освященную воду! Да лучше пусть тысяча чертей вселится в меня, чем я выпью хоть каплю освященной или неосвященной воды. Разве вы не заметили, что я гидрофоб?.. Ах, гидрофоб! Жак сказал: "гидрофоб"?.. - Нет, нет, читатель; сознаюсь, что это слово исходит не от него. Но при такой строгой критике ты не сможешь прочесть ни одной сцены из любой комедии или трагедии, ни одного диалога, чтобы не обнаружить авторского слова в устах его персонажей. Жак сказал: "Сударь, разве вы еще не заметили, что при виде воды я впадаю в бешенство?.." Ну-с, перефразировав его слова, я был менее правдив, но более краток. Они снова сели на лошадей, и Жак сказал Хозяину: - В своих любовных похождениях вы дошли до того места, когда, дважды изведав счастье, собирались испытать его в третий раз. Хозяин. Как вдруг дверь, ведшая в коридор, отворилась. И вот комната полна народу, который толчется и галдит; я вижу свет, слышу голоса мужчин и женщин, говорящих одновременно. Кто-то резко отдергивает полог, и передо мной отец, мать, тетки, кузены, кузины и полицейский комиссар, который говорит внушительным тоном: "Господа, пожалуйста, без шума: преступление налицо; но мы имеем дело с галантным человеком; есть только одно средство исправить зло; он не преминет им воспользоваться и не допустит, чтоб его принудили к этому на основании закона..." При каждом слове отец и мать осыпали меня упреками; тетки и кузины не скупились на самые отборные эпитеты по адресу Агаты, которая спрятала голову под одеялами. Я находился в оцепенении и не знал, что отвечать. Обращаясь ко мне, комиссар сказал насмешливо: "Сударь, хоть вам здесь и очень удобно, все же соблаговолите встать и одеться..." Я повиновался и облачился в свое платье, которым заменил платье шевалье. Пододвинули стол; комиссар принялся составлять акт. Между тем другие всеми силами удерживали мать, чтоб она не убила дочь, а отец успокаивал ее: "Не волнуйся, жена, не волнуйся; если ты убьешь дочь, то дела этим не поправишь. Все обойдется благополучно..." Присутствующие сели на стулья и приняли различные позы, выражавшие скорбь, негодование или гнев. Отец, отчитывая жену, говорил: "Вот что значит плохо присматривать за дочерью!.." А мать отвечала: "Но он с виду был таким добродушным, приличным человеком! Кто бы мог подумать!" Остальные хранили молчание. Кончив составлять протокол, его зачитали вслух; а так как он заключал в себе одну только истину, я подписал его и спустился вместе с комиссаром, который весьма учтиво предложил мне сесть в карету, дожидавшуюся у ворот, откуда меня отвезли прямо в Фор-л'Эвек в сопровождении многочисленной стражи. Жак. В Фор-л'Эвек! В тюрьму! Хозяин. В тюрьму; и начался скандальный процесс. Речь шла ни более ни менее, как о том, чтоб я женился на мадемуазель Агате; родители и слышать не хотели ни о чем другом. Утром в мою камеру явился шевалье. Он уже все знал. Агата была в отчаянии; родители - вне себя; самого шевалье осыпали упреками за вероломство приятеля, которого он привел в их дом; это он явился причиной их несчастья и бесчестья дочери. На этих бедных людей жалко было смотреть. Он попросил разрешения переговорить с Агатой наедине; это удалось ему не без труда. Агата чуть не выцарапала ему глаза, она обзывала его самыми ужасными именами. Он ожидал этого; дал ей успокоиться, после чего попытался ее урезонить. "Но эта девица, - добавил шевалье, - сказала мне нечто поставившее меня в тупик, и я не нашелся, что ей ответить". "Отец и мать застали меня с вашим другом; рассказать ли им, что, ночуя с ним, я думала, что провожу ночь с вами?.." Он возразил: "Но, говоря по совести, считаешь ли ты, что мой друг должен на тебе жениться?" "Нет, предатель, нет, негодяй! - воскликнула она. - Тебя, тебя следовало бы присудить к этому". "От тебя зависит выручить меня из беды", - сказал я шевалье. "Каким образом?" "Каким образом? Объявив, как было дело". "Я пригрозил Агате; но, конечно, я этого не исполню. Неизвестно, принесет ли нам пользу это средство, но зато доподлинно известно, что оно покроет нас позором. А виноват ты". "Я?" "Да. Если бы ты согласился на обман, который я тебе предложил, Агату застали бы с двумя мужчинами, и все кончилось бы посмешищем. Но поскольку случилось иначе, надо загладить твою оплошность". "Не можешь ли ты, шевалье, объяснить мне одно обстоятельство? Мое платье оказалось на месте, а твое в гардеробной; честное слово, сколько я ни думаю, не могу разрешить этой загадки. Я подозреваю Агату; мне пришло в голову, что она догадалась об обмане и была заодно со своими родителями". "Быть может, видели, как ты поднимался по лестнице; несомненно только одно - что не успел ты раздеться, как мне прислали мое платье и потребовали твое". "Это со временем объяснится..." В то время как мы с шевалье огорчались, утешали друг друга, обвиняли, ругали и мирились, вошел комиссар; шевалье побледнел и поспешил удалиться. Комиссар был порядочный человек, что иногда случается; перечитав дома протоколы, он вспомнил, что когда-то учился вместе с молодым человеком, носившим мою фамилию; ему пришло на ум, не прихожусь ли я родственником или даже сыном его однокашнику; так оно и оказалось. Перво-наперво он спросил меня, кто был человек, удравший при его приходе. "Он вовсе не удрал, а ушел, - сказал я. - Это мой закадычный друг, шевалье де Сент-Уэн". "Ваш закадычный друг! Забавные у вас друзья. Знаете ли вы, сударь, что это он явился меня предупредить? Его сопровождали отец девицы и другой родственник". "Он?" "Он самый". "Вы в этом уверены?" "Вполне уверен; но как вы его назвали?" "Шевалье де Сент-Уэн". "А, шевалье де Сент-Уэн! Ну, теперь все ясно. А знаете ли вы, кто ваш друг, ваш закадычный друг, шевалье де Сент-Уэн? Мошенник, человек, известный множеством преступных проделок. Полиция предоставляет свободу людям такого рода только ради некоторых услуг, которые они ей оказывают. Они жулики и разоблачители жуликов. Вероятно, считают, что, предотвращая или раскрывая преступления, они приносят больше пользы, чем вреда - своими поступками..." Я рассказал комиссару свое печальное приключение так, как оно произошло на самом деле. Он взглянул на него не слишком благосклонно, ибо то, что служило к моему оправданию, не могло быть ни приведено, ни показано на суде. Тем не менее он взялся вызвать отца и мать, как следует допросить дочь, растолковать дело судье и не упустить ничего, что могло бы помочь мне; он предупредил меня, что, если этих людей хорошо подучили, власти окажутся бессильными. "Как, господин комиссар, я буду вынужден жениться?" "Жениться - это было бы слишком жестоко; до этого дело не дойдет, но придется согласиться на вознаграждение за ущерб, и в таких случаях сумма бывает значительной..." Послушай, Жак, мне кажется, что ты хочешь мне что-то сказать. Жак. Да; я хотел сказать, что вы действительно оказались неудачливей меня, хотя я заплатил и не ночевал с девицей. Впрочем, я без труда разгадал бы подоплеку вашего приключения, если б Агата оказалась беременной. Хозяин. Не отказывайся пока что от своей догадки: действительно, спустя некоторое время после моего задержания комиссар сообщил мне, что она подала ему заявление о беременности. Жак. И вот вы отец ребенка... Хозяин. Которому не повредил. Жак. Но к зачатию которого вы не причастны. Хозяин. Ни покровительство судьи, ни все хлопоты комиссара не спасли меня, и делу был дан законный ход; но так как и дочь, и ее родители пользовались дурной славой, то я избежал брачной мышеловки. Меня приговорили к значительному штрафу, к возмещению расходов на роды, а также к принятию на себя издержек по содержанию и воспитанию ребенка, созданного трудами и стараниями моего друга, шевалье де Сент-Уэна, вылитой миниатюрой которого он был. Мальчик, которым счастливо разрешилась мадемуазель Агата, оказался крепышом; его отдали хорошей кормилице, которой я плачу по сей день. Жак. А сколько лет вашему сударику-сыну? Хозяин. Скоро будет десять. Я все время держал его в деревне, где школьный учитель обучал его читать, писать и считать. Это поблизости от того места, куда мы направляемся, и я воспользуюсь случаем, чтобы заплатить этим людям причитающуюся им сумму, взять его от них и приспособить к ремеслу. Жак и его Хозяин еще раз заночевали в пути. Они находились слишком близко от цели путешествия, чтобы Жак мог вернуться к истории своих любовных похождений; к тому же его болезнь далеко еще не прошла. На другой день они прибыли... - Куда? - Честное слово, не знаю. - А за каким делом они туда ехали? - За каким пожелаете. Разве Хозяин Жака посвящал в свои дела каждого встречного и поперечного? Как бы то ни было, на них потребовалось не более двух недель. - Закончились они благополучно или неудачно? - Этого я еще не знаю. Болезнь Жака прошла благодаря двум одинаково неприятным ему средствам: диете и отдыху. Однажды утром Хозяин сказал своему слуге: - Жак, взнуздай и оседлай коней; наполни также свою кубышку; мы поедем туда, куда ты знаешь. Это было так же быстро сделано, как сказано. И вот они направляются к месту, где в течение десяти лет вскармливают за счет Хозяина Жака ребенка шевалье де Сент-Уэна. На некотором расстоянии от покинутого ими жилища Хозяин обратился к Жаку со следующими словами: - Жак, что ты скажешь о моих любовных похождениях? Жак. Что свыше предначертано много странного. Вот ребенок, рожденный бог весть при каких обстоятельствах. Кто знает, какую роль сыграет в мире этот внебрачный сынок? Кто знает, рожден ли он для счастья или для гибели какой-нибудь империи? Хозяин. Ручаюсь тебе, что ничего подобного не случится. Я сделаю из него хорошего токаря или хорошего часовщика. Он женится; у него родятся потомки, которые до конца веков будут обтачивать в этом мире ножки для стульев. Жак. Да, если так предначертано свыше. Но почему бы не выйти из лавки токаря какому-нибудь Кромвелю? Тот, кто приказал обезглавить своего короля, вышел из лавки пивовара, и разве не говорят теперь... Хозяин. Оставим это. Ты выздоровел, тебе известны мои любовные похождения, и, по совести, ты не вправе уклоняться от рассказа о своих. Жак. Все этому противится. Во-первых, остающийся нам путь мал; во-вторых, я забыл место, на котором остановился; в-третьих, у меня какое-то предчувствие, что этой истории не суждено кончиться, что мой рассказ принесет нам несчастье и что не успею я к нему приступить, как он будет прерван каким-нибудь счастливым или несчастным происшествием. Хозяин. Если оно будет счастливым, тем лучше. Жак. Согласен; предчувствие мне говорит, что оно будет несчастным. Хозяин. Несчастным! Пусть так; но разве оно все равно не случится, будешь ли ты говорить или молчать? Жак. Кто знает! Хозяин. Ты родился слишком поздно - на два или три века. Жак. Нет, сударь, я родился вовремя, как все люди. Хозяин. Ты был бы великим авгуром. Жак. Я не вполне знаю, что такое авгур, да и знать не хочу. Хозяин. Это одна из важнейших глав твоего трактата о прорицаниях. Жак. Она уже так давно написана, что я не помню ни слова. Но вот, сударь, кто знает больше, чем все авгуры, гуси-прорицатели и священные куры республики, - это кубышка. Посоветуемся с кубышкой. Жак взял кубышку и долго с нею советовался. Хозяин вынул часы и табакерку, посмотрел, который час, и взял понюшку табаку, а Жак сказал: - Судьба как будто представляется мне сейчас менее мрачной. Скажите, на чем я остановился? Хозяин. Ты находишься в замке Деглана, твое колено немного зажило, и мать Денизы поручила ей ухаживать за тобой. Жак. Дениза послушалась. Рана на колене почти зажила; я даже смог проплясать хороводную в ту ночь, когда раскапризничался ребенок; тем не менее я временами терпел невыносимые муки. Тамошнему лекарю, который был несколько ученее своего собрата, пришло на ум, что эти боли, возвращавшиеся с таким упорством, могли происходить от наличия инородного тела, оставшегося в тканях после извлечения пули. По этой причине однажды он рано утром зашел в мою комнату, приказал придвинуть стол к постели, и когда откинули полог, я увидел на этом столе кучу острых инструментов; Дениза, сидевшая у моего изголовья, заливалась горючими слезами; мать ее стояла довольно печальная, скрестив руки. Лекарь, скинувший камзол и засучивший рукава, держал в правой руке ланцет. Хозяин. Ты меня пугаешь. Жак. Я тоже испугался. "Приятель, - сказал мне лекарь, - не надоело ли вам страдать?" "Очень надоело". "Хотите перестать страдать и вместе с тем сохранить ногу?" "Конечно". "Так снимите ногу с постели и предоставьте мне работать". Я выставляю ногу. Лекарь берет ручку ланцета в зубы, охватывает мою ногу левой рукой, крепко ее зажимает, снова вооружается ланцетом, сует его острие в отверстие раны и делает широкий и глубокий разрез. Я и глазом не моргнул, но Жанна отвернулась, а Дениза, испустив резкий крик, почувствовала себя дурно... Тут Жак прервал свой рассказ и сделал новое нападение на кубышку. Нападения эти были тем чаще, чем короче были промежутки, или, говоря языком математиков, обратно пропорциональны промежуткам. Он был так точен в своих измерениях, что полная при отъезде кубышка аккуратно оказывалась пустой к приезду. Господа чиновники из ведомства путей сообщения сделали бы из нее отличный шагомер. При этом каждое нападение на кубышку имело свои основания. Последнее нападение должно было привести Денизу в чувство и дать самому Жаку оправиться от боли в колене, причиненной операцией лекаря. Дениза оправилась, и Жак, подбодрившись, продолжал. Жак. Этот огромный разрез вскрыл рану до основания, и лекарь извлек оттуда щипцами малюсенький кусочек сукна от моих штанов, который там застрял; именно его присутствие причиняло мне боль и мешало ране окончательно зарубцеваться. После этой операции здоровье благодаря стараниям Денизы стало ко мне возвращаться: и боль и лихорадка исчезли, вернулись аппетит, сон и силы. Дениза делала мне перевязки с бесконечной точностью и деликатностью. Стоило посмотреть, как осторожно снимала она повязку, как боялась причинить мне малейшую боль, как смачивала рану. Я сидел на постели, она становилась на одно колено, клала мою ногу на свою ляжку, до которой я изредка дотрагивался; рука моя лежала на ее плече, и я глядел на ее с нежностью, которую, как мне кажется, она разделяла. По окончании перевязки я брал Денизу за обе руки, благодарил, не знал, что сказать, не знал, как выразить свою признательность; она стояла, потупив взоры, и молча слушала меня. Ни один коробейник не проходил в замок без того, чтобы я чего-нибудь у него не купил: то косынку, то несколько локтей ситца или муслина, то золотой крестик, то бумажные чулки, то перстенек, то гранатовое ожерелье. Когда вещь оказывалась приобретенной, вся трудность заключалась для меня в том, чтобы ее предложить, а для Денизы - в том, чтобы ее принять. Сначала я ее показывал Денизе, а если она нравилась ей, то говорил: "Дениза, я купил ее для вас..." Если она соглашалась, то моя рука дрожала, когда я передавал вещицу, а рука Денизы - когда она ее принимала. Однажды, не зная, что еще ей подарить, я купил подвязки; они были шелковые, с вензелями, раскрашенными в белый, красный и голубой цвета. Утром, до прихода Денизы, я положил их на спинку кресла, стоявшего возле моей постели. Дениза, сразу же заметив их, вскричала: "Какие прелестные подвязки!" "Это для моей подружки", - отвечал я. "У вас, значит, есть подружка, господин Жак?" "Конечно; разве я вам этого еще не говорил?" "Нет. Она, должно быть, очень мила?" "Да, очень мила". "И вы очень ее любите?" "От всего сердца". "А она вас тоже?" "Право, не знаю. Эти подвязки я купил для нее, и она обещала оказать мне одну милость, от которой я сойду с ума, если ее удостоюсь". "Какую же это милость?" "Из этих двух подвязок я сам надену на нее одну..." Дениза покраснела, неверно поняв мои слова; она подумала, что подвязки предназначаются для другой, и стала грустной: она делала неловкие движения, искала принадлежности, нужные для перевязки, смотрела на них и не видела; она опрокинула вино, только что ею подогретое; подошла к моей постели, чтобы наложить повязку; взяла мою ногу дрожащей рукой, развязала бинты, а когда надо было припарить рану, она забыла все, что было нужно для этого; сходила за необходимым, перевязала меня, и я тут же увидел, что она плачет... "Дениза, вы, кажется, плачете? Что с вами?" "Ничего". "Кто-нибудь вас огорчил?" "Да". "А кто этот злодей?" "Вы". "Я?" "Да". "Как же это случилось?" Вместо ответа она перевела взгляд на подвязки. "Так это заставило вас плакать?" "Да". "Ах, Дениза, перестаньте плакать: я купил их для вас". "Правду ли вы говорите, господин Жак?" "Истинную правду; и в доказательство - вот они". Но, поднося ей подвязки, я удержал одну из них; лицо ее сквозь слезы озарилось улыбкой. Я взял ее за руку, подвел к постели, положил ее ногу на край, поднял ей юбки до колен, где она прижала их руками, поцеловал ей щиколотку, надел подвязку, которую держал; но не успел я это сделать, как вошла Жанна, ее мать. Хозяин. Вот неприятный визит! Жак. Может быть - да, может быть - нет. Вместо того чтобы обратить внимание на наше смущение, она заметила только подвязку в руках дочери. "Какая прелестная подвязка! - сказала она. - Но где же другая?" "На моей ноге, - отвечала Дениза. - Он сказал, что купил их для своей подружки, и я решила, что это для меня. Не правда ли, мама, раз я надела одну, то могу оставить себе и другую?" "Ах, господин Жак, Дениза права: одна подвязка без другой не годится, и вы не захотите отнять ее". "Почему бы нет?" "Дениза этого не хочет, и я тоже". "В таком случае договоримся: я надену ее на Денизу в вашем присутствии". "Нет, нет, это невозможно". "Тогда пусть отдаст мне обе". "И это тоже невозможно". Но тут Жак и его Хозяин доехали до окраины деревни, где хотели повидать ребенка шевалье де Сент-Уэна и его кормильцев. Жак умолк; Хозяин же его сказал: - Спешимся и сделаем перерыв. - Зачем? - Затем, что, судя по всему, ты приближаешься к концу своей истории. - Не совсем. - Когда доходишь до колена, остается немного пути. - Сударь, у Денизы ляжки длиннее, чем у других женщин. - Все-таки спешимся. Они спешились; Жак сошел первым и бросился помогать Хозяину; но не успел тот вложить ногу в стремя, как ремень лопнул, и мой шевалье, опрокинувшись назад, больно шлепнулся бы о землю, если бы не очутился в объятиях своего лакея. Хозяин. Так вот как ты обо мне заботишься, Жак! Ведь я мог повредить себе бок, сломать руку, размозжить голову, быть может - разбиться насмерть. Жак. Велика беда! Хозяин. Что ты сказал, грубиян? Постой, постой, я научу тебя разговаривать!.. И Хозяин, дважды обернув кисть ремешком кнута, кинулся преследовать Жака, а Жак, заливаясь хохотом, - бегать вокруг лошади, Хозяин - клясться, браниться, беситься с пеной у рта и тоже бегать кругом, осыпая Жака потоком ругательств; эта беготня продолжалась до тех пор, пока оба они, обливаясь потом и изнемогая от усталости, не остановились - один по одну, другой по другую сторону лошади, Жак - задыхаясь и хохоча, Хозяин - задыхаясь и обращая на него гневные взгляды. Когда они слегка перевели дух, Жак сказал своему Хозяину: - Согласен ли мой Хозяин признать... Хозяин. Что еще должен я признать, собака, мошенник, негодяй? Что ты гнуснейший из всех лакеев, а я несчастнейший из господ? Жак. Разве не доказано с очевидностью, что мы по большей части действуем независимо от нашей воли? Скажите, положа руку на сердце: хотели вы делать хоть что-нибудь из того, чем занимались все эти полчаса? Разве вы не были моей марионеткой и не продолжали бы быть моим паяцем в течение месяца, если б я это задумал? Хозяин. Как! Все это было шуткой с твоей стороны? Жак. Да, шуткой. Хозяин. И ты ожидал, что ремень лопнет? Жак. Я это подготовил. Хозяин. И ты меня дергал за ниточку, чтобы я бесновался по твоему капризу? Жак. Именно. Хозяин. Твой наглый ответ был обдуман заранее? Жак. Да, заранее. Хозяин. Ты опасный мерзавец. Жак. Скажите лучше, что благодаря моему капитану, сыгравшему со мной однажды подобную штуку, я стал тонким мыслителем. Хозяин. А если бы я все-таки поранил себя? Жак. Свыше, а также в моем предвидении было предначертано, что этого не случится. Хозяин. Присядем, нам необходимо отдохнуть. Они садятся, и Жак говорит: - Черт бы побрал дурака! Хозяин. Ты, разумеется, говоришь о себе? Жак. Да, о себе: я не оставил ни одной капли в кубышке. Хозяин. Не жалей: я бы выпил ее, так как умираю от жажды. Жак. Черт бы вторично побрал дурака, который не оставил двух капель! Хозяин умоляет Жака продолжить свою историю, чтоб обмануть усталость и жажду; Жак отказывается, Хозяин дуется. Жак предоставляет ему дуться; наконец, еще раз упомянув о несчастье, которое может случиться от этого, он принимается за историю своих любовных похождений и говорит: - В один праздничный день, когда сеньор замка отправился на охоту... Тут он внезапно остановился, а затем сказал: - Не могу больше; я не в силах продолжать; мне кажется, что рука судьбы снова схватила меня за горло, и я чувствую, как она его сжимает; ради бога, сударь, разрешите мне прекратить. - Ну хорошо, прекрати и спроси вон в той ближайшей хижине, где живет муж кормилицы... Хижина помещалась несколько ниже; они двинулись к ней, каждый держа под уздцы свою лошадь. В ту же минуту дверь отворилась, и оттуда вышел человек; Хозяин испустил крик и схватился за шпагу; человек сделал то же. Обе лошади испугались бряцания оружия; лошадь Жака оборвала повод и убежала; тотчас же шевалье, с которым скрестил оружие Хозяин Жака, упал мертвым на землю. Сбежались местные крестьяне. Хозяин поспешно вскочил в седло и ускакал во всю прыть. Жака схватили, скрутили ему руки за спину и повели к местному судье, который отправил его в тюрьму. Убитый оказался шевалье де Сент-Уэном, которого судьба привела в этот самый день вместе с Агатой к кормилице их ребенка. Агата рвет на себе волосы над трупом своего любовника. Хозяин Жака уже так далеко, что его и след простыл. Жак, направляясь от дома судьи в тюрьму, сказал: - Так должно было случиться; это было предначертано свыше... Тут я остановлюсь, ибо это все, что мне известно об обоих моих героях. - А любовные похождения Жака? - Жак сто раз говорил, что ему было предначертано свыше не докончить этой истории, и он был прав. Вижу, читатель, что тебя это сердит. Ну что ж, продолжай рассказ с того места, на котором Жак остановился, и фантазируй, сколько тебе будет угодно, или навести мадемуазель Агату, справься о названии деревни, где арестовали Жака, повидайся с ним и расспроси его: он не заставит просить себя дважды, чтобы тебя удовлетворить; это развлечет его. На основании его записок, которые не без причин представляются мне подозрительными, я мог бы, может статься, восполнить то, чего здесь не хватает: но к чему? Интересно лишь то, что считаешь истинным. Между тем было бы излишней смелостью высказать без зрелой проверки какое-либо суждение о беседах Жака-фаталиста и его Хозяина - самого значительного произведения, появившегося со времен "Пантагрюэля" мэтра Франсуа Рабле и "Жизни и приключений кума Матье"{521}, а потому я перечитаю записки Жака со всем напряжением умственных сил и всей беспристрастностью, на какие способен, и через неделю доложу тебе окончательно свое мнение, с правом взять свои слова назад, если кто-либо поумнее меня докажет, что я ошибся. Издатель добавляет: Прошла неделя. Я прочитал названные записки; из трех добавленных к ним параграфов, отсутствующих в принадлежащей мне рукописи, я признаю подлинными первый и последний, а средний считаю вставленным позже. Вот первый из них, предполагающий еще один пропуск в беседе между Жаком и его Хозяином: В один праздничный день владелец замка отправился на охоту, а остальные его сотрапезники слушали обедню в приходской церкви, находившейся в доброй четверти мили оттуда. Жак в это время был уже одет, а Дениза сидела возле него. Они хранили молчание; казалось, что они дуются друг на друга, и они действительно дулись. Жак приложил все старания, уговаривая Денизу осчастливить его, но Дениза упорно отказывалась. После продолжительного молчания Жак, проливая горькие слезы, сказал ей жестким и желчным тоном: "Это оттого, что вы меня не любите..." Дениза встала с досадой, взяла его за руку, внезапно подвела к постели, села на нее и сказала: "Так я вас не люблю, господин Жак? Так вот, господин Жак, делайте с несчастной Денизой все, что вам угодно..." С этими словами она залилась слезами, и рыдания стали ее душить. Скажите, читатель, что бы вы сделали на месте Жака? - Ничего. - Прекрасно. Жак так и поступил. Он подвел Денизу к креслу, упал перед ней на колени, вытер ей слезы, расцеловал руки, старался утешить ее, ободрить, потом решил, что она его крепко любит, и положился на ее нежные чувства в ожидании минуты, когда ей угодно будет вознаградить его собственные. Такой поступок глубоко тронул Денизу. Может быть, мне возразят, что, стоя перед Денизой на коленях, он не мог вытирать ей глаза... разве только кресло было очень низким. Рукопись ничего об этом не сообщает, но нетрудно это предположить. Приведем второй параграф, списанный из "Жизни Тристрама Шенди", если только беседа Жака-фаталиста и его Хозяина не написана раньше этого произведения и мистер Стерн не является плагиатором, чему я не верю, ввиду исключительного уважения, питаемого мною к мистеру Стерну, которого я выделяю среди большинства литераторов его нации, усвоивших обычай обкрадывать нас и при этом еще осыпать ругательствами. В другой раз дело было утром. Дениза пришла, чтобы сделать Жаку перевязку. Весь замок еще спал. Дениза приблизилась, дрожа. Подойдя к дверям Жака, она остановилась, колеблясь, войти ей или нет. Наконец она с трепетом вошла; довольно долго стояла у постели Жака, не решаясь отдернуть полог. Медленно отстранила она его; с трепетом пожелала Жаку доброго утра, с трепетом осведомилась о проведенной ночи и о его здоровье. Жак ответил, что не сомкнул глаз, что страдал и продолжает страдать от невыносимого зуда в колене. Она предложила облегчить его мучения: взяла маленький лоскуток фланели, Жак выставил ногу, и Дениза принялась растирать ее фланелькой под раной - сперва одним пальцем, затем, двумя, тремя, четырьмя, всей рукой. Жак смотрел на ее работу и таял от любви. После этого она стала гладить фланелькой по самой ране, с еще красным рубцом - сперва одним пальцем, затем двумя, тремя, четырьмя, всей рукой. Но недостаточно было устранить зуд под коленом и на колене, надо было смягчить его и выше колена; и она принялась тереть довольно крепко - сперва одним пальцем, затем двумя, тремя, четырьмя, всей рукой. Страсть Жака, не перестававшего смотреть на свою возлюбленную, возросла до такой степени, что, не будучи в состоянии ей противиться, он кинулся к руке Денизы... и поцеловал ее. Дальнейшее, однако, не оставляет никакого сомнения насчет плагиата. Плагиатор говорит: читатель, если ты не удовлетворен тем, что я поведал тебе о любовных похождениях Жака, то попробуй выдумать что-нибудь получше; я согласен. Как бы ты ни взялся за это дело, я уверен, что кончишь ты так же, как я. - Ошибаешься, гнусный клеветник, я кончу вовсе не так, как ты. Дениза была добродетельна. - А кто утверждает противное? Жак кинулся к ее руке и поцеловал. - Это у тебя извращенное воображение, и ты выдумываешь то, чего тебе не говорят. - Так как же? Разве он не поцеловал ее руки? - Конечно же. Жак был слишком благоразумен, чтобы совратить ту, которую предназначал себе в жены, и породить в себе сомнение, способное отравить остаток его жизни. - Но в предшествующем параграфе сказано, что Жак приложил все усилия, чтобы Дениза решилась его осчастливить. - Вероятно, тогда он еще не намеревался на ней жениться. Третий параграф рисует нам Жака, нашего бедного фаталиста, лежащим на соломе в глубине мрачной темницы с закованными в цепи ногами и руками, вспоминающим все сохранившиеся в его памяти философские принципы капитана и склонного поверить, что, быть может, когда-нибудь ему еще придется пожалеть о сыром, вонючем, темном обиталище, где его кормили черным хлебом и водой и где ему приходилось защищать свои ноги и руки от нападений мышей и крыс. Нам сообщают, что, в то время как он предавался этим размышлениям, кто-то взломал дверь тюрьмы и его камеры, и он вместе с десятком разбойников обрел свободу и оказался в шайке Мандрена{523}. Между тем полицейские стражники, преследовавшие Хозяина по пятам, настигли его, схватили и водворили в другую тюрьму. Он вышел оттуда благодаря заступничеству того же комиссара, который услужил ему во время первого приключения, и в течение двух или трех месяцев жил уединенно в замке Деглана, когда судьба вернула ему слугу, почти столь же необходимого для его счастья, как часы и табакерка. Он не брал понюшки табаку, не проверял времени без того, чтобы всякий раз не вздохнуть: "Что стало с тобой, мой бедный Жак?.." Однажды ночью мандреновцы напали на замок Деглана; Жак узнал жилище своего благодетеля и своей возлюбленной; он вступился за замок и спас его от разграбления. Далее мы читаем волнующие подробности о встрече Жака, его Хозяина, Деглана, Денизы и Жанны: - Это ты, друг мой? - Это вы, дорогой мой Хозяин? - Как ты очутился среди этих людей? - А как случилось, что я встретил вас здесь? - Это вы, Дениза? - Это вы, господин Жак? Сколько я из-за вас слез пролила! Между тем Деглан кричал: - Принесите вино и стаканы! Скорей, скорей! Он нам всем спас жизнь!.. Несколько дней спустя умер дряхлый привратник замка; Жак занял его место и женился на Денизе, с помощью которой он старается сейчас продлить род последователей Зенона{524} и Спинозы; Деглан любит его, Хозяин и жена обожают: ибо так было предначертано свыше. Меня пытались убедить, будто Хозяин Жака и Деглан влюбились в жену Жака. Не знаю, как было на самом деле, но я уверен, что по вечерам Жак говорил сам себе: "Если свыше предначертано, Жак, что ты будешь рогоносцем, то, как ни старайся, а ты им будешь; если же, напротив, начертано, что ты им не будешь, то, сколько б они ни старались, ты им не будешь; а потому спи спокойно, друг мой!.." И он засыпал спокойно. ПРИМЕЧАНИЯ ЖАК-ФАТАЛИСТ И ЕГО ХОЗЯИН Стр. 292. Берг-оп-Зом - нидерландская крепость, захваченная французскими войсками под командованием Морица Саксонского в 1747 г., во время войны за "австрийское наследство". Пор-Маон - крепость и город на острове Минорка, отбитый французскими войсками у англичан в 1756 г. Стр. 294. Ты запасся лекарями, как святой Рох - шляпами. - Странствующий святой Рох изображается обычно с тремя шляпами за спиной. Дюфуар Пьер (1735-1813) - хирург, автор трактата об огнестрельных ранениях. Луи Антуан (1723-1792) возглавлял медицинский отдел "Энциклопедии". Стр. 295. "Какого черта понесло его на эту галеру!" - Реплика эта приписана Гарпагону ошибочно, ее произносит Жеронг из "Плутней Скапена" (дейст. II, явл. XI). Стр. 300. Понтуаз, Сен-Жермен - французские города, где находятся католические "святыни". Стр. 303. ...настоящие жабаки... - В Париже времен Дидро широкой известностью пользовалась галантерейная торговля Жабака, имя которого стало нарицательным для обозначения ювелирных безделушек, новинок и редкостей. Жюльен Леруа (1686-1759) - парижский часовой мастер. Стр. 312. ...так пахло бы "Кливлендом"... - "Кливленд" - сокращенное название романа аббата Прево "Английский философ, или История Кливленда, побочного сына Кромвеля" (1732), любимого произведения Д.Дидро и Ж.-Ж.Руссо. Реньяр Жан-Франсуа (1655-1709) - французский комедиограф эпохи классицизма. Ричардсон Сэмюель (1689-1761) - английский романист эпохи Просвещения, основоположник семейно-бытового романа. Седен Мишель-Жан (1719-1797) - драматург, находившийся под сильным влиянием драматургической теории Дидро. Пондишери - центр владений французской Ост-Индской компании (1664-1719), позднее поглощенной созданной Джоном Лоу (1671-1729) Индийской компанией, которая монополизировала почти всю заморскую торговлю Франции. Стр. 313. Ни боги, ни люди, ни лавки не прощают поэтам посредственности... - Перефразировка строк Горация: . . . . . . . . поэту посредственных строчек Ввек не простят ни люди, ни боги, ни книжные лавки! ("Наука поэзии", стихи 372-373. Перевод М.Гаспарова) Стр. 315. ...босоногим кармелитом. - Католический монашеский орден кармелитов был основан во второй половине XII в. в Палестине, на горе Кармель. С 1245 г. становится европейским орденом нищенствующих монахов. В 1564 г. орден преобразуется в "Братство босоногих кармелитов", носивших сандалии на босу ногу. Стр. 316. ...дистиллируют кармелитскую воду. - Кармелитская вода - возбуждающее средство из мелиссы. Стр. 334. ...продолжатели Сервантеса... - В 1614 г. было опубликовано анонимное продолжение первой части "Дон Кихота". Фортигверра Николо (1674-1735) - итальянский поэт, автор героикомической поэмы "Ричардетто", персонажи которой были заимствованы у Ариосто и других известных авторов. Стр. 335. "Лекарь поневоле" (1671) - комедия Мольера (см. дейст. I, сц. I). Стр. 336. Премонваль Пьер (1716-1764) - автор трактатов по прикладной математике. Преподавал в Париже и Берлине. Пижон Мария-Анна-Виктория (1724-1767) - жена Премонваля; была чтицей при супруге Генриха Прусского. Стр. 344. ...под ланцетом брата Козьмы. - Брат Козьма - монашеское имя французского хирурга Жана Базейлака (1703-1781), принадлежавшего к ордену фельянов. Стр. 349. Полное экю - шесть франков (одному франку соответствовало малое экю). Стр. 352. ...залез на задворки... - Намек на требование Вольтера в "Философском словаре" (1764-1769) употреблять слово impasse вместо вульгарного cul-de-sac (тупик). Стр. 353. Бисетр - замок неподалеку от Парижа, где размещались детский приют, дом умалишенных и тюрьма. Стр. 360. Сен-Флорантен, граф де ла Врийер (1705-1777) - министр духовных дел Людовика XV, один из злейших врагов энциклопедистов. Пользовался правом выдачи королевских ордеров на арест. ...в Тампле, в Аббатстве... - Тампль - монастырь ордена тамплиеров близ Парижа, использовался как тюрьма. Аббатство - тюремные здания при монастыре Сен-Жермен де Пре. Поскольку территория Тампля и Аббатства была изъята из общей юрисдикции, здесь находили убежище неплатежеспособные должники. Стр. 367. "Ворчун-благодетель" - комедия итальянского драматурга Карло Гольдони (1707-1793), впервые поставленная театром Французской Комедии в 1771 г. Этот спектакль принес его автору мировую славу. Стр. 372. Троншен Теодор (1709-1781) - популярный в свое время французский врач. Стр. 380. Герши Клод-Луи де Ренье, граф де (ум. в 1768 г.) - офицер, отличившийся в боях во Фландрии и Богемии. Стр. 381. Пас-дис - игра в три игральные кости; выигрыш обеспечивается выпадением десяти и более очков. Стр. 388. Юэ Пьер-Даниэль (1630-1721) - французский литератор духовного звания. Николь Пьер (1625-1695) - писатель-моралист янсенистской ориентации. Боссюэ Жак-Бенинь де (1627-1704) - прославленный в религиозных кругах богослов и проповедник, автор "Траурных речей", сторонник автономии французской церкви. Стр. 391. Сен-Сир - военная школа для сыновей дворянства. Стр. 403. Не были ли вы... квиетистом? - Квиетизм (от лат. quies - покой) - религиозно-этическое учение, проповедовавшее созерцательность, пассивное подчинение "божьей воле" вплоть до безразличия к добру и злу, к собственному страданию и "спасению". Возникло в конце XVII в. как течение оппозиционное по отношению к папе и иезуитскому ордену. Церковная комиссия, которую возглавил Боссюэ, осудила квиетизм как еретическое учение. Франциск Сальский (1567-1622) - видный представитель квиетизма. Стр. 415. ...для Лебоссю, и для Вида. - Лебоссю (1631-1680) - автор классицистического "Трактата об эпической поэме", о котором с похвалою отозвался Буало. Вида Марио Джироламо (1480-1566) - итальянский епископ, автор художественных произведений и трудов по поэтике, в том числе стихотворного трактата на латинском языке "Поэтическое искусство". Оба названных автора исходили из поэтики Аристотеля и Горация. Стр. 420. Тиссо Симон-Андре (1727-1797) - швейцарский врач, автор книги "Советы народу о его здоровье" (1761). Стр. 432. Премонстрант - член монашеского ордена, основанного в 1120 г. Стр. 435. Они белы как лебеди... - Премонстранты одевались в белоснежные мантии, но не носили белья. Стр. 438. ...защитника буллы... - См. прим. к стр. 62. Епископ Мирепуаский (Жан-Франсуа Бойе; 1675-1755) - один из активных преследователей янсенистов. Стр. 445. Пирон Алексис (1689-1773) - французский поэт и драматург, писавший как для "серьезного", так и для ярмарочного театра. Наибольшую известность среди его пьес получила стихотворная комедия "Метромания", поставленная в 1738 г. Французской Комедией, где остроумно высмеивалась графоманская страсть молодых людей из третьего сословия. Пирон не занимал определенной политической позиции, острые его эпиграммы высмеивали и королевский режим, и Вольтера, и энциклопедистов. Стр. 447. Я чувствую себя, как в коконе... - Вся эта реплика представляет собой иронический перифраз из "Божественной комедии" Данте ("Чистилище", песнь X): Вам невдомек, что только черви мы, В которых зреет мотылек нетленный, На божий суд взлетающий из тьмы! (Перев. М.Лозинского) Стр. 449. Родил... - Жак ошибся, упоминаемый "бесконечный ряд" фигурирует в первой главе Евангелия от Матфея, а не Луки и является библейской реминисценцией из Ветхого завета: Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова и т.д. Стр. 450. ...на смертном одре дьявол явится вам с тем же атрибутом, с каким он явился к Феррагуту. - Феррагуг - герой поэмы "Ричардетто" Фортигверры (см. прим. к стр. 303), был кастрирован недругами. Перед смертью ему явился сам Люцифер, чтобы показать утраченное (песнь X). Стр. 459. Конде - французский аристократический род, боковая ветвь Бурбонов. Здесь речь идет о выдающемся французском полководце, принце Луи II Конде (1621-1686), прозванном "Великим Конде". ...завоевателя Великобритании... - Имеется в виду Вильгельм Завоеватель (1027-1087), вторгшийся в 1066 г. в Англию и установивший владычество норманнской знати. "Адвокат Патлен" - трехактная комедия Давида-Огюстена Брюэса (1640-1723), созданная на основе одноименного старинного французского фарса. Лорд Чатам - Уильям Питт ("Старший"; 1708-1778) - английский государственный деятель при короле Георге III, руководитель группировки "патриотов" (вигов) в парламенте, сторонников активной колониальной политики. Во время Семилетней войны 1756-1763 гг. способствовал захвату Англией почти всех колониальных владений Франции в Индии и Северной Америке. Стр. 460. Похищение подвязки - старинный брачный обычай во Франции: шафера похищают под