наю, можно ли... Как зовут этого джентльмена? Сэр Оливер Сэрфес. Мистер Мозес, как меня зовут? Мозес. Мистер Примиэм. Трип. Примиэм? Отлично. (Уходит, беря понюшку.) Сэр Оливер Сэрфес. Если судить по слугам, то никогда не поверишь, что хозяин разорен. Но позвольте! Да ведь это же дом моего брата! Мозес. Да, сэр. Мистер Чарльз купил его у мистера Джозефа вместе с обстановкой, картинами и прочим в том самом виде, как он остался после старого хозяина. Сэр Питер считал это сумасбродством с его стороны. Сэр Оливер Сэрфес. По-моему, продать его из скаредности было куда предосудительнее. Входит Трип. Трип. Хозяин сказал, чтобы вы подождали, господа. У него гости, и сейчас он не может с вами говорить. Сэр Оливер Сэрфес. Если бы он знал, кто желает его видеть, он, может быть, так бы не ответил? Трип. Нет-нет, сэр, он знает, что это вы. Я не забыл про маленького Примиэма, как же, как же. Сэр Оливер Сэрфес. Отлично. А могу я узнать ваше имя, сэр? Трип. Трип, сэр; мое имя Трип, к вашим услугам. Сэр Оливер Сэрфес. Мне кажется, мистер Трип, служба тут у вас приятная? Трип. Да, конечно. Нас здесь трое или четверо, и время мы проводим довольно недурно. Вот только с жалованьем бывает иной раз заминка, да и жалованье-то не очень большое, пятьдесят фунтов в год, а сетки для волос и букеты - свои. Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Сетки для волос и букеты! Плетей бы вам и палок! Трип. Кстати, Мозес, удалось вам учесть для меня этот векселек? Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). И этот денег ищет, боже милостивый! Тоже небось в критическом положении, как лорд какой-нибудь, и щеголяет долгами и кредиторами. Мозес. Ничего нельзя было сделать, мистер Трип, уверяю вас. Трип. Вот так штука! Вы меня удивляете. Мой приятель Брэш надписал его, и я считал, что если на обороте векселя стоит его имя, то это все равно, что наличные. Мозес. Нет, ничего не выйдет. Трип. Ведь маленькая сумма, всего только двадцать фунтов! А скажите, Мозес, вы не могли бы достать ее мне под проценты? Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Под проценты? Ха-ха! Лакей ищет денег под проценты! Вот это шикарно, я понимаю. Мозес. Можно, но вы должны застраховать свою должность Трип. О, с величайшим удовольствием! Я застрахую и мою должность и мою жизнь, если вам угодно. Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Я бы твою шею не решился застраховать. Мозес. А не найдется ли у вас чего-нибудь в залог? Трип. Из хозяйского платья ничего существенного за последнее время не перепадало. Но я мог бы выдать вам закладную - на кое-какие его зимние вещи с правом выкупа до ноября, или с заменой их кафтаном французского бархата, или же с обязательством уступить вам после его смерти голубой с серебром - так бы я думал, Мозес. Да несколько пар кружевных манжет; в виде дополнительного обеспечения, - что вы на это скажете, милый друг? Мозес. Хорошо, хорошо. Звонок. Трип. Эге, звонят! Я думаю, господа, теперь вас примут. Не забудьте насчет процентов, душа моя Мозес! Прошу сюда, господа. Должность мою я застрахую, не беспокойтесь. Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Если он похож на своего хозяина, то я поистине в храме мотовства! Уходят. КАРТИНА ТРЕТЬЯ Чарльз Сэрфес, Кейрлесс, сэр Гарри Бэмпер и другие за столом, уставленным бутылками и прочим. Чарльз Сэрфес. Это совершенно верно, честное слово! Мы живем в эпоху вырождения. Многие наши знакомые - люди со вкусом, остроумные, светские; но, черт их побери, они не пьют! Кейрлесс. Вот именно, Чарльз. Они предаются всем решительно роскошествам стола, но воздерживаются от вина и веселья. О, разумеется, это наносит обществу невыносимый ущерб; исчез товарищеский дух веселой шутки, который, бывало, пенился над стаканом доброго бургундского, и беседа их стала похожа на воду Спа, обычный их напиток, которая шипит и играет, как шампанское, но лишена его хмеля и аромата. Первый гость. Но что же делать тем, кто бутылке предпочитает игру? Кейрлесс. А ведь верно: вот и сэр Гарри посадил себя на диету, чтобы лучше играть, и ничего не признает, кроме костей. Чарльз Сэрфес. Тем хуже для него. Не станете же вы тренировать скаковую лошадь, лишив ее овса? Что касается меня, то, честное слово, мне больше всего везет, когда я чуточку навеселе. Если я выпил бутылку шампанского, я никогда не проигрываю, во всяком случае, никогда не чувствую проигрыша, что одно и то же. Второй гость. С этим я согласен. Чарльз Сэрфес. И потом, разве может верить в любовь отрекшийся от вина? С помощью вина влюбленный познает свое сердце. Осушите двенадцать бокалов в честь двенадцати красавиц, и та, чей образ всплывет в вашем сердце, и есть покорившая вас. Кейрлесс. Послушай, Чарльз, будь честен, назови нам свою истинную избранницу. Чарльз Сэрфес. Я молчал о ней, жалея вас. Если я стану пить ее здоровье, вам придется поднять бокалы за целый круг равных ей, а это невозможно на земле. Кейрлесс. О, мы найдем каких-нибудь святых весталок или языческих богинь, которые вполне сойдут, ручаюсь. Чарльз Сэрфес. Итак, полней бокалы, злодеи вы этакие! Полней бокалы! За Марию! За Марию... Сэр Гарри Бэмпер. За Марию, а дальше как? Чарльз Сэрфес. К черту фамилию! Это слишком официально для календаря Любви. А теперь, сэр Гарри, смотрите, вы должны назвать красавицу совершенно исключительную. Кейрлесс. Бросьте, не старайтесь, сэр Гарри. Мы поддержим ваш тост, хотя бы ваша милая была крива на один глаз, да, кстати, у вас есть и песня, чтобы оправдаться. Сэр Гарри Бэмпер. Есть такая, это верно! И я вместо красавицы предложу ему песню. (Поет.) За подростка несмелых пятнадцати лет; За вдовицу на пятом десятке; За слепящую блеском и роскошью свет; За живущую в скромном достатке. Хор. Дайте вина, Выпьем до дна, Клянусь вам, что этого стоит она. Сэр Гарри Бэмпер. За красотку, чьи ямочки трогают нас, И за ту, что без ямочек, разом; За прелестницу с парой лазоревых глаз Иль хотя бы с одним только глазом. Хор. Дайте вина и т. д. Сэр Гарри Бэмпер. За девицу, чья грудь белоснежно бела, И за ту, что черней черной ночи; За жену, чья улыбка всегда весела, И за ту, чьи заплаканы очи. Хор. Дайте вина и т. д. Сэр Гарри Бэмпер. Молода, пожила, неуклюжа, стройна - Это все, господа, пустословье; Наливайте же в чашу побольше вина, Чтобы чаша была выше края полна, Чтобы выпить со мной их здоровье. Хор. Дайте вина и т. д. Все. Браво! Браво! Входит Трип и говорит на ухо Чарльзу Сэрфесу. Чарльз Сэрфес. Господа, прошу вас извинить меня на минуту. Кейрлесс, займи председательское место. Хорошо? Кейрлесс. Нет, послушай, Чарльз, что же это такое! Или это одна из твоих несравненных красавиц заглянула к тебе? Чарльз Сэрфес. Нет-нет! Сказать вам правду, это еврей и маклер, которым я назначил прийти. Кейрлесс. Ну и великолепно! Зови еврея сюда. Первый гость. И маклера тоже, непременно. Второй гость. Да-да, еврея и маклера. Чарльз Сэрфес. Чудесно, с удовольствием! Трип, попроси этих джентльменов сюда. Хотя одного из них я не знаю, должен вам сказать. Трип уходит. Кейрлесс. Чарльз, угостим их хорошим бургундским. Может быть, у них проснется совесть. Чарльз Сэрфес. Нет, чтоб им лопнуть, этого нельзя! Вино обостряет природные свойства человека. Если их напоить, это только распалит их жульство. Входят Трип, сэр Оливер Сэрфес и Мозес. Пожалуйста, честный Мозес, прошу. Прошу вас, мистер Примиэм. Ведь так зовут этого джентльмена, Мозес? Мозес. Да, сэр. Чарльз Сэрфес. Подвинь стулья, Трип. Садитесь, мистер Примиэм. Стаканы, Трип... Садитесь, Мозес... Мистер Примиэм, я провозглашаю тост: за процветание ростовщичества! Мозес, налейте этому джентльмену полный стакан. Мозес. За процветание ростовщичества! Кейрлесс. Правильно, Мозес! Ростовщичество - почтенный промысел и заслуживает процветания. Сэр Оливер Сэрфес. За все то процветание, которого оно заслуживает! Кейрлесс. Нет-нет, так не годится! Мистер Примиэм, вы сделали оговорку и потому должны выпить полуквартовый кубок. Первый гость. Полуквартовый кубок, не меньше. Мозес. Помилуйте, сэр, как можно? Ведь мистер Примиэм - человек из общества. Кейрлесс. И поэтому любит хорошее вино. Второй гость. Налейте Мозесу кварту! Это бунт и открытое неуважение к председателю! Кейрлесс. Извольте повиноваться! Я буду защищать закон до последней капли моей бутылки. Сэр Оливер Сэрфес. Нет, господа, прошу вас... Я не ожидал такого обхождения. Чарльз Сэрфес. Бросьте, не надо! Мистер Примиэм - человек новый. Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Вот история! Я был бы рад отсюда убраться! Кейрлесс. Ну и черт с ними! Если они не желают пить, мы с ними сидеть не будем. Идем, Гарри, там рядом есть кости. Чарльз, ты к нам придешь, когда кончишь с ними свои дела? Чарльз Сэрфес. Приду, приду! Гости уходят. Кейрлесс! Кейрлесс (возвращаясь). Что? Чарльз Сэрфес. Ты мне, может быть, понадобишься. Кейрлесс. О, ты знаешь, я всегда готов: слово, вексель, поручительство - мне все равно. (Уходит.) Мозес. Сэр, это мистер Примиэм, человек высокой честности, которому вы всецело можете довериться. Он всегда исполняет то, за что берется... Мистер Примиэм, это... Чарльз Сэрфес. Да бросьте вы!.. Сэр, мой друг Мозес - очень честный малый, но он немного медленно выражается - он целый час будет нас представлять друг другу. Мистер Примиэм, сущность дела такова: я расточительный молодой человек, которому нужно занять денег; вы, я полагаю, благоразумный старый хрыч, который накопил денег, чтобы ими ссужать. Я такой дурак, что готов дать пятьдесят процентов, лишь бы их получить, а вы, надо думать, такой каналья, что готовы взять сто, если это можно. Итак, сэр, как видите, мы теперь знакомы и можем перейти к делу без дальнейших церемоний. Сэр Оливер Сэрфес. Исключительно откровенно, честное слово! Я вижу, сэр, вы не любитель излишних комплиментов. Чарльз Сэрфес. О нет, сэр. Деловые разговоры я предпочитаю вести начистоту. Сэр Оливер Сэрфес. Сэр, мне это тем приятнее. Хотя в одном вы ошибаетесь: у меня нет денег, чтобы вас ссудить, но я думаю, что мог бы достать немного у одного моего приятеля; но только это бессовестный пес. Так ведь, Мозес? Мозес. Но с ним ничего не поделаешь. Сэр Оливер Сэрфес. И он вынужден продать бумаги, чтобы вас выручить. Так ведь, Мозес? Мозес. Совершенно верно. Вы знаете, я всегда говорю правду и ни за что на свете не солгу. Чарльз Сэрфес. Правильно. Те, кто говорит правду, обыкновенно не лгут. Но все это пустяки, мистер Примиэм. Чего там! Я знаю, денег даром не купишь. Сэр Оливер Сэрфес. Так, но какое обеспечение могли бы вы предложить? Земли у вас нет, я полагаю? Чарльз Сэрфес. Ни горсточки, ни травинки; вот разве в цветочных горшках за окном. Сэр Оливер Сэрфес. И никакой движимости, вероятно? Чарльз Сэрфес. Только живой инвентарь - несколько пойнтеров и пони. Но скажите, мистер Примиэм, неужели вы не знаете никого из моих родственников? Сэр Оливер Сэрфес. По правде говоря, знаю. Чарльз Сэрфес. Тогда вам должно быть известно, что в Ост-Индии у меня есть чертовски богатый дядюшка, сэр Оливер Сэрфес, на которого я возлагаю величайшие надежды. Сэр Оливер Сэрфес. Что у вас есть богатый дядюшка, это я слышал. Но как обернутся ваши надежды, этого, я полагаю, вы не можете сказать. Чарльз Сэрфес. О нет, в этом я ни минуты не сомневаюсь. Мне говорили, что ко мне он расположен совершенно неслыханно и хочет мне оставить все, что у него есть. Сэр Оливер Сэрфес. В самом деле? Я в первый раз это слышу. Чарльз Сэрфес. Да-да, уверяю вас. Мозес знает, что это правда. Так ведь, Мозес? Мозес. О да! Готов присягнуть. Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Ей-богу, они меня уверят, что я сейчас в Бенгалии. Чарльз Сэрфес. Так вот, мистер Примиэм, я бы вам предложил, если это вас устраивает, рассчитаться с вами из наследства, которое я получу после сэра Оливера. Хотя, знаете, старик был так щедр со мной, что, даю вам слово, я был бы очень огорчен, если бы с ним что-нибудь случилось. Сэр Оливер Сэрфес. И я не меньше вашего, смею вас уверить. Но то, что вы мне предлагаете, это как раз наихудшее из возможных обеспечении, потому что я могу прожить до ста лет и так и не увидеть своих денег. Чарльз Сэрфес. О, почему же? Как только сэр Оливер умрет, вы ко мне за ними явитесь. Сэр Оливер Сэрфес. И это будет самый жуткий кредитор, какой когда-либо к вам являлся. Чарльз Сэрфес. Вы, я вижу, боитесь, что сэр Оливер слишком живуч? Сэр Оливер Сэрфес. О нет, этого я не боюсь. Хотя я слышал, что для своих лет он вполне здоров и крепок. Чарльз Сэрфес. Опять-таки и в этом вы плохо осведомлены. Нет-нет, тамошний климат очень ему повредил, бедному дяде Оливеру. Да-да, он, говорят, тает на глазах и так изменился за последнее время, что даже родные его не узнают. Сэр Оливер Сэрфес. Нет, ха-ха-ха! Так изменился за последнее время, что даже родные его не узнают! Ха-ха-ха! Вот, я вам скажу, ха-ха-ха! Чарльз Сэрфес. Ха-ха! Вы рады это слышать, милый Примиэм? Сэр Оливер Сэрфес. Нет-нет, помилуйте! Чарльз Сэрфес. Да-да, вы рады, ха-ха-ха! Ведь это увеличивает ваши шансы. Сэр Оливер Сэрфес. Но мне говорили, что сэр Оливер едет сюда. И даже как будто уже прибыл. Чарльз Сэрфес. Полноте! Я-то уж лучше вашего должен знать, приехал он или нет. Нет-нет, смею вас уверить, что сейчас он в Калькутте. Так ведь, Мозес? Мозес. О, разумеется. Сэр Оливер Сэрфес. Вам, конечно, лучше знать, не спорю; хотя у меня эти сведения из очень надежного источника. Правда, Мозес? Мозес. О, несомненно. Сэр Оливер Сэрфес. Но все-таки, сэр, насколько я понимаю, вам требуется несколько сот немедленно. Неужели у вас нет ничего, чем вы могли бы располагать? Чарльз Сэрфес. В каком смысле? Сэр Оливер Сэрфес. Я слышал, например, что после вашего отца осталось великое множество старинного столового серебра. Чарльз Сэрфес. О господи, его давно уже нет. Мозес вам это расскажет лучше моего. Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Вот так-так! Все фамильные скаковые призы и подношения!.. Затем считалось, что его библиотека - одна из наиболее ценных и хорошо подобранных. Чарльз Сэрфес. Да-да, слишком даже обширная для частного лица. Что касается меня, я всегда был человек общительный и мне казалось совестно хранить столько знаний для себя одного. Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Боже правый! И это в семье, где образованность передавалась из рода в род!.. А что же сталось со всеми этими книгами, скажите? Чарльз Сэрфес. Об этом вы спросите у аукционщика, мистер Примиэм, потому что навряд ли и Мозес вам это скажет. Мозес. Насчет книг я ничего не знаю. Сэр Оливер Сэрфес. Так-так. Повидимому, из фамильного имущества ничего не осталось? Чарльз Сэрфес. Да, немного. Вот разве фамильные портреты, если это вас интересует. У меня там наверху целая комната, набитая предками, и, если вы любитель живописи, вы можете их купить по сходной цене. Сэр Оливер Сэрфес. Нет, черт возьми! Не станете же вы продавать ваших предков? Чарльз Сэрфес. Любого из них тому, кто больше даст. Сэр Оливер Сэрфес. Как? Ваших дедов и бабок? Чарльз Сэрфес. Да, и прадедов и прабабок тоже. Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Теперь я от него отступаюсь... Что за черт, неужто вам не жаль своей родни? Гром небесный, или вы меня принимаете за Шейлока из комедии, что хотите получить от меня деньги за собственную плоть и кровь? Чарльз Сэрфес. Полноте, милый маклер, не сердитесь! Какое вам дело, если за свои деньги вы получите товар? Сэр Оливер Сэрфес. Хорошо, я их куплю. Я думаю, мне удастся пристроить эти фамильные портреты. (В сторону.) О, этого я ему никогда не прощу, никогда! Входит Кейрлесс. Кейрлесс. В чем дело, Чарльз? Где ты пропал? Чарльз Сэрфес. Я сейчас не могу. Мы, знаешь, устраиваем аукцион наверху. Маленький Примиэм покупает всех моих предков. Кейрлесс. Ну их в печку, твоих предков! Чарльз Сэрфес. Нет-нет. Если он хочет, он сам отправит их туда, только потом. Постой, Кейрлесс, ты нам нужен. Ты будешь аукционщиком. Иди с нами. Кейрлесс. С вами, так с вами, все равно! Держать в руке молоток не хитрее, чем стакан с костями. Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). О распутники! Чарльз Сэрфес. А вы, Мозес, будете оценщиком, если таковой потребуется. Что это, милый Примиэм, вам как будто все это не очень нравится? Сэр Оливер Сэрфес. О нет, напротив, чрезвычайно! Ха-ха-ха! Еще бы! Это редкостная потеха - продажа с аукциона целой семьи, ха-ха! (В сторону.) Ах расточитель! Чарльз Сэрфес. А то как же! Когда человеку нужны деньги, то где же, к черту, ему их раздобыть, если он начнет церемониться со своими же родственниками? Уходят в разные стороны. ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ КАРТИНА ПЕРВАЯ В портретной галлерее у Чарльза Сэрфеса. Входят Чарльз Сэрфес, сэр Оливер Сэрфес, Мозес и Кейрлесс. Чарльз Сэрфес. Прошу вас, господа, прошу пожаловать. Вот он, род Сэрфесов, начиная со времен норманского завоевания. Сэр Оливер Сэрфес. Превосходная коллекция, на мой взгляд. Чарльз Сэрфес. Да-да, настоящая портретная живопись: без всякой фальшивой грации и ложной выразительности. Это вам не холсты современных Рафаэлей, которые придают вам поразительную внешность, но стараются, чтобы ваш портрет не имел с вами ничего общего, так что, если даже подменить оригинал, изображение не пострадает. Нет-нет, достоинство этих - закоренелое сходство: такие же деревянные и неуклюжие, как и их подлинники, и ни на что другое в мире не похожие. Сэр Оливер Сэрфес. Ах, таких людей мы уже не увидим! Чарльз Сэрфес. Надеюсь. Вы видите, господин Примиэм, как я привержен к домашней жизни: здесь я провожу вечера в кругу моей семьи... Однако, господин аукционщик, пожалуйте на подмостки; вот старое отцовское кресло; оно как раз годится, хоть у него и подагра. Кейрлесс. Вот-вот, отлично!.. Но позволь, Чарльз, у меня нет молотка. Какой же я аукционщик, без молотка? Чарльз Сэрфес. А ведь это верно. Погоди-ка, что это за пергамент? О, полная наша генеалогия! Держи, Кейрлесс. Это тебе не какое-нибудь там красное дерево, это родословное древо, чувствуешь? Орудуй им, как молотком. Пристукивай моих предков собственной их родословной. Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Вот изверг! Загробный отцеубийца. Кейрлесс. Да-да, тут действительно вся ваша родня. Честное слово, Чарльз, ничего удобнее нельзя и придумать: это не только молоток, но заодно и каталог. Ну-с, начинаем. Продается, продается, продается! Чарльз Сэрфес. Браво, Кейрлесс!.. Итак, вот мой двоюродный дед, сэр Ричард Рэвлин, великолепный в свое время генерал, уверяю вас. Он проделал все кампании герцога Мальборо и получил этот рубец над глазом в битве при Мальплакэ... Что скажете, мистер Примиэм? Посмотрите на него. Герой, не общипанный какой-нибудь, как теперешние ваши стриженые офицеры, а облеченный в парик и полную форму, как и подобает генералу. Сколько вы даете? Мозес. Мистер Примиэм хотел бы, чтоб вы сами назначили цену. Чарльз Сэрфес. В таком случае, он может получить его за десять фунтов. Я считаю, что за полководца это недорого. Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Силы небесные! Его знаменитый дед Ричард - за десять фунтов!.. Хорошо, сэр, я беру за эту цену. Чарльз Сэрфес. Кейрлесс, пристукни дедушку Ричарда... Это вот - его незамужняя сестра, моя двоюродная бабушка Дебора, писанная Неллером; считается одной из лучших его работ, сходство чудовищное. Вот она, посмотрите: пастушка со своим стадом. Вы можете получить ее за пять фунтов десять шиллингов. Овцы этих денег стоят. Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Ах, бедная Дебора! Женщина, которая так высоко себя ценила!.. Пять фунтов десять шиллингов - она моя. Чарльз Сэрфес. Пристукни бабушку Дебору!.. Вот эти двое какие-то их родственники. Видите, Мозес, эти портреты писаны довольно давно, когда щеголи носили парики, а дамы собственные волосы. Сэр Оливер Сэрфес. Да, прически были пониже в те времена. Чарльз Сэрфес. Ну что ж, берите эту парочку по той же цене. Мозес. Это дешево. Чарльз Сэрфес. Кейрлесс!.. Это вот - дед моей матери, ученый судья, хорошо известный в западном округе. Во сколько вы его оцениваете, Мозес? Мозес. Четыре гинеи. Чарльз Сэрфес. Четыре гинеи? Черта с два, да один его парик дороже стоит! Мистер Примиэм, у вас больше почтения к судейскому званию. Давайте пристукнем досточтимого лорда за пятнадцать. Сэр Оливер Сэрфес. Извольте. Кейрлесс. Продано! Чарльз Сэрфес. А вот два его брата, Вильям и Уолтер Блэнт, эсквайры, оба члены парламента и выдающиеся ораторы, и, что совершенно удивительно, до сих пор как будто еще не было случая, чтобы они продавались или покупались. Сэр Оливер Сэрфес. Это в самом деле совершенно удивительно! Я их возьму по вашей цене, из уважения к парламенту. Кейрлесс. Хорошо сказано, маленький Примиэм! Я их пристукну за сорок. Чарльз Сэрфес. Вот еще славный малый; я не знаю, как он мне приходится, но он был мэром города Манчестера. Возьмите его за восемь фунтов. Сэр Оливер Сэрфес. Нет-нет, за мэра довольно шести. Чарльз Сэрфес. Ладно, сосчитайте в гинеях, и я вам подкину обоих этих олдерменов на придачу. Сэр Оливер Сэрфес. Они мои. Чарльз Сэрфес. Кейрлесс, пристукни мэра и олдерменов... Однако, черт возьми, этак, в розницу, мы целый день провозимся. Давайте оптом. Что вы скажете, маленький Примиэм? Отсчитайте триста фунтов за всех остальных гуртом. Кейрлесс. Да-да, так будет лучше всего. Сэр Оливер Сэрфес. Извольте, извольте, если это вам удобнее. Они мои. Но тут есть один портрет, который вы все время обходили. Кейрлесс. Который? Вот этот плюгавый человечек над козеткой? Сэр Оливер Сэрфес. Да, сэр, этот самый, хотя я вовсе не нахожу, чтобы это был такой уж плюгавый человечек, ни в коем случае. Чарльз Сэрфес. Что-что? А! Это мой дядя Оливер. Портрет писан еще до отъезда его в Индию. Кейрлесс. Твой дядя Оливер! Ну, знаешь, Чарльз, с ним ты никогда в ладах не будешь. Я такой неприветливой физиономии в жизни не встречал. Глаза злопамятные и выражение лица, не сулящее никаких надежд на наследство. Отъявленный жулик, поверь моему слову. Вам это не кажется, маленький Примиэм? Сэр Оливер Сэрфес. Откровенно говоря, сэр, нет, не кажется. По-моему, это такое же честное лицо, как и все остальные в этой комнате, мертвые и живые. Но я полагаю, дядя Оливер идет в общей куче? Чарльз Сэрфес. Нет, дудки! Я с бедным Ноллем не расстанусь. Старик был очень мил со мной, и я буду хранить его портрет, пока у меня есть комната, где его приютить. Сэр Оливер (в сторону). Как-никак, он мой племянник, этот вертопрах!.. А мне, знаете, этот портрет приглянулся, сэр. Чарльз Сэрфес. Очень жаль, потому что вы его, безусловно, не получите. Разве мало вы их набрали, черт возьми? Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Я все ему прощаю!.. Но видите ли, сэр, когда мне что-нибудь приспичит, я на деньги не смотрю. Я дам за него столько же, сколько за все остальные. Чарльз Сэрфес. Не дразните меня, господин маклер. Я вам сказал, что не расстанусь с ним, и кончено. Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Как этот щенок похож на своего отца!.. Хорошо, хорошо, не буду. (В сторону.) Я раньше этого не замечал, а теперь мне кажется, что я в жизни не встречал такого поразительного сходства... Вот приказ на причитающуюся вам сумму. Чарльз Сэрфес. Позвольте, да ведь он на восемьсот фунтов. Сэр Оливер Сэрфес. А вы не уступите сэра Оливера? Чарльз Сэрфес. Да нет же, черт! Повторяю вам. Сэр Оливер Сэрфес. В таком случае, не смотрите на разницу, сосчитаемся другой раз, а пока дайте мне вашу руку, чтобы скрепить продажу. Вы честный малый, Чарльз... простите, сэр, такую вольность... Идем, Мозес. Чарльз Сэрфес. Ей-богу, презанятный старичок!.. Но послушайте, Примиэм, вы приготовите квартиры для этих джентльменов? Сэр Оливер Сэрфес. Да-да, и пришлю за ними дня через два. Чарльз Сэрфес. Только смотрите: пришлите за ними экипаж понаряднее, потому что, уверяю вас, большинство из них привыкло ездить в собственных каретах. Сэр Оливер Сэрфес. Пришлю, пришлю - за всеми, кроме Оливера. Чарльз Сэрфес. Да, за всеми, кроме маленького набоба. Сэр Оливер Сэрфес. Вы это твердо решили? Чарльз Сэрфес. Бесповоротно. Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Что за милый ветрогон!.. До свидания!.. Идем, Мозес... Пусть теперь кто-нибудь попробует мне сказать, что это мот и расточитель! Сэр Оливер Сэрфес и Мозес уходят. Кейрлесс. Никак не ожидал, что может быть такое удивительное существо среди ему подобных! Чарльз Сэрфес. Ей-богу, это король маклеров! И где это Мозес откопал такого честного чудака?.. А, вот и Раули! Кейрлесс, скажи нашей компании, что я сейчас приду. Кейрлесс. Хорошо. Только смотри не поддавайся этому старому дураку, а то он тебя уговорит растратить деньги на уплату каких-нибудь протухших долгов или какую-нибудь чепуху в этом роде. Все торговцы, Чарльз, совершенно непозволительная публика. Чарльз Сэрфес. Вот именно, и платить им - значит только им потакать. Кейрлесс. И ничего другого. Чарльз Сэрфес. Да-да, будь покоен. Кейрлесс уходит. Так! Действительно, старикашка был занятный!.. Теперь посмотрим: две трети - мои по праву, пятьсот тридцать с чем-то фунтов. Ей-богу! Оказывается, предки гораздо более выгодная родня, чем я думал... Леди и джентльмены, ваш покорнейший и глубоко признательный слуга. Входит Раули. А! Старый Раули! Вы пришли как раз во-время, чтобы проститься с вашими старыми знакомыми. Раули. Да, я уже слышал, что они уезжают. Но я удивляюсь, как вы можете сохранять веселость среди таких несчастий. Чарльз Сэрфес. В том-то и дело! Несчастий у меня так много, что мне нельзя расставаться с веселостью. Но придет время, и я буду богат и мрачен. Вам хотелось бы, чтобы я горевал, разлучаясь с таким множеством близких родных. Конечно, это очень тяжело. Но вы видите, они и бровью не шевельнут, - чем я хуже их? Раули. Вы ни минуты не умеете быть серьезным. Чарльз Сэрфес. Нет-нет, сейчас я серьезен. Вот, мой честный Раули, вот, получите по этому приказу поскорее деньги и немедленно пошлите сто фунтов старику Стенли. Раули. Сто фунтов! Вы только подумайте... Чарльз Сэрфес. Ради бога, не говорите об этом! Бедному Стенли надо помочь неотложно, и если вы не поторопитесь, то явится кто-нибудь другой, у кого больше прав на эти деньги. Раули. Вот в том-то и дело! Я всегда вам буду твердить старую пословицу... Чарльз Сэрфес. "Сначала справедливость, потом великодушие". Я так бы и поступал, если бы мог. Но Справедливость - старая хромоногая карга, и при всем моем желании она у меня не поспевает за Великодушием. Раули. И все-таки, Чарльз, поверьте мне, если вы хоть часок подумаете... Чарльз Сэрфес. Знаю, знаю, все это святая правда. Но уверяю вас, Раули, пока у меня есть, я, честное слово, буду давать. Так к черту вашу бережливость, и за кости! Уходят. КАРТИНА ВТОРАЯ В гостиной. Входят сэр Оливер Сэрфес и Мозес. Мозес. Ну что же, сэр, мне кажется, вы, как говорит сэр Питер, видели мистера Чарльза в полной славе. Жаль, что он такой ужасный мот. Сэр Оливер Сэрфес. Да, но моего портрета он не продал. Мозес. И такой любитель вина и женщин. Сэр Оливер Сэрфес. Но моего портрета он не продал. Мозес. И такой отчаянный игрок. Сэр Оливер Сэрфес. Но моего портрета он не продал. А, вот и Раули! Входит Раули. Раули. Оказывается, сэр Оливер, вы приобрели... Сэр Оливер Сэрфес. Да-да, наш молодой повеса разделался со своими предками, как со старыми шпалерами. Раули. Вот тут он мне поручил вернуть вам часть полученных денег, то есть вам, как бедствующему старику Стенли. Мозес. Это всего обиднее: он чертовски сострадателен. Раули. В передней дожидаются чулочник и двое портных, которым он, наверно, так и не заплатит, а эта сотня их бы устроила. Сэр Оливер Сэрфес. Ничего, ничего, я заплачу его долги и возьму на себя его подарки. Но теперь я больше не маклер, и вы представите меня старшему брату как бедного Стенли. Раули. Только не сейчас. Я знаю, что сэр Питер как раз собирался у него быть в это время. Входит Трип. Трип. О, простите, господа, что я не пришел вас проводить. Пожалуйте сюда... Мозес, на два слова. Трип и Мозес уходят. Сэр Оливер Сэрфес. Каков мошенник? Поверите ли, как только мы явились, он перехватил еврея и старался занять у него денег, прежде чем провести его к хозяину. Раули. Вот как! Сэр Оливер Сэрфес. И сейчас они обсуждают вопрос о процентах. Ах, милый Раули, в мое время слуги перенимали глупости своих хозяев, да и то затасканные, а теперь они берут их пороки, а заодно и парадные кафтаны, и то и другое в полном блеске. Уходят. КАРТИНА ТРЕТЬЯ В библиотеке Джозефа Сэрфеса. Джозеф Сэрфес и слуга. Джозеф Сэрфес. От леди Тизл не было письма? Слуга. Не было, сэр. Джозеф Сэрфес. Я удивляюсь, что она не дала знать, если не может прийти. Сэр Питер, конечно, меня ни в чем не подозревает. Но, хоть я и запутался с его женой, я бы ни в коем случае не хотел упустить богатую наследницу. Во всяком случае, безрассудство и скверная репутация Чарльза мне как нельзя больше на руку. За сценой стучат. Слуга. Сэр, это, должно быть, леди Тизл. Джозеф Сэрфес. Постой. Прежде чем отворять, посмотри, она ли это. Если это мой брат, я тебе скажу, что делать. Слуга. Сэр, это леди Тизл. Она всегда оставляет носилки возле модистки с соседней улицы. Джозеф Сэрфес. Погоди, погоди. Заставь окно ширмой. Вот так, хорошо. Моя соседка напротив - ужасно беспокойная старая девица. Слуга передвигает ширму и уходит. Для меня получается нелегкая игра. Леди Тизл начинает догадываться о моих видах на Марию. Но это во что бы то ни стало должно оставаться для нее секретом, по крайней мере до тех пор, пока я не получу над ней побольше власти. Входит леди Тизл. Леди Тизл. Что это за чувствительный монолог? Вы меня очень заждались? Ах, боже мой, не смотрите так строго. Уверяю вас, я не могла прийти раньше. Джозеф Сэрфес. О сударыня, точность - это разновидность постоянства, качества, весьма предосудительного в светской женщине. Леди Тизл. Честное слово, вам бы следовало меня пожалеть. Сэр Питер последнее время так плохо ко мне относится и притом так ревнует меня к Чарльзу... Только этого не хватало, правда? Джозеф Сэрфес (в сторону). Я рад, что язычки моих друзей в этом его поддерживают. Леди Тизл. Мне бы очень хотелось, чтобы он позволил Марии выйти за него замуж. Тогда он, может быть, успокоился бы. А вам этого хотелось бы, мистер Сэрфес? Джозеф Сэрфес (в сторону). Вот уж нисколько!.. О, разумеется! Потому что тогда моя дорогая леди Тизл тоже убедилась бы, как неосновательны ее подозрения, что я имею какие-то виды на эту глупую девочку. Леди Тизл. Ну что же, я готова верить вам. Но разве не возмутительно, когда про человека рассказывают всякие безобразные вещи? А тут еще моя приятельница, леди Снируэл, распустила про меня целый ворох сплетен, и при этом без малейшего основания - вот что меня злит. Джозеф Сэрфес. Вот это-то, сударыня, и возмутительно: без малейшего основания! Да-да, вот это-то и обидно. Ведь если про нас ходит какой-нибудь скандальный слух, то всего утешительнее бывает сознание, что это справедливо. Леди Тизл. Да, конечно, в таком случае я бы им простила. Но нападать на меня, которая действительно же так невинна и которая сама никогда никого не очернит, то есть никого из друзей... И потом сэр Питер с его вечным брюзжанием и подозрениями, когда я знаю чистоту моего сердца, - все это просто чудовищно! Джозеф Сэрфес. Но, дорогая моя леди Тизл, вы сами виноваты, что все это терпите. Если муж беспричинно подозревает свою жену и лишает ее доверия, то первоначальный их договор расторгнут, и она ради чести своего пола обязана его перехитрить. Леди Тизл. Вот как? Так что если он меня подозревает, не имея к тому поводов, то наилучшим способом исцелить его от ревности было бы создать для нее основания? Джозеф Сэрфес. Несомненно, потому что ваш муж никогда не должен в вас ошибаться, и в этом случае вам следует согрешить, чтобы оказать честь его проницательности. Леди Тизл. Да, конечно, то, что вы говорите, очень разумно, и если бы сознание моей невинности... Джозеф Сэрфес. Ах, дорогая моя леди Тизл, вот в этом-то и заключается главная ваша ошибка: вам больше всего и вредит сознание вашей невинности. Что заставляет вас пренебрегать условностями и мнением света? Сознание вашей невинности. Что мешает вам задумываться над вашим поведением и толкает вас на множество неосмотрительных поступков? Сознание вашей невинности. Что не позволяет вам мириться с выходками сэра Питера и быть равнодушной к его подозрительности? Сознание вашей невинности. Леди Тизл. Да, это верно. Джозеф Сэрфес. И вот, дорогая моя леди Тизл, если бы вы хоть раз самую чуточку оступились, вы не можете себе представить, до чего вы стали бы осторожны и как хорошо ладили бы с вашим мужем. Леди Тизл. Вам кажется? Джозеф Сэрфес. О, я уверен в этом! И сразу прекратились бы все сплетни, а сейчас ваше доброе имя похоже на полнокровную особу, которая просто погибает от избытка здоровья. Леди Тизл. Так-так. Следовательно, по-вашему, я должна грешить из самозащиты и расстаться с добродетелью, чтобы спасти свое доброе имя? Джозеф Сэрфес. Совершенно верно, сударыня, можете положиться на меня. Леди Тизл. Это все-таки очень странная теория и совершенно новый рецепт против клеветы! Джозеф Сэрфес. Рецепт непогрешимый, поверьте. Благоразумие, как и опытность, даром не дается. Леди Тизл. Что ж, если бы я прониклась убеждением... Джозеф Сэрфес. О, разумеется, сударыня, вы прежде всего должны проникнуться убеждением. Да-да! Я ни за что на свете не стану вас уговаривать совершить поступок, который вы считали бы дурным. Нет-нет, я слишком честен для этого! Леди Тизл. Не кажется ли вам, что честность мы могли бы оставить в покое? Джозеф Сэрфес. Ах, я вижу, вы все еще не избавились от злосчастных следствий вашего провинциального воспитания! Леди Тизл. Должно быть, так. И я сознаюсь вам откровенно: если что-нибудь и могло бы толкнуть меня на дурной поступок, то уж скорее скверное обхождение сэра Питера, а не ваша "честная логика" все-таки. Джозеф Сэрфес (беря ее руку). Клянусь этой рукой, которой он недостоин... Входит слуга. Что за черт, болван ты этакий! Чего тебе надо? Слуга. Извините, сэр, но я думал, вам будет неприятно, если сэр Питер войдет без доклада. Джозеф Сэрфес. Сэр Питер? У-у, дьявол! Леди Тизл. Сэр Питер? О боже! Я погибла! Я погибла! Слуга. Сэр, это не я его впустил. Леди Тизл. О, это мой конец! Что со мной будет? Послушайте, господин Логик... Ах, он идет по лестнице... Я спрячусь сюда... Чтобы я когда-нибудь повторила такую неосторожность... (Прячется за ширму.) Джозеф Сэрфес. Дай мне эту книгу. (Садится.) Слуга делает вид, что оправляет ему прическу. Входит сэр Питер Тизл. Сэр Питер Тизл. Так-так, вечно погружен в занятия!.. Мистер Сэрфес, мистер Сэрфес!.. Джозеф Сэрфес. А, дорогой сэр Питер, простите меня, пожалуйста. (Зевая, бросает книгу.) Я тут вздремнул над глупой книжкой... Ах, я очень тронут вашим посещением. Мне кажется, вы тут еще не были с тех пор, как я обставил эту комнату. Книги, вы знаете, единственная роскошь, которую я себе позволяю. Сэр Питер Тизл. У вас тут действительно очень мило. Да-да, очень хорошо. И вы даже ширму превратили в источник знаний - всю увесили, я вижу, картами. Джозеф Сэрфес. О да, эта ширма приносит мне большую пользу. Сэр Питер Тизл. Еще бы, особенно когда вам нужно что-нибудь спешно отыскать. Джозеф Сэрфес (в сторону). Да, или что-нибудь спешно спрятать. Сэр Питер Тизл. А у меня к вам, знаете, небольшое дело частного свойства... Джозеф Сэрфес (слуге). Ты можешь идти. Слуга. Слушаюсь, сэр. (Уходит.) Джозеф Сэрфес. Вот вам кресло, сэр Питер, прошу вас... Сэр Питер Тизл. Ну так вот, раз мы теперь одни, имеется один вопрос, дорогой мой друг, о котором я хотел бы поговорить с вами откровенно, вопрос чрезвычайно важный для моего спокойствия; короче говоря, дорогой мой друг, поведение леди Тизл за последнее время причиняет мне очень много горя. Джозеф Сэрфес. В самом деле? Мне очень грустно слышать это. Сэр Питер Тизл. Да, совершенно ясно, что ко мне она вполне равнодушна, но, что гораздо хуже, у меня есть очень веские основания предполагать, что она чувствует привязанность к другому. Джозеф Сэрфес. В самом деле? Вы меня удивляете. Сэр Питер Тизл. Да, и - между нами - мне кажется, я открыл, кто это такой. Джозеф Сэрфес. Не может быть! Вы меня тревожите ужасно! Сэр Питер Тизл. Ах, дорогой мой друг, я знал, что встречу у вас сочувствие. Джозеф Сэрфес. О, поверьте, сэр Питер, такое открытие было бы для меня не меньшим ударом, чем для вас. Сэр Питер Тизл. Я в этом убежден. Ах, какое счастье иметь друга, которому можно поверить даже семейные тайны! Но вы не догадываетесь, о ком я говорю? Джозеф Сэрфес. Решительно не могу себе представить. Ведь это не может быть сэр Бенджамен Бэкбайт! Сэр Питер Тизл. О нет! А что, если бы это был Чарльз? Джозеф Сэрфес. Мой брат? Это невозможно! Сэр Питер Тизл. Ах, дорогой мой друг, вас обманывает ваше доброе сердце! Вы судите о других по себе. Джозеф Сэрфес. Конечно, сэр Питер, сердцу, уверенному в собственной честности, трудно понять чужое коварство. Сэр Питер Тизл. Да, но ваш брат - человек безнравственный. От него таких слов не услышишь. Джозеф Сэрфес. Но зато сама леди Тизл - женщина честнейших правил. Сэр Питер Тизл. Верно, но какие правила устоят перед чарами красивого, любезного молодого человека? Джозеф Сэрфес. Это, конечно, так. Сэр Питер Тизл. И потом, знаете, при нашей разнице в годах маловероятно, чтобы она очень уж сильно меня любила, а если бы оказалось, что она мне изменяет, и я бы предал &то огласке, то весь город стал бы надо мной же смеяться, над глупым старым холостяком, который женился на девчонке. Джозеф Сэрфес. Это верно, конечно, - смеяться стали бы. Сэр Питер Тизл. Смеяться, да, и сочинять про меня баллады, и писать статейки, и черт его знает что еще. Джозеф Сэрфес.