шибку. Благородные люди не так часто встречаются в жизни - в любой области. К счастью для мистера Хупдрайвера, в Мидхерсте летом не зажигают фонарей, иначе фонарь, мимо которого они в эту минуту проходили, сослужил бы ему плохую службу. Он и так вынужден был схватиться за усы и потянуть их изо всей силы, чтобы скрыть бешеный взрыв веселости, неодолимый приступ смеха, который душил его. Он сыщик! Даже в полумраке Бичемел заметил, что собеседник его давится от смеха, но он приписал это впечатлению, какое произвело на того выражение "благородные люди". "Ничего, он еще одумается, - сказал-себе Бичемел. - Просто хочет набить себе цену, чтоб получить пять фунтов". Он кашлянул. - Не понимаю, что вам мешает сказать, кто ваш наниматель? - Не понимаете? Зато я понимаю. - Давайте ближе к делу, - решил попытать счастья Бичемел. - Я хочу поставить перед вами главный вопрос, в котором, так сказать, вся загвоздка. Если не хотите, можете мне не отвечать. Но, думается, не будет большой беды, если я скажу вам, что именно мне хотелось бы знать. Вам поручено следить за мной... или за мисс Милтон? - Нет, я не болтун, - сказал мистер Хупдрайвер, наслаждаясь тем, что он не выдает тайны, которой и сам не знает. Мисс Милтон! Значит, вот как ее зовут. Может быть, этот человек еще что-нибудь скажет о ней. - Напрасно стараетесь. Больше вам ничего от меня не угодно? - спросил мистер Хупдрайвер. Бичемел весьма высоко ставил свои дипломатические способности. Он решил добиться успеха, сыграв на доверии. - По-моему, только два человека заинтересованы в том, чтобы следить за развитием этой истории. - Кто же второй? - спокойно спросил мистер Хупдрайвер, с большим трудом, однако, сохраняя самообладание. "Кто второй", - это просто блестяще, решил он про себя. - _Моя_ жена и _ее_ мачеха. - И вы хотите знать, которая из них... - Да, - сказал Бичемел. - Ну и спросите у них самих, - произнес мистер Хупдрайвер, внутренне ликуя и восхищаясь своей находчивостью. - Спросите у них самих. Подумав, что от него ничего не добьешься, Бичемел собрался было уйти. Но потом решил сделать еще одну попытку. - Я бы дал пять фунтов, чтобы узнать истинное положение дел, - сказал он. - Я же сказал вам, чтобы вы об этом и не заикались! - угрожающим тоном заявил мистер Хупдрайвер. И прибавил доверительно, но загадочно: - Видно, вы еще не поняли, с кем имеете дело. Но ничего, поймете! Он говорил так убежденно, что сам чуть ли не поверил в существование своего сыскного бюро в Лондоне, конечно, на Бэйкер-стрит. На этом разговор окончился. Бичемел, весьма встревоженный, пошел назад в гостиницу. "Черт бы побрал этих сыщиков!" Такого оборота он никак не ожидал. А Хупдрайвер, выпучив глаза, недоуменно улыбаясь, спустился к мельничной запруде, где вода блестела в лунном свете, постоял некоторое время в задумчивости у парапета моста, бурча что-то насчет Частного Розыска и тому подобных вещей, повернулся и с таинственностью, отражавшейся даже в походке, двинулся к городу. Мистер Хупдрайвер возликовал - внешне это выразилось в том, что он поднял брови и протяжно, но негромко свистнул. На какое-то время он забыл про слезы Юной Леди в Сером. Началась новая игра - игра всерьез. И мистер Хупдрайвер выступал тут как Частный Детектив, настоящий Шерлок Холмс, держащий этих двух людей "под наблюдением". Он немедленно пошел обратно, пока не оказался напротив "Гостиницы ангела"; там он постоял минут десять, разглядывая здание и наслаждаясь непривычным сознанием того, что он такой удивительный, таинственный и страшный человек. В его голове все сразу стало на свои места. Конечно, он по какому-то наитию принял облик велосипедиста и, чтобы не упустить беглецов, схватил первую попавшуюся рухлядь. "Денег на расходы не жалеть". Затем он попытался осмыслить то, что стало ему известно. "Моя жена". - "_Ее_ мачеха!" Тут ему вспомнились заплаканные глаза девушки. И его захлестнула волна гнева, удивившая его самого и мгновенно смывшая с него личину сыщика, так что он вновь превратился просто в мистера Хупдрайвера. Тот человек в коричневом, с его самоуверенным видом и пятью фунтами (черт бы его побрал!), явно затевает что-то недоброе, иначе чего бы ему бояться слежки. Он женат! И она вовсе не сестра ему. Мистер Хупдрайвер начал кое-что понимать. Ужасное подозрение родилось у него. Надо надеяться, дело еще не дошло до этого. Он сыщик - он все узнает. Но как? Он начал придумывать всевозможные планы, которые поочередно представлял на собственное утверждение. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы решиться войти в бар "Ангела". - Пожалуйста, лимонаду и пива, - сказал мистер Хупдрайвер. Он прочистил горло. - Мистер и миссис Болонг не здесь остановились? - Джентльмен и молодая леди на велосипедах? - Да, довольно молодые - муж и жена. - Нет, - сказала буфетчица, разговорчивая особа внушительных размеров. - Мужа и жены у нас нет. Но есть мистер и _мисс_ Бомонт. - Для точности она произнесла фамилию по слогам. - Вы уверены, молодой человек, что не спутали фамилию? - Совершенно уверен, - ответил мистер Хупдрайвер. - Бомонты здесь есть, но этих - как вы их назвали? - Болонги, - сказал мистер Хупдрайвер. - Нет, никаких Болонгов здесь нет, - сказала буфетчица и, взяв вымытый стакан, начала вытирать его. - Сначала я подумала, что вы спрашиваете про Бомонтов - фамилии-то схожие. Они тоже едут на велосипедах? - Да. Они сказали, что, очевидно, будут в Мидхерсте к вечеру. - Ну, может, они скоро и приедут. Бомонты тут есть, а вот Болонгов нет. Вы уверены, что вам нужны не Бомонты? - Наверняка, - заверил ее мистер Хупдрайвер. - Забавно, что фамилии такие схожие. Я подумала, может... Так они потолковали какое-то время, и мистер Хупдрайвер с искренней радостью убедился, что подозрения его неосновательны. Буфетчица, удостоверившись, что на лестнице никто не подслушивает, сообщила ему некоторые подробности о молодой паре, остановившейся наверху. Она намекнула, что костюм молодой леди оскорбил ее скромность, а мистер Хупдрайвер шепотом сострил на этот счет, отчего буфетчица кокетливо пришла в ужас. - Пройдет годика два, и уже никто не отличит, где мужчина, а где женщина, - заметила она. - А как эта молодая леди ведет себя! Слезла с машины, сунула ее своему спутнику, чтоб поставил у тротуара, а сама прямо сюда. "Мы с братом, - говорит, - хотим остановиться здесь на ночь. Брату все равно, какая у него будет комната, а мне нужна комната с хорошим видом, если у вас такая есть". Так и сказала! Тут он влетел сюда и уставился на нее. А она говорит: "Я уже условилась насчет комнат". А он ей: "Тьфу, черт!" Так и сказал. Представляю себе, что бы мой братец сказал, если б я вздумала так им командовать. - Думаю, и командуете, - сказал мистер Хупдрайвер, - если по правде-то. Буфетчица опустила глаза, улыбнулась и покачала головой, поставила вытертый стакан, взяла другой и стряхнула с него капли воды в маленькую цинковую раковину. - Хороша она будет под венцом, - заметила буфетчица. - Так и пойдет, как говорится, в невыразимых? Подумать только, какие теперь стали девушки. Такое пренебрежительное отношение к Юной Леди в Сером едва ли могло прийтись по вкусу Хупдрайверу. - Мода, - сказал он, беря сдачу, - мода - это для вас, женщин, все, так оно всегда было. Через годик-другой вы сами станете носить брюки. - Да уж, хорошо они будут выглядеть на моей фигуре, - заметила буфетчица, хихикнув. - Нет, я за модой не гонюсь. Слава богу, нет! Мне бы все казалось, будто на мне нет ничего, будто я забыла надеть... Ну да ладно. Что-то я разболталась. - Она резко поставила стакан. - Видно, вкусы у меня старомодные, - сказала она и пошла вдоль бара, мурлыча себе что-то под нос. - Только не у вас, - возразил мистер Хупдрайвер. И, встретившись с ней взглядом, учтиво улыбнулся, приподнял кепи и пожелал ей спокойной ночи. Вслед за этим мистер Хупдрайвер вернулся в комнатку с окном в свинцовом переплете, где он обедал и где теперь была приготовлена для него удобная постель; он присел на сундук возле окна и, глядя на луну, поднимавшуюся над блестящей крышей дома священника, попытался собраться с мыслями. В каком вихре неслись они вначале! Был одиннадцатый час, и почти все жители Мидхерста уже лежали в постели; кто-то в конце улицы пиликал на скрипке; время от времени запоздалый горожанин спешил домой, пробуждая своими шагами эхо, да в саду священника деловито чирикал коростель. На темно-синем небе, там, где еще остались отсветы заката, вырисовывался черный силуэт холма, и бледная луна безраздельно, если не считать двух-трех желтых звездочек, господствовала на небосводе. Вначале мысли мистера Хупдрайвера носили кинетический характер: он думал о действиях, а не об отношениях. Перед ним был злодей и его жертва, и мистеру Хупдрайверу выпало на долю принять участие в игре. Он женат. Знает ли-она об этом? Мистер Хупдрайвер ни минуты не думал о ней плохо. Простодушные люди разбираются в вопросах морали намного лучше, чем высокообразованные господа, которые начитались и наразмышлялись до того, что всякий ум потеряли. Он слышал ее голос, видел открытый взгляд ее глаз, и она плакала - этого было вполне достаточно. Он еще не все уяснил себе как следует. Но уяснит. А этот ухмыляющийся тип - свинья, и это - самое мягкое для него слово. Мистеру Хупдрайверу вспомнился чрезвычайно неприятный инцидент у железнодорожного моста. "Мы вас больше не задерживаем, благодарю вас, - вслух произнес сквозь зубы мистер Хупдрайвер неестественным, презрительным тоном, который, как ему казалось, точно воспроизводил голос Бичемела. - Ах ты нахал! Ничего, я еще с тобой поквитаюсь. Он боится нас, сыщиков, голову даю на отсечение". (Если бы миссис Уордор оказалась за дверью и услышала его слова, - тем лучше!) Некоторое время он изобретал способы мести и наказания для злодея, - большей частью физически неосуществимые: вот Бичемел, шатаясь, падает навзничь от удара внушительного, но, по правде сказать, не очень сильного, кулака мистера Хупдрайвера; вот тело Бичемела - 5 футов 9 дюймов - поднято в воздух, и оно извивается и корчится под страшными ударами хлыста. Эти мечты были столь приятны, что остроносое лицо мистера Хупдрайвера при свете луны словно преобразилось. При взгляде на него вспоминалась широко известная картина "Пробуждение души", - столь сладостен был владевший им экстаз. Наконец, удовлетворив свою жажду мести шестью или семью отчаянными драками, дуэлью и двумя зверскими убийствами, он мысленно вновь занялся Юной Леди в Сером. Смелая она все-таки девушка. Он вспомнил, как ему рассказывала про нее буфетчица в "Гостинице ангела". И мысли его перестали нестись стремительным потоком, а уподобились гладкому зеркалу, в котором она отражалась предельно ясно и четко. Никогда в жизни не встречал он такой девушки. Разве можно представить себе эту толстуху-буфетчицу одетой, как она! Он презрительно рассмеялся. Он сравнил цвет ее лица, ее живость, ее голос с Юными Леди-Труженицами, с которыми его объединяла общая участь. Даже в слезах она была прекрасна, а ему казалась еще прекраснее оттого, что слезы делали ее мягче, слабее, не такой неприступной. До сих пор слезы были связаны в его представлении с мокрым бледным лицом, покрасневшим носом и растрепанными волосами. Приказчик - в некотором роде знаток слез, ибо слезы - обычная реакция Юных Леди-Тружениц, когда им сообщают, что по тем или иным причинам в их услугах больше не нуждаются. А она - другое дело, она умеет плакать и - черт возьми! - умеет улыбаться. Уж он-то знает. И, внезапно перейдя от мечтательного состояния к готовности действовать, он заговорщически улыбнулся сморщенной бледной луне. Трудно сказать, сколько времени размышлял так мистер Хупдрайвер. Кажется, довольно долго, прежде чем им овладела жажда действия. Он вспомнил, что призван "наблюдать" и что завтра ему предстоит немало хлопот. Сыщики всегда делают какие-то пометки, поэтому он достал свою записную книжку. Держа ее в руках, он снова задумался. Сказал ли ей этот тип, что за ними следят? Если да, то станет ли она, как и он, стремиться поскорее уехать отсюда? Надо быть начеку. Если удастся, хорошо бы поговорить с ней. Сказать коротко, но многозначительно: "Я ваш друг - доверьтесь мне!" Ему пришло в голову, что завтра беглецы могут встать спозаранок и удрать. Тут он взглянул на часы и обнаружил, что уже половина двенадцатого. "Боже мой! - воскликнул он про себя. - Как бы мне не проспать!" Он зевнул и поднялся. Ставни не были закрыты, и он еще отдернул ситцевую занавеску, чтобы солнце утром ударило ему в глаза, повесил свои часы на видном месте - на крюк для котелка - и, сев на кровать, принялся раздеваться. Некоторое время он лежал, размышляя о чудесных возможностях, которые откроются перед ним завтра утром, потом доблестно отбыл в волшебную страну снов. 14. ПОГОНЯ И вот мистер Хупдрайвер, встав с солнцем, бодрый, энергичный, в чудесном настроении, распахивает открывающуюся половину оконной рамы и, напрягая слух, то и дело искоса поглядывает на фасад "Ангела". Миссис Уордор хотела, чтобы он позавтракал внизу, на кухне, но это значило бы покинуть наблюдательный пост, и он решительно отказался. Велосипед его в полной готовности занимал, невзирая на все протесты, стратегическую позицию в лавке. С шести утра мистер Хупдрайвер ждал. К девяти им овладел неописуемый страх: а что, если добыча ускользнула от него? И чтобы успокоиться, он решил произвести рекогносцировку на дворе "Ангела". Там он обнаружил конюха, чистившего велосипеды преследуемых (до чего же низко опустились великие мира сего в наше упадочное время!), и, с облегчением переведя дух, вернулся к миссис Уордор. Часов около десяти они появились и спокойно покатили по Северной улице. Он проследил за ними, пока они не завернули за угол почты, тогда он выскочил на дорогу и помчался за ними во всю прыть! Они проехали мимо пожарного депо, где хранятся старые насосы и прочее хозяйство, и свернули на Чичестерскую дорогу - он неотступно следовал за ними. Так началась великая погоня. Они не оглядывались, и он старался ехать на расстоянии, а когда за поворотом вдруг оказывался слишком близко от них, соскакивал с машины. Усиленно работая педалями, он не отставал от них, ибо они не спешили. Ему, правда, было жарко, и колени у него слегка одеревенели, но и только. Опасность упустить их была невелика: дорогу покрывал тонкий слой известковой пыли, и шины ее велосипеда оставляли отпечаток, похожий на след от ребра шиллинга, а рядом клетчатой лентой вился след его шин. Так они проехали мимо памятника Кобдену, пересекли прелестнейшую деревеньку, наконец впереди показались крутые склоны холмов. Тут они сделали остановку в единственной гостинице; мистер Хупдрайвер занял позицию, откуда ему видна была входная дверь, вытер лицо и, томясь от жажды, выкурил "Копченую селедку". Они все не показывались. Несколько краснощеких недорослей, возвращавшихся из школы, остановились и, выстроившись в ряд, минут десять спокойно, но упорно глазели на мистера Хупдрайвера. - Проваливайте отсюда, - сказал он. Они выслушали его с интересом, но совершенно невозмутимо. Тогда он стал спрашивать одного за другим, как их зовут, они же лишь невнятно бормотали что-то в ответ. Под конец он отступился и с безучастным видом продолжал ждать, а им через некоторое время надоело на него смотреть, и они разошлись. Взятая им под наблюдение пара находилась в гостинице так долго, что мистер Хупдрайвер при мысли о том, что они там делают, почувствовал не только жажду, но и голод. Они явно завтракали. День стоял безоблачный, и солнце, взойдя в зенит, припекало темя мистера Хупдрайвера, словно он стоял под солнечным душем и на голову ему лили горячий солнечный свет. Голова у него кружилась. Наконец они вышли из гостиницы, и человек в коричневом оглянулся и увидел его. Они доехали до подножия холма, сошли с велосипедов и, подталкивая машины, медленно двинулись вверх по длинной, почти вертикальной слепяще-белой дороге. Мистер Хупдрайвер остановился. У них уйдет минут двадцать на то, чтобы подняться по склону. А дальше, наверно, на многие мили тянется пустынная равнина. И он решил вернуться в гостиницу и быстро перекусить. В гостинице ему подали сухарики с сыром и обманчивую на вид оловянную кружку крепкого пива, приятного на вкус, освежающего горло, но свинцом наливающего ноги, особенно в такой жаркий день. Он чувствовал себя полноценным человеком, когда вышел на слепящий солнечный свет, но уже у подножия холма солнце так припекло его, что, казалось, череп его сейчас лопнет. Подъем стал круче, меловая лента дороги, точно свет магния, резала глаза, и переднее колесо его начало безостановочно скрипеть. Он чувствовал себя так, как, наверно, чувствовал бы себя марсианин, если бы вдруг очутился на нашей планете, а именно: в три раза тяжелее, чем обычно. Две маленькие черные фигурки исчезли за холмом. - Ничего, следы все равно останутся, - промолвил Хупдрайвер. Эта мысль успокаивала его. Она не только оправдывала медлительность, с какою он поднимался в гору, но и отдых после подъема, когда он растянулся на траве у дороги и принялся - теперь уже с противоположной стороны - обозревать Южную Англию. За какие-нибудь два дня он пересек эту обширную долину, обрамленную зелеными холмами, вздыбившимися, словно застывшие волны, - долину с разбросанными по ней деревеньками и городками, рощами и полями, прудами и речками, сверкающими на солнце, точно изделия из серебра, усыпанные бриллиантами. Северных холмов не было видно - они были далеко. Внизу приютилась деревушка Кокинг, а на склоне, примерно на расстоянии мили вправо, паслось стадо овец. Над головой, в синем небе, кружил встревоженный чибис, издавая время от времени свой слабый крик. Здесь, наверху, жара не так чувствовалась из-за освежающего ветерка. Мистером Хупдрайвером овладело непонятное ублаготворение, он закурил сигарету и устроился поудобнее. Право же, сэссекское пиво, видно, делают на водах Леты, настое из маков и сладостных грез. И вот предательница Дрема уже незаметно связала его своими путами. Он вздрогнул и проснулся с ощущением вины: оказывается, он лежал, растянувшись на траве, сдвинув кепи на один глаз. Он сел, протер глаза и понял, что спал. Голова у него была еще немного тяжелая. А как же погоня? Он тотчас вскочил и нагнулся, чтобы поднять опрокинутый велосипед. Вынув часы, он увидел, что уже больше Двух. - Господи помилуй! Подумать только! Но следы-то их, конечно, остались, - пробормотал мистер Хупдрайвер, выводя машину на меловую дорогу. - Я, наверное, живьем изжарюсь, прежде чем догоню их. Он вскочил на велосипед и поехал - настолько быстро, насколько позволяли жара и остатки усталости. Время от времени ему приходилось слезать, чтобы на развилке осмотреть дорогу. Это ему даже нравилось. "Следопыт", - изрек он вслух, а в глубине души решил, что у него настоящее чутье на "нить". Так он проехал станции Гудвуд и Лейвант и часам к четырем добрался до Чичестера. И тут начался кошмар. На дороге местами стали попадаться каменистые участки; в других местах она была вся затоптана недавно прошедшим стадом овец, и, наконец, у въезда в город появился булыжник - каменные мостовые уходили на восток, на запад, на север и на юг, и у каменного креста, стоявшего в тени собора, следы терялись. - Тьфу, дьявол! - воскликнул мистер Хупдрайвер в растерянности, слезая с велосипеда и останавливаясь посреди дороги. - Что-нибудь обронили? - осведомился какой-то местный житель, стоявший у развилки. - Да, - сказал мистер Хупдрайвер, - потерял нить. И двинулся дальше, предоставив местному жителю гадать, какая же часть велосипеда называется "нитью". А мистер Хупдрайвер, отказавшись от поиска следов, начал спрашивать прохожих, не видели ли они Юной Леди в Сером на велосипеде. Когда шестеро случайных прохожих ответили, что нет, он почувствовал, что расспросы его выглядят подозрительно, и отступился. Но что же теперь предпринять? Хупдрайверу было жарко, он устал, проголодался, и его начали терзать страшные угрызения совести. Он решил подкрепиться чаем с холодным мясом и, сидя в "Короле Георге", в весьма меланхолическом настроении принялся раздумывать над тем, что произошло. Они исчезли из поля его зрения - испарились, и все его чудесные, хоть и неясные мечты о том, как он вдруг сыграет в их судьбе решающую роль, рассыпались в прах. Какого он свалял дурака: надо было прилипнуть к ним, как пиявка! Ведь это же ясно! О чем он только думал! Ну хорошо, что проку сейчас от угрызений? Он вспомнил про ее слезы, про беспомощность, про то, как вел себя тот человек в коричневом, и гнев его и досада вспыхнули с новой силой. - Но что же я могу поделать? - громко воскликнул мистер Хупдрайвер, ударяя кулаком по столу рядом с чайником. А что бы сделал Шерлок Холмс? Может, все-таки существуют на свете такие вещи, как ключ к разгадке, хотя время чудес и прошло? Но искать ключ в этом сложном переплетении мощенных булыжником улиц, исследовать каждую полоску земли между камнями! Можно, конечно, походить по городу и порасспрашивать по гостиницам. С этого он и начал. Но они, разумеется, могли проехать через город, не останавливаясь, так что ни одна душа их не заметила. И тут ему в голову пришла положительно блестящая идея. "Сколько дорог выходит из Чичестера? - спросил себя мистер Хупдрайвер. Вот это была мысль, достойная Шерлока Холмса. - Если они поехали дальше, то на одной из дорог я обнаружу их следы. Если же нет, - значит, они в городе". В эту минуту он находился на Восточной улице и тотчас двинулся в объезд города, который, как он выяснил попутно, был обнесен стеной. По дороге он навел справки в "Черном лебеде", в "Короне", в "Гостинице Красного льва". В шесть часов вечера он шел по дороге, ведущей в Богнор, - шел, потупившись, отчаянно пыля и напряженно глядя себе под ноги, как человек, потерявший монету; разочарование сделало его угрюмым и злым. То был уже совсем другой Хупдрайвер - раздосадованный и удрученный. И тут ему в глаза вдруг бросилась широкая полоса с рубчиками, как на ребре шиллинга, а рядом - другая, клетчатая, - полосы эти то сливались, то снова разъединялись. "Нашел!" - воскликнул мистер Хупдрайвер и, круто повернувшись, вприпрыжку помчался к "Королю Георгу", где ему чинили велосипед. Конюх считал, что для обладателя такой развалины он уж очень придирчив. 15. В БОГНОРЕ Тем временем Бичемел, сей джентльмен-обольститель, готовился к решающей минуте. Он затеял этот побег с Джесси в лучших романтических традициях, необычайно гордый своей испорченностью и действительно влюбленный - в той мере, в какой может быть влюблен человек с такой искусственной душой. Но Джесси оказалась то ли отъявленной кокеткой, то ли просто от природы лишена была способности воспылать Страстью (с большой буквы). В его представления о себе и о женской натуре никак не укладывалось, что Джесси даже при столь благоприятных обстоятельствах не сумела оправдать его ожидания. Ее неизменная холодность и более или менее явное презрение бесили его. Он внушал себе, что она способна вывести из терпения даже святого, и пытался увидеть в этом нечто занятное и пикантное, но самолюбие его не успокаивалось. В конце концов под влиянием этого постоянного раздражения он стал самим собой, а натура его, несмотря на полученное в Оксфорде образование и на принадлежность к Клубу молодых обозревателей, ничем не отличалась от натуры существа времен палеолита с его примитивными вкусами и склонностью к насилию. "Я еще с тобой посчитаюсь!" - мысль эта, словно плуг, перепахивала его думы. А тут еще этот проклятый сыщик. Бичемел сказал жене, что едет в Давос повидать Картера. С этим она, видимо, смирилась, а вот как она отнесется к такой авантюре, трудно предугадать. У нее свои особые взгляды на мораль, и супружескую неверность она расценивала в зависимости от того, в какой мере это может ее задеть. Если все происходит не у нее на глазах, вернее, не на глазах у дам ее круга, так и быть, можно разрешить этим презренным слабым существам - мужчинам предаваться порокам определенного свойства, но ведь тут грех на Большой Дороге! Она непременно поднимет шум, что в конечном счете всегда приводило к сужению финансовых возможностей Бичемела. И все же - решимость эта делала его героем в собственных глазах - авантюра стоила того. Воображение рисовало ему матроноподобную Валькирию; воздух полнился звуками погони и мести. Но на авансцене по-прежнему царила идиллия. Проклятого сыщика, судя по всему, удалось сбить со следа, и, таким образом, хотя бы эту ночь можно будет вздохнуть свободней. А дело надо довести до конца. И вот в восемь часов вечера в небольшой столовой гостиницы "Викуна" в Богноре наступил решающий момент, и Джесси, раскрасневшаяся, возмущенная, с замирающим сердцем, вновь приготовилась к схватке с Бичемелом - на этот раз последней. Ему удалось обмануть ее - удача была на его стороне: в гостинице он записал ее в книге для приезжих как миссис Бомонт. Пока, если не считать того, что она отказалась зайти в их общий номер и выразила странное желание сесть за стол, не вымыв Рук, она ничем не выдала себя перед официантом. Но обед прошел в довольно мрачной атмосфере. А теперь Джесси решила воззвать к лучшим сторонам его натуры и вслух принялась излагать всякие несбыточные планы своего спасения. Он сидел белый, кипя от злости, - примитивная ярость то и дело прорывалась сквозь его маску светского льва. - Я пойду на станцию, - говорила она. - Вернусь домой... - Последний поезд отошел в 7:42. - Я обращусь в полицию... - Вы не знаете полиции. - Я скажу управляющему гостиницы. - Он выставит вас за дверь. Положение ваше крайне ложно. Здесь этого не поймут - это вне всяких правил. Она топнула ногой. - Ну, так я буду бродить всю ночь по улицам, - заявила она. - Это вы-то, которая ни разу в жизни не выходила одна из дому после сумерек? А вы знаете, на что похожи улицы такого прелестного курортного городка? - Не знаю и знать не хочу, - сказала она. - Я могу пойти к священнику. - Это очаровательный человек. Неженатый. А мужчины, что бы вы о них ни думали, все более или менее одинаковы. И, кроме того... - Что еще? - Попробуйте-ка объяснить теперь кому бы то ни было, как вы провели последние две ночи. Это непоправимо, Джесси. - Негодяй, - сказала она и внезапно поднесла руку к груди. Он решил, что она сейчас упадет в обморок, но она выстояла - только побелела как полотно. - Вовсе нет, - сказал он. - Я люблю вас. - Любите?! - воскликнула она. - Да, люблю. - Ну, ничего, я найду выход, - промолвила она, помолчав. - Только не вы. В вас столько жизни и надежды! Ни темная арка моста, ни черные быстрые воды реки не для вас. И не думайте об этом. Все равно в последний момент у вас не хватит духу, и вы только окажетесь в смешном положении. Она резко отвернулась от него, встала и принялась глядеть в окно на сверкающее море, над которым свет нарождавшейся луны боролся с последними отблесками угасающего дня. Он продолжал сидеть. Жалюзи не были спущены, ибо она просила официанта не закрывать окон. Несколько минут царила тишина. Наконец он заговорил - самым вкрадчивым тоном, на какой был способен: - Ну будьте же благоразумны, Джесси. Зачем нам, людям, имеющим столько общего, ссориться и разыгрывать мелодраму? Клянусь, я люблю вас. Вы для меня - олицетворение всего самого яркого и желанного. Я сильнее вас, старше, я как раз тот мужчина, который нужен такой женщине, как вы. И вдруг вы, оказывается... так скованы условностями! Она взглянула на него через плечо, и он залюбовался ею, увидев, как она вздернула свой хорошенький подбородок. - _Мужчина_! - фыркнула она. - Как раз тот мужчина, который нужен _мне_! Да разве _мужчины_ лгут? Неужели _мужчина_ станет пускать в ход весь свой тридцатипятилетний опыт, чтобы перехитрить семнадцатилетнюю девушку? Нечего сказать, мужчина, который нужен мне! Это уж последнее оскорбление! - Ваш ответ прелестен, Джесси. Должен вам, однако, сказать, что именно так мужчины и поступают - и даже хуже, если им понравится такая девушка, как вы. И перестаньте вы, ради бога, ворчать! Почему вы хотите быть такой недотрогой? Я принес к вашим ногам свою репутацию, свою карьеру. Послушайте, Джесси, клянусь честью, я женюсь на вас... - Боже упаси! - с такой поспешностью воскликнула она, что и тут не дала ему сказать про свою жену. Он же только теперь по горячности ее ответа понял, что она этого не знает. - Сейчас у нас с вами вроде бы помолвка, - продолжал он, следуя своей догадке. И, помолчав, добавил: - Будьте благоразумны. Вы же сами этого хотели. Пойдемте на берег - берег здесь изумительный, скоро взойдет луна. - Не пойду, - заявила она, топнув ножкой. - Ну ладно, ладно... - Ах, оставьте меня одну. Дайте мне подумать... - Думайте, если хотите, - сказал он. - Вы только и твердите об этом. Но сколько ни думайте, все равно, моя девочка, вы себя не спасете. Теперь вам себя никак не спасти. Если, конечно, ваше спасение в том... чтобы быть недотрогой... - Ах, уйдите, уйдите же. - Хорошо. Я ухожу. Пойду выкурю сигару... и буду думать о вас, дорогая. Неужели вы считаете, что я стал бы тратить время, если бы вы не были мне так дороги? - Уходите, - прошептала она, не глядя на него. Она продолжала смотреть в окно. Он поглядел на нее с минуту - в глазах его появился странный блеск. Затем шагнул к ней. - Попались, - сказал он. - Теперь вы в моей власти. В сетях, плененная. Но моя. - Ему хотелось подойти к ней, взять ее за плечи, но он решил пока этого не делать. - Вы в моей власти, - повторил он. - Слышите: в моей _власти_! Она не шелохнулась. Он посмотрел на нее и, величественно взмахнув рукой - этого жеста она так и не видела, - направился к двери. Слабый пол всегда инстинктивно подчиняется силе - на этом-то он и сыграет. И Бичемел решил про себя, что битва выиграна. Джесси слышала, как повернулась ручка в двери и щелкнул захлопнувшийся замок. А теперь выйдем на улицу, где уже наступили сумерки, и посмотрим на мистера Хупдрайвера - щеки его горят румянцем, глаза сверкают! А ум - в полном смятении. Робкий, раболепно послушный Хупдрайвер, которого я представил вам несколько дней тому назад, претерпел удивительное превращение. С тех пор как он потерял в Чичестере "нить", его терзали кошмары: ему казалось, что предмет его внимания подвергают позорнейшим оскорблениям. Новая, непривычная обстановка постепенно лишила его обычной покорности судьбе. Здесь на смену багровому закату вставала луна, ложились черные тени и зажигались оранжевые фонари; таинственные силы отняли у него красавицу; воплощенное зло в коричневом костюме с неприятным лицом издевалось над ним и угрожало. Мистер Хупдрайвер перенесся в мир романтики и рыцарских подвигов, в блаженном своем состоянии забыв на время, какое общественное положение занимает девушка, а какое он сам, забыв и о своей проклятой застенчивости, которая прежде так сковывала его, когда он стоял за прилавком, на своем месте. Его обуревала ярость и жажда приключений. У него на глазах развертывалась настоящая драма, в которую он оказался втянут, и он ни за что не хотел упустить дальнейшее развитие событий. Однако теперь, найдя утерянную "нить", он уже не мог бы забавляться происходящим как зритель. Он жил полной жизнью. И уже не позировал, когда слез с велосипеда у кафе, чтобы наскоро перекусить. Бичемел как раз вышел из "Викуны" и направился к набережной, когда Хупдрайвер, разочарованный и отчаявшийся, выскочил из кафе "Трезвость" и завернул за угол. При виде Бичемела сердце у него подпрыгнуло от радости, и владевшая им злость уступила место усиленной деятельности ума, или, вернее, нашла выход в лихорадочном потоке мыслей. Значит, они остановились в "Викуне", и она сейчас там одна. Это был как раз тот случай, которого он искал. Но он не даст Фортуне провести себя. Он снова завернул за угол, присел на скамью и проследил за Бичемелом до тех пор, пока тот не скрылся в темной дали набережной. Тогда он встал и вошел в гостиницу. - Мне нужна дама в сером, которая приехала на велосипеде, - сказал он и смело последовал за слугой. Лишь когда дверь в столовую распахнулась, сердце у него екнуло. Он чуть было не повернулся и не бросился бежать, он почувствовал, как у него от страха перекашивается лицо. Вздрогнув, она обернулась и посмотрела на него - в глазах ее отразились одновременно надежда и страх. - Могу ли я... сказать вам несколько слов... наедине? - спросил мистер Хупдрайвер, с трудом овладевая дыханием. Она помедлила, затем жестом велела слуге удалиться. Мистер Хупдрайвер проводил его взглядом, пока за ним не закрылась дверь. Он намеревался выйти на середину комнаты и, скрестив на груди руки, сказать: "С вами случилась беда. Я ваш друг. Доверьтесь мне". Вместо этого он постоял, тяжело дыша, и вдруг с виноватым видом, торопливо и отнюдь не галантно выпалил: - Послушайте. Я не знаю, какая тут у вас заварилась каша, но, по-моему, что-то не так. Извините, что я вмешиваюсь. Только... если это правда, я сделаю все, что хотите, чтоб помочь вам выбраться из заварухи. Вот, по-моему, все, что я хотел сказать. Что же я могу для вас сделать? Я что угодно сделаю, чтобы помочь вам. Она сосредоточенно смотрела на него, пока он с большим волнением произносил свою замечательную речь. - Вы! - промолвила она. Раздираемая противоречивыми чувствами, она взвешивала в уме все "за" и "против", и не успел он кончить, как она приняла решение. - Вы - джентльмен, - сказала она, шагнув к нему. - Да, - согласился мистер Хупдрайвер. - Могу ли я вам довериться? - И, не дожидаясь его ответа, добавила: - Я должна немедленно покинуть эту гостиницу. Подите сюда. - Она взяла его под руку и подвела к окну. - Отсюда видны ворота. Они еще открыты. Там стоят наши велосипеды. Пойдите туда, выведите их, а я спущусь к вам. Отважитесь вы на это? - На то, чтобы вывести ваш велосипед на дорогу? - Оба. Если вы выведете только мой, это ничего не даст. И сейчас же. Отважитесь? - А как туда пройти? - Выйдите через главный вход и за угол. Я через минуту последую за вами. - Хорошо, - сказал мистер Хупдрайвер и вышел. Он должен вывести велосипеды. Даже если б ему приказали пойти и убить Бичемела, он бы и это сделал. В голове его бурлил Мальстрем. Он вышел из гостиницы, прошел вдоль ее фасада и завернул в большой темный двор. Там он осмотрелся. Никаких велосипедов на виду не было. Тут из темноты вынырнул коротенький человечек в короткой черной лоснящейся куртке. Хупдрайвер был пойман. Он даже и не пытался бежать. - Я почистил ваши машины, сэр, - сказал человечек, увидев знакомый костюм, и дотронулся до фуражки. Ум Хупдрайвера по быстроте сообразительности не уступил тут взмывающему ввысь орлу: он мгновенно все понял. - Прекрасно, - сказал он и, стремясь сократить паузу, поспешно добавил: - А где мой велосипед? Мне хотелось бы взглянуть на цепь. Человечек провел его под навес и принялся искать фонарь. Хупдрайвер подвел сначала дамский велосипед к двери, затем взялся за мужской и выкатил его во двор. Ворота были открыты, и за ними белела дорога и чернели в полумраке деревья. Он нагнулся и дрожащими пальцами принялся ощупывать цепь. Как же быть дальше? За воротами что-то промелькнуло. Надо как-то отделаться от этого человека. - Послушайте, - сказал Хупдрайвер, осененный внезапной мыслью. - Можете принести мне отвертку? Человек вернулся под навес, открыл и закрыл какой-то ящик и через минуту уже стоял подле коленопреклоненного Хупдрайвера с отверткой в руке. Хупдрайвер почувствовал, что он погибает. Он взял отвертку, кисло промолвил: "Спасибо", - и тут вдруг вдохновение вновь снизошло на него. - Послушайте, - сказал он опять. - Да? - К чему же мне такая огромная отвертка? Человек зажег фонарь, принес его и поставил на землю рядом с Хупдрайвером. - Хотите поменьше? - спросил он. Хупдрайвер поспешно вытащил носовой платок и, прикрывшись им, чихнул - старая уловка, применяемая в тех случаях, когда вы не хотите, чтобы вас узнали. - Самую маленькую, какая у вас есть, - промолвил он из-под платка. - А у меня нет меньше, - сказал конюх. - Эта, право же, не подходит, - заметил Хупдрайвер, продолжая скрываться под платком. - Если хотите, сэр, я могу посмотреть, что у них там есть в доме, - предложил конюх. - Пожалуйста, - сказал Хупдрайвер. Как только тяжелые кованые сапоги конюха прогрохотали по двору, Хупдрайвер поднялся, неслышными шагами подошел к дамскому велосипеду и, взявшись дрожащими руками за руль и седло, приготовился бежать. В эту минуту дверь на кухню открылась и тотчас захлопнулась, впустив конюха и на мгновение уронив во двор сноп теплого желтого света. Хупдрайвер ринулся с велосипедом к воротам. Там к нему подошла неясная серая фигурка. - Давайте сюда мой, - сказала она, - и ведите ваш. Он передал ей машину, дотронувшись в темноте до ее руки, бросился назад, схватил машину Бичемела и поспешил за девушкой. Желтый свет из кухни снова упал на булыжник двора. Ничего другого не оставалось, как бежать. Он слышал, как конюх кричал ему вслед, но он уже был на дороге. Девушка ехала где-то впереди. Он тоже сразу вскочил на велосипед. В эту минуту конюх, выбежав из ворот, заорал во все горло: - Эй, сэр! Так не положено! Но Хупдрайвер уже нагнал Юную Леди в Сером. Какое-то время, казалось им, земля дрожала от криков: "Держи их, держи!" - и в каждом темном уголке чудилась полицейская засада. Но вот дорога сделала поворот, из гостиницы их уже никто не мог видеть, и они поехали рядом мимо темных живых изгородей. Когда он нагнал ее, она плакала от волнения. - Какой вы храбрый! - сказала она. - Какой храбрый! И он перестал чувствовать себя вором, за которым мчится погоня. Он осмотрелся и увидел, что Богнор уже остался позади, ибо "Викуна" стоит у моря, на самой западной оконечности городка, и теперь они ехали по хорошей широкой дороге. Конюх (будучи человеком неумным) с воплями бросился за ними. Но вскоре он выдохся и вернулся к "Викуне"; у входа его встретили несколько человек, которых, естественно, интересовало, что же случилось, и он остановился, чтобы в двух-трех словах рассказать им о происшедшем. Это дало беглецам пять лишних минут. Затем, не переводя дыхания, он ринулся в бар, где ему пришлось объяснять все буфетчице, и поскольку "самого" не было, они потеряли еще несколько драгоценных мгновений, обсуждая, что теперь следует предпринять. В обсуждении этом приняли оживленное участие два постояльца, подошедших с улицы. При этом было высказано несколько соображений морального порядка, а также иных, не имеющих к делу прямого отношения. Мнения были самые противоречивые: одни советовали сказать полиции, другие - погнаться за беглецами на лошади. На это ушло еще десять минут. Тут сверху появился Стивен, слуга, впустивший Хупдрайвера, и вновь разжег дискуссию, представив события совсем в ином свете посредством одного простого вопроса: "Это который же?" Так десять минут превратились в четверть часа. В самый разгар дискуссии в холле появился Бичемел и, сопутствуемый гробовым молчанием, с решительным видом прошел к лестнице. Вы представляете себе, как выглядел сзади его необычной формы затылок? Присутствующие в баре недоуменно переглянулись, прислушиваясь к звуку его шагов, хоть и приглушенных ковром на лестнице, но все-таки доносившихся до них, - вот он поднялся на площадку, повернул, дошел до коридора и, должно быть, направился в столовую. - Тот был совсем другой, мисс! - заявил конюх. - Провалитьс