гвен проводила ее до двери. Они собирались потом еще на танцы, Гвен и Питер. Гвен обожала танцевать. - Ты ведь придешь к нам еще? Она смотрела на Джейн громадными зелеными глазами. И в голосе ее - но нет, этого не может быть! - звенела мольба. Джейн пообещала бы ей все на свете. *** На следующее утро вся школа обсуждала вчерашнюю передачу. Джейн была переполнена новыми впечатлениями. Смотреть телевизионную передачу, сидя рядом с ее героиней, - таких вещей раньше в ее жизни не случалось. Но она решила молчать об этом до большой перемены. Джейн хотелось, чтобы это событие подольше оставалось ее собственной, только ей принадлежащей тайной. Но то, что произошло потом, заставило ее забыть о Гвен. Войдя в класс, она сразу поняла - что-то готовится. На краю учительского стола сидел Сучок, школьный надзиратель, сжав губы и сурово оглядывая входящих. Это означало в лучшем случае контрольную. Сучок в знак своего надзирательского достоинства носил треуголку, но почему-то задом наперед. Волосы он стягивал в конский хвост так, что не мог моргнуть, и из-за этого казался пучеглазым. Каждого входящего в класс ученика он приветствовал взмахом своей стальной линейки. Когда все расселись по местам, он кивнул Кошкодаву. Кошкодав жестом призвал учеников к вниманию и откашлялся. - Ну-ка, дети, - сказал он, - напомните мне три "эс"! Три "эс" - это секрет ваших успехов, золотой Ключик от вашего будущего! Ну-с, так что это за три "эс"? Все вместе - три, четыре! - Стараться! - загудел класс. - Слушаться! Сидеть тихо! - Последнего не расслышал. Как? - Он приложил ладонь к уху. - Сидеть тихо! - Не слы-ы-ышу-у-у! - СИДЕТЬ ТИХО! - Хорошо! - Он сложил вместе кончики пальцев. - Так вот, детки. Деточки! Дорогие, любимые мои детишечки! У нас сегодня большой день. Можно сказать, счастливый день. Сегодня наш класс посетит высокий гость. Знаете откуда? Из Отдела по борьбе с промышленной преступностью. А знаете, кто он? Класс молчал. - Правильно, не знаете. Откуда же вам знать, пока я не скажу? Сучок слез со стола и начал медленно прохаживаться между партами. Джейн удалось ценой немалого усилия не повернуть головы, не отшатнуться, когда его тень упала на нее и линейка нависла над ее пальцами. Наконец он прошел мимо, но и тогда она не посмела поднять на него глаза. Самым малым наказанием за нарушение дисциплины была бы пощечина. Сучок дошел до переднего ряда. Пол скрипнул у него под ногами, и одна из голов, покрытая крутыми рыжими кудряшками, рефлекторно повернулась на звук. Плюх! Резко хлопнула линейка. Джейн слышала, как Хебог захлебнулся воздухом. Но не вскрикнул. Гномы - выносливый народ. - Господин Хебог! Создается впечатление, что у вас немного не хватает... - Кошкодав протянул паузу, чуть улыбнувшись пухлыми губами, - внимательности. Напряжение спало, и все расхохотались, Джейн в том числе. Но тут же со стыдом опомнилась. Правда, другие гномы тоже смеялись. Конечно, в основном это были черные гномы, но все равно противно. Когда смех затих. Кошкодав потребовал: - Ну-с, теперь я хочу услышать три "не". - Невнимательность. Непочтительность. Неблагодарность, - послушно пропел класс. - Совершенно верно! В коридоре, примыкающем к классу, сгустилось чье-то присутствие. Зловещая тяжесть повисла в воздухе, и запахло озоном, словно перед грозой. - И если вы, несмотря на все мои усилия, будете невнимательными, непочтительными и неблагодарными, вам придется познакомиться... Надзиратель, неслышно подошел к классной двери, приоткрыл ее, выглянул в коридор и кивнул. - ...с Детоловом! Сучок широко распахнул дверь, и в класс кошачьим шагом вошел Детолов. *** Он был красив - страшной, мрачной красотой. Кожу его покрывал искусственный загар. Костюм был шелковый, импортный, сильные руки затянуты в черные кожаные перчатки. Волосы торчали жесткой щетиной - верный знак вурдалачьей примеси в крови. Уши аристократически расщеплялись на кончиках. Он улыбался, обнажая ровные белоснежные зубы. И молчал. Класс вздрогнул. Детолов встал перед доской. Все смотрели только на него. Кошкодав и Сучок съежились в его присутствии, стали незаметны. И только висящие над доской часы отвлекали на себя часть внимания. Граница круглого циферблата была единственной кривой линией среди прямых углов, а нервно скачущая красная секундная стрелка - единственным движущимся предметом в напряженно застывшем мире. Детолов вынул что-то из кармана. Это был клочок какой-то дерюги, грубой, толстой, грязно-бурого цвета. Рука в черной перчатке, плотно сжав тряпицу, поднесла ее к длинному тонкому носу. А глаза его обшаривали лица учеников. Он медленно, глубоко вздохнул, принюхиваясь. Джейн вспомнила... Она снова была на заводе паровых драконов, в общей спальне пятого корпуса. Это было одно из ее самых ранних воспоминаний, но до сих пор она не видела в нем никакого смысла. Утро. Вовсю гудят кузнечные горны. Уже две недели, как их шум постоянно раздается в ушах, не умолкая. Джейн стоит у своей койки, складывает одеяло. Дети суетятся вокруг, готовятся к утреннему появлению Блюгга. Им не терпится идти в столовую. У нее мутилось в глазах, зрение раздваивалось. Она была одновременно и здесь, и там, сидела на задней парте и стояла у койки. Она не узнавала своего класса, не узнавала никого вокруг. Кто-то высокий и смуглый пристально смотрел на нее через всю комнату, и глаза его кололись как иглы. Ее пальцы вцепились в одеяло - толстое, грубое, грязно-бурого цвета. В этой вещи был какой-то смысл, ужасный, но смысл. Все вокруг казалось ненастоящим, и только это одеяло, как якорь, привязывало ее к реальности. Если бы она выпустила его, то провалилась бы, утонула в своих иллюзиях, пропала бы навсегда. Крысобой ущипнул ее за руку. - Эй, ты что, заснула? - шепнул он. Она вздрогнула и вернулась в класс. Детолов отнял от носа дерюгу. Он смотрел на Джейн. Подняв длинную руку так, что спустился рукав пиджака и стали видны запонки, он указал на задний ряд и впервые заговорил: - Вы, там. Девушка. Встаньте, пожалуйста. Парализованная страхом, Джейн увидела, что ее соседка, вся дрожа, медленно поднимается с места. Это была Саломе. Детолов пристально смотрел на нее. Одна бровь вопросительно поднялась, ноздри подрагивали, словно он чего-то не понимал, но не сомневался, что поймет. Он сделал шаг вперед. И тут кто-то пукнул. Это была добросовестная, крупная, полнозвучная акция. Все взоры обратились к переднему ряду. Разнесся сложный, богатый запах - метан, чеснок, вареная капуста и сероводород, от которого защипало в глазах. Явственно видное зеленоватое облачко расплывалось по комнате. Несколько девочек нервно хихикнули и прижали к губам платочки. Более стойкие мальчики просто зажали носы. - Господи, Хебог! - вскричал пораженный Кошкодав. Вернувшийся к существованию Сучок уже выволакивал упирающегося гнома из-за парты. Кошкодав ухватил Хебога за другую руку. Вдвоем они развернули его и швырнули к доске головой вперед. Раздался грохот, и доска треснула. Детолов наблюдал происшествие с вежливо-безразличной улыбкой. Кошкодав отступил. Сучок схватил Хебога за шиворот и поставил на ноги. Он держал его так, что тот, задыхаясь, стоял на цыпочках с посиневшим лицом. Мгновение - и Сучок вышиб его в коридор, придав ускорение в сторону карцера. Кто-то легонько тронул Джейн за руку. Она обернулась. Никого. Саломе тем временем, повинуясь решительному жесту Крысобоя, опустилась назад на скамью. Очень было похоже на Крысобоя - первым понять, что можно сесть, надеясь, что про тебя забыли. Саломе еще не опомнилась. Пораженная, она прошептала: - А я и не думала, что он может... Не думала... Детолов откашлялся. - На чем, бишь, я остановился? - Его острые глаза снова обежали задний ряд и решительно остановились на Джейн. - Ах да! И он снова вытащил дерюгу из кармана. Он вдохнул, и Джейн почувствовала, что леденящий ветер врывается к ней в грудь. Она вздрогнула от холода и от охватившего ее чувства полной беззащитности. А Детолов все смотрел на нее, и глаза его все сужались. Медленно-медленно он опускал руку, держащую клочок ее старого одеяла. Все звуки и запахи классной комнаты удалились, исчезли, словно у приемника села батарейка. Джейн испугалась - она не могла вздохнуть, из комнаты словно выкачали воздух. Ее одноклассники неподвижно сидели за партами, как фигурки, вырезанные из цветной бумаги. Детолов повернулся к Кошкодаву, взял его двумя пальцами за шиворот, легонько встряхнул и уложил на пол. Потом он неторопливо пошел по проходу, так же, двумя пальцами, поднимая детей из-за парт. Он перекидывал их через руку, а когда их набиралось достаточно, относил к доске и укладывал поверх учителя. Задний ряд он оставил напоследок. Наконец дошел и до него и собрал на руку всех, кроме Джейн. Она сидела, дрожа от ужаса и стараясь на него не смотреть. Последним был Крысобой с застывшей на лице ухмылкой. На кучу детей Детолов положил Сучка, негодующе вытаращившего глаза. Он пододвинул стул и сел. - Иди сюда. - Он поманил Джейн. - Садись ко мне на колени, поговорим. Ей оставалось только повиноваться. Колени у него были костлявые и жесткие, сидеть было неудобно. Она смотрела в стену. Рука в черной перчатке крепко держала, поглаживая, ее плечо. - Я имею право немедленно арестовать тебя и увести отсюда силой. Ты это понимаешь? Она кивнула. Говорить она не могла. - Я служитель закона, Джейн, и важно, чтобы ты это поняла и признала мое право приказывать тебе. Соглашение было заключено, когда ты была мала, и договор подписан - а ты незаконно уклонилась от его выполнения. Ты, конечно, можешь сказать, что имела на это право, потому что с тобой обошлись несправедливо и на контракте нет твоей подписи. - Он пожал плечами. - Но, Джейн, ты ведь и сейчас еще несовершеннолетняя, и твоя подпись все равно не имеет законной силы. Если несправедливость и имела место, то так давно, что сейчас уже ничего не поделать. Он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. Брови у него были черные, кустистые, а глаза неподвижные, как два зеркала. - Ты ведь согласна с этим? Джейн скорчилась в его руках. Пусть он убьет ее, пусть отправит назад на завод, но она никогда-никогда не признает, что это правильно. Детолов вздохнул, словно она его разочаровала: - Я родом с севера. Мы там охотимся на обезьян при помощи дубинки и бутылки с широким горлышком. Знаешь, как это делается? - Нет, - с трудом выдавила она. - Это очень смешно. Берем бутылку, кладем туда одну-единственную черешню, а сами прячемся. Появляется обезьяна. Видит в бутылке вкусную ягодку, сует туда руку и зажимает ягодку в кулак. А форма и размер горлышка рассчитаны так, что кулак не пролезает. Обезьяна может очень легко вытащить руку, но для этого надо разжать кулак и выпустить черешню. А этого-то она и не в состоянии сделать. И даже когда появляется охотник, посвистывая и помахивая дубинкой, она не находит сил расстаться с добычей. И охотник вышиба