а за кругом. Она держала светящуюся доску и то поднимала ее, то опускала, и тогда видно было, что это женщина в широком одеянии и как будто в монашеском клобуке. - Она явилась, - едва слышно прошептала миссис Маунтен. Кажется, прошла вечность, прежде чем гостья заговорила. - Де-еточки, - протянул тонкий, визгливый голос. - Де-еточки. - Кто эта дама? - спросил сэр Басси. Фигура исчезла. Чуть погодя медиум ответил со своего места: - Святая Екатерина. При этом имени взыграла эрудиция мистера Парэма. - Которая святая Екатерина? - Просто святая Екатерина. - Но святых Екатерин две... или даже больше, - возразил мистер Парэм. - Во всяком случае, две были невесты Христовы. Святая Екатерина Александрийская, ее эмблема - колесо, покровительница всех старых дев, особенно парижских, и святая Екатерина Сиенская. Есть картина Мемлинга прелести необыкновенной. Да, конечно, есть и третья - святая Екатерина Норвежская, если только мне память не изменяет. А быть может, есть и другие. Она не скажет нам которая? Мне бы так хотелось узнать. И снова воцарилось молчание. - Она никогда не говорила нам ничего подобного, - сказала наконец миссис Маунтен. - По-моему, это Екатерина Сиенская, - сказала старая дева. - Во всяком случае, она весьма приятная дама, - сказал Хируорд Джексон. - Может быть, нам все-таки скажут? - спросил сэр Басси. - Она предпочитает не обсуждать подобные вопросы, - тихонько ответил медиум. - Для нас она желает быть просто другом. Ею движет милосердие. - Не торопите ее, - сказал сэр Басси. После томительного ожидания святая Екатерина опять стала слабо видна. Она легко коснулась губами высокого лба сэра Тайтуса и, оставив его явно непримиренным, плавно заскользила дальше и остановилась слева от мистера Парэма. - Я пришла сказать тебе, что малютка счастлива... очень счастлива, - промолвила она. - Она играет с цветиками, ты таких красивых цветиков никогда не видела. Асфодели. И всякие другие. Она со мной. Я о ней забочусь. Поэтому она и являлась тебе... Неясная фигура растворилась во тьме. - Прощайте, дорогие мои. - Поди ты! - сказал хорошо знакомый голос. Со скрипом остановился граммофон. Воцарилась глубокая тишина, нарушаемая лишь громким сердитым сопением сэра Тайтуса Ноулза. - Лезут с мокрыми поцелуями, - проворчал он. Тьма была непроглядная. Потом миссис Маунтен начала шарить около граммофона, слабо засветился фонарик, тьма вокруг стала еще гуще; что-то заскрипело, зашуршало, тяжело вздохнул медиум. - Устал, - пожаловался он, - ужасно устал. Потом послышались хлюпающие звуки, должно быть он втягивал эманацию. - Было очень интересно, - неожиданно сказал сэр Басси. - А все-таки... - он чуть помедлил, - мне не того надо. Святая Екатерина, все равно которая, очень добра, что оставила райские кущи и навестила нас. И мне нравится, что она поцеловала сэра Тайтуса. У нее добрый нрав, сразу видно. Он ведь не из тех, кого целовать одно удовольствие. Но... не знаю, видел ли кто из вас такую огромную, толстую книгу барона Шренк-Нотцинга. Такая, знаете, ученая книга. Я ее читал. У него все получалось по-другому... - Он недоуменно замолчал. - Можно зажечь свет? - спросил мистер Маунтен. - Подождите минуту, мне это еще не под силу, - слабым, слинявшим голосом сказал Уильямс. - Еще одну минуту. - Вот тогда мы поглядим, - пообещал сэр Тайтус. - По-моему, уже можно разорвать круг, - сказала миссис Маунтен и, зашуршав юбками, поднялась. Рука, касавшаяся мистера Парэма, скользнула прочь. В первое мгновение свет ослепил их; комната показалась особенно унылой, неуютной, вид у всех был ужасный. Медиум сидел свинцово-бледный, откинувшись на спинку стула, к которому все еще был привязан, голова его моталась из стороны в сторону, словно он сломал шею. Сэр Тайтус кинулся проверять узлы. "Так осматривают пострадавшего в уличной катастрофе", - подумалось мистеру Парэму. Сэр Басси внимательно следил за сэром Тайтусом. Мистер Маунтен и Хируорд Джексон встали и перегнулись через стол. - Сургуч цел, - объявил сэр Тайтус. - Узлы в порядке, веревка прикручена к столу, все как я оставил. Ага! - Что-нибудь нашли? - спросил Хируорд Джексон. - Да. Нитка, которой воротничок был привязан к спинке стула, порвана. - Она всегда почему-то рвется, - с научным беспристрастием сообщил мистер Маунтен. - Но почему же? - спросил сэр Тайтус. - Нам незачем сейчас этим заниматься, - сказал сэр Басси, и медиум стал откашливаться и несколько раз подряд открыл и закрыл глаза. - Дадим ему напиться? - спросила старая дева. Принесли воду. Сэр Басси уперся кулаками в стол и хмуро задумался. - Мне этого мало, - сказал он и обратился к медиуму. - Видите ли, мистер Уильямс, то, что вы тут показали, совсем недурно, но мне не того надо, эти вещи, как и все на свете, бывают разного сорта и качества. Уильямс все еще, казалось, не пришел в себя. - Были явления? - спросил он. - Изумительно, - отозвалась миссис Маунтен, успокаивающе кивая ему. - Прекрасно. Опять являлась святая Екатерина, - подхватила старая дева. Дама в трауре была так взволнована, что не могла говорить. Сэр Басси покосился на Уильямса, оттопырив нижнюю губу, что всегда придавало его лицу не слишком приятное выражение. - В других условиях у вас вышло бы получше, - сказал он с напускным дружелюбием. - Когда все проверено, - вставил сэр Тайтус. - Тут, конечно, дружеская атмосфера, - сказал медиум и посмотрел на сэра Басси вызывающе и опасливо. Он очень быстро оправился и теперь был начеку. Вода явно ему помогла. - Понимаю, - ответил сэр Басси. - Более суровая атмосфера может оказаться не столь благоприятной. - Это я тоже понимаю. - Я бы желал принять участие в исследовании, - сказал Уильямс деловым тоном. - После всего, что я сегодня видел, слышал и чувствовал, - сказал сэр Тайтус, - смею вам предсказать, что у всех этих исследований будет только один результат - разоблачение. - Как вы можете говорить такие вещи? - вскричала старая дева и обернулась к Хируорду Джексону. - Скажите ему, что он ошибается. Хируорд Джексон в этот вечер намеренно держался в стороне. - Несомненно, он ошибается, - ответил Хируорд Джексон. - Будем смотреть на все без предубеждения. Я думаю, мистеру Уильямсу нет нужды уклоняться от исследований и проверки. - Проверки без придирок, - добавил Уильямс. - Я присмотрю, чтобы все было без придирок, - заверил Хируорд Джексон. Он задумался. - Бывают действия, способствующие явлению духа, - размышлял он вслух. - Примите во внимание, - сказал Уильямс, - что бы ни происходило, я всегда только орудие неведомых сил. - Но разве этот вечер не удовлетворил вас, сэр? - с укором обратился Маунтен к сэру Басси. - Нет, все было хорошо, - ответил сэр Басси, - но могло быть куда лучше. - Совершенно верно, - поддержал его сэр Тайтус. - Вы хотите сказать, что тут было что-то подстроено? - с вызовом спросил Маунтен. - А этот милый голос! - воскликнула миссис Маунтен. - Такой прекрасный! - подхватила старая дева. - Раз уж вы заставили меня высказаться, - заявил сэр Тайтус, - я обвиняю этого человека в наглом мошенничестве. - Ну, это уж слишком, - сказал Хируорд Джексон, - это уж слишком. Вы чересчур непреклонны в своих убеждениях. Мистер Парэм отчужденно прислушивался к разгоравшемуся спору. Все это было гадко и мучительно. В явление духа он не верил, но неверие сэра Тайтуса было ему ненавистно, Он глубоко сочувствовал этому маленькому кружку, который так мирно и счастливо шел от откровения к откровению, а теперь сюда вторглись шумные ниспровергатели с шумными обвинениями и грозят шумным разоблачением. Особенно сочувствовал он даме в трауре. Она обернулась к нему, словно взывая о помощи, в глазах ее блестели непролитые слезы. Рыцарские чувства и жалость переполнили его сердце. - Я согласен, - сказал он. - Я согласен с мистером Хируордом Джексоном. Возможно, что медиум, сознательно ли, нет ли, способствовал явлению духа. Но вести были подлинные. Ее лицо осветилось благодарностью и сразу стало красивым. А он даже не знал ее имени! - И дух моей крошки в самом деле посетил нас? - с мольбой спросила она. Мистер Парэм встретился взглядом с сэром Тайтусом, и в глазах его была непреклонная решимость. - Что-то явилось нам из иного мира, - сказал он, - весть, намек, вздох чьей-то души - называйте как хотите. И, сказав так, он заронил в душу свою зерно веры. Ибо никогда еще ему не приходилось сомневаться в истинности собственных слов. - И вам интересно? Вы хотите знать больше? - настаивала миссис Маунтен. Мистер Парэм сделал еще один шаг: он согласился. В самом деле сэр Басси сказал: "Поди ты", - или просто это назойливое присловье уже постоянно чудится ему? - Ну, пора внести во все это какую-то ясность, - сказал Уильямс, в упор глядя на сэра Басси. - Я не ответствен за то, что происходит на сеансах. Я засыпаю. Я, так сказать, не присутствую здесь. Я просто орудие. Обо всем происходящем вы знаете больше моего. Он мельком взглянул на миссис Маунтен и снова перевел взгляд на сэра Басси. Вид у него был испуганный и в то же время дерзкий, и мистеру Парэму пришел на ум негодяй лакей, который еще служит у старого и доброго хозяина, но замышляет променять его на другого. Ясно как день, что он знает, кто такой сэр Басси, и встречу с ним рассматривает как счастливый случай, который никак нельзя упустить, хотя бы ради этого и пришлось пойти на небольшое предательство. По тому, как он держался, можно было заключить, что тут сегодня не обошлось без жульничества. Хируорд Джексон, конечно, думает так же. И, однако, мистер Парэм, казалось, верил, и Хируорд Джексон тоже, казалось, верил, что одним лишь обманом не объяснишь все, чему они были сегодня свидетелями. Незаметно для себя мистер Парэм стал на сторону тех, кто считал, что в "этом что-то есть". И с успехом отстаивал эту точку зрения в споре с сэром Тайтусом. Уильямс долго ходил вокруг да около и наконец выложил то, что было у него на уме. - Господа, если вы четверо решили заняться этим всерьез и если медиум может надеяться, что с ним будут обходиться не хуже, чем с этими балованными иностранцами, вроде Евы Эс, Юсапии Палладинос и прочими, так он им не уступит, а пожалуй, еще даст несколько очков вперед. Я только орудие потусторонних сил, но ведь у меня никогда не было случая показать в полной мере, на что я способен. - Поди ты, - сказал сэр Басси. - Ладно, будет у вас такой случай. Видно было, что такая удача и обрадовала Уильямса и испугала. Он тотчас подумал, что не мешало бы обеспечить себе путь к отступлению. И повернулся к хозяйке дома. - Меня разденут донага и напудрят мне ступни. При вспышках магния будут снимать меня, когда я стану испускать эманацию. Меня могут и убить. Это не то, что тихие вечера в вашем славном доме. Но когда они проделают все это, им придется меня оправдать, вот увидите. Придется оправдать и меня и вашу веру в меня. 4. СЕАНСЫ В КАРФЕКС-ХАУСЕ Однажды пустившись вместе со своими друзьями на метафизические опыты, сэр Басси продолжал эти исследования с обычным своим азартным упрямством. Карнак Уильямс был лишь одним из объектов исследования. В литературе о жизни души давно уже установлена та азбучная истина, что чем больше сил медиум отдает материализации и выделению эманации, тем меньше он (или она) способен к ясновидению и передаче посланий духов. Карнак Уильямс должен был совершенствоваться в первом направлении. А тем временем сэр Басси советовался с понимающими людьми и позаботился о том, чтобы к нему почаще являлись наиболее интересные из лондонских ясновидцев. Карфекс-хаус был очень просторен, и у сэра Басси не было недостатка в секретарях и слугах. Одни комнаты предназначались для опытов по материализации, другие - для приема вестей из потустороннего мира. Проворные и услужливые помощники наизусть выучили имена и занятия советников и препровождали каждого в его апартаменты. Помещения для материализации умело и тщательно подготовил сэр Тайтус Ноулз. Он решил сделать их совершенно духонепроницаемыми, чтобы всякая эманация, которая будет выделена в их стенах, чувствовала себя возможно неуютнее и неприкаянней. Они с Уильямсом без конца пререкались из-за драпировок, освещения, законности использования магния для моментальной фотографии и прочего. Сэр Тайтус даже восстал; весьма неблагоразумно, против затянутой черным бархатом "кладовой" и лишь очень неохотно дал согласие на то, чтобы Уильямс приличия ради облачился в черное трико. - Ведь женщин у нас тут не будет, - сказал сэр Тайтус. Уильямс обнаружил необыкновенно пылкий нрав, а сэр Тайтус - поистине ослиное упрямство; сэр Басси, Хируорд Джексон и мистер Парэм играли роль верховного суда, и ни одна из сторон не была довольна их решениями. Хируорд Джексон постоянно выступал в поддержку Уильямса. В целом Уильямс добился от них большего, чем сэр Тайтус, главным образом потому, что уж очень недоброжелательно относился к идеям сэра Тайтуса мистер Парэм. А решающее слово постоянно оставалось за мистером Парэмом. С тайным удовольствием он слышал (а несколько раз и сам видел), что эманация выделяется все в большем количестве, каковое явление сэр Тайтус был бессилен объяснить. Установленные правила проведения опытов и опасение, что такой поступок может повлечь за собою смерть его противника, не позволяли сэру Тайтусу просто подскочить и сграбастать эту непонятную штуку. Она, пузырясь, ползла из углов рта Уильямса - отвратительная густая белая масса, - стекала по груди, собиралась на коленях; потом с каким-то ленивым проворством втягивалась обратно. Во время девятого сеанса эта прежде бесформенная масса вдруг стада напоминать человеческое лицо и кисти рук, и это удалось сфотографировать. Ясновидящих проверяли и следили за ними не так сурово, как это делалось во время опытов, которые контролировал непосредственно сэр Тайтус, сама природа транса не допускала этого, - и эти исследования давали куда больше, чем все, что мог продемонстрировать Уильямс. Общение с потусторонним миром не всегда бывало одинаково интересно и содержательно. Один медиум объявил, что с ним беседует краснокожий индеец, и передал кое-какие вести от некоего господина, жившего в Сузах "давным-давно, еще до Авраама". Было очень трудно определить, когда именно дух индейца исчез, уступив место древнему обитателю Суз. Более того, сообщения жителя Суз стали перебивать "враждебные духи", и давно покойные приятели Хируорда Джексона известили присутствующих, что на том свете "великолепно", и что они там чувствуют себя "превосходно", и просили передать это всем и каждому, но, когда им попробовали задать дополнительные вопросы, они исчезли, к великой досаде слушателей. Сэр Басси довольно быстро решил, что "с него хватит этого балагана", и медиуму заплатили и отпустили его на все четыре стороны. Бывали и еще неудачи. Разница была в частностях, но главное - всем опытам попросту недоставало правдоподобия. Сеансы с двумя медиумами-женщинами происходили в первом этаже, а наверху, в особо оборудованном помещении, Уильямс неделю за неделей изливал на холодное и непоколебимое недоверие сэра Тайтуса все более бурные потоки эманации. Одна из женщин - обитательниц первого этажа, немолодая американка, нимало не интересовала мистера Парэма; вторая была много интересней и привлекательней. Молодая, темнокожая, с необыкновенно красивым овалом смуглого лица, она называла себя вдовой англичанина-коммерсанта с острова св.Маврикия. Звали ее Нанет Пеншо. Она была более образованна, чем большинство объектов психических опытов, и могла похвастать прекрасными рекомендациями от крупнейших исследователей Парижа и Берлина. Она очень мило, хотя и несколько отрывисто, говорила по-английски. До сих пор все медиумы, с которыми сталкивались исследователи из Карфекс-хауса, уверяли, что устами каждого из них говорит какой-нибудь определенный дух, миссис Пеншо и пожилая американка оказались первыми, кто ничего подобного не утверждал. Американкой транс овладевал, словно какой-то бурный припадок, и ее швыряло поперек кресла в самых неизящных позах. Миссис Пеншо, впадая в транс, сидела, как замечтавшаяся кошечка: голова слегка наклонена, руки деликатно сложены на коленях. Прежде эти женщины никогда не слыхали друг о друге. Одна жила с родными в Хайбэри, другая снимала номер в Кенсингтон-отеле. Но откровения, которые услышали от них сэр Басси и его друзья, были очень схожи. И та и другая утверждали, что ощущают влияние огромной силы из какого-то неведомого источника, сметающее на своем пути все обычные преграды. В иные минуты мистеру Парэму вспоминались древние иудейские пророки, говорившие: "Устами моими вещает господь". Но голос, вещавший устами этих двух медиумов, отнюдь не походил на глас господень. Вести, которые передавала миссис Пеншо, были полнее, законченной. Американка скорее живописала, чем утверждала что-то определенное. "Где я? - говорила она. - Мне страшно. Вокруг темно. Аркада. Нет, не аркада - коридор. Высоченный, длиннейший коридор. По обе стороны - колонны и лица, на колоннах высечены лица, очень страшные лица. Лики Судьбы! Темно и холодно, и дует ветер. Тусклый свет. Не знаю, откуда он идет. Очень тусклый. По коридору надвигается Дух, он Воля и Могущество, он точно вихрь, он ищет дорогу. Какой огромный и пустынный этот коридор! Я такая маленькая, мне так холодно и так страшно. Я становлюсь еще меньше. Точно сухой осенний лист, меня гонит ветром - дыханием великого Духа. Зачем меня бросили в этом ужасном месте? Выпустите меня! _Ох, выпустите меня_!!" Ясно было, что она в отчаянии. Она корчилась в кресле, и надо было приводить ее в чувство. Поразительное совпадение: миссис Пеншо тоже говорила о какой-то огромной галерее, по которой близилось нечто неведомое. Но она не чувствовала, что и сама находится в этой галерее, и не испытывала страха. - Вижу коридор, - говорила она. - Веяние надежды струится по нему, не знаю откуда. И приближается Могущество. Я словно слышу, как все ближе раздаются тяжкие шаги. Хируорд Джексон не слыхал этих пророчеств. Тем примечательней, что он привез из Портсмута следующую весть: - Новый Дух скоро снизойдет на землю. Это предсказывает один человек из Портси. Он медиум, и неожиданно он перестал говорить о чем-либо другом и теперь упорно твердит, что наступают новые времена. К нам явится не дух какого-нибудь покойника - нет, это Дух Извне, жаждущий войти в наш мир. Мистер Парэм нашел, что эти совпадающие предсказания производят внушительное впечатление. С самого начала он внимательно наблюдал за миссис Пеншо и считал ее совершенно неспособной на какой-либо обман, двойную игру или мистификацию. Обычно она была доброжелательна и чистосердечна - и такою же оставалась в трансе. У него были случаи присмотреться к ней не в обстановке спиритического сеанса: дважды он приглашал ее выпить чаю у Рамплмейера, а однажды уговорил сэра Басси прихватить ее в Хэнгер на субботу и воскресенье. Итак, он мог послушать, как она легко и непринужденно болтает об искусстве, о поездках за границу, рассуждает на философские и даже на общественные темы. Она и в самом деле была женщина образованная. Обладала тонким, пытливым и ясным умом. И широким кругозором. И явно наслаждалась беседою с мистером Парэмом. А он говорил с нею, как не часто разговаривал с женщинами, ведь обычно он держался с представительницами слабого пола легкомысленно-игриво либо снисходительно-покровительственно. А тут оказалось, что собеседница способна даже понять его тревогу о судьбах мира, вместе с ним опасается угрозы анархизма и распада самой ткани общества, разделяет его уверенность, что нашей периодической печати необходимо куда более сильное и трезвое руководство. Иногда эта женщина даже предугадывала мысль, которую только еще готовился высказать мистер Парэм. Но когда он стал спрашивать ее о Духе, готовом снизойти на нашу землю, оказалось, что она понятия об этом не имеет. Во время сеансов она жила совсем иной жизнью, чем в обычное время. Он подарил ей свои книги о Ришелье с дружеской надписью, а также несколько своих более серьезных статей и речей. Она сказала, что его статьи выдающиеся, необыкновенные. С самого начала она дала понять, что прекрасно сознает, насколько ее новое окружение не похоже на сборище легковерных и любопытных невежд, с которыми обычно приходится иметь дело медиуму. - Вот жалуются, что духи сообщают все какие-то глупости, - сказала она на первом же сеансе. - А подумал ли кто-нибудь, как вульгарны слушатели, которым приходится передавать эти сообщения? Но здесь - она это чувствует - собрались совсем другие люди. Она сказала, что ей особенно приятно присутствие сэра Тайтуса; его явное и непримиримое недоверие она ощущает как твердую, надежную почву под ногами. Сэр Тайтус наклонил голову в знак признательности, и, как ни странно, это была не просто ирония. Великие люди вроде сэра Басси, сочувственно настроенные умы вроде Хируорда Джексона, ученость и могучая мысль способны привлечь таких духов и такие силы потустороннего мира, у которых сбивчивые вопросы любопытствующих провинциалов могут вызвать одно лишь презрение. - И вы в самом деле верите, что вести, которые передаются через вас, - это вести от умерших? - спросил мистер Парэм. - Ничего подобного, - ответила миссис Пеншо со свойственной ей решительностью. - Я никогда не верила в такую чепуху. Мертвецы ничего не могут. Если эти веяния исходят от людей, переселившихся в иной мир, значит, эти люди еще живут. Но что это за сила, заставляющая меня говорить, я не знаю. У меня нет никаких доказательств, что все или хотя бы большая часть вестей, которые мы получаем, исходят от привидений, если позволительно на сей раз употребить такое старинное слово. Хотя в отношении некоторых вестей это бесспорно. - Но это не бесплотные духи? - спросил Хируорд Джексон. - Иногда мне кажется, что тут должно быть нечто большее, нечто иное и гораздо более значительное. Даже когда упоминаются имена покойных друзей. Откуда мне знать? Я - единственная среди вас - никогда не слышала вестей, которые сама же передаю. Может быть, все это обман чувств? Очень возможно. Мы, люди, наделенные сверхчуткой психикой, странный народ. Мы только передаем. А что передаем - мы и сами не знаем. Но вот вы, люди с более устойчивой душевной организацией, должны бы объяснить то, что становится вам известно через нас. Мы связаны тем, чего ждут от нас другие. Если они ждут только вульгарных привидений и разговоров о своих глупых делишках, - что же другое мы можем передать? Как мы можем передавать вещи, в которых они ровным счетом ничего не смыслят? - Справедливо, - сказал мистер Парэм, - вполне справедливо. - Если вам внимают более высокие умы, сообщения бывают значительней. Это тоже звучало убедительно. - Но есть в этом нечто поразительное, чего наука не умеет объяснить. - О да, тут я с вами согласен, - сказал мистер Парэм. На первых сеансах с миссис Пеншо ее устами заговорил некий незнаемый вестник. - Я посланник грядущего! - объявил он. - Отлетевший дух? - спросил Джексон. - Почему же отлетевший, когда я здесь? - Но тогда существуют ли ангелы? - спросил мистер Парэм. ("Поди ты!") - Посланники. "Ангел" значит "посланник". Да, я посланник. - Посланный кем-то - или чем-то, - какой-то силой, готовой явиться? - спросил мистер Парэм, и голос его зазвучал ободряюще. - Посланный тем, кто стремится войти в жизнь, в ком таится великое могущество и кто стремится побороть весь мир. - Пусть попробует этажом выше, - ехидно заметил сэр Тайтус. - Здесь, где уже налицо и воля и понимание, он обретет помощников. - Но кто же это грядущее существо? Жило ли оно прежде на земле? - Победительный дух, он все еще бодрствует над миром, для сотворения которого он сделал так много. - Кто же он? - Кто он был? - Коридор очень длинный, а он еще далеко. Я устал. И медиум устал. Мне трудно говорить с вами, ибо среди вас есть некто, упорствующий в сомнении. Но я не напрасно трачу силы. И это - только начало. Продолжайте свои искания. Через несколько мгновений мне придется вас покинуть, но я еще вернусь. - Но для чего он грядет? Что хочет он совершить? Ответа не было. Медиум - миссис Пеншо - некоторое время оставалась без чувств. Но, и придя в себя, она была еще очень слаба и не сразу покинула Карфекс-хаус, а попросила разрешения прилечь. Это был первый сеанс с участием миссис Пеншо, и он сильно подействовал на воображение мистера Парэма, запомнился ему. В каком порядке даны были ответы - это он, быть может, помнил не так ясно, но смысл их врезался в память. Поистине было бы великое чудо, если бы некая новая Сила вмешалась в дела человечества! Ведь так много нужно изменить! Да, чудо просто необходимо. Мистер Парэм все еще несколько скептически относился к мысли, что на землю и вправду готов снизойти некий дух, но так приятно было потешить себя мыслью, будто в загадочных словах медиума скрывается нечто - предвестие грядущих событий. Подробный отчет обо всех сеансах, и даже только о наиболее успешных, оказался бы слишком длинным и скучным для читателей, не занятых специальным изучением предмета, и бесполезно было бы приводить его здесь. Добрые чувства мистера Парэма к миссис Пеншо очень укрепили то ощущение "наверно, тут что-то есть", которое зародилось у него еще во время сеанса с Уильямсом на Баггинз-стрит. Теперь, когда никто уже не говорил о привидениях и не навязывал ему каких-то незначительных покойников с их малоинтересными прихотями, само по себе явление транса стало казаться мистеру Парэму более разумным и правдоподобным. Стало быть, существуют вне нашего мира неведомые силы, они ищут каких-то путей, чтобы вмешаться в людские дела и управлять ими, а для этого им нужен человек, близкий по духу, с сильным характером и чутким умом, - эта мысль глубоко волновала мистера Парэма. Ему представлялись существа, подобные могучим духам, каких вызывают и живописуют Блейк и Дж.Ф.Уотс; в мечтах он по крайней мере рисовал себе величественные образы. Кто тот великан, что смутно чудится его отзывчивому воображению на сеансах в Карфекс-хаусе? Быть может, это Наполеон? - спросил мистер Парэм, и ответ был: да и нет. Не Наполеон, но больше, чем Наполеон. Быть может, это Александр Македонский? - спросил Хируорд Джексон - и получил в точности такой же ответ. Бродя по улицам или лежа ночью без сна, мистер Парэм ловил себя на том, что мысленно ведет беседы с этим таинственным и грозным духом. И когда мистер Парэм находил в утренней или вечерней газете новые свидетельства бесхребетности в мировой политике и неуклонного нравственного падения народа, ему казалось, что дух этот склоняется над ним и разделяет его мысли. Он был так поглощен этими двумя ясновидящими, что стал до некоторой степени пренебрегать своей ролью в наблюдениях сэра Тайтуса над Карнаком Уильямсом. Чем дальше, тем ненавистней ему был грубый и ограниченный материализм этого ученого мужа. Ему хотелось думать и знать об этих опытах как можно меньше. Самые обычные замечания сэра Тайтуса по адресу медиумов-ясновидящих вообще и особенно по адресу миссис Пеншо и пожилой американки возмущали его до крайности. Сэр Тайтус был не джентльмен; порой он изрекал почти невыносимые грубости, и несколько раз мистер Парэм готов был сурово его покарать. Он едва удерживался от слов, которые разили бы, как удары. Эти сеансы по материализации были нестерпимо скучны и нудны. На то, чтобы получить ничтожное количество эманации, уходили часы, которые казались веками. И смотреть, в какое замешательство эта эманация приводит сэра Тайтуса, было уже не так приятно, как раньше. По меньшей мере три раза мистер Парэм, не выдержав скуки, засыпал в кресле и потом некоторое время не являлся на сеансы. Интерес к Карнаку Уильямсу вновь пробудился в мистере Парэме после девятого сеанса, когда в эманации стали ясно различимы лицо и руки. Он был в это время в Оксфорде, но, возвратясь в Лондон, услышал от Хируорда Джексона поразительный рассказ о десятом явлении. - Сначала, когда появилось лицо, можно было подумать, что это - ваше изображение, только смятое к уменьшенное, - сказал Хируорд Джексон. - А потом оно стало увеличиваться и постепенно приобретало все большее сходство с Наполеоном. Мгновенно все это соединилось с представлением мистера Парэма о Великом Духе, чье грозное присутствие ощущала миссис Пеншо во время опытов в Карфекс-хаусе. И то, что вначале таинственное лицо имело сходство с ним самим, тоже странно взволновало мистера Парэма. - Мне надо это видеть, - сказал он. - Да, я непременно пойду и опять посмотрю эту самую материализацию. Не годится мне так долго оставаться в стороне, это нехорошо по отношению к сэру Тайтусу. Он обсудил все это с миссис Пеншо. Судя по всему, она понятия не имела о том, что происходит этажом выше, - и она сочла весьма примечательным совпадением, что три разных медиума упоминают о Наполеоне. Ведь и американка в своих беспорядочных, но волнующих сообщениях говорила о Бонапарте, Саргоне и Чингис-хане. Казалось, со всех сторон затрубили трубы, возвещая Неведомое. И опять мистер Парэм стал свидетелем долгих часов безмолвия, скуки и беззвучных напряженных сражений сэра Тайтуса с Уильямсом. Это было под вечер, и он знал наверняка, что в ближайшие два-три часа, уж во всяком случае, ничего не произойдет. Хируорд Джексон, видимо, был настроен радужнее и спокойно предвкушал события. Сэр Басси с нетерпением, возраставшим от сеанса к сеансу, пытался сократить или хотя бы ускорить обычную процедуру раздевания, обыскивания, наложения меток и печатей. Но все его усилия ни к чему не вели. - Раз уж вы втянули меня в это дело, - скрипучим голосом заявил сэр Тайтус, - я ни на волос не отступлю от своих предосторожностей, пока не докажу вам на деле раз и навсегда, что все эти мрачные истории с привидениями - просто дурь и жульничество. Мне не жаль заплатить любую цену за полное и окончательное разоблачение. Если кому-нибудь надоело и он хочет уйти, пусть уходит. Лишь бы какие-то свидетели остались. Но теперь, когда мы уже зашли так далеко, я ни за что не стану делать дело спустя рукава. - А поди ты! - сказал сэр Басси, и мистер Парэм почувствовал, что все эти исследования в любую минуту могут кончиться скандалом. Коренастый сэр Басси уселся поудобнее в кресле, рассеянно подергал нижнюю губу и потом, казалось, погрузился в глубокое раздумье. Наконец все хлопоты остались позади и началось бдение. Наступила тишина - и длилась, и разливалась все шире, и окутывала мистера Парэма все плотнее и плотнее. Смутно виднелось на бархатно-черном фоне ниши лицо Уильямса. Теперь он долго будет лежать с раскрытым ртом, и негромко стонать, и храпеть, и ворочаться с боку на бок. И всякий раз мистер Парэм слышал порывистое движение: сэр Тайтус был начеку. Немного спустя мистер Парэм почувствовал, что глаза его слипаются. Но - странное дело, - хотя веки его сомкнулись, он все еще видел бледный лоб и скулы Уильямса. 5. ВЫСОКИЙ ГОСТЬ Некоторое время спустя мистер Парэм перестал дивиться тому, что умственный взор может проникать и сквозь сомкнутые веки, и стал следить за редкостным потоком эманации, которую испускал медиум. Началось все, как обычно, - слегка светящаяся эманация едва сочилась из уголков рта, но теперь она текла значительно быстрее, стекала с шеи, плеч, рук, со всего смутно очерченного во тьме тела. Она фосфоресцировала сперва зеленоватым светом, потом желтовато-зеленым. Эманация стекала так быстро, что по контрасту казалось, будто Уильямс съеживается и усыхает, а может быть, это и в самом деле так было. Трудно сказать, но это истечение материи было поразительно. На это явно стоило поглядеть, думалось мистеру Парэму. Хорошо, что он пришел. Теперь эманации вполне хватит, чтобы заткнуть глотку сэру Тайтусу. Недаром сэр Басси, затерявшийся где-то тут, рядом, Во тьме, шепчет свое "поди ты". Эманация уже не была прежней мертвой материей. Она не просто выделяется, течет и ниспадает, точно безжизненная жирообраэная масса. Она стала иной. Обрела жизненные силы. Она уже не слизистая, а скорее стекловидная. Ее края приподнимаются и тянутся к зрителям, точно разбухшие псевдоподии, точно слепая амеба, точно ищущие кого-то пальцы, точно окутанные пеленой призраки. - Ого! - сказал сэр Тайтус. - Этого я уже не понимаю. Хируорд Джексон что-то бормотал и вздрагивал. Странное это было зрелище. Тупые выступы дотрагивались друг до друга и сливались. Они дрожали, приостанавливались, вновь двигались вперед. И росли с поразительной быстротой. Тоненькие усики в мгновение ока становились длинными пальцами, а еще через секунду толстыми обрубками. Они были прозрачны или по крайней мере полупрозрачны, и внутри виднелись токи беловатой и слабоокрашенной материи - так в микроскоп видны движения протоплазмы в амебе. Они все росли, все больше сливались друг с другом. Еще несколько секунд или несколько минут назад - трудно сказать, сколько именно ушло времени на эти превращения, - выступы были похожи на щупальца, на губчатые, тупые отростки. Теперь они срастались, соединялись, утолщались, сливались все теснее, становились все больше и больше похожи на неуклюжее, в муках рождающееся единое целое. Токи, стремящиеся взад и вперед внутри него, становились все быстрее, все больше переплетались. Ярче становились краски. Теперь уже можно было различить красные и лиловатые прожилки, тончайшие сверкающие белые линии и бледно-кремовые полосы. И во всех этих движениях появился какой-то порядок. Да ведь это кости, нервы и кровеносные сосуды выбираются из водоворота и устремляются по своим местам, внутренне ахнув, подумал мистер Парэм. Возможно ли? Почему он всем существом чувствует, что перед ним живая ткань? Потому что в ней колоссальная сила убеждения. Пока он всматривался и изумлялся, внутреннее движение эманации стало видно смутно. Словно какая-то пленка затягивала ее. Отчего тускнеют эти водовороты эманации? Да ведь эту бурлящую массу затягивает непрозрачная кожа. Масса становится все менее и менее прозрачной и наконец превращается в непрозрачное тело. Мистер Парэм был так захвачен происходящим, его собственные нервы и сосуды так дрожали от напряжения, словно это его самого творили у него на глазах. Масса стала приобретать более определенные очертания, знакомые формы. Сперва стало вырисовываться смутное подобие головы и плеч. Почти тотчас определилось лицо, все еще чуть просвечивающая маска, потом волосы, уши - и вот уже вся голова и плечи как бы восстали из груди изнемогшего медиума; то была верхняя половина странного существа, нижние конечности которого еще оставались жидкими и смутно видимыми. Холодное, красивое лицо с твердым ртом и слегка презрительным взглядом смотрело на присутствующих. И, однако, странное дело, лицо это было очень знакомо мистеру Парэму. - Нет, это выше моего понимания, - произнес сэр Тайтус. - Ничего подобного я не ожидал, - сказал Хируорд Джексон. Мистер Парэм был всецело поглощен видением, так необычайно похожим на него самого. Сэр Басен на сей раз был даже не в силах вымолвить свое "поди ты". Еще минута, а может быть, еще полчаса, и пришелец был сотворен. Он был одного роста с медиумом, тоньше и выше Наполеона, но отмечен печатью той же байронической красоты. На нем была белая шелковая рубашка с открытым воротом, штаны до колен, светло-серые носки и туфли. От него, казалось, исходило сияние. Он сделал шаг вперед, а Уильямс, словно пустой мешок, свалился со стула и лежал всеми забытый. - Зажгите свет, - произнес твердый, ясный, мелодичный и ровный голос и умолк, выжидая, пока его приказание будет исполнено. И тут стало ясно, что сэр Тайтус заранее приготовил сюрприз. Он наклонился со стула, тронул кнопку на полу, и в комнате ярко вспыхнули десятка два электрических лампочек. Когда тьма сменилась светом, все увидели его согнутую фигуру, и сразу же он снова распрямился и сел. На его мертвенно-бледном лице был написан ужас; высокий лоб сморщился, собрался в тысячи складок. Никогда еще скептик не был так посрамлен, никогда еще неверующий не был так внезапно обращен. Высокий гость улыбнулся его смятению и кивнул. Подле сэра Тайтуса застыл Хируорд Джексон, пораженный изумлением и восторгом. Сэр Басси тоже вскочил. Всегдашней отчужденности как не бывало. Никогда еще мистер Парэм не замечал в нем такого живого интереса. - Несколько лет искал я путь в этот мир, - сказал гость. - Ибо я нужен ему. В тишине несмело прозвучал голос Хируорда Джексона: - Ты явился из иного мира? - С Марса. Все растерянно молчали. - Я к вам явился с алой планеты, с планеты крови и мужества, - сказал гость, и минуту в комнате царило напряженное ожидание. Потом он вновь заговорил. - Я Владыка Дух, я испытую и очищаю людские души. Я дух человечества, дух власти и порядка. Вот почему я пришел к вам с подвластной мне суровой планеты. Мир ваш погружается во тьму и хаос, его разъедают сомнения, он предается ложным исканиям, духовному разврату, он вял и бессилен, он уклоняется от борьбы, он развращен изобилием, доставшимся без труда, безопасностью, не требующей бдительности. Ему не хватает сильной руки. Те же, кто мог бы взять его в руки, не сумели возвысить голос. Туманные и бессмысленные мечты о всеобщем мире искушают сердца людей и ослабляют их волю. Жизнь есть борьба. Жизнь есть напряжение всех сил. Я пришел пробудить в людях забытое ими сознание долга. Я принес не мир, но меч. Не впервые пересекаю я межпланетную бездну. Я несу духовное обновление, исцеляю души людские. Я огненный стяг. Мною жива история. Я вселялся в Саргона, в Александра, в Чингис-хана, в Наполеона. И вот я среди вас, отныне вы мое орудие, мои слуги. На сей раз избранный мною народ - англичане. Настал их час. Ибо, хоть они и не умеют выразить себя, они все еще великий народ, достойный удивления. Я пришел в Англию, которая трепещет на грани падения, пришел возвысить ее, и спасти, и вернуть ее на путь силы, и славы, и господства. - Ты пришел в наш мир, чтобы остаться здесь? - В голосе Хируорда Джексона была глубокая почтительность, но и глубокая растерянность. - Владыка! Ты не плод нашего воображения? Ты из земной материи? Из плоти и крови? - Я еще не воплотился до конца. Но это мы скоро исправим. Мой честный Вудкок позаботится, чтобы внизу меня накормили, и предоставит свой дом в мое распоряжение. Мне нужно мяса, отличного мяса, и побольше. Пока я все еще частично завишу от мерзкой эманации этого ничтожества. Я еще наполовину призрак. Он без всякой благодарности взглянул на Карнака Уильямса, который сделал свое дело и теперь, точно пустой мешок, валялся в тени, возле кладовки. Никто не пришел ему на помощь. Хируорд Джексон наклонился, всматриваясь. - Он умер? - спросил он. - Фу! Вот какими средствами приходится пользоваться! - сказал Владыка Дух с нескрываемым отвращением. - О нем не тревожьтесь. Оставьте в покое этот хлам. Но вы мне нужны. Вы будете мои первые сотрудники. Вудкок, мой Красе, будет интендантом. - Еда внизу, - медленно и неохотно отозвался сэр Басен, но ослушаться он все же был не в силах. - Кто-нибудь из слуг, наверно, еще не спит. Мясо для вас найдется. - Идемте вниз. Вино есть? Красное вино. А пока я буду есть, и пить, и превращать свое тело, еще почти невесомое, в грубую плоть, мы побеседуем. У нас вся ночь впереди - будем беседовать и обдумывать свои дальнейшие действия. Вы трое и я. Вы пробудили меня, вызвали, и вот я перед вами. Нечего теперь хмуриться и сомневаться, сэр Тайтус, прошли те дни, когда вы могли громогласн