Для длинных речей времени не осталось - враг был совсем близко. Солнце едва поднялось над горизонтом, и трибун не мог как следует разглядеть противника. Некоторые всадники были похожи на кочевников - каморов или даже каздов, в то время как другие... Копья на мгновение сверкнули красным... Намдалени, мрачно подумал Марк. Сфранцез нанял самых лучших бойцов. - Дракс! Дракс! Великий барон Дракс! - кричали солдаты Княжества, превратив имя своего командира в боевой клич. - Вперед! - рявкнул Туризин Гаврас, и его всадники пустили коней в галоп. Загудели луки, один из намдалени вывалился из седла: стрела, пущенная с дальнего расстояния, впилась ему в глаз. Легкая кавалерия гарцевала впереди намдалени, растянувшись от римлян до отряда Туризина, но поле было слишком узким, чтобы им удалось ударить и успеть отскочить. Тяжело вооруженные кавалеристы видессиан и васпуракан пробились сквозь ряды кочевников и понеслись на солдат Княжества, атаковавших ядро армии Императора. Великий барон Дракс прибил из Княжества совсем недавно и полагал, что единственные солдаты, с которыми следует считаться, - это халога. Слухи о римлянах не дошли до него, и он принял их за новобранцев-крестьян, которых Туризин наскреб Фос знает где. Прежде всего следует быстро раздавить их, а затем уже приняться за кавалерию Гавраса, решил он. Сущие пустяки. Барон взмахнул щитом, показывая своим людям направление атаки, затем пришпорил лошадь и поскакал к легионерам. Скаурус ждал атаки, ощущая во рту противную сухость. Грохот копыт, яростные крики воинов, похожих на ожившие бронзовые статуи, длинные копья, каждое из которых направлено ему в грудь. Марку показалось, что он чувствует, как его солдаты словно вздрогнули от желания убежать от этой лавины. Сжав меч, он взметнул вверх правую руку. Барон Дракс нахмурился. Почему эти новобранцы-крестьяне не спасают свои цыплячьи души? - Вперед! - крикнул трибун. Отряд копьеносцев рванулся вперед, за ним второй, третий... Кони ржали, вставали на дыбы и падали, пронзенные копьями, подминая под себя всадников. Следующие за ними спотыкались о тела павших и тоже валились на землю. Намдалени, в щиты которых попадали копья римлян, ругались и отбрасывали их в сторону - наконечники копий, сделанные из мягкого металла, застревали вместе с древком в щитах и делали их бесполезными. Легионеры немного подались назад, не сумев полностью остановить напор атакующих. Затрубили трубы, сзывая солдат с флангов закрыть бреши в центре. Конная атака захлебнулась, римляне выдержали первый удар, началась отчаянная рубка. Воину, бросившемуся на Скауруса, было около сорока лет. На правом глазу его красовалась повязка, а мизинец на руке был искривлен. Он направил на Марка свое копье, тот увернулся и в свою очередь сам нанес колющий удар. Меч разнес в щепки деревянный щиток на копье, защищающий руку. Намдалени перехватил сломанное копье поудобнее, используя его как дубинку. Скаурус снова пригнулся, затем вскочил и нанес врагу сильный удар в грудь. Он почувствовал, как острие пронзило кольчугу и вошло в тело. Наемник Сфранцеза дико вскрикнул, застонал, красная пена показалась на его губах, и он рухнул на землю. Рядом с Марком Зеприн Красный поднял свой длинный халогский боевой топор и обрушил его на голову лошади. Удар был так силен, что мозги брызнули в разные стороны и лошадь, остановившись на всем скаку, начала оседать наземь, подобно кораблю, с ходу налетевшему на подводный камень. Подмятый ею намдалени вскрикнул, однако мучиться ему пришлось недолго - второй удар могучего топора успокоил его навеки. Пеший наемник ударил Скауруса мечом, и трибун успел вовремя поднять свой щит - тяжелый большой _с_к_у_т_у_м_. Римский щит был больше и тяжелее, чем тот, которым закрывался островитянин. Марк нанес врагу сильный удар своим щитом. Солдат из Княжества оступился, споткнувшись о ногу убитого, и Марк пронзил его горло мечом. Хотя атака намдалени была остановлена, бились они с умением и мужеством, столь хорошо известными Марку. - Эй, кто-нибудь, киньте мне новый меч! - крикнул Луциллий, известный остряк и сквернослов, отбросив свой разбитый ударом копья гладий. Однако, прежде чем кто-либо успел прийти ему на помощь, лошадь наемника втоптала его в землю. - Во имя богов, почему бы этим ублюдкам не воевать на нашей стороне? Нам так нужны хорошие солдаты! - пропыхтел Гай Филипп. На правой стороне его шлема появилась вмятина, а лицо заливала кровь, текущая из глубокой царапины над бровью. Волна битвы разделила их, прежде чем Скаурус успел ответить. Намдалени выбросил вперед руку с мечом, стараясь поразить упавшего на землю солдата Туризина. Он промахнулся, выругался и занес меч для второго удара. Наемник бил настолько занят своей жертвой, что не заметил Марка, напавшего на него сзади. Выдернув меч из тела намдалени, Марк помог подняться упавшему и уставился на солдата, все еще не веря своим глазам. - Спасибо, - сказала Неврат и поцеловала его в губы. Марк покачнулся, словно от удара. Взмахнув узкой саблей, девушка снова бросилась в битву, оставив его стоять с раскрытым от изумления ртом. - Слева, командир! - крикнул кто-то. Трибун машинально вздернул скутум. Наконечник копья скользнул по краю щита, а намдалени помчался дальше, не нанося повторного удара. Марк встряхнулся - удивление едва не стоило ему жизни. С диким воем Виридовикс прыгнул на лошадь позади врага и стащил его с седла на землю. Он взмахнул мечом и перерубил горло неудачливому наемнику. Кровь брызнула фонтаном, кельт торжествующе вскрикнул, поднял окровавленную голову и бросил в ряды намдалени, которые в ужасе закричали и попятились. Когда началось отступление, барон Дракс был не слишком опечален. Эти пехотинцы Туризина, кем бы они ни были, воевали как настоящие солдаты. С такими воинами он прежде не встречался. Ряды их гнулись, но не ломались, они так умело перебрасывали солдат с места на место, заполняли образовавшиеся бреши так быстро и своевременно, что прорвать их строй было невозможно. Это настоящие профессионалы, подумал Дракс с невольным одобрением. На левом фланге намдалени катриши осыпали усталых солдат барона стрелами и тут же уносились прочь, точь-в-точь как он хотел поступать с людьми Туризина, бросив на них отряд кочевников. Но легкая кавалерия Дракса оказалась зажата между его солдатами и приближающимся противником. Очень скоро они бросятся бежать - стоять и ждать разгрома каморы не будут. С кривой усмешкой барон из Намдалена понял, что если кавалерия Гавраса пробьет ряды кочевников и обрушится на его увязших в атаке солдат, результат будет трагическим. В конце концов, командир наемного отряда должен больше заботиться о себе, чем о тех, кто ему платит. Если он потеряет своих людей, ему нечего будет предложить покупателю. Барон резко повернулся на вздыбленной лошади. - Трубите отступление! - крикнул он. - Всем назад, в лагерь! И сохраняйте порядок, во имя Игрока! Марк слышал приказ, который Дракс отдал своим людям, но не был уверен, что правильно понял его. Между собой намдалени говорили на диалекте, который резко отличался от видессианского языка, употребляемого в Империи. Но скоро трибун понял, что не ошибся, - натиск противника ослабел, солдаты Княжества оставляли поле битвы. Они делали это мастерски. Намдалени хорошо знали свое дело и неплохо прикрывали отступление, не давая легионерам возможности обратить их бегство. Трибун, впрочем, и не собирался преследовать их. Частично он руководствовался теми же соображениями, что и барон Дракс, не желавший терять солдат попусту. Еще более важным обстоятельством было то, что преследовать кавалерию пехотой весьма опасно: если во время погони намдалени решат нанести удар, то смогут отсечь и уничтожить большую часть его немногочисленного отряда. В таком беспорядке римляне были достаточно уязвимы для тяжеловооруженных конных копейщиков. Катриши и кавалерия Гавраса, преследуя отступающих солдат Сфранцеза, сделали все возможное, чтобы обратить их в бегство, однако намдалени и кочевники все еще численно превосходили армию Туризина и отступали в полном порядке. Скаурус взглянул на небо и издал удивленный возглас. Солнце, казалось, всего несколько минут назад светившее прямо им в глаза, ушло уже далеко на запад. Марк только сейчас понял, что устал, голоден, иссушен, как видессианское плато в жаркий летний день. Ему необходимо было отдохнуть. Рана на правой руке, не замеченная им в пылу сражения, дала о себе знать пульсирующей болью. Попавший в нее пот еще больше усиливал боль. Трибун сжал и развел пальцы - все в порядке, сухожилия не повреждены. Легионеры обыскивали трупы убитых врагов, приканчивали раненых лошадей и тех намдалени, которых уже невозможно было спасти. Противники с более слабыми ранениями получали ту же быструю грубоватую помощь, что и сами римляне, - их можно было обменять на пленных или вернуть за выкуп, и потому жизни их ничего не угрожало. Тяжело раненных римлян перенесли на носилках в лагерь, где их уже должны были ждать Горгидас и Нейпос. Толстенького жреца Марк заметил, когда тот давал указания десятку женщин, занятых обработкой ран и повязками. Горгидаса поблизости видно не было, и, удивленный этим, Скаурус поинтересовался, где находится врач. - Разве ты не знаешь? - обернулась к трибуну одна из женщин, помогавших Нейпосу. Марк глупо уставился на нее. Нейпос мягко сказал: - Ты все узнаешь в своей палатке, Скаурус. - Что? Почему он?.. Ох! - Марк бегом бросился к палатке, хотя еще секунду назад еле стоял на подкашивающихся ногах. Он едва не столкнулся с Горгидасом, появившимся из-под брезентового полога. - Привет. Как прошла твоя глупая битва? - приветствовал врач трибуна. - Мы победили, - машинально ответил Марк и, заикаясь, спросил: - Как?.. Хелвис, я... - больше он не смог выдавить из себя ни слова. Сейчас у него были более важные дела, чем война. - Все в порядке, мой друг. У тебя родился сын, - сказал Горгидас. Его суровое лицо разгладилось, а глаза сияли. Врач взял трибуна за руку. - А.. а Хелвис? Как она? - спросил Марк, хотя, судя по улыбке грека, все было в порядке. - Как следовало ожидать и даже лучше. Пожалуй, это были самые легкие роды из тех, что я принимал. Заняли всего полдня. У нее широкие бедра, к тому же это не первый ребенок. Да, с ней все хорошо. - Благодарю тебя, - сказал трибун. Горгидас все еще держал его за локоть. Он по-прежнему улыбался, но глаза его печально смотрели куда-то вдаль. - Я завидую тебе, - медленно произнес он. - Должно быть, это прекрасно - быть отцом. - Так и есть, - ответил Марк, удивленный грустью, прозвучавшей в голосе грека. Он подумал, что Горгидас, должно быть, очень ранимый человек, и был тронут его доверием. - Благодарю тебя, - повторил он снова. Их глаза встретились, и на какое-то мгновение они почувствовали, что понимают друг друга полностью. Это длилось недолго, а потом к Горгидасу вернулась его обычная невозмутимость. - Некогда мне болтать, - сказал он, слегка подтолкнув трибуна к палатке. - У меня много дел. Нужно поставить кучу заплаток на дырявые шкуры дураков, которые предпочитают отнимать жизни, вместо того чтобы творить их. С Хелвис была подруга Муниция, Ирэн, со своей двухмесячной девочкой. Вероятно, в ожидании Горгидаса, она начала открывать боковую часть тента, когда Марк, все еще разгоряченный, в пыльных и грязных доспехах, ввалился в палатку. Здесь было душно, пахло потом и кровью, как на поле битвы, и Марк подумал, что у женщин свои сражения, не менее тяжелые, чем у мужчин. - Что с Муницием? Он не ранен? - спросила Ирэн тревожно. - Нет, цел и невредим. Он толковый боец и получил всего одну царапину. Голос трибуна разбудил дремавшую в постели Хелвис. Марк склонился над ней и нежно поцеловал ее. Ирэн, успокоенная тем, что ее Муниций жив, тихо выскользнула из палатки. Хелвис устало улыбнулась трибуну. Ее мягкие каштановые волосы растрепались и были мокрыми от пота, глубокие тени лежали под глазами. И все те лицо ее сияло торжеством, когда она подняла закутанный в одеяло из шерсти ламы сверток и проглянула его Скаурусу. - Дай, дай мне посмотреть на него, - сказал Марк, осторожно принимая из ее рук легкую ношу. - На него? Ты уже видел Горгидаса? - спросила Хелвис обличающим голосом, но Марк не слушал ее, глядя в лицо своего новорожденного сына. - Он похож на тебя, - мягко сказала Хелвис. - Что? Глупости. Ребенок был красный, в морщинках, с плоским носиком и почти безволосый. В нем едва можно было признать человека, а уж о каком-то сходстве говорить и вовсе не приходилось. Большие серо-голубые глаза остановились на трибуне. Ребенок задвигался. Скаурус, непривычный к таким вещам, чуть не уронил его. Сморщенная ручка вылезла из-под одеяла, и показался крошечный кулачок. Марк осторожно подставил палец, и малыш схватил его с удивительной силой. Трибун поразился идеальной миниатюрности создания. Ручки, ножки, крошечные коготки - все это умещалось на двух его ладонях. - Он полностью завершен, - сказала Хелвис, неправильно истолковав пристальный взгляд трибуна. - Десять пальцев на руках и ногах. Все, как полагается. Они рассмеялись, а ребенок заплакал. - Дай его мне, - сказала Хелвис и прижала сына к груди. Малыш сразу успокоился. - назовем его, как договаривались? - Да, наверное, - вздохнул трибун. Ему не слишком нравилась заключенная несколько месяцев назад договоренность, он предпочел бы чисто римское имя, хорошо звучавшее по-латыни, чтобы продолжить род Скаурусов. Но Хелвис протестовала, считая, что в этом случае будет обойден ее род Договорились на том, что мальчика в честь ее отца назовут Дости, а когда будет необходимо, добавят к нему латинское имя Скауруса. - Дости, сын Амелия Скауруса, - сказал Марк с удовольствием и усмехнулся, взглянув на малыша - А знаешь, имя нашего сына длиннее, чем он сам. - Ты сумасшедший, - сказала Хелвис, но тоже улыбнулась. 5 Летнее солнце стояло высоко в небе. Город Видессос, столица и сердце Империи, носящей его имя, сверкал в ярких лучах. Белый мрамор, темный песчаник, красные кирпичи и, конечно же, мириады золотых шаров на храмах Фоса - все это было так близко, что, казалось, протяни руку и дотронешься до них. Но между армией, стоящей на западном берегу пролива, называемом видессианами Бычий Брод, и таким желанным и близким городом неутомимо сновали патрульные корабли Ортайяса Сфранцеза. Он, правда, потерял дальние береговые пригороды, но его боевые корабли по-прежнему контролировали пролив. Когда армия Сфранцеза отступила, она не оставила Гаврасу ничего, кроме десятка рыбачьих баркасов. Даже Туризин, кипящий от желания схватиться с предателем, не решался пересечь пролив с такой жалкой "флотилией" - ведь его ждали боевые корабли. Вынужденный остановиться, он изливал свое раздражение на армию. Туризин собрал своих офицеров в бывшей резиденции губернатора, совсем недавно удравшего к Ортайясу. В окно, выходящее на восток, открывался великолепный вид на Бычий Брод и Видессос, и Марк подозревал, что Гаврас выбрал эту комнату, чтобы подтолкнуть своих военачальников к решительным действиям. - Туризин, без кораблей мы состаримся здесь, - сказал Баанес Ономагулос. - Мы можем набрать армию в десять раз больше этой, но стоить она будет не больше фальшивого медяка. Нам нужно взять под контроль море. Баанес ударил палкой по столу. Рана изувечила и укоротила его левую ногу, но не укротила дух. Туризин гневно сверкнул глазами, его взбесил покровительственный тон Баанеса. Низкорослый, худой и лысый, Ономагулос был другом Маврикиоса Гавраса с детства и до сих пор не считал, что младший брат Императора занял место, полагающееся ему по праву. - Я не могу создать флот мановением руки, - буркнул Туризин. - Сфранцез хорошо платит своим капитанам, он прекрасно знает, что только это и удерживает его голову на плечах. Марк полагал, что это преувеличение. Отсюда были хорошо видны не только великолепные здания и чудесные сады города, но и его укрепления, самые мощные из всех, которые римлянин когда-либо видел. Даже если они каким-то образом переберутся через Бычий Брод, перспектива брать штурмом эти двойные стены может устрашить любого военачальника. Ну что ж, сначала разрешим одну проблему, потом другую, подумал трибун. - Думаю, Ономагулос прав. Без кораблей мы проиграем. Почему бы не получить их из Княжества? - впервые подал голос Аптранд, сын Дагобера. Его островной акцент был так силен, что мог сойти за диалект халога, родичей намдалени. Солдаты Аптранда, прошедшие путь от Фанаскерта до побережья через западные равнины, были новичками в Видессосе. - Так, новая идея, - сухо сказал Туризин. Предложение это явно пришлось Гаврасу не по душе, но силы Аптранда превышали его собственные на треть и ему приходилось выбирать выражения. Намдалени ответил ему ледяной улыбкой. Зима стояла в его холодных голубых глазах, где, казалось, отражался лед его родины, завоеванной предками Аптранда двести лет назад. Отвечая иронией на иронию, он спросил: - Ты ведь не можешь сомневаться в нашей лояльности, верно? - Разумеется, нет, - ответил Туризин, и фраза эта вызвала у присутствующих приглушенные смешки. Княжество Намдален было колючкой в теле Видессоса с момента своего бурного рождения. Завоеватели-халога недолго оставались грубыми пиратами и многому научились у своих более цивилизованных подданных. Это сделало их потомков грозными воинами. Они сражались за Империю, это правда, но как сами намдалени, так и те, кто платил им, хорошо знали, что островитяне разорвали бы Видессос на части при первой возможности. - Так вы наймете наши корабли? - требовательно спросил у Гавраса Сотэрик, сын Дости. Брат Хелвис сидел по правую руку от Аптранда - молодой намдалени многого достиг с тех пор, как трибун видел его в последний раз. - Вы скорее выиграете войну с нашей помощью, чем проиграете ее без нас, а? Скаурус моргнул: Сотэрик всегда спрашивал так, чтобы можно было ответить только "да". Длинный гордый нос намдалени напоминал о его видессианских предках, но в остальном он очень походил на свою сестру. Туризин посмотрел на Сотэрика, перевел взгляд на трибуна и снова уставился на намдалени. Марк сжал губы - он знал, что Император все еще подозрительно относится к дружеским и кровным связям, существующим между островитянами и римлянами. - Возможны и другие варианты. - Гаврас прямо взглянул на трибуна. - Что скажешь ты? Пока что я не слышал от тебя ни слова. Трибун был рад, что ему удалось ответить спокойно. - Корабли нам необходимы, но, где их достать, я не знаю. Мы, римляне, всегда лучше сражались на суше, чем на море. Высади меня на другом берегу Бычьего Брода, и, клянусь, ты услышишь обо мне. Туризин мрачно улыбнулся: - Охотно верю. В тот день, когда ты не скажешь того, что думаешь, я начну подозревать тебя. Молодец, что молчал. Лучше уж молчать, чем. молоть ерунду, когда сказать нечего. Марк кивнул, соглашаясь с приговором Императора, и неожиданно для самого себя произнес: - Когда-то мы вели войну со страной, которая называлась Карфаген. У нее был сильный флот, в то время как у нас не было никакого. Мы изучили выброшенный на берег карфагенский корабль и построили такой же. Очень скоро Рим стал сражаться с Карфагеном на море. Почему бы и нам не построить флот? Эта мысль не приходила в голову Гаврасу - он рассчитывал только на уже существующие корабли. Марк подумал, что морщины вокруг его рта год назад были менее резкими. Наконец Император спросил: - Сколько времени потребовалось вам на то, чтобы построить свои корабли? - Историки пишут, что первый корабль строили шестьдесят дней. - Слишком долго, слишком долго, - пробормотал Туризин, обращаясь больше к себе самому, чем к своим офицерам. - Я не могу терять и дня. Один Фос знает, что творят у нас за спиной казды. - Не только один Фос знает это, - сказал Сотэрик, но так глухо, что Гаврас не расслышал его слов. Новости, принесенные намдалени из путешествия по Империи, были невеселыми. Они не слишком любили Туризина Гавраса, но предпочитали, чтобы он скорее выиграл гражданскую войну - тогда у них появится надежда вернуть занятые врагом западные провинции. Император наполнил свою кружку вином из красивого серебряного с позолотой кувшина, принадлежавшего бывшему губернатору. Гаврас плюнул на темный пол в знак презрения к Скотосу и его злу, затем поднял глаза и руки вверх и помолился Фосу. Этот ритуал при питье вина Скаурус видел в первый день их прибытия в Империю и сейчас с некоторым удивлением осознал, что молитва ему понятна. Горгидас был прав: постепенно Видессос накладывает на него свой отпечаток. В получасе верховой езды от пригорода, который видессиане называли просто "Напротив", цитрусовые плантации спускались прямо к морю, оставляя у воды лишь тонкую полоску песка. Скаурус привязал свою лошадь у небольшого лимонного дерева и тихонько выругался, уколов в темноте руку о жесткие шипы. Близилась полночь, и луна не светила. Люди, спрыгивавшие с лошадей рядом с римлянином, были едва различимы под странным звездным небом Видессоса. Свет, исходящий от великого города, раскинувшегося на восточном берегу пролива, был бы очень кстати, но его почти полностью закрывал силуэт военной галеры. - Чума на эти стремена, - пробормотал по-латыни Гай Филипп, слезая с коня. - Я знал, что забуду об этих проклятых штуках. - Тихо там, - сказал Туризин Гаврас, подходя к песчаному пляжу. Разглядеть следовавших за ним людей было трудно, в глаза бросались бритая голова и толстая фигура Нейпоса. Хромающего Ономагулоса тоже было нетрудно узнать, но большинство офицеров были высокого роста и в темноте не отличались друг от друга. Гаврас вытащил из-под плаща потайной фонарь и трижды просигналил им. Рядом затрещал сверчок, и это было так похоже на ответный сигнал, что люди вздрогнули и засмеялись быстрым, нервным, почти беззвучным смехом. Но Туризин ждал другого ответа. - Нас здесь слишком много, - беспокойно сказал Ономагулос и спустя несколько секунд добавил: - Твой драгоценный друг давно уже удрал. - Тсс, - сказал Гаврас, сделав движение, почти незаметное в темноте. На корме неподвижной галеры дважды мелькнул огонек. Туризин удовлетворенно хмыкнул и в свою очередь два раза приоткрыл фонарь. В течение нескольких секунд все было тихо, затем Марк услышал плеск воды - похоже, с галеры спустили лодку. Рука трибуна сжала рукоять меча, и он вспомнил слова о "других вариантах", произнесенные Императором неделю назад. Эта операция казалась Скаурусу самоубийственно глупой, если адмирал, находящийся на борту этой галеры (дрангариос флота, таково было его полное звание), выберет предательство и высадится на берег со своими матросами, борьба с Ортайясом окончится очень скоро. Туризин только посмеялся над его опасениями. - Ты не знаешь барона Леймокера, потому и порешь такую чушь. Если он обещал нам безопасность, значит, беспокоиться не о чем. Этот человек никогда не лжет. Лодка вышла из тени, и Скаурус убедился, что Гаврас был прав - в ней сидело всего три человека: двое гребцов и, вероятно, сам адмирал - дрангариос флота. Лодка двигалась быстро и бесшумно, зеленовато-голубое свечение вспыхивало при каждом ударе весел. Наконец киль мягко зашуршал по песку, матросы выскочили на берег и втянули лодку на пляж. Леймокер прыгнул на песок и широкими шагами направился к группе людей, ожидавших его у деревьев. Был ли адмирал удачлив, или зрение не изменяло ему даже ночью, но как бы то ни было, Императора он узнал сразу. - Здравствуй, Туризин, - Леймокер энергично пожал руку Гаврасу. - Эти ночные вылазки - дело темное и совсем мне не по душе. Голос у него был глубоким и хриплым, огрубевшим от многолетних скитаний по морям, во время которых адмиралу приходилось перекрикивать шум ветра и волн. Даже услышав этот голос впервые, Марк понял, почему Туризин Гаврас доверял его обладателю. Представить себе этого человека предателем было просто невозможно. - Да, дело темное, - согласился Гаврас. - Но оно может привести нас к свету. Помоги нам перебраться через Бычий Брод и вышвырнуть из города этого дурака Ортайяса и его паучьего дядю. Во имя Фоса, друг, за полгода ты мог насмотреться, как они управляют государством. Они не умеют даже чистить красные сапоги императора, не говоря уже о том, чтобы носить их. Тарон Леймокер задумчиво вздохнул. - Я присягал Ортайясу Сфранцезу, когда было еще неизвестно, жив ты или умер. Лед Скотоса - последнее прибежище для тех, кто нарушает клятву. - Неужели ты будешь сидеть и ждать, пока Империя развалится из-за твоего дурацкого понятия о чести и благородстве? - возразил Туризин. Иногда Император выражался совсем как Сотэрик, но Скаурус видел, что с Леймокером он взял верный тон. - Почему бы тебе не действовать вместе с ними, а не против них? - ответил Леймокер. - Они дружественно предлагают тебе титул, который ты носил при своем брате, пусть Фос освещает его душу! Они ясно выразили желание скрепить дружбу любой клятвой, какую ты пожелаешь. - Если бы это было возможно, то я сказал бы им, что ценю клятвы Сфранцеза меньше, чем отчеканенные им монеты. Фраза достигла цели - Леймокер засмеялся, прежде чем успел спохватиться. И все же мнения своего он не изменил. - Ты стал недоверчив, - сказал он. - Однако помни, что ты и Сфранцез связаны родством из-за брака Алипии. Одно это удержит их от нарушения клятвы. Вдвойне проклят тот, кто идет против родственников. - Ты честный и благородный человек, Тарон, - с сожалением сказал Туризин. - В тебе нет зла, и ты не можешь видеть его в других. Дрангариос отвесил поклон. - Возможно, но я должен действовать согласно своим понятиям о чести и правде. Когда мы встретимся в следующий раз, я буду сражаться с тобой. - Взять его! - резко сказал Сотэрик. Моряки Леймокера схватились за мечи и замерли в напряжении, но Гаврас отрицательно покачал головой. - Неужели ты хочешь, чтобы я поступал, как Сфранцез, намдалени? Аптранд что-то одобрительно пробурчал. Туризин не обратил на него внимания. - Ну что ж, убирайся, - сказал он и повернулся к Тарону Леймокеру спиной. Марк еще никогда не слышал в его голосе такой горечи. Дрангариос еще раз поклонился и медленно пошел к лодке. На секунду он повернулся, как бы собираясь что-то сказать, но так и не вымолвил ни слова. Он снова сел на корму, моряки толкали лодку, пока не очутились по пояс в воде, затем залезли в нее сами. Весла поднялись и опустились. Лодка развернулась и медленно пошла по направлению к галере. Марк услышал, как заскрипела веревка, принимающая большой вес, - слабый, но отчетливый в ночной тишине звук. Тарон Леймокер отдал своим треснувшим басом команду, весла галеры проснулись, и корабль начал удаляться на юг, словно гигантская гусеница. Через несколько секунд он исчез за одним из островов. Туризин проводил галеру глазами, разочарование читалось в каждой черте его лица. - Честный и преданный, это правда. Но слишком доверчивый. Однажды ему придется заплатить за это, - сказал он, обращаясь к самому себе. - Если сначала _н_а_м _с_а_м_и_м_ не придется за это заплатить! - воскликнул Индакос Скилицез. - Посмотри туда! С севера к песчаному пляжу быстро двигалась длинная лодка. - Предательство! - сказал Гаврас, и в его голосе звучало недоверие к увиденному. Он стоял неподвижно, пока корабль подходил к берегу. - Фос пусть проклянет этого подлого предателя! Наверное, он высадил матросов, как только исчез из виду. Меч Туризина сам собой выскочил из ножен и сверкнул холодным светом в слабом блеске звезд. - Ну что ж, как сказал друг Баанес, нас здесь слишком много. Больше, чем он думал. Мы покажем им, как надо сражаться! Видессос! - крикнул он и бросился к лодке, прежде чем матросы начали прыгать в воду. Скаурус бежал следом за Императором, а рядом с ним, пыхтя, топали остальные, разбрасывая сапогами мокрый песок. Только Нейпос и Ономагулос остались сзади - один не был воином, другой едва мог ходить. Соотношение было примерно четверо на троих, в лодке находилось не меньше двадцати человек, но вместо того, чтобы подавить людей Гавраса своим численным превосходством, они стояли, ошеломленные, и ждали нападения. - А, мерзавцы! - закричал Туризин. - Это, оказывается, не то легкое убийство, которое вам обещали? Он напал на одного из врагов, тот парировал его удар и нанес ответный. Юркий, как змея, Туризин извернулся и снова ударил. Солдат застонал. Глубокая кровавая рана появилась на его левом плеча Последний удар пришелся ему в живот, он свалился на песок и замер. Марк не хотел, чтобы подобный бой когда-нибудь повторился в его жизни. Было почти невозможно отличить врага от друга. Песок пляжа уходил из-под ног, и тяжело дышащие люди с трудом сохраняли равновесие. Кто-то рубанул Скауруса мечом, клинок просвистел возле самого уха трибуна. Он отступил назад, подумав, что неплохо бы иметь кирасу или хотя бы щит, и, отразив удар, сделал встречный выпад. Его противник, решив покончить с трибуном, бросился вперед и напоролся на острие меча Скауруса, которого не заметил в темноте. Он только кашлянул и умер. Никто из сопровождавших Гавраса не имел шлемов и кирас. Не было их и на нападавших - очень немногие из тех, кто плавал на кораблях, рисковали иметь на себе тяжелые доспехи Соратники Туризина были искушенными бойцами, достигшими своих высоких постов после долгих лет бесконечных войн, и мастерство их, умноженное яростью от предательства, сводило на нет численное превосходство противника. Очень скоро убийцы начали искать спасения в бегстве, но это оказалось не просто. Трое попытались пробиться к своей лодке и были зарублены ударами сзади. Сотэрик, утопая длинными ногами в песке, преследовал последнего врага. Поняв, что бегство невозможно, воин увернулся от удара и принял бой. Сталь ударила о сталь. Было слишком темно, чтобы Марк мог хорошо видеть схватку. Намдалени наносил врагу удар за ударом, словно кузнец, стучащий по наковальне молотом, и вскоре противник его рухнул, истекая кровью, на белый песок, вытянулся и замер. Скаурус оглядел поле битвы; враги были повержены, и сейчас уцелевшим в битве предстояла горькая обязанность отыскивать погибших в схватке друзей. Индакос Скилицез лежал зарубленный мечом. Погибли двое васпуракан, которых трибун едва знал, и один намдалени, сопровождавший Аптранда и Сотэрика. Скаурус печально подумал о тех, кто теперь получит мечи убитых и чьи семьи будут горевать о потере мужа и отца... Гаврас, в отличие от трибуна, был в отличном настроении. - Хорошая драка! Здорово мы их! - крикнул он, и эхо гулко ответило ему. - Такая участь всегда постигнет убийц! Они... Эй, ты что это делаешь, а? Во имя Фоса, что ты делаешь? Баанес Ономагулос ковылял от одного раненого к другому и деловито перерезал горло тем, кто еще шевелился. Руки его были в крови и влажно поблескивали в бледном свете звезд. - А ты как думаешь, что я делаю? - ответил Ономагулос. - Матросы этого проклятого Леймокера будут здесь в любую минуту. Неужели я должен был оставить в живых этих ублюдков, чтобы они указали им, куда мы направились? - Нет, - признал Туризин. - Но надо было оставить одного для допроса. - Слишком поздно. - Ономагулос растопырил окровавленные пальцы и позвал: - Нейпос, посвети-ка нам. Держу пари, что скоро у нас будет ответ на все вопросы. Жрец подошел к Ономагулосу. Он дышал глубоко и ровно, и офицеры Гавраса зашептали что-то в удивлении, когда бледно-золотистое сияние стало разливаться от его рук. Марк не был так удивлен, как некоторые другие, - он уже видел подобное чудо в Имбросе, у Апсимара. На лице Баанеса читалось изумление. Искалеченный дворянин наклонился над одним из убитых, распорол ножом пояс, и золотые монеты (их было на удивление много) посыпались на песок. Ономагулос собрал их в ладони и поднес к рукам Нейпоса, от которых все еще исходило лучистое сияние. Офицеры столпились рядом, чтобы взглянуть на них поближе. - "Ортайяс Первый, Автократор Видессиан", - прочитал Ономагулос. - И здесь та же надпись, и здесь. - Он перевернул золотую монету. - То же самое, ничего, кроме этой проклятой надписи - "Ортайяс Первый". - Ага, и они все только что отчеканены. - Голос со странным акцентом принадлежал Аптранду, сыну Дагобера. - Но каким же образом Сфранцез сумел склонить дрангариоса к предательству? Туризин все еще не мог поверить случившемуся. - Варданес, должно быть, заключил союз со Скотосом, если сумел подкупить Тарона Леймокера! Никто не ответил. Шуршание кустов прозвучало в тишине неожиданно громко. Звук, похоже, доносился с юга. Мечи невольно поднялись. Свет, исходящий из рук Нейпоса, исчез, едва тот отвлекся. - Сын навозного мешка все-таки высадил здесь матросов! - заревел Ономагулос. - Не думаю, что это так, - сказал Гай Филипп и продолжал, развивая свою мысль: - Это не человек - лиса или, возможно, хорек. - Похоже, ты прав, - сказал Аптранд. Но даже командир намдалени не рвался проверить, так ли это на самом деле. Все поспешили к лошадям. Сотэрик, Скаурус и Нейпос быстро взвалили тела погибших на коней и через несколько минут уже неслись на север через плантацию плодовых деревьев. Ветки хлестнули трибуна по лицу, прежде чем он сообразил, что они уже добрались до сада. Если матросы Леймокера и были рядом с ними, то отряд Гавраса им не догнать. Когда Туризин и его офицеры выехали из-под лимонных деревьев, Император помчался галопом, от одной простой радости, что остался в живых. Гаврас нетерпеливо махнул рукой своим людям и, когда они наконец нагнали его, объявил с видом человека, принявшего окончательное решение: - Если мы не можем пересечь пролив с помощью Леймокера, мы сделаем это вопреки его желанию. - "Вопреки его желанию", - повторил Горгидас на следующее утро. - Звучная фраза, это уж точно. Римский лагерь загудел от возбуждения, когда известие о ночном приключении достигло армии Императора. Виридовикс, как всегда, когда его оставляли в стороне от потасовки, дулся и завидовал офицерам, пока Скаурус не утешил его обещаниями грядущих битв. Легионеры забросали трибуна и Гая Филиппа вопросами. Большинство из них были удовлетворены кратким описанием схватки, но Горгидас продолжал их расспрашивать так настойчиво, словно был следователем, и вскоре добился того, что Гай Филипп вышел из себя. Более типичный римлянин, чем вдумчивый Скаурус, старший центурион был не очень терпелив во всем, что не имело, по его мнению, практического смысла. - Не мы тебе нужны, - пожаловался он. - Тебе нужны те паршивцы, которых прикончил Ономагулос, а еще - раскаленное железо и щипцы для пыток. Ты нам форменный допрос учинил! Врач не обратил внимания на его раздражение. - Ономагулос... Спасибо, что напомнил. Каким образом он узнал, что найдет в кошельках убитых монеты Ортайяса? - Великие боги, это должно быть ясно даже для тебя. - Гай Филипп воздел руки. - Если дрангариос нанял убийц, он должен был заплатить им деньгами своего господина. - Центурион жутко засмеялся. - Сомнительно, чтобы он стал платить им деньгами Туризина. И не надейся, что тебе удастся улизнуть, не ответив на _м_о_й_ вопрос. Зачем это, скажи на милость, ты нас так въедливо расспрашиваешь? Невозмутимый обычно грек не нашел быстрого ответа. Он поднял бровь и попытался было уничтожить старшего центуриона взглядом, но вмешался Марк. - Можно подумать, что ты пишешь исторический труд. Легкая краска залила лицо Горгидаса, и Скаурус понял, что врач относится к затеянному делу чрезвычайно серьезно. - Прости, - искренне сказал он. - Как долго ты этим занимаешься? - С тех пор, как моего видессианского языка хватило на то, чтобы попросить перо и пергамент. Ты же знаешь, что здесь нет папируса. - На каком языке ты пишешь? - спросил трибун. - Х_е_л_л_е_к_а_с_т_а_, _м_а _д_и_а_!! - по-гречески, клянусь Зевсом! Какой еще язык подходит для серьезного размышления? - Горгидас ответил на своем родном языке, как иногда делал. Гай Филипп уставился на него в изумлении. Он знал по-гречески не больше двух дюжин слов, в основном бранных, но понимал, когда на нем говорили. - По-гречески? Из всех глупостей, которые я слышал, эта побивает все рекорды! Греческий! В Видессосе никто не слышал этого слова, не говоря уже о языке! Ты мог бы быть Гомером или... как его там? Ну, первым историком... Я слышал его имя, но будь я проклят, если помню его. - Он взглянул на Скауруса. - Геродот, - подсказал трибун. - Спасибо, это как раз он и был. Да, так я говорю, Горгидас, ты мог бы быть одним из этих старых ублюдков или даже обоими вместе, но кто об этом узнает в Видессосе? Греческий! - повторил он не то удивленный, не то раздраженный. Врач покраснел еще сильнее. - Да, греческий, а почему бы и нет? - сказал он резко. - Когда-нибудь, когда мой видессианский будет достаточно беглым, я буду писать на нем. Или попрошу одного из ученых перевести то, что я написал. Манто из Египта и Беросос из Вавилона писали на греческом, когда учили эллинов былой славе своих народов. По-моему, неплохо, если в Видессосе будут помнить о нас, когда последнего из нас уже не будет в живых. Он говорил с той настойчивостью, которую проявлял всегда, когда сталкивался с трудным решением. Но Марк видел, что грек не убедил Гая Филиппа. Что случится после его смерти, совсем не заботило старшего центуриона. Он, однако, чувствовал, что не стоит слишком насмехаться над врачом. Грубоватый вояка по-своему любил Горгидаса, поэтому он только пожал плечами и сдался. - Весь этот разговор - пустая трата времени. Мне лучше заняться с солдатами, они становятся слишком толстыми и ленивыми. Он ушел, все еще покачивая головой. - Думаю, видессиане заинтересуются твоей книгой, - сказал Марк Горгидасу. - У них тоже есть историки. Я помню, Алипия Гавра говорила, что читала некоторых, и мне показалось, делала заметки для собственной книги. Иначе для чего она присутствовала на военном совете Маврикиоса? Кстати, она могла бы помочь тебе перевести твою работу на видессианский. В глазах врача мелькнула благодарность, но Горгидас остался скептиком, как обычно. - Алипия могла бы это сделать, не будь она замужем за фальшивым Императором и не находись на противоположной стороне Бычьего Брода. Но стоит ли нам болтать о таких пустяках? - Даже если бы Алипия была на луне, я все равно хотел бы прочитать твою книгу. - Ты ведь умеешь читать по-гречески, не так ли? Я совсем забыл об этом. - Горгидас вздохнул и сказал печально: - Скаурус, я начал писать эту книгу по одной-единственной причине - чтобы не сойти с ума. Боги знают, что я не этот... как там его?.. - Врач горько усмехнулся. - Но написать несколько внятных предложений я в состоянии. - Я хотел бы увидеть то, что ты уже написал, - повторил трибун. Он всегда считал историю с ее спокойным и холодным взглядом на события более полезным оружием в каждодневной жизни и политике, чем высокую пламенную риторику. Геродот и Полибий дали ему больше, чем двадцать демосфенов, продававших свой язык, как женщины тело, и иногда создававших речи и в защиту, и в обвинение для одного и того же дела. - Если уж мы заговорили об Алипии и Бычьем Броде, - прервал Горгидас размышления трибуна, - ск