я. По какому-то наитию он держал себя просто: самый опытный волокита не придумал бы ничего лучшего. - Я верю в любовь с первого взгляда, - сказал он убежденно. Глаза Кристабел стали большими и круглыми от волнения. - Мне кажется, - произнесла она медленно, не выказывая ни страха, ни раскаяния, - что мне пора уходить. - Пусть это вас не тревожит, - сказал он. - Для вас я никто. Я знаю только, что никогда в жизни не видал более прекрасного существа, чем вы. - Дыхание его участилось. - И нет ничего дурного в том, что я вам это говорю. - Если бы вы говорили это всерьез, мне бы пришлось немедленно уйти, - сказала она после небольшой паузы, и оба улыбнулись. Потом они еще говорили о каких-то пустяках. Синие глаза из-под широкого, красивой формы лба рассматривали мистера Полли с ласковым любопытством, как рассматривает очень умная кошка собаку незнакомой породы. Ей хотелось выведать о нем все. Она задавала вопросы, которые озадачивали стоявшего у ее ног закованного в латы рыцаря, и подошла вплотную к роковой тайне, касавшейся поисков дешевого магазинчика и профессии мистера Полли. Когда он произносил слишком пышное слово или ошибался в ударении, на ее лицо набегало темное облачко раздумья. "Бум!" - раздалось неподалеку. - Боже мой! - воскликнула Кристабел, над стеной мелькнули ее коричневые ноги, и она исчезла. Потом розовые пальчики появились опять и следом ее рыжая макушка. - Рыцарь! - крикнула она из-за стены. - Эй, рыцарь! - Что, моя дама? - ответил мистер Полли. - Приходите завтра опять. - Как вам будет угодно. Только... - Что? - Всего один пальчик! - Зачем? - Поцеловать! За стеной послышались убегающие шаги, и все стихло. На следующий день мистер Полли ждал минут двадцать, пока наконец Кристабел не появилась над стеной, запыхавшись от усилий, и на этот раз вперед головой. И мистер Полли увидел, что никакие самые яркие мечты не могут сравниться с живой Кристабел, такой прекрасной, умной и благородной. От первой до последней минуты их знакомство длилось всего десять дней. Но за эти десять дней мистер Полли пережил десять лет, полных самых невозможных мечтаний. - У меня такое впечатление, - заметил как-то Джонсон, - что у него нет ни к чему серьезного интереса. Этот магазин на углу могут перехватить, если он не поторопится. Кристабел и мистер Полли не встречались ежедневно в эти десять дней. Один раз Кристабел не могла прийти, потому что было воскресенье, не пришла она и на восьмой день, уклончиво объяснив свое отсутствие тем, что в школе было собрание. Все их свидания состояли в том, что Кристабел сидела на стене, - так, по ее мнению, правила более или менее не нарушались, - позволяя мистеру Полли все больше и больше влюбляться в нее, и выслушивала его признания. Она пребывала в блаженном состоянии человека, которого обожают и на которого это не налагает никаких обязательств, и время от времени вонзала в мистера Полли острие своего кокетства, подстрекаемая любопытством и бессознательной жестокостью, что, впрочем, свойственно ее полу и возрасту. А бедный мистер Полли влюбился по уши, как будто земля под ним разверзлась и он провалился в другой мир - мир сияющих облаков, неутоленных желаний и безумных надежд, мир, чьи неисчислимые горести были прекраснее и - как это ни странно - заманчивее ясного, безоблачного счастья повседневной жизни, мир, чьи радости - по правде говоря, это были лишь слабые отблески настоящих радостей - были дороже мистеру Полли, чем видения райских врат умирающему мученику. Ее улыбающееся личико смотрело на мистера Полли с небес, ее непринужденная поза была сама жизнь. Безрассудно, глупо, но все, что было лучшего в мистере Полли, билось и пенилось, подобно волнам, у ног Кристабел и откатывалось назад, ни разу ее не задев. А она сидела на возвышении, любуясь им и удивляясь, а однажды, вдруг тронутая его мольбой, наклонилась к нему и без всякого жеманства протянула к его губам свою маленькую, покрытую веснушками, жесткую от теннисной ракетки лапку. Заглянула ему в глаза, смутилась и выпрямилась. А потом еще долго задумывалась и мечтала. На девятый день, повинуясь, видимо, инстинкту самосохранения, она рассказала своим трем подругам, великим знатокам людского сердца, об удивительном феномене, которого она открыла по ту сторону каменной стены. - Кристабел! - сказал мистер Полли. - Я схожу с ума от любви к вам! Я не могу больше играть эту пантомиму. Я не рыцарь! Я живой человек, и вы должны относиться ко мне, как к живому человеку. Вы сидите там наверху и смеетесь, а я в муках терзаюсь у ваших ног, мечтая хотя бы один часок провести вместе с вами. Я никто и ничто. Но послушайте. Вы можете подождать меня пять лет? Вы еще ребенок, и вам это не будет трудно. - Тише ты! - прошептала кому-то Кристабел, отвернувшись от мистера Полли так, чтобы он не услыхал. - До сих пор я валял дурака, но я умею работать. Я словно проснулся. Подождите немного, у меня есть деньги, я попытаю счастья. - Но ведь у вас мало денег. - Достаточно для того, чтобы начать. Я придумаю что-нибудь. Найду. Уеду отсюда. Даю вам слово. Перестану болтаться без дела, буду работать. Если я не вернусь через пять лет, забудьте обо мне. Если вернусь... В ее лице появилось беспокойство. Она наклонилась к нему. - Не надо об этом, - сказала она вполголоса. - Что не надо? - Не надо так говорить. Вы сегодня совсем не похожи на себя. Оставайтесь лучше рыцарем, который мечтает поцеловать руку своей дамы... Какое-то подобие улыбки скользнуло по ее лицу. - Но... Вдруг слуха мистера Полли коснулся чей-то шепот, он замолчал и, прислушиваясь, посмотрел на Кристабел. За стеной были отчетливо слышны чьи-то приглушенные голоса. - Молчи, Рози! - говорил кто-то. - Говорят тебе, я хочу на него посмотреть! Мне совсем ничего не слышно. Подставь колено! - Дура! Он увидит тебя! И ты все испортишь! Земля поплыла из-под ног мистера Полли. Ему показалось, что он теряет сознание. - Там кто-то слушает нас, - сказал он, точно громом пораженный. Кристабел поняла, что все пропало. - Противные твари! - закричала она голосом, полным ярости, обращаясь к кому-то невидимому, в один миг взметнулась над стеной и исчезла. За стеной раздался чей-то вопль, послышались гневные восклицания: там началось сражение. Секунду-другую мистер Полли не мог прийти в себя. Затем, полный яростной решимости проверить свои самые худшие подозрения, он подтащил бревно к стене, вступил на него, ухватился дрожащими пальцами за верхнюю кромку и подтянулся, желая увидеть, что происходит за стеной. Его любовь, его идол - все в один миг рассыпалось во прах. Рыжая девчонка с торчащей сзади косичкой тузила изо всех сил свою вопящую от боли подругу. - Перестань, Кристабел, перестань!.. - Идиотка! - кричала Кристабел. - Идиотка несчастная! А вдали между берез мелькали платья двух других подруг, которые что было духу удирали от расправы. Пальцы мистера Полли ослабли, он опустил руку и, стукнувшись подбородком о камни, неловко спрыгнул на землю, поцарапав щеку о неровную поверхность стены и ударившись коленом о то самое бревно, которое служило ему опорой. Секунду он, скорчившись, стоял у стены. Потом, пробормотав какое-то проклятие, шатаясь, подошел к бревнам и сел. Некоторое время он сидел молча и без движения. - Глупец! - наконец произнес он. - Жалкий глупец! - И стал потирать ушибленное колено, только сейчас почувствовав боль. Он потрогал щеку и обнаружил, что она вся мокрая от крови, той самой крови, которой истекало его сердце. 6. МИРИЭМ Нет никакой логики в том, что мы, пострадав от одного человека, тотчас бросаемся за утешением к другому. Но именно так мы поступаем. Мистеру Полли казалось, что только человеческое участие может унять жгучую боль от испытанного им унижения. Более того: по каким-то неведомым причинам это должно быть обязательно женское участие, а среди знакомых мистера Полли женщин было не так уж много. Разумеется, он сразу вспомнил о семействе Ларкинсов, тех самых Ларкинсов, у которых он не был вот уже десять дней. Какими славными казались они ему сейчас, славными и простыми! У них были такие добрые сердца, а он пренебрег ими ради фантома. Если он поедет к ним прямо сейчас, он будет там смеяться, болтать всякую чепуху, и, может, ему удастся справиться с той мучительной болью в сердце, которая не дает ему возможности ни думать, ни действовать. - Боже мой! - воскликнула миссис Ларкинс, отворяя дверь. - Входите, входите! Вы совсем нас забыли, Альфред! - Все дела, - пробормотал неверный мистер Полли. - Девочек нет дома, но Мириэм вот-вот вернется, она пошла в магазин. Не позволяет мне заниматься покупками, очень уж я забывчива. Прекрасная хозяйка, наша Мириэм! Минни на работе, поступила на ковровую фабрику. Боюсь, как бы она от этих ковров опять не слегла. Минни такая нежная, хрупкая!.. Проходите в гостиную. У нас немного не убрано, но уж принимайте нас такими, какие мы есть. Что это у вас с лицом? - Оцарапал немного. Все из-за велосипеда. - Как же это случилось? - Хотел объехать фургон не с той стороны, ну он и прижал меня к стене. Миссис Ларкинс внимательно осмотрела ссадины на щеке. - Некому за вами и поухаживать, - сказала она. - А ранки-то глубокие и совсем еще свежие. Надо помазать кольд-кремом. Вкатите сюда ваш велосипед и проходите в гостиную. В гостиной миссис Ларкинс тотчас принялась наводить порядок или, правильней сказать, разводить еще больший беспорядок. Поставила корзинку с рукоделием на стопку книг, переложила несколько номеров "Дамского чтения" с загнутыми уголками со стола на поломанное кресло и стала сдвигать чайную посуду на один край стола, поминутно восклицая: "Где же масленка?" или "Куда я дела ножи?" и не забывая при этом расхваливать, какая Энни энергичная и какая мастерица делать шляпки, какое у Минни доброе, любящее сердечко, какая хозяйственная Мириэм, и как она любит порядок. А мистер Полли стоял у окна, чувствуя себя немножко виноватым, и думал, какая милая и добрая сама миссис Ларкинс. Хорошо все-таки снова очутиться среди близких тебе людей! - Вы очень долго ищете подходящий магазин, - заметила миссис Ларкинс. - Семь раз примерь, один раз отрежь, - ответил мистер Полли. - Это верно, - сказала миссис Ларкинс. - Покупаешь не на год, не на два, а на всю жизнь. Все равно как выбирать мужа. Чем дольше выбираешь, тем лучше выберешь. Я два года не давала Ларкинсу согласия, пока окончательно не убедилась, что он человек достойный. А какой красавец был мистер Ларкинс! Да вы и сами можете видеть это по девочкам. Но, как говорится, тот красив, кто умен и добр. Чай пить будете с вареньем? Я не сомневаюсь, что мои девочки, когда придет их черед, тоже заставят своих женихов подождать. Я им все время твержу: замуж спешит только тот, кто не понимает собственного блага. А вот и Мириэм! В гостиную вошла Мириэм с надутым лицом, неся в руках сумку с продуктами. - Ты должна позаботиться, - начала она, обращаясь к матери, - чтобы я не ходила в магазин с сумкой, у которой сломана ручка. Мне все пальцы нарезало веревкой. Тут она заметила мистера Полли, и лицо ее просветлело. - Привет, Альфред! - воскликнула она. - Где вы столько времени пропадали? - Все в поисках. - Нашли что-нибудь подходящее? - Видел два-три магазинчика более или менее ничего. Но это дело такое, что спешить нельзя. - Мама! Ты поставила не те чашки! Мириэм унесла свои покупки на кухню и скоро вернулась оттуда, неся другие чашки. - Что с вашим лицом, Альфред? - спросила она и, подойдя к нему, стала разглядывать его щеку. - Какие глубокие царапины! Мистер Полли был вынужден снова повторить рассказ о фургоне, Мириэм слушала сочувственно, как родная. - Вы сегодня какой-то тихий, - заметила она, когда все сели пить чай. - Заботы одолевают, - ответил мистер Полли. Случайно он коснулся ее руки, лежавшей на столе, и пожал ее, Мириэм ответила на пожатие. "А почему бы и нет?" - вдруг подумалось мистеру Полли. Подняв глаза, он встретил взгляд миссис Ларкинс и виновато покраснел. Миссис Ларкинс с неожиданной для нее деликатностью ничего не сказала. А лицо ее приняло загадочное, но отнюдь не враждебное выражение. Вскоре с фабрики вернулась Минни и принялась выкладывать обиды: хозяин, по ее мнению, несправедливо оценивает работу. Ее рассказ был многословен, запутан и перегружен непонятными словечками, но его недостатки искупались горячей убежденностью рассказчицы. - Я всегда знаю с точностью до шести пенсов, сколько стоит моя работа, - заявила она. - С его стороны это просто нахальство! Мистер Полли, почувствовав, что его молчаливость начинает слишком бросаться в глаза, принялся описывать, какой магазинчик он ищет и что представляют собой уже им виденные. И пока он говорил, он все больше и больше увлекался воображаемой картиной. - Ну, наконец-то разговорился! - заметила миссис Ларкинс. Он действительно разговорился, да так, что уж и остановиться не мог. Сначала мистер Полли набросал рисунок, потом принялся разукрашивать его. В первый раз перспектива стать владельцем собственной лавки приняла заманчивый и привлекательный вид. Его подстегивало еще и то, с каким вниманием его слушали. Откуда только взялись яркие, сочные краски! На мистера Полли снизошло истинное вдохновение. - А когда я куплю себе дом с лавкой, обязательно заведу кота. Коты ведь тоже должны где-то жить. - Чтобы он ловил мышей? - спросила миссис Ларкинс. - Нет, зачем же? Чтобы спал на окошке. Это будет такой почтенный, толстый кот. Трехцветный. Если уж заводить кота, так только трехцветного. Кота и непременно канарейку! Никогда раньше мне в голову не приходило, что коты и канарейки так подходят друг к другу. Солнечным летним утром я буду сидеть за столом и завтракать в чистой, уютной кухне позади магазина, в окно будет литься солнечный свет, на стуле будет дремать кот, канарейка распевать песни, а миссис Полли... - Вы слышите? - воскликнула миссис Ларкинс. - Миссис Полли жарит еще одну порцию ветчины. Ветчина шипит, канарейка поет, кот мурлычет, чайник пофыркивает, миссис Полли... - А кто же будет таинственная миссис Полли, если не секрет? - спросила миссис Ларкинс. - Игра воображения, мадам, - ответил мистер Полли. - Я упомянул о миссис Полли для полноты картины. Пока еще на примете нет никого. Но, уверяю вас, так все оно и будет. И еще я мечтаю о садике. - Мистер Полли перевел разговор на менее опасную тему. - Не о таком, как у мистера Джонсона. Джонсон, конечно, специалист своего дела. Но я не хочу разводить сад, чтобы мучаться. То копай, то поливай, то рыхли, и все время думай, что у тебя ничего не вырастет. Нет, день и ночь гнуть спину - это не по мне. Я мечтаю о маленькой клумбе с настурциями и душистым горошком. Двор, выложенный красным кирпичом, веревка для белья. Веселый флюгер. В свободное время можно сколотить экран для хмеля. Задняя стена дома затянута плющом. - Вирджинским? - спросила Мириэм. - Канарским, - ответил мистер Полли. - Как у вас будет мило! - сказала Мириэм, откровенно завидуя. - Очень! - ответил мистер Полли и продолжал расписывать идиллию: - Дин-динь-динь! Это в лавке звенит колокольчик. Мистер Полли приосанился, сестрицы и мамаша рассмеялись. - Представьте себе маленькую, аккуратную лавку, - продолжал мистер Полли. - Прилавок, касса, - словом, все, что полагается. Подставка для зонтиков, вешалка с галстуками, разложены носки, на полу ковер, на полке спит кот. Все в порядке. - И скоро вы намерены купить такую лавку? - спросила Мириэм. - Очень скоро, - ответил мистер Полли, - как только встречу что-нибудь подходящее. Само собой разумеется, - продолжал он рисовать картину домашнего уюта, - я заведу кота, а не кошку. - Выжидательно помолчав, мистер Полли добавил: - Не очень-то будет весело, если в один прекрасный день я войду в лавку и увижу на подоконнике целый выводок котят. Что с ними делать? На этот товар спросу нет... Когда чай был выпит, он несколько минут оставался наедине с Минни, и ситуация вдруг так накалилась, что мистера Полли прошиб пот. Сперва наступило неловкое молчание. Мистер Полли сидел, облокотившись на стол, и смотрел на Минни. Всю дорогу в Стэмтон его сумасбродная голова была занята матримониальными мыслями: он на всевозможные лады воображал себя женихом. Не знаю, почему это так его занимало. Это была бессознательная подготовка к тому, что пока еще не имело для него конкретного смысла, но сейчас его дорожные мечты завладели им с новой силой. Он не мог думать ни о чем на свете, что не имело хотя бы косвенного отношения к брачной проблеме. Было сладко и жутко воображать, как вспыхнет и затрепещет Минни, стоит ему только сказать несколько слов. Она сидела за столом, поставив корзинку с рукоделием посреди чашек, и чинила перчатки. Ей не хотелось принимать участия в уборке и мытье посуды. - Я люблю кошек, - сказала Минни после продолжительной паузы. - Я часто прошу маму завести кошечку. Но нам ее негде держать: у нас нет двора. - У меня тоже никогда не было кошек, - признался мистер Полли. - Никогда. - Я обожаю кошек, - продолжала Минни. - Не могу сказать, что я их обожаю, - заметил мистер Полли, - но мне очень нравится смотреть на них. - Я уверена, что заведу себе кошку, и даже скорее, чем вы купите дом. - Я куплю дом очень скоро, - возразил мистер Полли. - Можете мне поверить. Канарейку и все прочее. Минни покачала головой. - А я все-таки киску заведу раньше! - сказала она. - Вы только все мечтаете. - Могли бы завести сразу все вместе, - сказал мистер Полли, поддавшись инерции своих мыслей и позабыв о благоразумии. - Что вы хотите сказать, Альфред? - воскликнула Минни, сразу насторожившись. - Магазин и кошка - сразу вместе, - не сумел остановиться мистер Полли. Голова у него закружилась, лоб взмок. Сейчас он видел только два горящих глаза, впившихся в него. - Вы хотите сказать, Альфред... - медленно начала Минни, надеясь услышать подтверждение своей догадке. Но мистер Полли вдруг вскочил и бросился к окну. - Вон бежит собака! - воскликнул он и подбежал к двери. - Грызет мои шины, проклятая собачонка! И исчез. В прихожей он промчался мимо велосипеда, как будто его там и не было. Открывая входную дверь, он услыхал за собой шаги миссис Ларкинс и обернулся. - Мне показалось, что мой велосипед горит. Забыл, что оставил его в прихожей. А тут еще увидел собачонку... Мириэм готова? - Разве вы куда-нибудь собираетесь? - Встречать Энни. Миссис Ларкинс внимательно посмотрела на него. - Вы останетесь поужинать с нами? - спросила она. - Если позволите, - ответил мистер Полли. - Ах, какой вы смешной, Альфред! - сказала миссис Ларкинс и крикнула: - Мириэм! В дверях гостиной появилась озадаченная Минни. - Нет никакой собаки, Альфред, - сказала она. Мистер Полли потер рукой лоб. - У меня было странное ощущение, - проговорил он, - будто что-то случилось. Какая-то собака почудилась. Но теперь уже все прошло. Он нагнулся и проверил, как надуты шины. - Вы что-то начали говорить про кошку, Альфред, - сказала Минни. - Я вам подарю кошечку, - ответил он, не поднимая глаз. - В первый день, как только открою лавку. Мистер Полли выпрямился и дружески улыбнулся. - Можете не сомневаться, - прибавил он. Когда в результате тайных действий миссис Ларкинс мистер Полли оказался наедине с Мириэм в небезызвестном городском саду, лежавшем на пути к фабрике, где служила Энни, он почувствовал, что не в состоянии говорить ни о чем другом, кроме своего будущего дома. Опасность, сопряженная с этой темой, только подстегивала его. Настойчивое желание Минни тоже пойти встречать сестру было решительно пресечено миссис Ларкинс, заявившей, что она хочет хоть раз в жизни увидеть, как Минни занимается хозяйством. - Вы и в самом деле намерены завести собственное дело? - спросила Мириэм. - Я ненавижу службу, - ответил мистер Полли, переходя на менее опасную почву. - Со своей лавкой, конечно, больше хлопот, но зато ты сам себе хозяин. - Это не просто слова? - Ни в коем случае... - В конце концов, - продолжал мистер Полли, - маленькая лавка - это не так уж плохо. - Свой дом, - сказала Мириэм. - Да, свой дом. Молчание. - Если не держать приказчика, то не надо никаких бухгалтерских книг и прочей чепухи. Смею думать, что я отлично управлюсь с делами и сам. - Я бы хотела видеть вас в вашей лавке, - сказала Мириэм. - Я уверена, у вас все было бы в полном порядке. Опять молчание. - Давайте посидим немножко на лавочке за щитом с афишами, - предложила Мириэм. - Оттуда можно любоваться вон теми синими цветами. Они сели возле треугольной клумбы с левкоями и дельфиниумом, оживлявшей серый рисунок асфальтовых дорожек парка. - Как называются эти цветы? - спросила Мириэм. - Мне они очень нравятся. Красивые! - Дельфиниум, - ответил мистер Полли. - У нас в Порт-Бэрдоке их было много. Милый уголок! - с явным одобрением добавил он. Мистер Полли положил одну руку на спинку скамьи и уселся поудобнее. Он искоса поглядывал на Мириэм, сидевшую в непринужденной задумчивой позе, устремив взгляд на цветы. На ней было старенькое платье. Она не успела переодеться. Его голубой тон сообщал теплоту ее смугловатой коже, а принятая поза придавала некоторую женственность ее худым и неразвитым формам и приятно округляла плоскую грудь. На ее лице играл солнечный зайчик. Воздух был напоен солнечным светом, преображавшим все вокруг; в нескольких шагах в песочной куче весело возились малыши; в садах, окружавших соседние виллы, пышно цвел багряник; деревья, кусты, трава - все сверкало яркими красками начала лета. Ощущение этого радостного дня сплеталось в душе мистера Полли с ощущением близости Мириэм. Наконец Мириэм обрела дар речи. - В своей собственной лавке человек обязательно должен быть счастлив, - сказала она, и в ее голосе прозвучали непривычные, теплые нотки. А она, пожалуй, права, подумал мистер Полли. Человек должен быть счастлив в собственной лавке. Глупо предаваться мечтам о лесной чаще, зарослях папоротника и рыжеволосой девушке в полотняном платье, сидящей верхом на пестрой от солнечных пятен старинной каменной стене и царственно взирающей на тебя сверху вниз своим ясными голубыми глазами. Глупые и опасные эти мечты, до добра они не доводят! Только мука и стыд остаются от них. А вот здесь, рядом с этой девушкой, можно ничего не бояться. - Своя лавка - это так респектабельно! - мечтательно добавила Мириэм. - Я уверен, что буду счастлив в лавке, - сказал он. И, чтобы последующие слова произвели больший эффект, он на секунду умолк. - Если, конечно, рядом со мной будет хороший человек, - закончил он. Мириэм замерла. Мистер Полли чуть свернул с того скользкого пути, на который было ступил. - Не такой уж я набитый дурак, - сказал он, - чтобы не суметь торговать. Надо, конечно, быть попроворнее, когда едешь за товаром. Но я уверен, у меля все пойдет, как по маслу. Он замолчал, чувствуя, что стремительно падает все ниже и ниже в воцарившейся предгрозовой тишине. - Если, конечно, рядом с вами будет хороший человек, - медленно проговорила Мириэм. - Ну, с этой стороны все в порядке. - Вы хотите сказать, что у вас есть на примете такой человек? Мистер Полли понял, что тонет. - Этот человек сейчас передо мной, - промолвил он. - Альфред! - воскликнула Мириэм, поворачиваясь к нему. - Вы хотите сказать, что я... В самом деле, что он хотел сказать? - Да, это вы, - сказал он. - Вы шутите, Альфред! - сказала она, стиснув руки, чтобы они не дрожали. Мистер Полли сделал последний шаг. - Вы и я, Мириэм, в собственной лавке, с кошкой и канарейкой... - Он вдруг спохватился и решил было вернуться в область предположений. - Только представьте себе это, - сказал он, но было уже поздно. - Вы хотите сказать, Альфред, что любите меня? - спросила Мириэм. Что еще, кроме единственного слова "люблю", может ответить на этот вопрос мужчина? Не обращая внимания на гулявшую в парке публику, на игравших в песке детей, позабыв обо всем на свете, Мириэм потянулась к мистеру Полли, схватила его за плечи и поцеловала в губы. Что-то затеплилось в душе мистера Полли от этого поцелуя. Он обнял Мириэм, привлек к себе и поцеловал в ответ, чувствуя, что все решено бесповоротно. У него было странное ощущение: ему хотелось жениться, хотелось иметь жену, только почему-то он желал, чтобы это была не Мириэм. Но ему было приятно обнимать ее, были приятны ее губы. Они отодвинулись немного друг от друга и секунду сидели смущенные и красные. Мистер Полли не отдавал отчета, что происходит в его душе. - Я и подумать не могла, - начала Мириэм, - что понравилась тебе. Мне сперва казалось, что тебе нравится Энни, потом Минни... - Ты с самого начала нравилась мне больше всех, - ответил мистер Полли. - Я полюбила тебя, Альфред, сразу, как только мы с тобой познакомились, на похоронах твоего бедного отца. Если бы только я тогда знала... Нет, ты правда меня любишь? - спросила она и прибавила: - Я никак не ожидала, что так все случится! - И я тоже, - согласился мистер Полли. - Ты действительно хочешь открыть лавку и чтобы я стала твоей женой? - Как только подыщу что-нибудь подходящее, - ответил мистер Полли. - Я даже подумать ни о чем таком не могла, когда мы выходили из дому. - И я тоже, - ответил мистер Полли. - Это как сон. Какое-то время они сидели молча. - Я должна ущипнуть себя, чтобы поверить, что это не сон, - сказала Мириэм. - Как только они будут без меня обходиться? Когда я скажу им... Ни за что на свете мистер Полли не мог бы сказать, что его сейчас волнует: сладостное ли предвкушение счастья или раскаяние, смешанное со страхом. - Мама совсем не умеет вести хозяйство, ни капельки. Энни ни о чем не хочет думать, а у Минни просто не хватает соображения. Что они будут без меня делать, ума не приложу! - Ничего, привыкнут, - сказал мистер Полли, выдерживая взятый тон. На городской башне начали бить часы. - Боже мой! - воскликнула Мириэм. - Мы не встретим Энни, если будем сидеть здесь и любезничать. Она встала и потянулась было взять мистера Полли под руку. Но мистер Полли почувствовал, что все тотчас догадаются об их намерениях и они станут всеобщим посмешищем. А потому он сделал вид, что не заметил ее движения. Когда показалась Энни, мистер Полли уже целиком пребывал во власти сомнений. - Не говори пока никому о нашем решении, - сказал он. - Только маме, - решила Мириэм. Цифры - это самое удивительное и потрясающее, что есть в мире. Если посмотреть на них со стороны - крохотные, черные закорючки и больше ничего, но какой удар они могут нанести человеку! Представьте себе, что вы возвращаетесь домой после небольшого заграничного путешествия и, листая газету, вдруг видите против далекой железной дороги, о которой имеете самое смутное представление, но в которую вы вложили почти весь свой капитал, вместо привычных 95-96 (в крайнем случае, 93 без дивиденда) более богато орнаментированные цифры - 76 1/2 - 78 1/2! И вы чувствуете, что под ногами у вас разверзается бездна. Точь-в-точь то же самое испытал мистер Полли, когда увидел черную вязь трех цифр: "298" вместо "350" - числа, которое он привык считать неизменным показателем своего богатства. У него вдруг засосало под ложечкой почти так же, как в тот момент, когда он узнал о вероломстве рыжеволосой школьницы. Лоб его сразу стал влажным. - Попал в водоворот, - прошептал он. Произведя в уме действие вычитания - беспримерный подвиг со стороны мистера Полли, - он пришел к выводу, что после смерти отца им было истрачено пятьдесят два фунта. - Поминальный пирог, - прошептал мистер Полли, припоминая возможные расходы. Счастливая пора, когда он жил, наслаждаясь теплыми летними днями и безграничной свободой, когда все дороги заманчиво расстилались перед ним, когда ему верилось, что он так и будет ездить на своем велосипеде и любоваться окрестностями, - эта пора растаяла, как волшебный замок. И он опять очутился в мире, где царствует суровая экономия, в мире, который заставляет человека трудиться в поте лица, который подрезает крылья мечте, отбивает охоту к праздным, но увлекательным беседам, налагает вето на беспечный смех. Он уже видел перед собой печальную Вуд-стрит и нескончаемый ряд дней, полных беспросветного ожидания. Ко всему этому он обещал жениться на Мириэм и, в общем, был не прочь совершить этот обряд. Ужинал мистер Полли в совершенном отчаянии. Когда миссис Джонсон удалилась на покой, сославшись на легкую головную боль, он завел с Джонсоном разговор. - Пришло время, старина, подумать о деле всерьез, - сказал он. - Ездить на велосипеде и обозревать окрестности в-поисках подходящих заведений очень приятно, но пора и за дело браться. - А я о чем все время толкую? - спросил Джонсон. - Во сколько, по-твоему, обойдется тот магазинчик на углу? - опросил мистер Полли. - Ты серьезно о нем думаешь? - Вполне. Так сколько, по-твоему, он будет стоить? Джонсон подошел к шкафу, достал из него какое-то старое письмо и оторвал от него чистую половинку странички. - Сейчас подсчитаем, - сказал он с явным удовольствием. - Сейчас посмотрим, сколько на него надо как минимум. Он углубился в расчеты, а мистер Полли сидел рядом, как ученик, наблюдая растущий столбик скучных, ненавистных цифр, затаивших намерение избавить его от наследства. - Сперва подсчитаем текущие расходы, - сказал мистер Джонсон, слюнявя карандаш. - Это, во-первых, плата за аренду... Через час наводящей тоску возни с цифрами мистер Джонсон закончил подсчет. - В самый обрез, но попытать счастья можно. - Гм, - промычал мистер Полли и добавил веско: - Смелого бог бережет. - Одну вещь, во всяком случае, можно сделать. Я уже говорил об этом. - Что именно, старина? - Снять лавку без второго этажа. - Но чтобы вести дело, надо иметь угол, где приклонить голову. А то и работать не сможешь. - Само собой. Ты просто не понял меня. Я хочу сказать, что пока ты один, ты можешь жить у нас. Это тебе будет дешевле. - Надо подумать, - заметил мистер Полли, а про себя добавил: зачем же ему тогда нужна Мириэм? - Мы с тобой положили на покупку товаров восемьдесят фунтов, - размышлял Джонсон. - Можно сократить эту сумму до семидесяти пяти. Все-таки выгадаем пять фунтов. Но больше урезывать нельзя. - Нельзя, - согласился мистер Полли. - Все это очень интересно, - сказал Джонсон, складывая и разворачивая листок с цифрами. - Я сам иногда мечтаю о собственном деле вместо службы на жалованье. Еще, конечно, тебе придется завести бухгалтерские книги. - Хозяин должен точно знать, в каком положении его дела, - глубокомысленно заметил мистер Полли. - Я бы завел двойную бухгалтерию, - сказал мистер Джонсон. - Сперва это немного обременительно, но скоро начинаешь понимать ее преимущества. - Дай-ка я взгляну, что ты там насчитал, - сказал мистер Полли, взял листок с таким чувством, с каким принимают горькую микстуру, и равнодушно пробежал глазами по аккуратным колонкам цифр. - Ну что ж, старина, - сказал мистер Джонсон, поднимаясь и потягиваясь, - пора и на боковую. Утро вечера мудренее. - Именно, старина, - ответил мистер Полли, не вставая с места. Даже пуховая постель показалась бы ему сейчас ложем из терновника. Он пережил ужасную ночь, как бывает в последний день каникул. Но только мистеру Полли было во сто крат тяжелее. Как будто он стоял на пороге тюрьмы и сквозь решетку ворот смотрел в последний раз на траву и деревья. Он должен был опять впрягаться в хомут повседневности. А он был так же способен ходить в упряжи, как обыкновенный домашний кот. Всю ночь судьба, похожая лицом и манерами на мистера Джонсона, расхваливала преимущества мерзкого магазинчика на углу возле станции. - О господи! - прошептал проснувшийся мистер Полли. - Уж лучше я опять пойду служить приказчиком. По крайней мере у меня останутся мои деньги. Но судьба ничего не хотела слушать. - Пойду в матросы! - наконец воскликнул мистер Полли. Но он понимал, что на этот шаг у него не хватит характера. - Перережу себе горло, - опять прошептал он. Постепенно мистер Полли настроился на менее отчаянный лад, он вспомнил Мириэм и стал думать о ней. - Ну так что же ты решил? - начал за завтраком Джонсон. Никогда еще утренняя трапеза не казалась мистеру Полли такой отвратительной. - Надо несколько дней, чтобы хорошенько обмозговать эту идею, - кисло сказал он. - Дождешься, пока у тебя уведут из-под носа этот магазин, - сказал мистер Джонсон. В эти несколько дней, когда мистеру Полли надлежало решить свою судьбу, бывали такие минуты, что предстоящая свадьба казалась ему наименьшим злом; порой, особенно по ночам, после того, как он за ужином съедал не менее дюжины гренков с сыром, приготовленных заботливой миссис Джонсон, жизнь представлялась ему в таком мрачном, зловещем свете, что он был готов немедленно покончить с собой. Бывали часы, когда ему вдруг, наперекор всему, очень хотелось жениться. Он пытался вспомнить подробности объяснения в городском саду, но, к своему изумлению, не мог вспомнить ничего. Он стал все чаще бывать в Стэмтоне, целовал всех кузин и особенно Мириэм - это его приятно волновало. Он видел, что сестрицы посвящены в тайну. У Минни глаза были на мокром месте, но, в общем, она покорилась судьбе. Миссис Ларкинс встречала его с распростертыми объятиями, а к чаю подавалась целая банка домашнего варенья. И он никак не мог решиться поставить свою подпись на бумаге, в которой излагался договор об аренде, хотя дело зашло уже так далеко, что был составлен черновик договора и карандашом было помечено место его будущей подписи. Однажды утром, сразу же после того, как мистер Джонсон ушел на службу, мистер Полли вывел на дорогу свой велосипед, вернулся в спальню с самым независимым видом, на какой он был способен, собрал кое-какие вещички, а именно длинную ночную рубашку, гребень, зубную щетку, сказал явно заинтригованной миссис Джонсон, что собирается "отлучиться денька на два, проветриться", выскочил на порог, сел на свой велосипед и покатил в сторону экватора, тропиков, южных графств, а точнее, в городок Фишбурн, сонный, мирный Фишбурн. Он вернулся через четыре дня и безмерно поразил мистера Джонсона, сказав ему, когда тот завел разговор о магазинчике на углу, что снял в Фишбурне небольшую лавку с домом. Помолчав, он с еще более независимым видом добавил: - Между прочим, я собираюсь совершить в Стэмтоне, так сказать, брачный церемониал. С одной из мисс Ларкинс. - Церемониал? - воскликнул опешивший мистер Джонсон. - Звон свадебных колоколов, старина. Бенедикт [персонаж пьесы Шекспира "Много шума из ничего"] женится. В общем, мистер Джонсон проявил удивительное самообладание. - Это - твое личное дело, старина, - сказал он, когда более или менее уяснил ситуацию. - Надеюсь, тебе не придется жалеть, когда будет слишком поздно. Миссис Джонсон заняла другую позицию. В первую минуту она потеряла дар речи от негодования, потом разразилась градом упреков. - Чем мы заслужили, чтобы с нами обращались, как с последними глупцами? - возмущалась она. - Мыто о нем заботились, старались во всем ублажать его, ночей не спали! А он, хитрый обманщик, покупает лавку за нашей спиной и, не сказав нам ни слова, покидает нас! Как будто мы собирались украсть его деньги. Я ненавижу нечестные поступки, никак этого не ожидала от вас, Альфред! Теперь, сами знаете, летний сезон уже наполовину прошел, и что я буду делать с вашей комнатой, ума не приложу. Стыдно обманывать людей! Честная игра - так честная игра. Меня, во всяком случае, этому учили в детстве. А то как же получается: вы здесь живете, пока вам нравится, потом вдруг вам надоело, и вы уезжаете, не сказав нам спасибо и даже не спросив, как мы к этому отнесемся. Мой муж слишком уж с вами добр. Хотя бы слово оказал, а ведь он только и делал, что день и ночь считал, считал, считал, голову ломал над всякими проектами, как бы вам получше устроиться, все свои дела забросил. Миссис Джонсон перевела дыхание. - Во всем виновата любовь, - пробормотал в свое оправдание мистер Полли. - Я и сам этого не ожидал. А женитьба мистера Полли приближалась с неумолимой неизбежностью. Он пытался было убедить себя, что действует по собственной инициативе, но в глубине души понимал свою полнейшую беспомощность против приведенных им же самим в движение могучих общественных сил. Он должен был жениться по воле общества, так же как в далекие времена другим добрым душам предстояло по воле общества быть утопленными, сожженными или повешенными. Конечно, мистер Полли предпочел бы играть на свадьбе менее заметную роль наблюдателя, но, увы, выбора ему не оставалось. И он старался как можно лучше исполнить свою роль. Он купил себе красивые модные брюки в клетку. Весь остальной туалет, за исключением ярко-желтых перчаток, серо-голубого галстука и новой шелковой ленты на шляпе более легкомысленного цвета - черную пришлось снять, - на нем был тот же, что и в день похорон. Скорбь человеческая сродни радости. Девицы Ларкинс сотворили чудеса из светло-серого сатина. Мысль о флердоранже и белой вуали была с сожалением отвергнута по причине того, что кэб оказался слишком дорогостоящим удовольствием. Да и недавно прочитанный рассказ о невесте, стоявшей у алтаря "в скромном, стареньком платьице", укрепил их в принятом решении. Мириэм откровенно плакала, Энни тоже, но все трое то и дело пытались смехом разогнать слезы. Мистер Полли нечаянно подслушал, как Энни говорила кому-то, что у нее самой не было никаких шансов выйти замуж, пока Мириэм вечно торчала дома, подкарауливая женихов, как кошка мышей. Эти слова не могли не дать, как говорят, пищу для размышлений. Миссис Ларкинс была красная, как кумач, и вся промокла от слез; она то и дело принималась рыдать, и язык ее ни на секунду не умолкал. Она была насыщена влагой, как только что вытащенная из воды губка, а в ее пухлом, красном кулачке был зажат носовой платок, в котором не было сухой нитки. "Такие хорошие девочки! - с дрожью в голосе твердила она. - Все такие хорошие!" Она залила слезами мистера Полли, когда бросилась целовать его. Чувства распирали ее до того, что пуговицы на ее платье не выдержали и отлетели, так что, пожалуй, последнее, что сделала Мириэм в отчем доме, - это в одиннадцатый раз заделала зияющую брешь на корсаже своей матери. На миссис Ларкинс была крохотная, плохо державшаяся на голове шляпка, черная с красными розами; сперва она была слишком надвинута на левый глаз, а когда Энни сказала об этом матери, шляпа переехала на правый глаз, отчего лицо миссис Ларкинс неожиданно приобрело свирепое выражение. Но после поцелуев - мистеру Полли в этот момент показалось, что его окунули в купель для крещения - деликатный предмет на голове миссис Ларкинс просто съехал назад и повис там, зацепившись за шпильку и время от времени жалобно колыхаясь на волнах слишком бурных переживаний. Шли часы, и шляпка все чаще и чаще привлекала внимание мистера Полли, под конец ему стало казаться, что на шляпку напали приступы зевоты. На семейном торжестве не было только миссис Джонсон. Сам Джонсон на свадьбу пришел, но держался от всех поодаль, ни с кем не разговаривая, и поглядывал на мистера Полли большими серыми глазами с любопытством и недоумением, тихонько насвистывая что-то и втайне не переставая изумляться такому неожиданному повороту событий. Мистер Джонсон был прекраснейший в своем роде человек. В церковь пришла целая стайка в одинаковых серых шляпках хихикающих и подталкивающих друг друга л