Джованни Боккаччо. Фьезоланские нимфы ---------------------------------------------------------------------------- Перевод Ю. Н. Верховского Giovanni Boccaccio. Elegia di madonna Fiammetta. Il ninfale fiesolanо. Джованни Боккаччо. Фьямметта. Фьезоланские нимфы Издание подготовили И. Н. Голенищев-Кутузов, А. Д. Михайлов Серия "Литературные памятники" М., "Наука", 1968 ---------------------------------------------------------------------------- I {1} Амур мне петь велит {2}. Пора настала. Он в сердце, как в дому, провел лета. Великолепье сердце мне связало, Блеск ослепил; я не нашел щита, Когда лучами душу пронизало Сиянье глаз. Владеет мною та {3}, Что, ночь и день из слез и воздыханий Сплетя, томит - вина моих терзаний. II Амур меня ведет и побуждает В труде, что я отважился начать! Амур меня на подвиг укрепляет, И дар, и мощь - на всем его печать! Амур меня ведет и просвещает, Внушив мне долг - о нем повествовать! Амур меня подъял для воссозданья Старинного любовного преданья! III И вот - всю честь ему воздать я смею: Ведь водит он один пером живым, Что вручено мне донною моею Достойнейшей: никто с ней не сравним. Всех выше добродетелью своею, Красой и благородством неземным, В упрек она не слышала б ни слова, Когда б хоть миг была не столь сурова. IV Теперь молю у вас я обороны, Любовники счастливые! Мой враг - Завистник злоречивый, распаленный Да всякий, кто в любви и нищ, и наг. И вас, все в мире дорогие донны, Не с сердцем ледяным, от ваших благ Молю - молить одну: не. будь надменной С тем, кто перед тобою - раб смиренный! V Давно когда-то Фьезоле {4} не знало Ни стен, ни частокола; весь народ - А было там людей в те поры мало - Ютился у излюбленных высот Окружных гор; и брошена лежала Внизу равнина - из-за терпких вод Болотных, непригодных человеку И разливавшихся в большую реку {5}. VI Царила вера ложная в то время В порочных, лживых, грубых, злых богов, И так взросло зловреднейшее семя, Что всякий мнил: их светлый лик таков На небе, как и здесь. Людское племя Им не жалело празднеств, и даров, И почестей. А всех превыше чтили Юпитера в его державной силе,. VII Еще царила той порой богиня, Что названа Дианою. Она, Для многих жен заветная святыня, От девственниц особо почтена. И той - ее прямая благостыня, Что век свой целомудрию верна. И с торжеством таких она немало В свои леса и рощи принимала. VIII А многие бывали при рожденье Посвящены родителями ей - То по обету, то в благодаренье За милости и блага для детей. Диана всех брала в свое владенье Охотно: для нее всего милей Девичество хранить, бежать пред мужем: Пускай мы браку, суетные, служим. IX Итак, по всей земле высоко чтили Богиню-девственницу. Но к холмам Вернемся фьезоланским. Тут служили Ей ревностно. Во славу ей, а вам В услышанье перескажу я были О девственном содружестве. Все там Тогда прозваньем _нимфы_ величались И с луком и со стрелами являлись. Х Из этих дев Дианой набиралось Число большое тут, в краю холмов, Хоть в их среде открыто оставалась Она лишь изредка: па ней трудов Лежала тьма: для всей земли старалась Дать от обид мужских она покров; Но ежели во Фьезоле бывала, Такой и вид, и облик принимала: XI Стройна и высока, равна красою Величью, взором и лицом она Лучилась столь лучистою звездою, Что верилось - в Эдеме создана, Вблизи слепила смертный взор собою, Сиянием лучей окружена, А кудри светлые - не словно злато: Их цвет к лицу шел более богато. XII Она обычно вольно распускала Над шеей незакрытой их разлив; Туника в легких складках ниспадала, Стан стройный покрывала, не сокрыв; Ткань тонкая вся белизной сияла Безукоризненной; на ней красив Был крепкий пояс; а поверх порою Пурпурный плащ - огнистою игрою. XIII {6} Летами - двадцать пять - являлась дева, Как юной мощи полная пора. Во длани лук она держала слева, Колчан висел у правого бедра, Весь полный стрел, - разить в порыве гнева Не только зверя, - нет: разит, бодра, За нимф и за себя пылая местью, Мужей, кто б ни был - шаг ступи к бесчестью! XIV И Фьезоле такою посещала Диана - нимф любезных повидать, Им милости и блага расточала И часто их любила собирать У светлого ль ручья, иль где ширяла Лесная тень, - в те дни, когда сиять Дано все выше солнцу и согрето - Не в холоде, не в зное - медлит лето. XV Тут нимф она в беседах укрепляла Блюсти священный девственный обет. Подчас охоты, ловли обсуждала - Занятий их любимейший предмет - Меж тех холмов: они зверей немало Травили, их отыскивая след. К успехам впредь и ради упражненья Она давала девам наставленья. XVI Она была их мудрая опора, Как я сказал, в ловитвах и стрельбе. А уходя, всего того собора Наместницу Диана по себе Им оставляла - нимфу, властно, скоро Ее избрав. И в клятве и божбе Все обещали ей служить покорно Иль гибнуть от ее стрелы позорно. XVII Ей подчинялись с ревностью великой, Она как бы Дианою была. И каждая, одетая туникой (Льняная, тонкотканна и бела), - Гроза смертельная всей твари дикой, У каждой лук - на смелые дела. Хоть леопард ей попадется пестрый, - Без промаха сражен стрелою острой. XVIII Тогда земля цвела красою мая, Цветами яркими светился луг, И соловьи, блаженство изливая, У светлых вод влюбленность пели вслух. И юноши, в огне любви пылая, Отвагой, радостной питали дух, Когда во Фьезоле пришла Диана Держать совет средь воинского стана. XIX Среди цветов и трав земного лона, У светлого ручья, что чуть шумит, И медленно влечет волну у склона Чечер-горы {7}, с той стороны, где вид На солнце в полдень, в выси небосклона Лицом к лицу слепительный открыт, - Ручья, что ныне все зовут Аквелли {8}, С Дианой нимфы всей толпой сидели. XX Итак, толпа блестящая шумела На светлом берегу у ручейка. Одна из нимф нежданно, быстро, смело Воспрянула, пряма, стройна, легка, И в рог певучий громко зазвенела, Чтоб смолкли все. И рог молчит. Рука Рог опустила. Все сидят. Молчанье. Все смотрят на Диану в ожиданье. XXI Она сказала, как обыкновенно, Что каждая должна себя блюсти, Чтоб муж не подошел к ней дерзновенно. "А лишь случись мужчину здесь найти, Извергну, как врага, его мгновенно, - Посмей он к вам с обманом подойти Или с насильем. Та ж, кто обольстится, - Та жизни от руки моей лишится". XXII А между тем, сокрытый в чаще темной, Где этот грозный заседал совет, Безусый юноша, румяный, скромный, - Да было ль Африко хоть двадцать лет? - С кудрями светлыми, с улыбкой томной, Весь - словно лилия иль роза, нет - Как яблочко (здесь, недалеко, с детства С родителями жил он без соседства), - ХХIII Вдруг юноша, сокрытый, очутился Вблизи Дианы. Шаг еще ступил - И говор нимф, что звонко разносился, И вид живой его остановил. Тогда в пещеру тихо он сокрылся, И слушал, и дыханье затаил. Невидимый блистательным собором, В него впился он напряженным взором. XXIV Глядит: Диана, властная, сурова В делах и в мыслях, выше всех стоит {9}, И говорит, и запылать готова, И гневно луком, стрелами грозит; А нимфы робки, не проронят слова, Страшит их и чарует грозный вид Ее чела, - безмолвны, бездыханны, Потрясены угрозами Дианы. XXV И видит: по велению богини, Встает одна из нимф, легка, быстра (А избрана по той она причине, Что всех достойнее). "Пришла пора, - Глас прозвучал, - вас покидаю ныне. Сидите. Слушайте. Стоит сестра Пред вами, Альфинея. Почитайте Ее теперь как бы меня. Прощайте". XXVI Стоял и слушал Африко, дивуясь. И приковала взор его одна. И через миг, лицом ее любуясь, Почуял: сердце ранено до дна. Уже вздыхал и чувствовал, волнуясь, Огонь любви. Так жарко зажжена Желания вся нега: любоваться Лишь ей одной, одной - не оторваться. XXVII Он говорил себе: "О, кто б со мною Равнялся в счастье, - только бы ее, Вот эту девушку - назвать женою?! Мне сердце шепчет вещее мое: Никто б не жил блаженней под луною. Когда б не гнев богини - о, свое Свершил бы я, - ее бы взял я силой, И у меня никто б не отнял милой". XXVIII Так чаща свежая еще таила Любовника влюбленного, -воздев Чело, Диана видит, что светило Дневное в небе никнет, потускнев, Лишенное лучистости и пыла, - И вот она и лик веселый дев Идут на холм, поют, непринужденны, Прекраснейшие песни и канцоны. XXIX И Африко, очей не отрывая, Глядит и слушает. Встают, и вот Его любимую зовет другая: "Пойдем же, Мензола!" Она встает - И так легка, подружек нагоняя! Рассыпался прекрасных нимф народ По хижинкам укромным понемногу, Диану проводивши в путь-дорогу. XXX Пятнадцать {10} было нимфе лет едва ли, Златились кудри длинные у ней, Ее одежды белизной сияли, Прекрасен был лучистый взгляд очей. Кто в них глядел, не ведал тот печали; Вид ангела, движенья - нет стройней, Рука стрелой играет заостренной. Но где теперь покинутый влюбленный? XXXI Оп одинок, задумчивый, унылый, Безмерному страданью обречен. Оставленный прекрасноликой милой, Без сил прервать мелькнувший страстный сон, - "Увы мне! О, с какою мучит силой Минувший миг блаженный! - молвит он. - Подумать только: где и как найду я Теперь ее, в отчаянье тоскуя? XXXII Не знаю той, что вдруг меня сразила, Хоть слышал: Мензола - так имя ей. Покинув, осмеяла, изъязвила, Меня не видев, о любви моей Не ведая. О, знай: мне все не мило, И груз любви - что миг, то тяжелей! Ах, Мензола прекрасная, мне больно! Твой Африко покинут, хоть невольно!" XXXIII Потом он сел, где милая сидела, Где только что он любовался ей, , Прелестною; все глубже пламенела Огнем кипящим грудь, все горячей, И, наземь повергаясь то и дело, Он длил игру Амуровых затей, Лобзал траву, шепча: "О, ты блаженна: Тебя касалась та, что совершенна". XXXIV И говорил: "Увы мне! - воздыхая. - Судьбина зла. Сегодня же вела И соблазняла - о, совсем иная! Счастливого - злосчастью обрекла, - И девушка-дитя, сама не зная, На жалкий путь страдальца повлекла. Мне нет вождя, хранителя, - все втуне. Одной любви я верен - и Фортуне. XXXV Хоть знала бы она, как пламенею Любовью к ней, иль видела б меня! Нет, страстью бы испугана моею Она была, - и, всякого кляня, Кто, полюбя, владеть хотел бы ею, Она бежала б этого огня, Смятенная: она ведь ненавидит Всех нас, мужчин, какого ни увидит. XXXVI Что делать мне? Все кончено. Ужели Открыться ей? Себя же погубить. Молчать - нет сил, молчать всего тяжеле: Огонь в груди все будет злей томить. Так, умереть. Жалеть о жизни мне ли? Пусть этой муки оборвется нить: Ведь не погаснет этот пламень жгучий, - Смерть все равно предстанет неминучей". XXXVII Таких речей излил тогда немало Влюбленный юноша. Но видит он - Заря погасла, ночь уже настала И вызвездил давно уж небосклон, - И как душа помедлить ни желала На месте милом, молвил как сквозь сон, Себя одолевая: "Так, злосчастный, Пускай хоть встречу день, мой день ненастный". XXXVIII Он все же встал, побрел, едва шагая {11}, Исполнен дум, долиною речной В родной приют, печально понимая: "Оттуда шел один, придет - иной". Вот перед ним и хижина родная. Так безотчетно он пришел домой: Идти долиной было далеко ли? Ну, с четверть мили, уж никак не боле. XXXIX В свою каморку он тихонько входит, Где спал один, вздыхает, еле жив, Там ощупью постель свою находит И падает, словца не проронив Родителям, и ночь без сна проводит, И только света ждет, нетерпелив, И мечется на ложе, изнывая, Все Мензолу со стоном призывая. XL Не думайте, что люди воздвигали Чертогов и домов блестящий строй, Как ныне там. Хочу, чтобы вы знали, - Избушке были рады той порой, Стен даже известью не укрепляли; Бревно да камень грубый и простой - И все; а кто доволен был, суровый, Мазанкой земляной и тростниковой. XLI Домка в четыре было все селенье У низких и пологих берегов, Вершины высились лишь в отдаленье, Здесь было низких несколько холмов. Вернусь туда, где горькое мученье Нес Африко, все полон тех же снов О Мензоле; но нимфа не являлась, Хотя других и много повстречалось. XLII {12} Амур, с его обычною повадкой, Хотел огонь страдания раздуть, Вдруг юноше как будто отдых краткий Давал, чтоб вновь пылала жарче грудь. И цепью все тягчайшею украдкой Его сковать старался как-нибудь, Умея разжигать своею властью Огонь страданья вместе с нежной страстью. XLIII И ночью раз имел во сне влюбленный Видение: в слепительных лучах Жена явилась ярко озаренной, И мальчик обнаженный на руках {13}, С колчаном, с луком; вмиг, разгоряченный, Достал стрелу и целит впопыхах. Жена сказала: "Погоди, сынишка, И торопиться надо без излишка". XLIV И к Африко она оборотилась И говорит: "Скажи, что за напасть? Что за печаль? И в мыслях помутилось Из-за чего? Иль выпало на часть Перепугаться Мензолы? Явилась - Что ж не возьмешь над сердцем девы власть, Но, словно трус, от грусти и печали Поник? Лови любовь в ее начале! XLV Вставай скорей! Ищи ее ты в долах, Ищи в горах - ее ты уследишь, Веселую среди подруг веселых, В лесах дремучих милую узришь. Хоть на бегу и нет меж них тяжелых, Уверен будь - ее ты победишь. Дианы ж нечего тебе страшиться: Издалека не скоро возвратится. XLVI Тебе я помощь обещаю, зная: Противиться никто не в силах ей; Вот этот сын мой, выстрелить желая Из лука, делал волею моей. Я ведаю - и власть моя такая, Чтобы помочь наукою своей. Все - и Юпитер с многими богами Против нее бессильны были сами". XLVII Потом рекла: "Мой сын, скорей за дело! Уверь его в могуществе своем Пылающем, и лед взломи всецело В его груди и в сердце ледяном. Ну, делай, сын мой, как тебе велела, Как можешь ты". И вот - в пылу таком Лук мощно натянул Амур руками, Что, выстрелив, сошелся он концами {14}. XLVIII Пощады! Поздно. Глубоко вонзилась В грудь Африко стрела - он ощутил, - Прошла насквозь, и сердце раздвоилось, Так что, проснувшись, грудь рукой схватил, Как будто в ней стрела остановилась. Глубок и узок ход кровавый был. Глядит: ведь с мальчиком жена взирает, Как, ею пораженный, он страдает. XLIX Но нет ее. Она из глаз пропала, И оборвался ею данный сон, А раненое сердце все стучало, И боль жила. И тотчас вспомнил он Любимую, какою покидала Она ручей. И в сердце обновлен Прелестный образ, неизменно милый, И в сердце он остался с чудной силой. L И молвил он: "Жена, я полагаю, Венера с сыном. Их увидел я. И если речь богини понимаю, Мне обещала, что вся боль моя, Какою я от Мензолы страдаю, Вскипит ив ней. Так. Лишь бы нимф семья Была подальше, - я решаюсь: ею - Любовью ли иль силой - овладею". LI Так в нем опять желанье запылало, Наполнив грудь. Он Мензолу решил Разыскивать во что бы то ни стало, Пока найдет. И день уж наступил Свершенья помыслов. Так жадно ждало Живое сердце! Одинокий пыл Не в силах умерять, к желанной цели Он из дому спешит - к ручью Аквелли. LII Вновь повздыхал, здесь посидев немного; "Отсюда, - молвил, - раненному в грудь Стрелой любви, мне был назначен строго И слез, и воздыханий новый путь". Сказав, пошел, и от ручья дорога Вела его на холм {15}. Боясь вздохнуть, Глядел и слушал, силясь в напряженье Почуять каждой нимфы приближенье. LIII Так, подымаясь, он пустился в горы, К единой цели устремлен, легок, Подняв чело и напрягая взоры, Чтоб ясно видеть каждый уголок, А ноги наготове, быстры, скоры, - Мгновенно бег ли нужен, иль прыжок. Листок ли чуть на ветке шелохнется, - Уж он бежит: не нимфа ль попадется? LIV Но, шутками такими утомленный, Какою-то обманною игрой, Все нимф не видя, юноша влюбленный Пред новою высокою горой Подумал вдруг: "Куда, ошеломленный, Карабкаться я буду, сам не свой? Ведь это третья? {16} Нет, иной дорогой Теперь пойду, вот этою, отлогой", LV И, повернув на Фьезоле, унылый, Долиною задумчиво бредет, Все в поисках своей дикарки милой, Виновницы печалей и забот. Нет полумили - движим чудной силой, В укромном месте, между двух высот, В долинке малой - вдруг услышал пенье. И видит нимф - желанное виденье! LVI К долинке той приблизившись немного, Вот ангельский он голос уловил И два других. Он замер. Длани строго Сложил крестом; колена преклонил, Склонясь смиренно; тихо молит бога - Юпитера: "О, если б ты хранил Тут Мензолу - и, благ, меня подвигнул, Чтобы с другими я ее настигнул!" LVII Тот, кто, поймать кузнечика желая, - Как длинен, редок, легок шаг! - идет Без шороха. Походка вся такая Была у Африко меж тех высот, Где шел он, пенью нежному внимая Из той долинки. И, пройдя вперед, Вот он увидел жадными глазами - Дубок колеблет легкими ветвями. LVIII Сокрытый, смотрит и подходит к цели: Отсюда шел напев - и не затих; Три милых нимфы вместе песню пели; Одна стояла, возле две других, В канавку ножки опустив, сидели - Как нежны, белы были ножки их! Они, поникнув, ножки тихо мыли, И пели, и на птичек походили. LIX Та, что стояла, ветви соплетала И тем венцом украсила чело, Кудрями светлыми под ним сияла, - Уж солнце их ласкало, а не жгло. Потом подруг венками увенчала Густыми, пышными; легко, светло Кос несплетенных пряди разметались И с ветками зелеными сплетались. LX И в мыслях Африко одно звучало: "Ведь Мензолы меж ними нет моей". И к ним его все ближе привлекало, И разгоралась боль еще больней. "Венера, - молвил, - ты мне обещала, Но все не вижу милости твоей. Что делать мне? Себя я им открою, Спрошу, как свидеться мне с их сестрою", LXI И юноша, открыться им решая, Выходит к нимфам и, ступив вперед, Смиренно, робко, голос понижая, Умильную такую речь ведет: "Диана, ваша госпожа благая, Вас твердыми и стойкими блюдет, О нимфы милые! Но не бегите, Вас умоляю, мне хоть миг внемлите. LXII Ищу одну из вашего я строю, Что Мензолой, я слышал, названа И будет узнана из вас любою. Уж месяц - мне не встретилась она, Ищу, плененный гордою красою,- Она бежит, суровости полна. И вот молю - хоть легкий след девицы Мне укажите, милые сестрицы". LXIII Вдруг - как без пастуха бегут барашки От волка перепуганной толпой, Туда, сюда - и мечутся, бедняжки, Блея во весь дрожащий голос свой; И лисьи как почуявши замашки, Затрепыхав, летят скорей домой И бьются куры, и кудахчут дико, Пока в курятнике замрут без крика, - LXIV Так нимфы милые бегут в тревоге, Его увидя, "ах!" и "ох!" кричат, Для бега обнажив высоко ноги Прелестные, поднявши свой наряд, Не отвечают, яростны и строги, Хватают луки и спешат, спешат Пологим берегом к горе, к пещере, Как дикие затравленные звери. LXV А Африко кричит им: "Подождите! Постойте! Дайте слово произнесть! Я зла не мыслю делать вам, поймите, Не посягну на вашу жизнь и честь! Я пошутил! Напрасно вы бежите! Мне надобна веселость, а не месть: Ведь вы себе во мне найдете друга, А вот бежите сразу с перепуга". LXVI Но что твое отчаянье, моленье! Они бегут проворно, что есть сил, - И ты остался вновь в уединенье, Какого бы ответа ни просил. Их не преследуй: всякое стремленье Их ярый бег равно б опередил: Летят на ветер все твои приманки, Уже не остановятся беглянки. LXVII Мгновенно нимфы были так далеко, Что он уж их из виду потерял. Остановился бедный одиноко, А сам душой терзался и страдал По девам диким странно и жестоко. "Теперь - увы! - что делать? - повторял. - Мне ни одной из них не видеть боле, И ждать могу от них лишь худшей доли. LXVIII Что все мои приманки и моленья, Что и молчанье, хоть молчал бы я! Того не взять и силой, без сомненья, Что просто мне сказали б, не тая. Когда б хоть выведать предподоженья, Где мне искать, где Мензола моя! Когда б я знал, куда она сокрылась! Брожу, как будто солнце вдруг затмилось". LXIX Все поиски его так развлекали - И к Мензоле стремленье, все сильней, И нимфы, что в долинке распевали Под тенью свежих веявших ветвей, И бег за ними - как они бежали! - О, лишь узнать о Мензоле своей, - Что не приметил он: уж вечер близок, И солнца лик уж не горяч и низок. LXX И вот, раздумчивый и огорченный, Досадуя, что рано ночь идет, Походкой медленной и утомленной Он стал сходить с пещеристых высот. Здесь поздно оставаться, искушенный, Боялся он: в лесу густом вот-вот Зашевелится к ночи гад ползучий: Укус его тебя отравит жгучий. LXXI Так повернул он на дорогу к дому. Весь день он крошки хлеба не видал, И ждать его пришлось отцу седому, Что в грусти и тревоге размышлял: Уж не попался ль зверю он какому, А тот его, пожалуй, растерзал, - Кто знает? И тоскует он о сыне, А вот его все нету и в помине. LXXII Еще страшил его и гнев богини, Что мог его всечасно поразить: Всегда враждебная к их роду, ныне Его Диана может и убить. Или, по жалости и благостыне, Хоть в дерево иль камень обратить. И, останавливаясь, ждал тревожно: Не то, так это - все тетерь возможно. LXXIII {17} А солнце уж достигнуло заката И скрылось, и последний свет исчез, И вышли звезды, и луна богато Сияла в чистом воздухе небес; Не слышно соловья, и, мглой объята, Иная птица оглашает лес, Неведомая времени дневному. В ту пору Африко подходит к дому. LXXIV Вошел - и сына с радостью встречает Великою заждавшийся отец: Ни зверь, ничто ему не угрожает, И невредим вернулся молодец. И мать спешит и с плачем обнимает, Жалеет: "Цветик нежный! Наконец! Где пропадал ты, мой сыночек милый? Я вся измучилась в тоске унылой". LXXV Так и отец расспрашивал не строго, - Да где ж он был, да целый день не ел? - А тот, собою овладев немного, Оправдываться начал, как умел. В любви была надежная подмога: Ведь истинно влюбленных благ удел - Он душу, утончая, научает, - И юноша, лукавя, отвечает: LXXVI "Со мной, отец мой, случай был чудесный. Я лань увидел там, среди холмов. Она предстала мне такой прелестной, Что я глазам не верил, и готов Сказать: то сон, - руками ль бог небесный Своими создал стройную? Шагов Ее нет легче: как журавль! Вся - нега. И белизна ее белее снега {18}. LXXVII Увлекся я, бежал за ней далеко Из леса в лес, поймать ее решил. Но так она карабкалась высоко В горах, что я уж выбился из сил. Остановился, огорчен глубоко; Ее сыскать я в сердце положил, Настигнуть, поздно ль, рано ль - обещался Раз десять так домой я возвращался. LXXVIII Сказать по правде, встал я нынче рано, Увидел, как погода хороша, И вспомнил лань, и стало так желанно Ее поймать, лежала к ней душа. Пошел я по тропинке. Даже странно: И оглянуться не успел, спеша - Кругом холмы, а солнце уж высоко, На полдень поднялось, печет жестоко, - LXXIX Как слышу - лист дубков зашевелился. Тихонько я приблизился чуть-чуть, Сейчас же за камнями притаился, Смотрю и слушаю: боюсь дохнуть. Гляжу - три лани; даже подивился - Пасутся дружно так; ну как-нибудь Да изловлю одну. И, еле слышный, Пошел я к ним с пучочком травки пышной. LXXX Да как меня увидели - в минутку Уж на горе. Не ждали! Впопыхах, И на себя рассержен не на шутку, Я вижу, что остался в дураках,- Да что ж играть на старую погудку? Не уступлю! И с тем, что нес в руках, Бежать за ними во весь дух пустился - И только уж впотьмах остановился. LXXXI Теперь, отец, ты знаешь о препоне К возврату моему, уверен будь". Отец, который звался Джирафоне, Конечно, понял россказней всю суть; В таких делах годами умудренный, Он тотчас без сомнений мог смекнуть, Что эти лани, всех венец желаний, Уж верно нимфы, а совсем не лани. LXXXII Но чтоб не показать, что догадался, Да и не сделать сына вдруг лжецом, И чтоб желаний пыл не разгорался И не томил, да и остыл потом, И сам собой, быть может, миновался, - Все это вместе думая тайком, Старик отец немного слицемерил И так сказал, как будто сказке верил: LXXXIII "Ты мне, сынок, желанных всех желанней, Молю тебя - ах, берегись ты тут Всех этих виденных тобою ланей; Пускай своим дурным путем идут: Они ведь все посвящены Диане, Поверь ты мне, - и, встретясь, изведут: Затем и по горам у нас тут бродят, И воду пить к источникам приходят. LXXXIV Диана большей частью ходит с ними, А знай, ее ведь смертоносен лук. И если б за охотами твоими Тебя застала, из своих же рук Убила б насмерть - было так с другими Уже не раз, кого не взлюбит вдруг, - А искони к семье ведь нашей старой Она враждой пылает самой ярой. LXXXV Увы, сынок, я плачу, вспоминая О том, как умер бедный мой отец, Как извела его Диана злая, Терзала и убила наконец. Сыночек, о грехе его простая Вот повесть - зрит Юпитер в глубь сердец! А звался дед, как знаешь ты, Муньоне; Его отец, как я же, Джирафоне. LXXXVI Рассказ мой был бы длинен при желанье Все злоключенья деда описать. Но нам сейчас важней их окончанье. Он шел в горах дичины пострелять, Как все охотники. В его скитанье Тревог немало было. Только глядь - Пред ним река, текущая в долине, Та, что по нем зовут Муньоне ныне. LXXXVII А возле, у прекрасного потока, Вдруг нимфа {19}, одинешенька-одна, Увидела его, уж недалеко, Вскочила девочка, бледна-бледна, "Беда!" - лепечет, - и уже высоко Бежит по круче, ужаса полна. Ее он молит, полн любовным бредом, И через миг бежит за нею следом. LXXXVIII Отец несчастный, ты ведь устремлялся, Того не зная, к смерти лишь своей, Ее сетей, бедняк, ты не боялся, Судьбой захвачен злобною своей! Желали боги, чтоб, когда он гнался За нимфою все тверже и быстрей, Его Диана в птицу превратила, Или в скалу, иль в дерево внедрила. LXXXIX Она реки чуть-чуть не добежала, Как платьица изящное тканье Запуталось в ногах; она теряла Дыханье в беге, страх сломил ее. Увы, Муньоне радость обуяла, Он вмиг настиг сокровище свое, Схватил, держал, обняв ее руками, К девичьему лицу прильнув устами. ХС Тут силой взял он, тут насилье было, И нимфа тут была осквернена, Бессильна отвратить, что так постыло. О жалкий мальчик! О, как ты бедна, Несчастная! Вас бездна разделила, Раскаянья безумного полна! Сама Диана с дальнего пригорка Двоих обнявшихся открыла зорко. XCI Она гремит: "Несчастные! Идете Вы тотчас вместе, грешники, в Аид! Последний час вы на земле живете, Не видеть вам, как летний день сгорит; А ваши имена передаете Навеки водам, видевшим ваш стыд!" И грозно на любовников взглянула - И тетиву тугую натянула. XCII С последним словом и стрела пронзила В тот самый миг, мгновенная, двоих. Сынок, во мне лишь правда говорила! Хотели б боги лжи от слов моих, Так до сих пор тоской бы грудь не ныла! Случилось, что убит один из них: Стрела, пронзив два сердца, их связала. Так кончилась любовь их