и удовлетворенно похрапывая. Необычная, но, тем не менее, мирная картина. Отец Иом был Властителем Рун, обладал несколькими дарами жизнестойкости и мышечной силы. Иом всего раз в своей жизни видела его спящим, и сон этот длился лишь полчаса. Может, он все-таки хотя бы иногда спал в постели рядом с ее матерью? Хотя Иом было доподлинно известно, что именно там он чаще всего обдумывал возникающие в королевстве проблемы. Но спать, просто спать? Почти никогда. Скорее всего, этот длинный день изрядно утомил его. Габорн уселся рядом с Иом, прислонившись спиной к тому же самому дереву, что и она. Рядом с ней лежала горка слив, он взял одну и съел. Снова набежали облака, небо потемнело, с юга задул порывистый ветер. Осенью в Гередоне такое случалось довольно часто. С перерывами не больше трех часов над головой возникали облака, а вслед за ними обрушивалась гроза. Биннесман привел коней к ручью напиться. Утолив жажду, они по его команде оторвались от воды. После чего один из них принялся щипать короткую траву, а двое просто заснули стоя. И только огромный жеребец Радж Ахтена стоял около ручья, с беспокойством кося взглядом на Биннесмана, словно стараясь не упустить ни малейшего изменения в его настроении. Спустя некоторое время чародей сказал: - Теперь я должен оставить вас, но мы встретимся в Лонгмоте. Поторопитесь и помните - на этой земле нет почти ничего, чего вам следует опасаться. - Да я особенно и не волнуюсь, - ответил Габорн. Обеспокоенный вид Биннесмана свидетельствовал о том, что на самом деле он вовсе не был так уж уверен в правоте своих слов. Тем не менее, Габорн не хотел лишний раз тревожить старика. Биннесман взгромоздился на огромного боевого коня, прежде принадлежавшего Радж Ахтену. - Постарайтесь отдохнуть немного. И кони пусть поспят часок-другой, но не больше. В полночь Радж Ахтен проснется и будет иметь возможность снова отправиться за тобой в погоню, Габорн. Хотя я и наложу на тебя защитное заклинание. Прошептав несколько слов, Биннесман вытащил из кармана веточку какой-то травы. И пришпорил коня, бросив ее Габорну на колени. Петрушка. - Не потеряй ее, - сказал он Габорну на прощанье. - Она впитает твой запах, сделав его недоступным для Радж Ахтена и его солдат. И еще, Габорн. Перед тем, как покинуть это место, вырви у себя волос и завяжи на нем семь узлов. Если Радж Ахтен доберется сюда, дальше он станет ходить кругами. - Спасибо, - сказали Иом и Габорн. Биннесман развернул жеребца на юг и скрылся во тьме. Иом чувствовала, что она устала, предельно устала. Оглянулась по сторонам в поисках более мягкого местечка, где можно было бы прилечь. Габорн обнял ее за плечи и притянул к себе таким образом, что ее голова оказалась у него на коленях. Такой неожиданный жест. Интимный. Она легла, закрыв глаза и прислушиваясь к тому, как он ест сливы. Неожиданно в животе у него забурчало, ей стало неловко. Габорн протянул руку и погладил се по подбородку, по волосам. Хотя он и признался ей в любви, она не верила, что это было глубокое чувство. Она стала такой уродиной. Самой страшной среди всех безобразных людей на свете, так ей казалось. Где-то в самой глубине ее сознания испуганный голос шептал: "Так тебе и надо, ты это заслужила". Это действовал дар, конечно - никогда прежде Иом таких чувств не испытывала. Обесценивание себя. Руна силы Радж Ахтена все плотнее "захлестывала" ее. И все же, стоило Габорну посмотреть или прикоснуться к ней, на мгновение возникало ощущение, что заклинание слабеет. Чувство собственного достоинства возвращалось. Иом чувствовала, что Габорн, только он один изо всех мужчин на свете, и впрямь может любить ее. А как она боялась потерять его! И сама ужасалась этому страху - казалось, он вызван рассудком, не чувством. Существовало и еще кое-что, заставляющее ее испытывать неловкость. Она никогда не была наедине с мужчиной, а сейчас именно это и происходило. Всегда рядом присутствовала Шемуаз, да и Хроно не спускала с нее взгляда. Но вот теперь она сидит бок о бок с принцем, отец спит, и все это вызывало чувство ужасной неловкости, которое с каждым мгновением возрастало. Иом понимала, что дело тут не в самом факте прикосновения Габорна, а в воздействии его магии. Она чувствовала, как в его присутствии в ней начинает зарождаться желание, - точно зверек, против воли угнездившийся в голове. Нечто похожее она испытывала рядом с Биннесманом, но это чувство было гораздо сильнее. Кроме всего прочего, Биннесман был стар и, по правде говоря, не слишком привлекателен на вид. Габорн - дело совсем другое; к тому же, он осмелился сказать, что любит ее. Ее клонило в сон. Иом не владела дарами ни мышечной силы, ни метаболизма; только одним - даром жизнестойкости, полученным вскоре после рождения. Поэтому, даже отличаясь замечательной выносливостью, она нуждалась в отдыхе точно так же, как и всякий другой человек. Однако электризующее прикосновение Габорна мешало заснуть. Это совершенно невинно, уговаривала она себя, когда он погладил ее по щеке. Просто прикосновение друга. И все же она страстно желала, чтобы он продолжал, чтобы его рука продвинулась дальше, к шее. И, более того, еще глубже, хотя в этом она не осмеливалась признаться даже самой себе. Иом удержала его пальцы, мешая поглаживать свое лицо. В ответ он взял ее за руку, поцеловал и положил между своих коленей. Нежно, так нежно, что у нее перехватило дыхание. Иом слегка приоткрыла глаза. Было так темно, как будто они лежали под одеялом. Мы отгорожены от дома деревьями, подумала она. Эта женщина не может видеть нас, да и не знает, кто мы такие. От этой мысли сердце у нее бешено заколотилось. И, конечно, Габорн не мог не почувствовать этого, не мог не видеть, как она с трудом сдерживает дыхание. Его рука снова погладила Иом по щеке, от этого прикосновения она непроизвольно слегка выгнула спину. Не можешь ты хотеть меня, думала она. Нет, это невозможно. Лицо у меня такое, какое и в страшном сне не приснится, а вены на руках похожи на голубых червей. - Хотелось бы мне снова стать красивой, - одними губами, почти беззвучно прошептала она. - Ты и так красива, - с улыбкой ответил Габорн. Он склонился над Иом и поцеловал ее в губы. Поцелуй пах сливами. Прикосновение его губ чуть не свело ее с ума. Габорн подложил ладонь под ее затылок, притянул к себе и поцеловал снова, еще более пылко. Обхватив Габорна за плечи, Иом подтянулась и уселась у него на коленях, чувствуя, как он трепещет от желания. Она не сомневалась, что сейчас, в этот момент, он верил - верил, что она прекрасна, несмотря на то, что Радж Ахтен лишил ее дара обаяния, а королевство отца лежало в руинах. Сейчас, в этот момент, он не замечал, как она уродлива, и хотел ее так же страстно, как она его. Габорн оказывал на нее совершенно удивительное воздействие. Ей хотелось, чтобы он поцеловал ее более грубо. Его губы скользнули по щеке к подбородку. Она подставила ему шею, чтобы он смог поцеловать ямочку на ней. Что он и сделал. Распутница. Я веду себя, как распутница, осознала Иом. На протяжении всей своей жизни она следила за собой, держала себя в руках и была свободна от желаний. Теперь, впервые в жизни, она оказалась наедине с мужчиной. С мужчиной, которого - теперь это не вызывало у нее сомнений - она страстно желала. Она всегда держала свои эмоции в узде, никогда не допускала даже мысли, что может наступить миг, когда она станет вести себя так... распутно. Все дело в его магии, снова и снова повторяла себе Иом. Это она заставляет меня испытывать такие чувства. Задержавшись на ямочке на шее, губы Габорна скользнули к ее уху. Взяв его за руку, Иом притянула ее к своей груди. Он, однако, отдернул руку. - Пожалуйста! - прошептала она. - Пожалуйста. Не надо быть сейчас джентльменом. Сделай так, чтобы я снова почувствовала себя прекрасной! Отстранив губы от уха, Габорн перевел взгляд на се лицо. Если в тусклом свете он и увидел что-то неприятное и отталкивающее, то не подал вида. - Я... Ох! - ослабевшим голосом произнес он. - Боюсь, я только и способен на то, чтобы быть джентльменом, - он неуверенно улыбнулся. - Слишком много лет только в этом и практиковался. Он немного отодвинулся от нее, но не совсем. Непонятно почему, глаза Иом наполнились слезами. Он, наверно, считает меня бесстыдницей, испорченной, прошептал тоненький голосок внутри. Вот сейчас он видит меня такой, какая я есть - одержимой животным желанием. Похоть, внезапно овладевшая Иом, теперь вызывала у нее самой лишь отвращение. - Я... Прости меня! - воскликнула она. - Я никогда не делала ничего подобного! - Знаю. - В самом деле - никогда! - Никогда, я понял. - Ты, наверно, считаешь меня дурочкой или блудницей! - или просто уродиной. Габорн рассмеялся. - Вовсе нет. Мне даже... лестно, что я вызываю у тебя такие чувства. Лестно, что ты могла захотеть меня. - Я никогда не была наедине с мужчиной, - призналась Иом. - Всегда рядом находились служанка и Хроно. - А я никогда не был наедине с женщиной, - сказал Габорн. - За нами обоими всегда кто-нибудь присматривал. Я часто задумываюсь над вопросом: может быть, учитывая неусыпное око Хроно, мы ведем себя лучше, чем если бы этого не было? Никто не захочет, чтобы его темные делишки были увековечены, и весь мир смог бы узнать о них. Уверен, есть немало лордов, которые ведут себя и благородно, и скромно не по зову души, а лишь из нежелания, чтобы весь мир узнал об их подлинных наклонностях. - Но может ли, Иом, и в самом деле считаться хорошим тот, кто ведет себя хорошо только на людях? Габорн крепко обнял ее, прижав спиной к своей груди, но не целовал больше. Этим жестом он как бы снова приглашал ее отдохнуть, попытаться уснуть. Иом, однако, не отпускало напряжение, и она постаралась расслабиться. Ничего не получалось, мысли не давали покоя. Почему он так повел себя? Пытается быть хорошим или просто не смог справиться с охватившим его отвращением? Кто знает? Не исключено, что даже самому себе он не решился признаться в том, каков истинный ответ. - Иом Сильварреста, - внезапно произнес Габорн сугубо официальным тоном, - я проделал долгий путь из Мистаррии, чтобы задать тебе один вопрос. Два дня назад ты ответила на него "нет". Может быть, теперь ты изменила свое мнение? Сердце Иом заколотилось, мысли в голове понеслись с бешеной скоростью. Что она могла предложить ему? Ничего. Радж Ахтен отнял у нес красоту, уничтожил весь цвет се армии и теперь хозяйничает в ее стране. Да, Габорн говорил, что любит ее. Однако Иом опасалась, что при жизни Радж Ахтена принц не увидит ее такой, какая она на самом деле, и, может статься, будет вынужден до конца своих дней "любоваться" той безобразной маской, которую она теперь носила. Она не могла предложить ему ничего, кроме собственной преданности. Разве этого достаточно, чтобы удержать его? Будучи принцессой Властителей Рун, Иом даже представить себе не могла, что окажется в положении, когда не сможет предложить любимому и любящему человеку ничего, кроме себя самой. - Не спрашивай меня об этом сейчас, - ответила Иом дрожащими губами. - В этом вопросе я не могу руководствоваться только... собственным желанием. Но если мне все же суждено стать твоей женой, обещаю сделать все, чтобы ты никогда не сожалел о том, что это случилось. И никогда не стану целовать никого так, как сегодня целовала тебя. Габорн продолжал ласково обнимать ее, прижимая к груди. - Ты - моя потерянная половина, - прошептал он. Иом с блаженным чувством прижалась к нему, ощущая, как его свежее дыхание щекочет ей шею. Она никогда не верила старым преданиям о том, что каждый человек создан лишь с половиной души и обречен всю жизнь искать того, кто дополнит его. Но сейчас с необыкновенной силой ощутила, что это правда - как и слова самого Габорна. Потом он с шутливой интонацией прошептал ей на ухо: - И если в один прекрасный день я стану твоим мужем, обещаю сделать вес, чтобы ты не считала, что во мне слишком много от джентльмена. Он обхватил ее за плечи, продолжая прижимать к себе. И хотя его левая ладонь оказалась у нес на груди, это прикосновение было ей приятно, но больше не вызывало ни возбуждения, ни неловкости. Вот так все и должно быть, подумала она, - я принадлежу ему, а он принадлежит мне. Только так мы и можем стать единым целым. Она снова почувствовала, что устала, что ее клонит в сон. Попыталась представить себе, как окажется в Мистаррии, в Королевском дворце. Позволила себе немного помечтать. Она слышала рассказы об этой стране. Белые корабли на огромной реке, каналы в городе. Зеленые холмы и запах морской соли. Туманы по утрам. Крики чаек и несмолкающий ропот волн. Ей почти удалось представить себе даже Королевский дворец. Большая постель с шелковыми простынями, на окнах фиолетовые занавески, которыми играет ветер, и она сама, обнаженная, лежит рядом с Габорном. - Расскажи мне о Мистаррии, - прошептала Иом. - "В Мистарии лагуны сверкают, как обсидиан, среди извилистых корней кипарисов..." - процитировала она слова старой песни. - Это и вправду так? Габорн начал напевать мелодию, и хотя у него не было лютни, чтобы подыгрывать себе, его голос звучал очень приятно. - В Мистарии лагуны сверкают, как обсидиан, Среди извилистых корней кипарисов, А над водою черной стелется туман И плавают лилии, как бакены у пирсов. Ходили слухи, что в этих лагунах обитали чародеи вод и их дочери, нимфы. Иом сказала: - У твоего отца есть чародеи. Какие они? Я никогда не встречалась с ними. - Как чародеи, они довольно слабы. Большинство из них даже не способно отрастить себе жабры. Наиболее могущественные чародеи вод живут в океанских глубинах, а не рядом с сушей. - Но они оказывают свое воздействие на ваших людей. Мистаррия - спокойная страна. - Это точно, - сказал Габорн. - У нас в Мистаррии все просто одержимы тем, чтобы сохранять душевное равновесие. Очень спокойная страна. Кто-то может даже счесть ее скучной. - Не говори о ней плохо, - попросила Иом. - Твой отец неразрывно связан с водой. Как бы это выразиться? Она даст ему способ... сохранять устойчивость. Он захватил с собой хотя бы одного своего чародея? Мне хотелось бы встретиться с ним. Иом казалось, что отец Габорна, отправляясь в Гередон на Хостенфест, хотел продемонстрировать свою мощь, а для этой цели ему понадобились бы не только солдаты, но и чародеи вод. Да и в борьбе с Радж Ахтеном такой чародей очень даже мог бы пригодиться. - Прежде всего, они не "его" чародеи. Не более, чем Биннесман - твой.... - Но в его свите есть хотя бы один? - Скорее всего, да, - ответил Габорн. По его тону Иом почувствовала, что он тоже надеялся на помощь чародеев. Считалось, что чародеи вод, в отличие от Охранителей Земли, постоянно вмешивались в дела людей. - Но это - долгое путешествие, и на равнинах Флидса не часто встречается вода... Габорн начал рассказывать ей о своей жизни в Мистаррии, об огромном учебном городке Дома Разумения, раскинувшемся по всему Аньюву. О том, что некоторые Палаты там представляют собой очень большие залы, где тысячи людей слушают лекции и принимают участие в дискуссиях. А в других Палатах, маленьких и уютных, похожих скорее на обычные комнаты в хорошей гостинице, зимой у огня собираются ученики - точно так же, как это делали их наставники когда-то - и учат свои уроки, прихлебывая подогретый ром... Иом вздрогнула и проснулась, когда Габорн осторожно потряс ее за плечо. - Пора, любовь моя, - прошептал он. - Нужно идти. Прошло уже почти два часа. С неба сеялся мелкий дождь. Иом оглянулась по сторонам. Деревья над ними хорошо защищали от дождя, и все же казалось странным, что дождь не разбудил ее раньше. Как она вообще смогла уснуть? Габорн, наверно, использовал силу своего Голоса, чтобы усыпить ее, постепенно говоря все тише и тише, в напевном ритме. Ее отец сидел рядом, уже совсем проснувшийся. Он протягивал руку, пытаясь схватить какую-то воображаемую вещь, и негромко хихикал. Ловил бабочку. Все тело, лицо и руки у Иом онемели. Проснулось сознание, но не тело. Габорн помог ей, и она поднялась, не чувствуя своих ног. Что она может сделать сейчас для отца? Радж Ахтен превратил меня в старуху, раздираемую Тревогами, а отца - в ребенка, подумала Иом. Может, ему лучше всегда оставаться таким, каков он сейчас, внезапно мелькнула у нес мысль? Таким невинным, таким способным удивляться любому маленькому чуду. Он всегда был хорошим человеком, но слишком беспокойным. Так или иначе, Радж Ахтен дал се отцу свободу, которой тот никогда не знал. - Кони отдохнули, - сказал Габорн. - Дороги наверняка размыло, но уверен - мы доберемся быстро. Иом кивнула, вспоминая, как всего несколько часов назад целовала Габорна. Внезапно в ней заговорил разум, смывая все воспоминания, и то, что произошло вчера, сейчас стало казаться просто сном. Габорн на мгновение остановился перед ней, крепко обхватил за плечи и коротко поцеловал в губы - как будто стараясь внушить, чтобы она помнила все то хорошее, что случилось этим вечером. Она чувствовала себя слабой и разбитой, но - что поделаешь? Они ускакали в ночь, позволив коням мчаться во весь опор. Биннесман оставил им коней Радж Ахтена в качестве запасных, и каждый час они останавливались, меняя их и давая возможность животным отдохнуть. Пока они, словно ветер, мчались мимо спящих селений, в сознании Иом оживали картины, приснившиеся ей в то время, пока она спала в объятиях Габорна. А снилось ей, что она стоит на башне грааков в замке своего отца, той, что севернее Башни Посвященных. Там обычно приземлялись грааки, на которых прилетали посланцы, принося сообщения с юга. Во сне армия Радж Ахтена наступала через Даннвуд, сотрясая деревья. Единственной одеждой Пламяплетов был объемлющий их тела живой огонь. Все это Иом видела только вспышками - нелюди с их черными шкурами, крадущиеся в тенях под деревьями, рыцари на конях, в шафрановых и малиновых плащах, в боевых доспехах. А сам Радж Ахтен, такой гордый, такой прекрасный, стоял на лесной опушке, глядя на нес. Даже во сне Иом охватил ужас, когда она увидела, как ее люди, крестьяне из Гередона, что было силы бежали к замку, надеясь укрыться в его безопасности. Они были везде, на всех холмах к северу, западу и востоку. Крестьяне в коричневых туниках и грубых сапогах. Крепкие женщины, окруженные детьми, мужчины с тачками, груженными репой. Дети, подгоняющие прутьями телят. Старуха со снопом пшеницы на спине. Юные влюбленные с мечтой о бессмертии в глазах. И все торопились к замку, надеясь спрятаться в нем. Но Иом знала, что замок не сможет защитить всех этих людей. Его стены не устоят перед Радж Ахтеном. Тогда она поджала губы и подула изо всех сил, подула в направлении востока, запада и юга. Ее дыхание несло в себе запах лаванды и окрасило воздух в пурпурный цвет. Каждый человек, к которому оно прикасалось, - а она старалась сделать так, чтобы охватить все королевство - превращался в белый пух чертополоха, в белый пух, который покачивался и кружился при малейшем движении воздуха, а потом, внезапно подхваченный порывом ветра, поднимался ввысь и улетал над дубами, ольхой и кустарником в сторону Даннвуда. Под конец Иом подула на себя и Габорна, который стоял рядом с ней. И они, тоже превратившись в пух чертополоха, полетели над Даннвудом, глядя вниз на осеннюю листву, золотую, огненно-красную и коричневую. Она увидела, как армия Радж Ахтена с криками вырвалась из-под деревьев. Солдаты, размахивая боевыми топорами, устремились к замку. Но противостоять им было некому. Вся местность опустела. Может, Радж Ахтен и надеялся заполучить что-то, одержав победу, но все, что ему досталось, это обезлюдевший, словно вымерший край. Иом скакала сквозь ночь, и ее не покидало ощущение, что она убегает, оставляя весь мир за спиной. Вскоре после полуночи у нее внезапно закружилась голова и, взглянув на отца, она увидела, что он тоже покачнулся в седле. Она поняла, что это означало, и душу затопила глубокая печаль. В замке Сильварреста кто-то - Иом подозревала, что Боринсон - начал убивать Посвященных. 32. СКОЛЬКО СТОИТ ГОСТЕПРИИМСТВО Как и предполагал король Ордин, армия Радж Ахтена подошла к Хейворту вскоре после полуночи. Хозяин гостинцы Стеведоре Харк проснулся в своей постели рядом с женой. Его разбудил цокот копыт, донесшийся с дальнего берега реки. Расстояние было значительное, однако из-за того, что звук по воде распространяется быстрее, слышно было совершенно отчетливо. Играло свою роль и то, что скалы, мимо которых проходила дорога, отражали и усиливали звук, создавая эхо. Стеведоре Харк годами приучал себя просыпаться при звуке цокота копыт, поскольку, как правило, всаднику, путешествующему ночью, могли понадобиться кров и постель. Крошечная гостиница состояла всего из двух комнат, и постояльцам частенько приходилось спать вчетвером, а то и впятером на одном соломенном тюфяке. Появление ночного гостя означало, что Харку придется расталкивать спящих - и утихомиривать недовольных, - прося их подвинуться, чтобы освободить место для вновь прибывшего. В общем, хлопот хватало. Заслышав цокот копыт, Стеведоре Харк, все еще лежа в постели, попытался прикинуть количество всадников. Тысяча, две, мелькнуло в его затуманенном сном мозгу? Куда я их уложу? Потом он вспомнил, что моста больше нет и что он обещал королю Ордину направить этих людей к Кабаньему броду. Он вскочил, как ужаленный, и, не снимая ночного одеяния, торопливо натянул кое-что из верхней одежды, поскольку в такой близости к горам по ночам уже заметно похолодало. И, выбежав из гостиницы, посмотрел, что происходит на той стороне реки. Как раз для таких случаев фонарь под крышей гостиницы оставался всю ночь зажженным, однако сейчас вполне можно было бы обойтись и без него.. Там, вдоль всей реки, стояли солдаты, рыцари в полном боевом облачении. Впереди колонны четверо из них оплывающими факелами освещали дорогу. Вид воинов напугал его - эти белые крылья, которые топорщились на шлемах "неодолимых", эти кроваво-красные волки на их плащах. Можно было разглядеть и мастифов, и великанов, и каких-то темных тварей. - Приветствую вас, друзья! - закричал Харк. - Чего вы хотите? Моста больше нет, вам тут не перебраться. Однако вверх по течению, миль этак в двадцати, есть Кабаний брод. Поищите, там есть тропа. Он энергично закивал, указывая путь. Неприметная, редко используемая тропа и впрямь вела прямо к броду. В ночном воздухе пахло дождем, лившим много часов подряд, а ветер, шевеля волосы Харка, донес до него запах сосен. Темная речная вода негромко плескалась о берега. Солдаты, не отвечая, продолжали глазеть на него. Может, слишком устали? Или просто не говорят на его языке? Стеведоре Харк знал по-муйатински несколько слов. - Чота! Чота! - закричал он, тыча пальцем в сторону брода. Внезапно, пробравшись из-за спин всадников, вперед протолкалась неясно различимая фигура. Невысокий смуглый человек со странно мерцающими глазами, совершенно лысый. Он посмотрел на Харка и вдруг широко улыбнулся, точно только что услышал добрую шутку. Потом он скинул одежду, оставшись полностью обнаженным. Глаза его, казалось, на мгновение вспыхнули, и тут же, поднимаясь к ночному небу, одну сторону его лица охватило голубое пламя. - Тайную ложь, вот что я чувствую в твоих словах! - прокричал этот человек. Он поднял кулак, из его руки выстрелило голубое пламя, и понеслось над поверхностью воды, точно брошенный камень, направляясь прямо в сторону Стеведоре Харка. Он завопил от ужаса, когда это непонятно что угодило в его гостиницу. Старые бревна вскрикнули, точно от боли, и исчезли в вихре пламени. Масло в висящих под крышей фонарях взорвалось, разбрасывая во все стороны огненные брызги. Голубой огонь, между тем, понесся обратно через реку, и глаза маленького смуглого человека втянули его в себя. Все еще крича, Стеведоре Харк бросился в гостиницу, надеясь успеть разбудить жену и постояльцев до того, как пламя охватит все строение. К тому времени, когда он стащил жену и гостей с постелей, пылала уже вся кровля. Оранжевое пламя ярилось и корчилось, огненные языки лизали ночное небо. Задыхаясь от дыма, Стеведоре Харк выбежал из гостиницы. На той стороне реки странный маленький человек стоял, глядя на него и по-прежнему широко улыбаясь. Потом он махнул Харку рукой, повернулся и побежал по дороге - вниз по течению, в направлении моста Силы, расположенного примерно в тридцати милях к западу. Таким образом, армии Радж Ахтена придется, конечно, сделать крюк, но в засаду короля Ордина она не угодит. Сердце Стеведоре Харка заколотилось. Для такого старого и тучного человека, как он, скакать в Лонгмот было делом немыслимым, да в городе и лошадей сильных не нашлось бы. Он не сможет предупредить Ордина о том, что его замысел с засадой провалился. Скакать ночью по лесам... Нет, нет, это было выше его сил. Он мысленно пожелал Ордину удачи. 33. ПРЕДАТЕЛЬСТВО Уже в сумерках король Менделлас Дракен Ордин обошел защитные сооружения Лонгмота, обдумывая, как лучше организовать оборону. Это оказался странный замок, с необычно высокой внешней стеной, плиты которой были вырезаны из гранита, добываемого здесь же, в Лонгмоте. В крепости отсутствовали вторая и, тем более, третья стены, как в замках большего размера, таких, как у Сильварреста. Здесь не было хорошо обустроенного купеческого квартала, имелись лишь два удобных для обороны поместья и Башни самого герцога, его солдат и Посвященных. Стены, однако, отличались редкой прочностью и были защищены рунами, обеспечивающими им прочную связь с землей. Самым высоким строением в замке была башня грааков - предельно простое функциональное строение, где хватало места для шести гнезд этих больших пресмыкающихся. Наверху башня заканчивалась ровной площадкой, куда можно было подняться по каменным ступеням, вырубленным зигзагом в восточной стене башни. При строительстве этого сооружения никому даже в голову не пришло позаботиться о том, чтобы его можно было защищать. Отсутствовали и крепостная стена, за зубцами которой могли бы укрыться лучники, и широкие лестничные площадки, позволяющие сражаться на мечах. Всего лишь башня, заканчивавшаяся наверху ровной площадкой, на которую опускались грааки, и шесть круглых отверстий, ведущие к гнездам. Вот уже на протяжении многих поколений герцоги Лонгмота не разводили грааков. Король Ордин считал это позором. На протяжении последних ста двадцати лет выпало несколько по-настоящему суровых зим, и здесь, на севере, грааки мерзли от холода. Великанов, напротив, снег и холод, казалось, притягивали, и они во время этих же зим кочевали на север. Однако потом, когда зимы становились теплее и дикие грааки возвращались с юга, королям Гередона было не до того, чтобы приручать их, как это делали их предки. Они предпочитали посылать сообщения с помощью верховых. Такое отношение Ордин воспринимал как позор. Старые, ценные традиции утрачивались, и нация в целом становилась беднее, хотя, может быть, и в незначительной степени. Башня содержалась в плачевном состоянии. Каменные поилки зияли пустотой, повсюду валялись обглоданные кости - остатки прошлых трапез. Ордин годами отправлял сообщения на север с помощью грааков и некоторые грааки останавливались здесь. Никому и никогда даже в голову не пришло очистить пол от помета и теперь известь толстым слоем покрывала камень. Ступеньки, по которым можно было забираться наверх, обветшали со временем. По стенам карабкались виноградные лозы, цепляясь за выбоины и трещины; сейчас их голубые цветы раскрылись вслед заходящему солнцу. Однако Ордин обнаружил, что с площадки открывался прекрасный обзор - в том числе, и на крыши Башен. Посвященных и герцога. Поэтому он разместил тут шестерых лучников со стальными луками, приказав им хорошенько спрятаться и наблюдать, а стрелы пустить в ход только в том случае, если солдаты Радж Ахтена начнут обстреливать их через ворота. Охранять лестницу король поручил одному-единственному воину, вооруженному мечом. Уже заметно стемнело, король приказал своему телохранителю зажечь фонарь и в его колеблющемся свете обследовал Башню Посвященных. Снаружи она выглядела сурово, даже мрачно - просто круглая башня, в которой могло разместиться до тысячи Посвященных. Свет в нее проникал сквозь узкие щели, прорубленные в камне. Ордин подумал, что вряд ли кому-нибудь из здешних Посвященных удавалось в полной мере насладиться солнечным светом. Тот, кто отдавал свои дары герцогу, фактически обрекал себя на тюремное заключение. Внутри, однако, Башня заключенных выглядела гораздо лучше. Выкрашенные белым стены у небольших подоконников были разрисованы голубыми розами и маргаритками. Каждый этаж представлял собой отдельное помещение, с кроватями, расположенными по кругу вдоль внешних стен, и прекрасным камином в центре. Такое устройство комнат позволяло по ночам всего паре сторожей присматривать сразу за сотней и более Посвященных. Во всех комнатах были шахматы и уютные кресла, а полы усыпаны недавно срубленным камышом и лавандой. Короля Ордина терзала тревога за сына. Он все еще не получал никаких сообщение о местонахождении Габорна. Жив ли мальчик? Может, сидит в Башне Сильварреста, став Посвященным Радж Ахтена? Греется у огня, играет в шахматы, слабый, как котенок. Оставалось лишь надеяться. Нужно было надеяться. Однако надежда Ордина с каждым мгновением становилась все слабее. В Башне герцога сейчас оставалось меньше сотни Посвященных, собранных в одной комнате. А ведь Ордин рассчитывал обнаружить здесь, по крайней мере, пятьсот Посвященных, часть которых смогла бы принять участие в обороне крепости. Однако около четырехсот этих несчастных погибли во время сражения, в результате которого замок снова оказался в руках людей герцога. Свобода досталась ценой множества жертв. Фортификационные сооружения Башни были сосредоточены на нижнем этаже. Ордин обследовал их в высшей степени дотошно, надеясь, что сражение с Радж Ахтеном будет происходить именно здесь, где он обладал определенными преимуществами. Позади опускной решетки располагалась комната для охраны, откуда могли вести наблюдение, по крайней мере, дюжина копьеносцев. Механизм опускной решетки находился в отдельной комнате, куда вполне можно было поместить двух охранников. Еще дальше за комнатой с механизмом опускной решетки располагались арсенал и сокровищница герцога. Арсенал содержал приличный запас стрел и баллистических снарядов - гораздо больший, чем представлял себе Ордин. Стрелы были связаны в пучки по сотне. Быстрый подсчет в уме позволил предположить, что здесь находится, по крайней мере, двести тысяч стрел, по больше части оснащенных серыми гусиными перьями - как будто герцог усиленно готовился к концу света. Доспехи самого герцога и броня его коня исчезли - их, без сомнения, забрал один из "неодолимых" Радж Ахтена. Однако люди Лорда Волка оставили великолепный длинный меч из превосходной упругой Гередонской стали, заточенный до бритвенной остроты. Ордин внимательно изучил рукоятку. На ней было вырезано имя Стройхорн - так звали исключительно талантливого механика, который жил около пятидесяти лет назад, подлинного Творца. В глазах жителей Индопала, где еще пятьдесят лет назад в сражениях не надевали ничего, кроме кожаных кольчуг, доспехи и мечи северян не имели никакой ценности. Сражаться в условиях пустыни в тяжелых металлических доспехах было слишком жарко. Поэтому люди там носили покрытые лаком кожаные доспехи, а вместо тяжелых мечей северян применяли кривые сабли. Кривые лезвия значительно увеличивали режущую кромку, что позволяло одним-единственным ударом разрубить человеческое тело. Кроме того, кривые сабли выглядели элегантно, изящно и были, следовательно, всем хороши, - если речь шла о легко вооруженном противнике. Если же край кривой сабли раз за разом ударял по металлической кольчуге, то лезвие быстро тупилось и искривлялось. Для сражения с человеком в металлической кольчуге требовалось тяжелое лезвие северян, с его прямым краем и твердой сталью. Такое оружие могло в толчке проткнуть металлическую кольчугу и разрубить се небольшие кольца. Когда Ордин увидел этот брошенный в арсенале превосходный меч, в его душе снова вспыхнула надежда. Да, армия Рад ж Ахтена по численности поражала воображение. Однако его люди сражались в стране, которую плохо знали, а их оружие было ниже качеством, чем у северян. И еще - каково им, привыкшим к условиям пустыни, будет пережить надвигающуюся зиму? Восемьсот лет назад короли Индопала послали предкам Ордина дары - пряности, притирания, шелк, а также павлинов и тигров - в надежде наладить торговлю между странами. Предки Ордина, в свою очередь, послали им свои дары - коней, золото, прекрасные меха, шерсть и северные пряности. Короли Индопала с презрением отвергли эти дары. Меха и шерсть показались им совершенно лишними в теплом климате, специи просто не понравились. Коней - качества которых как домашних животных они оценивали невысоко - с их точки зрения, можно было использовать только в качестве тягловой силы. Но вот золото... Золото им пришлось по вкусу. По крайней мере, настолько, чтобы отправлять на север караваны с товарами. Да, интересно, думал Ордин, как быстро и насколько успешно воины из Индопала сумеют акклиматизироваться? Не исключено, что они оценят шерсть и меха лишь тогда, когда половина из них замерзнет от холода. И очень может быть, что спесь заставит их отказываться от коней, без которых невозможно обойтись в северных горах, точно так же, как она заставляет их пренебрегать мечами северян. Сокровищницу Ордин обследовал в последнюю очередь. И обнаружил в ней поразительное количество золотых заготовок, используемых при чеканке монет. Король внимательно изучил штампы - с лицевой стороны на них было изображение Сильварреста, с обратной - Семи Стоячих Камней. Странно... Зачем герцогу чеканить монеты? На полу стояли весы, и Ордин положил на одну чашу золотую монету, которую достал из собственного кармана, а на другую - золотую заготовку герцога. Заготовка оказалась легче. Почему? Ответа король Ордин не знал. Либо она была несколько меньше, либо в ней золото было смешано с цинком или оловом. Но не вызывало сомнений одно - еще до того, как стать предателем, герцог Лонгмота был фальшивомонетчиком. - Подлый пес! - пробормотал Ордин. - Милорд? - спросил один из его капитанов. - Отправляйся и сбрось вниз тело герцога Лонгмота. Переруби кишки, на которых он висит, а потом брось труп в ров с водой. - Милорд? - непонимающе спросил капитан. Так поступить с мертвым - это казалось настолько неуважительным... - Делай, что я сказал! - рявкнул Ордин. - Этот человек не заслуживает того, чтобы провести еще ночь под благородным кровом. - Да, милорд, - ответил капитан и выбежал вон. Осмотрев Башню Посвященных, остальные башни замка Ордин обследовать не стал. Помещения, которые занимал сам герцог и его люди, никакой ценности собой не представляли; их и охранять не стоило. Кроме того, разумнее было сосредоточить большую часть людей на внешних стенах. Лонгмот был настолько узок, что лучнику ничего не стоило послать стрелу с восточной стены до западной. Это означало, что даже если вражеские солдаты проломят одну стену, защитники, находящиеся на другой, все еще смогут сражаться с ними. Тысяча пятьсот людей, от силы тысяча шестьсот. На данный момент это было все, чем располагал король Ордин. В надежде на помощь он послал гонцов к Гроверману и Дрейсу. Может быть, и отряд Боринсона понес не слишком большие потери. Но все подкрепления, на которые он рассчитывал, должны прибыть сюда еще до рассвета, иначе грош им цена. Король Ордин как раз заканчивал осмотр Башни Посвященных, когда в сопровождении Хроно, полной женщины средних лет, явился Седрик Темнеет, адъютант герцогини. Это был высокий, сильный мужчина с коротко постриженными вьющимися каштановыми волосами. В знак уважения шлем он нес в руке, но при виде короля Ордина кланяться не стал. На мгновение у Ордина возникло ощущение, что им пренебрегают, но он тут же вспомнил, что этот человек, как-никак, исполнял в замке обязанность лорда. Вместо поклона Темпест протянул Ордину руку - как равному. - Ваше высочество, мы счастливы, что вы с нами, и сделаем для вас и ваших людей все возможное. Боюсь, однако, что очень скоро нам снова придется сражаться. С юга приближается основная армия Радж Ахтена. - Знаю, - сказал Ордин. - Будем сражаться вместе. Я послал гонцов к Гроверману и Дрейсу, прося прислать нам подмогу, но подозреваю, что они колеблются. Как-никак, эта просьба исходит от короля-иностранца. - Герцогиня тоже посылала за подкреплением, - сообщил Темпест. - Вскоре станет ясно, что все это даст нам. - Спасибо, - сказал Ордин, глядя ему в глаза. Не очень утешительно. Если помощь все еще не пришла, это означает, что Дрейс и Гроверман, узнав о вторжении, предпочли не ослаблять свои собственные позиции, распыляя силы. И мало кто на свете посмел бы осудить их. Помолчав, Ордин спросил: - Можем мы побеседовать наедине? Темпест сдержанно кивнул. Они направились в Башню герцога и поднялись по ступеням в одну из комнат. Люди Ордина остались снаружи, если не считать двух Хроно - самого короля и его сына. И, конечно, почтенной Хроно Темпеста, которая едва не наступала ему на пятки. Пол в помещении все еще был в крови, пролившейся во время недавней бойни. Деревянные кресла расколоты, на полу - окровавленный топор и несколько длинных кинжалов. Битва, которую пришлось вести герцогини, требовала именно такого оружия. Две рыжие охотничьи собаки с любопытством уставились на Ордина, когда он вошел, и приветственно замахали хвостами. До этого они спали перед остывшим камином. Король Ордин зажег принесенный с собой факел и поднес его к растопке в камине. Потом взял стул и уселся около огня напротив Темпеста, тоже опустившегося в кресло. Темпест выглядел лет на сорок с небольшим, хотя точно определить его возраст не представлялось возможным. Люди с дарами метаболизма стареют быстро. Но Менделласу нередко удавалось определить относительно точный возраст воина, взглянув ему в глаза. Взгляд молодого человека даже с дарами метаболизма - независимо от того, как этот человек выглядел - сохранял некоторую невинность и неопытность. Взгляд оставался молодым - точно так же, как зубы, сердце и разум - хотя кожа покрывалась морщинами и пятнышками. Однако в карих глазах Темпеста отчетливо проступало лишь выражение боли, тревоги, усталости. Заглянув в них, Ордин не смог бы сказать ничего. Глаза Темпеста были глазами тысячелетнего старца. Король решил подойти к интересующей его проблеме издалека. - Хотелось бы знать, что, собственно говоря, произошло. Судя по всему, Радж Ахтен оставил тут гарнизон своих солдат - и немалый. Как герцогине удалось справиться с ними? - Я... Все, что мне известно, основано на рассказах других, - ответил Темпест. - Меня самого принудили отдать дар и, как водится, поместили в Башню Посвященных. Там я и находился, когда произошел мятеж. - Вы сказали - Радж Ахтен "принудил" вас отдать дар? Внезапно на лице капитана Темпеста возникло очень странное выражение - почтения или, может быть, благоговения. - Я хочу, чтобы вы знали - я отдал дар по доброй воле, - ответил Темпест. - Когда Радж Ахтен попросил, чтобы я сделал это, его слова пронзили меня, точно удар кинжала. Я взглянул ему в лицо и оно показалось мне прекрасным. Необыкновенно прекрасны