м. Виридовикс стукнул кочевника кулаками в затылок. Может быть, не очень честно, зато весьма эффективно. С коротким вскриком хамор осел в грязь. Грудь кельта высоко вздымалась, тело лоснилось от пота. Виридовикс поднял свой меч и выпрямился, поджидая новых врагов. Они ошеломленно смотрели на него, не зная, что делать дальше. Виридовикс, впрочем, тоже был немного растерян. - Я его не убил, ребята, - сказал кельт, махнув рукой в сторону /.!%&$%--.#.. - Хотя пару дней он, наверное, будет жалеть об этом. Виридовикс и сам еще мучился страшной головной болью, которой наградил его Варатеш. Кельт наклонился над кочевником, который уже начал приходить в себя. Остальные снова угрожающе подняли луки. - Я не причиню ему вреда, - повторил Виридовикс. Кочевники не поняли его, как не понимали и раньше, но немного успокоились, когда он помог их товарищу сесть. Варвар застонал и обхватил голову руками. Он еще не вполне пришел в себя. Один из хаморов передал лук своему товарищу, спрыгнул с коня и подошел к Виридовиксу, разводя перед ним пустые руки. - Ты! - сказал он, указывая на кельта. Кельт кивнул. Это слово он знал. Кочевник показал рукой на степных лошадок, которых привел Виридовикс. - Откуда? - спросил он. Он повторил это слово несколько раз, сопровождая вопрос жестами и мимикой, пока наконец Виридовикс его не понял. - А, так ты знаешь этих красавцев? Я их украл у Варатеша, вот так- то, - произнес кельт, гордясь своей смелостью. Он не только сумел вырваться на свободу, он еще и прихватил попутно кое-что для себя, В Галлии, среди его соотечественников, как и среди кочевников, конокрадство было знатным развлечением, почти искусством. - Варатеш? - Все три хамора произнесли это имя одновременно. Похоже, это было единственное слово, которое они уловили из речи Виридовикса. Даже их вождь резко поднял голову, но тут же опустил ее со стоном. Кочевники осыпали Виридовикса дождем возбужденных вопросов. Кельт только беспомощно развел руками. Он не понимал. Тот, который спрыгнул с коня, что-то крикнул своим товарищам. - Ты и Варатеш? - спросил он Виридовикса с широкой фальшивой улыбкой. Затем повторил этот вопрос, на сей раз с мрачным, свирепым оскалом. - Да ты, парень, вовсе не дурак! - воскликнул Виридовикс. - Я и Варатеш! - Он скривил лицо в самую отвратительную гримасу, какую только мог изобразить, рубанув рукой с мечом по воздуху для пущей убедительности. Что ж, была не была, ложь могла причинить ему столько же вреда, сколько и правда. Ответ оказался удачным. В первый раз с момента их встречи лица кочевников расплылись в улыбке. Ближайший из них предложил Виридовиксу руку. Кельт осторожно пожал ее, переложив меч в другую. Дружелюбие хамора было искренним. - Ярамна, - сказал кочевник, ударив себя в грудь. Затем показал на своих товарищей. - Нерсеф, Замасп, Валаш. - И, наконец, на вождя: - Рамбехишт. - Опять эти чихающие и кашляющие имена, - вздохнул Виридовикс, называя себя. Потом ему пришли в голову сразу две дельные мысли. Для начала он вытащил из грязи саблю Рамбехишта и передал ее вождю. Рамбехишт еле держался на ногах, так что ему было не до слов благодарности, но его товарищи одобрительно загомонили и закивали. Затем кельт вернулся к своим лошадям и оделся. Мечом он перерезал веревки, которыми лошади были привязаны друг к другу, и широким жестом предложил каждому кочевнику по шесть лошадей. Конь, на котором ехал сам Виридовикс, принадлежал Варатешу. В таких вопросах кельт больше доверял знаниям бандита. Из всех сокровищ мира он не смог бы выбрать лучшего подарка в знак дружбы. Все хаморы, за исключением Рамбехишта, сгрудились вокруг Виридовикса, пожимая ему руку, дружелюбно хлопая его по спине и выкрикивая что-то. Даже их вождь сумел изобразить слабую улыбку, хотя было видно, что каждое движение дается ему нелегко. Виридовикс подарил ему самых лучших коней, не желая наживать себе на будущее врага. Ловко орудуя несколькими знакомыми Виридовиксу словами и бурно жестикулируя, Ярамна объяснил, что они должны возвращаться в свой клан. - Я надеялся услышать это, - ответил Виридовикс. Хамор скорчил гримасу - его не поняли. В конце концов, он сумел втолковать Виридовиксу, что в клане есть несколько человек, знающих немного по-видессиански. - Мы как-нибудь поймем друг друга. Виридовикс давно уже решил научиться говорить на языке степей. Внезапно он рассмеялся. Ярамна и остальные недоуменно посмотрели на него. - Нет, к вам это не имеет никакого отношения, - заверил их Виридовикс. Он просто никогда не думал, что наступит такой день, когда он начнет рассуждать точь-в-точь как Скавр. Руки Варатеша покраснели и распухли от ремней, которыми связал его Виридовикс. Красные тонкие полоски остались на запястьях. Если бы кельт в спешке не упустил маленького ножа, который Варатеш носил в узком кармашке у правого сапога, бандит все еще оставался бы связанным. Но Кураз сумел зубами вытащить нож, и потом долго, пыхтя, они перерезали путы. Бандитский вожак несколько раз сжал в кулаки гудящие от боли руки и попытался забыть о пульсирующей боли в голове. Он не любил проигрывать. Тем более - людям, которым была отведена роль беспомощных пленников. Предстоящая неделя хождения пешком в обществе приятелей-бандитов также не приводила Варатеша в восторг. Если им только не удастся украсть где- нибудь лошадей... Но меньше всего хотелось Варатешу объяснять Авшару, каким образом куропатка выскользнула из сетей. Гнев Авшара сам по себе был достаточно ужасен. Но вот если князь-колдун начнет считать Варатеша просто пустым, глупым, неуклюжим варваром... Варатеш прикусил губу, терзаемый яростью и унижением. Когда волна черной ярости откатила, он обнаружил, что, несмотря на боль в голове, снова обрел способность соображать. Сунув руку за пазуху, Варатеш достал кристалл - подарок Авшара. Осторожно держа камень в негнущихся пальцах, он вгляделся в оранжевый туман, клубившийся в глубине. - Странно, - пробормотал он недоуменно. - Почему этот паршивый пес отправился на восток? Варатеш подумал было, что кристалл "сошел с ума" или что-нибудь случилось с заклинанием, но потом решил, что такое невозможно. Когда рыжеволосого гиганта схватили, он направлялся на запад в компании с аршаумом. Варатеш поскреб бороду. Он не доверял тому, чего не мог понять. - Кому какое дело до того, куда ползет этот навозный червь? - спросил Бикни, сидя на земле. - Ну и пес с ним, - поддакнул Акез. Он тоже сидел на корточках в грязи. Трое спутников Варатеша устали. Головы у них трещали от боли - добрая память о Виридовиксе. В таком же плачевном состоянии находился и их вожак, но железная воля поддерживала Варатеша, в то время как бандиты уже раскисли и были согласны валяться в грязи, словно голодные собаки. - До этого есть дело Авшару, - ответил Варатеш. Несмотря на усталость, бандиты содрогнулись. - И мне тоже, - добавил вожак. Сразу же после освобождения Варатеш забрал нож Кубада. Сейчас он показал клинок своим людям. - До нашего клана далеко идти, - простонал Бикни. - У нас нет лошадей, нет еды, нет оружия. И ты хорошо знаешь, чего стоит твой проклятый нож, Варатеш. Очень немногого. - Ну так пойдем пешком. Я доберусь, даже если мне придется съесть по пути всех вас, одного за другим. И тогда, - добавил Варатеш мягким голосом, - я посчитаюсь с этим человеком. Он пошел на север. Трос других, стеная и ворча, поковыляли следом. Так мертвое железо притягивается большим куском магнитной руды. x x x К отряду галопом подскакал Превалий, сын Хараваша. - Там, впереди, что-то происходит, - доложил молодой солдат. - Что-то, - пробормотал Агафий Псой, недовольный. И рявкнул: - Что именно? Они перешли на хаморско-видессианский жаргон, на котором общались в Присте. Горгид сразу потерял нить разговора. Много дней подряд они видели лишь бесконечную степь да изредка на горизонте табун лошадей. Любое, даже крошечное событие, было спасением от великой степной скуки. Ариг утверждал, что великая река Шаум, разделяющая земли хаморов и аршаумов, уже близко. Грек не имел ни малейшего представления о том, откуда ему это известно. Бесконечная степь была монотонной и ровной, без всяких примет. - О чем они? - нетерпеливо спросил Гуделин. Столичный чиновник понимал густо насыщенный варварскими словами диалект пограничной провинции не больше, чем Горгид. - Прошу прощения. - Псой вернулся к видессианской речи. - Впереди лагерь кочевников. Однако не похоже, чтобы ему тут полагалось быть. - Где же стада? - спросил Скилицез у Превалия. - Что ты видел? Шатры? Они снова перешли на диалект. - Все увидите сами за холмом, - ответил солдат. Он усмехнулся и перешел на видессианский, чтобы Гуделин, Ариг и Горгид могли его понять. Скилицеэ нахмурился: - Так близко? Тогда где же, проклятие, их стада? Он огляделся, будто ожидая, что коровы вынырнут из пустоты. Как только посольство поднялось на одну из небольших возвышенностей, лагерь открылся перед путешественниками, как и говорил Превалий. Горгиду доводилось видеть в Васпуракане и западном Видессе цветастые шатры йездов. Слишком часто... Он приготовился увидеть еще одну похожую живописную картину. Но ничего подобного путешественников не ожидало. Лагерь казался скудным и безмолвным. Здесь слишком тихо, подумал грек. Даже издалека они должны были уже увидеть огни костров, поднимающиеся в небо дымы, скачущих вокруг лагеря кочевников... Ничего этого не было. - Чума? - предположил Горгид, вспомнив Фукидида. В самом начале Пелопоннесской войны Афины были опустошены этой страшной болезнью. На лбу грека выступили капли пота. Перед чумой врачи (и он том числе) были бессильны. Возможно, жрецы-целители были способны совершить и такое чудо?.. Гуделин знал об этом немного больше. - Мне кажется, будет разумнее сделать большой крюк и тем самым избежать ненужного риска. Горгида почему-то успокоило, когда он понял, что видессианин боится болезни не меньше. - Нет, - ответил Ланкин Скилицез. Гуделин пытался было протестовать, но офицер оборвал его: - Чума могла убить стада кочевников, могла оставить их нетронутыми. Но она не прогнала бы их прочь. - Ты прав, человек Империи, - подтвердил Ариг. - Чума заставляет бежать только людей. Узкие глаза аршаума насмешливо оглядели Гуделина. - Как хотите, - ответил чиновник, безуспешно принимая невозмутимый вид. - Если чума охватит мою бренную плоть, я, по крайней мере, буду тешиться мыслями о том, что умираю в компании мужественных людей. Оставаясь неуклюжим наездником, Гуделин тем не менее пришпорил лошадь и поскакал к кочевью. Ариг перестал ухмыляться и припустил за Гуделином. Остальные двинулись следом. Логика Скилицеза успокоила Горгида только отчасти. Что, если зараза попала в лагерь уже давно, а стада просто разбрелись, оставленные без присмотра? Но когда товарищи грека испуганно вскрикнули при виде четырех воронов и большого черного грифа, поднявшегося в воздух при виде /`(!+(& ni(eao людей, Горгид откинулся в высоком седле с облегчением. - Когда это птицы смерти вдруг стали приятным зрелищем? - спросил Псой. - Объясню, - ответил Горгид. - Их присутствие означает, что здесь нет чумы. Стервятники обычно обходят трупы стороной, если те стали жертвами болезней. Либо же, поедая их, сами погибают от заразы. Если только, прошептал тревожный голос, Фукидид не ошибся. Однако лагерь поразила не эпидемия. Здесь прошла другая, более страшная напасть: война. Телеги с шатрами были пусты, многие валялись перевернутые. У одной обгорело колесо. Колья, на которых когда-то стояли шатры, одиноко торчали среди полного безмолвия, и только остатки обгоревшей ткани, когда-то прикрывавшей их, слабо шевелились. Тонкие полосы ткани сухо шуршали в мертвом лагере, как пальцы скелета, лишенные плоти. Смерть правила здесь не первый день. Когда всадники приблизились, в воздух поднялось еще несколько воронов. Их было мало. Лучшая трапеза уже закончилась. Запах смерти почти исчез. Путников встретили одни кости, плоть уже истлела. Все здесь будто отвергало вторжение жизни в этот мертвый, безмолвный мир. Трупы мужчин, женщин, детей, животных лежали у шатров. Кочевник с обломком сабли в руке... Половина ее валяется поблизости. Сломанная, сабля не стоила того, чтобы забирать ее как добычу. Топор разрубил голову мужчины... Рядом с ним лежало то, что когда-то было женщиной. Труп был раздет, ноги раскиданы в стороны, как у куклы... Горгид понял, что горло женщины было перерезано. Проходя с легионом поля битв и разоренные войной города и села, Горгид видел столько смерти и жестокости, что вряд ли мог бы сейчас припомнить многое из пережитого. Но здесь он впервые встретил упорную, холодную ненависть к жизни, разрушение ради разрушения. Это было настолько чудовищно, что холодок пробежал по коже. Горгид окинул взглядом лица своих товарищей. Гуделин, который почти ничего не знал о войне, побледнел и еле держался в седле. Но изнеженный чиновник не был одинок в своем ужасе. Солдаты Псоя, Скилицез и даже Ариг, всегда гордившийся своей суровостью, - все они были одинаково ошеломлены. Увиденное потрясло их до глубины души. Никто, казалось, не решался нарушить молчание. Наконец Горгид проговорил, как бы обращаясь к самому себе: - Так вот как они воюют здесь, в степях. - Нет! Голоса Скилицеза, Агафия Псоя и трех его солдат прозвучали одновременно. Еще один ворон, возмущенный криком, поднялся в воздух, но тут же опустился на землю и неуклюже запрыгал вбок. Он был слишком сыт, чтобы летать. Псой умел говорить складнее, чем Скилицез. - Это не война, чужеземец. Это безумие. Грек только наклонил голову в знак согласия. - Даже йезды не могут быть хуже, - сказал Горгид и быстро добавил: - Но ведь йезды тоже пришли из степи. - В Макуране научились поклоняться Скотосу, - проговорил Псой, и все видессиане плюнули на землю в знак презрения к темному богу. - Кочевники - язычники, это правда. Но они чисты, как любые язычники. В Видессе Горгиду доводилось слышать совершенно противоположное мнение. С другой стороны, Псой был куда ближе хаморам, чем те, кто жил в самом центре Империи. Грек задумался на миг: сделала ли эта близость степнякам Агафия Псоя более надежным? Или - наоборот?.. Грек покачал головой. История умела быть еще более неопределенной, чем медицина... Острые глаза Горгида зацепили какой-то знак, вырезанный на разбитом дубовом сундуке. Слишком часто он видел эти три параллельные молнии на руинах видессианских городов и монастырей. Слишком часто. Он не мог не распознать символ Скотоса. Когда грек показал на него рукой, Псой вздрогнул, как от укуса змеи. Он тоже узнал эти зловещие три молнии и снова плюнул в знак отрицания Скотоса, а затем очертил возле сердца круг Фоса. Скилицез, Гуделин и солдаты-видессиане повторили этот жест. Ариг и хаморы, однако, -%$.c,%" +(: чем это так расстроил их попутчиков грубо вырезанный знак на куске дерева посреди развалин и трупов. - Я даже не подумал об этом, - одновременно проговорили Псой и Скилицез. Скилицез спрыгнул с седла и наклонился над испоганенным сундуком. Офицер истово плюнул, уже в третий раз, на этот раз прямо на знак. Выхватив из-за пояса кресало, он стал выбивать искры, чтобы сжечь обломок. Но огонь упорно не желал разгораться. Трава и дерево были еще влажны после дождя. - Ублюдки Варатеша. Это могли быть только они, - снова и снова повторял Псой. Скилицез пылал от гнева, чего, увы, нельзя было сказать о его костре. Офицер, казалось, поник от свалившейся на него тяжести. Он нашел объяснение той бойне, что произошла в этих местах, и это угнетало его. - Бандиты Варатеша, - еще раз сказал Псой. Скилицез наконец сумел разжечь огонь. Он положил сундук в костер. Как только пламя охватило доски, знак Скотоса тоже стал гореть и вскоре исчез окончательно, превратившись в угли. - Пусть так же в конце великой битвы света и тьмы свет навсегда одолеет тьму, - сказал Скилицез. Видессиане снова очертили знак солнца у груди. Когда посольский отряд оставил мертвый, оскверненный лагерь, Горгид вслух полюбопытствовал: - Где это кочевники научились вере Скотоса? - Жестокий бог для жестокого народа, - ответил Гуделин афоризмом тоном человека, читающего мораль. Для грека такой ответ был хуже бесполезного. До того как они наткнулись на этот ужас, Горгид видел в кочевниках таких же людей, как все другие. Да, они были варварами, но в их натуре, как и у всех, смешивалось хорошее и плохое. С другой стороны, Скотос не был старым исконным божеством степняков. Ни солдаты Псоя, ни хаморы, ни Ариг не узнали знак темного бога. Однако же в Иезде кочевники погонялись этому дьяволу с яростным дикарским энтузиазмом, что, кстати говоря, тоже не слишком характерно для варваров... Давным-давно Иезд был Макураном, имперским соперником Видесса. Соперником - да, но цивилизованным соперником. Макуране имели свою религию, поклонялись Четырем Пророкам. Четыре Пророка не имели никакого отношения к культу Скотоса. И какая связь между отдаленным Иездом и этим разоренным лагерем в степи?.. Ланкин Скилицез без труда соединил эти разорванные звенья. - Авшар, - сказал он, будто объясняя что-то неразумному дитяте. Это объяснение удовлетворило его полностью. Грек покраснел. Мог бы и сам догадаться. Но йезды, припомнил грек, вторглись в Макуран больше пятидесяти лет назад. Холодок пробежал у него по спине. Кем же, в таком случае, был Авшар? Кто он такой, этот загадочный колдун?.. Валаш галопом мчался назад, крича что-то на своем языке. Остальные хаморы что-то прокричали в ответ. Радость появилась на их бородатых лицах. Даже мрачный Рамбехишт выдавил из себя улыбку, хотя взгляд, который он бросил на Виридовикса, истолковать было трудно. - Наконец-то лагерь, где я смогу отдохнуть. Кстати, давно пора это сделать, - сказал кельт. - Что ж, пошли. Он уже четыре дня помогал кочевникам перегонять стадо. Замасп отправился к становищу, чтобы прислать замену. Работа была довольно скучной: коровы и лошади были глупы. И чем больше их было, тем глупее они, похоже, становились. Виридовикс все еще не мог в полной мере насладиться свободой и покоем, поскольку его жизнь до сих пор зависела от этих хаморов - а они пока что не успели стать его друзьями. Ярамна ехал рядом с кельтом на одной из лошадей, подаренных Bиридовиксом. - Хорошая лошадь, - сказал он, ласково хлопнув животное по крупу. Виридовикс понял второе слово (оно входило в некоторые хаморские ругательства), а жест подсказал значение первого. - Я рад, что она тебе нравится, - отозвался кельт. Ярамна тоже понял его. По крайней мере - главное из сказанного. Лагерь хаморов широко раскинулся в степи. Шатры и телеги были разбросаны где попало. Увидев это, Виридовикс громко расхохотался. - У Гая Филиппа открылось бы кровохарканье, если бы он увидел этот кавардак. Да, мало похоже на римский лагерь, где все по линейке. Совсем, прямо скажем, не похоже. Что ж, свобода!.. Делай что хочешь, поступай как знаешь, - это мне всегда было по душе. И все же годы, проведенные с легионерами, не пропали втуне. Виридовикс нахмурился, когда увидел (и понюхал) кучи отбросов у каждого шатра. Ему не нравилось, что люди пускали струйку там, где им приспичило, причем делали это так же невозмутимо, как и лошади, лениво бродившие по лагерю. Даже кельты были куда более чистоплотным народом, хотя, конечно, не таким организованным и дисциплинированным, как римляне. При виде незнакомца, да еще столь необычного, многие кочевники принимались вопить от удивления и тыкать пальцем. Некоторые отходили подальше, другие, наоборот, подбегали, желая рассмотреть получше. Один малыш, куда более отчаянный, чем иные воины, бросился к кельту от костра, возле которого сидел, и коснулся сапожком незнакомца. Виридовикс, всегда любивший детей, остановил лошадь и набычился: - Бу-у... Глаза мальчика расширились. Он повернулся и убежал. Виридовикс засмеялся: штанишки мальчика были похожи на взрослые, но зато не закрывали малыша сзади. - Какая хитрая штука! - воскликнул кельт. Мать малыша подхватила его на руки и надавала ему шлепков. Вот и еще одно назначение разреза на штанишках. Кельт даже не подумал об этом. - Бедняга!.. - сказал он, слыша горький плач. Валаш привел своих товарищей и Виридовикса в круглый купольный шатер, который был куда больше остальных и куда богаче украшен. Волчья шкура на шесте была знаком того, что шатер принадлежал вождю клана. На это же указывали и двое часовых у входа - в данный момент они закусывали брынзой. Демоны и животные длинной полосой опоясывали зеленый шатер. Подобные же сценки были изображены и на ткани, покрывающей телегу, на которой шатер перевозили с места на место. Ряд за рядом стояли сундуки с вещами, обувью и оружием, выстроенные позади телеги. Сундуки были большими, покрытыми блестящим лаком, что предохраняло их от влаги. Но таким богатством наслаждался только вождь клана, как отметил кельт. Большинство шатров было куда меньше, их покрывала скромная ткань, достаточно легкая, чтобы лошадь без труда перевозила ее вместе с кольями и каркасом. Пожитки кочевников были немногочисленны. В то время как вождь имел не менее полутора десятков телег и лошадей, многие люди его племени владели тремя-четырьмя лошадьми и зачастую - ни одной телегой. Виридовикс пришел к выводу, что первоначальное мнение оказалось ошибочным: степная жизнь была свободна, но отнюдь не легка. Один из часовых дожевал сыр и взглянул на Валаша и других. Указав рукой на Виридовикса, он что-то спросил. Несколько секунд часовой и Валаш перекрикивались на своем языке. Кельт уловил имя "Таргитай", повторенное несколько раз, и сообразил, что это, вероятно, имя вождя. Затем часовой удивил кельта, заговорив на ломаном видессианском: - Ты - ждать. Я говорить ему - ты здесь. Когда кочевник наклонился, чтобы пройти в шатер, Виридовикс спросил: - А вождь говорит на языке Империи? - Да. Ходить Приста - много раз. Обмен, торговать. Один раз - грабить Приста. Много лет назад. Часовой исчез. Виридовикс вздохнул с облегчением. По крайней мере, не придется объясняться через толмача. Переводить бурную эмоциональную речь - все равно что кричать под водой. Какой-то шум достигает ушей, но большого смысла в нем все равно нет. Появился часовой. Заговорил по-хаморски, потом обратился к Виридовиксу: - Ты - идти сейчас. Видишь Таргитая - поклониться, понял? - Хорошо, - обещал кельт. Он соскочил с коня. Второй часовой остался сторожить лошадей. Первый придержал полог шатра. Вход в шатер был обращен на запад, в сторону от ветра. С умом сделано, отметил Виридовикс. Но самая мысль о том, что придется провести в шатре суровую степную зиму, заставила его рыжие волосы на руках встать дыбом, как будто кельт, подобно белке, начал загодя отращивать себе густой подшерсток, чтобы защититься от предстоящих холодов. Вход был низким даже для невысоких хаморов. Когда кельт поднял голову, то даже присвистнул от восхищения. Римляне, как он теперь понял, были жалкими новичками в оборудовании палаток. Этот шатер был больше четырех легионерских палаток. В диаметре он был не менее двенадцати больших шагов. Изнутри его обтягивала белая материя, отчего он зрительно казался еще просторнее. Свет костра, горящего посередине, и масляных ламп, стоящих по кругу, отражался от белой ткани. Кожаные мешки у северной стороны шатра были наполнены добром Таргитая. Домочадцы вождя вешали над ними свои луки и мечи на стены шатра. Кухонная утварь, ложки, посуда находились на южной стороне. Напротив входа имелась большая постель - груда матрасов, набитых пухом и покрытых звериными шкурами. Ни один клочок пространства не расходовался здесь впустую, и вместе с тем помещение не казалось переполненным. Это само по себе могло рассматриваться как небольшое чудо, поскольку в шатре было полно народу. На северной стороне сидели мужчины, на южной - женщины. Между костром и постелью стоял низенький диван (единственная мебель!). Помня о том, что говорил часовой, Виридовикс поклонился человеку, сидевшему на диване, облокотясь на подушки, - кельт догадался, что это и был сам Таргитай. - Так. Тебе потребовалось немало времени, чтобы заметить меня, - заметил вождь. Валаш и остальные хаморы уже поклонились ему. Видессианский язык Таргитая был куда более беглым, чем у часового. Но до Варатеша в этом отношении Таргитаю было все-таки далеко. Однако не похоже, чтобы Таргитай рассердился. Кельт внимательно посмотрел на человека, который должен решить его судьбу. Таргитаю было около сорока лет. Красавцем его никак не назовешь. Его лицо покрывали шрамы, а длинный кривой нос был, вероятно, сломан давным-давно и теперь торчал вправо. Длинная седая борода и густые волосы под меховой шапкой напоминали пух густого одуванчика. Узкие глаза на морщинистом лице светились умом, властностью, глубоким чувством собственного достоинства. Виридовикс, который и сам когда-то был вождем, сразу признал в Таргитае настоящего повелителя. - Ты похож на алуга, - заметил Таргитай. Кельту потребовалось несколько секунд, чтобы понять: гортанный акцент хамора превратил слово "халогай" в "алуг". - Подойди поближе к огню. Хочу разглядеть тебя лучше, - продолжал хамор. В сопровождении Ярамны, Рамбехишта и других Виридовикс приблизился к мужской половине шатра. Кочевники, сидящие на подушках или круглых циновках, обитых войлоком, наклонились в стороны, давая им пройти. - Большой человек, - проговорил Таргитай, когда верзила кельт вырос перед ним. - Почему такой большой? Утомишь любую лошадь. - Что верно, то верно. Зато девочки жаловаться не будут, а это главное, - пробормотал Виридовикс. Таргитай усмехнулся. Кельт улыбнулся самому себе: он правильно .f%-(+ своего собеседника. Слова Таргитая и ответ Виридовикса перевел всем остальным человек, сидевший на полу справа от дивана. Это был первый хамор с выбритым лицом, которого увидел Виридовикс. Красные щеки толмача поблескивали в свете костра. Голос звучал мягко - то ли тенор, то ли контральто. Толстую фигуру толмача плотно обтягивал халат. - Это Липоксай, энари клана. - Шаман, как вы говорите по-видессиански, - добавил Липоксай. Он владел языком Империи почти идеально. Виридовикс вдруг подумал: а не был ли энари евнухом? Или же у него просто женственное лицо... На кельта Липоксай вдруг глянул очень странно. - Шаман, да, - нетерпеливо кивнул Таргитай. - Мы говорим не об именах. - Он осмотрел Виридовикса сверху вниз, задержался взглядом на длинном мече кельта. - Ты скажи мне свою историю. Мы увидим, что надо делать. Кельт принялся рассказывать обо всем, что случилось с момента его похищения. Вождь остановил его. - Нет. Зачем вообще пришел в Пардрайю? Ты не человек Империи. Не хамор, не аршаум, я вижу - клянусь Духами Ветров!.. И рассмеялся - немного сипло. Не в силах избавиться от тяжелого предчувствия, Виридовикс рассказал хаморам правду. Липоксай переводил. И чем дольше рассказывал Виридовикс, тем громче и возмущеннее бормотали кочевники, сидевшие вокруг костра. - Ты пришел провести аршаум через Пардрайю и хочешь моей благодарности и помощи! - зарычал Таргитай и коснулся своей сабли - как бы напоминая себе о том, где она находится. - Почему бы и нет? Я заслужил их - и твоей благодарности, и твоей помощи. Таргитай ошеломленно уставился на наглеца-пришельца. Липоксай удивленно приподнял выщипанную тонкую бровь. "Будь мужественным и стой крепко, - завещал сам себе Виридовикс. - Если они увидят, что ты сдался, пусть даже в малом... то все пропало". Выпрямившись во весь рост, кельт нахально глянул сверху вниз на длинный нос хаморского вождя. - Чем больше аршаумов отправится воевать в Видесс, тем меньше их останется здесь, чтобы гонять вас по степи. Так? Таргитай поскреб бороду. Высокий певучий голос Липоксая передавал слова кельта на языке степняков. Виридовикс не решался поглядеть по сторонам, чтобы увидеть, как кочевники примут эти дерзкие речи. Но враждебное ворчание стихло. - Хорошо. Ты - продолжай, - сказал наконец Таргитай. Тяжелый момент был позади. Виридовикс продолжил свой рассказ. Известие о том, что они с Варатешем были врагами, обрадовало хаморов. - Братоубийца! - сказал Таргитай, сплюнув в пыль перед своим диваном. - Несколько лет назад хотел войти в наш клан. Его история хуже, чем твоя. Ты забываешь иные вещи. Варатеш - лжет. - Таргитай посмотрел прямо в лицо Виридовиксу, и тот покраснел. - Продолжай. Что дальше? Виридовикс заговорил было об Авшаре, желая предостеречь кочевников. Но они не знали имени князя-колдуна и потому не боялись. Пусть боги сделают так, чтобы они и не узнали о нем никогда, подумал кельт. Не без гордости он поведал о том, как вырвался из лап Варатеша. Это вызвало возбужденные крики. Таргитай кратко заметил: - Недурно. Виридовикс ухмыльнулся; он уже понял, что хаморский вождь скуп на похвалу. - В темноте и спешке я поехал на восток, вместо того чтобы двинуться на запад. И вот, наткнулся на твоих людей, - заключил кельт. - Пусть они сами тебе все расскажут. Перебивая друг друга, кочевники поведали свою часть истории о встрече с Виридовиксом. Челюсть Таргитая отвисла. - Голый? - переспросил он у кельта. - Люди моего племени иногда так сражаются. - Это может быть очень опасно. И больно, - сказал Таргитай. Хаморы продолжали расписывать поединок Виридовикса с Рамбехиштом. Таргитай, омрачившись лицом, обратился к Рамбехишту. Вопрос прозвучал резко, как удар бича. Липоксай перевел слова Таргитая для кельта. - Что ты можешь сказать в свое оправдание после того, как проиграл схватку с голым человеком? Кельт напрягся. Рамбехишт был немалой фигурой в клане. Если сейчас этот хамор начнет поносить своего соперника, то последствия могут быть очень неприятными... Но тот ответил вождю коротко, пожав плечами и бросив всего несколько слов. - Он побил меня, - перевел Липоксай. Рамбехишт добавил: - Голова у меня болит до сих пор. Что еще я могу сказать?.. - Так. - После этого лаконичного ответа Таргитай погрузился в долгое молчание. Наконец вождь хаморов повернулся к Виридовиксу: - Что ж, чужеземец. По крайней мере, ты - настоящий воин. Сила и мужество. - Да уж. Имеются. - Так, - повторил кочевник. - Дальше? - Если бы я попросил тебя проводить меня до страны аршаумов, ты, я полагаю, зарубил бы меня на месте, - сказал Виридовикс. Липоксай перевел. Хаморы разозлились, но Виридовикс не обращал на это внимания: он должен был сперва дать им пищу для размышлений, чтобы сделать свое предложение более привлекательным. - У ваших людей есть паршивый сосед, этот негодяй Варатеш, не так ли? У вас имеется большой зуб на него. У меня - тоже. Боги знают, что другие кланы тоже терпеть его не могут. - Как хорошо, что здесь нет видессиан и никто не станет обвинять язычников в "ереси", за что хвала богам! - Что, если мы покончим с его шайкой раз и навсегда? И заодно - с Авшаром, подумал Виридовикс, но имени колдуна не назвал. Вокруг костра послышались гортанные выкрики. - Зуб на Варатеша? - повторил Таргитай мягко. - О да. У меня есть зуб на него. Он вскочил на ноги и выкрикнул что-то на своем языке. - Вы будете рады этому, братья?! - перевел Виридовиксу его слова Липоксай. По шатру пронесся рев. Это мог быть только один ответ: "Да!" С кровожадной улыбкой Валаш хлопнул кельта по спине. Но Таргитай, вождь, был также и осторожен. - Энари, - позвал он, и Липоксай встал позади него. - Поговори с духами. Спроси у них, будет это хорошо для клана или же это будет плохо. Липоксай поклонился и закрыл лицо ладонями в знак покорности. Затем он повернулся к Виридовиксу и тихо сказал: - Подойди ближе и положи руки мне на плечи. Кожа энари была теплой и мягкой, как пуховая подушка. Из кармашка за пазухой Липоксай вынул кусочек белой коры шириной в два пальца и длиной в руку. Он разрезал кору на три равных части и легонько прихватил тканью к своим рукам. Виридовикс почувствовал, как тело энари внезапно напряглось. Голова Липоксая резко откинулась назад, как во время припадка эпилепсии. Теперь Виридовикс мог видеть лицо энари. Его губы были плотно сжаты, а глаза открыты. Они смотрели, не мигая, но видели не Виридовикса Руки Липоксая двигались, словно обладали отдельным рассудком и не подчинялись телу. Они извивались, сжимая полоски белой коры и тиская их пальцами. Эта странная игра продолжалась довольно долго. Виридовикс не имел ни малейшего представления о том, как долго она будет идти. Но по тревожному взгляду Таргитая кельт понимал, что происходит что-то необычное. Может быть, нужно вывести Липоксая из транса? Кельт колебался, боясь вмешиваться в магию, которой не понимал. Энари пришел в себя как раз в тот момент, когда Виридовикс уже решил, что пора встряхнуть его. Пот стекал по гладкому лицу шамана. Халат был насквозь мокрым под пальцами кельта. Липоксай пошатнулся и едва устоял на ногах, как будто долго плыл на корабле и только что сошел на берег. На этот раз он посмотрел на Виридовикса с недоумением и страхом. - Тебя окружает сильная магия, - сказал он. - Твоя собственная и чужая. Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения. Таргитай рявкнул что-то. Липоксай довольно долго отвечал тем же тоном, а затем повернулся к кельту. - Я смог увидеть очень немного, - объяснил он. - Там было так много магии... Все покрыл туман. Я рассмотрел: пятьдесят глаз, дверь в горах и два меча. Я не знаю, хорошие это знаки или плохие. Таргитай задумался, обхватив рукой подбородок. Он был недоволен тем, что не сумел узнать больше. Наконец он поднялся и сжал руку Виридовикса. - Что ж, - сказал вождь. - Можем победить, можем проиграть - вероятность одинакова. Варатешу нужно укоротить уши. До самых плеч. - Он засмеялся. Кельт подумал, что для бандита Таргитай - опасный враг. - Так, - еще раз сказал Таргитай. Похоже, он вставлял это слово в паузы, пока раздумывал над тем, что сказать дальше. - Ты клянешься с нами, да? - Да, - тут же ответил Виридовикс. Таргитай перешел на язык степняков. Юноша, у которого были глаза вождя и такой же длинный крючковатый нос, принес большую глиняную чашу и полный бурдюк кумыса. Это был не совсем обычный кумыс - темный, крепкий, с сильным запахом. - Кара-кумыс, черный кумыс, - объяснил Таргитай, ткнув пальцем в чашу. - Напиток повелителей. Он не торопился выпить. Взяв две стрелы из колчана, Таргитай положил их наконечниками в чашу. За стрелами последовал меч. - Твой тоже, - сказал вождь Виридовиксу. Кельт достал меч и опустил его в чашу (кельтский клинок вошел туда до середины). Таргитай кивнул и, вытащив из ножен кинжал, принял в свою руку ладонь Виридовикса. - Нельзя дрогнуть или моргнуть, - предупредил он и сделал надрез на мизинце кельта. Капли крови упали в чашу. - Теперь ты, - сказал Таргитай, передав кельту кинжал. Лицо хамора было как будто высечено из камня, когда кельт рассек ему палец. Их кровь теперь смешалась. Сильная магия, одобрительно подумал Виридовикс, Липоксай начал нараспев читать молитву или заклинание. Густые гортанные звуки хаморской речи странно переливались в его высоком голосе. Пока энари молился, Таргитай объяснил Виридовиксу: - Ты должен клясться чем можешь: ты будешь как брат нашему клану и никогда не предашь. Кельт задумался. Какими богами лучше всего поклясться в такую минуту? - Клянусь Эпоной и Тевтатом, - произнес он громко. Эпона и Тевтат были самыми сильными богами из всех, кого он знал. Когда Виридовикс назвал их имена, символы друидов на завороженном клинке налились золотом. Глаза Липоксая были закрыты, но Таргитай заметил это. - А, у тебя есть своя магия тоже, - пробормотал он, уставившись на своего нового союзника. Когда молитва Липоксая была закончена, вождь хаморов вынул из чаши свое оружие. Виридовикс сделал то же самое, насухо вытерев клинок. Прежде чем вложить клинок в ножны, Таргитай наклонился и осторожно поднес чашу к губам, отпил немного и передал кельту. - Мы смешали кровь, мы смешаем судьбы, - сказал он, как, видимо, было положено. Виридовикс отпил тоже. Кара-кумыс был густым и мягким на вкус. Приятный напиток, как хорошее, согревающее вино. Как только напиток братства соединил кельта с кочевниками, приближенные Таргитая встали со своих подушек и подошли разделить чашу. Слуги передали салфетки из тонкой ткани, чтобы ни одна капля драгоценной влаги не пролилась на землю. - Теперь ты один из нас, - сказал Таргитай и повторил это по- хаморски, громко рыгнув. - Еще кумысу! В шатер внесли еще несколько бурдюков. Но там был не темный густой кара-кумыс, а обычный, однако, довольно крепкий. Виридовикс жадно припал к бурдюку, а затем передал его Валашу, сидевшему рядом. Еще один бурдюк подоспел через минуту, затем - еще один... В ушах кельта уже позванивали колокольчики. Крепкий кумыс делал свое дело. Шапка из волчьего меха все время съезжала на левый глаз Таргитая. Вождь сдвинул ее на затылок и по-совьи глянул на Виридовикса. - Ты один из нас, - повторил он. Его акцент стал жестче, чем был несколько минут назад. - Должен быть счастлив, совсем счастлив. Это право человека. Ты видишь женщину, которая тебе нравится? - Проклятье! Поджарь меня, болвана, как кусок мяса! - воскликнул кельт. - Я не бросил на них и беглого взгляда! То, что он не обратил внимания на женщин, было мерой его тревоги. Теперь Виридовикс мог наконец расслабиться. Случалось, одиночество впивалось в него, как удар ножа, и тогда он вспоминал белокожих кельтских девушек с соломенными или рыжими волосами, похожими на его собственные. Но он не собирался жить одним только прошлым. И когда появлялась возможность развлечься - рисковал. Он усмехнулся, вспомнив Комитту Рангаве. Не то чтобы Виридовикс ожидал увидеть таких же жгучих красавиц в шатре Таргитая... Как и васпуракане, хаморы имели более угловатые черты, чем утонченные имперцы. Лица их мужчин часто отражали сильные, волевые характеры, однако сходное выражение не красило женщин... Одежда также не способствовала проявлению женственности: женщины хаморов носили штаны, туники и плащи, как и мужчины-кочевники, они закутывались в такие же меха и куртки из кожи. Однако вместо обычных меховых островерхих шапок они надевали маленькие конические повязки для волос, сделанные из шелка и украшенные орнаментом из ярких камней. Наверху были пришиты перья уток и фазанов. Это немного добавляло им привлекательности, однако недостаточно, чтобы сделать желанными. Хуже всего, подумал Виридовикс, скользя глазами по женщинам, многие из них, вероятно, жены приближенных Таргитая. Полные, неуклюжие, даже самые молодые, они привыкли повелевать. Всего этого Виридовикс предостаточно нахлебался от Комитты. Они глазели на кельта совершенно откровенно. Виридовикс был рад, что не понимает их языка. Затем взгляд кельта замер. Недалеко от дивана Таргитая сидела девушка. Чем-то она неуловимо напоминала Неврат - такое же резкое и вместе с тем прекрасное лицо. Ее красота была иной, чем у остроносых видессианок. Наверное, дело в глазах