ленарван закончил словами: - Теперь, друзья мои, подумаем о дальнейшем. Что было, то прошло, но будущее в наших руках. Поговорим о капитане Гарри Гранте. Завтрак был окончен. Все перешли в салон Элен Гленарван и разместились вокруг стола, заваленного картами и планами, и разговор тотчас же возобновился. - Дорогая Элен, - сказал Гленарван, - едва взойдя на борт "Дункана", я сказал, что хотя моряки, потерпевшие крушение на "Британии", не вернулись с нами, но у нас есть твердая надежда найти их. После перехода через Америку у нас создалось убеждение, больше того - уверенность в том, что катастрофа не произошла ни у берегов Тихого океана, ни у берегов Атлантического. Из этого вытекает, что мы ошибочно толковали документ во всем, что касается Патагонии. К счастью, наш друг Паганель, осененный внезапным вдохновением, понял ошибку. Он доказал, что мы идем по ложному пути, и так истолковал документ, что теперь содержание его не вызывает ни малейших сомнений. Я говорю о документе, написанном по-французски, и я прошу Паганеля разъяснить его вам, чтобы ни у кого из присутствующих не осталось ни тени недоверия к моим словам. Ученый не замедлил исполнить просьбу Гленарвана. Он убедительно и пространно рассуждал о словах gonie и _инди_; он ясно вывел из слова аустрал слово _Австралия_. Он доказывал, что судно капитана Гранта, отплыв от берегов Перу в направлении к Европе, потерпев аварию, могло оказаться в полосе южных течений Тихого океана, которые и увлекли его к берегам Австралии. В конце концов остроумные догадки ученого, его выводы были столь убедительны, что заслужили полное одобрение даже Джона Манглса, очень осторожного судьи в таких важных вопросах и человека, не склонного увлекаться игрой воображения. Как только Паганель окончил, Гленарван объявил, что "Дункан" тотчас же берет курс на Австралию. Однако майор, прежде чем будет дан приказ взять курс на восток, попросил разрешения сделать одно замечание. - Говорите, Мак-Наббс, - сказал Гленарван. - Моя цель, - начал майор, - заключается не в том, чтобы ослабить впечатление от доказательств моего друга Паганеля; еще менее собираюсь я опровергать их, так как нахожу их серьезными, мудрыми, вполне достойными нашего внимания, и, несомненно, они должны лечь в основу наших будущих поисков. Но я хотел подвергнуть их последней проверке, чтобы их смысл стал бесспорным и неопровержимым. Никто не понимал, куда клонит осторожный Мак-Наббс, все слушали его с некоторым беспокойством. - Продолжайте, майор, - сказал Паганель, - я готов отвечать на все ваши вопросы. - Вам будет это очень легко сделать, - промолвил майор. - Когда пять месяцев тому назад, в заливе Клайд, мы все изучали толкование этих трех документов, то нам казалось неоспоримым, что крушение "Британии" не могло произойти нигде, кроме как у берегов Патагонии. У нас не было и тени сомнения на этот счет. - Совершенно верно, - подтвердил Гленарван. - Позже, - продолжал майор, - когда Паганель благодаря своей благословенной рассеянности оказался на борту нашей яхты, документы были показаны ему, и он, не колеблясь, одобрил наше решение производить поиски у берегов Америки. - Правильно, - подтвердил географ. - И все же мы ошиблись, - закончил майор. - Мы ошиблись, - повторил Паганель. - Человеку свойственно ошибаться, но лишь безрассудный человек упорствует в своей ошибке. - Не горячитесь, Паганель! - промолвил майор. - Я вовсе не хочу сказать, что мы должны продолжать наши поиски в Америке. - Тогда чего же вы хотите? - спросил Гленарван. - Я хочу признания того, что Австралия кажется нам теперь единственно возможным местом крушения "Британии" совершенно так же, как некогда этим местом казалась нам Америка. - Охотно признаем это, - ответил Паганель. - Принимаю к сведению, - продолжал майор, - и пользуюсь случаем предостеречь вас от увлечения этой якобы "очевидностью". Как знать! А вдруг после Австралии какая-нибудь другая страна внушит нам такую же уверенность и новые поиски окажутся также неудачны, и тогда не станет ли в третий раз "очевидным", что их следует возобновить еще в какой-то другой стране? Гленарван и Паганель переглянулись - соображения майора поразили их. - Итак, - продолжал Мак-Наббс, - прежде чем мы отплывем в Австралию, я желал бы, чтобы произведена была последняя проверка. Вот документы, вот карты. Проследим последовательно все места, через которые проходит тридцать седьмая параллель, и посмотрим, не встретится ли нам другая страна, к которой можно отнести указания документа. - Это очень легко сделать, - заявил Паганель, - так как, на наше счастье, под этой широтой расположено сравнительно мало земель. - Посмотрим, - сказал майор, разворачивая английскую карту, вычерченную в проекции Меркатора [Меркатор (1512-1594) - фламандский географ-картограф; предложил новый метод составления географических карт; географические проекции Меркатора особенно важны в навигации; в картографии проекции Меркатора применяются и в настоящее время] и представлявшую изображение всего земного шара на плоскости. Карту разложили перед Элен, и все разместились так, чтобы следить за пояснениями Паганеля. - Как я вам уже говорил, - начал географ, - тридцать седьмая параллель, пройдя через Южную Америку, пересекает острова Тристан-да-Кунья. Я утверждаю, что в документе нет ни одного слова об этих островах. Все еще раз тщательно рассмотрели документы и признали, что Паганель прав. Предположение об островах Тристан-да-Кунья было единогласно отвергнуто. - Будем продолжать, - снова заговорил географ. - Выйдя из Атлантического океана, мы пройдем двумя градусами ниже мыса Доброй Надежды и попадем в Индийский океан. Только одна группа островов встречается нам по пути - группа островов Амстердамских. Обсудим вопрос и о них, как сделали мы это в связи с островами Тристан-да-Кунья. После внимательной проверки Амстердамские острова были также отклонены: ни одного слова, полностью или в обрывке, не было сказано ни во французском, ни в немецком, ни в английском документах об этой группе островов Индийского океана. - Теперь мы достигли Австралии, - продолжал Паганель. - Тридцать седьмая параллель вступает на материк у мыса Бернуилли и покидает его в заливе Туфолда. Вы согласитесь со мной, даже не проверяя текста документа, что английское слово stra и французское austral могут обозначать "Австралию"? Это настолько очевидно, что тут не о чем спорить. Все согласились с заключением Паганеля. Его предположение казалось всесторонне обоснованным. - Продолжайте, - сказал майор. - Охотно, - откликнулся географ, - ведь такое путешествие нетрудно. Покинув залив Туфолда, мы пересекаем пролив, омывающий восточные берега Австралии, и встречаем на пути Новую Зеландию. Тут я напомню вам, что обрывок слова contin во французском документе неопровержимо обозначает continent - "континент". Стало быть, капитан Грант не мог найти убежища в Новой Зеландии, которая, как известно, не что иное, как остров. А поскольку это так, то изучайте, сравнивайте, переставляйте слова на все лады, и вы убедитесь, что они не имеют ни малейшего отношения к этой стране. - Ни в коем случае, - согласился Джон Манглс после тщательного сличения документов и карты. - Нет, - подтвердили остальные слушатели Паганеля и даже майор. - О Новой Зеландии не может быть и речи. - Видите, - продолжал географ, - что на всем огромном пространстве, отделяющем этот большой остров от берегов Америки, тридцать седьмая параллель пересекает лишь один бесплодный и пустынный остров. - Как он называется? - спросил майор. - Взгляните на карту. Это остров Мария-Тереза, но нет никаких следов этого названия ни в одном из трех документов. - Никаких, - подтвердил Гленарван. - Итак, предоставляю вам, друзья мои, - закончил географ, - решить, справедливо ли предположение, что в документе речь идет об Австралии? - Несомненно, - единодушно ответили пассажиры и капитан "Дункана". - Джон, - сказал тогда Гленарван, - достаточно ли у нас съестных запасов и топлива? - Да, сэр, я сделал обильные запасы в Талькауано. Впрочем, если понадобится, мы легко сможем их пополнить в Капштадте. - В таком случае дайте приказ отплыть. - Еще одно замечание... - перебил своего Друга майор. - Говорите, Мак-Наббс! - Как бы мы ни были уверены, что успех ждет нас именно в Австралии, не следует ли все же, осторожности ради, на день-два сделать остановку на островах Тристан-да-Кунья и Амстердам. Они расположены на нашем пути и нисколько не удлинят его. Мы узнаем, не осталось ли там следов крушения "Британии". - Как вы недоверчивы, майор! - воскликнул Паганель. - Я забочусь, главным образом, о том, чтобы нам не пришлось возвращаться вторично по нашим собственным следам, если Австралия не оправдает наших надежд. - Эта предосторожность не кажется мне излишней, - заметил Гленарван. - И менее всего я склонен уговаривать вас отказаться от нее, - добавил Паганель, - напротив. - Итак, Джон, отдайте приказ плыть к островам Тристан-да-Кунья, - распорядился Гленарван. - Слушаюсь, сэр, - ответил капитан и поднялся на свой мостик. Роберт и Мери Грант горячо поблагодарили Гленарвана. Вскоре "Дункан" удалился от американского берега, держа курс на восток, разрезая своим форштевнем волны Атлантического океана. 2. ОСТРОВА ТРИСТАН-ДА-КУНЬЯ Если бы яхта шла по экватору, то сто девяносто шесть градусов, отделяющих Австралию от Америки (или, точнее, мыс Бернуилли от мыса Корриентес), составили бы переход протяжением в одиннадцать тысяч семьсот шестьдесят географических миль. Но при следовании вдоль тридцать седьмой параллели эти сто девяносто шесть градусов составляли всего лишь девять тысяч четыреста восемьдесят миль пути. От американского берега до Тристан-да-Кунья две тысячи сто миль - расстояние, которое Джон Манглс рассчитывал пройти в десять дней, если восточные ветры не замедлят хода яхты. Молодому капитану посчастливилось: к вечеру бриз заметно спал, потом вообще изменил направление. Море успокоилось, и "Дункан" снова смог показать свои высокие мореходные качества. Пассажиры в тот же день вернулись к своему обычному времяпрепровождению. Казалось, что они и не покидали судна на целый месяц. Вместо волн Тихого океана перед их глазами плескались теперь волны Атлантического океана, а за исключением некоторой разницы в оттенках все волны похожи друг на друга. Стихии, подвергшие наших путешественников стольким грозным испытаниям, казалось, соединили теперь свои усилия, чтобы им благоприятствовать. Океан был спокоен. Дул попутный ветер, и паруса "Дункана", вздувшись под западным бризом, помогали неутомимому пару, заключенному в котлах. Таким образом, этот переход закончился быстро, без злоключений и приключений. Все с доверием ждали австралийского берега. Надежду сменила уверенность. О капитане Гранте говорили так, будто яхта шла за ним в точно указанный порт. Уже были приготовлены каюта для него и койки для его двух товарищей. Мери Грант доставляло большую отраду самой устраивать отцовскую каюту, украшать ее. Мистер Олбинет уступил свою каюту, а сам перебрался к миссис Олбинет. Каюта, предназначенная для капитана Гранта, находилась рядом с знаменитой каютой номер шесть, заказанной Жаком Паганелем на пароходе "Шотландия". Ученый-географ сидел, почти все время запершись в ней. Он работал с утра до вечера над научным трудом, озаглавленным "Необычайные впечатления географа в аргентинских пампах". Часто можно было слышать, как он взволнованно декламировал свои изящные периоды, прежде чем перенести их на бумагу. И не раз восторженный ученый изменял музе истории Клио, обращаясь к божественной Каллиопе, музе аттических поэм. Паганель не скрывал того, что целомудренные дочери Аполлона охотно покидают ради него вершины Парнаса или Геликона. Леди Элен высказала ему свое восхищение, а майор поздравил его с этими мифологическими посетительницами. - Главное, берегитесь, дорогой Паганель, - говорил майор, - вашей рассеянности; если случайно вам придет фантазия овладеть австралийским языком, то не пытайтесь изучать его по китайской грамматике. Итак, на яхте все шло прекрасно. Лорд и леди Гленарван с интересом наблюдали за Джоном Манглсом и Мери Грант. Но так как порицать молодых людей было не за что, а Джон Манглс молчал, то они делали вид, что ничего не замечают. - Что сказал бы капитан Грант по этому поводу? - спросил однажды жену Гленарван. - Он решил бы, что Джон вполне достоин Мери, дорогой Эдуард, и не ошибся бы, - ответила Элен. Тем временем яхта быстро приближалась к цели. Спустя пять дней после того, как скрылся из виду мыс Корриентес, а именно 16 ноября, подули сильные западные ветры, те самые, которые чрезвычайно благоприятствуют судам, огибающим южную оконечность Африки, где обычно дуют ветры юго-восточные. "Дункан" распустил паруса и под фоком, контр-бизанью, марселем, брамселем, лиселями, верхними парусами и стакселями полетел вперед, держась левым галсом, так быстро, что винт еле успевал касаться бегущих волн, рассекаемых форштевнем. Можно было подумать, что "Дункан" мчится за призом на гонках Темзинского Королевского яхт-клуба. На следующий день увидели, что океан покрыт громадными водорослями и похож на огромный, заросший травами пруд. Казалось, то было Саргассово море, покрытое обломками деревьев и растений, унесенных волнами океана с соседних материков. Впервые обратил на них внимание мореплавателей ученый Мори. "Дункан" как бы скользил по громадной равнине, которую Паганель сравнил с пампой, и движение яхты от этого несколько замедлилось. Прошли еще сутки, и на рассвете вдруг послышался голос вахтенного матроса. - Земля! - крикнул он. - В каком направлении? - спросил Том Остин, стоявший на вахте. - Под ветром! - ответил матрос. При этом всегда волнующем известии палуба яхты немедленно наполнилась людьми. Из люка показалась подзорная труба. За ней следовал Жак Паганель. Ученый направил свой инструмент в указанном направлении, но не увидел там ничего похожего на землю. - Взгляните на облака, - посоветовал ему Джон Манглс. - Действительно, - сказал Паганель, - там вырисовывается нечто вроде утеса. - Это Тристан-да-Кунья, - объявил Джон Манглс. - В таком случае, если память мне не изменяет, - продолжал ученый, - мы находимся в восьмидесяти милях от острова, ибо вершина Тристан, высотой в семь тысяч футов, показывается над горизонтом именно на этом расстоянии. - Совершенно верно, - подтвердил капитан Джон. Прошло несколько часов, на горизонте уже вполне отчетливо можно было различить группу высоких скалистых островов. Коническая вершина выделялась темным силуэтом на голубом фоне неба, озаренная лучами восходящего солнца. Вскоре в общем скалистом массиве выступил главный остров, расположенный у вершины направленного на северо-восток треугольника. Остров Тристан-да-Кунья находится под 37ь8' южной широты и 10ь44' западной долготы от Гринвича. В восемнадцати милях к юго-западу от него находится остров Инаксессибл, а в десяти милях на юго-восток - остров Найтингел, замыкающий этот маленький заброшенный в Атлантическом океане архипелаг. Около полудня яхта миновала две главные местные достопримечательности, которые служат морякам опознавательными пунктами, а именно: скалу на острове Инаксессибл, похожую на судно с распущенным парусом, а к северу от острова Найтингел - два островка, напоминающих развалины небольшой крепости. В три часа "Дункан" вошел в бухту Фалмут острова Тристан-да-Кунья, защищенную от западных ветров горой Гельп. Там дремало на якоре несколько китоловных судов, занимающихся ловлей тюленей и других морских животных, которыми изобилуют эти берега. Джон Манглс занялся поисками надежного места для стоянки "Дункана", так как эти открытые гавани представляют большую опасность для судов при северном и северо-западном ветрах. Именно в этой бухте затонул в 1829 году английский бриг "Джулия" с командой и грузом. "Дункан" бросил якорь в полумиле от берега, на каменистое дно глубиной в двадцать саженей. Пассажиры и пассажирки тотчас сели в спущенную для них большую шлюпку и вскоре высадились на берег, покрытый мелким черным песком - мельчайшими остатками пережженных, выветрившихся известковых скал. Столицей архипелага Тристан-да-Кунья является небольшой поселок, расположенный в глубине бухты близ широкого шумного ручья. Поселок насчитывает полусотню очень опрятных домиков, расположенных с той геометрической точностью, которая является последним словом английского градостроительства. За этим миниатюрным городком расстилается равнина величиною в полторы тысячи гектаров, окаймленная высокой насыпью из остывшей лавы. А над этой плоской возвышенностью подымается на семь тысяч футов вверх коническая вершина горы. Гленарван был принят губернатором английской колонии и тотчас же осведомился у него относительно Гарри Гранта и "Британии". Но эти имена оказались совершенно неизвестными здесь. Острова Тристан-да-Кунья находятся вдалеке от обычного пути судов и редко посещаются ими. Со времени известного кораблекрушения английского судна "Блендон-Голл", разбившегося в 1821 году у скал острова Инаксессибл, только два судна потерпели кораблекрушение вблизи острова: в 1845 году "Примоге" и в 1857 году трехмачтовый американский корабль "Филадельфия". Этими тремя катастрофами ограничивалась местная статистика кораблекрушений. Гленарван и не надеялся получить здесь более точные сведения, а расспрашивал губернатора только для очистки совести. Из тех же соображений он послал шлюпки объехать вокруг острова, окружность которого не превышает семнадцати миль. Ни Лондон, ни Париж не поместились бы на нем, будь он даже втрое больше. Пока производились разведки, пассажиры "Дункана" прогуливались по поселку и окрестностям. Население Тристан-да-Кунья состоит из ста пятидесяти человек. Это англичане и американцы, женатые на негритянках и капских готтентотках, славящихся своим исключительным безобразием. Дети от этих смешанных браков являют собой какую-то непривлекательную смесь саксонской сухости и африканской черноты. Наши туристы были так рады, что у них под ногами твердая почва, что продолжали прогулки до той части берега, к которому прилегает долина, единственное обработанное место на этом острове. Все остальное пространство покрыто застывшей лавой. Остров пустынен и бесплоден. Там живет множество огромных альбатросов и сотни тысяч глупых пингвинов. Путешественники, осмотрев эти вулканического происхождения скалы, снова спустились в долину. Там журчали многочисленные быстрые ручьи, питаемые вечными снегами горных вершин. Пейзаж оживляли зеленые кусты, на которых порхало множество птичек. Казалось, что их столько же, сколько цветов. Среди зеленеющих пастбищ возвышалось единственное дерево из семейства рожковых, футов в двадцать вышиной, и гигантское _туссе_, растение с древовидным стеблем, _ацена_ с колючими семенами, могучие ломарии с переплетающимися волокнистыми стеблями, многолетние кустарниковые растения, ануэрии, распространяющие одуряющий аромат, бальзамический мох, дикий сельдерей, папоротники - все это составляло, правда, немногочисленную, но роскошную флору острова. Чувствовалось, что на этом благодатном острове царит вечная весна. Паганель с жаром утверждал, что это и есть знаменитый остров Огигия, воспетый Фенелоном, и предложил леди Гленарван отыскать грот и последовать за пленительной нимфой Калипсо, а для себя мечтал лишь о роли нимфы-прислужницы! Так, беседуя и любуясь окружающим, путешественники вернулись обратно на яхту лишь с наступлением ночи. В окрестностях поселка паслись стада быков и баранов; ржаные, маисовые поля, огородные растения, вывезенные сюда лет сорок тому назад, составляли главное богатство населения; ими засеяно было все вокруг, чуть ли не самые улицы столицы. Как раз в тот момент, когда Гленарван возвращался на яхту, к ней подплыли и шлюпки, которые успели в несколько часов объехать кругом весь остров, но ни малейших следов "Британии" не обнаружили. Это "кругосветное путешествие" имело единственный результат: острова Тристан-да-Кунья были окончательно исключены из программных поисков. "Дункан" мог тотчас же покинуть эту группу африканских островов и продолжать свой путь на восток. Если он не снялся с якоря в тот же вечер, то только потому, что Гленарван разрешил своей команде заняться охотой на тюленей, несметные полчища которых под названием морских коров, львов, медведей и морских слонов наводняли бухту Фалмут. Когда-то здесь водились киты, но их истребляли в таком количестве, что они почти совсем исчезли. Тюлени, те встречались целыми стадами. Экипаж яхты решил охотиться всю ночь и весь следующий день, чтобы пополнить запас жиров. Таким образом, отплытие "Дункана" было назначено на послезавтра, то есть на 20 ноября. За ужином Паганель сообщил своим спутникам несколько интересных сведений об островах Тристан-да-Кунья. Они узнали, что архипелаг был открыт в 1506 году португальцем Тристаном да Кунья, одним из спутников д'Альбукерка, и в течение более ста лет оставался неисследованным. Эти острова, не без основания, считались "приютом бурь" и пользовались не лучшей репутацией, чем Бермудские острова. Поэтому к ним избегали приближаться, и ни одно судно добровольно не бросало возле него якоря, если его не принуждали к этому бури Атлантического океана. В 1697 году три голландских судна Ост-Индской компании пристали к островам Тристан-да-Кунья, они определили координаты этих островов, а в 1700 году астроном Галлей внес в эти вычисления свои поправки. В период от 1712 до 1767 года с архипелагом Тристан-да-Кунья ознакомились несколько французских мореплавателей. Особенно много внимания уделил ему Лаперуз, побывавший тут, согласно полученным инструкциям, во время своего знаменитого путешествия 1785 года. Эти острова, столь редко посещаемые, были необитаемы вплоть до 1811 года, когда американец Джонатан Ламберт колонизировал их. В январе 1811 года он высадился здесь с двумя товарищами, и они мужественно принялись за работу. Английский губернатор мыса Доброй Надежды, узнав, что остров колонизирован, предложил им протекторат Англии. Джонатан согласился и поднял над своей хижиной британский флаг. Казалось, Джонатан должен был бы мирно и безмятежно царствовать над своими "народами" - стариком итальянцем и португальским мулатом, но однажды, исследуя берега своей "империи", он утонул или был утоплен, что доподлинно неизвестно. Настал 1816 год. Наполеон был заключен на острове св.Елены, и Англия, дабы бдительнее охранять его, поставила гарнизон - один на Тристан-да-Кунья, другой на острове Асенсьон. Гарнизон Тристана состоял из роты артиллеристов с мыса Доброй Надежды и отряда готтентотов. Он оставался здесь до самой смерти Наполеона, до 1821 года, а затем был переведен обратно на мыс Доброй Надежды. - Здесь остался тогда один только европеец, - добавил Паганель, - капрал, шотландец... - А! Шотландец! - повторил майор, которого всегда особенно интересовали его соотечественники. - Звали его Вильям Гласе, - продолжал географ, - он поселился на острове со своей женой и двумя готтентотами. Вскоре к шотландцу присоединились два англичанина: один матрос и один рыбак с Темзы, экс-драгун аргентинской армии. Наконец, в тысяча восемьсот двадцать первом году один из потерпевших крушение на "Блендон-Голле" вместе со своей молодой женой нашел пристанище на острове. Итак, население острова в тысяча восемьсот двадцать первом году состояло уже из шести мужчин и двух женщин. В тысяча восемьсот двадцать девятом году там было уже семь мужчин, шесть женщин и четырнадцать детей. В тысяча восемьсот тридцать пятом году цифра эта поднялась до сорока, а теперь она утроилась. - Так зарождаются нации, - сказал Гленарван. - Скажу еще, чтобы дополнить историю Тристан-да-Кунья, - продолжал Паганель, - что этот остров кажется мне вполне достойным, подобно острову Хуан-Фернандес, называться островом Робинзонов. И действительно, если на Хуан-Фернандес забросило одного за другим на произвол судьбы двух моряков, то такая же участь едва не постигла на Тристан-да-Кунья двух ученых. В тысяча семьсот девяносто третьем году один из моих соотечественников, естествоиспытатель Обер Дю-Пти-Туар, увлеченный собиранием гербария, заблудился и смог добраться до своего судна лишь в тот момент, когда капитан уже давал приказ сняться с якоря. В тысяча восемьсот двадцать четвертом году один из ваших соотечественников, дорогой Гленарван, искусный рисовальщик Огюст Эрл, был покинут там на целых восемь месяцев. Капитан судна, забыв о том, что Эрл остался на берегу, отплыл без него к мысу Доброй Надежды. - Вот это уж действительно рассеянный капитан, - отозвался майор. - Без сомнения, это был один из ваших родичей, Паганель? - Нет, майор, но во всяком случае он вполне достоин этой чести, - ответил географ и этим положил конец разговору. Ночная охота команды "Дункана" оказалась удачной: убито было пятьдесят крупных тюленей. Разрешив охоту, Гленарван не мог запретить матросам извлечь из нее пользу. Поэтому следующий день был посвящен вытапливанию тюленьего жира и обработке шкур этих ценных животных. Само собой разумеется, что пассажиры и второй день использовали для экскурсии в глубь острова. Гленарван и майор захватили с собой ружья, чтобы поохотиться за местной дичью. Гуляя, туристы спустились до самой подошвы горы, где вся земля усеяна бесформенными обломками скал, шлаком, кусками черной пористой лавы и прочими вулканическими извержениями. Подножие горы представляло хаос шатких камней. Трудно было ошибиться в происхождении этого огромного конуса, и английский капитан Кармайкел имел полное основание утверждать, что это потухший вулкан. Охотники набрели на несколько кабанов. Пуля майора уложила на месте одного из них. Гленарван подстрелил несколько черных куропаток, из которых судовой повар приготовил превосходное рагу. На высоких горных площадках резвилось множество коз. Было на острове множество одичавших кошек - гордых, отважных и сильных животных, страшных даже для собак, они размножались и в будущем обещали развиться в великолепных хищных животных. В восемь часов вечера все возвратились на яхту, а ночью "Дункан" навсегда покинул остров Тристан-да-Кунья. 3. ОСТРОВ АМСТЕРДАМ Джон Манглс намеревался запастись углем на мысе Доброй Надежды. Поэтому ему пришлось немного уклониться от тридцать седьмой параллели и подняться на два градуса к северу. "Дункан" находился ниже зоны пассатов и попал в полосу попутных западных ветров. Меньше чем в шесть дней он покрыл тысячу триста миль, отделяющих Тристан-да-Кунья от южной оконечности Африки. 24 ноября в три часа дня уже показалась гора Столовая, а немного позже яхта поравнялась с горой Сигналов, указывающей вход в бухту. "Дункан" вошел туда к восьми часам вечера и бросил якорь в Кейптаунском порту. Паганель, будучи членом Географического общества, не мог не знать, что южную оконечность Африки впервые увидел в 1486 году мельком португальский адмирал Бартоломей Диас, и только в 1497 году знаменитый Васко да Гама обогнул мыс. И как мог Паганель не знать этого, когда Камоэнс воспел великого мореплавателя в своей "Луизиаде". По этому поводу ученый сделал любопытное замечание: ведь если бы Диас в 1486 году, за шесть лет до первого путешествия Христофора Колумба, обогнул мыс Доброй Надежды, то Америка еще долго не была бы открыта. И в самом деле, путь мимо мыса был наиболее коротким и прямым путем в восточную Индию. А великий генуэзский моряк, углубляясь все дальше и дальше на запад, ведь искал кратчайшего пути в "страну пряностей". Итак, если бы мыс обогнули раньше, то экспедиция Колумба была бы излишней и он, вероятно, не предпринял бы ее. Город Кейптаун, основанный в 1652 году голландцем Ван-Рибеком, расположен в глубине Кейптаунской бухты. Это была столица очень значительной колонии, окончательно перешедшей к англичанам по договору 1815 года. Пассажиры "Дункана" воспользовались стоянкой, чтобы посетить город. В их распоряжении было всего лишь двенадцать часов, так как капитану Джону нужен был только день, чтобы возобновить запасы угля, и он собирался сняться с якоря 26-го утром. Впрочем, им и не понадобилось больше времени, чтобы обойти правильные квадраты шахматной доски, называемой Кейптауном, на которой тридцать тысяч белых и чернокожих жителей играли роль королей, королев, слонов, коней, быть может, пешек. По крайней мере таково было мнение Паганеля, и когда вы осмотрите замок, возвышающийся в юго-восточной части города, дворец и сад губернатора, биржу, музей, каменный крест, сооруженный Бартоломеем Диасом в честь своего открытия, и выпьете стакан понтейского вина, лучшего из местных вин, то вам не останется ничего больше делать, как отправляться в дальнейший путь. Так и сделали наши путешественники на рассвете следующего дня. "Дункан", поставив кливер, фок и марсель, снялся с якоря и несколько часов спустя огибал знаменитый мыс Бурь, который португальский король-оптимист Жуан II так неудачно назвал мысом Доброй Надежды. Две тысячи девятьсот миль, отделяющие мыс Доброй Надежды от Амстердамского острова, при спокойном море и попутном ветре можно пройти в десять дней. Мореплавателям больше повезло, чем путешественникам по пампе; им не пришлось жаловаться на неблагосклонность стихий. - О море, море! - повторял Паганель. - Что было бы с человечеством, если бы не существовало морей. Корабль - это настоящая колесница цивилизации! Подумайте, друзья мои, если бы земной шар был огромным континентом, то мы даже в девятнадцатом веке не знали бы и тысячной части его. Взгляните, что происходит в глубине обширных материков. Человек едва осмеливается проникнуть в сибирскую тайгу, в равнины Центральной Азии, в пустыни Африки, в прерии Америки, в обширные степи Австралии, в ледяные пустыни полюсов... Смелый отступает, отважный погибает. Эти пространства непроходимы, средства сообщения недостаточны. Зной, болезни, дикость туземцев создают непреодолимые препятствия. Двадцать миль пустыни больше отделяют людей друг от друга, чем пятьсот миль океана! Люди, живущие на противоположных побережьях, считают себя соседями, и они чужды друг другу, если их отделяет какой-нибудь лес. Англия граничит с Австралией, тогда как Египет словно отдален на миллионы лье от Сенегала, а Пекин является антиподом Петербурга! В наше время пересечь море легче, чем любую Сахару, и только благодаря морю, как правильно сказал один американский ученый [Мори (прим.авт.)], между пятью частями света установились родственные узы. Паганель говорил с таким жаром, что даже майор ничего не возразил против этого гимна океану. Если бы для поисков Гарри Гранта нужно было следовать вдоль всей тридцать седьмой параллели по суше, то это путешествие оказалось бы неосуществимым, но море было к услугам отважных путешественников, оно переносило их из одной страны в другую, и 6 декабря первые лучи солнца осветили гору, как бы выходящую из недр морских. Это был остров Амстердам, лежащий под 37ь47' южной широты и 77ь24' восточной долготы, конусообразная вершина его в ясную погоду виднеется на расстоянии пятидесяти миль. В восемь часов утра неопределенные очертания острова стали напоминать общий облик Тенерифе. - Он очень похож и на Тристан-да-Кунья, - заметил Гленарван. - Основательный вывод, - отозвался Паганель. - Он вытекает из геометрографической аксиомы: два острова, подобные третьему, подобны и между собой. Добавлю, что остров Амстердам так же, как и Тристан-да-Кунья, был богат тюленями и Робинзонами. - Значит, Робинзоны имеются повсюду? - спросила Элен. - Честное слово, сударыня, я очень мало знаю островов, где не бывало бы подобных приключений, - отозвался ученый, - сама жизнь уже ранее вашего знаменитого соотечественника Даниеля Дефо создала его роман. - Господин Паганель, - обратилась к нему Мери Грант, - разрешите задать вам один вопрос. - Хоть два, дорогая мисс. Я всегда готов на них ответить. - Скажите, вы бы очень испугались, если вдруг оказались бы на необитаемом острове? - Я? - воскликнул Паганель. - Не вздумайте, друг мой, уверять нас, что это ваша заветная мечта, - сказал майор. - Я не собираюсь уверять вас в этом, - ответил географ, - но подобное приключение не пугает меня: я начал бы новую жизнь - я стал бы охотиться, ловить рыбу, жил бы зимой в пещере, летом - на дереве, устроил бы склады для запасов. Словом, колонизировал бы весь остров. - В полном одиночестве? - Да, если б так сложились обстоятельства. Впрочем, разве на земле бывает полное одиночество? Разве нельзя найти себе друга среди животных, приручить молодого козленка, красноречивого попугая, милую обезьянку? А если случай пошлет вам товарища вроде верного Пятницы, то чего вам еще нужно? Два друга на одиноком утесе - вот вам и счастье. Вообразите себе: я и майор... - Благодарю вас, - сказал Мак-Наббс, - у меня нет ни малейшего желания разыгрывать роль Робинзона, я слишком плохо сыграл бы ее. - Дорогой Паганель, - вмешалась леди Элен, - снова ваше пылкое воображение уносит вас в мир фантазий. Но мне кажется, что действительность очень отличается от мечтаний. Вы воображаете себе каких-то вымышленных Робинзонов, которых судьба предусмотрительно забрасывает на превосходно выбранные острова, где природа лелеет их, словно избалованных детей. Вы видите только лицевую сторону медали. - Как! Вы не верите, что можно быть счастливым на необитаемом острове? - Нет, не верю. Человек создан для общества, а не для уединения. Одиночество породит в нем лишь отчаяние. Это только вопрос времени. Пусть вначале он поглощен повседневными нуждами и заботами, отвлекающими все мысли несчастного, едва спасшегося от морских волн, пусть мысль о настоящем удаляет от него угрозу будущего. Но впоследствии, когда он осознает свое одиночество, вдали от себе подобных, без всякой надежды увидеть родину, увидеть тех, кого любит, что должен он переживать, какие страдания? Его островок - это для него весь мир. Все человечество - это он сам, и когда настанет смерть, страшная одинокая смерть, то он почувствует себя как последний человек в последний день существования мира. Поверьте мне, господин Паганель, лучше не быть этим человеком. Паганель, не без сожаления, согласился с доводами Элен, и разговор о положительных и отрицательных сторонах одиночества продолжался до тех пор, пока "Дункан" не бросил якорь в миле расстояния от острова Амстердам. Этот уединенный в Индийском океане архипелаг состоит из двух островов, находящихся приблизительно в тридцати трех милях расстояния друг от друга, как раз на меридиане Индийского полуострова. На севере расположен остров Амстердам, или Сен-Пьер, на юге - остров Сен-Поль. Но следует отметить, что географы и мореплаватели часто путают их названия. Эти острова были открыты в декабре 1796 года голландцем Фламингом, затем их посетил д'Антркасто - командир кораблей "Эсперанс" и "Решерш", направленных на поиски без вести пропавшего Лаперуза. С этого времени начинается путаница в обозначении островов. Мореплаватель Берроу, Боуте-Бопре в атласе д'Антркасто, затем Горсбург, Пинкертон и другие географы, описывая остров Сен-Пьер, называют его островом Сен-Поль, и наоборот. В 1859 году офицеры австрийского фрегата "Наварра" во время своего кругосветного плавания избежали этой ошибки, которую Паганель непременно хотел исправить. Остров Сен-Поль, расположенный к югу от острова Амстердам, - необитаемый клочок земли, образованный высокой горой конической формы, видимо бывшим вулканом. Остров Амстердам, к которому шлюпка подвезла пассажиров "Дункана", имеет миль двенадцать в окружности. Его население состоит из нескольких добровольных изгнанников, привыкших к своей печальной жизни. Это сторожа рыболовных промыслов, принадлежавших, так же как и самый остров, некоему Отовану, коммерсанту с острова Реюньон. Этот не признанный великими европейскими державами властелин получает со своего владения до восьмидесяти тысяч франков в год от ловли, засолки и вывоза рыбы "чейлодактилис", в просторечии именуемой треской. Этому острову Амстердам суждено было принадлежать к французским владениям. Сначала он принадлежал Камини - судовладельцу из Сен-Дени, который поселился на нем первым. Впоследствии по какому-то международному соглашению остров переуступили поляку, который стал возделывать его при помощи рабов-мадагаскарцев. Что француз, что поляк - разницы никакой, поэтому остров снова попал в руки Отована и сделался французским. Когда 6 декабря 1864 года "Дункан" бросил якорь у острова, его население составляли три человека: один француз и два мулата; все трое были служащими коммерсанта-собственника Отована. Паганель, таким образом, мог пожать руку соотечественнику, почтенному господину Вио, человеку весьма преклонных лет. Этот "мудрый старец" чрезвычайно радушно принял путешественников. Тот день, когда ему довелось оказать гостеприимство любезным и к тому же культурным европейцам, был для него счастливым днем. Остров Сен-Пьер обычно посещают лишь охотники за тюленями и реже китобои - люди грубые и неотесанные. Вио представил гостям своих подчиненных - обоих мулатов. Трое этих людей, несколько диких кабанов и множество водящихся в глубине острова простодушных пингвинов составляли все население острова. Домик, в котором жили трое островитян, был расположен в юго-западной части острова, в глубине естественной бухты, образовавшейся вследствие обвала горы. Еще задолго до "царствования" Отована I остров Сен-Пьер служил убежищем для потерпевших кораблекрушение. Паганель очень увлекательно рассказал об этом своим слушателям, озаглавив свой первый рассказ: "История двух шотландцев, покинутых на острове Амстердам". - Дело было в тысяча восемьсот двадцать седьмом году. Английский корабль "Пальмира", проходя мимо острова, заметил поднимавшийся к небу дымок. Капитан приблизился к берегу и вскоре увидел двух человек, подававших сигналы бедствия. Он отправил за ними шлюпку, которая доставила на корабль Жака Пэна, двадцатидвухлетнего юношу, и Роберта Прудфута, мужчину сорока восьми лет. Эти двое несчастных почти потеряли человеческий облик. Они прожили на острове восемнадцать месяцев, страшно бедствуя, почти лишенные пресной воды, питаясь ракушками, вылавливая изредка на крючок из согнутого гвоздя рыбу или питаясь мясом убитого кабаненка, порой голодая по трое суток. Охраняя, подобно весталкам, костер, разожженный при помощи последнего куска трута, они не давали ему ни на мгновение угаснуть, а уходя, брали с собой горящий уголек, словно какую-нибудь драгоценность. Так жили они, страдая, лишенные всего. Пэн и Прудфут были высажены на остров шхуной, охотившейся за тюленями. Согласно обычаю рыбаков, оставленные на острове должны были прожить на нем месяц, и, ожидая возвращения шхуны, топить жир тюленей и запасать шкуры. Но шхуна за ними не вернулась. Пять месяцев спустя к острову пристало английское судно "Гойе", направлявшееся в Ван-Димен. Капитан судна по какому-то необъяснимому жестокому капризу отказался принять шотландцев на свое судно. Он отплыл, не оставив им ни одного сухаря, ни огнива; и, несомненно, двое страдальцев вскоре погибли бы, если бы проходившая мимо "Пальмира" не подобрала их. Второе приключение, записанное в истории острова Амстердам,