л это несколько недель назад, дав возможность опозоренному человеку восстановить свою честь. Васпураканин, на самом деле совсем не такой циничный, как это могло показаться, если принимать на веру все, что он говорил, смутился. - Что ты имеешь в виду? - спросил Скаурус, удивленный заключительными словами жреца. Нейпос в замешательстве почесал голову. У него не было возможности бриться, и его макушка стала покрываться волосами. - К чему скромничать? - сказал он. - Разумеется, только человек большой души мог позволить солдату, изгнанному из императорской гвардии, восстановить уважение к самому себе. - О чем ты говоришь? - начал Марк и вдруг остановился на полуслове. Он вспомнил. Вспомнил двух часовых, которых обругал за то, что они заснули на посту перед личными покоями Маврикиоса. Старший из этих двоих был... Блемидес. Припомнил трибун и невероятную наглость, с которой врал Блемидес, когда его допрашивали, как он пытался переложить всю вину на Марка. После такого трудно было предположить, чтобы он питал добрые чувства к римлянам. А это означало... Скаурус позвал часового. - Найди проводника и приведи его ко мне. Ему придется ответить на кое-какие вопросы. Легионер выбросил вперед руку со сжатым кулаком в традиционном римском салюте и отправился выполнять приказ. Нейпос и Сенпат Свиодо уставились на Скауруса. - Значит, на самом деле ты не очень-то доверял Лексосу, да? - спросил жрец. Сделав вид, что не замечает его разочарования, Марк ответил: - Доверял? Нет, не очень. По правде говоря, после всего, что случилось за последние месяцы, я напрочь забыл о существовании этого мерзавца. Но почему ты не сказал мне о нем еще неделю назад? Нейпос с сожалением развел руками. - Я полагал, что ты узнал его и простил. - Великолепно, - пробормотал трибун. Такая забывчивость командира может дорого стоить его солдатам. Тревога Скауруса превратилась в уверенность, когда он увидел, что часовой возвращается один. - Ну?! - рявкнул он, не сумев скрыть свой гнев. - Прости, командир, я нигде не мог его найти, - ответил легионер удивленно - в отличие от Гая Филиппа, трибун обычно не срывал свое плохое настроение на солдатах. - Ну вот, дело сделано, - сказал Марк с отвращением и хлопнул себя кулаком по бедру. Только абсолютный идиот мог привести в отряд такого человека. Теперь, когда Блемидес исчез, стало ясно, что его месть была тщательно продумана заранее. То, что он сразу не узнал Блемидеса, наполнило трибуна отвращением к самому себе. Он терпимо относился к чужим ошибкам - в конце концов, людям свойственно ошибаться, однако собственные промахи наполняли его гневом, еще более жутким, чем тот, что он выплескивал на врагов во время боя. Трибун собрал свою волю в кулак, пытаясь подавить бессмысленную ярость. Прежде всего нужно подумать о том, как избежать гибельных последствий допущенной им ошибки. Во-первых, необходимо выяснить, что происходит вокруг. - Пакимер! - Кажется, я уже начинаю привыкать к такому тону, - сказал катриш, появляясь перед трибуном. - Ну, что случилось на этот раз? Марк с горечью усмехнулся. - Возможно, ничего, - сказал он, не веря этому ни на секунду. - А возможно, очень многое. Он коротко объяснил, что произошло, Пакимер выслушал трибуна без комментариев и только присвистнул. - Думаешь, он предал нас? - Боюсь, что так. Катриш кивнул. - И поэтому ты позвал меня? Пора посылать людей в погоню, не так ли? В его голосе не было суровости. В нем опять звучала легкая насмешка, с которой катриши привыкли смотреть на жизнь. - Хорошо, я пошлю несколько всадников на разведку, пусть узнают, что творится впереди. И еще один отряд - ловить нашего _д_о_р_о_г_о_г_о д_р_у_г_а_ Блемидеса, хотя вряд ли ребятам удастся его настичь. Увидев, как Марк вздрогнул, услышав это имя, он добавил: - Ни один человек не может знать все на свете, этого не дано даже самому Фосу. В противном случае здесь не было бы Скотоса. Мысль эта успокоила трибуна, но задела Нейпоса. Вера катришей была такой же свободной и легкой, как и они сами. Пакимер ушел, прежде чем жрец сумел выразить свой протест словами. Нейпос был хорошим человеком, гораздо более терпимым, чем многие другие жрецы, но были пределы терпимости, которые и он не смог бы перешагнуть. Интересно, подумал Марк, как бы ответил на реплику катриша патриарх Бальзамон? Скорее всего, он просто расхохотался бы от всего сердца. Трибуну не оставалось ничего иного как ждать возвращения разведчиков. Отряд, посланный в погоню за Блемидесом, вернулся первым - поиски беглеца не увенчались успехом, и Марка это нисколько не удивило. Берега высохшего русла были испещрены вымоинами и кавернами, в каждой из которых мог укрыться видессианин. Благодаря разведчикам весть о побеге проводника быстро распространилась по лагерю. Скаурус знал, что это произойдет, но в данном случае слухи играли ему на руку: если солдаты подозревают что-то неладное, враг не застигнет их врасплох. И если то, чего опасался трибун, было правдой, очень важно, чтобы они были готовы быстро ответить ударом на удар. С востока примчались катриши и, соскочив с коней, бросились к Пакимеру, ни слова не сказав окружившим их солдатам. Всадники Пакимера не знают римской дисциплины, но действуют весьма слаженно, в который уже раз отметил про себя трибун. Между тем известия, привезенные разведчиками, были явно неутешительными - покрытое шрамами лицо их командира утратило свое спокойное выражение. - Так плохо? - спросил Марк. - Да, - подтвердил Пакимер мрачно. - Соседняя долина кишит каздами, мои парни считают, что их в два-три раза больше, чем нас, будь они прокляты. - Я так и думал, - с горечью кивнул Марк. - Блемидес отомстил мне. Он, должно быть, все время искал каздов и удрал, как только обнаружил отряд достаточно крупный, чтобы одолеть нас. - Подсчет не точный, ты же понимаешь, - ребята только мельком взглянули сквозь разлом в горной гряде, увидели палатки, костры - и назад, - попытался ободрить трибуна Пакимер. - Костры, - повторил Марк. Костры, на которых сгорят римляне, мелькнуло у него в голове. Но что-то еще, связанное с огнем, всплыло в памяти. Нечто похожее он чувствовал, когда безуспешно пытался вспомнить, где же встречал Лексоса Блемидеса. Трибун стоял, как завороженный, стараясь понять, какое же воспоминание связано у него с кострами, с огнем... Стоит так близко, но не дается пока в руки. Пакимер начал было что-то говорить, но видя, что Скаурус глубоко задумался, оказался достаточно деликатен, чтобы не прерывать ход его мыслей. Неожиданно лицо трибуна просветлело и он радостно воскликнул: - Благодарение богам за то, что я учился греческому языку! Для Пакимера это прозвучало абракадаброй, но он был рад, что Марк снова стал самим собой. Катриш повернулся, чтобы уйти, однако Скаурус остановил его: - Скоро мне снова понадобятся твои люди. Они отличные наездники и пастухи, в отличие от моих легионеров. - Ну и что из того? - не понял Лаон Пакимер. Трибун начал было объяснять свой план, но в этот момент к ним подошел Гай Филипп и загудел: - Клянусь волосатыми яйцами Марса, я хочу знать, что здесь происходит? Весь лагерь бурлит, как котелок на огне, и никто не знает, с какой это радости. Трибун коротко обрисовал ему создавшееся положение. Второй по рангу командир легиона грязно выругался. - Не унывай, все еще может наладиться, - утешил его Скаурус. Он снова был в форме, но время подгоняло. - Возьми две манипулы и иди с людьми Пакимера. Я хочу, чтобы все деревенские коровы через час были внизу, в долине. Катриш и центурион молча уставились на него, уверенные, что трибун совсем свихнулся. Затем Гай Филипп согнулся пополам от хохота. - Какой великолепный план! - выдохнул он, чуть не рыдая. - Уж на этот-то раз мы не получим по зубам! - А, так ты тоже читал Полибия? - спросил Скаурус, пораженный и возмущенный одновременно. Ведь старший центурион утверждал, что читать по-латыни - дело слишком для него изнурительное, по-гречески - и вовсе невозможное, поскольку он не знает греческого языка. - К_о_г_о_? Ах, это один из твоих историков, да? Нет, конечно же я никого не читал. - На секунду лицо центуриона утратило хищное выражение. - Книги - вовсе не единственный способ получать и сохранять знания. Каждому ветерану известна эта выдумка Ганнибала, как известно и то, что он поплатится головой... если попадется на эту удочку. - Вы что, не можете говорить по-человечески? - раздраженно поинтересовался Пакимер, но римляне, наслаждавшиеся своей идеей, не стали объяснять ему что к чему. Зато они поделились своим планом с Виридовиксом Марк подумал, что тот, если захочет, сможет сыграть особую роль в задуманном спектакле. Выслушав командиров, кельт испустил радостный вопль. - Я удавлю любого, кто попытается занять мое место! - объявил он. Пастухи, превозносившие Скауруса до небес днем, начали проклинать его, когда сгустилась темнота. Без всяких объяснений римляне угнали куда-то весь их скот. Разумеется, у пастухов были копья и мечи, чтобы защитить себя от сборщиков податей и прочих хищников, но перед легионерами с их мечами и кольчугами и их конными соратниками они были беззащитны. Недовольно мыча, коровы, подгоняемые катришами, медленно двигались в долину. Некоторые пастушьи собаки бросились к стаду, но их быстро отогнали тупыми концами копий. В лагере Марк обнаружил, что Гай Филипп в очередной раз оказался прав - для того, чтобы кое-что знать, вовсе не обязательно читать умные книги. Когда он приказал легионерам рубить из палисада колья длиной с руку, они понимающе усмехнулись и взялись за работу с радостью ребенка, решившего учинить большую шкоду. Женщины и вступившие в легион видессиане наблюдали за ними с опаской, свойственной людям, которые следят за своими внезапно рехнувшимися друзьями. Трибуну не понадобилось отдавать других приказов, и, как только стадо прибыло в долину, римляне привязали приготовленные колья к рогам коров и быков. - Марк, что за сумасшествие тут творится? - спросила Хелвис. - Однажды твой брат Сотэрик сказал, что мои солдаты имеют в этом мире множество преимуществ: им известны фокусы и ловушки, о которых здесь никто не знает, - уклончиво ответил Скаурус. - Пришло время проверить, был ли он прав. Через минуту он, вероятно, объяснил бы ей, в чем заключается его план, но разведчик-катриш принес плохие новости: - Что бы ты ни затевал, делай это побыстрее. Несколько каздов сунулись было сюда, чтобы узнать, что здесь происходит. Я пустил в них стрелу, но в темноте, наверно, промахнулся. Скаурус в последний раз взглянул на приготовления своих солдат. Не слишком много коров успели они украсить кольями, но около двух тысяч, пожалуй, наберется. - Очень красиво, - иронически сказал Пакимер. - Ты полагаешь, что казды убегут от мчащегося на них леса? - От леса вряд ли. А от лесного пожара? Трибун взял из костра пылающую ветку и направился к стаду. Глаза Пакимера округлились. - Надо напасть на них сейчас же, говорю я тебе! - Остынь, Вахуш. До утра они от нас никуда не денутся. Толстый казд плюнул в костер и предложил кусок дымящегося мяса племяннику. Вахуш сердито посмотрел на дядю и отказался. У него был длинный изогнутый, как у видессианина, нос, узкое лицо и движения хищника, выслеживающего добычу. - Когда настигаешь врага, Припет, раздави его! - сказал он. - Так говорит Авшар, и он говорит правду. - Так и есть, - согласился Припет. - И сделать это будет легко. Если разведка не врет, видессиане носятся по лагерю, как ненормальные. К тому же нас гораздо больше, трое на одного, и это в худшем случае. Он махнул рукой в сторону многочисленных шатров. Стада в этой новой земле станут тучными и богатыми, подумал Припет. Вытащил бурдюк с вином, который добыл в недавнем бою. Это правда, что Авшар выиграл битву, которая дала кочевникам возможность получить новые земли. Но кто с той поры видел Авшара? В любом случае не колдун, лица которого никто не видел, а он, припет, вел в бой целый род. Он и его племянник - сын сестры его жены. В сражении парень показал себя совсем неплохо, не стоит его унижать. - Мы не слезаем с седел несколько недель. Если отдохнем этой ночью, то будем лучше сражаться. Бери хлеб, он уже готов. Припет отодвинул кусок железа, лежавший на кирпичах и служивший кочевникам плитой. - Ты слитком часто советуешься со своим желудком, дядя, - сказал Вахуш уверенно, и уверенность эта вытравила из голоса юноши всякую мягкость, а вместе с тем уничтожила и последнюю надежду на то, что старший выслушает его благосклонно. Припет решительно поднялся на ноги, снисходительное выражение исчезло с его лица. Племянник Вахуш ему или нет, но он зашел слишком далеко. - Если тебе хочется подраться, мальчик, иди в соседнюю долину. Вахуш резко подался вперед. - Я в любое время готов к... - Он заморгал. - Черный лук Авшара! Что это? Низкий гул пошел со стороны долины. Крики боли, ужаса последовали за ним. Припет фыркнул с отвращением. - Прочисти уши, парень. Ты что, никогда не слышал, как мычит корова? Вахуш покраснел. - Да, конечно. Скотос, я так нервничаю в эту ночь. Увидев, что момент для драки прошел, его дядя расслабился. - Не беспокойся. Крестьяне не умеют обращаться со стадами - посмотри, как они умудрились распустить своих коров. Будет неплохо, если несколько всадников пригонят стадо сюда, а заодно прихватят и беглецов, если те попытаются проскочить мимо. - Это сделаю я, - сказал юноша. - Это меня успокоит. Он направился к своей лошади, но вдруг остановился, и ужас исказил его лицо. Припет тоже посмотрел на запад и ощутил на лбу капли холодного пота. Гул креп, ширился, гремела уже вся долина, в которой спокойно спали казды. Стадо? Нет, это не могло быть стадом. Почва дрожала и вибрировала, будто вся земля корчилась в родовых схватках. Море пламени неслось на них, - по краю огненной волны скакал дьявол в темно-красном покрывале и завывал жутким голосом. Отблески огня вспыхивали алым на его поднятом вверх мече. Предводитель клана был отважным воином, закаленным в бесчисленных схватках, но с магией он связываться не хотел. - Бегите! Спасайте ваши души! - в ужасе крикнул Припет. Казды выскакивали из шатров, бросали испуганные взгляды на запад и неслись к своим лошадям. - Демоны! Демоны! - кричали кочевники, колотя пятками по конским бокам. Они боялись даже оглянуться назад. Долина опустела, как перевернутый кувшин. Огненное море пробежало по шатрам, как будто их и не было на пути. Вахуш сбежал бы со своим дядей и остальными каздами, но в течение нескольких минут не мог даже пошевелиться от ужаса. "Ты хотел напасть на них, дурень, - говорил он сам себе, - а среди них есть колдун, способный задуть Авшара, как свечку". Все ближе и ближе подступало ревущее море пламени. Юный кочевник уставился в дрожащую темноту, в страхе ожидая, что сейчас огненная волна поглотит его, как песчинку. И наконец, когда море света было уже близко, неожиданно увидел ухмыляющихся всадников, погоняющих стадо, горящие палки на рогах коров, услышал запах горящего дерева. Гнев вспыхнул в нем, освобождая душу от страха. Он вскочил на свою испуганную лошадь. Одним взмахом сабли он перерубил веревку, которой была привязана лошадь, вонзил шпоры в бока животного и поскакал навстречу безумно несущемуся стаду, высоко подняв сверкнувшую в отблесках пламени саблю. - Назад! Вернитесь назад! Это обман! - кричал он своим спасающимся товарищам, но в суматохе, в шуме, из-за расстояния они его не услышали. Но зато услышал некто иной, оказавшийся совсем рядом. - А, это ты тут шумишь! - произнес чей-то голос со странным акцентом. Слишком поздно казд вспомнил о дьявольских криках, которые неслись впереди стада. Слишком поздно заметил человека, скачущего на низенькой лошадке впереди взбесившихся животных... Длинный прямой клинок опустился на шею кочевника. Его последней мыслью, перед тем как он умер, была мысль о том, что имперские солдаты воюют нечестно. Если бы казды остановили свое паническое бегство и отважились вернуться в долину, чтобы выяснить, что же там произошло, римляне скорее всего не оказали бы им серьезного сопротивления. Обрадованные бегством врага, солдаты шумно праздновали свое чудесное спасение. Легионеры Марка и катриши Пакимера плясали с женщинами, распевали веселые песни, носились вокруг костра, пристукивая сапогами и щелкая пальцами в такт. От радости они вопили, казалось, на весь мир. Пакимер не принимал участил в празднестве, сумрачный бродил он по лагерю, погруженный в свои думы. Когда он нашел веселящегося наравне со всеми Скауруса, катриш выдернул его из кольца танцующих, чем заслужил гневный взгляд Хелвис. Но танцующие уже увлекли ее за собой. Трибун тоже готов был вспылить, но увидев глаза Пакимера, сдержался. - Стадо, - коротко сказал катриш. - Кочевники, которые всю свою жизнь проводят с животными, эти негодяи, убивающие ради развлечения, убежали, как испуганные дети, от безобидного стада коров. Он ударил себя кулаком по голове, отказываясь верить в это. Марк слишком много выпил и не нашел лучшего ответа, как только пожать плечами и глупо улыбнуться. Но Горгидас сидел достаточно близко, чтобы услышать слова Пакимера, и оказался достаточно трезв, чтобы ответить ему. По греческой привычке он разбавлял вино водой, а кроме того, любому вину предпочитал сладкие фрукты. - Мы действительно прогнали коров через лагерь каздов, - сказал он катришу. - Но как ты думаешь, что увидели кочевники? Неужели стадо коров бросилось на них в вихре пламени из темной ночи? Поверил бы ты в такое на этой земле, где магия - такое же обычное явление, как дождь? Если ты ждешь колдовства, то найдешь его в чем угодно, будь оно настоящее или мнимое. Грек криво улыбнулся. - Вера - это все, поверь мне. Изучая медицину, я научился ненавидеть магию и все, что с ней связано. А теперь увидел, что магия действительно может исцелять. Жаль, что она не слишком хорошо работает на меня. - Возможно, _т_ы_ должен работать на нее, - медленно отозвался Пакимер. - Неужели здесь каждый разговаривает как жрец? - зарычал Горгидас, но в глазах у него что-то вспыхнуло. - Нет, не все. - Виридовикс услышал последние слова, но скрытого их смысла не уловил. Кельт действительно не был похож на жреца, особенно когда каждой рукой обнимал по девушке. Марк постоянно путал его подруг. Во-первых, Виридовикс в большинстве случаев называл их просто "милая" или "дорогая", поскольку это позволяло ему не опасаться брякнуть по неосмотрительности имя соперницы. Во-вторых, хотя все три были красивыми женщинами, ни одна из них не обладала достаточно сильным характером, чтобы Скаурус выделил ее из других. Заметив Скауруса, стоящего рядом с греком и Лаоном Пакимером, Виридовикс отпустил девушек и неуклюже обнял Марка. Римлянин отвернулся - от кельта за версту несло винными парами, которые ударили Скаурусу в нос, несмотря на то что он и сам уже был навеселе. Виридовикс отодвинул трибуна от себя и некоторое время пристально разглядывал, словно видел впервые. Затем повернулся к Горгидасу, объявив: - Вы только поглядите на него! Как тихо он стоит - он, который спас нас всех. А я? Я - герой, который, сидя на потной лошадиной спине, запугал этих несчастных олухов до полусмерти. И где же слава? Где восхваления человеку, который дал мне такую прекрасную возможность поразвлечься, спрашиваю я вас? - Ты этого заслужил, - запротестовал Марк. - Что, если бы казды не ударились в бегство, а атаковали тебя? Один из них так и сделал. - Ах, этот бедный дурак? - Виридовикс презрительно фыркнул. - Ему потребовалась неделя, прежде чем он повернулся в мою сторону. Он, вероятно, обмочился от страха, и это привело его в чувство. Ну кто бы мог подумать, что я сяду на лошадь? Что я стану всадником? - Погонщиком коров - это будет точнее, - сказал Лаон Пакимер с усмешкой. - Хм-м-м... Не слишком хорошее прозвище для настоящего мужчины. - В глазах кельта запрыгали веселые огоньки. - Лучше бы ты назвал меня быком. Это гораздо ближе к истине. Не так ли, мои красавицы? - Он подтолкнул своих подружек к палатке, где они жили все вместе. В ответ на эту похвальбу девушки прильнули к нему в полном согласии. Пакимер посмотрел на Виридовикса с откровенной завистью и громко вопросил: - Что он делает там со всеми тремя сразу? - А ты спроси его, - предложил Горгидас. - Он тебе расскажет. Кем бы ни был наш кельтский друг, застенчивостью он никогда не отличался. Пакимер увидел, как три силуэта исчезли в палатке и вздохнул: - Да, я не думаю, что он застенчив. На следующее утро Марку показалось, что капли дождя, стучавшие по палатке, ударяют прямо по барабанным перепонкам. Боль тупо отдавалась в голове, во рту был противный кислый привкус. Трибун сел, и тошнота подкатила к горлу. Хелвис, услышав, что он проснулся, зевнула, улыбнулась и потянулась к мужу. - Доброе утро, милый, - сказала она и дотронулась до его руки. - Как ты себя чувствуешь? - Ужасно, - скрипнул трибун, чувствуя, что даже голос изменил ему, и обхватил голову руками. - Как ты думаешь, Нейпос умеет лечить похмелье? Он рыгнул и в смущении прикрыл рот ладонью. - Если бы существовало лекарство от тошноты, то клянусь тебе, беременные женщины уже знали бы его. Но мы можем страдать вместе, - сказала она. Однако, увидев, что Марк по-настоящему несчастен, добавила: - Я постараюсь, чтобы Мальрик не очень шумел. Мальчик уже проснулся и тянул руки к матери. - Спасибо, - искренне ответил трибун. Шумный трехлетний мальчишка мог в эту минуту довести его до могилы. Из-за сильного дождя костры развести не удалось, и римляне позавтракали холодной кашей, мясом и хлебом. Трибун не обращал внимания на ворчание солдат. Мысль о еде, о любой еде, не слишком привлекала его. Он слышал, как Гай Филипп переходил от одной группы солдат к другой, выдавая указания: - Не забывайте смазывать жиром ваши доспехи. Кожу и металл в разной степени. Это сделать гораздо легче, чем потом счищать ржавчину только потому, что однажды вы поленились сделать то, что полагается. Не забывайте также об оружии, хотя пусть боги помогут вам в вашем слабоумии, если мне необходимо напоминать и об этом. Поскольку Лексос Блемидес удрал, проводника у них больше не было и никто не мог показать римлянам дорогу к Амориону. Кроме них, в долине больше никого не было. Разгневанные пастухи, чьи стада они вчера угнали, скрылись в холмах, не желая помогать людям, которые, назвавшись друзьями, предали их. Гораздо позднее, чем это удовлетворило бы старшего центуриона, отряд начал продвигаться на юго-восток. Небо по-прежнему было серым и облачным, час за часом лил не переставая дождь. В такую погоду трудно идти ровной колонной. Вымокшие и несчастные, легионеры и их товарищи пробирались через бесчисленные каньоны, более запутанные, чем лабиринт царя Миноса. Молчаливые и мрачные, они могли только надеяться, что удача не оставит их. Под вечер дождь кончился, сквозь разорванные клочья облаков ласково взглянуло на мир солнце. Но когда это случилось, солдаты недовольно заворчали, потому что оно светило им прямо в глаза. Квинт Глабрио неприязненно покачал головой. - Удивительно устроены люди. Весь день они молили богов о появлении солнца, а теперь его же готовы проклинать. - Ты, черт подери, слишком много времени провел с Горгидасом, - сказал Гай Филипп. - И рассуждаешь, совсем как он. У Скауруса тоже складывалось такое впечатление, хотя он не слишком часто заставал младшего центуриона и врача за беседой. - Бывает и хуже, - хмыкнул Глабрио, передразнивая Гая Филиппа. Старший центурион промолчал. Далеко не все нравилось ему в Глабрио, но достоинств, на его взгляд, у младшего офицера было больше, чем недостатков. Марк был рад, что перепалка не зашла далеко. Похмелье наконец перестало терзать трибуна, но он не ел целый день, и от голода голова начала кружиться. Улаживать в таком состоянии ссору между подчиненными было бы выше его сил. Рассвет выдался ясным, по небу плыли лишь обрывки серых облаков. Красно-коричневая грязь липла к сапогам при каждом шаге. Она напоминает кровавый цвет флагов Казда, нервно подумал Марк. Ему было приятно увидеть маленькие зеленые ростки, похожие на те, что появляются весной, но Гай Филипп хрипло рассмеялся, когда трибун сказал об этом вслух. - Скоро они узнают, как горько ошиблись. - Центурион втянул ноздрями холодный северный ветер и добавил: - Снег уже не за горами. Совершенно случайно (так как проводника у них не было) они наткнулись на город через несколько часов перехода. Он назывался Аптос, и жило там не более пяти тысяч душ. Мирный, не защищенный стенами город, никогда не слыхавший о каздах, почти растрогал трибуна. Для него города, подобные этому, были наивысшим достижением Видессоса. Что могло быть чудеснее таких вот мест, где поколение за поколением жили в мире, не опасаясь появления захватчиков, которые за несколько часов уничтожают плоды многолетнего труда? Такие тихие, не тронутые войной уголки становились редкостью на западных равнинах, и скоро их не останется вовсе. Монахи, возившиеся на пропитанном дождем поле, где они выращивали овощи, с удивлением проводили глазами усталых солдат. В полном соответствии со своими обычаями они поспешили в монастырские кладовые и вскоре возвратились с буханками свежего хлеба и кувшинами вина, предлагая их любому, кто захотел бы на минуту остановиться. Скаурус испытывал к жрецам Видессоса смешанные чувства. Иногда среди них встречались чудесные люди - такие, как Нейпос и патриарх Бальзамон. Но фанатизм делал многих из них страшными в нетерпимости ко всему чужому - трибун не мог забыть вспышек мятежа против намдалени в Видессосе, попыток жреца Земаркоса устроить в Аморионе погром. Губы Марка плотно сжались при воспоминании об этом - Земаркос все еще находился в Аморионе. Позолоченные шары, венчающие храмовый купол монастыря, исчезли за спинами римлян. Когда они проходили через город, шумная ватага мальчишек окружила их, приплясывая от возбуждения и засыпая вопросами, как стрелами из лука. Правда ли, что казды ростом в три метра? Правда ли, что в Видессосе улицы вымощены жемчугом? Правда ли, что жизнь солдата - самая лучшая, потому что она полна славы? Чудесному мальчишке, задавшему последний вопрос, было лет двенадцать. Пунцовый от воинственных мыслей, размечтавшийся о битвах и славе, он готов был немедленно присоединиться к легиону. - Не верь всему, что слышишь, сынок, - сказал Гай Филипп с горячностью, какой Марк еще никогда не слышал в его голосе. - Солдатская жизнь работа, не лучше всякой другой, возможно, более грязная. Если ты пойдешь в солдаты ради славы, то, черт возьми, умрешь слишком молодым. Мальчик недоверчиво уставился на него. Так он посмотрел бы на монаха, разразившегося проклятиями в адрес Фоса. Лицо его дрогнуло. В двенадцать лет слезы приходят не часто, но жалят больно. - Зачем ты это сделал? - спросил Виридовикс. - Что плохого, если парнишка помечтает о славе, о битвах... - Помечтает? - Голос центуриона скрипнул. - Мой младший брат тоже мечтал. Уже тридцать лет прошло, как он лежит в земле. Гай Филипп посмотрел на кельта с каменным лицом, как бы вызывая его на спор. Виридовикс покраснел и ничего не ответил. Скаурус выяснил, что, несмотря на предательство проводника, они уже недалеки от цели и Аморион находится всего в четырех днях пути. Жители Аптоса указали им дорогу на юго-восток, хотя никто из них не захотел пойти вместе с отрядом. Утешением римлянам могли служить бодрые уверения горожан, что "Аморион невозможно не найти". - Очень хочу на это надеяться, - недоверчиво пробормотал себе под нос Гай Филипп. Марк был полностью согласен с центурионом. Для местных жителей ориентирами могли служить деревья и дома, но чужой в этих краях человек, руководствуясь такими приметами, рисковал не единожды сбиться с пути. Хуже всего было то, что на следующий день снова полил дождь, видимость стала хуже, а дороги, узкие от жидкой грязи, совсем раскисли и сделались непроходимыми. Телеги тонули в грязи по оси. Две лошади сломали себе ноги, и их пришлось прикончить. Солдаты помогали лошадям как могли, но толку от этого было мало. "Четырехдневная прогулка" к Амориону, которую обещали им в Аптосе, превратилась в сплошную пытку. - Я чувствую себя мокрой кошкой, - пожаловался Горгидас. Врач выглядел совсем несчастным. Его вьющиеся волосы, вымокшие под дождем, прилипли ко лбу и падали на глаза; плащ облепил тело и стал больше напоминать хитиновый покров насекомого, чем человеческую одежду. С головы до ног он был покрыт пятнами грязи. Короче говоря, выглядел примерно так же, как остальные. О чем и сообщил ему Виридовикс, громко и грубо, надеясь, что это немного встряхнет грека. Кельт был хитрее, чем казалось на первый взгляд, Скаурус видел, как он уже прибегал к этой уловке раньше и она вполне удавалась. Но сегодня грек только мрачно хмыкнул и ничего не ответил. Горгидас родился в солнечной стране, и ему нелегко было мириться с этой ужасной дождливой погодой. Виридовиксу же, привыкшему к дождю и сырости с детства, все было нипочем. Дождь все лил и лил, пока горизонт не затянуло сплошной серой пеленой. Потому-то римляне и не увидели незнакомцев, пока не столкнулись с ними почти нос к носу. Марк выхватил меч. Солдаты тоже схватились за оружие. Гай Филипп громким голосом приказал построиться, но прежде чем легионеры ринулись в бой, Сенпат Свиодо выкрикнул что-то на своем языке и подскочил к ближайшему из всадников, хватая его за руку. - Багратони! Настороженность пропала, едва он назвал это имя. Скаурус внимательно пригляделся к незнакомым всадникам. Это были не казды, а потрепанный эскадрон васпуракан, таких же беженцев, как и римляне. Гагик Багратони силой выдернул свою руку из рук Свиодо. Накхарар так же, как и трибун, ожидал увидеть каздов и тоже собирался отдать приказ к последней отчаянной атаке. - Это римляне, это друзья! - крикнул он своим усталым всадникам. Лица осветились неуверенными улыбками, словно люди вспомнили что-то давно забитое. Когда трибун подошел, чтобы поздороваться а Багратони, его поразило страшно осунувшееся лицо накхарара. Оно похудело до невозможности; под глазами залегли глубокие тени. Это было лицо старика, но не льва, полного сил и бодрости. Хуже всего было то, что его неиссякаемая энергия, казалось, исчезла навсегда. Тяжелый груз страданий надломил этого сильного человека и сделал его совсем беззащитным. Гагик тяжело спрыгнул с коня. Второй по рангу командир отряда, Месроп Анхогхин, поддержал его за плечи. Лицо Месропа, для которого пережитое горе тоже не прошло бесследно, было таким же бледным и изможденным, как и у Багратони. - Приветствую тебя, - сказал он, истощив весь свой запас видессианских слов. - Рад видеть тебя, - кивнул римлянин. Сенпат Свиодо подошел ближе, чтобы помочь с переводом, но Скаурус заговорил с Гагиком Багратони, который свободно владел языком Империи, хотя и выговаривал слова с жестким акцентом. - Много ли каздов находится между нами и Аморионом? Могут ли они остановить нас? - спросил трибун васпураканина. - Аморион? - тупо повторил накхарар. - Откуда ты знаешь, что мы идем из Амориона? - Ну хотя бы по тому направлению, откуда вы двигаетесь. А кроме того... - Скаурус махнул рукой, показывая на людей накхарара. Большинство шедших с Гагиком Багратони были васпураканами, изгнанными со своей земли каздами. Они осели в Аморионе или рядом с ним вместе со своими семьями. Васпуракане оставили в этом городе жен и подруг, когда пошли на службу в армию Империи. Некоторые женщины находились сейчас с ними, такие же усталые и измученные, как и воины, с которыми они ехали. Некоторые... Но где остальные, где жена Багратони, пышная веселая Забел, которую Марк встречал, когда гостил в доме накхарара? - Гагик, - спросил он с тревогой в голосе, - что с Забел? Он остановился, не зная, как продолжать. - Забел? - Багратони повторил имя жены так, словно с трудом вспомнил, о ком идет речь. - Забел мертва... - медленно сказал он и неожиданно всхлипнул. Плечи его беспомощно опустились, слезы потекли по щекам, сливаясь с каплями равнодушного ко всему дождя. Вид крепкого прежде вождя, разбитого, плачущего, полного отчаяния, был куда хуже, чем любая из бед, которые прежде обрушивались на римлян. - Позаботься о нем, хорошо? - прошептал Скаурус Горгидасу. Печаль и сострадание в глазах грека сменились раздражением. - Ты вечно хочешь, чтобы я творил чудеса, но я всего лишь врач, - проворчал он и шагнул к Багратони, бормоча: - Пойдемте со мной, я дам вам кое-что, и вы как следует выспитесь. - Я дам ему настойку травы, которая погрузит его в сон дня на два, - добавил врач специально для Скауруса по-гречески. - Это ему немного поможет. Накхарар, равнодушный ко всему окружающему, дал себя увести. Марк терпеть не мог неизвестности и тут же стал с помощью Сенпата Свиодо расспрашивать васпуракан о том, что же с ними произошло, что повергло их командира в такое ужасное состояние. Он услышал то, чего опасался и о чем сам уже начал догадываться. Солдаты Багратони были окружены на поле битвы возле Марагхи, но отчаянная храбрость помогла им вырваться из кольца врагов. Молодые воины остались сражаться в горах Васпуракана, остальные прошли через Клиат и направились прямо в Аморион, чтобы забрать оттуда свои семьи. После кровавой битвы и трудного похода по выжженным полям и селениям западных территорий Видессоса то, что они обнаружили в Аморионе, было самым тяжелым ударом для них. В то время как одни видессиане воевали с ними плечом к плечу против кочевников, другие, живущие в Аморионе, используя в качестве предлога религиозные разногласия, обрушились на оставшихся в городе васпуракан куда более жестоко, чем казды. С комком, подступившим к горлу, слушал трибун неспешный рассказ Месропа, знал заранее, каким будет его окончание. Погром возглавил жрец Земаркос. Марк помнил фанатично горящие глаза тощего монаха, слепо ненавидевшего любого, кто не следовал его вере. И еще он вспомнил, как сам же и остановил Гагика, когда тот хотел покончить с Земаркосом, насмехавшимся над Багратони и назвавшим свою собаку именем Васпура - легендарного принца, бывшего предком всех васпуракан. К чему же привело милосердие трибуна? К тому, что дикий вопль: "Смерть еретикам!" - огласил улицы Амориона, и слепая ярость фанатика обрушилась на беззащитных жен и детей тех, кто сражался с каздами далеко от города, злоба толпы была столь велика, что нападению подверглись даже солдаты Багратони, когда они вернулись. Во время уличных драк ярость была столь же важна, сколь и дисциплина, а васпуракане, к тому же, были утомлены бесконечными стычками с кочевниками и тяжелым переходом. Все, что они могли, - это спасти уцелевших. Для большинства же спасение пришло слишком поздно. Месроп Анхогхин говорил медленно, с неподвижным, ничего не выражавшим лицом, останавливаясь после каждой фразы, чтобы дать возможность Сенпату Свиодо перевести его речь на язык Империи. - Мы - первое творение Фоса, - закончил свой рассказ васпураканин. - И я нахожу естественным и справедливым, что он испытывает нас более жестоко, чем обычных людей. Месроп посмотрел прямо в глаза трибуну - высокий для васпураканина, он был почти одного роста с Марком. - Это не ответ, - простонал римлянин. Не наделенный особой верой в бога, он не мог понять той силы, которую она давала другим. Анхогхин, казалось, почувствовал это и, отвечая на невысказанные мысли Скауруса, произнес: - Возможно, для тебя и нет. Тогда подумай вот о чем. Попросив моего господина пощадить Земаркоса, ты сделал это не из любви к жрецу, а для того лишь, чтобы убитый не стал мучеником и символом мщения для фанатиков. Но кто знает, не внушил ли тебе эти мысли сам Фос? Ведь если бы Земаркос тогда погиб, все могло бы обернуться еще хуже. Анхогхин ничего не говорил о прощении, просто потому, что ему нечего было прощать римлянину. Стоя по колено в грязи, Скаурус долго молчал, не чувствуя капель дождя, стекающих по его лицу. - Благодарю тебя, - прошептал он наконец. Ярость вспыхнула в трибуне, когда он подумал, что васпуракане, спокойные, добрые люди, единственное желание которых было жить в мире, не могли найти его ни в своей завоеванной каздами земле, ни в Аморионе, где они искали пристанище. Освободить Васпуракан он не мог - всей мощи Империи не хватило для этого, но что касается Амориона... В Марке неожиданно проснулся хищник, и сам он не узнал своего голоса, когда проговорил: - Мы отомстим за ваших близких. Гнев и боль смели всю его рассудительность, осторожность и расчетливость. - Да! - закричал Сенпат Свиодо возбужденно. Горячий васпураканин готов бил на что угодно, лишь бы не сидеть сложа руки. Но когда он перевел слова Скауруса Месропу Анхогхину, тот отрицательно покачал головой: - Бесполезно. Те из нас, кто спасся, уже в безопасности, а мертвым не нужна наша месть. Эта земля видела довольно смертей. Казды только посмеются, если мы начнем драться друг с другом. Скаурус открыл было рот, но возражения замерли у него на устах. Если бы ситуация была иной, он только поиздевался бы над подобными аргументами. Но Анхогхин, стоящий под проливным дождем с усталым отчаянием в глазах, не мог быть объектом для смеха. Плечи Марка бессильно опустились. - Будь все проклято, но ты прав, - сказал он угрюмо и, увидев разочарование в глазах Свиодо, добавил: - Если дорога вперед закрыта, нам лучше возвратиться в Аптос. Повернувшись к солдатам, чтобы отдать приказ, он впервые в жизни чувствовал себя постаревшим. 3 Аптос, расположенный на холмах к северо-западу от Амориона, был совсем неплохим местом для зимних квартир, и очень скоро Скаурус убедился в этом. В удаленной от людей долине не было каздов, но слухи о том, что они рядом, доходили сюда, и гарнизон солдат был для местных жителей весьма кстати. Горожане знали о поражении, постигшем Империю, не понаслышке: местный магнат по имени Скирос Форкос отобрал отряд крестьян, чтобы сражаться с каздами на стороне Маврикиоса. Ни один из ушедших не вернулся, и теперь уже их родные и друзья поняли, что они не вернутся н_и_к_о_г_д_а_. Сын и наследник Форкоса был мальчиком одиннадцати лет. Во время отсутствия мужа хозяйством управляла вдова Форкоса, Нерсе, - женщина суровой красоты, она смотрела на жизнь холодными глазами. Когда римляне вернулись в Аптос, Нерсе встретила их, как правящая королева, в окружении всадников - не то придворных, не то охраны. Обед, на который она пригласила Скауруса и его офицеров, тоже напоминал официальную церемонию. Если римляне, заметив большое количество охранников, защищающих усадьбу Форкосов, ни слова не упомянули об этом, то и Нерсе не выказала удивления, увиден двойной взвод легионеров, сопровождающий трибуна и его офицеров. Возможно, в результате этого взаимного молчания обед, состоящий из жареной козлятины с луком и картошкой, вареных бобов и капусты, свежевыпеченного хлеба и дикого меда и засахаренных фруктов, прошел довольно гладко. Вино лилось рекой, хотя Марк, заметив умеренность хозяйки и вспомнив печальные последствия своей недавней невоздержанности, пил не слишком много. Когда служанки унесли со стола о