мотрит на Землю со спутника: ощущение спокойной отобщенности, когда никакое злоключение напрямую не действует. И тут до Карлсена вдруг дошло, что он поддался тому самому поражению, в мнимости которого так недавно был убежден. Сама абсурдность этого вызвала улыбку, от которой центральный шар замрел чуть ярче. На этот раз, чувствуя полное безразличие к собственным чувствам, он не томился уже страхом или сомнением. Закрыв глаза, он все свое внимание сосредоточил на нагнетании жизненной силы. И только почувствовал, что попытка удается, как подспудное сомнение истаяло, будто тень облака с появлением солнца. В мгновенном сполохе прозрения он уяснил, что сомнение - абсолютно негативное свойство, сила которого в способности парализовывать волю. Открыв глаза, он увидел, что цвета всех шаров углубились. Дельфановый регулятор вернув в нейтральное положение, он повернул желтый. В результате мгновенно взметнулись радость и уверенность. Вместе с тем белесовость в центральном шаре преобразилась в снежную, искристую белизну. Понятно теперь, почему дельфановый регулятор не произвел в первый раз никакого эффекта. Так велика была утверждающая сила, что он просто не чувствовался. Какая разница, отрешенно быть счастливым или нет. А вот в состоянии депрессии, всегда склонной к разрастанию, он препятствовал отрицанию и восстанавливал самоконтроль. От внезапного этого открытия даже голова слегка закружилась. Теперь отчетливо виделось, что склонность человека к пораженчеству, по сути, иллюзорна. Истина объективная, самоочевидная. И, тем не менее, когда тонус из-за "прободения" снижается, таким же очевидным кажется и то, что все тщетно. Карлсен сам сейчас фактически столкнулся с основной человеческой дилеммой в гипертрофированной форме. Когда человек счастлив, жизнь видится ему как нечто самоочевидно хорошее: если и борьба, то с победным концом. Когда же на душе гнет усталости и неудач, все кажется обманом, шулерской рулеткой, подстроенной на проигрыш. Причем, и то и другое состояние, казалось бы, объективно и абсолютно убедительно. Однако ответ теперь был очевиден. Безысходность возникает от убывания жизненной энергии. Но если можно остановить ее отток усилием концентрации, то и внутреннее давление сознания тоже повышается аналогичным усилием. Единственно, чего требуется, это искоренить саму привычку пасовать перед убыванием. - Все еще экспериментируем? - гребис успел бесшумно войти в комнату. Карлсен, взглянув на него, с улыбкой кивнул. Было в этом человеке что- то, вызывающее странную легкость и уверенность, какие бывают при полном взаимопонимании. Клубин угодил в столп света, отчего на прибор легла тень. Посмотрев на шары, он одобрительно кивнул и, протянув руку, стянул с головы Карлсена шапочку. Шары тут же потускнели. Клубин пристально вгляделся Карлсену в глаза (при этом снова мелькнуло: "Где-то я его видел"). - Ну что, известен теперь секрет? - спросил тот непринужденно, чуть ли не в шутку. - Похоже, да. - Так поделитесь. - Смысл таков: все зависит от натиска воли. Клубин с прищуром улыбнулся. - Верно, дорогой мой доктор! Поздравляю. В точку, да как просто. - Сев лицом к Карлсену, он чуть подался вперед. - Философы ваши, ученые и проповедники вариантов предлагали массу, вплоть до отрицания воли и уничтожения собственного "я". Теперь вы видите, что все они ошибались. Нет оправдания слабости. Суть эволюции в контроле, контроле над механизмами плоти. Цель эволюции - уподобиться богам. Вы в чем-то, смотрю, не согласны: качаете головой? - Нет, правоту вашу я вижу. Беспокоит лишь то, что груоды под стать богам себя не ведут. Боги не убивают потехи ради. Так ведут себя декаданты. Клубин, неторопливо кивнув, взглянул с разоружающей откровенностью. - Да, действительно. Но только имейте в виду, что они еще и пытаются эволюционировать. Большинство из них уже превзошли людей (Карлсен покачал головой). Осуждая их, вы забываете о подлинной проблеме: сексуальном побуждении. Наденьте-ка еще раз, - он указал на лежащую на столе шапочку. Карлсен надел. Внутри она все еще была влажновата, так что центральный шар сразу замрел мягкой белизной. - Так, сейчас я усилю сексуальную энергию, - сказал Клубин и потянулся к регулятору под красным шаром. О том, что произойдет, Карлсен знал уже наперед. Едва ручка повернулась по часовой стрелке, как низ живота стало понемногу разбирать. - А ну еще чуток, - прибавил Клубин. Вожделение перерастало в похоть. - Позовите-ка теперь Дори. Вы знаете, как это делается, - заметил он на озадаченный взгляд Карлсена. И вправду: он знал, как это делать. Само желание создавало некую психическую связь. Мысленно представив ее с недавней ясностью, он позволил вожделению направить свою волю. Через несколько секунд девушка вошла в комнату. Взглянула вопросительно на гребиса, затем на Карлсена и, увидев на нем шапочку, все поняла. Таким же способом Карлсен направил ее к себе и усадил рядом. - Мне лучше выйти? - учтиво спросил Клубин. Карлсен, не отрывая взгляд от глаз девицы, мотнул головой. Когда дошло, что та откликается встречным желанием, возбуждение усилилось, увенчавшись вспышкой восторга, когда она наклонилась и приникла к его рту податливыми губами (удовольствие - просто не высказать - так сидел бы и сидел). Судя по тому, что начинало твориться в паху, Клубин повернул ручку еще на деление. Краем глаза было заметно: в алом шаре успели местами проплавиться бусинно-черные пятнышки. Поцелуев было уже мало: вторя напору мужского желания, Дори на секунду отпрянула и потянулась себе за спину. Проворно передернув плечами, она освободилась от белого платья, опавшего ей вокруг талии. Предоставив рукам Карлсена свой маленький крепкий бюст, она крепко потянула подол книзу и, сдернув платье на пол, предстала в пленительной наготе. Сноровисто усевшись Карлсену на колени, руку она запустила ему под тунику. Он мутно набрел взглядом на Клубина: стоит, склабится. Внимание тут же поглотила Дори, хищненько скользнув Карлсену по небу острым язычком. Клубин же между тем в очередной раз тронул регулятор. Вместе с нестерпимым жаром внутри мучительно разрасталось что-то темное, липкое. Шар полыхал гневно-закатным солнцем, и живучей силой наливались в нем инородные сгустки, как бы источая некий черный свет. Еще секунда, и желание стало прорастать чем-то необузданно диким. Обладать женщиной было уже мало: хотелось стиснуть ее так, чтобы затрещали ребра, и губы ей искусать до крови. Как ни странно, она разделяла это желание, соблазняясь мужской жестокостью. В памяти мелькнул тот дикарский пыл с Фаррой Крайски. Со всплеском сексуальной энергии росла и жажда истязать, вплоть до того, чтобы схватить Дори за горло и душить, душить, кусая губы, лицо, сдавливая до хруста ее тело... Жажда истязать казалась теперь такой же естественной, как минуты назад желание ласкать. С содроганием, как-то даже усиливающим пыл, он поймал себя на том, что уймется лишь умертвив ее. Через плечо Дори он шало различил: шар уже не алый, а черный. Желание лопнуло как раздувшийся пузырь так, словно скопившаяся статика грянула вдруг взрывом. Шар, оказывается, из черного снова стал красным. Видно, Клубин резко вернул регулятор в нейтральное положение. От мгновенного оттока энергии буквально отнялось дыхание. Дори, кротко поцеловав Карлсена, подобрала с пола платье и вышла из комнаты. О том, что произойдет, она, безусловно, знала наперед. Карлсен, ошарашенный случившимся, ее ухода толком и не заметил. - Прощу прощения, что так резко все прервал, - галантно извинился гребис, - просто других аргументов у меня не было. Нет сексуального желания, не преступного по своей сути. Вначале вам хотелось ее поцеловать, затем раздеть, а там уже и возобладать ею. Но и этого вам показалось мало - всегда тянет на что-то большее. Иными словами, дело могло дойти и до убийства. Карлсен молча кивнул, вяло бросив шапочку на стол, он вдруг почувствовал усталость. "Убийство" - это так, мягко сказано в сравнении с тем, что он, пожалуй, мог бы учинить. Содрогаясь при одной лишь мысли об этом, он, тем не менее, сознавал, что минуту-другую назад удушить Дори казалось таким же естественным, как в нее войти. - Теперь, надеюсь, вы начинаете понимать проблему груодов? Просто восприятие у них такое же, что буквально сейчас было у вас. - Да, - Карлсен шумно выдохнул. - Понимаю. Кивнул, и возникло вдруг приглушенное чувство вины. Мелькнула мысль выложить все о том, что испытал в Зале Ритуала с Ригмар, однако сдержался и вместо этого сказал: - Но мне понятны и проблемы большинства убийц в Ливенуорте. Не значит же это, что я должен сносить убийства. - Безусловно, - с редкой невозмутимостью кивнул Клубин. - А вы думаете, я их сношу? Или Бенедикт Грондэл? Вовсе нет. Только пока приходится признать, что с груодами нам ничего не поделать. Хорошо ли, худо ли - они свои, и предавать их нельзя. - Карлсен покачал головой. - Скажите-ка мне вот что. Соверши вдруг убийство ваш родной брат: вы бы выдали его - зная, что обрекаете его на смерть? - Нет. Но и не сидел бы сложа руки, пока он еще чего-нибудь сотворит. - Вот и прекрасно, - улыбнулся Клубин. - Значит, мы друг с другом солидарны. - Сказал с такой спокойной уверенностью, что Карлсен на миг поверил, что так оно и есть, но тут же спохватился: - Солидарны, говорите? - А как же. Вы только что признали, что груоды действительно наши собратья, а потому заслуживают лояльности. Если вам их склад не по душе, вы должен пытаться его изменить. - И как? - поднял Карлсен глаза с потаенной надеждой. - Ставя, прежде всего, себя в их положение. Вы ведь понимаете теперь, что и сами способны на убийство. - Да, но это не значит, что я с ним мирюсь. - Так что, выдали бы? Скажем, тех же супругов Крайски? Карлсен заметался в зыбкой, мятежной раздвоенности. Крайски он кое в чем хотя и недолюбливал, но успел проникнуться к нему и доверием, и даже осторожной симпатией. - Н-не знаю, - выдавил наконец он. - Наверное, нет. (Сказал, а себя будто предал). - А Фарру Крайски? - Клубин чуть накренил голову с лукаво- проницательной улыбкой. - Тоже нет. - Превосходно! А они-то обрадуются, как услышат! Что-то в его голосе заставило Карлсена спросить: - А Крайски разве здесь? - Здесь, причем оба. - Оба?? - Да. Вы б ее хотели увидеть? (Вот так, заманили в угол). - Не знаю, - выговорил Карлсен спустя некоторое время. - Ну да ладно, ладно, - улыбчиво закивал Клубин. - Нет так нет. Карлсена сдавил вдруг душный стыд. - Да что вы! Конечно б хотел. Клубин без разговоров встал и направился к двери. - Вы за ней посылали? - спросил вслед Карлсен. - Зачем. Сама определилась. Стоило остаться одному, как в паху начало набрякать тепло, неизменно разбирающее при мысли о Фарре Крайски. А вместе с тем и раздражение, чувство, что тебя используют как марионетку. Столько всего нагромоздилось после той единственной встречи, что себя он мог уже считать другим человеком. Пережитое с Ригмар (он это понял, заглянув в себя) вызвало глубокое и постоянное изменение. Карлсен теперь знал, что цель секса - не победа или поглощение, а алхимическая трансформация. Как и кузина Билли Джейн, Фарра Крайски принадлежала прошлому. Лучше б уж там и оставалась. Через пять, а затем и десять минут возмущение пошло на спад. Что интересно, тепло в паху при этом ничуть не убавилось. Подняв шапочку, Карлсен натянул ее на голову. Внутри она почти уже высохла, но волосы были чуть увлажнены, и этого хватило. Как он и подозревал, из всех выделялся шар, фиксирующий сексуальную энергию. Только светился он чисто красным, без всякой черноты. - Какое странное место встречи, - послышался голос Фарры Крайски. С ее приближением он понял: ничего не изменилось. Она была и осталась самой сильной из всех женщин, каких ему когда-либо доводилось встречать, и принадлежали они друг другу так, словно были женаты всю жизнь. Едва завидев, он уже жаждал ее как изголодавшееся животное. Неважно, от кого исходила эта тяга, от него или от нее. Обвив Карлсену руками шею, она улыбнулась с такой непосредственностью, будто встреча происходила буквально у нее в квартире. При этом, наклонясь, нижнюю его губу она ненадолго задержала меж зубов, словно соблазняясь куснуть. Затем она впилась губами - сухими, что возбуждало еще сильнее. Через несколько секунд она, отстранясь, близко оглядела его играющими глазами. - Посмотри, какое на мне белье. Тут до него дошло, почему эта женщина так его возбуждает. Она в точности олицетворяла живущую в его голове фантазию. Не было даже ощущения, что они существуют раздельно. Карлсен, вздев на Фарре платье, нетерпеливо стянул на пол ее эластичные трусики и привлек к себе, легонько сжав ладонями ягодицы. Хотелось овладеть ею немедленно. Однако беглый обзор комнаты показал, что для любви толком и пристроиться негде. - Ну и что, давай на полу? - прочла она его мысль. - Холодновато, жестко. - Ладно, тогда стоя. - Фарра снова припала к нему губами. Интенсивность ее возбуждения встречно отзывалась в нем, и он завозился с пуговицами платья, пока не одолел все. Когда она притиснулась, Карлсен убедился в ее правоте. Действительно, разницы нет. Их взаимное желание было так велико, что неудобство компенсировалось воображением. Хватало одного уже созерцания ее наготы. Энергия из ее рта перетекала в его, затем через мужской жезл передавалась ей в руку. Женщина так возбудилась, что входить к ней не имело смысла. В считанные секунды он, - что однажды уже было, - увидел себя через ее глаза, дивясь самой глубине ее пыла. Фарра уяснила, что в сравнении с прошлым разом силы Карлсена неизмеримо возросли, и это усугубляло ее возбуждение. Одновременно улавливалось, что она перестала воспринимать его как личность: для нее он стал просто мужским символом, как какой-нибудь раб-атлет, купленный на рынке всецело для ублажения госпожи. Причем ей невыносимо было сознавать, что это обречено так или иначе закончиться - Фарре хотелось длить жгучую усладу до бесконечности. А достичь этого можно было, лишь поглотив Карлсена, превратив его в свою неотъемлемую часть. Он уже испытал этот синдром при обмене телами с Ригмар. Именно в эти секунды до него дошло, почему такое невозможно. Фарре неважно было, что поглотить значит его уничтожить. Поглощать у вампира - инстинкт. Однако в Карлсене с прошлой их встречи произошла перемена. Недавнее преображение означало, что поглотить его больше не дано, даже при его желании. "Остановить, пока не поздно", - глухо подумал он, силясь довести до нее, что поток необходимо прервать. Но Фарра никак не хотела обрывать мучительно-сладостную связь. Ей жаждалось растворить мужчину в оргазме, всосав при этом в свой бушующий энергетический водоворот, яростная сила которого не давала оторваться. А самому Карлсену на это не хватало ни сноровки, ни навыка. Тут его заполонил экстаз: прижав Фарру к себе, он позволил ей упиваться своей жизненной энергией. Последовало же то, чего он так страшился. Теперешняя зрелость составляла в нем непоглотимую часть. Попытка сдержать фурию не удалась. Произошел обмен оболочками, и Фарра оказалась замкнута вне своего тела. Даром что руки ее сдавливали ему шею так, что трудно дышать, циркуляция энергии уже прервалась. Карлсена поглотить ей не удавалось, и ему не оставалось ничего иного, как поглотить ее. При этом он словно возвратился в свое тело, искрясь восторженной, ни с чем не сопоставимой силищей. Через несколько секунд лицо у Фарры обмякло, голова бессильно свесилась ему через руку. Ноги у Карлсена разъехались в полушпагате, удерживая равновесие, когда он опускал женщину на пол. По распахнутым, застывшим глазам видно, что мертва. Встав возле на колени, Карлсен вытянул ей руки и ноги, застегнул платье (как-никак приличнее). Что ж, ничего не поделаешь. В фатальном самозабвении поглотиться хищнице жаждалось так же, как поглотить. Растерянно, но не без удовольствия он ощутил к себе стороннее присутствие. Впервые невольно понимались психологические мотивы каннибализма. Вот она в тебе, чужая часть со всеми своими достоинствами. Чем-то сродни браку: некое взаимообладание. Дверь отворилась, и вошел Клубин в сопровождении Дори. Остановившись, какое-то время он задумчиво созерцал бездыханное тело. - Ну что, собрат, стало быть? - произнес он наконец. Карлсен, тяжело пожав плечами, промолчал. Клубин повернулся к Дори: - Вели стражникам, пускай унесут. Отстранившись к окну, Карлсен пронаблюдал, как двое вошедших гребиров молча подхватили тело Фарры Крайски под колени и подмышки (А у самого внутри сытость, как у налопавшегося питона). Дори, выйдя следом, бесшумно закрыла дверь. - Куда ее теперь? - Тело поместят в морозильную камеру. - Зачем? - Человечьи тела на Дреде - редкость. Нашим биоинженеры может пригодиться. - Если мозг, то не особо: разлагаться начинает через какие-то минуты после смерти. - У людей. У груодов - нет. От внезапного ощущения внутри что-то даже екнуло: Фарра Крайски как бы осваивалась в новом для себя теле. - Простите, если можно. Я не знал, что так получится. - Тогда зачем было допускать? - Я не мог ничего поделать. - Ой ли? Могли бы просто не подпускать ее, сработать на отталкивание. (А ведь действительно. Не хватило ума вовремя додуматься). - Одно хорошо: теперь уж без разницы, - цинично улыбнулся Клубин. - Сами повод дали - выкрутился Карлсен за счет шутливой укоризны. - Не обязательно. А может, действительно так вышло. Объясняться было ни к чему. Вобрав в себя Фарру Крайски, Карлсен полностью теперь понимал натуру груодов. Стремление уничтожать не было у них садистским, как у некоторых из его пациентов-уголовников. Желание груода поглощать совпадает с желанием жертвы поглощаться. Получается не убийство, а как бы кража со взломом: легкий и быстрый способ разжиться чужой энергией. Фарра дала понять и кое-что еще: гребис не является человеком. Карлсен упустил из внимания эту очевидную вещь, поскольку Клубин человеком представился. У человечества же врожденная склонность реакцию своих чувств считать за непреложную истину. Умом-то Карлсен полностью сознавал, что гребис - совершенно чужое существо. И вообще, что гребиры могут при желании менять свой олблик. Тем не менее, свести воедино два этих вывода почему-то никак не удавалось. Понимал он теперь и то, почему Клубин казался смутно знакомым. Свое неясное сходство он внушал. Неким образом он проведал о жизни Карлсена достаточно, чтобы вызвать определенные отзвуки из прошлого. Получалось как бы лицо, перещупанное множеством ролей. В гребисе угадывался и Иво Йенсен, злодей из космического телесериала "Вне Галактики" - такой же пронзительный взгляд. Чуть искривленный нос был от Дина Слэттери, футбольного кумира его подростковой поры. Улыбка такая же открытая, как у Джесса Балински - с ним первым в колледже они жили в одной комнате, пожатие плеч тоже в точности его. Удивительно четкая и внятная речь - от актера- англичанина Алестейра Кардью. Со временем можно насобирать и вообще с дюжину, кстати, вот этот полувзлет бровей при вопросах наверняка от его, Карлсена, родного отца. - Главное, что вы теперь один из нас, так ведь? (Опять этот полувзлет бровей, вслед за которым чуть поджимаются губы). Все это мелькнуло в долю секунды, Клубин и досказать не успел. Причем, не серией вспышек, а новым ровным видением - частью одного и того же озарения. Карлсен кивнул, сознавая, что лицо выдает нерешительность. - Есть перемены в ощущениях? - осведомился Клубин. - Чувствую себя как-то странно. Будто проглотил что-то... живое. - А так оно и есть. (В глазах заиграли смешливые бесики Джесса Балински). Удивительно, насколько четко ухватывались эти мимические уловки - словно он, Карлсен, превратился в блестящего театрального критика, настолько сведущего, что может анализировать каждый жест. Пронизывающие глаза (Иво Йенсена) впились, выведывая подноготную. Карлсен, чутко отрегировав, специально затуманил свои ментальные импульсы. До событий в Хешмаре это было бы невозможно: мысли неизбежно обнажились бы до самой глубины. При теперешнем же уровне самоконтроля прежнее "я" управлялось, как марионетка. Прав был К-10. Несколько секунд, и Клубин потерял интерес к зондированию недоумка-землянина. Впрочем, и такое пренебрежение не нарушило народившейся приязни к гребису. Карлсен поднял деланно-растерянный взгляд. - Как же теперь... муж? - (реакция Крайски его, откровено говоря, не заботила, просто надо было как-то сместить фокус разговора). - Да ничего, поймет, - улыбка приподняла уголки сжатых губ. - Увидеться бы как-то, объяснить... - Вовсе не обязательно, - быстро, не сказать поспешно, отрезал тот. - Вам скоро отбывать, а столько еще надо успеть. Хотите осмотреть всю Гавунду? - Разумеется. Серые глаза Клубина пронизывающе впились. - Прежде всего, есть ли какие ко мне пожелания? Вот она, ловушка. Нет лучше способа выведать у человека то, что он пытается скрыть. Карлсен и сам иной раз прибегал к такой уловке, допрашивая заключенных. Что ж, если и "попадаться", то с выгодой в свою сторону. - Да, есть кое-что. Вы всегда так выглядите? Самообладание Клубина было безупречным. - Нет. Вам я предстаю в человеческом облике, именно потому, что так проще общаться. - А так, вообще, можете его менять? - Безусловно. - Сталисто серые глаза стали вдруг пронзительно-синими, и тут же зелеными, и тут же красными - все так быстро, что не было даже времени удивиться. Миг, и снова уже серые. Клубин вытянул правую руку: слева на ладони вырос еще один большой палец. - Вам бы его, для игры на шестиструнной гитаре, - игривым голосом сказал Клубин. - Постепенно палец исчез, как сдувшийся шарик. - А это вот для семейной вечеринки, детишек попугать. Карлсен невольно отступил назад: из-под ворота у Клубина зелеными червяками стали прорастать вдруг щупальца - просто сон какой-то. Щупальца потянулись к Карлсену, и он осмотрительно сместился еще на шаг. Клубин расхохотался его растерянности, и щупальца втянулись, не оставив ни следа. - Это... как? - ошарашенно выдохнул Карлсен. - Путем доолгой подготовки, - ответствовал Клубин. - Надо поступательно пройти двенадцать степеней умственного контроля. - А у вас сколько? - Именно двенадцать. Во всей Гавунде больше десяти нет ни у кого. Ну да ладно. Уж вы извините, время ждет, - свернул он показ с видом пресыщенного зрительским восторгом фокусника. - Ну что, готовы? В коридоре им встретилась Дори, несущая толстенную папку. Она заговорила с Клубином на непривычно резком, гортанном наречии (бараш, должно быть). Постояв, гребис решительно мотнул головой. - Нет. Скажи ей, пускай выйдет на меня завтра. Карлсен исподтишка оценивающе разглядывал красотку-секретаршу, когда в душе шевельнулось что-то ревниво-укоризненное (все равно, что Фарра Крайски с удивленным презрением вскинула брови: "И эта-то безмозглая кукла?"). Что ни говори, странно и слегка забавно держать в себе кого-то постороннего. Отходя, Дори мимолетно улыбнулась Карлсену: - Удачи. - Спасибо. Мимо прошли двое стражников. Высоченные, - под семь футов, - с несокрушимыми подбородкам и, на которых рот смотрелся узкой царапиной, а глаза блестели равнодушно и твердо. Поравнявшись, оба дружно отсалютовали, вскинув руку и сжав ее в кулак возле уха - эдак до скрипа, словно раздавливая жука. - А у этих какая степень? - осторожно поинтересовался Карлсен. - Шестая. Когда шли, не стражники интересовали Карлсена, а фраза гребиса о том, чтоб на него кто-то "вышла завтра". Речь здесь, судя по всему, о женщине, и явно в Хешмаре. Наверное, Ригмар? Иначе, зачем Дори изъяснялась бы на бараше, если до этого говорила по-английски? В лифте, когда вошли, уже стоял какой-то престранного вида гуманоид. Примерно на фут выше Карлсена, дородный, бокастый. Некоторую нелепость вызывал вид двух крупных клыков по бокам рта. Глаза, мелкие и острые как гвозди, были широко посажены на обветренном рябоватом лице. Вздернутый нос обнажал волосатые ноздри. Незнакомец угловато кивнул гребису, на Карлсена посмотрев лишь со спокойным, холодным любопытством, как кавалерийский офицер, осматривающий лошадь. - Это доктор Карлсен, груод с Терры, - представил Клубин. - А это Люко, моя правая рука. - Люко представился мелким кивком. Взгляд еще более льдистый, чем у стражников. - Терра? - переспросил тот. - Так ее что, еще не грохнули? - Да нет, ты путаешь с Терридом, что в Арктуре. Терра-то у нас в Беллаксе. - Точно, Беллакс. - Он стыло посмотрел перед собой, - И что он здесь делает?? - Ездит, осматривает. - Осматривает, значит? Тогда встретимся, - сказал он как раз перед тем, как лифт остановился и Карлсен вслед за Клубином вышел. - Надеюсь, - коротко откликнулся Карлсен уже иэ коридора. (Какое там; наоборот, подальше б от этой образины, дышающей грубой, опасной мощью). - Десятая, наверное, степень? - кивком указал Карлсен в сторону уехавшего лифта. - Да. - Поэтому он и обличие может выбирать? - Может. - Что ж он выбрал-то такое? (Подумал сказать: "Как у хряка", но сдержался). - У него спросить надо, - улыбнулся Клубин. Полыхнувший наружный свет ослепил, пришлось козырьком вскинуть руку. Хотя через площадь теперь сквозило прохладой, приятно щекочущей кожу взвесью зеленого фонтана. Сейчас ба снял тунику и встал под его упругие струи. Карлсен блуждающим взором оглядел оставленное здание: на окна снаружи ни намека - тонированное стекло и есть. Видно, в Гавунде принято, чтобы здания имели сплошной черный фасад. Памятуя о столкновении с пешеходом на Криспеле, прохожих гавундцев он осмотрительно огибал загодя. Попробуй, сшибись с одним таким: не люди - автофургоны какие-то. Хотя, пройдя несколько сот ярдов, он понял, что опасаться ни к чему. Когда мимо протопали двое стражников, отсалютовав гребису с молниеносной лихостью, стало ясно, что от прохожих исходит силовое поле, отражающее на манер магнита. Причем, интересно, что от всех, даже от роботиц - поравнявшись с одной, он ощутил щекочущее прикосновение, вроде слабого тока. Пешая прогулка по Гавунде странно захватывала. От обилия силовых полей воздух вокруг словно трепетал напряженным, грозным электричеством. Карлсен в сравнении с гавундцами ощущал себя растерянно уязвимым. Однако, минуя прохожего за прохожим, он постепенно начал привыкать, как тело осваивается в холодной воде, наполняя грудь теснящим восторгом. Что странно, та же Фарра Крайски внутри оставалась бдительным скептиком. Похоже, именно ей хотелось знать, с чего это вдруг Дори перешла с английского на бараш. Так что вопросы Карлсена шли теперь внутри как бы по второму кругу. К Клубину она относилась с недоверием, а отношение к нему самого Карлсена считала наивным и легковерным. Это еще проверить надо: беспрепятственно попасть в Гавунду сразу после ядовитого укуса. да еще с мгновенным исцелением, вызывающим естественную реакцию благодарности и доверия целителю ("надо же, волшебник выискался!"). И с машиной мьоргхаи его оставили не случайно: дело же могло дойти до нервного срыва! Нет, все же неспрведливо. Как можно было специально наслать насекомое в десяти милях от города, да еще, чтобы ужалило? И с прибором тоже сам сглупил. А поскольку Фарра Крайски сама из породы груодов, то подозрительность в общем-то неуместная. Это внутреннее чередование напоминало скорее монолог. Мысли просто вступали Карлсену в голову, и он парировал их собственными доводами. В приглушенном человеческом сознании и не поймешь, что мысли эти исходят не от тебя. Тем не менее, он по-прежнему чувствовал присутствие Фарры Крайски, всегда сопровождающееся тлеющим огоньком сексуальности. Причем непонятно, кто из них ее источает - один из парадоксов стороннего присутствия внутри. Дойдя, остановились у широкой, кроваво-алой ленты магистрали - той самой, что спиралью сходится к городскому центру. Возле них очутилось одно из встречавшихся уже грибовидных созданий с сельдерейным каким-то запахом, исходящим от упругой жемчужной плоти. Существо грациозно нагнуло голову-раструб, обозресвая дорогу единственным зеленым глазом, и с балетным изяществом бойко заскользило через нее, по-улиточьи сокращая основу своего стебля. Карлсен машинально двинулся было следом, но тут рука Клубина железно схватила его за предплечье. С мгновенным шумом мимо пулей просвистела одна из прозрачных сигар-капсул, шарахнув гриб так, что только брызги в стороны. Миг, и капсула уже скрылась, оставив на дороге сиротливо обмякший раструб. Карлсен оцепенело пронаблюдал, как из его сердцевины глянцевитым шаром выкатился глаз и поблескивая, скатился за обочину. - Сдурел, что ли! - только и выдохнул Карлсен. Клубин лишь улыбнулся и жестом показал, что можно идти. Не успели дорогу пересечь, как в противоположную сторону на бешеной скорости проскочила еще одна сигара, обдав спину волной воздуха. Карлсен оглянулся: на место происшествия уже прибыли трое. Двое собирали останки гриба в сферические емкости, а один, - стражник, - наблюдал за магистралью. Карлсен успел уловить вдали приближение очередной капсулы, несущейся с такой же скоростью. Стражник упреждаюше вскинул навстречу руку, веля остановиться. Лихач и не подумал, за что поплатился: в сотне ярдов перед стражником пыхнуло что-то синее и капсула торпедой вылетела на обочину, замерев там с оплавленной, курящейся дымком лобовой частью. - Да что такое. Бог ты мой?! - потрясение выговорил Карлсен. - Ну как, не хуже, чем в Нью-Йорке? - с улыбочкой повернулся Клубин. - Хуже... - Голос у Карлсена дрогнул, вызвав у гребиса усмешку. - Ужас какой-то. - Так-то. В Гавунде ухо держи востро. Но не прошли и сотни ярдов, как потрясенность прошла, снова сменившись искристой бодростью, будто в теле мерцали электрические флюиды. Это не было чисто физической реакцией на стресс, просто получалось теперь сосредоточенным усилием фокусировать волю. Урок, преподанный машиной мьоргхаи. Вскоре повернули налево под свод черной арки, одной из нескольких, напоминающих вход в мавританскую виллу. Внутри находился просторный двор, выложенный красными и зелеными камнями (уж не полудрагоценными ли?). Все здесь казалось до странности мирным, наглухо отделенным от магистрали с ее убийственным транспортом. Справа через арку виднелся сад с фонтаном и привычными уже яркими цветами, слева стоял уютного вида домик в эдаком восточном стиле. Впереди из-под арки вышло и заковыляло навстречу одно из тех похожих на гориллу существ, которое он раз уже встречал на улице. Оказывается, свисающее на полгруди лицо и не обезьяну напоминало, а вообще черт те что. Глазища выдавали в нем ночное или непривычное к свету существо, а отсутствие носа и подбородка (физиономия переходила непосредственно в грудь) придавали сходство с рыбой. Зубья в полуоткрытой (и не закрывающейся) пасти походили больше на торчащие коренья. Несло от него как в зверинце. Добротой нрава чудище явно не отличалось - когда проходило мимо, угрюмо покосилось на них. Протопав под одной из арок, оно вразвалку вышло на магистраль (Карлсен посмотел вслед) и пошло, не оглянувшись даже по сторонам. Секунда-другая, и проносящаяся капсула, затормозив так, что вздыбилась винтом, едва успела остановиться у самой стены. В кабине сидели двое гребиров. Казалось, сейчас выскочат, и такое начнется... Ничего подобного: капсула, набрав скорость, умчалась, а образина, лишь люто зыркнув вслед, затопало дальше. - Это ульфид, - указал гребис. - При среднем размере, тем не менее, самое сильное на Дреде создание. - Все равно же рискует, так вот проходя где попало. - Нет. Ударь сейчас машина ульфида, она бы разлетелась на части. Ульфиды так взаимодейстуют с гравитационным полем, что могут утяжелять себя в сотни раз. А рассвирепеют, так вес доходит до тонн, причем нешуточных. Все равно, что въехать в скалу. - Ульфиды... - заинтригованно повторил Карлсен. - А что это за существа? - Первоначальные обитатели этой планеты. Дикие, злобные, не раздавить фактически никак. - Даже вам? - Даже мне не так просто. Видите ли, у них невероятно развит контроль над молекулярной структурой тела - каждеки, и те над этим теряются. - Он хитровато улыбнулся. - Или зубы нам заговаривают. - Но теперь-то они с вами на дружеской ноге? - Более-менее, если слово "дружба" вообще применимо к ульфидам. Их покорил мой предок Леркид, и то, когда обе враждующие стороны были на издыхании. Но и после замирения самые оголтелые из них, сколотившись в стаю, улучили-таки момент добраться до Леркида и убить его. - Да-а, опасные создания. - Самые, пожалуй, опасные на этой планете. Кроме, разве что, керта. Мы тут часто меж собой загадываем, а что бы случилось, схватись ульфид с кертом? Что безусловно исключено: керты обитают только под водой. - А в Гавунде ульфиды что делают? - Обучают. - Обучают?! - Да, наших детей, - Клубин по-странному улыбнулся. - Вот она, как раз перед нами, главная школа. Думаю, вам небезынтересно будет посмотреть. В вестибюле, стены которого полыхали абстрактным узором, они чудом разминулись с бегущей на проворных лапах башней подносов с чем-то вкусным. Нес ее, как оказалось, тот самый крапчатый головоног. Сонмище глаз, окаймляющее плоскую цилиндрическую голову, перемежалось цветами словно дюжина светофоров. Карлсен принял это за приветствие и кивнул. Глаза в ответ мигнули с каким-то женским кокетством, и существо с изумительной сноровкой сигануло вниз по лестнице. - Это ведашки. На них все питание в городе. Абстрактным мышлением в нашем понятии они не обладают, весь их разум сосредоточен на пище. Еда у них - произведение искусства. - Странно. На вид вроде не жирные. - Нет, сами они пищи употребляют крайне мало. Но почему-то все эволюционное развитие у них ушло на интерес к съедобному. - А эти, грибовидные? - Струбециты. Довольно интересные создания. У них, как вы видели, напрочь отсутствует самосохранение. Это потому, что этот вид такой древний и так выродился, что они лишились элементарной воли к выживанию. Будете кромсать их, отъедать куски, они и тогда не спохватятся. Плоть же у них действует удивительно успокаивающе. А в Гавунде это полезно. Кое- кто из молодых впадает у нас иногда в состояние эго-лок - в такую ярость, что становится угрозой себе и окружающим. При этом ему надо лишь съесть кусок струбецита, и самоконтроль восстанавливается моментально. Они шли длинным и до унылости пустым коридором, похожим чем-то на монастырь-дзонг в Гималаях, где Карлсену довелось пробыть когда-то несколько дней. Сходство усилилось, когда он через окно заглянул во внутренний дворик. Там, молитвенно склонив головы, стояли на коленях дети, - числом с дюжину, все как один в белом. По возрасту им было не старше пяти. Перед ними стояли трое ребятишек в белых туниках, из которых один, не размыкая губ, заунывно гудел. Когда гудение начинало подрагивать, норовя оборваться, эстафету подхватывал другой. - Медитируют? Клубин покачал головой: - Концентрируют волю, готовятся к следующему уроку. Как бы готовят из себя самураев. - А что за следующий урок? - Что-то вроде этого, - он приостановился перед открытым дверным проемом. Через него видны были спины бритоголовых учеников, неотрывно смотрящих на большой белый круг, который занимал большую часть противоположной стены. Круг походил на циферблат с единственной стрелкой, часовой. Интриговало то, что у каждого из учеников на левом плече сидело крупное насекомое, что-то вроде мохнатого серого скорпиона с крылышками и угрожающе заведенной для удара закорючкой хвоста. - Еще один урок концентрации, - шепотом пояснил Клубин. - Указатель на круге движется со скоростью часовой стрелки. Надо жестко сосредоточиться, чтобы видеть ее движение. Если ученик теряет концентрацию, его кусает декс. Вас один уже кусал, так что знаете, насколько это больно. Вглядевшись в кончик стрелки, приобщился к занятию и Карлсен. Потребовалось жесткое усиление внимания. Он простоял минут пять, цепко следя, как стрелка медленно, но уловимо ползет по циферблату, и в душе при этом разлилось ощущение радостной силы. - А как декс узнает, что ученик отвлекся? - А-а, так он же чувствителен к мозговым ритмам. Внутри чутко смекнула Фарра Крайски: "Вот видишь, укус он все же мог наслать". Карлсен ее проигнорировал. Пошли дальше. Впечатляла сама тишина. Школа явно полна была учеников, а между тем ощущение такое, что в здании пусто. Еще удивительней было, когда зашли в помещение, напоминающее спортивный зал с гимнастическими снарядами. Здесь полузастыв стояли лицом друг к другу с десяток юношей. У каждого в руках была длинная палка, которой он орудовал как бы в замедленном темпе. Перед группой стоял дюжий уббо-саттла, следя за происходящим с безраздельным вниманием. Ученики с напряженной сосредоточенностью скрещивали палки, разводили их и выполняли замысловатые, медлительно-грациозные движения. Время от времени наставник вмешивался: ступая вперед, разводил какую-нибудь пару, одному из единоборцев при этом легонько поддавая коротким прутом. Выбывающий пристыженно склонял голову и дожидался, пока его не вернут в замедленный поединок вслед за очередным проштрафившимся. Ясно было, что юноши налегают с недюжинной силой, причем цель - направить ее так, чтобы соперник потерял контроль. Чем-то походило на борьбу сумо, с той разницей, что невозможно было различить, где конкретно один из бойцов добивается перевеса, а другой теряет. Впечатляло то, что хотя они с гребисом стояли на виду, ни учитель, ни ученики на них даже не повернулись, будто их и нет. Спустя минуту Клубин тронул Карлсена за локоть, и они пошли дальше. - Теперь вы, думаю, понимаете, когда я говорю, что суть эволюции - в контроле? - Да, понимаю, - кивнул Карлсен. - А ведь это всего-навсего второклассники, достигшие лишь первой степени сфокусированного внимания. - Просто невероятно. Стыдновато даже быть землянином. Гребис, впрочем, не спешил воспользоваться превосходством, не допустив и улыбки. В конце коридора была лестница. Спускаясь, Карлсен лишний раз обратил внимание, что подобно зданиям в Гавунде, ступени, и те были в ребре округлены. А их несколько больший в сравнении с земным размер, заставлял ступать с некоторой осторожностью. - Почему у вас в Гавунде нет четко прямых углов? - Мы их находим эстетически неприглядными. От них веет какой-то леностью. Кривые требуют от строителя большего тщания. - Да ведь нос на такой лестнице расквасить можно! - В том-то и дело, - кивнул Клубин со смешком. На Земле эволюция ползет кое-как, потому что вы недопустимо обленились. Человек тогда лишь и проявляет себя, когда приходится одолевать трудности. А как только они позади, так подсознание снова впадает в спячку. Еще с тысячу лет, и из-за дутого своего преуспеяния вы деградируте как струбециты. А у нас даже вон лестницы такие, чтобы внимание не ослабевало. Карлсен подождал, как отреагирует да это Фарра Крайски: молчок. Неудивительно. Логика неоспоримая: он даже сам что-то похожее написал у себя