о лет четырнадцать, другой выглядел постарше. Сначала Боринсон подумал, что юные грабители охотятся за кошельками или кольцами, и собрался пристыдить их. Но потом разглядел, что один из парней поддерживал труп, а другой в это время стягивал с него доспехи. - Хорошо. Они искали доспехи и оружие, на покупку которых у них, конечно, не было денег. - Где король Ордин? - спросил Боринсон, пытаясь сдержать свои эмоции. - Умер, как и все остальные слабаки в этом замке, - ответил тот, что был помоложе. Он стоял спиной к Боринсону и не видел, с кем разговаривает. Из горла Боринсона вырвалось что-то вроде рычания или хрипа. - Все? Его голос, должно быть, все-таки задрожал от боли, потому что парень обернулся и со страхом посмотрел на него. Уронил тело и отскочил назад, вскинув в салюте руку. - Да... Да, сэр, - осторожно подбирая слова, объяснил старший. - В живых остался только один человек, - чтобы рассказать, что произошло. Все остальные умерли. - Один? Уцелел мужчина? - сдержанно спросил Боринсон, хотя больше всего ему хотелось закричать, позвать Мирриму по имени и услышать, как она откликается. - Да, сэр, - продолжал старший парнишка. И сделал шаг назад, очевидно, подумав, что Боринсон может ударить ею. - Вы... Ваши люди храбро сражались. Король Ордин сформировал "змею" и сцепился с Лордом Волком один на один. Они... Мы никогда не забудем этой жертвы. - Чьей жертвы? - спросил Боринсон. - Моего короля или этих слабаков? Младший парень повернулся и дал деру, словно боясь, что Боринсон вот-вот набросится на них. И он так и сделал бы, но злость на них быстро испарилась. Он оглядел окрестные холмы, как будто ждал, что на одном из них стоит Миррима и машет ему рукой. Вместо этого взгляд его наткнулся на высокий дуб и Габорна под ним. Принц положил тело короля Ордина на землю, окружив его кольцом копий погибших воинов, как это было принято в Мистаррии. Сам он стоял рядом с мертвым отцом, обнимая Иом. На принцессе был плащ с капюшоном, но ошибиться Боринсон не мог - он узнал контуры ее фигуры. В нескольких ярдах в стороне сгрудились три Хроно, наблюдая за происходящим с заученным терпением. Безумный король Сильварреста слез с коня, вошел внутрь кольца копий, наклонился над Ордином и с потерянным видом оглядывался по сторонам, как бы умоляя о помощи. Ужас и отчаяние захлестнули Боринсона с такой силой, что он вскрикнул. Замок пал. Король погиб. Может быть, это я убил его, мелькнула у Боринсона дикая мысль. Убил своего собственного короля. Ордин сражался с Радж Ахтеном один на один и потерпел поражение. Я имел возможность выполнить приказ моего короля - убить всех Посвященных. Если бы я в точности выполнил его приказ, может быть, это что-то и изменило бы. Может быть, сейчас на месте короля лежал бы мертвый Радж Ахтен. Я допустил, чтобы мой король умер. Чувство вины, терзавшее Боринсона, приняло совершенно невероятные размеры - буря, обрушившаяся неизвестно откуда и проникшая до самых глубин его существа. Древний закон в Мистаррии гласит: последний приказ короля должен быть выполнен, даже если король пал в сражении. Последний приказ короля должен быть выполнен. Воздух, казалось, сгустился вокруг Боринсона. Он взял наизготовку копье, быстрым движением подбородка опустил забрало шлема и пришпорил коня. Из его горла вырвался хриплый смех, больше похожий на карканье. Он крепко, стиснул зубы. Что-то белое, легко падающее с серых облаков. Мягкий мороз. Застывшая красота, искрящаяся под лучами солнца. Король Сильварреста изумленно оглядывался, иногда постанывая от восхищения при виде какого-нибудь нового прекрасного явления - корки льда на лужице или комка подтаявшего снега, упавшего с дерева. В его лексиконе отсутствовало слово "снег", он не помнил его. Все казалось восхитительно новым. Он чувствовал, что очень устал, но не мог уснуть с тех пор, как прискакал к замку. Здесь было слишком много странных людей. И они плакали, точно от боли. Взглянув в сторону замка, он увидел разрушенные башни. Даже они выглядели для него как чудо. Какая-то женщина повела его коня в поводу, направляясь в сторону огромного дерева, где кружком стояли воткнутые в землю копья. Поначалу Сильварреста попытался прислушаться к тому, что молодой человек говорил этой женщине, но потом поднял взгляд на дерево. На ветке, глядя на него, сидел оранжевый кот, полудикий мышелов из тех, какие обычно живут на фермах. Он встал, выгнув спину дугой и помахивая хвостом, а потом медленно пошел по огромной ветке над головой Сильварреста. Издавая голодное мяуканье, кот пристально глядел на что-то, что лежало на земле. Проследив за его взглядом, король Сильварреста заметил человека, лежащего на земле и накрытого мерцающим зеленым плащом. Он узнал этот королевский плащ, тот самый, который очаровал его еще сегодня утром. И узнал лежащего под ним человека. Король Ордин. Его друг. И в тот же самый миг он отчетливо понял, что что-то в происходящем было не так. Ордин не двигался, его грудь не вздымалась и не опускалась. Он лишь стискивал в пальцах голубой цветок. В одно мгновенье прекрасный, новый мир Сильварреста рухнул. Он вспомнил, что все это означало; воспоминание всплыло из самых глубин его сознания, где оно затаилось вместе с другими ужасными воспоминаниями. Он закричал - без слов, потому что не знал, как это называется - и спрыгнул с коня. Ударился о землю, завозился в снегу, оскальзываясь в грязи. Потом, наконец, поднялся на ноги и, прорвавшись сквозь ограду из копий и свалив некоторые из них, схватил Ордина за руку. Пальцы Ордина стискивали единственный цветок, голубой, как небо. Сильварреста схватил эти холодные пальцы, потянул вверх и попытался заставить их двигаться. Дотронулся до щеки Ордина, погладил се - такую же холодную, как и рука, которую он сжимал. Сильварреста заплакал и повернулся к остальным, чтобы выяснить, известна ли им эта ужасная, мрачная тайна, знают ли они, что за зверь подкрадывался ко всем ним. Заглянув в глаза молодого человека и женщины, он увидел в них ужас. - Да, - мягко сказал молодой человек. - Смерть. Он умер. Да, им была известна эта тайна. Женщина произнесла с грустью и как бы отчитывая его: - Отец... Ох, пожалуйста, уйди оттуда! Из полей прямо на них мчался рыцарь на огромном коне, летел, точно стрела, опустив забрало шлема и держа наизготовку копье. Так быстро он скакал! Так быстро. Крик вырвался из груди Сильварреста; одно-единственное слово, в котором была заключена ужасная тайна, только что вновь открывшаяся ему: - Смерть! 58. СЛОМАННЫЕ СУДЬБЫ Габорн услышал цоканье копыт, звон пластинок кольчуги, который они издавали, соприкасаясь друг с другом. Он подумал, что это скачет какой-то местный рыцарь - и вдруг услышал горловой смех, звук, наполнивший его сердце ужасом. Принц смотрел на короля Сильварреста, потрясенный и огорченный тем, что этот несчастный, почти ничего не понимающий человек был вынужден столкнуться с проявлением смертной природы человека. Точно смотришь на ребенка, разорванного на части собаками. Все, что Габорн успел сделать, это оттолкнуть Иом себе за спину, повернуться, поднять руку и закричать: - Нет! Потом, звеня доспехами, Боринсон на своем мышастом жеребце пронесся мимо. Огромный. Неудержимый. Боринсон держал копье так низко, что его черный стальной кончик едва не касался снега. У Габорна мелькнула мысль броситься вперед, оттолкнуть копье, но Боринсон уже промчался мимо. Габорн стоял в тридцати футах от короля Сильварреста, испытывая ощущение, будто время внезапно замедлилось. Сотни раз ему приходилось видеть, как сражается Боринсон. У этого человека была твердая рука. Он прекрасно владел оружием, мог пронзить копьем сливу, подложенную на столбик забора, даже сидя верхом на коне, скачущем со скоростью шестьдесят миль в час. Боринсон развернулся и поскакал обратно, держа копье все так же низко и согнувшись в седле, точно у него болел живот. Потом Габорн увидел, как копье немного приподнялось, нацелившись прямо в сердце Сильварреста. Сам Сильварреста, казалось, не осознавал происходящего. Лицо короля исказила гримаса, - он только что вспомнил то, с чем, как надеялся Габорн, ему никогда не придется столкнуться. И, вспомнив, он закричал: - Смерть! Хотя, конечно, он не имел в виду свою собственную. Потом конь оказался рядом с Сильварреста. Боринсон слегка передвинул копье, как будто не хотел задеть одно из тех копий, которые Габорн водрузил вокруг тела отца. Конь рванулся вперед, сметая одни копья, растаптывая другие. И почти в то же самое мгновенье кончик копья Боринсона коснулся Сильварреста чуть пониже грудины. Король откинулся назад, вскинув ноги. Ломая ребра, копье вошло в грудь Сильварреста на десять футов, а потом Боринсон внезапно выпустил его из руки. Конь перепрыгнул через труп отца Габорна, пронесся сквозь стену копий и дальше, мимо ствола огромного дуба. Какое-то время король Сильварреста стоял, с недоумением глядя на пронзившее его копье, на кровь, стекающую на снег. Потом его колени подогнулись, голова упала, и он завалился влево, Умирая, он смотрел на дочь и слабо стонал. У Габорна не было при себе оружия - боевой молот так и остался притороченным к седлу. Рванувшись вперед, он выдернул из земли копье и окликнул Иом. Подгонять ее не было нужды. Ее конь испуганно заржал, услышав крик Габорна. Иом побежала вслед за Габорном. Он подумал, что она понимает, какая опасность ей угрожает и готова положиться на его защиту. Но очень скоро стало ясно, что об этом она думала меньше всего и побежала в ту же сторону просто потому, что таким путем могла добраться до своего отца. Боринсон развернул коня, вытащил из ножен боевой топор и поднял забрало шлема. А потом на мгновение замер, просто глядя перед собой. В его голубых глазах застыла боль и это была боль безумия. Лицо пылало, он яростно скрипел зубами. И не смеялся больше. Забежав вперед, Таборн сорвал с ветки дуба щит Ордина, поднял его, защищая Иом и Сильварреста, и не много отступил в сторону, оказавшись в пяти футах от остывшего трупа отца. Он не сомневался, что Боринсон не посмеет перепрыгнуть через труп короля Ордина, понимая, что это было бы оскорблением по отношению к покойнику. Однако в том, что Боринсон не нападет на него, уверенности у Габорна не было. Боринсона принудили совершить кровавое убийство Посвященных в замке Сильварреста. Он оказался перед выбором - либо убить короля Сильварреста и его людей, среди которых было немало друзей самого Боринсона, либо сохранить им жизнь, предоставив возможность служить Радж Ахтену. Жестокий выбор, рождающий вопрос, на который не было четкого ответа. Точнее говоря, не было такого ответа, с которым можно было бы надеяться жить дальше. - Отдай ее мне! - закричал Боринсон. - Нет! - ответил Габорн. - Она больше не Посвященная. Взглянув на Иом, которая сейчас откинула капюшон, Боринсон увидел, что морщины на ее лице исчезли. Увидел ее ясные глаза. И удивился. Ужасно удивился. Мимо Габорна с невероятной скоростью промчался один из рыцарей Сильварреста с огромным метаболизмом и кинулся к Боринсону. Тот уклонился в сторону, взмахнул молотом и хватил им воина по лицу. Кровь брызнула во все стороны, умирающий воин налетел на коня Боринсона и упал. Свидетелями убийства Сильварреста стали сотни людей. До сих пор все внимание Габорна было сосредоточено на Боринсоне и только сейчас он осознал присутствие других. Выхватив оружие, по склону холма бежал герцог Гроверман в сопровождении сотни рыцарей, за ними спешили новобранцы. Одни выглядели разъяренными, другие испуганными. Некоторые до сих пор не могли поверить в случившееся. До Габорна донеслись крики: - Убийство, подлое убийство! - Смерть ему! Лица молодых парней, вооруженных лишь прутьями и косами, были перекошены от ужаса. Иом упала на снег, положила голову отца себе на колени и, всхлипывая, закачалась из стороны в сторону. Из раны на груди Сильварреста хлестала кровь - точно из молодого бычка, зарубленного мясником. Кровь собиралась в лужу, смешиваясь с подтаявшим снегом. Все произошло так быстро, что Габорн все это время просто стоял и смотрел, ничего не предпринимая. Его собственный телохранитель убил отца женщины, которую он любил. А теперь еще и жизнь самого Габорна оказалась в опасности. Он закричал, стараясь использовать всю силу своего Голоса: - Стойте! Я сам с ним разберусь! Услышав этот крик, конь загарцевал, и Боринсон с трудом удержал его. Те, кто был ближе всех к Габорну, остановились в ожидании. Остальные продолжали сбегать с холма, не совсем понимая, что происходит. Увидев своих людей, Иом подняла руку, останавливая их. Габорну показалось, что одно лишь ее приказание толпу не задержало бы; немалую роль сыграл грозный вид Боринсона. Однако отчасти из страха, а отчасти из уважения к своей принцессе, люди замедлили бег, а те, что были постарше и помудрее раскинули руки, пытаясь удержать самых горячих. Боринсон с презрением посмотрел на толпу, взмахнул молотом, указывая на Иом, и сказал, глядя Габорну в глаза: - Она должна умереть, как и все остальные! По приказу твоего отца! - От отменил этот приказ, - как можно спокойнее произнес Габорн, используя все, чему его учили с точки зрения управления Голосом и стараясь говорить как можно убедительнее, чтобы Боринсон понял - все сказанное им правда. Челюсть Боринсона отвисла от ужаса; гнетущее его чувство вины стало еще тяжелее. Габорн хорошо представлял, какие слова будут шептать за спиной Боринсона годы и годы спустя: - Мясник... - Убийца... - Это он убил короля... И все же Габорн не мог сказать ему ничего, кроме правды, сколь бы горька она ни была, как бы ни тяжело ее было слушать его другу - Мой отец отменил этот приказ, когда я привел к нему короля Сильварреста. Он обнял его как друга, который был ему дороже брата, и молил о прощении! - для большего эффекта Габорн концом копья указал на Сильварреста. Если у него прежде уже мелькала мысль о том, что Боринсон безумен, то теперь принц не сомневался в этом. - Нс-е-е-е-т! - взвыл Боринсон, и его глаза наполнились слезами. Глаза, которые сейчас глядели мимо Габорна и видели что-то свое, доступное только ему одному, но от этого не менее ужасное. - Не-е-е-е-т! Он яростно затряс головой. Правда оказалась для него невыносимой; как жить дальше, зная эту правду? Боринсон то ли уронил, то ли отшвырнул свой молот, повернулся в седле, перекинул через коня ногу и неуклюже слез на землю, точно опускаясь с очень высокой ступеньки. - Нет, пожалуйста, нет! - воскликнул он, качая головой из стороны в сторону. Стащил с себя шлем и отшвырнул его, оставшись с непокрытой головой. С напряженной шеей наклонился вперед и таким странным манером - голова опущена, колени едва не касаются земли - не столько зашагал, сколько потащился в сторону Габорна. До того, наконец, дошло, что Боринсон никак не может решиться, что делать. То ли подойти к нему, то ли рухнуть на колени. Голову он, однако, не поднимал. - Милорд, милорд, ах, ах, возьмите меня, милорд. Возьмите меня! - Боринсон, наконец, упал на колени и пополз вперед. Какой-то парень взмахнул молотом, как будто собираясь нанести ему смертельный удар, но Габорн закричал, чтобы он оставался на месте. Настроение толпы становилось угрожающим, Люди явно жаждали крови. - Взять тебя? - спросил Габорн Боринсона. - Возьмите меня, - умоляюще повторил тот. - Возьмите мой разум. Возьмите его. Пожалуйста! Я ничего больше знать не хочу. Не хочу понимать. Возьмите мой разум! Габорну не хотелось, чтобы Боринсон стал таким, как Сильварреста, чтобы эти глаза, которые он так часто видел смеющимися, стали пусты и бездумны. Но в глубине души он понимал, что, может быть, сейчас этот выход был бы для него благом. Это мы с отцом подтолкнули его к краю безумия, сказал себе Габорн. А теперь еще взять у него дар - нет, это было бы подло, низко. Так поступают короли, которые заставляют бедняков трудиться до седьмого пота, а когда те не могут больше платить, говорят себе, что, забирая у них дары, проявляют великодушие. Я совершил насилие над ним, сказал себе Габорн. Вторгся в его Сферу Невидимого, лишил свободы воли. Боринсон всегда старался быть хорошим солдатом, но больше он никогда уже не сможет воспринять себя не только как хорошего солдата, но и человека. - Нет, - сказал Габорн мягко. - Я не стану отбирать у тебя разум. Но, даже произнося эти слова, он до конца не был уверен, какими именно мотивами руководствовался, принимая такое решение. Боринсон был прекрасным воином, лучшим бойцом Мистаррии. Лишить его разума было бы слишком расточительно - все равно как если бы крестьянин убил прекрасного коня, чтобы набить себе брюхо, в то время как для этого было достаточно и курицы. Неужели мной руководят просто прагматические соображения, спрашивал себя Габорн? - Пожалуйста, - снова затянул Боринсон. Он уже дополз до Габорна и находился от него не дальше, чем на расстоянии вытянутой руки. Голова у него вздрагивала, трясущимися руками он дергал себя за волосы. Не осмеливаясь взглянуть вверх, он не отрывал взгляда от ног Габорна. - Пожалуйста... вы, ах, вы не понимаете! Миррима была в этом замке! - Он указал на Лонгмот. - Мирримы больше нет. Возьмите меня... Возьмите мой метаболизм. Не хочу больше ничего знать, пока война не закончится. Габорн в ужасе отпрянул назад. - Ты уверен? - он старался говорить как можно спокойнее и рассудительнее, хотя на самом деле все разумные соображения выскочили у него из головы. Габорн почувствовал смерть тех, с кем был связан - своего отца, отца Шемуаз и короля Сильварреста. Но в отношении Мирримы такого чувства у него не возникло. - Ты видел ее? Видел тело? - Она еще вчера покинула Баннисфер, чтобы быть здесь со мной во время сражения. Она была в этом замке, - голос Боринсона сломался, он упал на землю и зарыдал. Когда Габорн увидел их вместе - Боринсона и Мирриму - у него сразу же возникло ощущение, что все правильно. И что, соединяя их, он действовал не сам от себя, а какая-то Сила вела его. И уж, конечно, он вовсе не имел в виду, что все закончится так трагически. - Нет, - твердо сказал Габорн, приняв окончательное решение. Он не лишит Боринсона его дара, даже если чувство вины угрожает раздавить того. Он не мог позволить себе совершить такой акт милосердия, и неважно, какие муки при этом терзали его. Боринсон стоял теперь на коленях, выставив перед собой руки ладонями вверх и опираясь ими о землю. Традиционный жест пленника войны, означающий, что он предлагает себя обезглавить. - Если не хотите брать мои дары, - закричал он, - тогда возьмите мою голову! - Я не стану убивать тебя, - ответил Габорн, - если ты отдашь мне свою жизнь. Вот ее я возьму... и буду рад такому соглашению. Я выбираю тебя. Помоги мне разделаться с Радж Ахтеном! Боринсон покачал головой и зарыдал снова, так сильно, что ему стало нечем дышать. Габорн никогда не видел, чтобы он так плакал, и даже не предполагал, что этот человек способен испытывать такую боль. Он положил руки на плечи Боринсона, показывая тем самым, что просит его подняться, но тот не вставал с колен, продолжая заливаться слезами. - Миледи? - послышался чей-то голос. На поле, между тем, воцарилось гробовое молчание. Гроверман со своими рыцарями стояли совсем рядом, наблюдая за всем происходящим с ошеломленным видом. В ужасе глядя на Боринсона и не понимая, что они должны делать в такой ситуации. Какой-то рыцарь окликнул Иом, но она по-прежнему сидела на снегу, положив голову отца себе на колени, покачиваясь и почти не обращая внимания на то, что творилось вокруг. Потом, спустя несколько долгих минут, она подняла взгляд. В глазах у нес дрожали слеза. Наклонившись над отцом, она нежно прикоснулась губами к его лбу. Прощальный поцелуй. Отец так и не понял до самого конца, кто она такая, подумал Габорн. Забыл о ее существовании или просто не узнал се, лишенную дара обаяния. Может быть, для Иом это было едва ли не тяжелее всего. Она встала, оглядела своих рыцарей и сказала самым твердым тоном, на который была способна: - Оставьте нас. Последовало долгое, но неспокойное молчание. Кто-то раскашлялся. Герцог Гроверман не сводил с нес немигающих глаз. - Моя королева... - Вы тут ничего не сделаете. Здесь никто ничего не может сделать! Габорн понял, что она имела в виду не убийство, не обуявшую всех жажду расправы, а все в целом - Радж Ахтена, развязанную им бессмысленную войну. И, конечно, прежде всего она имела в виду непоправимую смерть. - Эти люди... Тут совершено убийство, - продолжал настаивать Гроверман, - И Дом Ордин должен поплатиться за него! По древнему обычаю, лорд нес ответственность за своих вассалов, - точно так же, как крестьянин несет ответственность, если его корова заберется в чужой огород. Согласно этому обычаю, Габорн был виновен в той же степени, что и Боринсон. - Отец Габорна погиб, а вместе с ним две тысячи его лучших рыцарей, - ответила Иом. - Чего еще вы хотите от Дома Ордин? - Мы понимаем, что принц не убийца. Нам нужен рыцарь, который лежит у его ног. Это вопрос чести! - закричал какой-то воин, решив, по-видимому, занять позицию, что Габорн не виноват в случившемся. - Вам кажется, что задета честь? - спросила Иом. - Рыцарь, который лежит у ног Габорна, сэр Боринсон, вчера спас жизнь мне и моему отцу. Защищая нас, он убил одного из "неодолимых" Радж Ахтена. И он сделал все, чтобы изгнать этого мерзавца из нашего королевства... - Это убийство! - закричал тот же рыцарь, потрясая топором. Гроверман, однако, поднял руку, призывая его к молчанию. - Вы говорите, что это вопрос чести, - запинаясь, произнесла Иом. - А известно ли вам, что именно король Ордин, лучший друг моего отца, приказал нас убить? - И у кого из вас повернется язык сказать, что это неправильно? И я, и отец стали Посвященными нашего заклятого врага. Кто из вас осмелился бы не подчиниться такому приказу, если бы вы оказались на его месте? - Мой отец и я отдали свои дары Радж Ахтену, считая, что это не так уж важно. Однако много мелких неправильных поступков способны породить великое зло. - По-вашему, этот рыцарь совершил убийство? Ведь он всего-навсего выполнил приказ, расправился с тем, кого считал врагом. По-вашему, это бесчестный поступок? Иом стояла, свесив руки, запятнанные кровью; слезы струились по ее лицу. Она от всего сердца стремилась добиться оправдания Боринсона, и Габорн не был уверен, что в подобных обстоятельствах сохранил бы такое же присутствие духа. Что касается самого Боринсона, то он безучастно смотрел на рыцарей, точно его не волновало, чем все для него закончится. Можете убить меня, можете оставить мне жизнь, вот что выражал его взгляд. Только решайте что-нибудь. Гроверман и его люди, не продвигались вперед, но и не расходились. Чувствовалось, что Иом их не убедила, однако и особой решительности они не проявляли. Иом до крови прикусила дрожащую губу, не заметив этого, глаза вспыхнули от ярости и боли. У нее больше не было сил убеждать их. Эти люди не успокоятся; а ведь ей так тяжело - всего за два дня она потеряла всех близких. Габорн и сам пережил когда-то смерть матери и вот сейчас - и отца. Он понимал, каково Иом, чувствовал, насколько боль, которую испытывает она, сильнее той, что терзала его самого. Иом обратилась к нему, стараясь говорить как можно более спокойным, почти ироническим тоном: - Милорд король Ордин, сэр Боринсон... За все, что вы для меня сделали на протяжении этих двух дней, я вынуждена предложить вам покинуть нас, пока мои люди вас не убили. Наша земля разорена и мы не в состоянии проявить обычного гостеприимства. Уезжайте отсюда. За вашу верную службу я дарую вам жизнь, хотя мои вассалы хотели бы, чтобы я не проявляла подобной щедрости. Она произнесла все это, как бы слегка высмеивая своих людей, но Габорн понимал, что она говорит совершенно серьезно, что у нее просто больше нет сил бороться с их упрямством. - Уезжай, - прошептал Габорн Боринсону. - Встретимся в Бредсфорском поместье. К его облегчению, Боринсон встал, сел на коня и без единого возражения выполнил приказ. Габорн подошел к Иом, снял латную рукавицу и положил правую руку ей на плечо. Под тонкой тканью платья она выглядела такой хрупкой, такой слабой. И как ей удастся держаться под давлением той ноши, которая обрушилась на нее? Она не казалась теперь прекрасной, как первая вечерняя звезда. Но и морщины тоже исчезли. Сейчас она в полной мере была сама собой, и любить ее сильнее, чем в этот момент, Габорн просто не мог; любить и страстно желать, чтобы она осталась с ним всегда. - Я люблю тебя, ты знаешь, - сказал он. Иом кивнула, еле заметно. - Я пришел в Гередон, чтобы просить твоей руки, и по-прежнему хочу получить ее. Хочу, чтобы ты стала моей женой. Он говорил все это не для того, чтобы напомнить Иом о своих чувствах, а исключительно ради ее людей, ради того, чтобы они знали, как обстоит дело. В толпе засвистели. Некоторые возмущенно закричали: - Нет! Габорн понимал, что в данный момент они к нему не расположены. Эти люди понятия не имели, что он сделал ради их освобождения: Они стали свидетелями лишь того, что случилось совсем недавно и что не прибавило ему чести в их глазах. Сегодня их сердца ему не завоевать, хотя он надеялся со временем сделать это. Иом погладила его руку, но успокаивать не стала. Габорн зашагал вверх по склону холма, туда, где его конь скреб копытом снег в усилиях добраться до свежей травы, и вслед за Боринсоном поскакал на юг. Пробившись сквозь толпу, за ним, точно тень, следовал его Хроно. 59. ЦЕЛИТЕЛЬ Сидя над телом отца, Иом не чувствовала уверенности, хватит ли у нес сил пережить хотя бы еще один день. Казалось, у нее иссякла вся энергия, все воля к борьбе - точно так же, как два дня назад истаяла се красота. Отец лежал у ее ног, а ей отчаянно хотелось закричать во весь голос. Или уснуть, забыть обо всем. Холодный снег растаял, ее сапожки промокли, промозглый ветер пронизывал насквозь, проникая сквозь тонкое платье. Ее люди успокоились, хотя и не были довольны. Им требовался лорд, чтобы защищать их, но Иом не обладала ни мудростью, необходимой для того, чтобы направлять их, ни обаянием, которое позволило бы увлечь их за собой, ни мышечной силой и боевыми навыками. Они смотрят на меня, но не видят, и все потому, что я лишена привлекательности, думала Иом. Они понимают, что я обманщица, ничтожество. Все Властители Рун ничтожества, если лишены своих Посвященных, которые снабжают их силой, придают значительность. Стоя на холме и дрожа от холода, Иом обнаружила, что сейчас ее людям как бы нет до нее никакого дела. Никто не принес ей шаль, не подставил плечо, чтобы она могла на него опереться. Никто не осмелился даже приблизиться к ней. Может быть, им казалось, что ей нужно побыть один на один со своим горем. Но Иом было тяжело страдать в одиночестве. Она чувствовала себя сбитой с толку. Габорн не приказывал убивать ее отца. Напротив, он сделал все возможное, чтобы тот остался жив. И, тем не менее, она каким-то образом чувствовала себя преданной. Может быть, потому, что он даже не рассердился на Боринсона. Прими он решение лишить этого человека мудрости или тем более, жизни, она сочла бы Габорна жестоким и слишком суровым. И вес же какой-то частью души ощущала, что Боринсон заслуживал наказания. Пусть даже и не представляла себе, какого именно. К удивлению Иом, первым приблизился к ней чародей Биннесман, спустя час после того, как она осталась одна. Он накинул на нес одеяло и протянул кружку с теплым чаем. - Я... Я ничего не хочу, - сказала Иом. И это была правда. Горло у нее перехватило, живот свело. - Мне просто нужно поспать, - она чувствовала себя такой усталой, что не было сил даже смотреть на него. - Иногда отдых вполне может заменить сон, - Биннесман стоял, пристально глядя на нее. - В этот чай я положил лимонный бальзам, липовый цвет, немного ромашки и меду. Он заставил ее взять горячую кружку и Иом отпила из нес. Она и раньше знала - Биннесман всегда лучше нес самой понимал, что ей требовалось, что он способен облегчить боль се сердца не хуже, чем боль раны. Чай, казалось, позволил зажатым мышцам расслабиться. Она прикрыла глаза и откинула голову, поражаясь этому эффекту. Возникло чувство, точно всего несколько минут назад она пробудилась от сна, хотя где-то в самой глубине ощущалась такая усталость, которую не мог снять даже этот чудесный чай; усталость и боль в костях. - Ох, Биннесман, что мне делать? - спросила Иом. - Ты должна быть сильной, - ответил он. - Прежде всего ради своих людей. - Я не чувствую в себе сил. Биннесман ничего не ответил, лишь обхватил шишковатыми руками за плечи - как делал отец, когда она была еще ребенком и просыпалась, увидев страшный сон. - Габорн поможет тебе стать сильной, если ты позволишь ему, - сказал он, в конце концов. - Знаю. Внизу посреди поля рыцари начали разбивать лагерь. Тонкий слой снега уже почти растаял, ночь вряд ли будет холодной. Однако лишь часть замка выглядела пригодной для жилья. Казармы герцога и один из его небольших домиков все еще стояли, хотя и по их стенам змеились трещины. Поскольку было ясно, что тысячи людей там не поместятся, рыцари начали устанавливать палатки с расчетом на то, чтобы у всех было ночью где укрыться. При этом многие, в особенности, новобранцы бросали в ее сторону подозрительные взгляды и ворчали. - Что эти люди там, внизу, говорят о Габорне? - Как обычно, - ответил Биннесман. - Так, болтают... - О чем именно? - Им кажется, что ты должна была среагировать сильнее на смерть отца. - Радж Ахтен лишил его разума. В этом человеке ничего не осталось от моего отца. - Ты сделана из прочного материала, - терпеливо продолжал Биннесман. - Но, может быть, если бы ты плакала и требовала для Биннесмана смерти, твои люди чувствовали бы себя... спокойнее. - Спокойнее? - Кое-кто полагает, что это Габорн приказал убить твоего отца. - Габорн? Да как им это в голову пришло? - изумилась Иом. Она поглядела вниз по склону холма. Старуха, тащившая хворост из леса, смотрела на нее таким взглядом, точно подозревала в чем-то. - Он ведь может жениться на тебе и заполучить твое королевство. С точки зрения некоторых, тот факт, что ты сохранила ему жизнь, доказывает, что ему удалось заморочить тебе голову и что ты, можно сказать, уже у него в когтях. - Кто осмеливается говорить такие вещи? Кто осмеливается хотя бы думать так? - воскликнула Иом. - Не обижайся на них, - улыбнулся ей Биннесман. - Это так естественно. За последние несколько дней они пережили так много, а подозрительность возникает так легко. Доверие рождается гораздо труднее и далеко не сразу. Иом ошарашено покачала головой. - Это ничем не угрожает Габорну? Он в безопасности? - Думаю, сейчас здесь есть люди, - ответил Биннесман, - которые не прочь поквитаться с ним. - Вы должны пойти к нему и предупредить, чтобы он держался отсюда подальше! - горячо сказала Иом. Только сейчас до нее дошло, что в глубине души она надеялась - Габорн вернется этой же ночью, и ей не придется свыкнуться с мыслью о разлуке с ним. - Скажите ему... Скажите ему, что нам нельзя видеться, что это опасно. Может быть, со временем... Через несколько месяцев, - эта мысль заставила се содрогнуться. Несколько месяцев - да это все равно что вечность! А ведь через месяц-другой снега выпадет столько, что добираться от одного королевства до другого станет нелегко. Она не увидится с Габорном до весны. Самое меньшее, пять или шесть месяцев. Эта мысль почти сокрушила Иом. И все же для них обоих будет лучше не спешить, предоставить ее людям время для того, чтобы они поняли. Никакой другой принц не захочет ее, никакой другой принц не согласится взять в жены женщину, которая была Посвященной врага. Теперь, когда ее отец и король Ордин мертвы, Хроно начнут медленно распространять хроники, описывающие их дела - том там, том здесь. Может быть, когда истина выплывет наружу, ее люди изменят свое мнение о Габорне в лучшую сторону. И тут она вспомнила еще об одной проблеме. Шемуаз, ее Дева Чести, будет уже на сносях к тому времени, когда Иом снова увидится с Габорном. Если се люди явно не одобряли союз Иом с Ордином, как люди Габорна отнесутся к ней? Надо думать, Габорн прибыл сюда и стремился к этому союзу потому, что благополучие и безопасность Гередона давали определенные преимущества Мистаррии. Но Радж Ахтен лишил их благополучия, превратил замки Гередона в предмет для насмешек, украл красоту у принцессы. Иом нечего предложить ему, кроме своих чувств, а она знала, что чувства стоят недорого. Она все еще надеялась, что Габорн любит ее, но боялась, что обманывает себя, надеясь на союз с ним. Это так глупо! Точно в детской сказке о ленивом мужике, который мечтал разбогатеть, когда дождь смоет грязь у него на поле и станет виден спрятанный там горшок с золотом. Конечно, за предстоящие месяцы Габорн поймет, что ей нечего ему предложить, и передумает. Хотя он и говорил, что любит ее, но наверняка придет к выводу, что этой любви недостаточно для того, чтобы их королевства объединились. Пока Иом обдумывала все это, Биннесман тоже углубился в свои мысли, и, судя по выражению его лица, был обеспокоен. Однако из-под густых бровей он внимательно следил за Иом. - Значит, ты хочешь, чтобы я предостерег Габорна и посоветовал ему держаться подальше отсюда. Больше ничего не нужно ему передать? - Нет, - ответила Иом. - Разве что... Это касается Боринсона. - И что о нем? - Не знаю прямо, что... делать с ним. Он убил моего отца, короля. Такой поступок не может оставаться безнаказанным. Однако его и так гложет ужасное чувство вины. Наказывать его сверх этого было бы жестоко. - Иногда рыцари, совершившие оплошность, получают второй шанс, - ответил Биннесман. 60. СОКРОВИЩЕ НАЙДЕНО В Доме Разумения, в Палате Сердец, Габорну объясняли, что бывают сны и воспоминания настолько тяжелые, что разум не в состоянии удержать их. По дороге к Бредсфорскому поместью он догнал Боринсона и, поглядывая на его лицо, думал о том, удастся ли когда-нибудь этому человеку придти в себя после всего, что произошло. Снова и снова голова у Боринсона падала, а губы вздрагивали, точно он хотел сказать что-то невыразимое словами. И все же каждый раз, когда он поднимал голову, взгляд его немного прояснялся, делался не таким рассеянным, чуть более осмысленным. Габорн подозревал, что на некоторое время - на неделю или на месяц - Боринсон вообще мог забыть о том, что наделал. Станет говорить, что какой-то другой рыцарь убил Сильварреста или что король погиб в бою. Габорн от всей души надеялся, что так и произойдет. Они продолжали скакать в молчании. Хроно Габорна изредка покашливал, как будто мерз все сильнее. Спустя двадцать минут Боринсон повернулся к Габорну. На первый взгляд он выглядел почти беззаботным, так глубоко затаилась его боль. Но она никуда не исчезла. - Милорд, я недавно проезжал мимо охотничьего домика герцога и заметил след опустошительницы. Очень большой. Может, мне стоит вечером попытаться догнать ее? Очевидно, это была шутка. - Только вместе со мной, - в том же духе ответил Габорн. - Прошлой осенью я охотился в Даннвуде на кабанов. Этой осенью мы будем охотиться на опустошителей. Может, и Гроверман отправится с нами. Что скажешь? - Ха, это вряд ли, - Боринсон сплюнул. - Нет, после того, что я натворил! Его глаза тут же налились тревогой и болью, Габорн постарался отвлечь его. - Обещаю тебе, что если мы убьем опустошителя, ты съешь его уши, - пошутил он. Съесть уши первого убитого на охоте кабана считалось великой честью. Но у опустошителей уши отсутствовали, да и вообще они были несъедобны. - Или, по крайней мере, срежешь у него кусок шкуры в форме уха. - О, вы слишком великодушны, милорд, - захихикал Боринсон, подражая крестьяночке на рынке, рассыпающейся в благодарностях перед дворянином. - Ох, вы так добры. Все вы, лорды, такие... лордные-лордные, если ухватываете мою мысль. - Благодарю вас, милая леди, - сказал Габорн, копируя тяжеловесный акцент одного маркиза из Фересии, известного позера. Задрав нос, он понюхал воздух - в точности так, как это делал маркиз - и использовал всю силу своего Голоса, чтобы усилить впечатление. - Будьте благословенны и вы, и ваша лачуга, и все ваши курносые детки, дорогая леди. Только пожалуйста, не подходите ближе, а то я могу расчихаться. Боринсон засмеялся - маркиз и вправду часто начинал чихать, когда грязные крестьянки оказывались рядом. Из-за того, что он так этого боялся, крестьянки всегда держались от него подальше, и у него не выработалась толерантность к запаху их бедности. Довольно грубоватый юмор, но в данный момент ничего лучшего Габорн придумать не мог, а Боринсону явно стало легче. В душе Габорна даже вспыхнула надежда, что когда-нибудь все в их отношениях станет как прежде. Они скакали по низинам, перемежающимся округлыми холмами. Облака начали потихоньку рассеиваться и дневное солнце растопило снег. На расстоянии мили от Лонгмота вдоль дороги сохранились крестьянские дома с несгоревшими соломенными крышами. Урожай уже убрали, животных в загонах не было, и все это создавало неприятное ощущение заброшенности. Поднявшись на очередной холм, они увидели Бредсфорское поместье, уютно прилепившееся на склоне. Длинное строение из серого камня с двумя флигелями по бокам. Позади него виднелись сараи, голубятни и помещения для слуг; стены были увиты цветами и ползучими растениями. Перед поместьем среди цветов и аккуратно постриженных деревьев вилась дорожка и тек глубокий ручей, перекинутый через него белый мостик казался продолжением дороги. На ступенях поместья сидела женщина в сером платье, темные волосы каскадом спадали с ее левого плеча. Вскочив, Миррима удивленно уставилась на них. За прошедшие дни она не потеряла ни капли своей красоты. Габорн почти позабыл, как она хороша, как соблазнительна. Боринсон пришпорил коня и понесся вниз по склону холма. - Как...? Что ты делаешь здесь? - закричал он, спрыгнул с коня, и Миррима упала в его объятия. Габорн остановился на расстоянии около сотни ярдов. Обнимая Боринсона, Миррима одновременно и смеялась, и плакала. - Тебя не оказалось в Лонгмоте. Король Ордин сказал, чтобы я дожидалась тебя здесь. Небеса потемнели, ужасный крик потряс землю. Армия Радж Ахтена проскакала мимо, прямо вот по этой дороге, и я спряталась, но им было не до меня, они так спешили... Габорн развернул коня и в сопровождении своего Хроно поскакал вверх по склону холма, чтобы дать этим двоим возможность побыть хотя бы несколько минут наедине. Он остановился под вязом, там, где на земле не было слякоти тающего снега. Ему стало легче, намного легче. Так или иначе, у него еще прежде возникло ощущение, что Миррима важна для его будущего, что она сыграет значительную роль в предстоящей войне. Он почувствовал благодарность к отцу, который сумел спасти ее, отослал туда, где она оказалась в безопасности. И в то же самое время он почувствовал что-то вроде зависти к тому счастью, которое читалось на лицах Боринсона и Мирримы. Иом испытала такое ужасное потрясение от столкновения с Радж Ахтеном, чувствовала себя после него такой разбитой. И то, как именно погиб ее отец, без сомнения, отдалит их друг от друга. Габорн не был даже уверен, захочет ли она когда-нибудь вообще разговаривать с ним. Может быть, для него было бы лучше забыть о ней. И все же ее счастье и благополучие по-прежнему были ему небезразличны. Все эти мысли сильно взволновали его