дюжих солдата и схватили его под руки. - Эй! - испугался Берт. - Это еще зачем? - Ничего, ничего, - успокоил его доктор, - они отнесут вас. - Куда отнесут? Но вопрос Берта остался без ответа. - Обхватите руками их шеи, вот так! - Ладно, только куда вы это меня? - Держитесь крепче. Прежде чем Берт решился сказать что-либо еще, солдаты подхватили его и унесли. Сплетя руки, они сделали сиденье, на которое и посадили Берта, вскинув его руки себе на плечи. - Vorwarts! {Вперед! (нем.)} - Кто-то бежал впереди с портфелем, а Берт быстро следовал за ним по широкой дорожке мимо газовых генераторов и воздушных кораблей. Несли его, в общем, плавно, хотя два раза солдаты, споткнувшись о шланги, едва его не уронили. На Берте была альпийская шапка мистера Баттериджа, на узкие плечи его была накинута шуба мистера Баттериджа, и он отзывался на его имя. На ногах беспомощно болтались сандалии. Фу ты! И чего они все тут так торопятся? Трясясь на руках у солдат, он, вытаращив глаза, озирался по сторонам в надвигавшихся сумерках. Порядок, царивший на больших удобных площадках, множество деловитых солдат, аккуратные штабеля материалов, вездесущие линии монорельса и лежащие вокруг громады, похожие на корпуса пароходов, напомнили ему доки в Вульвиче, где он как-то побывал еще мальчишкой. Весь лагерь дышал гигантской мощью создавшей его новейшей науки. Электрические фонари, расположенные внизу, у самой земли, создавали чрезвычайно своеобразный световой эффект - все тени отбрасывались вверх, и тень его, Берта, и тех, кто его нес, скользила по бокам воздушных кораблей, словно горбатое чудовище на хилых ножках. Фонари были установлены очень низко, чтобы столбы и опоры для проводов не мешали кораблям подниматься в воздух. Сумерки сгустились, настал тихий темно-синий вечер; свет, идущий снизу, словно приподнимал все предметы, и они казались полупрозрачными и удлиненными, внутри воздушных кораблей, просвечивая, точно звезды сквозь туманную дымку, горели маленькие сигнальные лампочки, и казалось, что на землю легли легкие облака. На боках черными буквами по белому полю было написано название корабля, а на носу сидел, раскинув крылья, имперский орел - в сумерках эта птица производила особенно внушительное впечатление. Пели горны, мимо с рокотом скользили вагоны монорельсов с неподвижными солдатами. В носовых кабинах воздушных кораблей зажигался свет, через открытые двери виднелись обитые чем-то мягким проходы. Порой слышался голос, отдававший распоряжения рабочим, как тени, копошившимся внутри. Берта пронесли мимо часовых по трапу, через длинный, узкий коридор, через сваленный в беспорядке багаж, и, когда его опустили на пол, он увидел, что стоит в дверях просторной каюты - футов десять в длину, столько же в ширину и восемь в высоту, обитой темно-красной материей и отделанной алюминием. Высокий, белобрысый молодой человек с птичьим лицом, маленькой головой и длинным носом держал в руках ремень для точки бритвы, распорки для сапог, щетки для волос и всякие другие туалетные принадлежности и что-то горячо говорил, пересыпая свою речь словами "Gott", "Donnerwetter" и "Dummer Бутерайдж" {"Боже", "черт побери" и "дурак..." (нем.).}. Это, по всей видимости, был изгнанный владелец каюты. Затем он исчез, и Берт уже лежал на диванчике в углу каюты и глядел на закрывшуюся дверь. Он остался один. Все покинули его с невероятной поспешностью. - Черт! - воскликнул Берт. - Что же дальше? Он огляделся. - Баттеридж! Продолжать делать вид, что я Баттеридж, или не стоит? Он не мог понять, где находится. - На тюрьму не похоже, да и на лазарет тоже. - Тут в его душе с новой силой вспыхнула старая досада. - И зачем только я напялил эти дурацкие сандалии?! - злобно крикнул он в пространство. - Они портят мне всю музыку! - 3 - Дверь каюты распахнулась, на пороге появился плотный молодой человек в мундире. В руках он держал портфель мистера Баттериджа, рюкзак и зеркало для бритья. - Вот так штука! - сказал он, входя, на чистейшем английском языке. У него были рыжеватые волосы и приветливое лицо. - Да неужто вы и есть Баттеридж? Он выпустил из рук скромный багаж Берта. - Еще полчаса, и мы бы уже улетели, - сказал он. - И как только вы не побоялись опоздать! Он с интересом разглядывал Берта, на какое-то мгновение взгляд его задержался на сандалиях. - Вам следовало прилететь на вашей машине, мистер Баттеридж. - И продолжал, не дожидаясь ответа: - Принц поручил мне приглядывать за вами. Сейчас он, разумеется, не может вас принять, но он считает ваше прибытие хорошим знаком. Последняя милость небес! Как бы знамение. Что это? Он умолк и прислушался. Снаружи послышался торопливый топот, вдали запел горн, и его сигнал повторился уже вблизи. Раздались резкие, отрывистые и, по-видимому, очень важные команды, ответ на которые доносился откуда-то издали. Зазвонил колокол, кто-то прошел по коридору. А потом наступила тишина более пугающая, чем весь этот шум, и словно бы заплескалась, забулькала вода. Молодой человек удивленно поднял брови. Он постоял в нерешительности, а потом выбежал из каюты. Вскоре раздался громкий хлопок, непохожий на предыдущие звуки, и в отдалении послышалось "Ура!". Молодой человек вернулся. - Уже выкачивают воду из длинного баллона. - Какую воду? - спросил Берт. - Да ту, что удерживала нас на земле. Здорово придумано, а? Берт силился хоть что-нибудь понять. - Ну да. Вам-то это непонятно, - сказал плотный молодой человек. Берт почувствовал легкую вибрацию. - Машина заработала, - с одобрением сказал молодой человек. - Теперь уж скоро. Он опять долго прислушивался. Каюта покачнулась. - Ей-богу! Мы уже отправляемся! - Куда отправляемся? - закричал Берт и привскочил на койке. Но молодой человек уже снова выбежал из каюты. В проходе раздалась громкая немецкая речь и другие столь же нервирующие шумы. Качка усилилась. Молодой человек возвратился. - Отправляемся! Как я и сказал! - Куда отправляемся? - перебил его Берт. - Да объясните же наконец. Где я? Ничего не понимаю. - Как! Вы не понимаете? - Не понимаю. Я ведь стукнулся башкой, и теперь все как в тумане. Где мы? И куда мы отправляемся? - Вы не знаете, где находитесь? Не понимаете, что сейчас происходит? - Ничего не знаю и не понимаю. Почему нас качает и что это за шум? - Великолепно! - воскликнул молодой человек. - Подумать только! Просто великолепно. Да разве вы не знаете? Мы держим курс на Америку, как вы не сообразили? Вы же едва-едва успели. А сейчас вы на нашем флагмане, вместе с принцем. Будете в самой гуще событий. Что бы ни случилось, а уж без "Фатерланда" дело не обойдется, можете не сомневаться. - Мы в Америку? - Именно. - На воздушном корабле? - А на чем же еще? - Чтоб я да полетел в Америку?! После этого воздушного шара! Нет уж, не желаю! Хочу погулять на собственных ногах. Выпустите меня отсюда! Я же не понял. Берт рванулся к двери. Но молодой человек остановил его движением руки, дернул за ремень, и в обитой красным стене поднялась панель и открылось окно. - Взгляните! - сказал он. Оба припали к окну. - Фу ты! -вырвалось у Берта. - И верно, поднимаемся. - Поднимаемся, да еще как! - весело подтвердил молодой человек. Воздушный корабль поднимался плавно и спокойно, под ритмичное постукивание машины, а внизу развертывалась геометрически правильная панорама воздухоплавательного парка, уже погруженного в сумрак, где светлячками мигали ряды фонарей. Черный провал среди длинного ряда серых округлых спин указывал место, откуда взлетел "Фатерланд". Рядом, освободившись от канатов, медленно поднималось в воздух второе чудовище. За ним, четко соблюдая интервал, взлетел третий корабль и потом четвертый. - Слишком поздно, мистер Баттеридж! - заметил молодой человек. - Мы уже летим! Для вас это, разумеется, полнейшая неожиданность, но ничего не поделаешь! Принц приказал взять вас на борт. - Послушайте, - взмолился Берт. - У меня же, ей-богу, в голове помутилось. Что это за штука? Куда мы летим? - Это, мистер Баттеридж, воздушный корабль, - исчерпывающе объяснил молодой человек. - Флагманский корабль принца Карла Альберта. Мы входим в состав германского воздушного флота и летим в Америку показать этим храбрецам, что к чему. Нас тревожило только ваше изобретение. А тут и вы подоспели! - Разве вы немец? - спросил Берт. - Лейтенант Курт. Лейтенант воздушных сил Курт к вашим услугам. - Да ведь вы же говорите по-английски? - Моя мать - англичанка, и я учился в английской школе, а потом в Оксфорде, как стипендиат Родса. Тем не менее я немец. А в настоящее время приставлен к вам, мистер Баттеридж. Вы еще не оправились после своего падения. Но это скоро пройдет. Вашу машину и все остальное у вас купят. Ни о чем не волнуйтесь. Скоро вы во всем разберетесь. - 4 - Берт сел на диванчик и постарался собраться с мыслями, а молодой человек стал рассказывать ему о воздушном корабле. Несомненно, природа наградила его большим тактом. - Наверно, все это для вас ново, - сказал он, - и совсем не похоже на вашу машину. Каюты здесь недурны. Он встал и обошел маленькое помещение, показывая, что как устроено. - Вот кровать. - Он откинул панель с постелью и тут же снова ее захлопнул. - А здесь туалетные принадлежности. - Курт открыл удобный стенной шкафчик. - Вымыться как следует, конечно, нельзя. Воды, мало, только для питья. Ванну мы сможем принять лишь в Америке. Обтирайтесь губкой. Для бритья получите кружку горячей воды. И все. В ящике под диванчиком лежат одеяла и пледы. Они вам скоро понадобятся. Говорят, будет холодно. Сам-то я не знаю. Прежде только с планерами имел дело, а там больше вниз летишь, чем вверх. Ну, да больше половины из нас впервые очутились на такой высоте. А тут за дверью складной стол и стул. Каждый сантиметр использован, а? Он поднял мизинцем стул и покачал его. - До чего же легкий, верно? Сплав алюминия и марганца, а внутри он полый. А подушки надуты водородом. Хитро! И так устроен весь корабль. И ни один человек во всей флотилии, кроме принца и еще одного-двух, не весит больше семидесяти килограммов. Сами понимаете, принца не заставишь похудеть. Завтра мы с вами все обойдем и осмотрим. Мне очень хочется все вам показать. Он посмотрел на Берта с сияющей улыбкой. - А вы выглядите очень молодо. Мне вы всегда рисовались бородатым стариком, этаким философом. Не знаю отчего, но умных людей всегда представляешь себе стариками. Берт промямлил в ответ что-то невнятное, а затем лейтенант заинтересовался, почему герр Баттеридж не воспользовался собственной летательной машиной. - Это длинная история, - ответил Берт. - Послушайте, - внезапно сказал он, - одолжите мне, пожалуйста, шлепанцы или что-нибудь еще. Я совсем извелся в этих сандалиях. Проклятые! Надел их, чтобы разносить для своего друга. - С удовольствием! Бывший оксфордец мгновенно исчез, чтобы тут же вернуться с целым ворохом всевозможной обуви - тут были лакированные бальные туфли, и туфли для купания, и лиловые туфли, расшитые золотыми подсолнухами, на которые, однако, в последний момент Курт взглянул с сожалением. - Я их и сам не ношу... Так просто, прихватил в спешке. - Он смущенно усмехнулся. - Мне их вышили в Оксфорде... моя приятельница. Всюду вожу их с собой. Берт выбрал лакированные туфли. Лейтенант вдруг расхохотался. - Вот мы сидим тут и примеряем туфли, а под нами, как панорама, проплывает мир. Забавно, не правда ли? Взгляните! Берт послушно посмотрел в окно, и светлая теснота пурпурно-серебристой каюты сменилась необъятной чернотой. Внизу, на земле, все, кроме озера, тонуло в темноте, не видно было и остальных кораблей. - Снаружи видно лучше, - сказал лейтенант. - Пойдемте, там есть галерейка. По длинному проходу, освещенному единственной электрической лампочкой, где на стенах висели предупреждения на немецком языке, Курт провел Берта на открытый балкон и оттуда по маленькой лесенке вниз, на обнесенную металлической решеткой, повисшую над пустотой галерею. Берт следовал за своим провожатым медленно и осторожно. С галереи ему открылось незабываемое зрелище - летевший сквозь ночь первый воздушный флот. Корабли летели клином, во главе и выше всех "Фатерланд", а последние терялись в неизмеримой дали. Их громадные, темные, рыбообразные корпуса двигались волнообразно под мерный стук машин, который был слышен на галерее очень отчетливо. Армада шла на высоте шести тысяч футов и продолжала подниматься. Внизу в молчании лежала земля, в прозрачной темноте яркими точками светилось пламя доменных печей, кое-где проступали цепочки огней - уличные фонари больших городов. Мир, казалось, лежал в гигантской чаше; нависшая над головой громада корабля закрывала все небо, и они видели только то, что было внизу. Некоторое время Курт и Берт наблюдали развертывавшуюся под ними панораму. - А интересно, наверно, изобретать, - внезапно сказал лейтенант. - Каким образом у вас зародилась мысль создать летательную машину? - Я долго над ней работал, - не сразу ответил Берт. - Пришлось-таки попотеть. - Наши страшно заинтересованы в вашей машине. Все думали, что англичане договорились с вами. А их это не очень интересовало? - В некотором роде, - ответил Берт. - Ну, это длинная история. - А все-таки это замечательно - изобретать. Я бы в жизни ничего не сумел изобрести. Оба умолкли, вглядываясь в темноту, и каждый думал о своем, пока сигнал горна не пригласил их к позднему обеду. Берт вдруг встревожился. - К обеду-то, кажется, нужно переодеваться. Я все больше наукой занимался, и мне было не до того. - О, не беспокойтесь. У нас тут ни у кого нет сменных костюмов. Мы путешествуем налегке. А вот шубу вам, пожалуй, лучше снять. В каждом углу столовой имеется электрическая печь. И вскоре Берт уже садился за стол в обществе "Германского Александра", знатного и могущественного принца Карла Альберта, этого бога войны и героя обоих полушарий. Он оказался красивым блондином с глубоко посаженными глазами, курносым носом, закрученными кверху усами и длинными белыми пальцами. Сидел он на возвышении, под сенью черного орла с распростертыми крыльями и флагов Германской империи - словно на троне. Берта поразило, что он глядел не на людей, а поверх их голов, как будто созерцал что-то недоступное взору остальных. Вокруг стола, не считая Берта, стояло более двадцати офицеров различных званий. Очевидно, их всех очень интересовал знаменитый Баттеридж, и, когда он появился, они не могли скрыть своего изумления. Принц величественно кивнул ему, и Берт, по счастливому наитию, ответил глубоким поклоном. Рядом с принцем стоял какой-то человек со смуглым, сморщенным лицом, с пушистыми грязновато-седыми бачками и в очках в серебряной оправе. Он особенно пристально и бесцеремонно разглядывал Берта. После каких-то непонятных Берту церемоний собравшиеся сели. На другом конце стола обедал тот офицер с птичьим лицом, который был вынужден уступить Берту свою каюту. Настроен он был все так же враждебно и что-то шептал своим соседям про Берта. Прислуживали два солдата. Обед был простой - суп, жареная баранина и сыр. Говорили за обедом мало. Настроение у всех было торжественное и сумрачное. Отчасти это объяснялось усталостью после огромного напряжения последних часов, а отчасти - сознанием всей необычности того, что им предстояло. Принц был погружен в задумчивость, от которой очнулся, чтобы провозгласить тост за здоровье императора, и осушил бокал шампанского; все общество за столом дружно крикнуло "Hoch!" {Ура! (нем).}, словно прихожане, повторяющие за священником слова молитвы. Курить не разрешалось, но несколько офицеров вышли на галерею пожевать табаку. Любой огонь был опасен в этом средоточии взрывчатых и горючих веществ. На Берта вдруг напала зевота, и его стало знобить. В гуще этих стремительных воздушных чудовищ он вдруг почувствовал всю безмерность собственного ничтожества. Жизнь была слишком грандиозна - он в ней терялся. Он пожаловался Курту на головную боль, прошел через качающуюся галерею, поднялся по крутой лесенке в корабль и бросился в постель, словно она могла укрыть его от всех бед. - 5 - Берт спал плохо, его мучили кошмары. Необъяснимый ужас гнал его по бесконечным коридорам воздушного корабля, где в полу то чернели караулившие добычу люки, то зияли прорехи разорванной в клочья оболочки. - Фу ты! - застонал Берт и очнулся, в седьмой раз за ночь проваливаясь в бездну. Он сел в темноте на постели и стал растирать колени. Воздушный корабль двигался совсем не так плавно, как воздушный шар. Берт чувствовал, как он рывками шел вверх, вверх, вверх, потом вниз, вниз, вниз, как пульсировали и содрогались машины. На Берта нахлынули воспоминания. Он вспоминал самые разные события, но сквозь все, как стремящийся преодолеть водоворот пловец, прорывался тревожный вопрос: что ему делать завтра? Курт предупредил его, что завтра к нему придет граф фон Винтерфельд, секретарь принца, поговорить о летательной машине, а потом его примет принц. Надо и дальше выдавать себя за Баттериджа и постараться продать его изобретение. А если они потом разоблачат его? Он представил себе разъяренного Баттериджа... А если он сам во всем признается? Скажет, что они его не поняли. Он стал обдумывать, как бы продать секрет и обезопасить себя от мести Баттериджа. Сколько запросить? Почему-то ему казалось, что двадцать тысяч фунтов - наиболее подходящая цена. Уныние, которое подстерегает людей в предрассветные часы, овладело Бертом - он затеял опасную игру, она ему не по плечу... Воспоминания нарушили его раздумья - где он был в это время прошлой ночью? Берт стал мучительно вспоминать все подробности минувшего вечера. Он летел высоко над облаками на воздушном шаре Баттериджа. Затем он вспомнил, как начал падать, провалился сквозь облака и увидел совсем близко под собой холодное сумрачное море. Этот неприятный миг припомнился ему с пугающей ясностью. А позапрошлым вечером они с Граббом искали, где бы им подешевле переночевать в Литтлстоуне. Сейчас все это казалось невероятно далеким, будто прошло уже много-много лет. И Берт только сейчас вспомнил своего приятеля, "дервиша пустыни", которого покинул вместе с двумя красными велосипедами на пляже Димчерча. - Без меня дело у него не пойдет. Ну, да хоть наши финансы - сколько их там ни есть - остались у него в кармане. А в предыдущий вечер они решили превратиться в бродячих музыкантов, составляли программу, репетировали танцы. До этого же был праздник троицы. - Господи! Ну и задал же мне жару этот мотоциклет! - воскликнул Берт. Он вспомнил, как хлопала пустая наволочка выпотрошенной подушки, как его охватило чувство бессильного отчаяния, когда пламя вспыхнуло вновь. Среди сумбурных воспоминаний о трагическом пожаре возникло еще одно мучительно-сладкое - образ малютки Эдны, когда она крикнула из увозившего ее автомобиля: "До завтра, Берт!" Это воспоминание повлекло за собой много других, и постепенно Берт совсем приободрился и решил: "Нет, я на ней женюсь, пусть побережется!" И его осенило: если он продаст секрет Баттериджа, он сможет жениться! А что, если ему действительно дадут двадцать тысяч фунтов? Платили ведь и побольше! Тогда он сможет купить Эдне и себе дом с садом, и самую дорогую одежду, и автомобиль. Они будут путешествовать, будут наслаждаться всеми благами цивилизации. Конечно, это предприятие было связано с известным риском. "Баттеридж наверняка будет меня преследовать!" Берт начал обдумывать эту перспективу и снова впал в уныние. Все, что было, - это только начало авантюры. Предстоит еще продать товар и получить деньги. А до этого... Летит-то он сейчас никак не домой. Он летит в Америку, чтобы там воевать... "Правда, много воевать вряд ли придется, - размышлял он, - все будет, как мы сами захотим". Однако, если шальной снаряд угодит в "Фатерланд"... - Надо бы мне составить завещание. Берт прилег и стал обдумывать разные варианты завещания - Эдна фигурировала в них в качестве главного наследника. Он уже решил, что потребует двадцать тысяч фунтов. Кое-что он оставил и другим. Завещания становились все более запутанными и щедрыми. Он проснулся, когда в восьмой раз полетел во сне в бездну, и сказал: - От этих полетов расстраиваются нервы. Он чувствовал, как корабль пошел вниз, вниз, вниз, потом начал медленно взбираться вверх, вверх, вверх: тук-тук-тук - не умолкала машина. Затем он встал, закутался в шубу мистера Баттериджа и во все одеяла - было очень холодно. Потом выглянул в окно: сквозь облака пробивался серый рассвет. Берт зажег лампу, запер дверь, присел к столу и извлек свой нагрудник. Он разгладил ладонью смявшиеся чертежи и стал их внимательно рассматривать. Потом вынул из портфеля другие схемы. Двадцать тысяч фунтов, если он сумеет разыграть свои карты! Во всяком случае, попробовать стоит. И он открыл ящик, в который Курт положил бумагу и письменные принадлежности. Берт Смоллуейз отнюдь не был глуп и получил сравнительно неплохое образование. В школе его научили немного чертить, делать расчеты и читать чертежи. И, право же, не его вина, что обществу, в котором он жил, надоело с ним возиться и оно, сделав из него недоучку, поставило его перед необходимостью кое-как зарабатывать себе на жизнь в царстве рекламы и индивидуальной предприимчивости. Берт был таким, каким его сотворило Государство, и, если он был всего лишь детищем городских окраин, читатель не должен делать вывод, что идея летательной машины Баттериджа была совершенно недоступна его пониманию. Конечно, Берту пришлось немало поломать над ней голову, но опыт работы в мастерской Грабба и навыки "механического вычерчивания", полученные в школе, помогли ему прочитать чертежи, тем более что чертежник - кто бы он ни был - постарался изобразить все как можно нагляднее. Берт скопировал эскизы, списал пояснения, снял вполне приличные копии с самых важных чертежей и сделал эскизы и со всех остальных. Потом глубоко задумался. Наконец он со вздохом встал, сложил чертежи, которые прятал раньше в нагруднике, и сунул их во внутренний карман пиджака, а копии чертежей тщательно запрятал все в тот же нагрудник. Он и сам не знал, зачем это сделал, но совсем расстаться со своим секретом у него не было сил. После долгих раздумий он начал клевать носом, потушил свет, снова лег и, обдумывая новые хитроумные планы, быстро уснул. - 6 - В эту ночь hochgeborene {Высокородный (нем ).} граф фон Винтерфельд тоже спал плохо. Правда, он был из тех людей, кто вообще спит мало и для развлечения решает в уме шахматные задачи, а этой ночью ему предстояло решить задачу особой сложности. Он явился к Берту, когда тот был еще в постели и, купаясь в лучах яркого солнечного света, отраженного водами Северного моря, вкушал принесенные солдатом кофе с булочкой. Под мышкой граф держал портфель. При утреннем освещении его пушистые седые баки и очки в серебряной оправе придавали ему почти благожелательный вид. Говорил он по-английски бегло, но с сильным немецким акцентом, вместо "б" произносил "п", и смягчая согласные на концах слов. Берта он называл "Путерэйдж". Граф поклонился Берту, произнес несколько любезных слов, достал из-за двери складной стол и стул, поставил стол между собой и Бертом, уселся на стул, сухо кашлянул и открыл свой портфель. Потом, положив на стол локти, прижал указательными пальцами нижнюю губу и устремил на Берта сверлящий взгляд холодных глаз, которые за стеклами очков казались огромными. - Ви прибыли к нам, герр Путерэйдж, не по своей воле, - наконец заявил он. - С чего это вы взяли? - спросил после короткой паузы пораженный Берт. - Я это заклюшаю по найденным в корзине картам. Это карты Англии. И еще провизии. Такой провизии берут на пикник. И ваши стропы перепутались. Ви их тергали, тергали - все зря. Ви шаром сами не управляль, это слюнилось не по вашей воли, что ви к нам прилеталь, не так ли? Берт молчал, обдумывая услышанное. - И еще: что сталось с вашей тамой? - А? С какой дамой? - Ви поднялись в воздух с тамой. Это ошевидно. Ви отправились на прогулку - на маленький пикник. Шеловек с вашим темпераментом - ну, конечно же, он прихватит с собой таму. А когда ви прибыль в Дорнгоф, тамы уже не било. Бил лишь ее накидка! Это, конечно, дело ваше. Все ше таки мне интересно знать. Подумав, Берт спросил: - Откуда вам это известно? - Я это заклюшаю из того, какой ви взяли провизии. Я не могу сказать, герр Путерэйдж, что ви сделали с тамой. Я не могу объяснить и то, пошему на вас бил эти сандалии и такой дешевый синий костюм. Это меня не касается. Это мелоши. Официально мне до них нет дела. Тамы пояфляются, и потом они исчезают - я немало повидал на своем веку. Я знавал ошень умных лютей, которые носили сандалии и даже были вегетарианцами. И я знавал несколько шеловек - точнее сказать, химиков, - которые не курили. Ви, разумеется, опустили где-то эту таму на землю. Что ж. Займемся делом. Высшая сила, - голос графа зазвучал по-новому, и увеличенные стеклами очков глаза стали еще больше, - доставила вас и ваш секрет прямо к нам в руки. So! {Так! (нем.)} - Он склонил голову. - Значит, бить по сему! Таков звезда Германии, звезда моего принца. Насколько мне известно, свой секрет ви всегда носите при себе. Ви поитесь грапителей и шпионов. Следовательно, вместе с вами попал к нам и этот секрет. Германия его купит, герр Путерэйдж. - Купит? - Да, - сказал секретарь принца, рассматривая валявшиеся около койки сандалии. Он тряхнул головой и заглянул в свои бумаги. Берт со страхом и надеждой вглядывался в его смуглое морщинистое лицо. - Я уполномочен объявить вам, что Германия всегда хотела купить ваш секрет, - сказал секретарь, не подымая глаз от разложенных на столе бумаг. - Мы весьма хотели этого, весьма. И только опасение, что ви из патриотических побуждений действуете по инструкции британского военного министерства, помешало нам, пока переговоры шли через посредника, назвать сумму, которую мы готовы уплатить за ваше исключительное изобретение. Но теперь эти соображения отпали, и я уполномошен заявить, что мы принимаем ваши условия и даем вам сто тысятш фунтов. - Черт возьми! - вырвалось у Берта. - Прошу прощения? - Ничего, так, в затылке стрельнуло. - Берт потрогал свою забинтованную голову. - А! Мне такше порушено передать вам в отношении этой благородной, незаслуженно оскорбленной тамы, которую ви столь мушественно защищали от пританского лицемерия и шерствости, что все рыцарство Германии приняло ее сторону. - Тамы? - неуверенно повторил Берт, но тут же вспомнил историю великой любви Баттериджа. Наверное, старый плут прочел и ее письма. И теперь считает его завзятым сердцеедом... - Это хорошо, - пробормотал Берт. - Насчет этого я не сомневался. Я... Он умолк под беспощадным взглядом секретаря. Казалось, прошли века, прежде чем немец опустил глаза. - Ну, тама - это как вам угодно. Я только выполнил инструкции. И титул парона пудете полушать. Это все можно, герр Путерэйдж. - С минуту он барабанил пальцами по столу, а затем продолжал: - Я должен сказать вам, что ви приплыли к нам в момент острого кризиса в Welt-Politik. Сейтшас я могу без всякого ущерба посвятить вас в наши планы. Прежде шем ви покинете этот корабль, о них узнает фесь мир. Война, возможно, уже объявлена. Мы летим... в Америку. Наш флот ринется с воздуха на Соединенные Штаты - страна эта к войне совершенно не подготовлена, совершенно. Американцы всегда полагали, что их пудет защищать Атлантический океан. И военно-морской флот. Мы наметили определенный пункт - пока что это секрет нашего командования, - пункт, который мы захватим и превратим в базу, в своего рода сухопутный Гибралтар. Это пудет - как бы это полутше выразиться - орлиное гнездо. Там будут собираться и ремонтироваться наши корабли, оттуда они станут летать над всеми Соединенными Штатами, держать в страхе их города, терроризировать Вашингтон и забирать в качестве контрибуции все нам необходимое - пока не будут приняты наши условия. Ви понимаете меня? - А дальше что? -произнес Берт. - Разумеется, мы могли бы осуществить все это с помощью наших Luftschiffe {Воздушные корабли (нем.).} и "драхенфлигеров", но приобретение вашей машины ошень карашо дополняет наши планы. В нашем распоряшении окажется не только более усовершенствованный "драхенфлигер" - нам, кроме того, больше не нужно будет опасаться Великопритании. Без вас, сэр, эта страна, которую ви так много люпили и которая опошлась с вами так дурно, эта страна фарисеев и ядовитых змей, нитшего не сможет сделать - нитшего! Как видите, я с вами вполне откровенен. Мне поручено передать вам, что Германия все это понимает и шелает иметь вас в своем распоряшении. Мы предлагаем вам пост главного иншенера нашего воздушного флота. Пусть под вашим руководством пудет построен целый рой таких шершней. Вы пудете управлять этой силой. Мы хотим, штобы вы рапотали на нашей базе в Америке. Поэтому мы, не колеблясь, принимаем предложенные вами ранее условия - сто тысятш фунтов наличными, три тысятши фунтов в год шалованья, пенсия - тысятша фунтов в год и титул парона, как вы желали. Все это мне порутшили вам передать. И он снова испытующе уставился на Берта. - Это, конечно, хорошо, - сказал Берт, исполненный решимости и спокойствия вопреки волнению, сдавившему его горло. Он почувствовал, что настало время осуществить план, который он обдумывал ночью. Секретарь пристально рассматривал воротничок Берта и лишь один раз мельком взглянул на сандалии. - Мне надо подумать, - сказал Берт, которого чрезвычайно смущал взгляд графа. - Вот что, - сообщил он неопровержимую истину: - секрет ведь в моих руках! - Да. - Но я не хочу, чтобы упоминалось имя Баттериджа. Есть некоторые соображения. - Известная деликатность? - Вот, вот. Вы купите секрет или я вам его вручаю - у предъявителя. Понятно? Голос Берта дрогнул, и граф продолжал сверлить его взглядом. - Я хочу действовать анонимно. Понимаете? Взгляд не смягчился, и Берта понесло, как пловца, подхваченного течением. - Дело в том, что я хочу принять фамилию Смоллуейз. Баронский титул мне не нужен, я передумал. А с деньгами таким образом. Я передам вам чертежи, и вы сразу же внесете тридцать тысяч из ста в отделение Лондонского банка в Банхилле, графство Кент, двадцать тысяч - в Английский банк, а остальное поровну в какой-нибудь хороший французский банк и в Германский Национальный банк. Это вы сделаете сразу же. И кладите не на имя Баттериджа, а на имя Альберта Питера Смоллуейза - я принимаю эту фамилию. Таково мое первое условие. - Продолшайте, - сказал секретарь. - А следующее условие такое, - продолжал Берт, - вы не станете требовать у меня документов на право владения. Вам нет дела, как да почему. Понятно? Я передаю вам товар, и дело в шляпе. Есть наглецы, которые говорят, что это не мое изобретение. Понятно? Ну, так оно - мое, можете не беспокоиться, но я не желаю, чтобы в этом копались. Так что оговорите это. Понятно? Последнее "понятно?" повисло в ледяном молчании. Наконец секретарь вздохнул, откинулся на спинку стула, извлек зубочистку и стал с ее помощью обдумывать предложение Берта. - Какое вы назвали имя? - спросил он наконец, пряча зубочистку. - Мне надо его записать. - Альберт Питер Смоллуейз, - кротко подсказал Берт. Секретарь записал - не без некоторого труда. - Ну, а теперь, мистер Шмаллвейс, - произнес секретарь, откинувшись на стуле и снова пронзая Берта взглядом, - расскажите мне, каким опразом вы завладели воздушным шаром мистера Путерэйджа? - 7 - Когда граф фон Винтерфельд наконец покинул Берта, последний чувствовал себя, словно выжатый лимон, и вся его нехитрая история была уже известна графу. Берт, как говорится, исповедался начистоту. Его заставили сообщить самые мельчайшие подробности. Объяснить, почему на нем синий костюм и сандалии, кто такие "дервиши пустыни" и вообще все. Вопрос о чертежах повис на время в воздухе, ибо секретаря охватил жар подлинного исследователя. Он даже начал строить всякие предположения относительно первых пассажиров злосчастного воздушного шара. - Наверно, эта тама была та самая тама, - заметил он. - Впрочем, нас это не касается. Все это весьма интересно и даже запавно, но я опасаюсь, что принц может разгневаться. Он действоваль с большой решимостью. Он всегда действует так решительно. Как Наполеон. Лишь только ему долошили, что ви приземлились в Дорнхофе, как он тут же распорядился: "Доставить его сюда! Сюда ко мне! Это моя звезда". Он подразумеваль - звезда его судьбы! Понимаете? Принц будет разочарован. Он приказал, чтобы ви биль герр Путерэйдж, а ви не смогли. Ви делаль все, но это получилось плохо. Принц имеет о людях суждения ошень верные и справедливые, и для самих людей лучше, когда они оправдывают сушдения принца. Особенно сейтшас. Как раз сейтшас. Секретарь опять прихватил указательными пальцами нижнюю губу и заговорил почти доверительно: - Это будет очень нелегко. Я уже пробоваль высказать сомнение, но тщетно. Принц ничего не шелает слушать. Польшая высота действует ему на нерфы. Он мошет подумайт, что его звезда над ним пошутиль. Он мошет подумайт, что я над ним пошутиль. Секретарь наморщил лоб и пожевал губами. - Но ведь чертежи-то у меня, - сказал Берт. - Да, это так. Конешно. Но, видите ли, repp Путерэйдж был интересен принцу и своей романтической личностью. Герр Путерэйдж бил би... э... гораздо уместнее. Боюсь, ви не сможете, как желал бы принц, руководить постройкой летательных машин в нашем воздухоплавательном парке. Принц расшитываль... Ну и потом - престиш, это есть ошень большой престиш: Путерэйдж с нами! Ну что ж, посмотрим, что мошно будет сделать. Давайте мне чертежи. - И он протянул руку. Отчаянная дрожь потрясла все существо мистера Смоллуейза. До конца своих дней он так и не знал, заплакал он в тот момент или нет, но в голосе его явно дрожали слезы, когда он попробовал возразить: - Да как же так? Это что ж - выходит, я за них ничего не получу? Секретарь ласково посмотрел на него и сказал: - Но ведь ви нитшего и не заслужили! - Я мог их порвать. - Но они же не ваши! Они не принатлешат вам! - А ему, что ли? Как бы не так! - Платить тут не за что. Берт, казалось, был готов на самый отчаянный шаг. Он стиснул свой пиджак. - Ладно! Так-таки и не за что? - Шпокойно! - сказал секретарь. - Слушайте меня. Вы пудете полушать пятьсот фунтов. Даю вам слово. Это все, что я для вас могу сделать. Мошете мне поверить. Назовите мне ваш банк. Запишите название. So! Помните: с принцем шутки плохи. По-моему, вчера вечером ви не произвели на него хорошее впечатление. Я не уверен, как он мошет поступать. Ему был нушен Путерэйдж, а вы все испортиль. Принц сейшас сам не свой, не понимаю даше, в чем дело. Началось осуществление его замысла, полет на такой польшой высоте. Невосмошно предугадать, как он поступит. Но если все сойдет благополушно, вы пудете полушать пятьсот фунтов - я это сделаю. Это вас устраивает? В таком слушае давайте чертежи! - Ну и типчик! -воскликнул Берт, когда дверь захлопнулась. - Фу ты! Ему пальца в рот не клади! Он уселся на складной стул и стал тихонько насвистывать. - Разорвать бы эти чертежи - хорошую свинью я б ему подложил! А ведь мог! Он задумчиво потер переносицу. - Сам себя выдал: дернуло же меня сказать, что я хочу остаться инкогнито... Эх! Поторопился ты, Берт, поторопился и натворил глупостей... Так бы и дал себе, дураку, по шее... Да я б все равно потом сорвался... В конце концов все не так-то уж плохо... Как-никак пятьсот фунтов... Секрет-то ведь не мой. Вроде как нашел деньги на дороге. Пятьсот фунтов! Интересно, сколько стоит добраться из Америки до дому? - 8 - И в тот же день насмерть перепуганный и совсем растерявшийся Берт Смоллуейз предстал перед принцем Карлом Альбертом. Беседа шла на немецком языке. Принц находился в собственной каюте. Крайняя в ряду других каюта была очень уютна - плетеная мебель, большое, во всю стену, окно, позволяющее смотреть вперед. Принц сидел за покрытым зеленым сукном складным столом, в обществе фон Винтерфельда и двух других офицеров. Перед ними в беспорядке лежали карты Америки, письма мистера Баттериджа, его портфель и еще какие-то бумаги. Берту сесть не предложили, до конца беседы он стоял. Фон Винтерфельд рассказывал его историю - несколько раз он уловил слова "воздушный шар" и "Путерэйдж". Лицо принца сохраняло суровое, зловещее выражение, и оба офицера осторожно наблюдали за ним, изредка поглядывая на Берта. Было что-то странное в том, как они следили за принцем - с любопытством и страхом. Но вот принцу пришла в голову какая-то мысль, и они стали обсуждать чертежи. Затем принц резко спросил Берта по-английски: - Ви видеть этот аппарат в воздухе? Берт вздрогнул. - Да, ваше высочество, я видел его в Банхилле. Фон Винтерфельд что-то пояснил принцу. - С какой скоростью он летать? - Я не знаю, ваше высочество. Но газеты, - во всяком случае, "Дейли курьер" - писали, что он делал восемьдесят миль в час. Ответ Берта обсудили по-немецки. - А держаться неподвижно он может? Висеть в воздух? Вот что я хотеть знать. - Он может парить, ваше высочество, как оса. - Viel besser, niht wahr? {Это уже гораздо лучше, не так ли? (нем.)} -обратился принц к фон Винтерфельду и продолжал говорить по-немецки. Когда обсуждение закончилось, офицеры посмотрели на Берта. Один из них позвонил в колокольчик; пришел адъютант и унес портфель. После этого они занялись Бертом. Принц, по всей видимости, был склонен применить самые суровые меры, но фон Винтерфельд возражал ему, по-видимому, были затронуты какие-то богословские соображения, - несколько раз упоминалось слово "Gott". Наконец решение было принято, и фон Винтерфельду поручили сообщить его Берту. - Мистер Шмоллвейз, ви проникли в этот воздушный корабль с помощью хитрой и систематической лжи. - Какой же систематической, - возразил Берт, - когда я... Нетерпеливый жест принца заставил его умолкнуть. - И во власти его высошества поступить с вами, как со шпионом. - Да что вы, я же хотел продать... - Ш-ш! - зашипел на Берта один из офицеров. - Но, принимая во внимание, что по счастливой случайности господь испрал вас своим орудием и летательная машина Путерэйджа попала в руки его высочества, ви помилованы. Ибо ви оказались вестником удачи. Вам разрешено остаться на порту корапля до тех пор, пока мы не сможем спустить вас на землю. Понимаете? - Мы брать его с собой, - сказал принц и зло добавил, метнув свирепый взгляд: - Als Ballast {В качестве балласта (нем.).}. - Ви отправитесь с наш! в качестве палласт, - сказал Винтерфельд. - Понимаете? Берт открыл было рот, чтобы спросить про пятьсот фунтов, но вовремя спохватился и промолчал. Он взглянул на фон Винтерфельда, и ему показалось, что секретарь незаметно кивнул ему. - Ступайте! - сказал принц, указывая на дверь. Берт исчез за ней, как гонимый бурей лист. - 9 - Однако между разговором с графом фон Винтерфельдом и грозным совещанием в каюте принца Берт успел подробно осмотреть весь "Фатерланд". Как