пол, мальчики всегда казались ей интереснее. Но в Ламии сливались оба пола одновременно, в ней было все, что нравилось Джейн и у мужчин, и у женщин. - Так поцелуй меня. Ламия опустила к ней голову. Ее влажные губы раздвинулись, показался розовый язык. У Джейн колотилось сердце, как у зажатой в руке птички. Она послушно потянулась к этим губам... - А ну, прекрати, старая галоша! Робин схватил Джейн за плечи и потащил. Она споткнулась об оттоманку и навзничь упала на пол. Ламия опять была старой - старой и отвратительной. На короткое мгновение сожаление мелькнуло на ее ужасном лице и тут же исчезло. Она убрала руки. - Мы уходим, - твердо сказал Робин. - Я сейчас включу свет. - Можешь не беспокоиться. Робин помог Джейн подняться и повел ее из комнаты вон. За время ее забытья дом исцелился. Восстановились внутренние стены, их покрыли обои. Комнаты, через которые они шли, были уютно обставлены и устелены коврами. В прихожей горели лампы матового стекла. Никаких бутылок у порога больше не валялось. И даже надписи исчезли со стены. - Совсем из ума выжила, - сказал Робин, когда они вышли на улицу. - Плетет невесть что. А сегодня вообще... Коли бы мне не так были нужны деньги... Он сплюнул. Не замедляя шага, развернул и надел защитные пилотские очки. Неоновая радуга скользнула на их черном стекле. В очках его лицо выглядело зловеще, словно голова насекомого. Было и без того темно, так что в очках он, наверно, совсем ничего не видел, но шел по-прежнему быстро и уверенно. - Чего она от меня хотела? - не сразу спросила Джейн. Дурман еще не совсем рассеялся, и у нее не было уверенности, что реален тот мир, который она видит сейчас, а не тот, что ей показала Ламия. Была поздняя ночь, и упыри вместе с прочей нечистью повылезали наружу из канализационных люков. Они собирались небольшими компаниями у фонарей или торчали в подъездах. Молодой вурдалак нагло взглянул на Джейн, дожевывая чей-то палец, и выплюнул косточку как раз в тот момент, когда они проходили мимо. - Неужели непонятно? - ответил Робин. - Она хотела... - Эй, студент! - У обочины остановился грузовик, и пожилой тролль высунул голову из кабины. Он широко улыбался, показывая гнилые зубы и черные десны. - Тебя еще не вышибли под зад ногой из колледжа? - Он перевел взгляд на Джейн. - Завел новую подружку? - А, Том-барыга! Что скажешь хорошего? - Натянутая улыбка Робина не выражала никакой радости. Они хлопнули друг друга по рукам, и Джейн заметила, что небольшой пластиковый пакетик перешел из рук в руки и исчез в кармане ее спутника. Тролль провел рукой по пегим волосам и сказал, понизив голос: - Говорят, на улице белая смерть появилась. - Э, нет! - Робин отступил на шаг. - Это без меня. - Да никто тебя и не просит! - с досадой сказал Том-барыга. - Найди себе другого. - Да ладно, ладно! - Я такими делами не занимаюсь. - Точно? А жаль, денежки хорошие. Грузовик нетерпеливо заворчал. Том-барыга подмигнул Джейн и сказал: - Ну мне пора. Не пропадай, лады? Когда грузовик отъехал, Джейн спросила: - Про какие дела он говорил? - Про нехорошие. Но тебя это не касается. В молчании они вернулись в Хиндафьялль, поднялись, перешли по мосту в Бельгарду. Робин уже шел к своему лифту, когда Джейн остановила его. - Я тебе хочу сказать кое-что. Я не сучка в брючках, как ты изящно выразился. Робин не сразу вспомнил, о чем речь, а вспомнив, сделал гримасу: - Слушай, я же извинился! - Нет, это ты послушай! У меня была стипендия. И, кроме этого, никаких источников дохода: ни покровителей, ни работы, ни сбережений, ничего. Только стипендия, и ту университет отнял. Что же мне делать? Надо же как-то добывать деньги. - А прикид у тебя... - Это все краденое. Я ворую. А когда воруешь, ясно, выбираешь что получше, верно? Так что знай. Вовсе я не богатенькая сучка. Просто я верчусь как могу, чтобы выжить. - Так ведь и я тоже! - Робин поразился совпадению. - То есть мне никто бы стипендии не дал, но я твердо решил получить образование. Я учусь в фармакологическом колледже. А этим всем занимаюсь, только чтоб им платить. - Ну и хорошо. Значит, мы друг друга понимаем. - Джейн повернулась, чтобы уйти. Она еще дрожала, сама не понимая почему - рассердилась или еще не отошла от испуга. Но Робин не уходил. - Слушай! Может, мы встретимся когда-нибудь? Ну там, потанцевать сходим или что. - Поняв, что Джейн сейчас откажется, он хлопнул себя по лбу. - Фу ты, ну я и дурак, совсем из головы выскочило! У меня же приворот есть! - И он зашарил по карманам джинсов и куртки, бормоча: - Тебе понравится, приворот стопроцентный. Куда ж я его... Ага, вот! Он вытащил призрак розы. Лепестки были ярко-алые, ярче крови, с пурпурными отблесками. Сквозь розу слабо, но отчетливо просвечивали окружающие предметы. С поклоном Робин вручил ее Джейн. Как только ее пальцы охватили стебель, роза исчезла. Робин был прав, Джейн действительно потянуло к нему. - Ну так как? Он убрал в карман очки и посмотрел ей в глаза. Он был искренен. Против ее воли он ей нравился. Несмотря на грубоватость, чувствовалось, что он хороший, настоящий. Что-то встрепенулось у нее в самых глубинах души и потянулось к нему. - Нет! - сказала она. *** Действие гашиша еще не выветрилось, когда Джейн вернулась с приема Дженни Синезубки. Дома было жарко, радиатор шипел и плевался пузырями, вылетающими из вентиляционной решетки. Был холодный осенний день. За окном, вздымая темные вершины гигантских башен, лежал Город, безжизненный и унылый. Над башнями мелькали в воздухе какие-то черные точки - это ведьмы разлетались перед грозой. Несколько мокрых дубовых листьев, принесенных неведомыми ветрами, жались к стеклу окна. Джейн задернула шторы и в полумраке разделась. Мартышка была в экспедиции и должна была вернуться только завтра к вечеру, Джейн легла на кровать. Медленно-медленно она стала поглаживать себя, ласкать грудь, живот. Сначала она думала о Робине, потом уже ни о чем не думала. Она опустила глаза к груди, потом ниже. Увидела холмик, обильно поросший густыми курчавыми волосами. Ей нравилось иногда воображать, что это лес, а она - крохотный путник, пробирающийся сквозь чащу. Пальцы скользнули дальше, ко входу в лабиринт, почувствовали влагу, остановились. Это был очарованный лес - и молчаливый, ни одна птица не пела в ветвях. Она бродила по чаще, с удивлением озираясь. Пальцы задвигались быстрее. Все замерло в ожидании, в предвкушении... Пальцы почти остановились. Осторожными движениями она выманивала кого-то, и вот он показался из укрытия, ожил, а она не спеша, медленно, окольными тропинками приближалась к нему. Предаваясь фантазиям, Джейн в то же время видела комнату, кровать, потолок над головой. Играя со своей пуговочкой, она чувствовала, что поднимается, кровать несет ее вверх, набирает скорость, взлетает в небо. Комната, университет, весь Город с башнями отпали, рухнули, канули вниз, а она неслась все выше, выше... А потолок расширялся, утончался, вытягивался. Сквозь него просвечивали первые вечерние звезды. Их делалось все больше, все ярче они горели. Джейн задышала чаще, извиваясь на кровати. Простыни сбились в комок. Быстрее! Небо полиловело. Джейн парила в воздухе. В нетерпении она побежала вверх по холму. Деревья мелькали с обеих сторон. Быстрее, быстрее, в такт движениям пальцев, бежала она и одновременно парила в небе. И вот, закончив подъем, она в удивлении, не веря глазам, осмотрелась. Там, внизу, стоял домик. Он был невысокий, белый, странной архитектуры. Таких она еще никогда не видала, и все же он был ей знаком, как часто повторяющийся сон. К дому примыкала пристройка, без окон, но с дверью во всю стену. К двери вела короткая, но широкая дорожка. На крыше торчала, видимо, телевизионная антенна - не было оберегов, как у громоотвода. Джейн как во сне обогнула по тропке дом, толкнула заднюю дверь, вошла в кухню. Ее обступили до боли знакомые запахи. Там была женщина. Понимая рассудком, что видит ее впервые в жизни, Джейн всем своим существом потянулась к ней. Женщина сидела за кухонным столом, сгорбившись, уронив голову на руки. Бутылка виски и полупустой стакан стояли у одного ее локтя, пепельница у другого. Джейн подошла на цыпочках, боясь заговорить и не в силах оставаться на месте. У женщины были темные кудрявые волосы, спадающие до плеч. Она ничего не слышала. Джейн дотронулась до ее руки: - Мама! Мать, тихонько вскрикнув, подняла голову. Глава 14 Мартышка добралась до ее тайника! Тайник у Джейн был в картонной коробке под кроватью. Сверху для маскировки там лежали старые колготки. Мартышка вытащила коробку, разбросала содержимое по полу, перещупала своими лапами. Разъяренная Джейн стала все собирать. Там были книга, которую она украла для Ламии и собиралась при случае вернуть в библиотеку, стопка кредитных карточек и удостоверение личности, которые она вытащила тогда из бумажника Гальяганте, трубка, гашиш и летучая эссенция, хранящиеся для моментов досуга и уединения, и еще какие-то пустяки, дорогие ей как память о Гвен и Питере. Ничего не пропало. Мартышка рылась в ее вещах ради информации. В коробке не было ничего, что могло бы раскрыть ее тайны. Джейн прятала эти вещи не потому, что боялась, что их увидят, но они были ей дороги, и она не хотела, чтобы к ним прикасались чужие руки. И все-таки к ее гневу примешивалось беспокойство. Она ощущала какую-то угрозу. Хорошо изучив Мартышку, она понимала, что та полезла в ее вещи не просто так. Это был сигнал - но чего? Из коридора доносился смех. Габундианки украшали свои двери венками из остролиста в честь зимы. А потом они растерзают кабанью тушу и окропят кровью все окна и двери. Джейн не собиралась в этом участвовать, слишком мрачно было у нее на душе для их невинных забав. Мрак и холод глубоко запустили когти в ее душу. Такой длинной зимы она еще не видела. Она задернула шторы, сбросила одежду, мазнула эссенцией по животу, растерла. Зажечь гашиш в трубке удалось только с третьей спички. Мысли блуждали, она никак не могла сосредоточиться. Не меньше часа прошло, пока ей удалось наконец собраться и перенестись. - Расскажи о себе. Ее мать шла в сумерках по речному берегу, Джейн догнала ее и пошла рядом. Она неловко сложила руки на спине, мать скрестила свои на груди. Они обе боялись прикоснуться друг к другу. - Ну что тебе рассказать... Я косметичка. С Франком мы расстались, семь лет уже. Теперь я в основном одна живу. - Она нервно рассмеялась. - Вроде и рассказывать не о чем. Иногда помогаю в больнице. - О мама! Она смотрела на речную гальку у себя под ногами, на линию нанесенных водой щепок, черепков и пластиковых бутылок, обозначающую границы невысокого речного прилива. Ей так много хотелось спросить у матери. "Что ты пережила, когда я исчезла? Как ты это объяснила? Искала ли ты меня? Где? Когда наконец перестала искать?" Но почему-то ни один из этих вопросов задать она не могла, не получалось. - Это у тебя новая блузка? - внезапно спросила мать. - А что, не нравится? - Ну почему обязательно не нравится? Почему всегда что-то должно не нравиться? Я только... Тебе не кажется, что она простовата? Ты была бы очень миленькая, если бы следила за собой, одевалась бы получше, пользовалась косметикой. У тебя черты лица хорошие. - Слушай, мама, у меня полно знакомых мальчиков, я вовсе не страдаю от одиночества, понимаешь? Так что не надо мне про косметику. Мать заговорила резче: - Надеюсь, ты держишь их в рамках? Я вот лично только об одном жалею, что не подождала до свадьбы. И не смотри на меня так. Если ты им позволяешь лишнее, потом они тебя не уважают. Даже твой отец такой. Я уверена, что если бы... А, да ладно, неважно! У противоположного берега разгружался танкер. Его очертания приобрели в полутьме что-то таинственное. Они остановились поглядеть на него. - Я тут подумала, мама... Может, ты бы пила поменьше? Мать, продолжая глядеть на танкер, ничего не ответила. - Слушай, мама, я теперь какое-то время не смогу с тобой видеться. Скоро у меня экзамены, я буду ужасно занята. Я, может быть, до конца зимы не выберусь. Где-нибудь весной. Ее мать покачала головой, не слушая. - Меня так радуют эти сны, - сказала она. - Такое утешение, ты не-представляешь. Хоть я и понимаю, что это не на самом деле, но в каком-то смысле они для меня все равно что взаправду. Я, кажется, говорю непонятно. - Это не сон, мама. - Молчи, Джейн, молчи... - Когда-нибудь я вернусь на самом деле. Я работаю сейчас над этим, я учусь как могу. Когда-нибудь я вернусь домой. - Перестань! - Мать тихо заплакала. - Перестань, пожалуйста, не надо... Могучая волна любви, вины, жалости нахлынула на Джейн. Не думая, что делает, она потянулась к матери и опрокинула банку с летучей эссенцией. Крышка отлетела в другой конец комнаты, эссенция разлилась по всему полу. Джейн пришлось два часа ее отскребать. *** - Камень, камень, поднимись! Профессоресса Немезида взмахнула ясеневым жезлом над серым обломком скалы. Жезл разлетелся на куски. Студенты смотрели во все глаза, затаив дыхание. Камень встрепенулся и приподнялся, меняя очертания. Почти выпрямившись, он, однако, тут же застыл снова, и только самый пристальный взор различил бы в его форме появившийся намек на некоторое человекоподобие. Отряхивая с мантии кусочки жезла, Немезида спросила: - Итак, что доказал наш опыт? - Ее свирепый взгляд обшаривал лица студенток. Все как одна отводили глаза. - Мисс Синезубка! Отвечайте немедленно. - Что камень крепче дерева, - ответила Дженни наудачу. Нередко случалось, что Профессоресса удовлетворялась расхожей истиной, если ее хорошо сформулировать. - Неверно! Контрпример: черное дерево и пемза, - резко ответила Профессоресса. Запахло гнилым мясом, как всегда, когда она гневалась. Студентки в страхе съежились. - Мисс Олдерберри! Отвечайте не задумываясь! - Мы доказали, что всюду жизнь. - Немезида нахмурилась, и Джейн-поторопилась поправиться: - Что вещество содержит потенциал жизни, и то, что кажется нам бесчувственной материей, просто спит. - Развейте вашу мысль на примерах. - Ну, например, vis plastica, формообразующее воздействие. Оно есть не что иное, как животворное дыхание, и коровы, и овцы, стоящие на лугу спиной к нему, зачинают в себе новую жизнь. Когда оно веет на скалу, поверхность камня трепещет, стремясь усложнить свою форму, и принимает образ странных зверей, черепов с костями или змей, свернувшихся в клубок. Невежды же думают, что кто-то заставил чарами окаменеть живые существа. А когда ветер улетает, унося животворящую силу, метаболизм камня снова замедляется, и он опять впадает в сон. - Как это доказывает ваше утверждение? - Мы знаем, что ничто нельзя наделить качествами, которые не содержались в нем изначально. Фиолетовый луч, проходя через красную линзу, делается красным благодаря удалению синей составляющей. Но через желтую линзу этот луч просто не сможет пройти, поскольку он не содержит в себе желтого. Следовательно, жизнь должна быть присуща камню, раз он может, хотя бы и на время, двигаться и оживать. Немезида набросилась теперь на девушку-зяблика. - Мисс Клюйпоклюй! Предположим, что vis plastica не отлетит от камня, но будет овевать его день за днем. Какие известные вам формы жизни получатся из него? - Химеры и горгульи. - Докажите! - Как уже было сказано, материя реагирует в соответствии со своей природой. У этих существ должна быть каменное тело и такие же задатки, в частности любовь к вертикальным поверхностям и замедленное течение всех процессов... Аудитория, где проходил семинар, была маленькая, а радиаторы грели слишком сильно. Они звякали и жужжали, испускали столько тепла, что стекла запотели. Было душно. Джейн подождала, пока профессоресса отвернется, и тихонько зевнула, зажимая рот рукой. Немезида моментально, каким-то внутренним чувством, уловила зевок. Она застыла и бросила через плечо суровый взгляд на Джейн. Ее водянистые, окруженные розовыми мешочками глаза стали жесткими. - Извините, пожа... - начала Джейн. И осеклась. В комнате было пусто. Куда-то ушло все тепло. Исчез бледный зимний свет, льющийся в окно. За окном было сумрачно, и в полумраке тянулась широкая, слишком широкая панорама Города. Это была совсем другая комната. Это был аспирантский холл на верхнем этаже Бельгарды. Огни индустриального заката догорали на горизонте. Был вечер. Ничего не понимая, Джейн вытянула руку и коснулась оконного стекла. Оно было твердым и прохладным. Это успокаивало. "Ну-ка соберись, - приказала она себе. - Как я сюда попала?" - Джейн! - сказал кто-то. - Тебе что, нехорошо? Бледное отражение появилось в стекле рядом с ее собственным. Оно подернулось зыбью, меняя очертания. Сначала это был череп, но он тут же превратился в лицо, худощавое и очень красивое. В свете флюоресцентных ламп тени под глазами казались густыми и темными. Джейн впилась в это лицо глазами. Это была Гвен. Хватая ртом воздух, Джейн резко обернулась. Но рядом с ней стояла вовсе не Гвен. Это была Сирин. Джейн оглянулась на стекло - в нем было отражение Сирии, ничуть на Гвен не похожее. - Джейн, милая! - Сирии взяла ее за руку. - Что с тобой? - Я... - Отвернувшись от окна, Джейн видела пустые кресла холла, коридор за ним. Студенты и преподаватели шумным потоком вливались в двери большой аудитории. Это был аспирантский лекционный зал имени Лесного царя. - Немезида выгнала меня с семинара, а больше я ничего не помню. Я потеряла полдня. Только сейчас до нее дошло, как сурово обошлась с ней разгневанная профессоресса. Все, что она делала с той минуты: занятия, чтение, встречи с друзьями, - все это у нее было украдено. - Ну и стерва! - проворчала она. - Да пошла она!.. - Вот это правильно! - Сирин набросила на Джейн академическую мантию, такую же, как та, что была на ней, и потащила в гущу толпы. - Держись посолиднее! Проверять, наверное, не будут. - Она засмеялась. - Ты видела в своей жизни столько твидовых костюмов сразу? - Они же не нарочно. - Джейн и Сирин беспрепятственно вошли в дверь красного дерева. - Я пробовала... Эй, куда ты меня тащишь? Джейн предпочитала на лекциях садиться подальше и в стороне, но Сирин притащила ее в пятый ряд, сразу за профессорскими местами. Лицом к залу, позади кафедры, восседали деканы факультетов на откидных стульях, как вороны на проводах. - Это лекция по глубинной грамматике, дурочка! Я тебе говорила за обедом, неужели не помнишь? Джейн покачала головой. Сирии продолжала: - Эта лекция читается раз в десять лет. Остальное время лектора держат в подвале, в запечатанной банке с оливковым маслом. - Что ты врешь! - Серьезно! Мне рассказывал один ассистент. Он лично помогал вскрывать эту банку. К кафедре вышел администратор с козлиной головой, откашлялся и объявил: - Естественная философия не может похвастать обилием героев. Но сегодня я представляю вам не только героя, а воина, истинного академического берсерка, лобовой атакой вырвавшего у Богини самые сокровенные из ее личных тайн. Когда он и его спутники вышли в поход, целью которого было завладение знанием, они прекрасно понимали, что в своей отважной попытке не только легко могут лишиться собственных жизней, но и погубить в придачу весь мир, как верхний, так и нижний. Однако это не смутило отважных исследователей, превыше всего ставящих интеллектуальную честность. Лишь один из славной когорты вернулся назад. И вот он стоит перед вами. Есть ли кто-нибудь, кто менее нуждается в том, чтобы его представляли, чем мой прославленный коллега? Позвольте же мне приветствовать его вместе с вами! Перед нами величайший ученый, ходячее сокровище знания, редчайший экземпляр нашей коллекции... - Сирин подтолкнула Джейн локтем. - ...Профессор Цараппль! Под гром аплодисментов он с достоинством удалился на свободный стул, а по ступенькам кафедры вскарабкалась сморщенная фигурка... Даже для факультета Углубленной грамматики, где выражение "свободное искусство" понимали чересчур буквально, профессор Цараппль выглядел слишком причудливо. Он был крошечный, черный, обугленный, с ручками и ножками как обгорелые палочки. Нижняя челюсть у него отвисла, двигался он мучительно медленно, кряхтя и пошатываясь, и казалось, что он вот-вот рухнет от старости и слабости. Добравшись до кафедры, он зашарил руками в поисках микрофона. Когда он его нащупал, раздалось "Бум!", и рука отскочила. Черные глазницы поднялись к потолку. Джейн поняла, что профессор слеп. - Други! - начал он. - Ученые! Маги! - Голос у него был слабый и дребезжащий, но микрофоны разносили его по всей аудитории. Снизу казалось, что его голова, торчащая, словно тыква на шесте, слишком велика для тощеньких плеч и вот-вот упадет. Он вцепился в крышку кафедры обеими руками. - Мир постигается в трех состояниях, которые часто кажутся несовместимыми и противоречащими друг другу. - Он пошатнулся, чуть не упал, но удержался на ногах и продолжал: - Первое из них есть непосредственно воспринимаемое состояние, доступное и ребенку, в котором, например, хлеб есть хлеб, а вино есть вино. - Второе состояние... - он накренился набок, - ...есть результат консенсуса, совокупность соглашений, и в нем хлеб - это еда, а вино - веселость и дружество. - Вежливый смешок в аудитории. - Третье же, занимающее нас, состояние есть то самое, с которым имеют дело коллеги с факультета Чародейства и Волшебства, то взаимодействие сил, которое они только и почитают истинной реальностью. - Громкий смех в зале. - Но спросим себя: а что же скрывается за всем этим? Каково же истинное состояние того, что я предлагаю назвать гиперреальностью? Долгое молчание. - Попрошу первый слайд. В зале погас свет, и из проекционной будки у задней стены раздался отчетливый щелчок. На стене за спиной профессора показалось яркое изображение. Это было нечто вроде гигантской, величиной с гору, морской раковины, нависающей над безбрежным океаном. Аудитория затихла. Профессор Цараппль шарил руками в поисках лазерной указки, оставляя на кафедре черные отпечатки обугленных рук. Найдя ее, он указал на изображение неверным порывистым движением марионетки. - Это... - Его голова закачалась. - Это не что иное, как сам Спиральный дворец. - Все затаили дыхание. - Никто еще до меня не проникал так глубоко в тайны Богини. Океан, над которым висит дворец, есть Время, которое простирается, насколько можно судить при нашей несовершенной аппаратуре, во все стороны до бесконечности. Следующий слайд! Щелк! На стене появилась лента, свернутая восьмеркой. - Это лента Мебиуса с одним поворотом. Щелк! Несколько более сложная фигура. - С двумя поворотами. Щелк! Еще одна. - С шестнадцатью. Щелк! Стеклянная бутыль, вроде реторты со стеклянным клювом, который, изогнувшись, входил в стенку так, что наружная сторона стекла становилась внутренней. Сосуд сверкал и переливался всеми цветами радуги, как мыльный пузырь. - Это бутылка Клейна, трехмерный аналог фигуры на втором слайде. Щелк! Другой мыльный пузырь, бесконечно более сложный. - Это шестимерный эквивалент третьего слайда. Щелк! Третий пузырь, похуже, чем первые два вместе взятые. - Двенадцатимерный эквивалент четвертого слайда. Щелк! Снова Спиральный дворец. Теперь было ясно, что его форма продолжает усложняющуюся последовательность многомерных фигур и стоит в том же ряду. Попытки проследить его линии кончались головокружением. - Заметьте, как он наворачивается на себя. Число измерений не меньше тринадцати. Посетитель, следующий изгибам кривой, может подвергнуться инверсии и, скажем, войдя праворуким, выйти левшой. Но, если проделать тот же путь в обратном направлении, можно, вместо обратного преобразования, претерпеть еще одну инверсию и вывернуться наизнанку, так что кожа окажется внутри, а, извините за выражение, кишки - снаружи. Зададимся вопросом: что же это означает на практике? Здесь мы должны вспомнить основные положения теории метемпсихоза. От формул я вас избавлю. - Он сделал паузу для смеха, но никто не засмеялся. - Не все из входящих в Спиральный дворец выходят обратно. Но те, кого он выпускает, могут родиться снова, как в прошлом, так и в будущем с одинаковой вероятностью. Было доказано, что в любой наперед заданный момент может существовать до шести воплощений одного и того же индивидуума. Разумеется, встречаться друг с другом им не рекомендуется. - Несколько старших профессоров усмехнулись. Видимо, это была весьма тонкая и глубокомысленная шутка. С большим трудом Джейн следила за лекцией. Ярко-белое изображение Спирального дворца сияло, как огненное, и ей казалось, что оно колышется и как будто дышит. Она пыталась проследить его изгибы, но глаза разболелись и пришлось отвернуться. В бледном свете проекционного луча все лица казались серыми, застывшими, словно все впали в оцепенение. Джейн поймала себя на том, что пристально рассматривает лицо Сирин. Она угадывала очертания черепа под кожей. Ей виделось все больше сходства с Гвен в этом лице. А вдруг Сирии и есть Гвен? Это была тревожная и мучительно-искушающая мысль. Но не новая. Джейн давно уже заподозрила это. И если то, что говорил профессор Цараппль, было правдой, значит, вполне возможно, что Гвен возродилась как Сирин. И в этом случае их судьбы связаны, и сложный ход их взаимодействий опять приведет к роковому концу. Сирин нравилась ей. Это была открытая, щедрая натура. К тому же Сирин, бесспорно, из них двоих была умнее, талантливее. У нее были все задатки прирожденного алхимика. Джейн могла многому у нее научиться. Но если подойти к ней слишком близко, то кончится это трагедией. С другой стороны, если Сирин не была воплощением Гвен, не было причин избегать ее. И не было никакой возможности узнать истину. Что касается Робина, то тут совсем другое дело. - Свиньи! Дубоголовые козлы! Безмозглые павианозадые сукины дети! Джейн вздрогнула и пришла в себя. Слушатели зашумели, многие встали. Профессор-тег, сидящий прямо перед Джейн, выпрямился и фыркнул. Сидящий слева от нее гном провел рукой над головой. На макушке у него росли грибы. Профессор Цараппль забыл, разъярившись, о лекции. Он стыдил своих слушателей. - Единственный-единственный! - и это я - я! - проник в тайны Богини и вернулся, чтобы рассказать о них. Слушайте же меня, вы, тупицы! Я ведь не только жизнью и рассудком рисковал, чтобы показать вам эти фотографии. Я ведь молод был - скоты! - красив и строен! У меня были друзья. Они погибли в этом походе и никогда не возродятся. Нас поймали, наказали и снова наказали, и снова, и снова. Я один вырвался. Смотрите же на меня! Смотрите, какую цену я заплатил! Сколько раз вам повторять? Почему вы не слушаете меня? Он рыдал. - Горе, горе! - восклицал он. - Горе взыскующим истины, ибо истина - драгоценнейшее сокровище Богини. О, жестока Богиня и непостижима, и страшна, страшна ее месть! Медленно зажегся свет. Загремели аплодисменты. *** Джейн знала, что ей делать. В алхимической лаборатории было темно, но в кладовке горел свет, и Джейн оставила дверь открытой. Висящее под потолком чучело крокодила медленно поворачивалось в легчайшем воздушном течении. Воодушевляемая планом, зародившимся у нее на лекции по Углубленной грамматике, Джейн потратила на подготовку три дня: украла ключи, добыла оборудование, выкроила время. Она поставила слева от себя ионный лазерный излучатель, справа - предметную камеру, снабженную монохромометром и счетчиком фотонов. Эти два предмета да увеличивающее зеркало - вот и вся нужная аппаратура. Задуманный ею опыт был прост и изящен. В дверь постучали. Через матовое стекло смутно виднелась тощая длинная фигура с непропорционально большой головой. Джейн отперла дверь. - Я принес то, что ты хотела. - Билли-страшила, согнувшись, робко вошел. От него пахло дешевым мылом, импортными сигаретами и робкими надеждами. Он разжал руку. На ладони у него лежал кусочек ткани, наклейка с картинкой. Последний раз Джейн видела эту наклейку на куртке Робина, на плече. Она еще тогда заметила, что наклейка держится непрочно. - Спасибо! - Она оторвала от наклейки несколько отстающих ниточек и опустила в сосуд. - Откуда ты знаешь Робина? - А ты откуда? - Нас Сирии познакомила. Джейн медленно капнула на нитки aqua regia, вставила пробку. Царскую водку обычно использовали только для растворения золота и серебра, но и для ткани она была хороша. Джейн потрясла трубкой. Нити на глазах распадались на мельчайшие частицы. - А Сирин откуда его знает? - Да он такой, его все знают. - Билли пожал плечами. - Может, она у него покупала священные грибы, а может, он ей велосипед чинил. Он на все руки мастер и всегда под рукой. Джейн сориентировала лазер так, чтобы зеркало отражало его луч прямо на камеру. Подключила охлаждение, убедилась, что все в порядке. - Ну вот оттуда же и я его знаю. Она вставила в камеру контрольную трубку с солевым раствором. - А-а... - Билли чуть растерялся. - Слушай, я раздобыл пару билетов на жертвоприношение. Думал, может, мы... - Нет. - Все было на месте. Она включила лазер и посмотрела на счетчик фотонов. Совершенно не то. Разочарование заставило ее ответить резче, чем она хотела: - Даже если бы мне хотелось посмотреть - а мне не хочется, - я бы с тобой не пошла, потому что ты потом захочешь со мной переспать. А я этого не хочу. Ты от этого только больше начинаешь приставать. Билли молча переминался с ноги на ногу у нее за спиной. - Пригласил бы Коноплянку! Говорят, она очень хороша. - Может, сила тока не та? Она проверила все включения, надеясь найти какой-нибудь легкоустранимый дефект. Если бы, например, барахлила вспышка, она бы ее могла исправить. - Я ей скажу, что у тебя три яйца. Не глядя на Билли, она поняла, что он покраснел. - Не вижу необходимости быть вульгарной, - сказал он самым напыщенным голосом. - Да ведь все девушки... Повернувшись, она увидела его глаза и осеклась. Глаза были простодушные, обиженные, страдающие. Ей стало стыдно. Захотелось обнять его, но он понял бы это неправильно. - Ну хорошо! Извини, что я тебя дразнила. Мир! Будем друзьями. С другой стороны, если дело в хромометре, она ничего не сможет сделать. Его и разобрать не удастся, они продаются запечатанными. Но ведь только вчера Варга работала с этим же самым хромометром, и все шло прекрасно. Что она пропустила? И тут ее осенило: зеркало! Ну конечно! Взглянув на зеркало, она увидела, что оно слегка поцарапано и из-за этого рассеивается луч. Джейн мигом его заменила. Включила ток, проверила. Все как надо! Вынула контрольную трубку, вставила ту, в которой были Робиновы нити, оставила камеру открытой. Надела лазерные очки. Если настроить устройство на 514 ангстрем, очки отфильтруют все, кроме рамана. Она его увидит! - Насчет этого жертвоприношения... - сказал Билли. Действие лазерного луча на свободные ионы в растворе породило рамана - крохотное оранжевое существо. Оно плавало в зеленоватой жидкости - Джейн его видела, - как водоросль, колеблемая подводным течением. Срок жизни таких созданий был чрезвычайно мал. Под живительным действием лазерного луча они рождались и умирали тысячи раз в секунду. То, что казалось ей одним существом, на самом деле было множеством. Его кажущееся единство было такой же иллюзией, как картинка на экране телевизора. Оно было такое хрупкое, что Джейн боялась дышать. - Да, так что? - Может, ты все-таки пойдешь, если передумаешь... Джейн вздохнула, не поднимая глаз: - Уходи, Билли. Он еще постоял, печально бренча монетками в кармане. Потом ушел, Посредством элементарной наведенной трансформации раман должен был принять в конце концов форму, наиболее тесно связанную с частицами нитки из лоскутка. Джейн ждала, а человечек, медленно изменяясь, приобретал знакомые черты. И вот наконец миниатюрный Робин широко улыбнулся ей, облизал губы и взялся рукой между ног. Понятно, от такого примитивного существа ждать хороших манер не приходилось. Теперь, когда началось самое главное, ей стало страшно. Лазер имел оснащение для переноса информации. Джейн подключила к нему микрофон. Нервно откашлялась. Давно она не произносила тайного имени Крутого. - Тетигистус! - воскликнула она. Человечек подпрыгнул, словно его вытянули кнутом по спине. Трубка с громким треском лопнула, почернела. Запахло горелым пластиком. Джейн с криком отдернула голову, сорвала очки. Но было поздно. Ясно и отчетливо перед ее глазами сиял тройной неразделимый образ: Крутой-Питер-Робин. У них были ясные глаза и кожа гладкая, как слоновая кость. Они лежали, укутанные в белые одежды, светлые, чистые, безупречные. Все трое были мертвы. *** Значит, так и есть. Крутой - это Питер - это Робин. Было поздно, скорые лифты уже не ходили. Джейн ехала домой сорок пять минут, с остановками на всех этажах. По дороге она не думала ни о чем, отдавшись своему горю. Раньше она надеялась, что, узнав правду о Робине, любую правду, она станет свободна от него. Но именно сейчас, когда она твердо знала, что вместе им не быть, она поняла, как он ей нужен. Подходя к своей комнате, она чувствовала смертельную усталость. Позади был длинный день, и она хотела только спать. Из дверного окошка и из щели внизу выбивался свет. Раздавались голоса. Мартышка вернулась. У нее гости. "Неважно, - подумала Джейн. - Мне уже все неважно. Можно ударить меня по лицу кирпичом, я ничего не почувствую". Она открыла дверь. На ее кровати сидел кто-то - нескладный, красноглазый, с волосами как солома. Он посмотрел на нее и нагло осклабился. - Как делишки. Сорока? Это был Крысобой. Глава 15 Зима выдалась небывало длинной. Старейшины Города объявили указом наступление нового, третьего по счету декабря, так что за Черным декабрем потянулся декабрь Ледяной, и все понимали, что и от четвертого они тоже не застрахованы. Стояла Волчья луна. Богиня являла свой самый жестокий лик. Иногда казалось, что Тейнд не придет никогда. Через неделю после появления Крысобоя, Джейн отправилась с ним и Мартышкой прогуляться и посмотреть на витрины. Полная нехороших предчувствий, она нехотя тащилась за ними по роскошным магазинам Карбонека и Гладсхейма, таким заведениям, как "Козий Рог", "Фата Падурия", "Малефиций", и везде Джейн чувствовала себя неловко и не на месте. Крысобой держался от нее в стороне, побрякивая в кармане ключами, и, когда Мартышка начинала восхищаться очередной цацкой, его пухлые губы довольно улыбались. - Ой, вы посмотрите только! - восклицала она. - Какая прелесть! - Да, ничего! - отвечал Крысобой и со значением смотрел на Джейн. - А ты как думаешь? Наконец они засели в "Пещере". Там был объявлен вечер свободного доступа к микрофону, и непризнанные поэты, менестрели и барды набежали со всей округи с невероятным количеством плохих стихов. Сидя за столиками, сделанными из бобин от телефонного кабеля, они попивали кофе и ждали своей очереди завладеть микрофоном. Младшекурсники в джинсах и черных свитерах разносили чашки и убирали грязные. - Ой, ну эти перчатки из девичьей кожи! - не могла успокоиться Мартышка. - Я теперь только в "Джеттатуре" буду все покупать. Нежно водя пальцем по подбородку Крысобоя, она мурлыкала: - Ты только представь себе, какие они... Мя-а-агонькие! На небольшом возвышении стоял очередной поэт. Судя по его виду, последнюю неделю он спал, не раздеваясь, в стогу сена. Поэт читал: Только что руки его лизала, Как вдруг свободной и гордой стала... Крысобой слушал, закатив глаза под самый лоб. Потом вернулся к прерванной мысли: - Вот именно! Секс - это вопрос власти. Господство и подчинение, только так. - А у нас с тобой не так, - сказала Мартышка, - правда, зайчик? Он снисходительно похлопал ее по руке: - Кто-то дает, а кто-то получает. Это в природе вещей. Мужчина - прирожденный агрессор, а женщина пассивна, ее призвание - заботиться, опекать. В любви сталкивается сильный со слабым, это захват и капитуляция, словом - война в миниатюре. А все остальное - ухаживания там, ссоры, примирения - это так, завитушки. Сублимация. - Какой ты грубый, - надула губы Мартышка. И заискивающим тоном добавила: - Но, сокровище мое, кто же захочет, чтобы им все время помыкали! - Другое дело, - задумчиво продолжал Крысобой, - когда это любовь втроем. Конечно, тут бывает по-разному, но чаще всего двое оказываются наверху. И для равновесия та, что внизу, подвергается двойному гнету. Она должна научиться пресмыкаться и ползать на коленях. Ей придется полюбить свое унижение. Мартышка, недобро посверкивая черными, как гагатовые пуговки, глазками, бросила быстрый взгляд на Джейн. Ее ноздри раздувались. Но потом она покачала головой и отвернулась. - Это извращение. - Конечно, - согласился Крысобой, - а что не извращение? Джейн упорно смотрела на свечу в подсвечнике. Под толстым красным стеклом трепещущий огонек то пригасал, то снова вспыхивал. Она сама себе казалась мошкой, которая трепыхается изо всех сил, чтобы не угодить в огонь. - Ты, кажется, хотел со мной о чем-то поговорить? Стройна и прекрасна, стоит, сияя, Словно колонна у двери рая... - Что? Ах да, действительно. Ты так внезапно исчезла и при столь странных обстоятельствах... - Он вынул из внутреннего кармана конверт и положил на стол рядом со своей чашкой. Джейн потянулась к конверту, но он его быстро отодвинул. - Странных, вот именно, иначе не скажешь! И даже не удосужилась попрощаться со старыми друзьями. Это после всего, что нас связывало! Ну мне и стало любопытно. Я решил провести небольшое расследование. Мартышка подскочила: - Вы что, ходили вместе? - Нет! - Так, ерунда, ошибки молодости. - Крысобой небрежно повел рукой. - Я подсказал Сучку запросить контору Детолова. - Он со значением постучал по конверту пальцем. - Ну как, интересно тебе, что они ответили? Сама как врата, чрез кои Любовь Вступает в святилище... У поэта был чрезвычайно неприятный голос, писклявый, гнусавый и дребезжащий. - Зачем мы пришли слушать эту чушь? Ничуть не интересно! Какое мне дело до всего этого? - Крысобой снова засунул конверт в карман и резко сменил тему: - Ну что, хорошо провела вечер. Мартышка, девочка моя? И погуляли, и по магазинам походили, и поболтали. Она прижалась к нему: - Замечательно, Крысобойчик мой! - А что бы ты выбрала из всего, что мы видели? - Ой, ну конечно, перчатки девичьей кожи. Ясно, перчатки! Крысобой повернулся к Джейн: - Слышала, что дама желает? - И щелкнул пальцами, словно она обязана ему служить. Джейн пришла в ужас, возмутилась и от волнения сказала совсем не то, что хотела: - Да меня туда и на порог не пустят! "Джеттатура" - это не мой уровень, там слишком шикарно. - Ничего, мы в тебя верим! - Крысобой встал, за ним поднялась Мартышка. Хозяйским жестом он шлепнул ее по заду, чтобы быстрее шевелилась. - Наша Сорока способнее даже, чем она сама думает. И он бросил ей воздушный поцелуй через плечо. Они с Мартышкой удалились под аплодис