чего архаизовал лексику, опираясь на прозаический перевод Кострова, затребованный им в 1823 г. из Петербурга. Своему другу и доверенному лицу Н. И. Бахтину Катенин писал 9 января 1828 г.: "Оссиана переводить все равно, что с французского, что с английского; ни то, ни другое не подлинник; подлинника нет. С чего переводил Костров, не знаю, а перевел прекрасным языком, мне и того довольно". (Катенин П. А. Письма к Н. И. Бахтину. СПб., 1911, с. 104). В конце жизни Катенин, отказавшись от былого пристрастия, утверждал, что "прочесть с доски до доски всего макферсоновского "Оссиана"" - это "тяжелая эпитимия", которую можно налагать за литературные прегрешения (А. С. Пушкин в воспоминаниях современников, т. I. M., 1974, с. 193). А. С. Пушкин Вестн. Европы, 1814, ч. LXXVI, Э 14, с. 102-106. Подпись: Александр Нкшп. - Colna-dona. Кратковременное увлечение Александра Сергеевича Пушкина (1799-1837) поэзией Оссиана относится ко времени пребывания его в Царскосельском лицее, где профессор русской и латинской словесности Н. Ф. Кошанский, восторженный поклонник переводов Кострова, увлек своим примером лицеистов. Оссиан в костровском переводе "был настольною книгою в лицее и составлял некоторое время любимое чтение Пушкина, который в послании "К другу стихотворцу" упоминает о Кострове рядом с лучшими поэтами" (Гаевский В. Пушкин в лицее и лицейские его стихотворения. - Современник, 1863, т. XCVII, Э 7, отд. I, с. 164-165). Создавая "Кольну", Пушкин опирался на перевод Кострова. Характерно, что юный поэт остановился на редкой у Оссиана поэме, не имеющей трагической развязки, и в своем переложении, несколько сократив поэму, усилил ее жизнеутверждающий пафос. Причисляемая обычно к оссианическим стихотворениям Пушкина "Эвлега" (1814) в действительности прямого отношения к поэмам Оссиана не имеет. Это - вольный перевод отрывка из поэмы Э.-Л. Парни "Иснель и Аслега", восходящей главным образом к скандинавским первоисточникам. В следующей балладе "Осгар" Пушкин попытался объединить, поэтические импульсы, полученные от Оссиаиа и Парни. Помещая своих героев в оссиановскую обстановку, разрабатывая в духе Оссиана трагический финал, он заимствовал у Парни любовную коллизию (строфы 6 и 7 являются вольным переложением отрывка из "Иснеля и Аслеги"), в сущности чуждую поэзии Оссиана. А. А. Крылов Соревнователь просвещения и благотворения, 1818, ч. III, Э 9, с. 342-350. - Temora (приложение). Александр Абрамович Крылов (1793-1829), элегический поэт, окончил в 1819 г. Петербургский педагогический институт и служил надзирателем в училище глухонемых до второй половины 1820 г., когда он уволился и уехал в свое имение под Тихвином. Литературная его деятельность началась еще в институте. В феврале 1817 г. он вступил в Вольное общество любителей российской словесности и со следующего года начал помещать в журнале общества "Соревнователь просвещения и благотворения" переводы из Вольтера и Делиля и подражания Оссиану. Его стихотворение "Оскар и Дермид" (переложение эпизода, который в свое время привлек внимание И. И. Дмитриева, - см. выше) до опубликования читалось на публичном собрании Общества 26 марта 1818 г. (см.: Соревнователь просвещения и благотворения, 1818, ч. I, Э 3, с. 451). Крылову принадлежит также стихотворение "Минвана" (там же, 1819, ч. VI) - переделка приложения к "Бератону" со счастливым концом. А. А. Никитин Благонамеренный, 1820, ч. XI, Э 16, с. 245-250. - Carthon (вставной эпизод). Андрей Афанасьевич Никитин (1790-1859), воспитанник Московского университета (выпуск 1808 г.), в начале 1820-х годов преподавал риторику, логику, поэзию, мифологию и российское сочинение в Горном кадетском корпусе в Петербурге и сотрудничал в петербургских журналах. Был одним из основателей и постоянным секретарем Вольного общества любителей российской словесности, литературного объединения декабристской ориентации. Внимание Никитина привлекли "новонайденные" оссиановские произведения Э. Гарольда, из которых он переложил стихами "Ларнуль, или Отчаяние" и "Смерть Азалы" (Соревнователь просвещения и благотворения, 1818, ч. IV), а также "Песнь утешителей" (опубликован отрывок: "Песнь Уллина" - там же, 1819, ч. V). Из макферсоновского Оссиана Никитин переложил лишь отрывок из "Картона", который зачитывался и был одобрен на заседании Вольного общества любителей словесности, наук и художеств 15 июля 1820 г. (см.: Благонамеренный, 1820, ч. XI, Э 14, с. 123). Ф. И. Бальдауф Благонамеренный, 1820, ч. XII, Э 20, с. 107-109. Подпись: Ф. Б-ф. - Carriсthura (отрывок, окончание вставного эпизода). Федор Иванович Бальдауф (1800-1839), горный инженер и поэт-сибиряк, в 1813-1823 гг. обучался в Петербургском Горном кадетском корпусе. Здесь началась его литературная деятельность. При содействии А. А. Никитина, преподававшего в корпусе (см. выше, с. 565), Бальдауф стал посещать заседания Вольного общества любителей российской словесности и познакомился с А. А. Бестужевым, В. К. Кюхельбекером, Ф. Н. Глинкой. В 1819 г. он начал печататься в "Соревнователе просвещения и благотворения". Возможно, что Никитин обратил его внимание на Оссиана. Три переложения Бальдауфа были напечатаны в том же журнале "Благонамеренный" (1820, ч. IX, XI, XII), что и "Отрывок из Оссиановой поэмы Картон" Никитина. Помимо "Песни Уллина", Бальдауф поместил здесь стихотворения "Копал" ("вставной эпизод из "Фингала", кн. II; посвящено А. А. Бестужеву) и "Мальвина" (начало "Кромы"). М. П. Загорский Соревнователь просвещения и благотворения, 1823, ч. XXIV, кн. 2, с. 154158. - Fingal I (вставной эпизод). Михаил Петрович Загорский (1804-1824), студент историко-филологического факультета Петербургского университета с 1819 г., уже в 1820 г. начал выступать как поэт в петербургских журналах. Он много переводил - из Горация, Вергилия, Байрона, Ламартина, Шиллера и других поэтов. Особо его привлекали фольклорные темы, литературные обработки которых занимают важное место в его творчестве. С этими интересами связано, по-видимому, и обращение Загорского к Оссиану. Помимо "Морны", он переложил стихами байроновское подражание Оссиану "Калмар и Орла" (Соревнователь просвещения и благотворения, 1823; ч. XXIV). Оба стихотворения читались в 1823 г. в заседании Вольного общества любителей российской словесности (см.: Базанов В. Ученая республика. М.-Л., 1964, с. 428). "Морна" Загорского - стихотворное переложение соответствующего отрывка из прозаического перевода Кострова. П. П. Шкляревский Благонамеренный, 1823, ч. XXI, Э 5, с. 321-324. - Berrathon (начало). Из поэтического наследия Павла Петровича Шкляревского (1806-1830), - умершего от чахотки во время учения в Профессорском институте в Дерпте, сохранилось немногим более трех десятков стихотворений, главным образом переводных. Хорошо владея древними и новыми языками, он переводил стихи Горация, Гете, Шиллера, Матиссона, Байрона, Вальтера Скотта. "Песнь Оссиана", представляющая собою очень вольное переложение источника, является, видимо, первым выступлением Шкляревского в печати; его фамилию издатель "Благонамеренного" А. Е. Измайлов сопроводил примечанием: "Воспитанник бывшего Учительского Института, что ныне С. П. бургская гимназия". Примечательно, что уже это раннее стихотворение посвящено теме смерти, характерной для творчества Шкляревского (см.: Бобров Е. Жизнь и поэзия Павла Петровича Шкляревского - Сб. Учено-лит, о-ва при имп. Юрьевском ун-те, т. XIV, Юрьев, 1909, с. 42-45). В. Е. Вердеревский Мнемозина. Собр. соч. в стихах и в прозе. Ч. I. M., 1824, с. 116-118. - Fingal II (вставной эпизод). Василий Евграфович Вердеревский (1801-после 1867), поэт и переводчик, воспитанник Московского университетского благородного пансиона, с конца 1810-х по начало 1830-х годов сотрудничал в московских и петербургских журналах и альманахах. Наибольшей известностью пользовался его перевод поэмы Байрона "Паризина" (1828), вызвавший ряд откликов в печати. Вердеревскому принадлежит также "Последняя песнь Оссиана" (Благонамеренный, 1822, ч. XVII) - переложение начала и конца поэмы "Бератон" (ср. одноименное стихотворение Н. И. Гнедича). Переложение "Коннал и Гальвина" написано, по-видимому, по соответствующему отрывку прозаического перевода Кострова, с которым, однако, поэт обращался довольно свободно. В 1840-е годы Вердеревский оставил литературное творчество. С 1847 г. он служил председателем пермской казенной палаты, а в 1865 г. был судим за растрату, лишен всех прав состояния и сослан в Сибирь. Д. В. Веневитинов Веневитинов Д. В. Соч., ч. I. Стихотворения. М., 1829, с. 14-15. Печ. по черновому автографу (Гос. б-ка СССР им. В. И. Ленина) с добавлением заглавия по первой публикации; стих 37 восстановлен предположительно. - The Songs of Selma (отрывок). В небольшом поэтическом наследии рано умершего Дмитрия Владимировича Веневитинова (1805-1827) существенное место занимают стихотворные переводы. В основном он переводил Гете, в отдельных случаях обращался к Вергилию, Мильвуа, Грессе. Переложение отрывка из "Песен в Сельме" сделано на основании французского перевода Летурнера. Оно, возможно, не закончено или дошло не полностью. А. И. Полежаев Вестн. Европы, 1825, Э23-24, с. 182-184. Печ. по: Полежаев А. Стихотворения. М., 1832, с. 37-39. - Temora III (приложение). В творчестве Александра Ивановича Полежаева (1804-1838) стихотворение "Морни и сын Кормала" явилось первым его выступлением в печати. Непосредственным источником "Морни" послужило французское стихотворное переложение П.-М.-Л. Баур-Лормиана "Morni, et 1'ombre de Cormal", где уже были изменены имена английского первоисточника. В своем переложении Полежаев усилил энергию стиха и, устранив некоторые частности, создал произведение в духе декабристской поэзии (см.: Баранов В. В. Восстание 14 декабря 1825 года и поэзия Полежаева. - Учен. зап. Калужского пед. ин-та им. К. Э. Циолковского, вып. 11. Калуга, 1963, с. 4-7). Белинский назвал "Морни и тень Кормала" в числе стихотворений, "которые могут войти в дельное издание сочинений Полежаева" (Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. VI. М., 1955, с. 159). А. Н. Муравьев Муравьев А. Таврида. М., 1827, с. 97-98. - Temora VII (заключительный отрывок). Андрей Николаевич Муравьев (1806-1874), получивший впоследствии известность духовного писателя, начал свою литературную деятельность как поэт. Вкус к литературе привил ему его домашний воспитатель поэт-переводчик С. Е. Раич. В 1823-1826 гг. Муравьев служил в армии. "В то же время, - писал он в 1827 г., - я выучился английскому языку и начал переводить Оссиана. Никто не действовал столь сильно на мое воображение, как мрачный певец Шотландии; я любил дикие звуки его арфы и полночные песни; во глубине души моей был ему отголосок..." (Муравьев А. Н. Мои воспоминания. - Русское обозрение, 1895. Э 5, с. 60). Летом 1825 г. Муравьев попал в Крым. Пребывание здесь, утверждал он, "совершенно развило мою страсть к поэзии, которую с тех пор избрал своей целью... я начал творить!" "Однажды я нечаянно перевел две песни Оссиана четырехстопными ямбами; я прежде никогда не писал рифмами, и это побудило. меня продолжать; таким образом, я постепенно описал всю Тавриду..." (там же, г. 61, 63). В стихотворениях Муравьева, посвященных Крыму, обнаруживаются следы оссианической поэтики; недаром он объединил их в одном сборнике со своими переложениями "Оссиан" и "Галл" (см.: Киселев-Сергенин В. С. А. И. Муравьев. - В кн.: Поэты 1820-1830-х годов, т. II. Л., 1972, с. 108-109). И. П. Бороздна Бороздна Иван. Опыты в стихах. М., 1828, с. 24-27. - Carricthura (отрывок). Иван Петрович Бороздна (1804-1858) получил образование в Московском университетском благородном пансионе, который окончил в 1823 г. В 20-е годы он деятельно сотрудничал в столичных журналах, помещая в них свои стихи, оригинальные и переводные - из Ламартина, Мильвуа, Парни, Байрона, Мура, Геснера и других поэтов. Ему принадлежат семь оссиановских стихотворений: "Прощание Оскара с Мальвиною" (Вестн. Европы, 1824, Э 14), "Оссиан к Сюльмале" (там же, 1827, Э 21), "Песнь Фингала на развалинах Валклуты", "Бой Фингала с духом Лоды", "Минвана", "Смерть Гидаллана", "Оина" (Опыты в стихах Ивана Бороздны, 1828). Все они восходят к французским стихотворным переложениям П.-М.-Л. Баур-Лормиана, в частности "Бой Фингала с духом Лоды" - к стихотворению "Combat de Fingal et du fantome de Loda". В примечаниях к "Бою Фингала" Бороздна писал: "Без сомнения сия песнь есть одна из последних Оссиана. Он, как известно, ослеп под старость; обращение же к Сельме, замку Фингала, отца Оссианова, есть следствие восторга, в коем старец, исполненный воспоминаний о прошлом, забывая слепоту свою, думает видеть еще чертог своего родителя и знакомые ему холмы, окружавшие Селъмуъ (Опыты в стихах, с. 164). А завершая примечания к "Оине", он выразил свой взгляд на Оссианову мифологию: "Столь разнообразные вымыслы Оссиановой мифологии носят на себе отпечаток дикой, но величественной природы севера... Воображение шотландцев сурово и мрачно как берега шумной Лоры, как туманные горы Морвена, как грозные бури в долинах Лоды. Внимательное исследование начал, хода и постепенного распространения сих религиозных понятий, на кои так сильно действовали образ жизни, свойства и самая местность народов, есть несомненно важный предмет для опытного и ученого изыскателя" (там же, с. 169-170). В этой связи рецензент "Московского телеграфа" замечал: "... г-н Бороздна говорит о мифологии каледонян и песнях Оссиана, как исторических фактах. Но теперь уже не подвержено сомнению, что все это были выдумки Макферсона. Барды и герои каледонские могут входить в область поэзии; но в области прозы они не имеют уже голоса и не могут быть поводом ни к каким догадкам и разысканиям" (Моск. телеграф, 1828, ч. XIX, Э 4, с. 554). Бороздна продолжал печатать стихи до 40-х годов включительно, но к Осеиану уже не обращался. II  М. Н. Муравьев Муравьев М. Н. Стихотворения. Л., 1967, с. 241-242. Печ. по автографу (Гос. публичная б-ка им. М. Е. Салтыкова-Щедрина). Михаил Никитич Муравьев (1757-1807) - писатель и общественный деятель, один из основоположников русского сентиментализма. "Романс, с каледонского языка переложенный" читался им на заседании Российской Академии 2 июля 1804 г. (см.: Соч. и переводы, изд. Российскою Академией), ч. VI. СПб., 1813, с. 46). Влияние оссианической образности обнаруживается в исторической повести Муравьева "Оскольд" (1800; см.: Введенский Д. Н. Этюды о влиянии оссиановской поэзии в русской литературе. Нежин, 1918, с. 80-83). М. Олешев Свиток муз., кп. II. СПб., 1803, с. 78-82. О Михаиле Олешеве, несколько стихотворений которого были напечатаны в альманахе "Свиток муз" (1803) и журнале "Северный Меркурий" (1809), известно лишь, что в мае 1802 г. он был принят в члены Вольного общества любителей словесности, наук и художеств - петербургской литературно-общественной организации демократического направления, - а в ноябре того же года выбыл из общества по болезни (см.: Поэты-радищевцы. Вольное общество любителей словесности, наук и художеств. Л., 1935, с. 465-466). 17 мая 1802 г. Олешев читал и обществе свое стихотворение "Лотрек", Несмотря на подзаголовок, стихотворение не соответствует ни одной из оссиановских поэм Макферсона или его подражателей. Это самостоятельное произведение, где из Оссиана заимствованы лишь имена Дезагрена и Армии и некоторые пейзажные мотивы; само имя Лотрек французского происхождения и у Оссиана невозможное. Сохранился отзыв о "Лотреке" А. X. Востокова, секретаря Вольного общества, читанный 24 мая 1802 г.: "Пиеса вообще весьма прекрасна; богата картинами и нравится чистотою слога. Поэт умел избрать для предмета своего приличную версификацию: краткие дактилохореические стихи совершенно гармонируются с четверостопными ямбами. Но употребленные в двух местах хореи скачущим своим ходом, кажется, несколько нарушают общее согласие". Далее Востоков приводил конкретные замечания: "И, обратя свой взор на мрамор, Лотрек, вздыхая, говорит. Урождается ли мрамор в отечестве Оссиана?.. А естьли и урождается, вероятно ли, чтобы древние, полудикие шотландцы различали поименно разные породы камней? Смерть ужасною косою Прекратила жизни нить Милой нежной Десагрены В цвете юных ее лет. В рассуждении первых двух стихов заметим, что это совсем не в духе шотландских бардов сказано; они не знали нашу смерть с косою, не знали также нить греческих Парк; у них по-своему умирали", и т. д. Олешев, готовя "Лотрека" к печати, частично учел замечания рецензента. В завершение рецензии Востоков писал: "Впрочем, поэт выдержал совершенно тон своей пиесы. После томного жалобного речитатива следует вдруг порывисто фуго". И, приведя отрывок стихотворения от строки "Скройся, исчезни" до конца, он заключал: "Можно без лести сказать, что сочинитель сим концом истинно увенчал всю пиесу" (Журн. Мин-ва нар. просвещения, 1890, ч. CCLVIII, март, отд. II, с. 68-69). С. П. Жихарев Жихарев. Октябрьская ночь, или Барды. СПб., 1808, 11 с. Степан Петрович Жихарев (1788-1860), литератор и переводчик, питомец Московского университетского благородного пансиона (1805-1806), а затем чиновник, судебный деятель, сенатор и в конце жизни председатель театрально-литературного комитета при Дирекции имп. театров, своей литературной известностью обязан главным образом "Запискам современника", составленным на основании его дневников 1805-1807 гг., где широко отразилась литературная и театральная жизнь Москвы и Петербурга тех лет. В декабре 1806 г. Жихарев знакомился с поэмами Оссиана по немецкому изданию "Ossians und Sineds Lieder" (6 тт., Вена, 1784; 2-е изд. -1791-1792), где за переводами поэм Оссиана следовали собственные стихотворения немецкого переводчика Михаэля Дениса (Синод - анаграмма-псевдоним Дениса). Внимание Жихарева привлекла поэма "Die Oktobernacht. Eine alte Nachahmung Ossians" ("Октябрьская ночь. Древнее подражание Оссиану") - приложение к "Кроме", переведенное на немецкий язык вольным стихом без рифм. Создавая в начале 1807 г. свою поэму "Октябрьская ночь, или Барды", Жихарев воспроизвел внешнюю структуру образца (хотя уменьшил число бардов с шести до четырех), а также заимствовал некоторые подробности описания осенней ночи. Однако откликаясь на события русско-французской войны 1805-1807 гг., он сделал центральной темой своей поэмы прославление героев, павших за отчизну, для чего, в частности, использовал некоторые мотивы из других поэм Оссиана, придав им патриотическое звучание. Поэма имела посвящение: "Его превосходительству милостивейшему государю Льву Дмитриевичу Измайлову". Л. Д. Измайлов, предводитель дворянства Рязанской губернии, в 1806 г. сформировал рязанскую милицию (ополчение). Ознакомив со своими стихами Державина, Жихарев записал в дневнике 28 апреля 1807 г.: "Гаврила Романович был очень доволен моею "Осенью", но заметил, что в "Бардах" больше воображения" (Жихарев С. П. Записки современника. М.-Л., 1955, с. 494; о том, что Державину нравились "Барды", сообщается также в записях от 4 и 5 мая 1807 г.: там же, с. 504, 507). Сам Жихарев относился к поэме скептически; 28 марта 1807 г. он писал: "Чем более просматриваю корректуру моих бардов, тем более убеждаюсь, что я не сотворен поэтом" (там же, с. 445), а издавая в 1850-е годы свои дневники, он снабдил первое упоминание "Бардов" примечанием: "Небольшая поэма, заимствования из Сине да (die Oktobernacht). Автор "Дневника" написал ее в намерении посвятить Державину и доказать ему, что поэмы в роде Боброва сочинять не трудно. Это была великолепная ахинея, но тогда имела некоторый успех, как большею частью все громкое, мрачное и напыщенное" (там же, с. 399). В. А. Озеров Фингал, трагедия в трех действиях, с хорами и пантомимными балетами. СПб., 1807, 50 с. "Фингал" был третьей трагедией Владислава Александровича Озерова (1769- 1816), крупнейшего русского драматурга начала XIX в. Обратиться к Оссиану ему рекомендовал его друг А. Н. Оленин (1763-1843), государственный деятель, знаток археологии и художник-любитель, который считал, что здесь можно найти основу для эффектного спектакля. В предпосланном трагедии посвящении Озеров писал: С совета твоего, Оленин, я решился Народов северных Ахилла описать И пышность зрелищу приличную придать. Твоею дружбою глас слабый оживился, И к песням бардов я склонил прельщенный слух, Чтобы извлечь черты разительны, унылы, В которых Оссиан явил Фингалов дух, Под строем звучных арф, близ отческой могилы. Сюжетной основой трагедии послужил вставной эпизод из "Фингала", кн. III; имя героини Агандека Озеров заменил на Моина (имя матери Картона). Кроме того, он использовал некоторые имена и сюжетные мотивы из других поэм Оссиана (см. разбор этих заимствований: Потапов П. О. Из истории русского театра. Жизнь и деятельность Озерова. Одесса, 1915, с. 586-640; Бочкарев В. А. Русская историческая драматургия начала XIX века (1800-1815 гг.). Куйбышев, 1959, с. 177-185). При этом трагедия Озерова была глубоко оригинальным произведением, весьма отличающимся от поэм Оссиана своей художественной системой, элегическим чувствительным колоритом. "Фингал" Озерова был впервые поставлен в петербургском Придворном театре 8 декабря 1805 г. Роль Фингала исполнял А. С. Яковлев, Моины - Е. С. Семенова, Старна - Я. Е. Шушерин. Музыку к хорам и балетам написал композитор О. А. Козловский. Трагедия пользовалась большим успехом и шла с непрерывными повторениями до 1809 г., в дальнейшем она неоднократно возобновлялась до 1850-х гг. Она была переведена на французский язык О. Ж. Дальмасом и на немецкий - Р. М. Зотовым. Озерова нередко называли "певцом Фингала и Моины". "Фингал" и его постановки вызвали значительное число откликов в печати, в некоторых из них отмечалось отношение трагедии к ее первоисточнику. А. Ф. Мерзляков, разбирая "Фингала", писал о поэзии Оссиана: "Сие новое поле поезии, более нам родственное, нежели другим народам западным, еще не было почти совсем обработано для сцены драматической. Томный, но величественный, как полная луна, восседящая над пустынями обширных морей, явился нашему Озерову слепый старец Оссиян и одним движением златого щита своего озарил брега Каледонские, в светло-синих туманах утопающие, изобретательному его гению... Содержание трагедии Озерова под названием Фингал взято из одной поемы царственного барда Оссияна. Точно, это новый шаг в нашей словесности", И хотя Мерзляков после разбора заключал, что "вообще пиеса недостаточна в своей басне и расположении: в ней нет благородства, высокости, завязки трагической", он тем не менее должен был признать, что "самая новость сцены, дикость характеров и мест, старинные храмы, игры и тризна, скалы и вертепы: все вместе с арфою и стихами Озерова, облеченное северными туманами, - придает плесе этой какую-то меланхолическую занимательность" (Вестн. Европы, 1817, ч. XCIII, Э 9, с. 36-37, 46-47). Одновременно П. А. Вяземский писал в статье "О жизни и сочинениях В. А. Озерова", предпосланной посмертному изданию сочинений драматурга: "Северной поэзии прилично искать источников в баснословных преданиях народа, имеющего нечто общее с ее народом... Северный поэт переносится под небо, сходное с его небом, созерцает природу, сродную его природе, встречает в нравах сынов ее простоту, в подвигах их мужество, которые рождают в нем темное, но живое чувство убеждения, что предки его горели тем же мужеством, имели ту же простоту в нравах и что свойства сих однородных диких сынов севера отлиты были природою в общем льдистом сосуде... Цвет поэзии Оссиана, может быть, удачнее обильного в оттенках цвета поэзии Гомеровой перенесен на наш язык. Некоторые русские переводы песней северного барда подтверждают сие мнение. Но ровное и, так сказать, одноцветное поле его поэм обещает ли богатую жатву для трагедии, требующей действия сильных страстей, беспрестанного их борения и великих последствий? Не думаю. И посему-то _Фингал_ Озерова может скорее почесться великолепным трагическим представлением, нежели совершенною трагедиею" (Озеров В. А. Соч., ч. I. СПб., 1817, с. XXIX_XXX) Пушкин, читавший статью Вяземского, не согласился с его заключением и заметил по поводу последних фраз приведенного отрывка: "Что есть общего между однообразием Оссиановских поэм и трагедией, которая заимствует у них единый слог?" (Пушкин. Полн. собр. соч., т. XII. Изд. АН СССР, 1949, с. 231). А. А. Бестужев в своей программной статье "Взгляд на старую и новую словесность в России" выражал мнение, что у Озерова "Фингал одушевлен оссиановскою поэзиею" (Полярная звезда на 1823 год. СПб., 1823, с. 20). А. А. Шаховской Драматический альманах для любителей и любительниц театра, изд. на 1828 год. СПб., 1828, с. 120-132. Александр Александрович Шаховской (1777-1846), театральный деятель, плодовитый и популярный в свое время драматург, выступавший первоначально противником сентиментализма и романтизма, в годы общественного подъема, связанного с декабристским движением, сам обратился к поискам новых театральных форм и пытался создать некий синтетический жанр романтической комедии-балета, где в качестве сюжетной основы использовались романы Вальтера Скотта, пьесы Шекспира, поэмы Пушкина и т. п. В ряду тех же исканий находилась и пьеса "Фингал и Роскрана" (1824), жанр которой определялся в подзаголовке как "драматическая поэма в трех действиях с пением, хорами, поединком, морвенскими обычаями и великолепным спектаклем, взятая из песней Оссияновых". Основная сюжетная линия пьесы такова. Фингал, возвращаясь на родину после победы над скандинавами, спасает дочь короля инисторского Роскрану от преследований Гиддолана, сына вождя Балвы слепого провидца Ламора. Гиддолан повержен в единоборстве Фингалом, но тот дарует ему жизнь и посылает сражаться с римлянами. Фингал и Роскрана охвачены внезапно вспыхнувшей взаимной любовью. Сам Фингал тоже отправляется на войну с римлянами. В последнем действии Гиддолан, одержимый ревностью, приносит ложную весть о его гибели, от чего Роскрана сходит с ума. Но Фингал возвращается. Гиддолан не в силах снести позора и закалывается, вложив меч в руку отца. Роскрана вновь обретает рассудок, и все кончается общим ликованием. Шаховской использовал мотивы из двух поэм Оссиана: "Комала" (ложная весть Гиддолана), где заменил имя заглавной героини на Роскрана (имя жены Фингала и матери Оссиана, взятое из других поэм), и "Сражение с Каросом" (смерть Гиддолана), а также развил содержащиеся в поэмах Оссиана упоминания войн Фингала с римлянами. В то же время "драматическая поэма" Шаховского как бы продолжала трагедию Озерова: в начале "Фингала и Роскраны" Фингал вспоминает о былой возлюбленной Моине - "деве Локлинской, убитой отцовской рукой". Пьеса Шаховского была поставлена в петербургском Большом театре 23 января 1824 г. Роль Фингала исполнял В. А. Каратыгин, Роскраны - Л. О. Дюрова, Гиддолана - Я. Г. Брянский. Однако сыгранная несколько раз, она сошла со сцены и больше не возобновлялась. Полностью она не была издана (цензурованная рукопись в Ленингр. театр, б-ке им. А. В. Луначарского). Помимо явления 3, действия II, была опубликована еще "Песнь барда" (Памятник отечественных муз, 1828). А. П. Крюков Вестн. Европы, 1825, Э 3, с. 192-193. Подпись: К... Илецкая защита. Александр Павлович Крюков (1803-1833) в первой половине 1820-х годов служил горным чиновником в Илецкой защите (ныне Соль-Илецк). Уже тогда он посылал свои стихи разнообразного содержания в петербургские журналы. В 1826 г. он перешел на службу в Оренбург, а в следующем году - в Петербург, где получил должность столоначальника в департаменте внешней торговли. В его произведениях этих лет, стихотворных и прозаических, отразилось знакомство с башкирским и казахским бытом и фольклором. Стихотворение "Сетование Фингала над прахом Моины", написанное еще в Илецкой защите, развивает тему, заимствованную из трагедии В. А. Озерова "Фингал" (ср. последний монолог Фингала: "Моины нет! увы! я с нею все теряю" - с. 402). Б. А. Жуковский Амфион, 1815, март, с. 61-71. Печ. по: Жуковский В. Стихотворения, т. II, изд. 5-е. СПб., 1849, с. 138-149. "Эолова арфа" - не единственный творческий отклик Василия Андреевича Жуковского (1783-1852) на поэзию Оссиана. В 1803 г., работая над исторической повестью "Вадим Новгородский" (повесть осталась незаконченной), Жуковский стилизовал ее в духе оссианической поэтики (см.: Резанов В. И. Из разысканий о сочинениях В. А. Жуковского, вып. 2. Пг., 1916, с. 89-105). В составленный л начале 1800-х годов список литературных замыслов под заглавием: "Что сочинить и перевесть", Жуковский включил неосуществленное в дальнейшем стихотворение "Оссиан на гробе Мальвины" (там же, с. 255). Восходящие к Оссиану мотивы и образы содержатся в военных стихотворениях поэта: "Песнь барда над гробом славян-победителей" (1806) и "Певец во стане русских воинов" (1812). Баллада "Эолова арфа" была написана 9 и 13 ноября 1814 г. В ней отразилась Душевная драма Жуковского, связанная с его несчастной любовью к М. А. Протасовой. Но, стремясь придать своему произведению обобщающий художественный смысл, поэт перенес сюжет в оссиановскую древность, правда, в достаточной мере условную, поскольку ей присущи и черты рыцарского средневековья. Связь с Оссианом, с обстановкой и колоритом его поэм, с приемами портретной характеристики, особенно видна в первоначальном плане-конспекте, где владыка Морвена зовется Армии (в другом наброске - Морний), его дочь - Винвела, ее возлюбленный - Альпин: "1. Армин был славен на холмах Морвена. Озеро орошало его замки. Вокруг г_о_ры, одетые кустарн<иком>. На них часто раздавался его рог и псы. В дому его часто звучали чаши. Стены обвешены были щитами и доспехами. И часто в кругу гостей разговор о подв<игах> древ<них> лет. 2. Винвела цвела. Прекрасная. Кудри вились вокруг ее головы, как легкий туман холма, озлащ<енный> солнцем. Когда она шла , то ветерок играл ее кудрями. Взгляд ее был тих, как сияние вечера, голос сладок, как источник. А душа чище утра, 3. Альпин, юный певец, ее тайно любил и втайне был любим", и т. д. (Гос. публичная б-ка им. М. Е. Салтыкова-Щедрина). В дальнейшем Жуковский назвал героиню другим оссиановским именем - Минвана (тем же именем была названа Маша Протасова в посвященном ей аллегорическом "видении" "Три сестры", 1808), но отзвуки лирического дуэта Винвелы и Шильрика из "Карик-туры" ощутимы в "Эоловой арфе". Оссиан - наиболее важный литературный источник "Эоловой арфы" (в балладе обнаруживаются также связи с Шекспиром, Бюргером, Матиссоном, Дмитриевым). На эту зависимость указывали уже современники. "Здесь верное изображение шотландской природы и Оссиановых героев: их характера, обычаев, рыцарской гордости и образа жизни", утверждал критик "Русского инвалида" (1822, Э 50, с. 199). Позднее П. А. Плетнев писал: ""Эолова арфа", в которой краски, музыка, мечтательность и вымысел создания - все представляет особый мир, царство Оссиана, так живо и ясно воскреснувшее в душе поэта нашего" (Плетнев П. А. Сочинения и переписка, т. III. СПб., 1885, с. 51). В. Г. Белинский считал, что "Эолова арфа" "так и дышит музыкою северного романтизма, неопределенного, туманного, унылого, возникшего на гранитной почве Скандинавии и туманных берегах Альбиона..." (Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. VII. М., 1955, с. 171). "Эолова арфа" в переводе на английский язык вошла в "Российскую антологию", составитель и переводчик которой Джон Бауринг писал в примечании: "Читателям Оссиана сразу же придет на ум, что действующие лица, чувства и обстановка в этом стихотворении заимствованы у него" (Российская антология. Specimens of the Russian Poets: translated by John Bowring. 2nd ed. London, 1821, p. 76). А французский критик К. Кокрель в рецензии на антологию Бауринга, напечатанной в "Revue encyclopedique" и затем переведенной на русский язык, писал о балладе: "Видно, что сия пьеса в украшениях поэзии почти вся заимствована из Оссиана; но сие не лишает ее некоторой оригинальности. Жуковский выбрал со вкусом прекраснейшие картины шотландской поэзии, не решая вопроса о древности произведений Оссиана и Макферсона" (Сын отечества, 1821, ч. LXXIII, Э 42, с. 66). Созданная Жуковским для "Эоловой арфы" строфическая форма, состоящая из трех четырехстопных и пяти двухстопных амфибрахических строк, в дальнейшем использовалась русскими поэтами. В частности, такими строфами А. А. Слепцов переложил "Картона" (1828), Д. П. Глебов написал балладу "Мальвина и Эдвин" (Вестн. Европы, 1817, ч. XCVI), П. А. Межаков - стихотворение "Свидание" (Благонамеренный, 1820, ч. IX), В. Тило - балладу "Мальвина" (там же, 1821, ч. XV), Н. Данилов - "Песнь янычара" (Сев. Меркурий, 1831, Э 11), И. Орлов - повесть в стихах "Пустынники, или Жертвы несчастной любви" (1831) и т. д. В "Молве" (1831, Э 49) появилась пародия на "Эолову арфу" - "Волшебная гитара", где действие было перенесено в современную Москву. А. С. Пушкин Пушкин Александр. Соч., т. IX. СПб., 1841, с. 272-276. Печ. по копии в тетради А. В. Никитенко (Гос. б-ка СССР им. В. И. Ленина) с исправлением стихов 4 и 86 по копии Н. А. Долгорукова (Инст. рус. лит. (Пушкинский Дом) АН СССР) и стиха 45 по указанию В. П. Гаевского (Современник, 1863. Э 7, отд. I, с. 171). Об А. С. Пушкине см. выше, с. 564-565. С. Н. Глинка Рус. вести., 1820, кн. Ill, с. 44-48. Печ. по кн.: Театр света, или Изображение достопамятнейших происшествий древних и новых времен, нравов и словесности, изд. Сергеем Глинкою, ч. V, М., 1823, с. 130-132. Сергей Николаевич Глинка (1775-1847), плодовитый писатель и журналист, автор патриотических драм, издатель журнала "Русский вестник" (1808-1820, 1824), написал много нравоучительных произведений в консервативном духе, адресованных дворянским детям. В 1817-1819 гг. Глинка содержал частный пансион, где воспитывались молодые донские дворяне. В пансионе был устроен домашний театр, для которого Глинка писал пьесы, стараясь "сочетать человеколюбие с доблестию военною" (Глинка С. Н. Записки. СПб., 1895, с. 314). По-видимому, для этого театра было написано и "нравоучительное зрелище в одном действии" "Маскерад", где наряду с Оссианом и его внуком (явл. 2) выступали: Езоп, Шакеспир, визирь, киргиз-кайсак, итальянец, индеец и др. Позднее сцена Оссиана с внуком была напечатана как отдельное стихотворение. Заключительный монолог Оссиана - вольное переложение начала "Дар-тулы". В. Н. Григорьев Соревнователь просвещения и благотворения, 1822, ч. XX, кн. 3. с. 320-323. Подпись: В. Гр. Печ. по автографу 1840-х гг. (Гос. публичная б-ка им. М. Е. Салтыкова-Щедрина). Василий Никифорович Григорьев (1803-1876) начал писать стихи еще в годы учения в Петербургской губернской гимназии, которую он окончил в 1820 г. Первый его опыт "Гимн Солнцу" - вольное переложение отрывка из поэмы Оссиана "Картон" (позднее опубликовано: Благонамеренный, 1821, ч. XIII) - привлек внимание профессора словесности Н. И. Бутырского, который своим поощрением побудил Григорьева не оставлять поэтического творчества. Поступив в 1821 г. на службу в Экспедицию о государственных доходах, Григорьев начинает печатать в журналах свои стихи, преимущественно переводы, знакомится с петербургскими литераторами и посещает заседания Вольного общества любителей российской словесности, куда он был принят в конце 1823 г. по представлению К. Ф. Рылеева. Еще до принятия в общество Григорьев представлял туда свои стихи для обсуждения и последующего опубликования в органе общества "Соревнователь просвещения и благотворения". "Тоска Оссияна" обсуждалась на заседании 23 октября 1822 г. при участии Рылеева и А. А. Бестужева (см.: Вазанов В. Ученая республика. М.-Л., 1964, с. 422). Это стихотворение - самостоятельная разработка некоторых мотивов поэм "Бератон", "Темора" и др. Выдвижение на первый план героического аспекта темы вводит стихотворение в русло декабристского оссианизма. А. М. Мансуров Сын отечества, 1823, ч. LXXXIV, Э 14, с. 327-332. Александр Михайлович Мансуров, воспитанник Московского университетского благородного пансиона, который он окончил с золотой медалью около 1820 г., начал в 1816 г. печатать в пансионских изданиях свои стихи - оригинальные и переводные (главным образом из немецких поэтов). Там, в частности, было опубликовано его стихотворение "Гроб Оссияна" (Каллиопа, 1817) - вольная фантазия на оссиановскую тему. В 1820-е годы Мансуров был связан с каким-то декабристским тайным обществом (см.: Восстание декабристов. Документы. Т. XII. М., 1969, с. 362-364). Стихотворение "Умирающий бард" было написано им в духе декабристского оссианизма. Н. А. Цертелев, этнограф и знаток народной поэзии, назвав "Умирающего барда" "прекрасным подражанием Оссиану", добавлял: "Чистота языка, гармония стихов и полнота картин суть достоинства сего стихотворения" (Благонамеренный, 1823, ч. XXII, Э 8, с. 112-113). А. И. Писарев Соревнователь просвещения и благотворения, 1824, ч. XXVIII, кн. 1, с. 6372. Печ. по: Писарев А. И. Выкуп Оссиана. М., 1824, 8 с. Александр Иванович Писарев (1803-1828) в бытность свою в Московском университетском благородном пансионе, который он окончил в 1821 г., выступал в печати с оригинальными и переводными стихотворениями; в числе последних были переводы из французского поэта-преромантика Ш. И. Мильвуа (1782-1816). В 1820-е годы Писарев прославился как водевилист, перелагая в основном французские пьесы и вводя в них острые злободневные куплеты. Сюжетную канву баллады "Выкуп Оссиана" Писарев заимствовал из стихотворения Мильвуа "La rancon d'Egill" ("Выкуп Эгила"). Утверждающее нравственную силу поэзии, это стихотворение было популярно в России; его переводили Д. В. Веневитинов ("Освобождение скальда", 1823 или 1824) и А. Ф. Воейков ("Искупление барда", 1824); на основании его М. А. Дмитриев написал "драматическую картину" "Выкуп барда, или Сила песнопения" (1825). Обрабатывая сюжет Мильвуа, Писарев превратил шведского скальда Эгила, который убил сына скандинавского короля, в Оссиана (что осложняло конфликт кельтско-скандинавским противоборством) и соответственно именовал Скандинавию Локлином, ввел упоминание Фингала и т. д. 1 сентября 1824 г. "Выкуп Оссиана" обсуждался на заседании Вольного общес