е бы тебе не вытворять безобразий. - Убедившись, что кубки всех гостей полны вина. Сива объяснил: - Когда этот негодяй однажды останавливался в нашем городе на пути в Видесс, он бросил в каждый городской колодец по пригоршне лягушек. Ланкин Скилицез так и замер с раскрытым ртом. И вдруг ухватился за бока и разразился громким хохотом. Гуделин, Виридовикс и Горгид ничего не поняли. - Неужели вы не знаете?.. - начал Сива и затем сам ответил на свой вопрос: - Да нет же, конечно, вы не можете этого знать. Откуда? Вы не общаетесь с варварами каждый день. Иногда я забываю о том, что живу на краю Империи, а не на краю Неизвестности... Ну так вот: все хаморы до смерти боятся лягушек. Три дня они не пили воды из колодцев! Ариг снова засмеялся, вспомнив, как удачно пошутил. - Но это еще не все, знаете ли. Им пришлось заплатить видессианину, чтобы тот выловил из воды всех квакушек. Потом они принесли в жертву черного ягненка. Они проделывали это у каждого колодца, дабы отвратить демонов. И ваш жрец Фоса еще пытался остановить это, крякая насчет еретических обрядов! О, это было прекрасно! - заявил Ариг, сияя как медный грош. - Это было ужасно! - возразил Сива. - Один из хаморских кланов тут же снялся и ушел в степь. Они унесли груз шкур стоимостью в пять тысяч золотых. Торговцы стонали несколько месяцев. - Лягушки? - переспросил Горгид, быстро делая заметку на клочке пергамента. Губернатор спросил, почему он записывает. Весьма неохотно Горгид рассказал о своем историческом труде. Сива удивил его вдумчивым кивком и несколькими дельными вопросами. За грубоватыми манерами провинциального губернатора скрывался недюжинный ум. У Мефодия Сивы обнаружились и другие интересы, которых трудно было ожидать от пограничного чиновника. Его резиденция имела толстые двойные стены, решетки на узких окнах, покрытые металлическими полосами двери. Все это позволяло использовать ее в качестве форта. Но она обладала роскошным садом - это был настоящий взрыв красок, пиршество цветов. Мальвы и розы цвели ровными рядами, желтые и сиреневые тюльпаны свидетельствовали, по мнению Горгида, об опытной руке цветовода. Низкие вьющиеся растения и кустарники были привезены сюда из влажных тропических лесов или с горных утесов - в степи таких не найдешь. Совершенно естественным было желание Сивы, отрезанного от столицы, узнать от имперского посольства как можно больше новостей. Он удовлетворенно крякнул, когда услыхал от послов, как были разбиты мятежники - Баан Ономагул и Елисей Бураф. - Да будут прокляты предатели! - сказал он. - Я посылал донесения с каждым кораблем, отплывающим в столицу, и так - два последних месяца. Негодяи, должно быть, все их потопили. Два месяца - слишком большой срок, когда Авшар разгуливает у тебя под боком. - Ты уверен, что это он, этот проклятый колдун? - спросил Bиридовикс. Страшного имени князя-колдуна было достаточно, чтобы отвлечь кельта от заигрываний с одной из служанок. Мефодий Сива не был женат. Он держал в услужении нескольких привлекательных девушек. Смешанная видессианско-хаморская кровь сделала их полноватыми, так что они не вполне отвечали имперским представлениям о красоте. Повышенное внимание Виридовикса к служанкам не вызывало ни малейшего раздражения со стороны радушного хозяина. Едва увидев кельта, Мефодий был буквально заворожен его внешностью: огромным ростом, цветом лица, пламенеющими волосами. Певучий акцент галла показался губернатору также очень странным. На встревоженный вопрос Виридовикса Сива ответил: - Кто же, кроме Авшара, кутается в покрывало так, что и лица не увидишь? Кто появляется и исчезает по мановению руки? У кого еще такой гигантский черный жеребец? Степные лошадки низкорослы и серы. В Пардрайе ничего подобного никогда не было, так что догадаться нетрудно. - Да ты прав. Это он, этот негодяй, - согласился Виридовикс. - Но ни рост, ни жеребец ему не помогут. Мой добрый кельтский меч порубит гада в капусту! Мефодий Сива скептически поднял бровь. Однако Горгид знал: то была не пустая похвальба в устах кельта. Меч Виридовикса - близнец меча Скавра, творение галльских друидов, обладал сильнейшими чарами. Мечи- близнецы оказались необычайно могущественными в земле Видесса, где процветала магия. - С тех пор как я отправил последнее донесение в Видесс, Присты достигла еще одна новость, - добавил Сива. По его голосу было слышно, что эта новость также не из приятных. - Вы, конечно, понимаете - это только неподтвержденные слухи... Но говорят, к проклятому колдуну присоединился Варатеш со своей бандой. И снова Горгид почувствовал, как нечто важное проходит пока что мимо него. Виридовикс и Гуделин также не поняли, о чем говорит губернатор. Но Панкину Скилицезу и это имя, похоже, было хорошо известно. - Изгой, поставленный вне закона, - проговорил офицер утвердительно. Он действительно знал этого Варатеша, и ему не нужно было ни о чем больше спрашивать. - Предупреждаю: это пока что просто слух, пущенный по ветру, - повторил Сива. - Да хранит нас Фос! Пусть это и останется слухом, - отозвался Скилицез и начертил знак Фоса вокруг сердца. Заметив недоумение своих товарищей, он пояснил: - Варатеш - опасный, коварный и умный человек, его всадники - опытные бойцы. Если бы против нас выступил большой клан, это было бы лишь ненамного хуже встречи с Варатешем. Неприкрытая тревога Скилицеза передалась и Горгиду. Грек знал, что Скилицеза не пронять по пустякам. Арига, однако, вести не слишком задели. - А, хаморы!.. - выговорил он презрительно. - Ты еще скажи, чтоб я прятался от птенцов куропатки, прыгающих в траве. - С этим человеком приходится считаться. Он становится сильнее с каждым днем, - сказал Сива. - Возможно, ты не знаешь: этой зимой, когда Великую Реку Шаум сковало льдом, он ходил в набег на запад, в Аршаум. Ариг изумленно разинул рот, а опомнившись, прошипел проклятие на своем языке. Аршаум был искренне убежден в своем полном превосходстве над хаморами. И по праву. Разве его народ не отбросил "волосатых" на восток, за Реку? Минули десятки лет с тех пор, как хаморы - даже бандиты - осмеливались докучать аршаумам. Видя, что аршаум кипит от ярости, Мефодий Сива окликнул служанку: - Филеннар, почему бы тебе на время не перестать строить глазки нашему усатому другу и не принести полный бурдюк? Девушка отправилась выполнять приказание. Виридовикс проводил се жадным взглядом. - Бурдюк? - алчно переспросил Ариг. Он мгновенно забыл о своем гневе. - Кумыс? Клянусь тремя волчьими хвостами моего клана! Прошло уже пять лет с тех пор, как я пробовал его. Ваши безмозглые крестьяне умеют $%+ bl лишь вино да пиво. - Новый напиток? - заинтересовался Пикридий Гуделин. Горгид припомнил, как однажды аршаум громогласно восхвалял напиток степей. Но грек забыл, из чего кочевники его приготовляют. Виридовикс, искренний любитель доброй выпивки, почти сразу перестал огорчаться из-за исчезновения Филеннар. Вскоре девушка вернулась с громадным бурдюком из конской шкуры, на внешней стороне которой еще оставалась шерсть. По знаку Сивы она передала бурдюк Аригу. Тот принял сосуд так нежно, словно это был новорожденный младенец. Он развязал ремешок у верхней части бурдюка, поднял его и припал к горловине. Несколько секунд аршаум жадно и шумно пил. В степях считается признаком хорошего тона открыто наслаждаться угощением. - А-ах! - выдохнул Ариг, вытирая губы рукавом. - А, умирающий грешник! - воскликнул Виридовикс; на городском жаргоне это выражение обозначало пьянчугу. Галл поднял бурдюк, взяв его из рук Арига, но при первом же глотке выражение жадного ожидания на лице Виридовикса сменилось удивленной гримасой. Он плюнул на пол. - Фу! Какое отвратительное пойло! Из чего его делают? - Из кислого кобыльего молока, - ответил Ариг. Виридовикс скроил рожу: - Понятно. На вкус - как внутренности дохлой улитки. Ариг гневно взглянул на Виридовикса. Ланкин Скилицез и Мефодий Сива были привычны к кумысу и с удовольствием пили его, облизывая, по обычаю кочевников, губы. Когда очередь дошла до Гуделина, тот проглотил чуть-чуть - из вежливости. Чиновника не слишком огорчала необходимость передать бурдюк Горгиду. - Тебе лучше привыкнуть к этому, Пикридий, - насмешливо проговорил Скилнцез. - Эта фраза мне очень скоро надоест, - ответил чиновник с кислым видом. Скилицез усмехнулся. Кумыс успел согреть его. Горгид подозрительно понюхал наполовину пустой бурдюк. Грек ожидал услышать кислый сырной душок, но по запаху кумыс больше напоминал легкий чистый эль. Горгид отпил, подумав, что напиток имеет слабый привкус молока. По крепости кумыс не уступал сухому вину. - Это совсем неплохая штука, Внридовикс, - сказал Горгид. - Попробуй еще раз. Если ты ожидал чего-то сладкого, как вино, то неудивительно, что нашел странным его вкус. Но уж конечно, тебе доводилось пробовать и худшее. - Угу. Однако я пробовал и кое-что получше, - возразил галл и потянулся за кувшином вина. - В степи у меня не будет выбора, но сейчас я лучше хлебну вина. Прости уж, Ариг. Передай ему этот напиток из давленых улиток, грек, коли он так любит его. Виридовикс опрокинул кувшин и припал к горлышку, жадно глотая и дергая кадыком. Сива дал посольству небольшой отряд - десять человек. - Этого достаточно, чтобы показать, что вы находитесь под защитой Империи, - объяснил губернатор. - Конечно, я мог бы отправить с вами весь мой гарнизон, но, боюсь, и этого будет недостаточно, случись с вами настоящая беда. К тому же я не хочу оголять крепость. Степные кланы могут объединиться и сжечь Присту. Они считают нас полезными до тех пор, пока мы не покажемся им опасными. Губернатор разрешил посланникам выбрать себе лошадей - верховых и сменных - из конюшен гарнизона. Его щедрость избавила путешественников от мрачной необходимости обращаться к любезным соседям по гостинице, которые оказались лошадиными барышниками. Как и предполагал Виридовикс, они были также шулерами. Горгид наотрез отказался играть с ними, но Ариг и Гуделин не проявили такой осмотрительности. Аршаум проиграл - и немало. Однако Гуделин внакладе не остался. Услышав об этом, Скилицез выразительно улыбнулся: - Чернильные души - бандиты куда большие, чем конокрады. Думаю, лошадиному барышнику никогда не угнаться за имперским бюрократом. - Убирайся под лед, приятель, - ответил Гуделин. Золото звякнуло у него в поясе. Однако в другом случае чиновник оказался достаточно умен, чтобы обратиться за советом к знающему человеку. Как Горгид с Виридовиксом, он попросил Арига помочь с выбором лошадей. Только Скилицез достаточно доверял своему опыту и чутью и сделал свой выбор так умело, что даже кочевник посмотрел на видессианского офицера с неприкрытым восхищением. - Ты взял пару лошадок, от которых и я бы не отказался, - заметил Ариг. - Как ты можешь такое говорить? - возопил Виридовикс. - Я знаю кое- что о лошадях. По крайней мере то, что все кельты. Но такого большого табуна еще не видел. Все равно что куча фасоли в большом горшке. Кельт неплохо описал грубоватых низкорослых степных лошадок. Они были крепки и не слишком красивы, совсем не похожи на чистокровных скакунов, столь ценимых в Империи. Но Ариг сказал: - Кому нужна большая лошадь? Степные лошадки пробегут расстояние в два раза большее, а травы им нужно куда меньше. Высокий конь просто умрет с голоду. Разве я не прав, моя красавица? Он похлопал лошадь по губам и отдернул руку, когда она лязгнула зубами, пытаясь его укусить. Горгид засмеялся вместе со всеми, хотя и немного нервно. В самом лучшем случае грека можно было назвать "слабым наездником". Он очень редко садился на лошадь. Что ж, выбора нет. Однако слова Арига о том, что им предстоит провести в седле несколько месяцев, поневоле заставили его вздрогнуть. x x x Неделю спустя после прибытия "Победителя" в Присту посольство и сопровождающие его солдаты выехали из северных ворот города. Хотя в отряде насчитывалось всего пятнадцать человек, с расстояния он казался куда больше. По обычаю кочевников, за каждым всадником шли пять или шесть лошадей, которые везли припасы и оружие. Кочевники обычно каждый день меняли лошадь, с тем чтобы животные не слишком уставали. В лучах утреннего солнца сверкнули серебром воды залива Майотик. Он был вытянут к востоку на несколько километров, но пологие берега не скрывали его от глаз. За заливом темнел большой мыс, клином вдающийся в море. Впереди, на западе, до самого горизонта простиралась степь - плоская, ровная. Никто никогда не пытался измерить ее безбрежных просторов. Горгид бегло осмотрелся, однако в настоящий момент ему было не до пейзажа. В основном он занимался тем, что пытался не свалиться с лошади. Как и бывает в подобных случаях, проклятое животное отлично чувствовало беспомощность всадника и, казалось, получало удовольствие, спотыкаясь в очередной раз. К счастью, и видессиане, и кочевники использовали удобные седла с высокими луками и это великолепное изобретение - стремена. Без такого подспорья грек бы уже не раз побывал на земле. Однако даже все эти удобства не могли уменьшить усиливающуюся боль в бедрах и коленях. Горгид мог шагать целый день наравне с легионерами, но верховая езда требовала совсем других усилий. Неудобство усугублялось еще и тем, что короткие кожаные стремена, которые были в ходу у кочевников, заставляли сильно сгибать ноги. - Зачем их делают такими короткими? - спросил грек командира отряда, сопровождавшего посольство. Офицер пожал плечами. - В Присте много хаморских вещей, - отозвался он. - Хаморы любят высоко подниматься в седле, чтобы удобнее было стрелять из лука. Командир отряда, взятого в Присте, - высокий худощавый человек, загорелый и сильный, - был видессианином. Его звали Агафий Псой. Трое или четверо его солдат тоже были, судя по внешности, видессианами. Остальные, несомненно, принадлежали к числу местных жителей, и в их &(+ e текла смешанная кровь. Между собой солдаты говорили на странном диалекте, настолько густо насыщенном хаморскими словами и таком необычном по грамматике, что Горгад едва понимал их. - У меня есть стремена подлиннее, - вмешался Ариг. - Нам, аршаумам, не нужны короткие стремена, чтобы видеть, в кого мы стреляем. Это замечание вызвало злые взгляды солдат, но аршаум не обратил на них никакого внимания. Горгид с благодарностью взял у Арига стремена. Это сразу помогло - до определенной, правда, степени. Но невзгоды грека были сущими пустяками по сравнению с тем, что переносил Пикридий Гуделин. Чиновник был влиятельной персоной в бюрократическом мире, однако вряд ли он уделял большое внимание физическим упражнениям. Когда первый день путешествия подошел к концу, он неловко свалился с седла и рухнул на кошму, как старик. Его мягкие руки жестоко пострадали от целого дня езды, и поводья стерли их почти до мяса. Со стоном опускаясь на землю, Гуделин сказал: - Теперь я понимаю, как коварен был Гавр, когда поручил мне дипломатическую миссию. Вероятно, он хотел, чтобы мой истерзанный труп зарыли в степях. Боюсь, этому желанию суждено скоро сбыться - Возможно, он хотел, чтобы ты своими глазами увидел, какую цену платят солдаты за твою безопасность и чего стоят удобства, которыми ты пользуешься в столице, - заметил Ланкин Скилицез. - Какой смысл в цивилизации, если нет удобств? Живя в Видессе, о мой не в меру серьезный друг, ты должен спать у себя дома, в кровати, а не на подстилке посреди улицы. Каждая косточка в теле Гуделина ныла от боли, но это ни в коей мере не помешало ему ладно молоть языком. Скилицез только хмыкнул и ушел вместе с солдатами собирать хворост для вечернего костра. Вокруг огня разлилось приятное тепло. Во всем бескрайнем пространстве степи их костер был единственным. Глаз человека терялся в беспредельности. Горгид чувствовал себя одиноким и беззащитным в этой необъятной пустоте. Ему не хватало рвов и насыпей, которые возводили римляне, разбивая лагерь на ночь, куда бы их ни забросила военная судьба. В этой же неоглядной тьме могла скрываться целая армия, и часовые не заметили бы ровным счетом ничего. Горгид подскочил, когда ночная птица едва не задела его по щеке - ее привлекли насекомые, слетевшиеся на свет костра. На завтрак путешественники ели копченое мясо, жесткий желтый сыр и тонкие пшеничные лепешки, которые испек на плоской походной сковородке один из солдат. Кочевники редко употребляли в пищу хлеб Печки были слишком громоздки для людей, которые постоянно кочевали с места на место. Не так-то просто оказалось разжевать жесткие и почти безвкусные лепешки. Горгид был уверен в том, что очень скоро он видеть их не сможет. Что ж, подумал он, при такой пище да еще после целого дня езды на лошади вряд ли ему придется слишком часто бегать в кусты. Климат также не способствовал уединенным походам на обочину: народы, живущие на севере, в условиях суровой зимы и резких ветров, чаще страдали запорами, чем южане. По крайней мере, так учит Гиппократ. Мысли о медицине вдруг стали раздражать Горгида. Он хотел забыть о ней поскорее, раз и навсегда. Желая облегчить совесть, грек сделал заметку о солдатских способах приготовления пищи в степи. Виридовикс был необыкновенно молчалив. Он ехал на лошади в хвосте отряда и крутил головой, озираясь по сторонам. - Там никого нет, - сказал ему Горгид, подумав, что галл, возможно, тревожится, не преследуют ли их. - О, как ты прав, грек, как ты прав! Совсем никого и ничего! - воскликнул Виридовикс. - Я чувствую себя жуком на тарелке. Небольшое удовольствие, согласись. В лесах Галлии так легко увидеть, где заканчивается мир, если ты только меня понимаешь. Здесь нет ни начала, ни конца. Сплошная бесконечность. Грек наклонил голову в знак понимания. Он чувствовал себя не менее несчастным. Как и галл, он вырос в маленькой стране. В степи тщета и ничтожность жизни представали человеку слишком уж наглядно. Ариг решил, что оба его товарища сошли с ума. - Да я только тогда и чувствую себя живым, когда попадаю в степь, - заявил аршаум, еще раз повторив то, что говорил уже в Присте. - Когда я впервые приехал в Видесс, я боялся даже пройтись по улице. Мне все казалось, что эти дома вот-вот обрушатся мне на голову. До сих пор не понимаю, как это люди могут жить в подобных муравейниках. - Как говорил Пиндар, привычка управляет всем, - сказал Горгид. - Дай время, Ариг. Мы тоже привыкнем к бесконечным просторам твоей степи. - Да уж. Наверное, - проворчал Виридовикс. - Но пусть меня повесят, если я их полюблю. Ариг пожал плечами, выражая полное безразличие. По крайней мере, в одном широкий горизонт имел неоспоримое преимущество: все было видно на большом расстоянии. Испуганные лошадьми, взлетели серые куропатки. Они летели низко, едва не задевая людей, быстро взмахивая маленькими крылышками. Несколько солдат положили стрелы на тетиву и пришпорили лошадей, чтобы догнать улетающих птиц. Двойные луки, сделанные из рогов антилопы, посылали стрелы, которые летели быстрее стремительного ловчего сокола. - Нам не помешали бы силки или сети, - заметил Скилицез, когда три стрелы, одна за другой, просвистели мимо цели. Однако солдаты Псоя с детства держали в руках луки. Далеко не все стрелы были посланы бесполезно. Они подстрелили восемь птиц. Горгид проглотил слюну при мысли о темном, нежном мясе. - Хорошая стрельба! - сказал Виридовикс одному из солдат. Его собеседник, имевший почти чисто хаморскую внешность, держал за ноги двух куропаток. Он дружески ухмыльнулся кельту. Виридовикс продолжал: - Твои стрелы летели так быстро, так прямо. Интересно, какой у тебя лук? Солдат подал кельту свой лук. По сравнению с длинными луками, к которым привык Виридовикс, этот казался маленьким и невзрачным. Но кельт удивленно хмыкнул, потянув за тугую тетиву. Мышцы его рук вздулись буграми, прежде чем ему удалось натянуть лук кочевника. - Да, это тебе не детские игрушки, - молвил Виридовикс, возвращая оружие всаднику. Довольный произведенным на чужеземца впечатлением, солдат хитро улыбнулся. - Твой щит! Дай! - сказал он. Он говорил по-видессиански с таким же сильным акцентом, что и кельт. Виридовикс, который обычно носил щит за спиной, снял ремешок и протянул щит собеседнику. Это был типичный щит кельтского воина: круглый, покрытый бронзой, со спиральными полосами металла, украшенный эмалью красного и зеленого цвета. Виридовикс держал свой щит в отличном состоянии. Кельт был до педантичности аккуратен в обращении с доспехами и оружием. - Недурной, - оценил солдат и установил щит Виридовикса возле колючего кустарника. Затем отъехал метров на сто. С диким воплем солдат поднял лошадь на дыбы и помчался к щиту, пустив на всем скаку стрелу с очень близкого расстояния. Щит качнулся и завертелся на месте. Когда Виридовикс поднял его, в нем не было стрелы. - Конечно, это лошадь его опроки... - начал было кельт, но остановился в изумлении. Ближе к краю щита виднелась аккуратная дырочка. Стрела пробила не только древесину, но и бронзу. - Клянусь головами моих врагов! - воскликнул Виридовикс, покачивая головой. Солдат поднял с земли стрелу, которая, пробив щит, отлетела еще на несколько метров, и положил ее в колчан со словами: - У тебя недурной щит, да. Если бы я целился в свой, стрела улетела бы намного дальше. Щит хамора был совсем маленьким - деревянным, обтянутым кожей. Он годился лишь на то, чтобы отбить рубящий удар меча. Виридовикс проговорил: - А я-то еще думал, дурак такой, что кочевники вооружены дрянью и плетутся, бедные, на заморенных клячонках, которым не выдержать тяжести e.`.h%#. меча и длинного лука. - Разве не так? - спросил Горгид. - Ты болван! - ответил кельт, махнув своим щитом у Горгида перед носом. - Раскрой глаза пошире. С такими луками они сделают из тебя решето и не поглядят, в доспехах ты или голый. Какой же смысл таскать на себе лишнее железо? К удивлению вконец разозлившегося Виридовикса, Горгид вдруг взорвался смехом. - Не вижу ничего смешного! - резко сказал кельт. - Прости, - отозвался грек, записав что-то на табличке. - Просто сама мысль об оружии настолько эффективном, что защита от него невозможна, никогда не приходила мне в голову. Но знаешь, этот степной лук тоже не всесилен. Намдалени в своих кольчугах неплохо стояли под стрелами, и ничего с ними не случилось. Но как абстрактная идея эта мысль восхитительна. Пытаясь засунуть мизинец в дырочку от стрелы, Виридовикс пробормотал: - Чума на твои "абстрактные идеи"! Большое коричневое пятно, появившееся вдали, медленно росло прямо на глазах. И вот отчетливо стало видно стадо коров. Рога возвышались над животными, как голые ветви деревьев в зимнем лесу. Рядом со стадом шли пастухи, судя по облику - хаморы. Заметив приближающийся отряд, несколько кочевников вырвалось вперед. Их предводитель выкрикнул несколько фраз на своем языке, а затем, заметив среди всадников имперцев, добавил на ужасном видессианском: - Кто? Что делаете? Зачем здесь? - Он даже не ждал ответа. Его крепкое лицо почернело от гнева, когда он увидел Арига. - Аршаум! - Хаморы схватились за оружие. - Что делать тут вместе с аршаум? - спросил кочевник Гуделина, возможно выбрав бюрократа потому, что тот был великолепно разодет. - Аршаум заставили все заморские кланы... Как по- вашему? Он заставил страдать. Ваш Император ест свиные кишки, раз иметь с ними дело. Я Олбиоп, сын Вориштана! Я говорю вам это! Я говорю правду! - Мы убиваем! - крикнул один из хаморов Олбиопа. Солдаты посольства схватились за мечи. Ариг уже держал наготове стрелу. Виридовикс и Ланкин Скилицез положили руки на рукояти, застыв в напряжении. Римский гладий Горгида все еще оставался в мешке. Грек молча ждал, что уготовит ему судьба. В этот критический миг Пикридий Гуделин показал, чего он стоит. - Остановись, о знатный Олбиоп, сын Вориштана! Если не хочешь, по неведению, свершить ужасную ошибку - остановись, молю! - изрек бюрократ драматическим голосом. Горгид подумал, что кочевник понял в этой пышной фразе только свое имя, но и этого оказалось достаточно, чтобы хамор обернулся к Гуделину. - Переведи это, ладно? - прошептал чиновник Скилицезу. Офицер молча кивнул. Гуделин принял торжественную позу и начал вещать по-видессиански: - О вождь хаморов, если ты прервешь нити жизней наших, то свершишь злодеяние, подобного коему не свершалось, и будет оно печальнее самой твоей смерти! Воистину... - Я не смогу этого даже повторить, не то что перевести, - изумленно вымолвил Скилицез, распахнув глаза. - Заткнись, солдафон, - прошипел Гуделин и сделал грациозный жест, словно находился в толпе придворных. Скилицез худо-бедно принялся толмачить. Гуделин разливался соловьем. - Злодеяние сие запомнится вовеки, оно останется в памяти степных народов, ибо подобного зла никогда доселе не творилось и не ведали такого минувшие времена. Никто, о, никто не решался на такое, прежде чем ты, о вождь, отважился преступить высокие законы человечности. Всем станет известно: Олбиоп, сын Вориштана, поднял руку на послов. Ужасная слава превзойдет само убийство! Перевод был весьма жалкой копией оригинала, ничтожным подражанием, лишенным пышных оборотов, отступлений, смены грамматических времен и прочих ораторских ухищрений. Но это не имело значения. Гуделин заворожил кочевников, несмотря на то, что те не понимали ни слова. Как большинство необразованных, темных людей, они высоко чтили тех, у кого хорошо подвешен язык. Чиновник же мог считаться мастером в старейшей школе виртуозов словоплетения. - Позвольте мне посему напомнить вам, что до нынешнего дня отношения наши были незапятнанно-чистыми и незамутненно-дружескими. Конечно же, пристойно нам сохранять их в духе любви и братства! Ведомо мне, что в ином случае не сможете вы наслаждаться благами спокойной совести. Дружба и понимание - вот что предлагают вам ныне те, кто предстал пред вашим взором! Понимание, которое, разумеется, не может быть отброшено, словно хлам, внезапной злой переменой человеческой воли, мимолетной, как... Гуделин поклонился хаморам. Они кивнули, загипнотизированные пышными словесами. - О чем он говорит? - недоумевая, спросил Виридовикс Горгида. - Вся эта болтовня означает: "Не убивайте нас!" - ответил грек. - А, - протянул кельт. - Я сперва так и подумал, но не был до конца уверен. - Не беспокойся, кочевники тоже ни хрена не понимают. Цветистая видессианская речь, шедевр имперского витийства, уснащенная всякими фокусами, не слишком подавляла воображение Горгида. Он привык к чистому, лаконичному и деловому стилю. Некоторые речи требовали несколько часов для произнесения - и все ради того, чтобы изречь нечто абсолютно бессодержательное. Но искусство Гуделина сделало свое дело. Хаморы проглотили все его пышные фразы, не поперхнувшись. - А, Серебряный Язык! - сказал Олбиоп Гуделину. - Ты придешь наша деревня с нами! Ты - есть, ты - провести ночь, ты - веселиться! Он наклонился и поцеловал видессианина в щеку. Гуделин принял этот знак внимания, не изменившись в лице, но когда Олбиоп отвернулся, чтобы отдать приказания остальным хаморам, чиновник испуганно поглядел на своих спутников. - В дипломатии есть некоторые вещи, к которым я никогда не привыкну, - прошептал он в ужасе. - Неужели в степях никогда не моются? Он потер щеку и несколько раз вытер руку об одежду. Большинство хаморов возвратились к стаду. Человек пять остались с Олбиопом, желая проводить посольство. - Иди со мной, ты - и вы все! - сказал вождь. Агафий Псой вопросительно взглянул на Скилицеза. Тот утвердительно кивнул. - Как это - у варваров что, есть поселки? - спросил Горгид, когда Олбиоп отъехал от него на достаточное расстояние. - Я думал, они постоянно кочуют, следуя за своими стадами. Скилицез пожал плечами: - Когда-то владения Видесса простирались далеко за Присту. Существовали крестьянские поселения в степи. Некоторые сохранились до сих пор. Кочевники смотрят на крестьян как на своих рабов. Настанет время, и эти последние крестьяне погибнут или тоже станут кочевниками. Большинство уже забыло веру Фоса. Незадолго до заката экспедиция достигла поселка. Всадники миновали несколько полуразвалившихся зданий - свидетелей лучших времен, когда поселение было куда больше. Один из хаморов пустил стрелу в собаку, которая гавкала громче других. Стрела скользнула по ноге пса, и он умчался с громким воем. Товарищи хамора громко завопили. - Они насмехаются над ним за то, что он не попал точно в цель, - объяснил Скилицез, зная, что Горгид все равно спросит. - Староста! - позвал Олбиоп по-видессиански, когда они выехали на центральную улицу, заросшую травой. После этого хамор выпалил какое-то ругательство на своем языке. Пожилой мужчина в грубом домотканом халате вышел из /.+c` '" +("h%#.ao дома. Остальные жители поселка не показывались. Староста отвесил Олбиопу низкий поклон и распростерся перед ним на траве, словно подданный Империи перед Туризином Гавром. При виде такого преклонения перед варваром, да еще столь невысокого происхождения, Скилицез стиснул зубы - однако промолчал. - Нам еда, где спать и... как по-вашему? Да, защита от холода, - приказал Олбиоп, загибая пальцы. Затем добавил что-то на своем языке. Задал вопрос Псою; тот охотно кивнул. Горгид поклялся себе, что научится говорить на этом языке. Он слишком много упускал и чересчур зависел от друзей, которые ему переводили. Псой все еще ухмылялся. - Я думаю, мы разобьем лагерь прямо на улице. А вы, господа послы, веселитесь. Желаю хорошо провести время. Младший офицер коротко переговорил со своими солдатами. Те начали ставить палатки на деревенской площади. По приказанию вождя хаморы Олбиопа пошли за ними. Сам Олбиоп остался с послами. Староста отвесил низкий поклон послам. - Вам это доставит удовольствие, - сказал он. Староста говорил на довольно архаичном видессианском языке с резким степным акцентом. Поселок слишком давно был отрезан от Империи и ее живой, изменчивой речи. Дом, к которому староста подвел путешественников, был когда-то храмом Фоса. Деревянный шпиль все еще венчал крышу, хотя позолоченный шар уже давно упал. Сама крыша была залатана соломой. Куски белой глины покрывали стены, сложенные из грубого пористого местного камня. Двери в храме не было - ее заменяла кожаная занавеска. - Что ж, вот дом для путешественников, - показал староста. Он не вполне понял причины колебания некоторых видессиан. - За вашими лошадьми присмотрят. Берите для костра что нужно. Топлива здесь хватает. Я пойду за едой и другим. Сколько вас будет? - Он дважды пересчитал путешественников и вздохнул: - Шестеро. Что ж... - Прими нашу благодарность, исходящую из самой глубины сердца при виде столь щедрого гостеприимства, - вежливо изрек Гуделин и спрыгнул с лошади, испытывая явное облегчение. - Если нам понадобится вдруг еще какая-нибудь небольшая услуга, не позволишь ли ты узнать твое имя? Староста уныло посмотрел на бюрократа. Угрозы и проклятия - к этому он уже давно привык. Какую новую опасность таили сладкие слова? Но не обнаружив в пышной фразе на первый взгляд ничего страшного, нехотя ответил: - Меня зовут Плинтий. - Великолепно, дорогой Плинтий. Еще раз прими нашу благодарность. Окончательно сбитый с толку, староста увел лошадей. - Фос милостивый, какое ужасное имя! - воскликнул Гуделин, едва тот скрылся. - Что ж, посмотрим, что тут у нас? Судя по его тону, он ожидал увидеть кошмар. В здании бывшего храма застоялся запах пыли и сырости. Путешественники, похоже, нечасто бывали здесь. Скамьи, когда-то окружавшие алтарь, давно исчезли. В степи древесина была слишком дорога, чтобы бросить ее покрываться пылью. Все равно храм давно уже никто не посещал. Что толку сидеть здесь на скамьях? В поселке много лет назад забыли о почитании Доброго Бога видессиан. Алтарь тоже давным-давно куда-то делся. Вместо него был сложен очаг. Скилицез прав, подумал Горгид. Даже самая память о Фосе ушла из этих краев. Видессианский офицер достал трут и кресало и быстро разжег огонь. Послы с наслаждением растянулись на кошмах, постеленных на грунтовом полу. Гуделин вздохнул с нескрываемым удовольствием. Из всех видессиан он был самым никудышным наездником и здорово натер себе седалище. Его мягкие ладони покрылись пузырями и мозолями. - У тебя не найдется чего-нибудь от этого? - спросил он Горгида, показывая свои израненные руки. - Боюсь, я взял с собой очень немного лекарств, - ответил грек, не желая подробно вдаваться в причины, по которым решил бросить ремесло "` g . Но увидев чужую боль, добавил: - Масло и мед в равных частях помогут тебе, мне кажется. Попроси Плинтия. Огонь вспыхнул ярче, когда новый брусок спрессованной соломы полетел в костер. Горгид заметил на стене небольшое голубое пятно. Он подошел ближе, желая взглянуть. Это было все, что осталось от фрески, некогда украшавшей стену. Равнодушие, сырость и плесень, сажа и немилосердное время уничтожили роспись. Как и сам поселок, храм превратился в жалкие руины великой мечты. Кожаная занавеска отодвинулась. Гуделин открыл было рот, желая попросить Плинтия, чтобы тот дал ему мазь для рук. Но в бывшую святыню, превращенную в караван-сарай, вошел не староста. Шесть девушек несли еду, ножи, вилки и мягкие матрасы, а последняя шла, сгибаясь под тяжестью бурдюков с напитками. Горгид был уверен, что она несла кумыс. Олбиоп радостно зарычал, вскочил, схватил одну из девушек, крепко сжав ее в объятиях, и тут же начал шумно целовать. Она едва успела передать подруге сковородку и бутылку с соусом. Грубые пальцы кочевника гладили ее по рукам, развязывали завязки длинной свободной туники. - Хамор - свинья, конечно, но незачем так ужасаться, - сказал Скилицез Горгиду. - Дать гостям на ночь женщин - просто проявление обычной вежливости. А вот если ты откажешься от женщины, то это будет уже непростительная грубость по отношению к степнякам. Грек был чрезвычайно смущен, но вовсе не по той причине, что предположил Скилицез. Он уже не мог припомнить, сколько лет прошло с тех пор, как он в последний раз спал с женщиной. Не меньше пятнадцати. И тогда это предприятие отнюдь не увенчалось успехом. Но теперь, как выясняется, выбора нет. Отказ (видессианин объяснил это с предельной ясностью) невозможен. Горгид попытался не думать о цене провала и о том, как он будет выглядеть в глазах своих товарищей. Виридовикс, напротив, весело завопил, услышав слова Скилицеза, и тут же нежно обнял одну из девушек. Более прихотливый в выборе подруги, чем хамор, кельт мгновенно нашел самую красивую из шести. Она была невысокого роста, худенькая, с вьющимися каштановыми волосами и большими голубыми глазами. В отличие от остальных, она украсила тунику большой брошью из полированного нефрита. - И как же тебя зовут, моя славная малышка? - спросил кельт с улыбкой, глядя на нее сверху вниз: он был почти на голову выше. - Эвантия, дочь Плинтия, - ответила она застенчиво. - То есть ты хочешь сказать, что староста - твой отец? - Когда она кивнула, Виридовикс усмехнулся: - В таком случае, ты, наверное, похожа на свою мать, потому что отец твой далеко не красавец. Девушка наклонила голову, улыбнувшись в ответ. Горгиду уже и прежде доводилось видеть, как кельт пускает в ход свои чары. Лишь немногие девушки оставались к ним равнодушны. - Я никогда не знала, что бывают люди с волосами цвета меди, - сказала Эвантия. - И речь твоя тоже необычна. Из каких далеких краев ты прибыл? Виридовикс приступил к рассказу, словно нырнул в пучину. Он задержался на несколько мгновений, чтобы взять матрас из рук Эвантии и расстелить его на полу. - Садись рядом, моя милая, тебе будет удобнее слушать. Он подмигнул через ее плечо Горгиду. Остальные быстро выбрали себе подруг. Девушки из поселка были не слишком огорчены своей долей - за исключением той, которая досталась Олбиопу, грубо и немилосердно тискавшему ее. Подумав, Горгид пришел к выводу, что возможности избежать неизбежного не имеется. Местные жители лишь следуют старому обычаю своего народа. Сами греки лишь недавно отказались от той же практики. Подругой Горгида оказалась девушка по имени Спасия. Она была полненькой хохотушкой. Голос ее звучал мягко и приятно. Горгид вскоре убедился, что Спасия далеко не глупа, хотя не имеет ни малейшего представления о том, что делается в огромном мире за пределами ее родного поселка. Глаза Спасии все время скользили по лицу грека. - Что-нибудь не так? - спросил он. Неужели она почувствовала, что не может возбудить в нем желания? Но она ответила более чем безыскусно. - Ты не этот... как их называют? Не евнух? У тебя такие гладкие щеки. - Нет, - Горгид попытался не рассмеяться. - У нашего народа есть обычай брить бороду. Он сунул руку в мешок и показал бритву, сделанную в виде листа. Девушка потрогала острое лезвие. - Зачем держаться такого неприятного и болезненного обычая? - спросила она. Горгид улыбнулся, не сумев найти ответа. Женщины приготовили еду: жареных цыплят, уток, зайцев, свежий хлеб (настоящий хлеб, поскольку в поселке имелись мельница и пекарня), несколько пирогов с начинкой из разных ягод и ко всему - различные специи, травы, салат из свежих овощей. Великолепный аромат жареного мяса разлился по залу бывшего храма. Благодушествуя после сытного обеда, Гуделин откинулся на мягкий матрас и погладил живот. Голова у него слегка гудела после нескольких добрых глотков крепкого кумыса. Вместе с видессианами и Виридовиксом он потешался над Олбиопом и Аригом, которые отказались от салатов. Для кочевников зелень и овощи были пищей скота. - Ну ладно, полно вам смеяться над ними, - сказал Виридовикс. - Нам же лучше - больше достанется. Забьем желудки под завязку. Грек неплохо справился с обедом. Некоторые овощи и приправы (например, белый хрен, который оказался таким острым, что слезы хлынули из глаз) были для него в новинку. Соус из масла и уксуса приятно сдобрил обед. Но если кочевники и не проявили желания жевать огурцы и капусту, то они с лихвой возместили это питьем, жадно глотая крепкий кумыс. Они облизывали губы и рыгали, показывая, что им понравилось очередное блюдо. Что ж, у каждого народа свой обычай. Подруга Олбиопа подавала ему бурдюк так часто, как только могла. Горгид предположил, что она хочет напоить его до бесчувствия. Однако ее ждало разочарование. Хамор был опытным пьяницей, и свалить его с ног оказалось невозможно. Он помнил, что его ждут и другие развлечения. Когда он притянул к себе девушку и стащил с нее тунику, она сдалась без энтузиазма. У нее было лицо человека, который неудачно пытался схитрить, потерпел поражение и теперь пожинает плоды провалившегося заговора. Горгид подумал, что хамор выйдет с ней на улицу, но тот сорвал свою меховую куртку, штаны и сапоги и упал на девушку, словно рядом никого больше не было. Грек отвел глаза. Пикридий Гуделин притворился, будто не замечает. Он не пропустил ни слова из той истории, которую рассказывал своей подружке. Ариг и Скилицеэ, привыкшие к тому, что делается в степи, сами раздевали девушек. На мгновение Виридовикс широко раскрыл глаза, в которых читал