стесняясь, выкрикивал во весь голос обвинения и угрозы. Второй, правда, старался его успокоить, но все его попытки терпели неудачу, так как уговаривал он слишком робко и явно чего-то боялся. Впрочем, вполне возможно, что никто бы ничего и не понял из этого бурного разговора, так как он велся на турецком языке, малознакомом уроженцам Запада. Время от времени примешивались и французские выражения, доказывавшие, что собеседники при желании могли бы объясняться и на этом благородном языке. В камине полыхал яркий огонь, и лампа, стоявшая на круглом столике, освещала бумаги, наполовину прикрытые старым, порыжевшим от времени портфелем. Один из ссорящихся был Бен-Омар. Совершенно уничтоженный, подавленный, он не отводил полузакрытых глаз от огня, страшась взглянуть своему собеседнику в глаза, сверкавшие еще ярче, чем пламя в камине. Это и был тот самый иноземец со свирепой физиономией, которому нотариус подал незаметный знак во время разговора с дядюшкой Антифером на набережной. И этот человек в двадцатый раз повторял: - Значит, ты ничего не добился? - Да, ваша милость, и аллах тому свидетель... - Какой мне прок от свидетельства аллаха! Я говорю о деле!.. Значит, ты ничего не добился? - К величайшему сожалению. - Чтоб его черти взяли, этого малуинца! (Эти слова были сказаны по-французски.) Так он отказался отдать тебе письмо? - Отказался! - А продать? - Продать? Согласился... - И ты, болван, не купил его? Ты не взял его? Посмел явиться сюда без письма?.. - А знаете ли вы, ваша милость, сколько он за него запросил? - Какое это имеет значение? - Пятьдесят миллионов франков! - Пятьдесят миллионов?! И проклятия посыпались из уст египтянина, как ядра с фрегата, открывшего огонь одновременно с бакборта и со штирборта. И, как бы вновь перезарядив свои пушки, он продолжал пальбу: - Так теперь ясно тебе, болван, что этот моряк прекрасно знает, как важно для него это дело?.. - По-видимому, он догадывается. - Ох, чтоб Магомет его задушил!.. И тебя вместе с ним! - вскричал в диком раздражении египтянин, меряя комнату быстрыми шагами. - А еще лучше, я сделаю это сам, по крайней мере в отношении тебя; ты ответишь за все несчастья, которые еще предстоят... - Но ведь это не моя вина, ваша милость... Я не был посвящен в тайны Камильк-паши... - Ты должен был их знать! Ты должен был вырвать их у него, когда он был жив!.. Ведь ты был его нотариусом!.. И снова посыпались проклятия, как пушечные ядра с обоих бортов фрегата. Этот ужасный человек был не кто иной, как Саук, сын Мурада, двоюродного брата Камильк-паши. Ему исполнилось тридцать три года. После смерти отца он остался единственным наследником своего богатого родственника и мог бы получить огромное богатство, если бы оно не было увезено и спрятано от его алчности - читатель уже знает, по какой причине и при каких обстоятельствах. Сейчас мы расскажем вкратце о событиях, случившихся после того, как Камильк-паша покинул Алеппо и увез свои сокровища, чтобы укрыть их в недрах какого-нибудь неизвестного острова. В октябре 1831 года Ибрагим-паша во главе флотилии из двадцати двух кораблей, с тридцатью тысячами человек взял Газу, Яффу и Хайфу, а 27 марта 1832 года в его руках очутилась и крепость Акка. Казалось, что эти территории Палестины и Сирии будут окончательно отторгнуты от Блистательной Порты, но вмешательство европейских держав остановило сына Мухаммеда-Али на пути завоеваний. В 1833 году обоим противникам - султану и вице-королю - было навязано соглашение в Кютахье, и все осталось по-старому [соглашение, заключенное в мае 1833 года в городе Кютахья, предусматривало, что Мухаммед-Али сохранит в своем управлении Египет, Сирию с Палестиной и Киликию; за это Мухаммед-Али обязался вывести войска из Анатолии и формально признать свою зависимость от султана]. В это смутное время Камильк-паша, к счастью для него, скрыв свои богатства в безопасном месте, помеченном двойным "К", продолжал свои путешествия. Где скитался он на своей шхуне-бриге, находившейся под командой капитана Зо? В какие воды, в какие моря - близкие "ли далекие, - в какие части света заходила она? Заплывала ли она в далекие воды Азии или огибала Европу?.. Кроме капитана Зо и самого Камильк-паши, ни один человек не ответил бы на эти вопросы, ибо, как мы знаем, никто из экипажа не попадал на берег и ни одному матросу не было известно, в какие страны Запада или Востока, Юга или Севера заносила их фантазия хозяина. Но после всех этих бесконечных скитаний Камильк-паша имел неосторожность вернуться к портам Леванта. Соглашение в Кютахье положило предел честолюбивым мечтам Ибрагима, и северная часть Сирии вновь подчинилась султану. Поэтому Камильк-паша был уверен, что его возвращение в Алеппо не грозит ему никакой опасностью. Но, к несчастью, в середине 1834 года его судно было загнано бурей к берегам Акки. Флот Ибрагима, всегда готовый к наступлению, крейсировал у побережья, а на борту одного из фрегатов находился не кто иной, как Мурад, к тому же еще облеченный Мухаммедом-Али официальной властью. На шхуне-бриге развевался оттоманский флаг. Знал ли Мурад, что это судно принадлежит Камильк-паше?.. Неизвестно. Так или иначе, шхуну начали преследовать, догнали, взяли на абордаж и, несмотря на мужественное сопротивление, перебили всех матросов, захватили в плен владельца и капитана и затем уничтожили корабль. Мурад сразу же опознал Камильк-пашу, и это означало, что свобода его была потеряна навсегда. Спустя несколько недель капитан Зо и Камильк-паша были тайно увезены в Каир и заключены в крепость. Впрочем, если бы Камильк-паша вновь поселился в своем доме в Алеппо, он не чувствовал бы себя в безопасности, на которую рассчитывал. Сирия, подвластная египетскому правительству, находилась под ужасным гнетом. Так продолжалось до 1839 года; жестокость и насилия, чинимые приспешниками Ибрагима, заставили султана взять обратно все свои обещания и уступки, на которые раньше он должен был поневоле согласиться. Отсюда новый поход Мухаммеда-Али, войска которого одержали победу у Низиба в северной Сирии. Отсюда же страх Махмуда перед угрозой нападения на самую столицу Европейской Турции и отсюда, наконец, вмешательство - с согласия Блистательной Порты-Англии, Австрии и Пруссии в ближневосточные дела. Победитель остановился. Ему было гарантировано наследственное владение Египтом, пожизненное правление Сирией, от Красного моря до Северной части Тивериадского озера и от Средиземного моря до Иордана, иначе говоря - всей Палестиной по эту сторону реки. Но вице-король, опьяненный победами, убежденный в непобедимости своих солдат, а может быть, подстрекаемый французской дипломатией, находившейся под влиянием Тьера [Тьер Адольф (1797-1877) - французский государственный деятель, проводивший реакционную политику; историк], отказался от предложения союзных держав. Тогда союзный флот открыл военные действия. Знаменитый командор [командир эскадры, не имеющий адмиральского чина] Непир [Непир Чарлз Джеймс (1786-1860) - британский адмирал, участвовал в войнах против Наполеона] овладел Бейрутом в сентябре 1840 года, несмотря на мужественную оборону полковника Сельва, получившего впоследствии титул Солеймана-паши. Сидон сдался двадцать пятого числа того же месяца. Акка тоже капитулировала после бомбардировки и сильнейшего взрыва расположенных на ее территории пороховых погребов. Мухаммед-Али должен был сложить оружие. Он приказал своему сыну Ибрагиму вернуться в Египет, и вся Сирия снова была возвращена под власть султана Махмуда. Как видно, Камильк-паша слишком поторопился в любимую страну, где надеялся спокойно провести остаток своей тревожной жизни. Он рассчитывал доставить туда и свои сокровища, выделив часть из них для уплаты долгов людям, которым был обязан своей благодарностью и которые, наверное, успели забыть об услугах, когда-то оказанных египетскому богачу... И вот вместо Алеппо он попал в Каир и очутился в тюрьме, во власти безжалостных врагов! Камильк-паша понял, что он погиб. Мысль вернуть свободу ценою своих сокровищ ему даже не приходила в голову; или, вернее, он обладал такой нечеловеческой выдержкой, такой силой воли, что, твердо решив ничего не уступать из своего богатства ни вице-королю, ни Мураду, упорно молчал, как только может молчать турок-фаталист. Разумеется, нелегко ему дались эти годы, проведенные в каирской тюрьме: запертый в одиночной камере, он был разлучен даже с капитаном Зо, в молчании которого ни на минуту не усомнился. Только через восемь лет, а именно в 1842 году, благодаря услужливости тюремного сторожа ему удалось послать несколько писем разным лицам, должником которых он себя считал, и одно из них - Томасу Антиферу в Сен-Мало. Таким же путем попал в руки Бен-Омара, нотариуса в Александрии, и пакет с духовным завещанием его бывшего клиента. Спустя три года капитан Зо умер, и Камильк-паша остался единственным человеком, кому было известно местоположение острова сокровищ. Здоровье его заметно слабело. В суровых тюремных условиях он медленно угасал, запертый в четырех стенах каземата. В конце концов Камильк-паша умер в 1852 году, семидесяти двух лет от роду, всеми забытый, после восемнадцатилетнего заключения, не выдав своей тайны, несмотря ни на какие угрозы и муки. В следующем году последовал за ним в могилу его бесчестный двоюродный брат, которому так и не удалось насладиться огромным богатством; ради этих сокровищ он не остановился в своей алчности даже перед преступлением. Мурад оставил сына, Саука, унаследовавшего все дурные наклонности своего отца. Хотя в то время ему было не больше двадцати трех лет, он уже и тогда вел дикую и беспутную жизнь, будучи своим человеком в кругу политических проходимцев и бандитов, которыми в те годы кишел Египет. Единственный наследник Камильк-паши, он мог бы неслыханно разбогатеть, если бы сокровища от него не ускользнули. Можно себе представить безумную ярость Саука, когда со смертью Камильк-паши исчез единственный, как он думал, человек, хранивший тайну этого громадного состояния. Прошло десять лет. Саук уже свыкся с мыслью, что он никогда не узнает местонахождения клада. Нетрудно догадаться, как его оглушила свалившаяся словно с неба новость, которая вторглась в его беспорядочную жизнь и повлекла за собой множество приключений! В первых числах января 1862 года Саук получил письмо, приглашавшее его немедленно явиться в контору нотариуса Бен-Омара по весьма важному делу. Саук знал этого нотариуса, жалкого труса, на которого не мог не произвести впечатления крутой и деспотический характер нового клиента. Саук отправился в Александрию и спросил Бен-Омара очень грубым тоном, на каком основании тот осмелился его побеспокоить и вызвать в свою контору. Бен-Омар принял свирепого Саука с рабской почтительностью, зная, что он способен на все и не остановится даже перед убийством. Он извинился, что потревожил такого занятого человека, и вкрадчиво сказал: - Я имею честь разговаривать с единственным наследником Камильк-паши? - Ну конечно, с единственным! - ответил Саук. - Ведь я сын Мурада, который приходился ему двоюродным братом. - А уверены ли вы, что нет никакого другого родственника, обладающего такими же правами? - Уверен! У Камильк-паши не было другого наследника, кроме меня. Только где же наследство? - Вот оно... в распоряжении вашей милости! Саук схватил запечатанный конверт, поданный ему нотариусом. - Что в этом конверте? - спросил он. - Завещание Камильк-паши. - А как оно попало в твои руки? - Он мне прислал его из Каира через несколько лет после того, как был заточен в крепости. - Когда же это было?.. - Двадцать лет назад. - Двадцать лет! - воскликнул Саук. - Ведь прошло десять лет с тех пор, как он умер... И ты все ждал... - Прочтите, ваша милость... Саук прочел надпись на конверте. Она гласила, что завещание может быть вскрыто только спустя десять лет после смерти завещателя. - Камильк-паша умер в 1852 году, - сказал нотариус, - сейчас 1862 год, вот почему я и осмелился пригласить вашу милость... - Проклятый законник! - вспыхнув, закричал Саук. - Уже десять лет, как я должен был вступить во владение... - Если вы то лицо, которое Камильк-паша назначил своим наследником, - добавил нотариус. - Если я то лицо?.. А кто же еще может быть? И он хотел сломать печать на конверте, но Бен-Омар остановил его: - Ваша милость, погодите! В ваших же интересах, чтобы все было сделано по закону и в присутствии свидетелей... Открыв дверь, Бен-Омар представил ему двух живших по соседству негоциантов, которых он заблаговременно попросил присутствовать при этой церемонии. Почтенные сограждане засвидетельствовали, что конверт был не тронут, после чего его вскрыли. Завещание было написано по-французски и заключало тридцать строк следующего содержания: "Я назначаю моим душеприказчиком Бен-Омара, нотариуса из Александрии, в пользу которого завещаю один процент с моего состояния, заключающегося в золоте, алмазах и драгоценных камнях, общая сумма которого оценивается в сто миллионов франков. В сентябре, 1831 года три бочонка, содержащие эти сокровища, были зарыты в яме на южной оконечности одного островка. Местоположение этого островка легко установить, присоединив к 54o57' долготы к востоку от парижского меридиана широту, обозначенную в письме, тайно посланном в 1842 году Томасу Антиферу из Сен-Мало во Франции. Бен-Омар должен будет лично отвезти эту долготу вышеназванному Томасу Антиферу, а в случае смерти последнего передать сведения его ближайшему наследнику. Кроме того, Бен-Омару вменяется в обязанность сопровождать упомянутого наследника во время поисков, которые должны привести к открытию клада, зарытого у подножия скалы, помеченной двойным "К" - первой и последней буквами моего имени. Таким образом, исключив из завещания моего недостойного двоюродного брата Мурада и столь же недостойного сына его Саука, пусть Бен-Омар потрудится вступить в деловые отношения с Томасом Антифером или его прямым наследником, исходя из формальных указаний, которые будут получены в результате произведенных розысков. Такова моя воля, и я требую, чтобы она была исполнена неукоснительно. Написано собственноручно 9 февраля 1842 года в Каире, в тюрьме. Камильк-паша". Бесполезно описывать впечатление, произведенное на Саука этим странным завещанием, а также приятное удивление Бен-Омара по поводу обещанной комиссии в один процент или, иначе говоря, целого миллиона, который должен был достаться ему после открытия клада. Но прежде всего эти сокровища нужно найти, а для этого необходимо определить местоположение острова, сопоставив долготу, указанную в завещании, с широтой, известной только Томасу Антиферу! У Саука тотчас же созрел план действий, а Бен-Омар, под страхом ужасных угроз, вынужден был сделаться его сообщником. Им удалось узнать, что Томас Антифер умер в 1854 году, оставив единственного сына. Теперь оставалось одно: отправиться к этому сыну, Пьеру-Сервану-Мало, ловко выманить у него секрет географической широты, сообщенной его отцу, и завладеть огромным состоянием, один процент с которого предназначался Бен-Омару. Саук и нотариус не теряли ни одного дня. Выехав пароходом из Александрии, сойдя на берег в Марселе, пересев в парижский экспресс, а затем на поезд, направлявшийся в Бретань, они быстро попали в Сен-Мало. Ни Саук, ни Бен-Омар не сомневались, что выманят у малуинца письмо, истинная ценность которого ему, скорее всего, была неизвестна. В крайнем случае они купят у него этот документ! Читатель уже знает, что эта попытка потерпела неудачу. Поэтому нечего удивляться раздраженному состоянию Саука и тому, что, осыпая Бен-Омара градом резких и несправедливых упреков, он стремился свалить на него всю вину. Отсюда и бурная (к счастью, никем не услышанная) сцена в номере отеля, - несчастный нотариус даже не надеялся выйти живым из этой комнаты. - Да, - повторял Саук, - виною всему твоя глупость! Ты не умеешь вести дела!.. Ты дал себя провести простому матросу! Он обошел тебя, нотариуса!.. Но помни, что я сказал: горе тебе, если миллионы Камильк-паши ускользнут от меня! - Клянусь, ваша милость!.. - А я клянусь, что, если не достигну поставленной цели, ты поплатишься своей шкурой! Бен-Омар хорошо знал, что клятва Саука - не пустая угроза. - Может быть, вы думаете, ваша милость, - сказал он, стараясь смягчить гнев Саука, - что этот матрос простой глупец, вроде тех несчастных феллахов, которых так легко напугать и обвести вокруг пальца? - Мне это безразлично! - Нет, это человек сильный, страшный... Он знать ничего не хочет! Он мог бы добавить: "человек вроде вас", но, по понятным соображениям, не решился высказать это вслух. - Я думаю, - продолжал он, - что придется покориться необходимости... - Он не осмелился закончить свою мысль. - Покориться! - вскричал Саук и так сильно хватил по столу кулаком, что лампа подскочила и стеклянный колпак разбился. - Покориться? Отказаться от ста миллионов?! - Нет... нет... ваша светлость! - поспешил ответить Бен-Омар. - Покориться... и сообщить бретонцу долготу, как сказано в завещании. - Чтобы он воспользовался ею, болван? Чтобы он вырыл миллионы?! Ярость - плохой советчик. И Саук, которого природа не обделила ни умом, ни изворотливостью, тоже наконец понял это. Он успокоился насколько мог и стал обдумывать предложение Бен-Омара, отнюдь не лишенное здравого смысла. Составив представление о характере малуинца, Саук понял, что простой хитростью от него ничего не добьешься и действовать надо более искусно. А потому с помощью Бен-Омара, который не мог уже отказаться от роли сообщника, он выработал такой план действий: пойти на следующий день к Антиферу, открыть ему долготу острова, как того требовало завещание, и, в свою очередь, узнать широту. Выяснив координаты, Саук сделает все, чтобы опередить законного наследника и завладеть всем состоянием. Если же это не удастся, он найдет способ сопровождать Антифера во время поисков клада и попытается присвоить сокровища. Если островок, что вполне допустимо, лежит в стороне от морских путей, то у этого плана были шансы на успех и дело могло кончиться в пользу Саука. Когда было принято окончательное решение, Саук предупредил нотариуса: - Я рассчитываю на тебя, Бен-Омар, и советую тебе со мной не хитрить, иначе... - Ваша милость, вы можете быть уверены... Но вы обещаете мне, что я получу законный процент?.. - Да, по завещанию ты должен его получить... но при условии, что ты ни на минуту не оставишь Антифера во время его путешествия! - Конечно, я его не оставлю! - И я тоже... я буду тебя сопровождать... - В качестве кого?.. Под каким именем? - В качестве главного клерка нотариуса Бен-Омара, под именем Назима. - Вы?! И в этом "вы", произнесенном тоном отчаяния, выразился весь ужас перед предстоящими насилиями и оскорблениями, о которых несчастный Бен-Омар не мог подумать без содрогания. ГЛАВА ВОСЬМАЯ, в которой разыгрывается квартет без музыки с участием Жильдаса Трегомена Вернувшись домой, дядюшка Антифер вошел в столовую, сел в углу у камина и протянул к огню озябшие ноги, не вымолвив при этом ни слова. У окна беседовали Эногат и Жюэль - он даже не заметил их присутствия. Нанон готовила в кухне ужин - он даже не спросил ее, как обычно, не меньше десяти раз: "Когда же будет готово?" Пьер-Серван-Мало углубился в размышления... Конечно, не стоит рассказывать сестре, племяннику и племяннице о том, что произошло при встрече с Бен-Омаром, нотариусом Камильк-паши... За ужином дядюшка Антифер, всегда такой разговорчивый, был нем, как стена; Он даже не повторял по два раза каждое блюдо и только за десертом машинально проглотил несколько дюжин устриц, извлекая их из зеленоватой раковины при помощи длинной булавки с медной головкой. Несколько раз Жюэль обращался к нему с вопросами, но не получал ответа. Эногат тщетно пыталась узнать, что случилось: он как будто даже не слышал ее. - Скажи, братец, что с тобой?.. - спросила Нанон в тот момент, когда, встав из-за стола, он направился в свою комнату. - Должно быть, у меня прорезывается зуб мудрости! - ответил он. И каждый подумал про себя, что мудрость никогда не повредит, хотя бы и на старости лет... Затем, даже не закурив своей любимой трубки, что с особым удовольствием он всегда проделывал по утрам и вечерам, Антифер поднялся по лестнице и исчез, не пожелав никому "доброй ночи". - Дядюшка чем-то очень встревожен! - заметила Эногат. - Нет ли у него каких-нибудь новостей? - прошептала Нанон, убирая со стола. - Не пойти ли за Трегоменом? - предложил Жюэль. Действительно, с той поры, как дядюшка Антифер стал с особым нетерпением ожидать вестника Камильк-паши, он ни разу не испытывал такого мучительного беспокойства - оно буквально терзало, пожирало его... А что, если он провел разговор с Бен-Омаром недостаточно дипломатично? А не напрасно ли ом держал себя с ним так сурово? А следовало ли давать ему столь решительный отпор? Не умнее ли было бы проявить больше уступчивости, обстоятельно поговорить по существу дела и в конце концов прийти к какому-то соглашению? Благоразумно ли было называть его мошенником, негодяем, крокодилом и давать другие обидные прозвища? Не лучше ли было, скрыв свою заинтересованность, вступить с ним в переговоры, по возможности затянуть их, сделать вид, что согласен продать письмо, притвориться, будто не знаешь его ценности, и уж, во всяком случае, не требовать за него в порыве гнева пятидесяти миллионов! Конечно, оно стоит этих денег! Но действовать надо было хитрее, осторожнее. А что, если нотариус, с которым он так нелюбезно обошелся, не захочет подвергнуться еще раз подобному приему? А что, если он сложит свои чемоданы, покинет Сен-Мало и возвратится в Александрию, оставив вопрос нерешенным? Что же тогда будет делать дядюшка Антифер? Побежит за своей долготой в Египет?.. А потому, прежде чем улечься спать, он дал себе несколько хороших тумаков. Всю ночь он не сомкнул глаз, а к утру принял твердое решение "перейти на другой галс" - отправиться на поиски Бен-Омара, загладить несколькими добрыми словечками все грубости, которые он наговорил ему сгоряча накануне, вступить с нотариусом в переговоры и даже согласиться на некоторые уступки. Около восьми утра, когда Антифер, одеваясь, раздумывал обо всем этом, Жильдас Трегомен тихонько постучал к нему в дверь. Нанон послала за ним, и этот замечательный человек тотчас же прибежал. Как всегда, он готов был принять на себя гнев сварливого соседа. - Что тебя принесло, лодочник? - Прилив, старина, - ответил Жильдас Трегомен, надеясь, что это морское словечко заставит собеседника улыбнуться. - Прилив?.. - суровым тоном повторил дядюшка Антифер. - Ну, а меня унесет отсюда отлив, и очень скоро! - Ты уходишь? - Да, с твоего разрешения или без него. - Куда ты идешь? - Куда мне нужно. - Каждый идет, куда ему нужно. И ты не скажешь мне, что ты собираешься делать?.. - Попробую исправить одну глупость... - Или усугубить ее? Это замечание, хотя и выраженное в такой неопределенной форме, не на шутку встревожило дядюшку Антифера, и он решил ввести своего друга в курс дела. Продолжая одеваться, он рассказал ему о своей встрече с Бен-Омаром, о попытках нотариуса выманить у него широту и о своем предположении, безусловно фантастическом - он это сам понимает! - продать письмо Камильк-паши за пятьдесят миллионов. - Он должен был поторговаться с тобой, - заметил Жильдас Трегомен. - Он не успел, потому что я сейчас же ушел и, конечно, поступил опрометчиво! - И я так думаю. Значит, этот нотариус явился в Сен-Мало лишь за тем, чтобы выманить у тебя письмо? - Только для этого! Вместо того чтобы передать мне то, что ему было поручено! Ведь Бен-Омар и есть тот самый посланец Камильк-паши, которого я дожидаюсь уже двадцать лет... - Вот как! Значит, это действительно серьезное дело? - вырвалось у Жильдаса Трегомена. В ответ на это замечание Пьер-Серван-Мало бросил на приятеля такой страшный взгляд, отпустил ему такой презрительный эпитет, что Жильдас Трегомен в смущении опустил голову, сложил руки на своем огромном животе и начал вертеть большими пальцами. Через минуту дядюшка Антифер был готов и взялся уже за шляпу, как дверь его комнаты снова открылась. Вошла Нанон. - Что еще? - спросил брат. - Там внизу какой-то иностранец... Он желает говорить с тобой. - А кто он? - Вот посмотри... И Нанон подала ему визитную карточку, на которой значилось: "Бен-Омар, нотариус. Александрия". - Он! - закричал дядюшка Антифер. - Кто?.. - спросил Жильдас Трегомен. - Омар, о котором я тебе говорил! Вот это лучше! Это добрый знак, хорошо, что он вернулся!.. Нанон, пригласи его подняться ко мне! - Но он не один!.. Он не один?.. - воскликнул дядюшка Антифер. - Кто же с ним?.. - Другой человек, помоложе... тоже неизвестный и, как видно, тоже иностранец. - Ага! Значит, они вдвоем?.. Хорошо, и нас будет двое!.. Оставайся здесь, лодочник! - Как... ты хочешь... Повелительным жестом дядюшка Антифер пригвоздил к месту своего почтенного соседа и другим жестом приказал Нанон ввести посетителей. Не прошло и минуты, как гости вошли в комнату, и дядюшка плотно прикрыл за ними дверь. Если тайна этого разговора вырвалась наружу, то не иначе, как через замочную скважину. - А! Это вы, господин Бен-Омар? - произнес Антифер таким развязным и высокомерным тоном, каким он, конечно, не рискнул бы заговорить, если бы сам сделал первый шаг и явился к нотариусу в гостиницу "Унион". - Я самый, господин Антифер. - А ваш спутник?.. - Это мой главный клерк. Дядюшка Антифер и Саук, представленный ему под именем Назима, равнодушно оглядели друг друга. - Ваш клерк посвящен в это дело? - спросил малуинец. - Посвящен, и его присутствие мне необходимо. - Хорошо. Итак, господин Бен-Омар, разрешите поинтересоваться, что заставило вас оказать мне такую честь? - Желание еще раз побеседовать с вами, господин Антифер... конфиденциально, - добавил он, бросив косой взгляд на Жильдаса Трегомена, большие пальцы которого продолжали безмятежно крутиться на толстом животе. - Жильдас Трегомен мой друг - бывший владелец грузового судна "Прекрасная Амелия". Он тоже в курсе дела, и его присутствие не менее необходимо, чем присутствие вашего клерка Назима... Трегомен был противопоставлен Сауку. Бен-Омару нечего было возразить. Все четверо уселись вокруг стола, а нотариус положил перед собой портфель. Воцарилось напряженное молчание. Все ждали, кто первый его прервет. Нарушил тишину дядюшка Антифер. - Надеюсь, ваш клерк говорит по-французски? - обратился он к Бен-Омару. - Нет, - ответил нотариус. - По крайней мере понимает?.. - Ни слова. Так было условлено между Сауком и Бен-Омаром. Они надеялись, что малуинец, думая, что мнимый Назим не понимает его, проговорится и это можно будет использовать. - Тогда перейдем к делу, господин Бен-Омар, - небрежно сказал дядюшка Антифер. - Не угодно ли вам вернуться к вопросу, на котором мы вчера прервали нашу беседу? - Разумеется. - Значит, вы мне принесли пятьдесят миллионов? - Давайте говорить серьезно, господин... - Да, давайте говорить серьезно, господин Бен-Омар! Мой друг Трегомен не из тех людей, которые станут терять время на бесполезные шутки. Не так ли, Трегомен? Никогда еще Жильдас Трегомен не казался таким важным и серьезным! А когда он прикрыл нос складками своего флага - мы говорим о его носовом платке, - никогда еще он не извлекал раскатов более величественных. - Господин Бен-Омар, - продолжал дядюшка, стараясь говорить холодно и сухо, что совершенно не соответствовало его темпераменту, - я боюсь, что между нами существует какое-то недоразумение... Необходимо его рассеять, иначе мы никогда не договоримся... Вы знаете, кто я, и я знаю, кто вы. - Нотариус... - Да, нотариус и в то же время посланец покойного Камильк-паши, посланец, которого семья моя ждет уже двадцать лет. - Извините меня, господин Антифер, но, даже если допустить, что это так, я не имел права явиться раньше. - Почему? - Потому что только две недели назад, когда было вскрыто завещание, я узнал, при каких обстоятельствах ваш отец получил письмо. - А! Письмо, подписанное двойным "К"?.. Мы еще к этому вернемся, господин Бен-Омар. - Конечно. И, когда я отправился в Сен-Мало, моим единственным желанием было узнать о наличии письма... - В этом только и заключалась цель вашего путешествия? - Только в этом. Пока собеседники обменивались вопросами и ответами, Саук сидел с самым невозмутимым видом, как человек, не понимающий ни слова из того, о чем идет речь. Он так естественно играл свою роль, что Жильдас Трегомен, исподтишка наблюдавший за ним, не заподозрил никакой фальши. - Так вот, господин Бен-Омар, - заговорил Пьер-Серван-Мало, - я испытываю к вам глубокое уважение и, как вы знаете, не позволю себе сказать по вашему адресу ни одного оскорбительного слова... Дядюшка Антифер, который накануне обозвал нотариуса мошенником, негодяем, мумией и крокодилом, произнес последнюю фразу с поразительным апломбом. - ...и все же, - добавил он, - я не могу не сказать, что вы лжете... - Господин!.. - Да, лжете, как судовой буфетчик, когда говорите, что приехали с одной целью: узнать о моем письме. - Я клянусь вам! - воздев руки, сказал нотариус. - Долой клешни, старый Омар! - закричал дядюшка Антифер, вспылив, несмотря на свои благие намерения. - Я отлично знаю, зачем вы явились! - Поверьте... - И знаю, кто вас прислал. - Никто, я вас уверяю... - Вы приехали по поручению покойного Камильк-паши... - Он умер десять лет назад! - Неважно! Вы сидите сегодня здесь, у Пьера-Сервана-Мало, сына Томаса Антифера, только потому, что такова была последняя воля Камильк-паши! Вам было поручено сообщить сыну Томаса Антифера некоторые цифры, а вовсе не расспрашивать о письме! Вы слышите - цифры! - Цифры?.. - Да... долготу, необходимую мне в дополнение к широте, присланной Камильк-пашой двадцать лет назад на имя моего отца! - Хорошо сказано! - спокойно произнес Жильдас Трегомен, взмахнув своим платком, словно сигнализируя с моря береговым семафорам. Между тем мнимый клерк сохранял прежнюю невозмутимость, хотя теперь уже не оставалось никаких сомнений, что дядюшка Антифер великолепно разбирается в сути вещей. - А вы, господин Бен-Омар, - загремел дядюшка Антифер, - вы хотели поменяться ролями - вы хотели украсть у меня мою широту!.. - Украсть? - Да! Украсть! И присвоить себе то, что принадлежит одному мне! - Господин Антифер, - возразил Бен-Омар, приведенный в полное замешательство столь энергичным натиском, - поверьте... как только я получил бы от вас это письмо... я тотчас же сообщил бы вам цифры... - Ага! Значит, вы признаете, что они у вас?.. Нотариус был приперт к стене. Как ни был он изобретателен по части различных уверток и уловок, сейчас он почувствовал себя зажатым в тиски, понял, что надо сдаваться, ибо уже наступил момент, когда не оставалось ничего иного. Такую возможность они предусмотрели накануне с Сауком, а потому, когда дядюшка Антифер крикнул нотариусу: "Довольно! Играйте в открытую, господин Бен-Омар! Хватит вилять и лавировать, пора пришвартовываться!" - Бен-Омар покорно произнес: "Хорошо!" И, открыв портфель, вытащил пергамент, испещренный крупными буквами. Это было завещание Камильк-паши, написанное, как мы уже знаем, на французском языке. Дядюшка Антифер впился в документ. Прочитав завещание громким голосом от начала и до конца, чтобы Жильдас Трегомен не проронил ни слова, дядюшка Антифер вынул из кармана записную книжку и прежде всего записал долготу острова - те самые четыре цифры, за каждую из которых он отдал бы, не задумываясь, по пальцу правой руки. Потом, словно почувствовав себя опять капитаном, определяющим широту местности, он закричал: - Внимание, лодочник! - Есть внимание! - ответил Жильдас Трегомен, также вынув записную книжку из недр своей широчайшей куртки. - Бери на прикол! Нечего и говорить, что эта драгоценная долгота - 54o57' к востоку от парижского меридиана - была "приколота" с исключительной добросовестностью. Пергамент был возвращен нотариусу; тот снова спрятал его в портфель и передал мнимому главному клерку Назиму. Разговор дошел до самой решительной стадии; теперь уже дело касалось непосредственных интересов Бен-Омара и Саука. Дядюшке Антиферу, знающему меридиан и параллель острова, оставалось только скрестить эти две линии на карте, чтобы определить положение острова на точке их пересечения. Именно этим он и хотел заняться без промедления. Что ж! Вполне законное желание! Он поднялся и, слегка поклонившись, сделал совершенно недвусмысленный жест, указывающий гостям на выход. Без сомнения, Бен-Омару и Сауку дали понять, что их присутствие больше нежелательно. Трегомен, улыбаясь, следил за этой немой сценой, которую превосходно разыграл его друг. Тем не менее ни нотариус, ни Назим и не думали подниматься с места. Хозяин дома хотел выставить их из комнаты, но они или не понимали этого, или делали вид, что не понимают. Растерявшийся нотариус читал в суровом взгляде Саука приказание задать Антиферу еще один вопрос. Не смея ослушаться приказа, Бен-Омар сказал: - Теперь, когда я выполнил поручение, возложенное на меня завещанием Камильк-паши... - ...нам остается только вежливо проститься друг с другом, - закончил его фразу Пьер-Серван-Мало, - и, так как первый поезд отходит в десять тридцать семь... - В десять двадцать три со вчерашнего дня, - поправил Жильдас Трегомен. - Ты прав, в десять часов двадцать три минуты, и я не хотел бы, дорогой господин Бен-Омар, подвергать вас, равно как и вашего почтенного клерка Назима, опасности пропустить курьерский поезд... Саук нетерпеливо отбивал такт ногой и посматривал на свои часы. Можно было подумать, будто он действительно беспокоится, как бы не опоздать на поезд. - Если вам еще нужно сдать багаж, - продолжал дядюшка Антифер, - на это тоже уйдет порядочно времени... - К тому же, - добавил Жильдас Трегомен, - на вокзале такая толчея... Наконец к Бен-Омару вернулся дар слова. Слегка приподнявшись и потупив глаза, он произнес: - Простите, но мне кажется, что мы еще не совсем договорились... - Напротив, господин Бен-Омар, напротив! Мне, например, больше не о чем вас спрашивать. - Нет, остался еще один вопрос, и я должен предложить его вам, господин Антифер... - Меня это очень удивляет, господин Бен-Омар, но, в конце концов... раз вы так хотите... прошу вас... - Я вам сообщил долготу, указанную в завещании Камильк-паши... - Точно так! И мой друг Трегомен и я - мы оба занесли ее в наши книжки. - Теперь вам остается сообщить мне широту, которая указана в письме... - В письме, адресованном моему отцу?.. - Именно в нем... - Простите, господин Бен-Омар! - нахмурив брови, возразил дядюшка Антифер. - Вам было поручено доставить мне долготу?.. - Да, и это поручение я выполнил... - ...так же охотно, как и усердно, могу подтвердить. Что же касается меня, то ни в завещании, ни в письме меня не уполномочивали показывать кому бы то ни было цифры широты, сообщенные моему отцу! - Однако... - Однако, если у вас есть какое-нибудь указание по этому поводу, давайте обсудим его... - Мне кажется... - возразил нотариус, - между людьми, уважающими друг друга... - Вам напрасно это кажется, господин Бен-Омар. Ни о каком уважении между нами не может быть и речи. По-видимому, нервное возбуждение, охватившее дядюшку Антифера, неминуемо должно было перейти в гнев. Во избежание бури Жильдас Трегомен поспешил открыть дверь, дабы облегчить неловкое положение посетителей. Но Саук словно прирос к стулу. Впрочем, ему, как подчиненному и иноземцу, не понимающему по-французски, и нельзя было сдвинуться с места, по крайней мере, пока не прикажет ему мнимый хозяин. Бен-Омар встал, потер себе лоб, поправил очки на носу и тоном человека, покорившегося обстоятельствам, произнес: - Простите, господин Антифер, я вижу, что вы решили не говорить мне... - Да, решил, господин Бен-Омар, и тем более твердо, что в своем письме Камильк-паша наказывал моему отцу хранить абсолютную тайну, а мой отец, в свою очередь, то же самое завещал и мне. - Хорошо, господин Антифер, - ответил на это Бен-Омар, - не разрешите ли тогда дать вам добрый совет? - Интересно. Какой? - Не пускать это дело в ход. - Почему?.. - Потому что вы можете встретить на вашем пути одного человека, который заставит вас раскаяться... - Кто же это? - Саук, родной сын двоюродного брата Камильк-паши, лишенный из-за вас наследства! А он не такой человек, чтобы... - А вы знаете этого родного сына двоюродного брата, господин Бен-Омар? - Нет... - ответил нотариус, - но я знаю, что это очень опасный противник... - Так вот, если вы когда-нибудь его встретите, этого Саука, передайте ему от моего имени, что я плюю на него и на всех сауков в Египте! Назим даже не поморщился. А Пьер-Серван-Мало, выйдя на лестничную площадку, закричал: - Нанон! Нотариус направился к двери. Саук, идя за ним следом, по пути, как бы нечаянно, опрокинул стул - в нем клокотала злоба, он испытывал дикое желание дать Бен-Омару в спину, чтобы тот пересчитал ступеньки лестницы. Но на пороге Бен-Омар вдруг остановился и, не глядя на дядюшку Антифера, сказал: - А не кажется ли вам, что вы не приняли во внимание один из параграфов завещания Камильк-паши?.. - Какой? - Тот, по которому мне вменяется в обязанность сопровождать вас вплоть до того часа, когда вы вступите во владение наследством, то есть быть с вами, пока не будут открыты три бочонка... - Хорошо, вы будете меня сопровождать, господин Бен-Омар. - Так нужно же мне знать, куда вы поедете!.. - Вы это узнаете, когда мы прибудем на место. - А если это место на краю света? - Значит, оно будет на краю света. - Пусть так... Но знайте, что я не могу обойтись без моего главного клерка... - Как вам будет угодно. Путешествовать в его обществе доставит мне не меньше удовольствия, чем в вашем. Потом, перегнувшись через лестничные перила, он опять закричал: - Нанон!.. По голосу можно было понять, что терпение дядюшки Антифера истощилось. - Нанон!! Нанон появилась. - Посвети этим господам! - приказал дядюшка Антифер. - Посветить? Среди бела дня?.. - удивилась Нанон. - А я тебе говорю - посвети! После такого недвусмысленно выраженного требования освободить хозяина от своего присутствия, Сауку и Бен-Омару ничего больше не оставалось, как покинуть негостеприимный дом, двери которого с треском за ними захлопнулись. Вот когда дядюшку Антифера охватила неистовая радость, такая радость, какую вряд ли ему приходилось когда-нибудь испытывать в своей жизни! И уж если бы он не порадовался в этот день, то когда же еще мог представиться подобный случай? Наконец-то пресловутая долгота была у него в руках! Долгота, которую он ждал с таким нетерпением! Все, о чем он прежде мог только мечтать, скоро превратится в действительность. Получение несметного богатства зависит сейчас только от него самого, от той поспешности, с какой он отправится на поиски острова... - Сто миллионов... сто миллионов! - повторял он. - Это то же самое, что тысяча раз по сто тысяч франков, - заметил Жильдас Трегомен. В эту минуту дядюшка Антифер, не в силах более сдерживаться, подпрыгнул сначала на одной ноге, потом на другой, затем присел на корточки, поднялся и, завертевшись волчком, стал откалывать быстрый и залихва