положит ей; От всех твоих обид она спасает, Коль с помощью не поспешишь своей. И если не пошлешь целенья боли, От смерти жду конца моей неволи. CLXXXVII Ты полагала первое начало Моим терзаниям, когда, с сынком Родным явясь в виденье, мне сказала, Чтоб смело к цели шел своим путем, И, молвив так - ты знаешь,- обещала Невдолге увенчать любовь концом Благим. Потом я, раненый, покинут На ложе мукам, что досель не минут. CLXXXVIII И вот - твоим я словом обнадежен, Всю душу предал ей - любви моей: Мне твой завет - я верил - непреложен. И раз ее нашел, увиден ей, Но вмиг ее сомненьем уничтожен: Дика, жестока, ринулась быстрей Стрелы прочь от меня - стрелы летучей, Из лука пущенной рукой могучей. CLXXXIX Я не нашел молений и прельщений, Чтоб хоть взглянула бы издалека; Ничто ей, видно, не было презренней, Чем жизнь моя. Как пес борзой, легка, Поняв, что из последних напряжений Бегу за нею,- вдруг, дерзка, дика, Вмиг обернулась, на меня взглянула И крепкою рукой копье метнула. СХС Тогда - богиня, видишь ты, - разящий Удар бы этот мне смертелен был, Когда бы ствол, передо мной стоящий, Собой удара не остановил. И скрылась в горы. Я в тревоге вящей Покинут, одурачен и уныл. Ее не видел больше. Все ищу я, С тех пор один стеная и тоскуя. CXCI Тебе, богиня, всеми я мольбами Молю, доступными сынам земли: Поникнуть милосердными очами На жизнь страдальную благоволи И сына милого с его стрелами Скорее в сердце Мензолы пошли, Чтоб и она страдала и горела Любовным пламенем, как я, всецело. CXCII А если нет на то благоволенья, Молю, когда достигнет жизнь моя Предела, пусть замедлятся мгновенья Последние земного бытия: Да видит смерть мою, ее томленья Возлюбленная милая моя; Хоть не была б ей смерть моя утехой, Как жизнь теперь стоит одной помехой". CXCIII {32} Речь Африко едва остановилась, Как он увидел, на костер дивясь: Малейшая в нем головня светилась, Овца в огне внезапно поднялась - И часть одна с другой соединилась - И ожила, и, не воспламенясь, С блеяньем громким прямо постояла, И загорелась, и в огонь упала. CXCIV Так чудо разогнало все сомненья, И Африко не мог не зарыдать; Венера, понял он, его моленья Благоволила ласково принять, Что возносил он, полн благоговенья. Он стал ей благодарность воссылать, Увидя в чуде том знаменованье, Что кончиться должно его страданье. CXCV И так как уж почти что закатился Лик солнечный, чуть видный над землей, Все стадо он собрать поторопился И тотчас же погнал его домой. Он даже весь в лице переменился, Повеселел. Пришел под кров родной - Тут и отец, и мать его встречают, И лица их от радости сияют. CXCVI Когда же небо звезды осияли И ночь пришла, тогда они втроем Поужинали вместе, поболтали О всяких новостях, о том, о сем; К тому душа и сердце но лежали У Африко: скучал он их житьем. И вот пошел он спать уединенный, Надеждой, новой думой увлеченный. CXCVII Но прежде чем хоть бы на миг забылся Иль вспомнил бы, что есть на свете сон, Раз тысячу, скажу, поворотился В своей постели с боку на бок он. И ясно, что всем сердцем он стремился Лишь к пей, которой был так истомлен. Но все же хоть в надежде укреплялся, Меж да и нет невольно колебался. CXCVIII Все ж наконец под утро соп усталый Влюбленному неслышно взор сковал. Спал на спине он тихо, как бывало. Венерин образ тут ему предстал, А на руках - Амур, младенец малый, И луком, и стрелами угрожал. Тогда богиня - так ему приснилось - Ему такою речью провещилась; CXCIX "Я принимаю жертвоприношенье И речь, какою ты меня молил, И в полное за них вознагражденье Получишь все, чего себе просил. И будь отныне в крепком убежденье: Отказа в помощи всех наших сил Тебе не будет: я и сын с тобою; Совет мой чти; ко благу все устрою. СС Добудь себе наряд обыкновенный Для девушек, совсем как их шитье, Широкий, длинный до ног непременно. Достав себе лук, стрелы и копье, Иди простою нимфою смиренной На поиски - и ты найдешь ее. Тебя за нимфу примут, выйдет дело, Ты только с ними будь открыто, смело. CCI И как увидишь Мензолу, беседой С ней о вещах священных начинай, Божественных, - приятно проповедуй, А между тем себя не забывай. Тому, что знаешь сам, на деле следуй, И только, сын мой, сердцу помогай - Оно научит всем речам учтивым И для нее приятным и красивым. CCII И только лишь денек твой прояснится, Увидишь - и тогда откройся ей. Она, как птичка, лесом устремится От соколиных яростных когтей. Но сделай - пусть не так тебя боится: Ведь побежит, так побежит быстрей, Чем схватишь ты ее; не сомневайся; Слукавив, своего уж добивайся. CCIII Насилия но бойся: так поранит Ее мой сын, что из твоих когтей Уж не уйдет; получишь все, что манит, И в полноте, по воле ты своей. Пусть мой совет тебе законом станет - И совершишь, и овладеешь ей". Рекла - исчезла. День уж загорелся. И Африко вскочил и вмиг оделся. CCIV И понял он видение Веперы Глубоко - и возрадовался он, И этот план пленил его без меры. Тут пламень в сердце так был разожжен, Что весь пылал он, полон крепкой веры: Ведь уж теперь возьмет ее в полон. Обдумывать он начал предприятье; Все дело в том: как раздобыть бы платье? CCV И вспомнил, поразмыслив, что хранится У матери красивейший наряд - Она в него лишь изредка рядится, - И молвил он себе: "Вот был бы клад, Когда б его добыть!" Лишь отлучится Мать из дому - и будет он богат. В потайном месте так он платье спрячет, Что после взять - уж ничего не значит. CCVI И тут судьба явилась благосклонной И доброю к нему. Едва погас И бледный лик луны в лазури сонной, И звездный свет, и дня был близок час, Как Джирафоне встал и, побужденный Работой спешной, вышел вон как раз, Нимало не замедля. Вся забота, Пошла вослед старушка за ворота. CCVII Тут не был Африко ленив на дело. Увидевши, что в доме - никого, Туда, где платье, поспешил он смело И скоро без труда сыскал его. Едва задумал, как уж все поспело. Никем не зрим, скрывая торжество, Добычу из дому он снес далеко, В чужое место, и укрыл до срока. CCVIII Потом, когда домой он торопился, Для дела все казалось под рукой. А потому он в тот же день стремился За Мензолой; но, как вошел домой, Взял лук он, что за выделку ценился, Со стрелами колчан красивый свой И всякими вещами запасался. Так день прошел, другой уж начинался. CCIX {33} Уж Феба кони быстрые примчали Сменить зарю на блещущий восток; Уже вершины желтые сияли, И отблеск розовый на запад лег; Местами долы лишь в тени лежали, - Как Африко вскочил и со всех ног С колчаном, с луком из дому помчался. "Я на охоту", - матери сказался. ССХ Пошел к вчерашнему он месту, вынул Поспешно платье матери своей; И там с себя свои одежды скинул, В него переоделся поскорей; Подпоясаться стеблем не преминул, Чтоб двигаться свободней и ловчей. Ему Венера, верно, помогала В убранстве: так оно ему пристало! ССХI А спутанные волосы спадали Не слишком величавою волной, Но нитью золотой вдруг отливали И, русые, пленяли красотой. Но хоть еще недавние печали На бледном лике след являли свой, Однако оттого-то поневоле Он женственным еще казался боле. CCXII Преображенный с ловкостью такою, Он с правой стороны колчан надел, Взял в руки лук с легчайшею стрелою И на себя немного поглядел. Себе он показался не собою: Он не мужчиной - женщиной смотрел. Со стороны на эту бы картину Кто глянул - не признал бы за мужчину. CCXIII Затем свои одежды положил он Туда, откуда женские достал, И путь ко фьезоланским устремил он Горам, но шагу уж не прибавлял, И там зверей немало застрелил он, А уж потом себя и не скрывал. Но лишь па высшую вершину вышел Из трех - оттуда сильный шум услышал. CCXIV И Африко взглянул, откуда крики,- Нимф несколько увидел; впереди Бегут - стреляют; слышен вопль великий: "Стой, стой на месте! Зверя подожди!" Стоит, глядит - кабан несется дикий, В нем стрелы, как щетина, позади, И со спины кровь красная стекает. Лук Африко всей силой напрягает - CCXV И прямо в грудь он кабана стрелою Разит - и сердце та прошла насквозь, Вся толща кожи не спасла собою; Ступил он шаг - и сил уж не нашлось, Он пал, сраженный насмерть раной злою. Венере и Амуру привелось Так пожелать, чтоб Мензола глядела, Как было с кабаном лихое дело. CCXVI И нимф толпа сейчас туда сбежалась, Все думали, что Африко - своя. И Мензола со всеми оказалась; Беседой занялась своя семья. Тогда она им рассказать старалась: "Его паденье видела ведь я. Удара в жизнь я краше не видала, Чем вот она, явившись, показала". CCXVII Как сердце Африко в груди взыграло До глубины - с такою похвалой Из уст ее! И тут же горько стало: Молчать, когда она - перед тобой; Но уж одно-то твердо сердце знало: Удар любви отдался в ней самой. Хоть ничего не знай, тут ясно было: Мгновенье роковое наступило. CCXVIII Но, верно, страх сильней всего иного Перед оружьем дев его сдержал. А поосвоившись, за словом слово, В беседу нимф и он уже вступал. О всем событии судил толково, О кабане, что мертвый тут лежал, И как его нашли, и как стреляли, И как в него вдогонку попадали. CCXIX Сказала Мензола: "Будь тут Диана, Что за подарок поднесли б мы ей!" Услышать было Африко желанно, Что далеко Диана: тем вольней. Но, побеседовав еще пространно О чудном звере, меж иных затей, Вот, цель устроив, занялись стрельбою И состязались в ней между собою. ССХХ И все еще ловчились тут немало - То лук звенит, то прожужжит копье. Вот Мензола копье рукою сжала - Всех ближе в цель попало острие. Тому дивится Африко немало; Взял тотчас лук - и где копье ее, В то место и его стрела вонзилась И к цели ближе всех с ним очутилась. CCXXI Как мастерит Амур, когда захочет Кого-нибудь в другого вдруг влюбить, В тот день свой разум тонкий тоньше точит; Чтобы к концу событье торопить, Не словом - делом он его упрочит. Так и в тот день сумел он совершить, Что Африко и Мензола сумели Вдвоем стрелой попасть всех ближе к цели. ССХХII И вот уж Мензоле все больше мило, Что хвалят постоянно их двоих, И вот уже душою полюбила, И каждый миг сближает слаще их. И сладко Африко, и взоров сила Вольна - с нее не сводит он своих. Она что скажет - он уж подтверждает, Она ему все тем: же отвечает. CCXXIII Но вот они стрельбой поутомились И начали скучать своей игрой. Тогда оттуда прочь они пустились И тут же недалеко всей толпой Пришли к пещере, там остановились. Одна из нимф огонь несла с собой. И печь они кабанье мясо стали С другой дичиною, что настреляли. CCXXIV {34} Уж солнце треть дороги совершило В своем течении, когда привал Всех нимф собрал. И тень их осенила: Огромный лавр ее на них бросал. Жаркое на широком камне было Положено. Приправы заменял Хлеб из каштанов, как тогда водилось: Зерна еще для хлеба не родилось. CCXXV А пили воду с медом отварную И с травами - то было их вино - Из деревянных чаш и вкруговую; В средине жбан - из дерева равно. И круг широкий нимф толпу живую Сомкнул у камня. Было суждено, Чтоб Африко и Мензола друг с другом Сидели рядом, сомкнутые кругом. CCXXVI Пришел конец живому угощенью, Из-за стола тут нимфы поднялись И по горе, предавшись нежно пенью - Где две, где три, четыре,- разбрелись Туда, сюда, смотря по настроенью. Влюбленные и тут не разошлись: С тремя другими нимфами отлогой С холма пошли ко Фьезоле дорогой. CCXXVII Как мы сказали, Мензолу пленило Все в Африко" глубоко, торжество В стрельбе искусной, пламенная сила Сближения и речь - нежней всего, Как жизнь, она его уже любила, Без нагляденья глядя на него. Но никому и в мысль не западало, Чтоб их любовь запретная сжигала. CCXXVIII Она чистосердечно полагала, Что это нимфа из соседних гор. Мужчину не напоминал нимало Ни бледный лик его, ни томный взор. Узнай лишь то она, чего не знала, Любезной не была б, как до сих пор И как с другими,- предала б отмщеныо, Бесчестью, истязанью, поношенью. CCXXIX Не нужно говорить - уж говорилось, - Как Африко был в Мензолу влюблен. Но шел он с ней, в груди его таилось Такое пламя, был он так зажжен, Что таял, словно воск, а сердце билось. Он в созерцанье милой углублен; Прикосновенье, слово - все учтиво, И замирает в нем душа стыдливо. ССХХХ Он говорил себе: "Но что со мною? Что мне сказать себе? Что предпринять? Мое желанье только ей открою - Страшусь ее, обидев, потерять: Любовь сменится ненавистью злою, И все начнут меня, как зверя, гнать. А не решусь я нынче ей открыться - Такому случаю не воротиться. CCXXXI Когда б ушли дорогою своею Вот эти нимфы и остался б я В уединенье с Мензолой моею, Мне было б легче, больше не тая, Сказать, кто я, открыться перед нею, И вздумай побежать - уж власть моя Схватить ее умело, чтоб покинуть Меня уж не могла или отринуть. CCXXXII Но нынче уж онп, я полагаю, Ни на минуту не покинут нас; И если медлить, ввек не наверстаю Всех тех удач, что мне даны сейчас. Нет, сделать все, что в силах,- так решаю; Замедлить - потеряю все зараз". Ее схватить он весь уже рванулся, Но удержался, милой не коснулся. ССХХХIII "О, научи, о, помоги, Венера, О, дай сейчас мне благостный совет! О, чувствую - исполнилася мера, Я должен взять ее, исхода нет". Мешаются сомнение и вера, И чудится погибель; мысли - бред. Меж _да_ и _нет_ он стал метаться думой {35}, И жег больней огонь любви угрюмый. CCXXXIV Они спустились низко по склоненью Холма, и дол совсем уж близок был, Что делит две горы, - тут к утоленыо Желаний Африко Амур спешил: Решил не медлить, и его томленью Лишь этот день он сроком положил. Так вместе шли они, - и их вниманье Вдруг привлекло в долине вод плесканье. CCXXXV Лишь несколько минут им было ходу, И подошли - и видят в озерке Двух обнаженных нимф, вошедших в воду. Гора против горы невдалеке. И в воду тоже входят, тем в угоду, Подолы приподнявши налегке. Беседуют, сбираются купаться: "Что сделаем? Давайте раздеваться!" CCXXXVI Кругом жара сильнейшая стояла В то время дня; и их влекла тогда Прохладою, светлела и сияла Прозрачная, чистейшая вода; И думали: за чем же дело стало? Ведь никакого не грозит вреда. За нимфой нимфа тут разоблачилась, А Мензола к любимцу обратилась, CCXXXVII Сказав ему: "Подруга дорогая, Купаться будешь ли ты с кем из нас?" И молвил тот, спокойно отвечая: "Подруги, не отстану я от вас, Сладка мне воля ваша, не иная". А про себя сказал он тот же час: "Коль все разденутся, так я решаю: Желанья своего уж не скрываю". CCXXXVIII Решил - пускай сперва разоблачатся Все нимфы: он - чрез несколько минут, Так, чтобы невозможно было взяться Против пего им за оружье. Тут, Нарочно медля, стал он раздеваться, Чтоб кончить, как уж в воду все войдут И по лесу бежать им стыдно будет, А Мензолу остаться он принудит. CCXXXIX Он от одежд едва освободился, В воде уж нимфы были всей толпой. Тут, обнаженный, к ним он устремился, К ним обративши свой перед нагой. Все отшатнулись. Визгом разразился Отчаянный, дрожащий вопль и вой. И начали кричать: "Усы! Увы! Вот это кто. Теперь прозрели вы". CCXL Голодный волк на стадо так стремится И, на толпу овец нагнавши страх, Одну хватает, с ней далеко мчится, Оставивши всех прочих в дураках; Блея, бежит все стадо, суетится, Хоть шкуры-то спасая второпях. Так Африко, вбегая быстро в воду, Схватил одну - любви своей в угоду. CCXLI Другие в страхе - суета такая! - Вон из воды - к одеждам все спешат И впопыхах, себя лишь прикрывая, Скорей, едва одевшись, наугад, Одна другой совсем не замечая, Бегут и не оглянутся назад - Все врассыпную, кто куда, и в спехе Оставили на месте все доспехи. CCXLII А Африко в объятьях, торжествуя, Сжал Мензолу, рыдавшую без сил, В воде - и, девичье лицо целуя, Слова такие милой говорил: "Ты - жизнь, ты - нега, коль тебя возьму я, Не отвращался: мне тебя вручил, Душа души моей, обет Венеры, Не плачь хоть для богини, ради веры!" CCXLIII Но Мензола речей его не слышит, И борется всей силою своей, И крепкий стан туда-сюда колышет, Чтоб из объятий вырваться скорей Того, кто на нее обидой дышит; По лику - слезы градом из очей. Но он ее держал рукой железной - И оборона стала бесполезной. CCXLIV В той их борьбе задумчиво дремавший До той поры - отважно вдруг восстал И, гордо гребень пышный свой поднявши, У входа в исступленье застучал. Бил головой, все дальше проникавшей, Так, что вовнутрь вошел, не отдыхал, Ломился с превеликим воплем, воем И словно бы с кровопролитным боем. CCXLV Мессер Мадзоне взял Монтефикалли {36} И в замок победителем вступил - И вот его с восторгом тут встречали, Кто гнал сейчас из всех последних сил. Но после столь решительных баталий Он буйну голову к земле склонил, От жалости глубокой прослезился, Из замка кротким агнцем удалился. CCXLVI Как видит Мензола, что против воли Похищено девичество ее, Рыдая, к Африко в душевной боли Оборотилась: "Совершил свое И, дуру, обманул меня; хоть доле Не медля выйдем: злое бытие Сейчас прерву руками я своими; Жить не хочу с страданьями такими". CCXLVII Услышал Африко слова печали, И на берег он вышел вместе с ней; Ее страданья лютые терзали, И тяжко он скорбел в душе своей. Его желания торжествовали Отчасти, но вспылал еще сильней Огонь в груди, сторицей распаленный Пред ней, такой несчастной и смущенной. CCXLVIII Одеться только лишь они успели, Схватила быстро Мензола копье, Ни слова не сказав - к последней цели, В грудь крепкое направив острие. Увидев мысль ужасную на деле, К ней Африко метнулся и ее Схватил под мышки, в лес далеко с силой Копье забросил и промолвил милой: CCXLIX "Увы, любовь моя, что ты хотела, Что за безумье совершить с собой? О злая мысль - на этакое дело Свирепое подвигнуть разум твой! О, мне, глупцу, какого ждать удела, Лишась тебя со всей твоей красой? Минуты бы не прожил я в разлуке И на себя сам наложил бы руки!" CCL Сердечной мукой Мензола такою Томилась, что у Африко в руках Упала, обмерла: а он с тоскою Уж видит смерть на меркнущих чертах. Обняв ее, он слезы льет рекою. Холодный душу сотрясает страх За жизнь ее; и ношу дорогую Он сокрывает в сень ветвей густую. CCLI Так вместе с ней поникнув под ветвями, Он левою рукой ее держал, А правою покрытые слезами Ланиты ей тихонько вытирал С суровыми и грустными речами: "О смерть, вот все, чего твой взор искал! Ты счастья моего меня лишила, А вместе с ним и мне - одна могила". CCLII Потом, лик помертвевший лобызая, "Любовь моя!- взывал он. - Для чего Злой этот день, судьбина эта злая Нас разлучила!" Взора своего С лица любимого все не спуская, Все говорил - и клял он торжество Своих желаний, что минутно было И Мензолу так страшно оскорбило. CCLIII Но, скорбь излив над помертвелым ликом, Что, бледный, не казался больше жив, Его не раз в мучении великом Слезами и лобзаньями покрыв, Не в силах жить в. терзании толиком, Решил убить себя. Вот уж порыв Его с земли для смерти подымает - Как он услышал: Мензола вздыхает. CCLIV Дух Мензолы по воздуху носился, Час не один в блуждании провел, И в тело наконец он воротился, В свои вместилища опять вошел,- Она пришла в себя, и вздох излился, И стон из уст, и горестный глагол: "Увы, увы, о если б умерла я!" - Она рыдала, не переставая. CCLV Когда увидел Африко живою Вдруг Мензолу, что, мнилось, уж мертва, - Воскрес сердечной радостью одною, Заговорил утешные слова: "О роза ароматом и красою, Я за тебя страдаю, ты права; Но лишь не бойся и не ужасайся, Моей защите крепкой доверяйся. CCLVI Ты мне всех благ дороже и желанней - И ты теперь в объятиях моих. Нет сердцу моему больней страданий И безутешней - мук и зол твоих. И горе мне, я мнил - предел терзаний! - Что держит смерть тебя в цепях своих. Моя рука меня разить готова, Как слышу вздох твой и живое слово". CCLVII "Злосчастная, о, как я истомилась! - Она сказала, взоры подняла. - Зачем я, глупая, на свет родилась, Зачем жива?-и слезы все лила.- Зачем сама в тот день не задушилась, В день первой встречи? Или б умерла, Как облеклась в Дианины покровы: Кабан бы растерзал меня суровый!" CCLVIII {37} Ей молвил он: "Ах, не томись душою. Смотрю - и сердце падает в груди: Какою ты поражена тоскою, Не видя утешенья впереди, Считая жизнь свою такою злою. Но от меня тревог себе не жди: Сильней себя - тебя люблю; со мною Ты будь навек желанною, одною. CCLIX А чтобы ты свободно доверяла Такой любви, как я сказал сейчас, Все расскажу я с самого начала: Тому четыре месяца как раз, Охотился, не думая нимало, Я тут один; иду, не торопясь, Вдруг из лесочка - голоса людские; Я подошел взглянуть, кто там такие. CCLX У вод я вижу светлую поляну И нимф сидящих, вижу между них Всех выше я владычицу Диану, И вас она, служительниц своих, Сурово учит, как прилично сану; Тут встретил взгляд мой взор очей твоих И всю красу твою; любви стрелою Тут поражен я был перед тобою". CCLXI Потом он рассказал ей, как сокрылся, Стоял и долго на нее глядел, И как по ней желанием томился И ею глаз насытить не умел, И милым этим ликом как пленился (Так говоря, лобзать его хотел), И как, когда уж нимфы разбредались, "Пойдем же, Мензола!" - слова сказались. CCLXII Поведал слезы ей и воздыханья, Обильно сеянные для нее, И все свои томленья и терзанья, И как дала Венера за житье Послушливое - в сонном обаянье Надежды слово крепкое свое, И сколько раз найти ее пытался, И обо всем ей рассказать старался. CCLXIII Потом - как раз ее в уединенье Он повстречал - и бросилась бежать - И лепетал он робкое моленье - Н как жестоко было не внимать. И о копье, что в страшное мгновенье Вонзилось в дуб - а то б не миновать! О крике "Берегись!", о том, как скрылась И больше не сказалась, не явилась. CCLXIV Потом о приношении Венере, О том, какой дала она ответ, Как быстро он, вполне предавшись вере, Преобразился и, переодет, Явился с нимфой схожим в полной мере И бросился сыскать единый след, Что нынче тут судьба ему судила. "Ты знаешь, как и я, что дальше было. CCLXV Я рассказал терзание сплошное, Что за тебя душой переносил. И потому, свершив насилье злое, Я делал лишь под властью мощных сил: Перед тобой мне чуждо все дурное. Но лишь Амур, что так меня томил Тобой, - всему виновник и причина. Прости его! Безумие - безвинно". CCLXVI Все Мензола отлично понимала, Что о любви своей он говорил - И как она впервой его объяла, И вещи, что Амур ему внушил,- Тут в ней самой уж сердце запылало, И вздох ее глубокий затомил. Стрела Амура нимфе в грудь вонзилась, А мнила - тут предательство свершилось! CCLXVII Сказала: "Ax, я твердо вспоминаю - На днях один мне все вослед бежал; То был ли ты, другой ли, я не знаю, Что так меня жестоко оскорблял. И чтоб ему отметить - я утверждаю! - Я обернулась, гнев меня терзал, В него копье метнула я всей силой, Но вижу - все за мной бежит постылый. CCLXVIII И помню я - когда б иначе было! - Гляжу, копье летит его сражать, Меня с чего-то жалость охватила, Кричу я: "Берегись!" - и прочь бежать. А дуб копье, я вижу, обнажило И все в него вошло по рукоять. В лесу ближайшем скрылась я, горюя. Ты ль это был? Тебя не узнаю я. CCLXIX Я больше в жизни дня не вспоминаю, С тех пор Диане как посвящена, Чтоб видеть мужа. Если б (тщетно, знаю!) Богами не была мне суждена С тобою встреча! Нет, я ожидаю - Дианою я буду изгнана С отступницами: мной мое изжито: Нещадной ею буду я убита. CCLXX И будешь ты, о юноша, причина Позорной казни, гибели моей. И хоть виновен ты, а я невинна, Жить будешь правым до исхода дней. В свидетели зовет моя кручина Диану, и деревья, и зверей, Что всею силою я защищалась И лишь насилием тебе досталась. CCLXXI Я, чистая, невинная, тобою Обманута и низко предана. Но жизнь свою прервав своей рукою, Наверное от этого пятна Освобожусь. И с жизнию земною Я, глупая, расстанусь лишь, верна, Уж ты, довольный, жить как прежде станешь А бедную меня и не вспомянешь". CCLXXII {38} Обняв ее, в порывистом рыданье Промолвил Африко: "Безумец я, По я ль тебя покину на страданье Одну, любовь нежнейшая моя? Нет, за любовь ты дай мне обещанье: Исчезнет мысль несчастная твоя, Иль раньше на меня наложишь руки, Чтоб мига мне не жить с тобой в разлуке. CCLXXIII Немыслимо отныне разлученье С тобою, милая". И целовал Уста и лик - небесное виденье, И слезы глаз прелестных вытирал, И молвил: "В самом деле порожденье Ты райское", - и кудри ей ласкал, И, встав, сказал: "Кудрей столь золотистых Не видано - и столь прекрасно чистых. CCLXXIV Год, месяц, день и час благословенны {39}, То время, место, где сотворено Все: этот лик, столь дивно совершенный, И тело, мудрой стройности полно. Когда же кто искал во всей вселенной И в небесах высоких - все равно, - Где сонм богов святой, - и там не снится Красы такой, чтобы с твоей сравниться. CCLXXV Ты ясный светоч всех благих деяний, Как и живой источник красоты! Исполненная чистых обаяний, Единственное средоточье ты Всех доблестей, души высоких знаний, - И путь мне указуешь с высоты! Ты сладостна, нежна, бела - не все ли Достоинства красой тебя одели?! CCLXXVI Так как же не желать - какою силой - Вкусить столь совершенной красоты, Как томная, в задумчивости милой, Ты, Мензола, вне всех сравнений, ты? Зла и намек бежит тебя, постылый, Не мучь меня, избавь от тяготы. Свершенное не может не свершиться - Так можно ль мне с тобою разлучиться? CCLXXVIT И сделай же, мольбе моей внимая, Как мудрая, возьми из всех частей Ты лучшую - и да исчезнет злая, Испуганной душой воспрянь скорей И обними меня, о дорогая, Как я тебя, душа души моей, Целуй меня сладчайшими устами. Лишь пожелай, услады будут с нами". CCLXXVIII {40} Амура мощь без устали вязала Сердечко Мензолы клубком речей Любезного, и тихо отлетала Ее печаль; и ясно было ей, Что уж не быть иному. И пылала Она любовью к Африко сильней - Все той, какою нимфу в нем любила, - И слов его теперь пленяла сила. CCLXXIX Чуть удовлетворить его хотела И шею левой обвила рукой. Но целовать его еще не смела: Сама ему в поспешности такой Еще боялась ввериться всецело. "О глупая, - промолвила.- Какой Я дам ответ, коль рано или поздно Диана, все проведав, спросит грозно? CCLXXX Я ни с какою