стречались. Самое большее, что ему удалось им растолковать: у лекарей прямой контакт с душой пациента. - О, Господи! - воскликнул Эдвардс. - Дальше-то что будет? - Это вы молитесь или облегчаете душу? - поинтересовался Конвей. Майор улыбнулся и продолжил уже серьезно: - Если наш друг употребляет слово "душа", то только потому, что соответствующий эквивалент есть в трансляторе Госпиталя. Вам остается всего лишь запросить, что такое "душа" по мнению этого электронного переростка. - Боюсь, О'Мара снова начнет сомневаться, что я в здравом уме, - скептически заметил Конвей. К тому времени, когда пришел ответ, капитан Вильямсон успешно принес свои извинения псевдоправительству Митбола, а Саррешан так красноречиво описал странности землян, что им гарантировали теплый прием. Однако "Декарт" попросили оставаться на орбите, пока не будет расчищена и обозначена удобная посадочная площадка. - Согласно сообщению, - Эдвардс протянул Конвею распечатку радиограммы, - компьютер считает, что "душа" - это просто "принцип жизни". О'Мара говорит, что программисты не хотели смущать машину религиозными и философскими понятиями, включая сюда и бессмертие души. Поэтому, по мнению компьютера, все, что живет, имеет душу. Очевидно, лекари на Митболе вступают в прямую связь с "принципами жизни" пациента. - Вы думаете - лечение верой? - Не знаю, доктор, - ответил Эдвардс. - Мне кажется, что здесь от вашего главного психолога проку мало. Ну, а если вы думаете, что я собираюсь вам помочь и снова дам вам мнемограмму Саррешана - поберегите голосовые связки. Конвей был удивлен, насколько обычным выглядит Митбол с орбиты. И только на высоте десяти миль от поверхности планеты стали заметны медленные подергивания покрытого складками необъятного ковра из копошащихся на суше животных и неестественно спокойное море, похожее на густой суп. Только вдоль береговых линий наблюдалась особенно бурная активность. Здесь вода бурлила желто-зеленой пеной и кишела большими и малыми водными хищниками, яростно нападавшими на живущих на суше, а те, в свою очередь, не менее злобно накидывались на обитателей моря. "Декарт" опустился в двух милях от мирного участка побережья в центре района, помеченного ярко окрашенными буйками. Он был полностью скрыт облаками пара, поднявшимися при соприкосновении пламени с водой. Как только корма ушла под поверхность, тяга была уменьшена и корабль мягко опустился на песчаное морское дно. Вскипевшая от двигателей вода разошлась медленными волнами, а на корабль стали накатывать волны существ. "В буквальном смысле", - подумал Конвей. Словно огромные влажные бублики, они выкатывались из зеленого водяного тумана к основанию корабля и начинали безостановочно кружить вокруг него. Они тяжеловесно огибали попадавшиеся на пути обломки скал и колючую растительность. Иногда, чтобы изменить направление, они принимали почти горизонтальное положение, но равномерное вращение всегда продолжалось, и существа держались друг от друга как можно дальше. Конвей выждал некоторое время, чтобы дать Саррешану возможность спуститься по пандусу и должным образом встретиться со своими соплеменниками. Врач в легком скафандре, подобном тем, которые использовали в Госпитале в секторах для вододышащих. Это было сделано и для удобства, и для того, чтобы продемонстрировать местным жителям "необычную" форму своего тела. Он шагнул с края пандуса и стал медленно опускаться на дно моря. Через транслятор он слышал беседу Саррешана, разговоры важных лиц и наиболее громкие выкрики из окружающей толпы. Опустившись на дно, Конвей сначала подумал, что на него нападают. Все находящиеся в окрестностях корабля существа старались прокатиться как можно ближе к нему, а, проезжая мимо, каждый что-то говорил. Микрофон скафандра доносил до него звуки, похожие на беспорядочное побулькивание, а транслятор в силу своей несовершенности повторял одну и ту же фразу: "Добро пожаловать, чужестранец!" В их искренности сомневаться не приходилось - в мире, где все было наперекосяк, тепло приема было прямо пропорционально необычности приветствуемого. Они едва ли не сами просили задавать им вопросы. Первым делом он обнаружил, что в его профессиональных услугах здесь не нуждаются. Это было общество, члены которого никогда не прекращали движение по "городам" и вокруг них. На Митболе не было жилых кварталов - "города" представляли собой просто-напросто приспособления для производства, обучения или исследований. После работы "бублик" высвобождался из сбруи на механически вращаемой раме и укатывал куда-нибудь по дну моря в поисках пищи, развлечений или странной компании. Они никогда не спали, не вступали в физический контакт, кроме контактов, связанных с продолжением рода, тут не было ни высоких зданий, ни мест для захоронения. Когда какое-нибудь из существ из-за возраста, опасного происшествия, столкновения с хищником или острым ядовитым растением останавливалось, никто не обращал на него внимания. Из-за выделения газов при разложении тканей внутри тела оно вскоре после смерти всплывало на поверхность, где его съедали птицы и рыбы. Конвей беседовал с несколькими существами, слишком старыми, чтобы кататься самостоятельно. Их вращали в индивидуальных устройствах и кормили искусственным путем. Он так и не понял до конца, был ли это эксперимент или старики представляли для общества какую-то ценность. Но эти работы по гериатрии и оказание помощи при трудных родах оставались единственными видами оказания медицинской помощи, которые он до сих пор встретил. * * * Тем временем исследовательские команды картографировали планету и добывали различные образцы ее поверхности. Большая часть материалов отправлялась для обработки в Госпиталь, и вскоре после этого от Торннастора стали поступать детальные инструкции по оказанию медицинской помощи. По словам диагноста-патолога, Митбол нуждался в ней безотлагательно. Конвей и Эдвардс, которые изучили предварительные данные и ряд снимков с небольших высот, были с ним более чем согласны. - Мы-то можем хоть сейчас поставить предварительный диагноз "заболевания" планеты, - возмущенно говорил Конвей. - Они тут чертовски вольно обращаются с ядерным оружием. Но нам крайне необходимо, чтобы ситуацию оценили и местные медики. А у нас по-прежнему не решен вопрос вопросов... - Есть ли в доме доктор? - улыбнулся Эдвардс. - И если есть, то где он? - Так точно, - серьезно ответил Конвей. Снаружи иллюминатора сквозь туман пробивался свет луны, отраженный в неторопливо-величавых волнах. Луна, которая приближалась к полости Роша [гравитационная область вокруг космического тела. Если в эту область попадает другое тело, то оба либо разрушаются, либо сталкиваются. Названа по имени французского астронома Э.Роша], представит для обитателей Митбола еще одну большую проблему, но случится это лет эдак через миллион. Сейчас это был большой зазубренный серп, освещающий море, двести футов той части "Декарта", которая возвышалась над водой, и на удивление спокойную береговую линию. Спокойную, потому что она была мертвой, а хищники отказывались есть падаль. - Если я построю себе вращающуюся раму, не разрешит ли О'Мара... - начал было Конвей. Эдвардс покачал головой. - Мнемограмма Саррешана опасней, чем вы думаете. Вам вообще крупно повезло, что вы не свихнулись окончательно. Кроме того, если записать эту мнемограмму, то вращение даже в специальном устройстве обманет ваш мозг лишь на несколько минут. Если хотите, я запрошу его еще раз? - Да нет, я вам верю, - ответил Конвей и в задумчивости продолжил: - Я все время не устаю задавать себе вопрос: где с наибольшей вероятностью на этой планете можно отыскать врача? Предположим, там, где происходит больше всего несчастных случаев, то есть вдоль побережий... - Необязательно, - возразил Эдвардс. - Обычно врачей не ищут на бойне. И не забывайте, что на этой планете существует еще одна разумная раса - создатели этих инструментов, управляемых мыслью. Не может ли так случиться, что ваши врачи принадлежат к этой расе, и ответ на ваш вопрос вообще лежит за пределами культуры колесников? - Верно, - откликнулся Конвей. - Но здесь местные жители охотно с нами сотрудничают, и я хочу извлечь из этого максимальную пользу. Думаю, надо попросить разрешения отправиться вместе с кем-нибудь из бубликов-путешественников в дальние края. Конечно, может статься, я окажусь третьим лишним и мне в вежливой форме укажут, куда отправляют с такими просьбами, но совершенно очевидно, что в городах и населенных районах врачей нет, и единственный, кому они могут повстречаться, так это путешественник. Ну, а пока, - заключил он, - попробуем отыскать этих разумных существ другой расы. Двумя днями позже Конвей связался со знакомым Саррешана, который работал на электростанции - ядерном реакторе, показавшимся ему почти обычным домом, так как он был заключен в четыре прочных стены и накрыт крышей. Колесник планировал совершить путешествие вдоль незаселенного участка побережья по окончании текущего рабочего периода, то есть, по оценке Конвея, через пару-тройку дней. Существо звали Камсаюг, и оно не возражало, чтобы Конвей отправился с ним, если тот будет держаться подальше при определенных обстоятельствах. Камсаюг в деталях и без всякого смущения описал "обстоятельства". Он слыхал о "защитниках", но только из вторых или третьих уст. В отличие от врачей Госпиталя они не резали и не сшивали пациентов. Что они делали, точно он не знал, было лишь известно, что очень часто, вместо того, чтобы лечить, они убивали. Это были глупые, медленно передвигающиеся существа, которые по какой-то странной причине обитали рядом с самыми активными и опасными участками побережья. - Не бойня, майор, а поле боя, - уверенно заявил Конвей. - Можно ожидать, что именно в районе поля боя врачи как раз и окажутся... Но они не могли ждать, пока Камсаюг пустится в путешествие. Доклады Торннастора, образцы, доставляемые разведывательными кораблями, да и то, что они сами видели невооруженным глазом, не оставляло сомнений в необходимости срочных действий. Митбол был очень "больной" планетой. Соплеменники Саррешана слишком неосторожно пользовались недавно обнаруженной ими атомной энергией. Они оправдывали это экспансией, которой подвергается их раса, почему она и не может позволить себе теперь постоянную угрозу со стороны крупных наземных чудовищ. Взорвав ряд ядерных устройств в нескольких милях от берега, конечно позаботившись при этом, чтобы радиоактивные осадки не выпали на их собственные головы, - колесники погубили наземную жизнь на больших пространствах. Теперь они могли создать базы на мертвых землях и проводить там дальнейшие научные исследования и прочие работы. Их не волновало, что болезни и упадок распространяются по огромным районам внутрь материка. Гигантские живые ковры - переплетения растений и чудовищ были их естественным врагом. Ежегодно ими останавливались и съедались сотни колесников, и теперь колесники просто брали свое. - Разумны ли эти живые ковры? - повторял Конвей, в то время как их разведывательный корабль раз за разом низко пролетал над районом, пораженным гниением. - Или под этими коврами живут небольшие разумные существа? Как бы то ни было, соплеменники Саррешана должны прекратить швыряться по округе своими мерзкими бомбами! - Согласен, - произнес Эдвардс. - Но надо сказать им об этом по возможности тактичнее. Вы же понимаете, мы их гости. - Необязательно быть тактичным, говоря мыслящему существу, чтобы оно прекратило самоубийство! - Должно быть, у вас были необычайно разумные пациенты, доктор, - сухо сказал Эдвардс. - Если ковры - не просто желудки, переваривающие пищу, а наделены разумом, они должны бы иметь глаза, уши и что-то вроде нервной системы, способной реагировать на внешние раздражители... - Когда "Декарт" приземлился здесь впервые, реакция была вполне определенной, - подал голос из пилотского кресла Харрисон. - Чудище попыталось нас проглотить! Через несколько минут мы будем пролетать недалеко от места первой посадки. Хотите взглянуть? - Да, пожалуйста, - попросил Конвей и задумчиво добавил: - Открывать рот - инстинктивная реакция всякой голодной неразумной твари. Но тут какой-то разум присутствовал - ведь управляемый мыслью инструмент как-то проник на корабль. Они вылетели из зараженного района, и тень от корабля побежала по огромным лоскутам живой зеленой растительности. В отличие от растений, восстанавливающих атмосферу и поглощающих отходы, это были маленькие ростки, которые, казалось, не несли никаких полезных функций. Образцы, которые Конвей исследовал в лаборатории на "Декарте", имели очень длинные тонкие корешки и четыре широких листа. Когда их прикрывали от света, листья плотно сворачивались, обнаруживая свою желтую нижнюю поверхность. И сейчас там, где пробегала тень от корабля, листья скручивались, так что картина напоминала экран осциллографа, по которому движется яркая точка от сигнала. Где-то в закоулках подсознания у Конвея начала складываться идея, но, когда они подлетели у месту первой посадки и стали кружить над ним, она пропала. Это был неглубокий кратер с кочковатым дном, и Конвей подумал, что он вовсе не похож на рот. Харрисон спросил, не хотят ли они приземлиться, явно ожидая отрицательного ответа. - Да! - сказал Конвей. Они приземлились в центре кратера. Врачи одели тяжелые скафандры для защиты от растений, которые и на суше и на море при чьем-либо приближении защищали себя, выдвигая ядовитые ветки или стреляя смертельно опасными иглами. Поверхность не собиралась раскрываться или глотать их, поэтому врачи вышли наружу, оставив Харрисона в полной готовности быстро взлететь, если она передумает. Пока они осматривали кратер и ближайшие окрестности, вокруг ничего не произошло, поэтому они установили портативный буровой станок, чтобы взять несколько образцов "кожи" и лежащей под ней ткани. Все разведывательные корабли имели такие устройства, и образцы были собраны уже из сотен мест по всей планете. Но здесь они оказались более чем нетипичными. Пришлось пробурить почти пятьдесят футов сухой волокнистой кожи, и только тогда они дошли до розовой губчатой ткани. Они перенесли установку за пределы кратера и снова включили бур. Здесь кожа была только двадцатифутовой толщины - среднее значение по планете. - Меня это беспокоит, - неожиданно сказал Конвей. Тут не было никакой ротовой полости, никаких признаков действующих мышц или какого-либо отверстия. - Это не может быть ртом! - Не глаз же оно открыло! - воскликнул Харрисон по радио. - Я же там был... в смысле здесь. - Похоже на шрам, - произнес Конвей. - Но он слишком глубокий, чтобы быть только результатом ожога от хвостового пламени "Декарта". И почему случилось именно так, что рот оказался здесь, в том самом месте, где приземлился корабль? Шансов против этого - миллион к одному. И почему не обнаружены другие рты? Мы обследовали каждую квадратную милю поверхности, но единственный рот появился только при посадке "Декарта". Почему? - Оно увидело, как мы приближаемся и... - начал Харрисон. - К чему? - спросил Эдвардс. - ...Тогда оно почувствовало, как мы приземлились и решило сформировать рот... - Рот, - прервал Конвей, - с мышцами, открывающими и закрывающими его, с зубами, слюной и пищевым трактом, ведущим к желудку, который - если только оно тоже не решило его создать - находится за многие мили отсюда, и все это за несколько минут? Из того, что мы знаем о метаболизме ковров, я не вижу, каким образом это могло произойти так быстро. А вы? Эдвардс и Харрисон молчали. - Исходя из данных о ковре, который обитает на этом маленьком острове к северу, - продолжал Конвей, - мы получили сносное представление о том, как они функционируют. С самого дня их прибытия остров держался под постоянным наблюдением. Его обитатель обладал невероятно медленным, почти растительным метаболизмом. Оказалось, что поверхность ковра неподвижна. Фактически менялись лишь его очертания. Таким образом он обеспечивал дождевой водой окружающие растения, которые в свою очередь обеспечивали его воздухом и служили дополнительной пищей. Единственным местом, где действительно наблюдалась бурная активность, были края ковра. Здесь у огромного существа располагались рты. Но опять же быстро действовал не сам ковер, а орды хищников, пытающихся его съесть, в то время как он не спеша и с достоинством поедал их, втягивая в себя вместе с океанской водой. Другие большие ковры, которым не повезло, которые не имели выхода к морю, питались растениями или друг другом. У ковров не было рук, щупалец или каких-то манипуляторов - только рты и глаза, способные отследить летящий корабль - но все это по краям тела. - Глаза? - спросил Эдвардс. - Тогда почему они нас не видели? - Тут все время летают десятки кораблей и вертолетов, - ответил Конвей. - Возможно, оно обескуражено. Но вот что теперь я хочу от вас, лейтенант: поднимите корабль, скажем, на тысячу футов и сделайте серию "восьмерок". Восьмерки делайте как можно поменьше, но на максимальной скорости, так чтобы точка пересечения находилась над нашими головами. Понятно? - Да, но... - Тем самым мы дадим понять зверюге, что наш корабль не просто корабль, а весьма необычный корабль, - объяснил Конвей и добавил: - Будьте готовы срочно подобрать нас в случае, если что-то пойдет не так. Несколькими минутами позже Харрисон оставил врачей у буровой установки. - Я понял, что вы задумали, доктор, - произнес Эдвардс. - Вы хотите привлечь к нам внимание. Икс отмечает точку, а восьмерка - это тот же икс, но с соединенными концами. Разведывательный корабль над ними выделывал самые маленькие восьмерки, которые когда-либо видел Конвей. Даже учитывая, что корабельные гравикомпенсаторы работают на полную мощность, на Харрисона сейчас действовали четырехкратные перегрузки. Вокруг них по земле металась тень, прочерчивая ярко-желтую линию из свернувшихся листьев. Поверхность отзывалась подрагиванием на грохот небольших ракетных двигателей и тут едва уловимо начала подрагивать сама по себе. - Харрисон! Корабль прекратил маневрировать и с ревом опустился за спиной врачей. К тому времени поверхность уже ходила ходуном. И тут появились они... Два большущих гладких металлических диска вертикально торчали из земли футах в двадцати позади них. Пока люди их разглядывали, диски неожиданно превратились в бесформенные металлические капли, которые растекались на несколько футов. Затем они так же неожиданно вновь превратились в диски с острыми, как у бритвы, краями, глубоко взрезающими поверхность. Прежде чем Конвей сообразил, что происходит, каждый из дисков прорезал уже больше четверти круга вокруг них. - Думай, что это кубы! - заорал он. - Думай, что это что-то тупое! Харрисон! - Люк открыт. Бегите сюда! Но они не могли бежать, чтобы не отвести глаза от дисков и не посылать им мысленные приказы, и потому они дюйм за дюймом пятились к кораблю, изо всех сил желая, чтобы диковинные диски стали кубами, сферами, конскими подковами - чем угодно, только не циркулярными пилами, в которые их кто-то превратил. * * * В Госпитале Конвей наблюдал, какие хирургические чудеса вытворял его коллега Маннон с помощью управляемого мыслью инструмента - многоцелевого, моментально превращающегося по вашему желанию во что угодно. Сейчас две таких штуковины, покачиваясь, поползли по кругу, как кошмарные металлические видения. Они то и дело меняли форму, по мере того как врачи и хозяева пытались превратить их в то, во что каждому было нужно. Борьба была неравной - хозяева обладали большим опытом, но все же врачам удалось помешать чужим мысленным приказам и выбраться из прорезанного круга прежде, чем тот вместе с буровой установкой и остальным скарбом исчезли из виду. - Надеюсь, инструментам окажут достойный прием, - произнес майор Эдвардс, после того как люк захлопнулся и Харрисон взмыл вверх. - В конце концов, они дадут им пищу для размышлений, прежде чем мы расширим контакт, прибегнув к диаграммам, нарисованным с помощью тени. - Неожиданно он пришел в возбуждение и продолжил: - А ведь с помощью радиоуправляемых высокоскоростных ракет мы сможем создать совсем сложные фигуры! - Я больше думаю об узком луче, направленном на поверхность в ночное время, - отозвался Конвей. - Листья будут откликаться на него и раскрываться. Луч можно передвигать очень быстро и модулировать, как в старинных телевизорах. Возможно, удастся передавать даже движущееся изображение. - То, что нужно! - с энтузиазмом воскликнул Эдвардс. - Другое дело, каким образом огромное чудовище размером с графство, у которого нет ни рук, ни ног, ни чего-то там еще сможет ответить на наши сигналы. Вероятно, что-нибудь да придумает. Конвей покачал головой. - Возможно, несмотря на медленные движения, ковры очень быстро соображают и являются пользователями инструментов, которые мы ищем. Их огромные тела подвергаются добровольному хирургическому вмешательству, когда они хотят затянуть внутрь и исследовать образец, который находится вне пределов досягаемости рта. Но я предпочитаю другую теорию - о маленьких разумных существах внутри или под исполином. Возможно, это разумный паразит, который помогает хозяину оставаться в добром здравии с помощью инструментов или других способов и пользуется хозяйскими "глазами" и всем остальным. Так что выбирайте сами. Пока разведывательный корабль ложился на обратный курс в сторону "Декарта", в нем стояла тишина. Затем Харрисон произнес: - Мы не вошли в прямой контакт, значит, мы всего лишь поставили закорючку на травяном радарном экране? Но все равно это большой шаг вперед. - Я понимаю так, - произнес Конвей, - если инструменты были использованы для того, чтобы доставить нас к хозяевам, то те должны быть на достаточно большом расстоянии от поверхности - возможно, они вообще не могут здесь существовать. И не забывайте, что они используют ковер точно так же, как мы используем растительные и минеральные ресурсы. Как бы они проводили анализ живых образцов? Смогли бы они вообще их разглядеть там, внизу? Они пользуются глазами растений, но я не могу себе представить растительный микроскоп. Может быть, на каких-то стадиях анализа они пользуются пищеварительными соками ковра... Видимо, от этого предположения лицо Харрисона приобрело нездоровый вид. - Давайте пошлем вниз роботов с датчиками и посмотрим, что они делают, а? - предложил он. - Все это только теория... - начал было Конвей, но тут же осекся. Корабельное радио хмыкнуло, прочистило горло и оживленно объявило: - Разведкорабль девять! Вызывает корабль-матка! У меня срочное сообщение для доктора Конвея. Существо по имени Камсаюг отправилось в путешествие. При нем радиомаяк, выданный ему доктором. Оно движется к активному участку побережья в районе В-двенадцать. Харрисон, у тебя есть, что доложить? - Да, конечно, - ответил лейтенант и бросил взгляд на Конвея. - Но сначала, думаю, с тобой захочет поговорить доктор. Конвей был краток, а уже через несколько минут их корабль устремился на аварийной скорости вперед, рассекая небо так быстро, что листья не успевали среагировать на его тень, а все живое, имеющее уши, оглохло от ударной волны. Но Конвей рассерженно думал о том, что ковер, над которым они сейчас пролетали, тоже оглох, и это плюс к остальным болячкам, которые на сегодня включали в себя запущенный обширный рак кожи и только Богу известно какие еще заболевания. Интересно, может ли такое медлительное, огромное существо испытывать боль и, если да, до какой степени? Была ли ситуация, которую он наблюдал, ограничена лишь сотнями акров "кожи" или болезнь пошла в глубь тела? Что случится с созданиями, которые живут внутри или под гигантом, если умрет, разрушится слишком много ковров? Это коснется даже колесников, не живущих на суше, - будет нарушена экология всей планеты! Кто-то должен вежливо, но очень-очень твердо поговорить с ними, если только уже не слишком поздно. И сразу же "торговля лошадьми" отошла на второй план: обмен инструментов на медицинскую помощь больше не имел такого значения. Конвей снова рассуждал как доктор, врач, чей пациент смертельно болен. Затребованный им вертолет уже ждал его на "Декарте". Конвей переоделся в легкий скафандр с реактивным двигателем на спине и дополнительными кислородными баллонами на груди. Камсаюг был уже слишком далеко, чтобы догонять его вплавь, поэтому до места назначения Конвею приходилось добираться на вертолете. За штурвалом сидел Харрисон. - Снова вы! - воскликнул Эдвардс. - Всегда там, где что-то происходит! - рассмеялся лейтенант. - Пристегнитесь. После сумасшедшего броска до корабля-матки полет на вертолете казался неимоверно медленным. У Конвея было такое ощущение, как если бы он ударился лицом о какую-то преграду. Эдвардс заверил его, что чувствует то же самое и что купание будет более приятным занятием. Они наблюдали, как сигнал на экране поискового радара от маяка Камсаюга постепенно усиливается, в то время как Харрисон проклинал птиц и летающих ящериц, которые ныряя за рыбой, попадали под лопасти винта. Они низко летели над населенным участком побережья, где мелководье было защищено от больших хищников цепью островов и рифов. К этой естественной защите с моря колесники добавили искусственный барьер из мертвого ковра со стороны суши, загнав в него несколько ядерных зарядов. Район был теперь настолько безопасен, что "бублики" без особого риска могли закатываться в пещерообразные рты ковра и его пищеварительные тракты и возвращаться обратно. Но Камсаюг игнорировал безопасный район. Он с постоянной скоростью катился к проходу в рифах, который вел в активную зону, где большие, средние и малые хищники поедали живность, опустошая побережье. - Опустите меня по ту сторону прохода, - попросил Конвей. - Я подожду, пока Камсаюг его пройдет, и последую за ним. Харрисон мягко сел в указанной точке, и Конвей спустился на поплавок вертолета. С открытым забралом - голова и плечи чуть выше края люка - он мог видеть и экран радара, и береговую линию в полумиле от них. Что-то вроде камбалы, выросшей до размеров кита, выскочило из воды и с взрывоподобным звуком шлепнулось обратно. Волна пришла через секунду и подбросила вертолет как пробку. - Честно говоря, доктор, - сказал Эдвардс, - я не понимаю, зачем вы это делаете. Это что - научный интерес к брачным обычаям колесников? Жажда поглазеть на утробу чудовища? У нас есть приборы с дистанционным управлением, которые позволят вам сделать и то и другое, не подвергая себя опасности. - Я не любопытная Варвара ни в научном, ни в каком-либо другом отношении, - ответил Конвей, - но ваши игрушки могут и не сказать того, что я хотел бы знать. Понимаете, я и сам точно не знаю, что ищу, но я полностью уверен - это то самое место, где я смогу войти с ними в контакт... - Теми, кто использует инструменты? Но мы можем войти с ними в визуальный контакт через растения. - Это может оказаться сложнее, чем мы ожидаем, - промолвил Конвей. - Мне неприятно нападать на собственную любимую теорию, но, скажем прямо, из-за растительного зрения им было бы трудно ухватить такие понятия, как астрономия и космические полеты; будучи существами, живущими внутри или под огромным хозяином, они не могут взглянуть на некоторые вещи со стороны... Это была уже другая теория, и Конвей продолжил объяснения. Как он себе представлял, владельцы инструментов должны в значительной мере контролировать окружающую среду. На нормальной планете подобный контроль включает такие понятия, как восстановление лесов, защита от почвенной эрозии, рациональное использование природных ресурсов и так далее. Возможно, на здешней планете это являлось заботой не геологов и фермеров, а существ, которые из-за того, что их окружающая среда состояла из живых организмов, были специалистами по поддержанию здоровья. Он был абсолютно уверен, что эти существа должны находиться на периферии гигантского организма - там, где он подвергался постоянным нападениям и нуждался в их помощи. Он был также уверен, что работу они выполняют сами, без помощи инструментов. Эти управляемые мыслью существа имеют один недостаток - они подчиняются тому, кто находился к ним ближе всех, что неоднократно подтверждалось в Госпитале, да и здесь во время их недавнего приключения. Возможно, инструменты слишком ценны, чтобы подвергать их риску быть проглоченными, или бесполезны из-за необузданных мыслей хищников. Конвей не знал, как эти существа называют себя - колесники называли их защитниками, или хилерами, а порой "мечтой самоубийцы", ибо они чаще убивали, чем излечивали. Но ведь самый известный в Федерации хирург с Тралтана тоже мог бы убить пациента-землянина, если бы не знал его физиологии и не располагал мнемограммой человека. Хилеры столкнулись с теми же трудностями, когда попытались лечить колесников. - Но самым важным является то, что они пытаются! - продолжал Конвей. - Все их усилия направлены на то, чтобы в живых остался один большой пациент - планета. И на этой планете они являются медиками, теми, с кем мы должны войти в контакт прежде всего. Наступила тишина, только со стороны побережья доносились похожие на взрывы шлепки и всплески. - Камсаюг прямо под нами, - неожиданно объявил Харрисон. Конвей кивнул, опустил прозрачное забрало гермошлема и неловко упал в воду. Благодаря массе двигателя и дополнительных баллонов он опускался довольно быстро и уже через несколько минут обнаружил катящегося по дну Камсаюга. Конвей последовал за ним с той же скоростью, но на таком расстоянии, чтобы не терять его из виду. Он не намерен был нарушать чье-либо уединение. Он все же был врачом, а не антропологом, и сам Камсаюг мог заинтересовать его лишь как пациент. Вертолет поднялся в воздух и летел над Конвеем, поддерживая с ним постоянную радиосвязь. Камсаюг постепенно сворачивал к берегу, огибая заросли морских водорослей и колючие коврики, которые становились все гуще по мере того, как поднималось дно. Иногда он по несколько минут кружил на месте, ожидая, пока какой-нибудь большой хищник проплывет мимо. Водоросли и колючие ковры имели ядовитые шипы и иглы, которые выдвигались или выбрасывались, если кто-то приближался слишком близко. Задачей Конвея теперь было как проплыть над ними на достаточно безопасной высоте, но в то же время не очень близко к поверхности, чтобы его не подцепила гигантская камбала. Вода прямо-таки кишела живой и растительной жизнью, так что Конвей уже не видел ряби на ее поверхности, вызываемой винтом вертолета. Край огромного наземного ковра словно темно-красная стена пропасти неясно маячил впереди. Он был почти не виден из-за массы подводных нападающих паразитов, а возможно, и защитников, - картина была слишком сумбурной, и Конвею трудно было отличить одних от других. Он стал натыкаться на новые, пока незнакомые формы жизни - черная блестящая, казалось, бесконечная лента пересекла ему путь, а потом свернулась, пытаясь ухватить его за ноги; рядом проплыла огромная радужная медуза, настолько прозрачная, что были видны только ее внутренние органы. Одно из созданий распласталось на добрых двадцати квадратных ярдах морского дна, а второе, таких же размеров, зависло над ним. Насколько он мог видеть, у них не было ни шипов, ни жала, но все старались их обогнуть, и Конвей последовал общему примеру. Неожиданно в беду попал Камсаюг. Конвей не заметил, как это случилось, но увидел, что колесник раскачивался больше обычного, подплыв к нему ближе, он обнаружил, что у того в боку торчат несколько отравленных игл. К тому времени, когда Конвей достиг Камсаюга, тот описывал круги, почти падая на дно, словно монетка, почти переставшая вращаться. Конвей знал, что делать - подобное уже происходило с Саррешаном, когда его доставили в Госпиталь. Он быстро приподнял колесника вверх и стал толкать его вперед вдоль дна, словно большой дряблый обруч. Камсаюг издавал непереводимые звуки, но врач чувствовал, что, по мере того как его катит, тело колесника становится все менее дряблым, а через некоторое время он уже начал вращаться самостоятельно. Неожиданно колесник качнулся и прокатился между двумя кустами водорослей. Конвей поднялся, казалось, на безопасную высоту, чтобы тоже миновать кусты, но тут, разинув пасть, на него бросилась камбала, и он инстинктивно нырнул. Позади мелькнул гигантский хвост и сорвал с него двигатель. И тут же его ноги обвили водоросли, в десятке мест разорвав ткань скафандра. Конвей почувствовал, как в скафандр хлынула холодная вода, а под кожей по сосудам разливается жидкое пламя. Краем глаза он успел заметить, что Камсаюг как последний тупица катится прямо к медузе, в то время как другая медуза словно мерцающее облако опускается на него. - Доктор! - Голос был настолько резок от нетерпения, что Конвей не разобрал, кому он принадлежит. - Что происходит? Конвей этого не знал, а если бы и знал, то все равно ответить бы не смог. Из предосторожности, для защиты от повреждений в космосе или ядовитой атмосфере его скафандр состоял из кольцеобразных секций, которые отсекали поврежденные участки, раздуваясь и плотно обхватывая части тела. Идея состояла в том, чтобы локализовать падение давления или отравление атмосферы в месте повреждения, и в данном случае кольца сыграли роль жгутов, которые замедлили распространение яда по организму. Несмотря на это, Конвей не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни даже челюстью. Его рот застыл в полуоткрытом состоянии, и он только мог - едва-едва - дышать. Прямо над ним находилась медуза. Ее края свернулись вокруг его тела и плотно сжались, завернув его в почти невидимый кокон. - Доктор! Я спускаюсь вниз! - прозвучал голос, похоже принадлежащий Эдвардсу. Он почувствовал, как что-то кольнуло его несколько раз в ноги, и обнаружил, что у медузы имеются шипы или по крайней мере жала, которыми та что-то делала в местах, где был разорван скафандр. По сравнению с нестерпимым жжением в ногах, боль от уколов была слабой, но его беспокоило, что они делаются слишком близко к подколенным артериям и венам. С огромным усилием он повернул голову, чтобы посмотреть, что происходит, но к тому времени он уже знал. Прозрачный кокон становился ярко-красным. - Доктор! Где вы? Я вижу, как катится Камсаюг. Похоже, его упаковали в розовый пластик. А прямо над ним какой-то большой красный шар... - Это я... - едва выдавил Конвей. Багровый занавес вокруг него моментально стал ярче. Мимо мелькнуло что-то большое и темное, и он почувствовал, что его повернуло, как в колесе. Краснота вокруг него становилась прозрачнее. - Камбала, - произнес Эдвардс. - Я достал ее своим лазером. Доктор? Теперь Конвей мог видеть майора. Эдвардс был одет в тяжелый скафандр, который защищал его от водорослей и шипов, но затруднял прицельную стрельбу - казалось, его оружие направлено прямо в Конвея. Инстинктивно он поднял руки и обнаружил, что может ими свободно двигать. Он мог вертеть головой, наклоняться, и боль в ногах утихла. Посмотрев вниз, он увидел, что его колени ярко-красного цвета, в то время как вокруг них все было более чем прозрачным. Выглядело это нелепейше. Он взглянул на Эдвардса, а потом на опасно медлительное и неуклюжее вращение завернутого Камсаюга. Конвея осветил мощный луч света. - Не стреляйте, майор, - сказал Конвей слабым, но отчетливым голосом. - Попросите лейтенанта сбросить спасательную сеть. Втащите нас обоих на вертолет, а потом - быстрее на "Декарт". Если наш друг не сможет находиться на воздухе, доставьте нас на "Декарт" в погруженном состоянии у меня воздуха хватит. Но будьте очень осторожны, чтобы не нанести повреждений существу. Оба спутника Конвея желали знать, что за чертовщину он несет. Врач объяснил все наилучшим образом, добавив: - Итак, вы поняли - это не только мой коллега, эквивалент врача на Митболе, но и мой спаситель - я ему обязан жизнью. Между нами тесная личная связь. Можно сказать, мы почти кровные братья. Глава 4 МИТБОЛ На протяжении всего пути обратно в Госпиталь Конвея не оставляло чувство тревоги за Митбол, но лишь последние два часа он способен был искать какие-то конструктивные решения проблемы. Именно к этому моменту он признал, что самому ему проблемы не решить и начал мысленно перебирать имена и профессиональные способности тех сотрудников Госпиталя, кто бы мог ему помочь найти решение. Он был так сильно озабочен, что выход корабля из подпространства в предписанных двадцати тысячах миль от Госпиталя обнаружил, лишь когда из динамика раздался ровный голос дежурного по приемному покою: - Пожалуйста, идентифицируйте себя. Пациент, посетитель, член персонала, ваша квалификация? Лейтенант, пилотирующий корабль, взглянул на Конвея и Эдвардса, сурового врача корабля-матки, и приподнял бровь. Эдвардс нервно прочистил горло и произнес: - Говорит разведчик D-835 с корабля-матки Корпуса мониторов по исследованиям и культурным контактам "Декарт". На борту четыре посетителя и один член персонала Госпиталя. Трое являются людьми, а двое - жителями планеты Драмбо разного... - Пожалуйста, дайте физиологическое описание или установите видеосвязь. Все разумные расы считают, что они люди, а остальные существа - не люди. Эдвардс отключил микрофон и беспомощно обратился к Конвею: - Я знаю, кем являемся мы, но как, черт побери, я опишу этому бюрократу от медицины Саррешана и другое существо? Нажав кнопку передатчика, Конвей произнес: - На борту корабля три землянина, физиологическая классификация ДБДГ. Их имена: майор Эдвардс и лейтенант Харрисон из Корпуса мониторов, а также старший терапевт доктор Конвей. Мы везем двух жителей планеты Драмбо. Драмбо - это самоназвание планеты Митбол. Один из жителей относится к виду ВЛХГ - вододышащий, теплокровный, кислородный метаболизм. Другой предварительно отнесен к виду СРЖХ и, похоже, чувствует себя комфортабельно и в воде и в воздушной среде. Необходимости в перегрузке нет, - продолжал он. - В то же время ВЛХГ находится в утомившем его механическом устройстве по поддержанию жизни, вне всякого сомнения, ему будет удобнее на водных уровнях. Сможете ли вы принять нас у дока номер 23 или 24? - Док номер 23, доктор. Нуждаются ли посетители в специальных транспортных или механических устройствах? - Нет. - Очень хорошо. Пожалуйста, сообщите диетологам о необходимой пище и потребности в жидкостях, а также о периодичности приема пищи. О вашем прибытии доложили. Полковник Скемптон хотел бы видеть майора Эдвардса и лейтенанта Харрисона как можно скорее. Майор О'Мара хочет видеть доктора Конвея еще раньше. - Спасибо. Информация Конвея передавалась существу, которое руководило приемным покоем. Транслятор этого существа передавал ее на компьютер Госпиталя, занимавший целых три уровня, который осуществлял перевод на нужный язык, и передавал на нем текст обратно. - Пока вы не связаны с Госпиталем, вы одномоментно встречаетесь, как правило, с одним типом внеземной цивилизации и обращаетесь к его представителям по принадлежности к родной планете. Но здесь, где задача быстро и точно у