то стоял тут несколько мгновений назад, воздух вокруг тела нагрелся, а когда человек вошел в дверь, теплый воздух остался. И мои протезы-глаза увидели этот воздух в виде туманной фигуры. Странное происшествие, больше оно никогда не повторялось. Но вот этот случай с Флако - это что-то совсем другое. Я не видел Флако, только чувствовал его. Я услышал, как за дверью кто-то говорит: - Ты... ты не мможшь.. слишкм много от него ожидать... - говорит химера, по-моему, Ноэль... - он старик. - Мы всегда проигрываем из-за него. - Голос Мавро. - Да, - сказал один из людей Гектора. - Если бы Анжело удд...дарил этого п...ппследнего самурая... пп...просто толкнул его, плазма могла бы... пробить его. Пробить ему ногу. И что? Мы победили бы! Я распахнул дверь. Те, кто еще был трезв, повернули ко мне головы. 7 Мигель, химера из группы Гарсиа, сидел в комнате спиной ко мне. Мигель заплыл жиром, и него бочкообразная грудь и невероятно толстая шея. Когда я вошел, он резко повернул свою лысую голову, чтобы видеть меня, у него светло-голубые глаза, как у совы, и это меня удивило. С такой толстой шеей он не может быть таким подвижным. Я знал, что люди в комнате говорили обо мне, но не понимал, на кого сердиться, - кроме Мавро. - Вот в чем наша проблема, - продолжал Мигель, возвращаясь к обсуждению. Голос его звучал твердо, хотя глаза блестели. - Мы всегда недооцениваем этих ябадзинов. Когда мы воевали с социалистами, они не были лучше нас. Они никогда не участвовали в настоящей войне. Но эти самураи тренируются в боевом искусстве всю жизнь. Я был сердит на Мавро. Указал на него. - Ты... ты гг...говорил нехх...хорошие вещи обо мне. Я сс...лышал, как ты их гг...говорил. Гарсиа повернулся и сказал: - Мы не говорили о тебе, дон Анжело. Ты вообразил себе это. Мы говорили о ябадзинах. Перфекто считает, что они следят за нашими разговорами в симуляторах - хотя наши искажающие устройства делают это в реальной жизни невозможным. Но я не согласен: даже если они заранее знают наши планы, это не объясняет их поразительного боевого мастерства. Я как раз говорил, что, только упражняясь всю жизнь, можно достичь этого. - Его невинный тон заставлял меня ему поверить. Я посмотрел на него и смутился. Должно быть, я все-таки ошибся, когда решил, что Мавро говорит обо мне недоброжелательно. Пересек комнату и сел на койку Абрайры. Один из людей Гектора спал на койке, но он прижался к стене, и у меня было достаточно места. Завала рассмеялся, и все повернулись к нему. - Ты надо мной смеешься? - спросил я. - Издеваешься надо мной? - Я смеюсь над вами всеми! - ответил Завала. - Какие умники! - насмехался он. - Вы удивляетесь, почему самураи бьют вас. Говорите: "Они бьют нас, потому что жульничают. Бьют, потому что они сильнее! Бьют, потому что учатся стрелять, еще когда сосут грудь матери! И говорите эти глупости, будто они имеют значение. Так всегда с вами, умниками: вы считаете, что если говорите о чем-то, значит понимаете. Вы не видите того в ябадзинах, что очевидно: их духи сильнее наших. Они бьют нас силой своих духов. - Он рассмеялся. Вообще он был очень напряжен и казался самым трезвым в комнате. - Ага. Я таких встречал, - сказал Гарсиа. - Ты не веришь в силу разума. Держу пари, твой отец был деревенским колдуном. - Проиграешь! - сказал Завала. - Мой отец был фермером и ничего не понимал в магии. - Тогда держу другое пари, - сказал Гарсиа. - Держу пари, что если мы изучим вопрос, найдем причину, почему самураи всегда побеждают нас. Завала склонил голову набок, почесал затылок серебряным пальцем своей искусственной руки, словно стараясь вспомнить, о чем идет речь. - Хорошо. На что спорим? На миллион колумбийских песо? Гарсиа удивленно раскрыл рот. Очевидно, он говорил фигурально и не хотел спорить. Немного подумав, он сказал: - У тебя есть миллион песо? Завала кивнул. Миллион песо равен примерно двум тысячам стандартных международных денежных единиц, очень большие деньги для такого крестьянина, как Завала. - Хорошо, - сказал Гарсиа. - Тогда я ставлю миллион песо, что мы узнаем, почему они бьют нас. - Не так быстро. - Завала улыбался, словно делал очень хитрое предложение. Такую же улыбку я видел на лице человека, владельца господня цыпленка. - Ты так уверен, что выиграешь. Ты должен дать мне фору. - Что за фора? - Я ничего от тебя не хочу, сеньор Гарсиа, - сказал Завала. Он указал на меня пальцем. - Но если я выиграю, я хочу, чтобы мне заплатил дон Анжело. Мне нужны антибиотики, чтобы убить гниль. Я не стал бы этого говорить, но дон Анжело отказывается дать мне лекарство. Если бы у меня был амиго и он заболел, я ему дал бы лекарства. Но дон Анжело не дает. И никто не дает. Гарсиа выслушал это обвинение. - Что скажешь, дон Анжело. Сколько стоят твои антибиотики? - Примерно пятьдесят тысяч песо. - Если мы выиграем, я заплачу тебе двести тысяч песо, - предложил Гарсиа. - Договорились? Завала не мог выиграть. Я кивнул. - Мы заключаем пари, Завала, - сказал Гарсиа. - Но я должен спросить: что значит выиграть это пари? Завала вздохнул и обвел взглядом комнату. Подобно индейцам чакой в их изолированных деревушках, он не привык к логическому мышлению. Он не сможет сказать, каковы доказательства выигрыша пари. Заговорил один из людей Гектора, маленького роста, по имени Пио, тот самый, что играл на гитаре. - Как пп...роверить, чей дух лучше? Мы духов не видим. Духов. Я бы хотел их видеть. - Но дон занимался морфогенетикой, он знает генетику, - сказал Гарсиа. - Мы можем попросить его сопоставить генные карты самураев с генными картами химер. Слово Анжело как специалиста убедит тебя, Завала? Я начал возражать. Не хотел вмешиваться в их спор. Завала некоторое время смотрел на меня. - Si. Я поверю слову дона Анжело. Гарсиа продолжал: - Хорошо. И мы, вероятно, можем узнать, в каком возрасте самураи начинают тренироваться, верно? И узнаем, больше ли они тренируются, чем мы. Надо найти библиотеку. Есть ли на корабле библиотека? Мы посмотрели друг на друга и пожали плечами. Мигель, химера Гарсии, тот самый, с толстой шеей, странно смотрел на меня, его голубые глаза напоминали лед. На его лысой голове блестел пот. Я заметил, что у него небольшие усы фу манчи. И общее впечатление пугающее. Отвратительно. - Si. Ниже по лестнице есть библиотека, - сказал Завала. - К тому же медицинские компьютеры располагают хорошими биографиями, - заметил я. - Может, у них мы узнаем, когда самураи начинают тренироваться. - Но как мы решим, кто выиграл пари? - спросил Гарсиа. - Конечно, ты не думаешь, что самураи на самом деле тренируются всю жизнь, но в каком возрасте они должны начать? Химера Мигель по-прежнему смотрел на меня. Зрачки его расширились и стали похожи на мексиканские монеты в пять сентаво. Лицо его расслабилось, нижняя челюсть отвисла. Он, казалось, совершенно не замечает происходящего в комнате. Выглядел он очень больным. Отвратительным. Я подумал, что с ним такое. И решил: слишком много выпил. Завала ненадолго задумался. - Мальчик становится мужчиной, когда у него отрастают лобковые волосы, верно? Не думаю, чтобы самураи начинали тренироваться до этого. Гарсиа ответил: - У одних лобковые волосы вырастают в десять, у других в шестнадцать. Будем щедры, установим срок в пятнадцать лет. Если самураи начинают тренировки раньше этого возраста, ты проиграл. Завала посмотрел в угол комнаты, ничего не видя. Он, казалось, в трансе, ищет источник духовного знания. - Я согласен, - отвлеченно сказал он. Химера Мигель закрыл рот и пополз по полу ко мне. Его зрачки снова сузились, и он выглядел бы нормально, если бы не струйка пены из рта. - Остается еще одна проблема, - сказал Гарсиа. - Мы должны узнать, жульничают ли самураи в симуляторах. Кто-нибудь может прорваться к компьютеру и выяснить это? Все покачали головами. Никто не сможет пробиться сквозь защиту корабельного ИР. Мигель дополз до кровати и сидел на полу рядом со мной. Он похлопал меня по ноге, потом прижался к ней свой лысой головой, как старый пес к хозяину. Я понял, что он привязался ко мне. Я видел начало этого процесса. И ощутил пугающее чувство власти и ответственности. - Тогда, боюсь, нам остается только одно, - сказал Гарсиа. - Напасть на самураев и проверить, насколько они действительно сильны и быстры. - Но у них мечи, - заметил Пио. Гарсиа усмехнулся. - Добровольцы есть? Мавро сидел на своей койке, прислонившись к стене, и как будто спал. Голова его качнулась вперед, и он сказал: - Я обезоружу одного, если кто-нибудь его побьет. - Браво, - сказал Гарсиа. - Есть добровольцы? - Я вспомнил, какие они большие, самураи, большинство по два метра ростом и весят по 140 килограммов. Мысль о нападении на такое чудовище устрашала. Один из четырех все еще не спавших химер сказал: - Я! - Дело подождет, пока мы не протрезвеем, - сказал Гарсиа, и все согласились. - Пойдем сегодня вечером, после боевой тренировки. Те гости, что могли добраться до своих комнат, ушли, но большинство провело день у нас. Спали, пока не выветрилось опьянение. Я один пообедал в столовой на четвертом уровне. Сидел рядом с Фернандо Чином, ксенобиологом из Боготы. Он говорил с остальными о птицах, которых я видел высоко в атмосфере в симуляторе. Чин сказал, что больших птиц называют опару но тако - опаловые воздушные змеи, а маленьких - опару но тори, опаловые птицы. И я понял, почему их так называют: когда вечернее небо полно пыли, хотя на западе оно пурпурное, а на востоке сине-коричневое, когда мерцающие лучи играют на крыльях опару но тако на фоне более темного неба, кажется, что по всему небу до горизонта рассыпаны опалы. Меня больше интересовали воздушные змеи, которые живут высоко в атмосфере, и Чин рассказал, что они вылавливают в воздухе пыль и воду и жгутиками направляют их в ротовое отверстие и в желудок; там все это попадает в сумку, где размножаются бактерии. Именно ими опаловые воздушные змеи и питаются. Разновидности опаловых воздушных змеев легко определяются по цвету, так как они питаются разными бактериями. - Они очень красивы, - сказал я, - на закате. - И полезны, - заметил Чин. - Без них на Пекаре нельзя было бы жить. Их в воздухе так много, что они образуют термальный слой, создающий тепличный эффект. Это согревает планету. И каждые семь лет солнце Пекаря увеличивает яркость, еще больше подогревая планету. Когда это происходит, начинаются сильные бури - на Земле таких никогда не бывает, - и опару но тако не могут летать и падают с неба. И пока солнце греет сильно, они теряют способность к размножению. Если бы не они, колебания температуры были бы так велики, что погода никогда не стала бы стабильной. И за исключением узких береговых полосок Пекарь за несколько десятилетий превратился бы в пустыню. - Интересно. Разве тебе не кажется странным, что японцы назвали планету Пекарь? Английским словом? Чин рассмеялся. - В этом есть ирония. Английский корабль обнаружил Пекарь, пролетая мимо. В это время на планете была буря, солнце как раз увеличило яркость. Сенсоры корабля зарегистрировали планету как лишенную жизни. Решили, что на ней настоящий ад, и назвали Пекарь. Позже японцы вторично открыли планету и поняли, что на ней можно жить. Но сохранили название, потому что в японском языке нет слова для понятия "пекарь". Мне кажется забавным, что нынешние жители планеты отвергают западный образ мысли и идеи, но сохраняют английское название своей планеты. Я улыбнулся. За последние несколько дней все вокруг изображали из себя специалистов по географии, населению и фауне Пекаря, все часто говорили о таких вещах. Я не доверял их сведениям. Но Чин показался мне достаточно образованным. У меня не было настоящих друзей на корабле: Перфекто повиновался мне, словно я его хозяин, и это меня угнетало; Абрайра предпочитала держаться на расстоянии. Несколько раз я пытался завязать разговор о ее прошлом и узнал, что хоть Абрайра жила во многих местах и знала многих людей, она ни о чем не говорила со страстью. Она проживала в этих местах, но никогда не жила в них. И никогда не проявляла никаких эмоций. Такие люди меня пугают, и я решил избегать ее. А больше никакого кандидата в друзья я не видел. Поэтому, встретив Чина и увидев, что он умен и образован, я подумал, что мне нужен такой друг. И я сказал: - Наверно, ты счастлив, что летишь на Пекарь: для ксенобиолога это хорошая возможность. - Да, - согласился Чен. - Это мечта всей моей жизни! Я получил свой докторский диплом за диссертацию о животных Пекаря, объединяющих экзо- и эндоскелет. На Пекаре это обычное явление. Никогда не думал, что смогу оплатить полет на Пекарь. Но потом услышал об этой работе. Я спросил: - А тебя не тревожит, что корпорация Мотоки считает осуществление геноцида условием найма? Он пожал плечами и махнул рукой. - Вовсе нет! Уничтожая ябадзинов, я помогаю восстановить природную экосистему планеты. Какая разница, если умрет несколько человек? Такой образ мыслей вызывал у меня тошноту, и я ушел от него. К вечеру мы набрались сил для боевой тренировки и направились к симулятору. В ушах у меня звенело, голова кружилась. Слишком скоро после выпивки я поел, и вот расплачиваюсь за это. Во время первого сценария толчки машины на скалистой дороге заставили меня вырвать в шлем. За десять минут тренировки нас убили дважды, а в следующие четыре симуляции мы были так слабы и истощены, что всячески избегали ябадзинов. От постоянных приступов боли у меня онемело лицо и желудок сжался узлом. Худшая из всех тренировок. Мы уходили потрясенные. Позже тем же вечером к нам зашли Гектор, Гарсиа и еще шестеро. Мигель обрадовался, увидев меня; он все время хлопал меня по спине и говорил: - Могу я что-нибудь для вас сделать, сэр? Он забывал, что у меня нет никакого звания. Я узнал, что на тренировке им повезло не больше, чем нам: все они были бледны и похожи на трупы. Мы все вместе отправились в лазарет за таблетками от похмелья, а также чтобы решить вопросы пари. Дежурный санитар в лазарете, маленький жилистый человек с длинными волосами и редкой бородкой, стоял у входа и смотрел на него так, словно он ведет в банковский сейф. Мавро постарался разговорить его, предложил ему сигару. Он рассказал о пари с Завалой и о том, что нам очень нужен компьютер - "совсем немного информации". Но санитар оказался одним из тех воинственных типов, которые отрицательно качают головой еще до того, как вы выскажете просьбу. Мигель вопросительно взглянул на меня. Я был в плохом настроении и не желал заниматься мелочами. Кивнул, и Мигель схватил санитара за горло, поднял в воздух, и мы прошли в лазарет. Мигель отнес санитара к ближайшей трубе для выздоровления и начал засовывать в нее. Мы опасались, что санитар по комлинку вызовет охрану, поэтому я подошел к операционному столу, где висела газовая маска, надел ее на санитара и анестезировал его небольшой безвредной дозой окиси азота. Дал маску Гектору и велел ему каждые несколько минут давать газ, чтобы санитар не пришел в себя. Потом мы сели за компьютер и запросили информацию о японцах. Их на борту корабля оказалось двенадцать сотен, и почти все числились самураями. Мы запросили, кто из самураев недавно подключался к симулятору, и компьютер перечислил несколько сотен имен. Мы выбрали наобум двоих - Анчи Акисада и Кунимото Хидео - и затребовали их генетические карты. Я попросил компьютер выделить генетические усовершенствования и откинулся в кресле. Данные об усовершенствованиях появились не сразу: хромосома 4, систрон 1729, сообщает добавочную прочность стенкам кровеносных сосудов; хромосомы 6 и 14 мешают прекращению выделения гормонов роста. Хромосома 19, систрон 27, вовлекает в метаболизм жировые клетки, и потому самураи на пустой желудок действуют эффективнее обычных людей. Всего мы насчитали пятьдесят небольших усовершенствований, все не очень новые, а большинство даже такие старые, что прекратилось действие патента их изобретателя. Я сделал распечатку биографий этих двух самураев и отдал ее для изучения Гарсиа. - Хотите пройти генное сканирование? - сказал я химерам. Мне хотелось посмотреть на их карты. На Земле запрещена генная инженерия у людей, за исключением лечения наследственных заболеваний, и информация о работах на Чили никогда не публиковалась. - Я хочу увидеть свою, - сказала Абрайра. Я вызвал ее карту и удивился: первый найденный мной искусственно созданный ген оказался длиной в 48000 нуклеотидов - в тысячу раз длиннее искусственных нуклеотидов, которые были когда-либо вживлены в человека. Этот ген передавал кодированную инструкцию для производства мышечной ткани, значительно отличающейся от миозина, протеина, обычно используемого в бороздчатых мышцах; новый протеин оказался очень сложен, и у него не было названия. Компьютер просто назвал его по имени пациента, указал, что его создатель - исследовательская группа компании Роблз, а также показал схематическое изображение новой мышечной нити: в отличие от столбообразной формы, типичной для людей, у нее по поверхности проходил спиралевидный бугорок. Как будто вокруг карандаша обернули пружину. Введение нового протеина как основы мышечной ткани человека должно вызвать множество проблем. Какая стимуляция необходима для мышцы, чтобы она начала сокращаться? Какие химические вещества стимулируют сокращение? Как будет мышца расслабляться? Как мышечный метаболизм превращает химическую энергию в физическую? Вопросы казались очень сложными, но, изучая карту, я обнаружил, что ответ прост. Эта мышца разлагает АТР - трифосфат аденозина, как и обычная человеческая мышца. При более внимательном рассмотрении новый ген оказался очень похожим на ген миозина, к которому добавлено несколько тысяч нуклеотидов. Спираль на поверхности мышцы выделяла большое количество нового энзима, который стимулирует разложение АТР; поэтому мышца сокращается быстрее и легче, чем у людей. И к тому же сокращение происходит полнее. Мысль о преобразовании самой мышечной клетки, чтобы сделать мышцу более эффективной, казалась мне пугающей. Как могли в компании Роблз проработать много тысяч вариантов, чтобы найти единственный, дающий нужный эффект? Откуда они могли знать, какой результат получат? Но это лишь первое из усовершенствований Абрайры. Карты показывали сотни других: сеть кровеносных сосудов лучше снабжала мозг, который увеличился на двести граммов. Преобразование зубов, в ходе которого были убраны клыки, давало возможность сильнее укусить, быстрее и тщательнее пережевывать пищу. Более длинные кишки и легкая проницаемость их стенок для питательных веществ давали Абрайре возможность удовлетворяться половиной той пищи, которая требуется нормальному человеку. Хрящ у нее эластичней обычного, таз легче расширяется при родах; и она никогда не сможет сломать себе нос. Я удивился, обнаружив, что устройство ушей у нее лишь слегка отличное. Многие усовершенствования потребовали замены всего лишь одного-двух нуклеотидов в генах, они изменяли размеры и функции органов, и изменения казались незначительными, почти поверхностными; другие же требовали добавления многих сотен тысяч нуклеотидов в целые семейства генов. Но каждое усовершенствование проводилось очень тщательно, и обдумывались все последствия. И если посмотреть на все в целом, становилось очевидным: все изменения направлены на создание совершенного человека. Лучший известный мне генетический инженер по сравнению с этими учеными из "Роблз" - всего лишь лудильщик. Даже если человек проживет еще два миллиона лет, он не станет таким совершенным, как Абрайра. С каждым новым усовершенствованием во мне росло уважение к ней как к организму. Я чувствовал себя так, словно слушаю симфонию, не музыкальную, а такую, которая разыгрывается на человеческих генах, но только я в нашей маленькой группе мог понять ее красоту и совершенство. Я вспомнил шутку о химерах, прочитанную в одном медицинском журнале. Тогда боялись тех изменений, что люди Торреса производили в организмах. В шутке говорилось: "Когда Бог создал человека, он сделал это хорошо. Когда генерал Торрес создал человека, он сделал его еще лучше". Мне показалось ироничным, что в этой шутке больше правды, чем подозревал ее автор. В углу Гарсиа и Завала изучали биографии самураев. Они заржали. Очевидно, оба самурая начали посещать занятия академии Контани в возрасте шестнадцати лет, и это военная академия. Завала утверждал, что он выиграл пари, так как самураи начинали свое обучение в 16 лет. Но Гарсиа заметил, что каждого из них учили еще ребенком - и учителя-люди, и ИР, и многие курсы имеют прямое отношение к военному делу, хотя сами по себе они не военные. Например, гимнастические тренировки и самозащита неоценимы в боевой обстановке. Все приняли участие в споре, и Гарсиа проиграл, потому что ему пришлось признать, что дети по всему миру занимаются гимнастикой и учатся обороняться. Пока они спорили, я нашел кое-что заставившее меня призадуматься: хромосом 4, систрон 2229, давал указание нейроглическим клеткам в коре головного мозга вырабатывать протеин, названный просто "модификатор поведения 26". По структуре этот протеин очень напоминал преграду в передаче нервных импульсов, вызывающую биогенетическую социопатию. Инженерам "Роблз" понадобилось изъять всего две аминокислоты. "Роблз" явно стремился понизить способность Абрайры сочувствовать другим, но сочувствие необходимо для выживания вида. Мать должна заботиться о детях, чтобы они дожили до зрелости. И инженеры "Роблз", очевидно, знали, что совсем устранять эту особенность нельзя. Мне не понравилось, что они стремились ее уменьшить. Я запросил у компьютера сведения о модификаторах поведения и обнаружил их несколько. Семь из них были обозначены номерами патентов. Я понятия не имел, каков их эффект, потому что это за пределами моей области. Но я нашел один патент на семейство генов, разработанный не в "Роблз"; он был создан Бернардо Мендесом, и так как я знал о его работах в области инженерии биологического территориализма, я по ранней дате патента смог предположить природу модификации - биогенетический территориализм химер усиливался, чтобы они более склонны были к соперничеству. Это объясняло, почему Перфекто провел линии на полу, чтобы никто не покушался на его территорию. Я вспомнил слова Абрайры, что химеры для аргентинцев не опасны, пока те остаются в пределах своей страны, и это имело смысл: если химеры считают, что нарушается их территория, они сходят с ума от ярости. И из-за своей социопатии они, не задумываясь, уничтожают нарушителей. В прошлом я не обращал внимания на линии Перфекто. Теперь я решил избегать его территории, чтобы он не надумал сломать мне ноги. Мне пришло в голову, что химеры являются антитезой социалистам: вместо того чтобы уничтожать территориализм человека, Торрес решил усилить его. Может быть, Торрес создал химер специально, чтобы противостоять бактериологической войне, которую, по слухам, собирались начать социалисты. Однако это казалось маловероятным. Торрес начал свою работу за десять лет до того, как социалисты приступили к преобразованию своих народов. По крайней мере я задолго до этого слышал о работах Торреса. И я подумал: кого собирался создать "Роблз"? Совершенного человека или совершенного солдата? Кончив с модификациями поведения, я снова обратился к физическим усовершенствованиям. Список их казался бесконечным. Несколько человек за это время заглядывали в лазарет за лекарствами, и мне приходилось отрываться и обслуживать их. Это заставляло меня беспокоиться. Рано или поздно кто-нибудь спросит, что мы тут делаем. Примерно через два часа я попросил компьютер напечатать все материалы об Абрайре, потом сказал своим компадрес: - Я хотел бы изучить эти генные карты дома. Но эту часть пари мы, пожалуй проиграли. Химеры генетически, несомненно, превосходят самураев. Наши химеры должны быть сильнее, быстрее и умнее самураев. Завала улыбнулся. - Значит, я побил тебя в двух пунктах: самураи обучены не лучше нас и генетически не превосходят нас. - Насчет генетики может оно и так, а вот относительно второго я не уверен, - возразил Гарсиа. - Надо будет завтра утром сходить в библиотеку и разузнать о первых годах их тренировки. Если их курсы самозащиты включают тренировки в симуляторе, как наши, тогда я заберу твои деньги. - Гарсиа потянулся и зевнул: было уже поздно. Все согласились, что Гарсиа прав, и пошли из комнаты. Мигель задержался, стоя рядом со мной, как часто стоял Перфекто. Он явно хотел остаться со мной. Я похлопал его по спине. - Иди с Гарсиа, мой друг, - сказал я. - Хорошо служи ему. - Это был приказ, произнесенный негромко. Мигель посмотрел на меня печальными голубыми глазами и вышел, не сказав ни слова. Я видел, что он чувствует себя отвергнутым. Мавро, Перфекто и Абрайра остались. Я видел, что Перфекто смотрит на меня. Очевидно, он знал, что Мигель привязался ко мне. И расстроился из-за того, что я отослал Мигеля. Когда остальные вышли, Абрайра склонилась ко мне на плечо, ее шоколадные волосы коснулись моей щеки. Она сказала: - У меня вопрос, дон Анжело. Человек ли я? Я задумался. Вначале кажется очевидным, что она не человек. Тот, у кого такое количество усовершенствований, не может оставаться человеком. Как будто внешность служит у нее лишь плащом, под которым скрываются глубочайшие изменения. И, глядя в серебряную паутину ее глаз, я напомнил себе, что не должен считать ее человеком, не делать ошибки, относясь к ней как к товарищу. Это живое существо, столь же отличное от меня, как крыса отличается от собаки. Но если ее вопрос означает: "Могу ли я совокупляться с человеком и производить жизнеспособное потомство?" - а ведь именно это главный критерий того, принадлежит ли она к нашему виду, - вот тут я совершенно не уверен. Большинство усовершенствований, созданных "Роблз", незначительны и имеют исторические прецеденты, то есть они найдены у отдельных индивидуумов; следовательно, это черты бесспорно человеческие. Относительно конструкции молекул ее глаз я не был уверен. И попросил компьютер проверить, каковы будут результаты скрещения Абрайры и Гарсиа. К моему удивлению, результат оказался позитивным: ее потомки унаследуют поразительный процент - 98%! - усовершенствований. - Да, - сказал я ей. - О, - заметила она, - а я думала нет. Я думала нет. - Это звучало очень грустно, и я решил, что она разочарована тем, что осталась человеком, а не стала кем-то гораздо лучше. - Ну, не расстраивайся, - сказал Мавро. - Вспомни о всех великих людях, об Иисусе Христе и Симоне Боливаре. Этой ночью я долго лежал без сна, думая о сражениях, через которые мы прошли; в каждом из них мы потерпели поражение. Я все еще дрожал после вечера, проведенного в симуляторе, и сцены схваток: вспышки плазмы, дугой изгибающейся в небе, мертвое тело, падающее у моих ног, - не давали мне уснуть. Но странное дело: хотя я был потрясен, я совершенно забыл об этом, изучая генные карты. Как будто тело решило отложить боль, пока не настанет время напомнить о ней. Я слушал неровное дыхание остальных и понял, что никто не спит, все испытывают то же, что и я. Постепенно дыхание Завалы и Мавро стало ровным, они негромко захрапели. Каждую ночь на корабле в той или иной форме Тамара вторгалась в мои сны. Будет ли она сниться мне сегодня? Пусть это будет мирным сном. Я очень хотел увидеть ее в мирном сне. Часто думал, где она, как выздоравливает. Гарсон о ней позаботится. Но потом я понял, что мне все равно. Умрет ли она. Будет ли жить. Что это для меня значит? У меня хватает своих забот. Почему я по-прежнему хочу отыскать ее, приласкать, словно она мой ребенок? Я начал погружаться в беспокойный сон, которому мешали какие-то звуки. Проснувшись, я сначала подумал, что это Перфекто заговорил во сне. Но он заговорил очень тихо, невнятно, без выражения, так что со стороны можно было подумать, что говорит он действительно во сне. Он сказал: - Я помню, когда тебе было шесть лет, ты ускользнула из поселка, чтобы поиграть с Нито Диасом и его братом. Они толкнули на тебя груду досок и ушли, оставили тебя кричащей. Они решили, что ты умрешь, и это показалось им забавным. И когда мы тебя нашли, ты была вся в крови. - Они были дети, - ответила Абрайра. Я не слышал, чтобы они так говорили. По ночам слышал только, как храпел Завала и Перфекто изредка звал во сне жену. Интересно, сколько таких ночных разговоров я пропустил. - А когда тебе было двенадцать и ты пошла к мессе, а священник выбросил тебя, он тоже был ребенком? - Это была его церковь. - Церковь Бога, - поправил Перфекто. - Я не стану напоминать тебе обо всем. Но я видел в новостях сообщения о том, как ты убила трех парней метисов. - Трех насильников. Полиции было все равно, что метисы сделали с химерой. - Ты изуродовала их тела. Это не просто месть. Это ненависть. Поиск. Почему ты отрицаешь, что ненавидишь людей? Тебе это ничего не дает. Я не прошу тебя сдержать свою ненависть к ним. Но не нужно ненавидеть себя за то, что ты одна из них. Абрайра издала сдавленный звук, словно всхлипнула. Я удивился: она всегда казалась такой сильной, лишенной эмоций. - Я не человек, - сказала она. - Мне никогда не позволяли быть человеком. И теперь я не буду человеком. - Значит, ты признаешь, что ненавидишь их. - Да. Иногда. - А меня? - спросил Перфекто. - У меня восемь детей от жены, а она человек. Я тоже человек. - Не играй со мной семантикой. Если ты рожден в пробирках поселка, ты химера. Таково единственное определение, по которому чилийцы охотились за нами после революции. Если бы ты отвез своих восьмерых детей в Чили, чилийцы убили бы тебя вместе с ними. - Это правда, - сказал Перфекто. - Но я говорю тебе все это, только чтобы подчеркнуть: разделительная линия между людьми и химерами очень тонка. Ты стоишь на этой линии и говоришь: буду химерой, а не человеком. Но выбор был сделан твоими создателями инженерами, сама ты не можешь его делать. Перфекто замолчал, и я ждал, что Абрайра будет спорить. И обдумывал услышанное: когда я пытался разговаривать с Абрайрой наедине, она рассказывала о местах, где жила, о людях, которых знала, со странным бесстрастием, никогда не говорила о любви или ненависти. Она эмоционально всегда оставалась на расстоянии, словно заключенная в янтарь. Ее невозможно коснуться, ощутить. И как в тот день, когда она делала жесты, обычные для возбужденной чилийки, я узнал, что, когда она проявляет эмоции, это игра, маска. Бессмысленные улыбки над глупыми шутками. Словно она хотела успокоить нас, показать, что в ее мире все в порядке. Меня инстинктивно отталкивало ее поведение, мне оно казалось ложным. Но теперь я понял, почему у нее такие фальшивые эмоции: с ней так жестоко обращались в прошлом, что она не хотела показывать нам, кто она такая на самом деле. И снова я удивился тому, насколько она человек: ведь 98 процентов изменений и усовершенствований будут унаследованы ее потомками. И тут, словно освещенную молнией, я увидел правду. Абрайра говорила, что химеры женщины создавались не для того, чтобы быть солдатами. Когда "Роблз" создавал Абрайру, инженеры не хотели получить ни совершенного человека, ни совершенного солдата. Они создавали совершенного производителя - машину, которая способна распространить созданные ими особенности среди населения. Я долгое время прислушивался, но Абрайра ничего не ответила Перфекто. Возможно, они услышали мое неровное дыхание, поняли, что я не сплю, и перестали разговаривать. Не знаю. Той ночью мне снилось, что я пытаюсь удержать ребенка, который цепляется за скалу высоко над обширным океаном с волнами медного цвета. В море множество мертвых чаек, они плавают на спинах, концы их крыльев поднимаются и опускаются на волнах. Маленькая девочка, которую я вижу так часто, цепляется за камень, глаза ее полны ужаса. Из царапин у нее на руках капает кровь, крупные капли падают в воду, и от них расходятся красные круги. И из каждого круга выскакивает самурай ябадзин, в своем красном вооружении, он начинает стрелять в меня плазмой. Маленькая девочка сказала мне: - Дедушка, держись крепче. Не поднимайся. Я посмотрел ей в глаза. - Кто ты? - крикнул я. - Как тебя зовут? - Ты не знаешь! - укоризненно сказала она. Над моей головой вспыхнула плазма, и я схватил девочку и скорчился, боясь пошевелиться. - Анжело, Мавро, все - проснитесь! - сказал Перфекто, и я посмотрел на него. Он плакал. Густые волосы взъерошены. Свет неяркий, и трехмерная татуировка у него на шее словно блестит. Корабль дрожал от вибрации, вызванной тем, что люди бегали и радовались. Перфекто улыбнулся. - Послушайте хорошую новость! Перфекто подошел к выключателю и добавил света. Абрайра подключилась к монитору и слушала радио. Все ее тело дрожало от рыданий, по щекам катились слезы. Я сел, и Перфекто схватил меня за руку и подтащил ко второму монитору. Мавро только еще поднимался, а Завала вообще не пошевелился. Перфекто вставил вилку в основание моего черепа. - ...все еще закрыты. Тем временем Независимая Бразилия нанесла воздушный удар по четырем тысячам кибернетических танков, стоявших караваном в тридцати километрах к северу от Лимы. - Лима? Я удивился. Фронт Независимой Бразилии в сотнях километров от Лимы. - Танки находились на пути к фронту Социалистических Соединенных Штатов Юга в Панаме под руководством искусственного разума Брейнстормер 911, когда саботажники разбомбили корпус ИР. Брейнстормер 911 - один из четырнадцати искусственных разумов, уничтоженных в Южной и Центральной Америке за последние шесть часов. Убиты также семь ИР в Европе и два в космосе. Пока только два государства заявили протест из-за бомбардировки, нарушающей соглашение 2087 года между разумами о том, что искусственные разумы сохраняют политический нейтралитет и должны быть защищены от жестокостей войны. Впервые за целое столетие ИР стали военными целями. - В Колумбии повстанцы из Панамы утверждают, что они захватили Боготу; следовательно, и Богота и Картахена снова перешли из рук в руки, а генералы социалисты в Колумбии приказали своим солдатам сложить оружие. Но из-за сообщений о массовых убийствах большинство солдат ССШЮ отказались выполнить этот приказ, и в Медельине продолжаются тяжелые бои. - Неподтвержденные сообщения из Порто Алегре в оккупированной социалистами Бразилии указывают, что сегодня утром восстали против офицеров сотни моряков. Как сообщается, убит генерал Рикардо Муэллер, известный как Змея Монтевидео; вместе с ним убито много офицеров. Моряки с этой базы заявляют, что нападут на Буэнос-Айрес... Мавро выдернул мою вилку и подключился сам. Абрайра отдала свою Завале. В помещениях под нами наемники праздновали и веселились, звучали тысячи голосов. Стены приглушали звук. Перфекто хлопнул меня по спине. Он открыл мою последнюю бутылку виски. - Давай отпразднуем! - воскликнул он и поднес бутылку к моим губам. Я сделал глоток и спросил: - Что случилось? Перфекто улыбнулся. - Социалистов гонят из всех украденных ими стран. Они за одну ночь потеряли больше, чем приобрели за последние семь лет. - Но как? - спросил я. Я знал как. Должно быть, Тамара пришла в себя. Когда я подумал об этом, внутри у меня словно что-то щелкнуло. Я испытал всепоглощающее облегчение. Я и не сознавал, что так тревожусь из-за нее. Она сообщила имена тех искусственных разумов, которые помогали социалистам, а Гарсон передал эту информацию своим компадрес на Земле. С уничтожением местных ИР по всему ССШЮ выйдут из строя все дороги, все линии коммуникации и банки. - Очень просто, - сказал Перфекто. - Кто-то взорвал ИР, и вместе с ними взорвалась вся страна. Миллионы рефуджиадос в Независимой Бразилии и Панаме вооружились и хлынули через границы всех социалистических государств. Почти во всех городах ССШЮ военные так заняты защитой от грабителей, что не могут защититься от внешних сил, а солдаты в это время выводят из строя свои защитные системы и переходят на другую сторону. Стало очевидным, что у трех ИР вся память была занята руководством защитных систем социалистов: когда их разбомбили, вся защитная линия, включая кибернетические танки и нейтронные пушки, вышла из строя. Поскольку ИР нарушили все возможные соглашения, помогая военным на одной стороне, многие страны поддерживают наши усилия. Индия пошла даже так далеко, что послала военную помощь рефуджиадос - пятьдесят тысяч кибернетических танков и орбитальную нейтронную пушку. Ах, как бы я хотел вернуться в Чили! Я был ошеломлен. Никто никогда не предоставлял нам военную помощь, за исключением незначительной помощи от Австралии, да и ту пришлось так выпрашивать, что дело не стоило хлопот. - Ты думаешь, это правда? И ССШЮ могут пасть в один день? Абрайра покачала головой. - Нет. Они уже приходят в себя. Создают новые оборонительные линии, отступив в Боливию, Парагвай, Уругвай и Чили. А народы этих стран даже не пошевелились. Люди там так далеко от войны, что даже не знают, что происходит. Потребуются годы, чтобы вернуть все. - Я в этом не уверен, - сказал Перфекто. - Социалисты отрезаны почти от всего своего тяжелого вооружения. И если наши силы его захватят, война продлится от силы три месяца. Отключились Завала и Мавро. Завала кричал и прыгал вверх и вниз, потом вместе с Абрайрой и Перфекто отправился вниз, чтобы отпраздновать с друзьями. Я сказал, что вскоре присоединюсь к ним. Мавро сидел на своей койке и улыбался, а я просто сел на пол. Когда остальные ушли, Мавро сказал: - Итак, Анжело, информация социалистки, которую ты принес на борт, оказалась ценной, верно? - Si, первоклассная информация. - И только подумать: все это произошло потому, что я спас тебя на станции Сол. - Ты верный друг, - сказал я. Но я не был в этом уверен. Вспомнил, как он говорил обо мне за моей спиной, осуждал мои способности к схваткам. Но тогда он был пьян, и я старался не сердиться на него за эти слова. Мавро улыбнулся, откинул голову и посмотрел в потолок. - Через несколько месяцев Гарсон назначит своих офицеров. Тогда он вспомнит, что мы для него сделали. И я не удивлюсь, если мы с тобой оба станем офицерами. Я вспомнил зеленые холмы Панамы, заход солнца над озером за моим маленьким домом в Гатуне, большие корабли, плывущие по озеру в порт Колон и в Панами-сити. Вспомнил, как стаи голубых и зеленых канареек играют в кустах у меня на заднем дворе. Я оставил все это, и теперь мне вдруг пришло в голову, что я оставил это ни из-за чего. Я мог забрать Тамару к повстанцам в лесах к югу от Колона, и она дала бы им информацию. Результаты были бы те же. Социалисты были бы отброшены от наших границ, а я мог бы жить в Панаме всегда - свободно, мне бы ничего не угрожало. Если бы не убил Эйриша. Я должен был оставить Эйриша живым, переправить Тамару к повстанцам, а самому вернуться домой. Но мне никогда не приходило это в голову. И снова мои иррациональные действия заставили меня подумать, что я сошел с ума. А может, я просто глуп? - подумал я. В молодости раз в две или три недели я замечал, как глуп был в это самое время год назад. Но теперь мне пятьдесят девять лет, и я больше не оглядываюсь и не думаю, как глуп был в пятьдесят восемь. Но, может, снова нужно это делать? Больше всего мне хотелось оказаться в Панаме. Но даже если я вернусь после победы над ябадзинами, я проведу в полете сорок пять земных лет. И Панама станет совсем другой. И я понял, что хоть победа в Панаме меня