расила бушприт "Тигра". ЛИКЕДЕЕЛЕРЫ Остров Готланд был захвачен витальерами. Висбю разграблен. Городу запрещено было восстанавливать разрушенное пиратами. Отныне и впредь быть ему убогим, забытым миром уголком. И как свидетельство былого величия и богатства высились лишь огромные стены и многочисленные руины церквей. Штертебекер положил начало отмщению; золото и сокровища интересовали его мало. Теперь, после того как его люди захватили Висбю, сюда со всех сторон хлынули витальеры, которые состояли под началом "благородных" капитанов. Хеннинг Мантойфель прибыл из Стокгольма и от имени своего господина, герцога Мекленбургского, принял на себя управление островом. По-видимому, он опасался, что три неразлучных капитана-плебея будут считать Готланд своим владением. Генрих фон Люхов тотчас же примчался на Готланд с обоими своими кораблями из каперского набега в Зунд в надежде еще чем-нибудь поживиться. Рыцарь из Эппа тоже появился со своей коггой, как и Марквард Прин, который, еще будучи в Ростоке, заранее позаботился о присвоении ему титула наместника Готланда. Все это претило Клаусу Штертебекеру Он оставил "благородных" морских грабителей разбираться между собой и вместе с Михелем Гедеке и Магистром Вигбольдом покинул город. Он направился в Висмар. Может быть, Герд уже освобожден из Штральзундской темницы и ждет его. И потом, он не хотел обосновываться в какой бы то ни было одной гавани. Море - его родина. Оно звало к борьбе и походам. К тому же оставался жив еще один из Вульфламов. Предстоит отыскать и его. Весь род он должен истребить, ни одного нельзя оставить в живых. И не только эти Вульфламы - все разжиревшие, презирающие народ патриции были его заклятыми врагами. Он стоял у руля своего корабля, смотрел на голову Вульвекена Вульфлама на бушприте, и сердце его билось сильнее от чувства исполненного долга. Ведь и он сам тоже был когда-то ягненком, которого любой волк мог разорвать в клочья. Свою судьбу он определил сам - борьба с несправедливостью. Кто не хотел быть раздавленным железными кулаками рыцарей и патрициев, должен был сам обладать железным кулаком. Однажды он не подал голоса против несправедливости и по сей день стыдился этого. Хозанг, купец, пренебрег своим мечом, он верил в закон и справедливость. Эта слепая вера приносит еще более роковые плоды, чем то, чему учат попы. Вера в свою собственную силу, борьба за свои права - вот основа существования. Клаус Штертебекер стал человеком, который хорошо понял, что жить - это значит бороться. Он вырос на море в непрерывной борьбе. Здесь было все то же, что и на суше, в городах и селениях: нужно быть сильным; чтобы жить среди волков, надо быть тигром. Пожалуй, это и было жизненной философией Штертебекера. Но не раз приходили ему и такие мысли, которые, под влиянием Магистра, повергали его в раздумья. Разве он не стал тоже господином, который стоял над своими товарищами? От всякой добычи получал он как капитан корабля большую часть. Он был судьей на борту, его слово было законом. Он решал, вступить в борьбу или уходить. Конечно, он был для своих людей лучшим командиром, чем Мантойфель или Прин. На его корабле был лазарет для раненых и помещение для врача, чего не было на многих других судах. Он не терпел на своем корабле несправедливости и никому не предоставлял привилегий. Самые смелые пользовались и наибольшим авторитетом. Да, это так, и все же его положение как капитана корабля было таким же, как и положение Мантойфеля и Прина. Об этом он часто говорил с Магистром и Гедеке, и тогда получалось, будто у всех троих нечиста совесть. Они чувствовали, что их отношения с матросами похожи на те старые, ненавистные, которые можно определить словами: "Господа и рабы". Как помочь делу? Они стремились к такой высокой степени справедливости, к такой чистоте отношений, что не могли не видеть этого зла. Должен ли кто-нибудь быть господином? Если "да", то, выходит, Вульфлам прав? Близ Борнхольма Киндербас, который вел с марса наблюдение, вдруг заметил корабль. Тотчас же началась охота. Десять часов преследовал "Тигр" чужую коггу, до тех пор, пока она не оказалась на расстоянии оклика. Это был штральзундский корабль. Радостный крик вырвался у Клауса. Если бы здесь был второй Вульфлам! Но нет, тот ведь тоже выдворен из Штральзунда, он у датской королевы. "И зачем бы Вульфу Вульфламу возвращаться в Штральзунд?" - только и подумал Штертебекер. Рассуждать об этом у него уже не было времени: нужно было захватывать корабль... Когга изготовилась к бою, матросы размахивали своими топорами и мечами. Штертебекер приказал поднять пиратский флаг. Отставшие почти на морскую милю "Рысак" и "Пенящий" приближались. Три корабля шли не друг за другом, а развернулись широким фронтом, чтобы иметь лучший обзор. Когда моряки с неприятельской когги увидели на "Тигре" флаг Клауса Штертебекера, на котором был изображен прыгающий тигр, они сложили оружие и отказались от сопротивления. Ведь Штертебекер овладел хорошо укрепленным городом Висбю, так как же может ему противостоять один, хотя бы и хорошо вооруженный, корабль? На борту штральзундской когги находилось двенадцать ратсгеров, которые возвращались после переговоров со шведским рейхсратом в Карлскруне о том, как бы сообща справиться с засильем пиратов на Балтийском море. И теперь они могли оказаться в руках страшнейшего пирата! Ратсгеры видели перед собой верную смерть и, оплакивая свою судьбу, причитали, падали на колени, молили о чуде. Штертебекер подошел борт к борту и без борьбы завладел коггой. Нет, Вульфлама на борту не было. Тот, как узнал Штертебекер от просящих пощады ратсгеров, снова стал бургомистром Штральзунда. Народная партия была разогнана, а Карстен Сарнов - обезглавлен. - И вы поддерживали Вульфлама? - напустился на ратсгеров Штертебекер. Те с плачем и жалобными воплями воздевали кверху руки, умоляли о сохранении жизни и обещали большой выкуп. Выкуп? Штертебекер соображал. Обычно захваченных патрициев, не раздумывая долго, выкидывали за борт, но сейчас Клаус подумал о Герде. Брось он этих ратсгеров в море, Вульфлам выместит свою злобу на пленном Герде. На палубе штральзундской когги находилось больше дюжины бочек с сельдью. Штертебекер посмотрел на бочки, потом на трясущихся от страха ратсгеров и ухмыльнулся в свою светло-рыжую бороду. При опросе выяснилось, что восемнадцать матросов хотели остаться на "Тигре", остальные одиннадцать опасались ратсгеров. Штертебекер всем обещал сохранить жизнь. И даже объявил, что сам доставит их в Штральзунд. Моряки с "Тигра" по приказанию Штертебекера опустошили бочки. То, что было взято у моря, теперь, в соленом виде, вернули ему. Затем ратсгеры один за другим должны были влезть в бочки. В крышках вырезали круглые отверстия и, расколов крышки пополам, снова забили ими бочки. Так, скорчившись, и сидели ратсгеры в бочках, только головы торчали наружу. Ратсгеры грустно взирали на мир. Кажется, они все еще боялись, что их вместе с бочками сбросят в море. Штертебекер велел выставить их на среднюю палубу и насчитал двадцать три бочки с "начинкой". Как только ратсгеры увидели Штертебекера, они сразу обратились к нему, и предлагаемый ими выкуп все увеличивался. Но Клаусу Штертебекеру нужен был только один выкуп - Герд. Штральзундскую коггу, быстрый и крепкий корабль, не потопили. Киндербас стал его капитаном. Когга эта была поменьше, чем у Штертебекера, и Киндербас назвал ее "Морская кошка". Пока он устраивался на новом корабле и набирал команду, Магистр Вигбольд пришел на корабль к Штертебекеру. Он громко смеялся над парадом бочек и щелкал по носу то одного, то другого ратсгера, наделяя их кличками: "Рыцарь бочки", "Бочкобрюх", - и ругался, когда неприятный запах ударял в нос. - Ведите же себя, как подобает мужчинам, и, хоть вы и на пиратском судне, не забывайте своего хорошего воспитания. Штертебекер попросил его к себе, потому что Вигбольд должен был составить письмо в магистрат Штральзунда. Штертебекер хотел бочки с ратсгерами и выкуп за Герда оставить ночью в гавани Штральзунда. И если Герд все еще не на свободе, то пусть магистрат немедленно распорядится. Тем более что захваченные ратсгеры живы и невредимы. "Пенящий", "Рысак" и "Кошка" остались в качестве охранения на рейде, а Клаус Штертебекер без шума провел коггу в так хорошо знакомую ему гавань. Корабль достиг мола, когда старый вахтенный, который патрулировал перед закрытыми воротами, подошел и решил осмотреть ночного гостя. Но люди Штертебекера были проворнее, они спрыгнули на мол и в один миг повалили старика на землю. Связать его было нетрудно. Мгновенно корабль был пришвартован, и бочки с живностью покатили на берег. Ратсгеры широко раскрыли глаза, когда увидели, что Штертебекер таким отважным способом приводил в исполнение свое обещание. И, хотя они в своих камерах-бочках изрядно повертелись и потряслись чуть не до потери сознания, они были рады-радехоньки такому исходу. Старый ночной страж был посажен верхом на какую-то пустую бочку и привязан. Матросы сунули ему в руки алебарду, а Клаус Штертебекер положил перед ним письмо к магистрату города и плотно набитый мешок с тысячью любекских гульденов. Они ушли так же тихо, как и пришли. Пленники, облегченно вздохнув, посмотрели им вслед и обратили свои страдальческие лица к небу, страстно ожидая появления луны. Четыре пиратских корабля прибыли в гавань Висмара. Как раз в это время в ратуше находились ратсгеры из Любека, явившиеся, чтобы в последний раз напомнить о необходимости выполнять союзнические обязательства. Они заявили о своей готовности защитить Висмар и Росток от герцога Мекленбургского, если это приведет к разрыву с ним. Преследуя только одну цель - избавиться в своих водах от пиратов, которые становились все более грозной силой, патриции были готовы даже сдать датской королеве Стокгольм, если она официально признает торговые права Ганзы. Как только поступило известие о пиратских кораблях, заседание было тотчас прервано. Магистрат почувствовал, что нельзя заставлять капитанов ждать. Ратсгеры не поскупились на похвалы Клаусу Штертебекеру, блестяще осуществившему захват Висбю. Они были как никогда почтительны, и Клаус Штертебекер удивился необычному приему, который им оказали. Но Вигбольд, который лучше читал по лицам людей, стал вдвойне недоверчив. Он перехватил несколько тайком брошенных ратсгерами взглядов, заметил, что они перешептываются, и это свидетельствовало отнюдь не о симпатиях к пиратскому союзу; в глазах у некоторых из них затаились испуг и злоба. Штертебекер потребовал разрешения ему и другим капитанам свободно продать добычу, и тут же оно было дано. Герд Виндмакер все еще не был освобожден. Магистрат объявил о готовности немедленно послать в Штральзунд конного курьера. - Я чувствую измену, - сказал Вигбольд, когда все трое оставили ратушу и возвращались в гавань. - Нельзя ходить без оружия, - предупредил он, - и корабли надо держать в полной готовности. - Мне тоже показалось, что ратсгеры что-то замышляют против нас, - подтвердил Гедеке. - Все их дружелюбие - сплошное притворство. - На них подействовали наши успехи, - возразил Штертебекер. - Они понимают, что если мы взяли Висбю, то с Висмаром нам справиться ничего не стоит. - И он гордо усмехнулся. - Вот! Вот! - заметил Вигбольд. - Если они так думают, это и опасно!.. - Для них! - сказал Штертебекер, все еще смеясь. - Нет, для нас, - сухо ответил Магистр. Три дня толкались в гавани висмарцы, раскупая добычу пиратов. Цены были вполне доступные. Бедная девушка, не спускающая глаз с какой-нибудь безделушки или даже серебряной вещицы, получала ее от моряков за один лишь ласковый взгляд. А ведь кто-то из парней дорого заплатил за эти штучки. Витальеры не были скрягами и раздавали подарки направо и налево, да им и ни к чему было это добро. Подходили матери с натруженными руками, с заплаканными глазами, рассказывали "господам пиратам" о своих голодных детях, и те же крепкие руки, что недавно без сострадания сеяли смерть, протягивались к ним с богатыми дарами. Штертебекер стоял на корме своего корабля и смотрел на горожан, которые теснились на молу и торговались с его парнями. Он заметил, как сквозь толпу протискивался курьер магистрата. Не спуская с него глаз, крикнул: - Мартен, спроси курьера, кого он ищет? - Пленник из Штральзунда прибыл. - Герд? - крикнул Штертебекер. - Где он? - В ратуше, - сказал курьер. - Черт побери, почему же он не идет сюда? Штертебекер нацепил меч, надел берет: он хотел достойно выглядеть перед другом, которого не видел так много лет. "Герд! Герд"! - шептал он, счастливый, как ребенок. Почти двадцать лет прошло с тех пор, как он видел его последний раз. "И я выручил его наконец из этого застенка, - радостно думал он. - Ратсгеры Штральзунда не заставляют ждать, это моя заслуга. Да, видно, они вдоволь посмеялись над своими коллегами в бочках..." Рассуждая так, Клаус отправился в путь. Большими прыжками несся он вверх по каменной лестнице ратуши; курьер едва поспевал за ним. Штертебекер ворвался в зал, в котором стояло несколько ратсгеров, трусливо взглянувших на него. Предчувствие беды овладело им, когда он увидел растерянные лица. Может быть, Герда убили и доставили труп? Он выжидающе оглянулся вокруг. Вот он, долговязый, ужасно худой человек в простой, серой дерюге. Неужели Герд?.. Длинную, взъерошенную бороду и волосы, опускающиеся на плечи этого несчастного существа, серебрила седина. "Собаки, - подумал Штертебекер, молча рассматривая друга. - Что они с ним сделали! Как он смог все это вынести!" - Герд, - прошептал он. - Герд!.. Бедняга вздрогнул. Лицо его повернулось к Клаусу. - Герд! - отчаянно закричал Клаус. Он бросился к другу, обнял его за тощие плечи и взглянул на его лицо. Глаз не было. Две красные впадины уставились на Клауса. Герд был ослеплен. - Герд, - закричал Клаус, - это я, Клаус! Ты же знаешь, твой друг со Сконе. Матрос с "Санта Женевьевы". Я вызволил тебя. Тебя освободил. - Клаус? - пробормотал тот. - Да, Герд, это я, Клаус, твой друг! - Клаус Штертебекер? - спросил слепой. - Да, Герд. А собак, которые над тобой надругались, я найду, хотя бы они забрались на край света. Из кровавых глазниц Герда выкатились слезинки. - Смотрите, вы, господа! - крикнул Клаус Штертебекер и повернул Герда, чтобы ратсгеры могли видеть его обезображенное лицо. - Так поступают благородные патриции, купцы и ратсгеры, которые жалуются на жестокость пиратов. - И он повернулся снова к Герду. - Кто это сделал, Герд? - Вульф Вульфлам! - Он? - взревел Клаус. - Он? - Долго и пристально смотрел Клаус на ослепленного друга. - И когда? - Шесть дней тому назад, когда ратсгеры в бочках были выставлены на мол. Штертебекер испуганно отшатнулся назад. - И это ответ Вульфлама на то, что я подарил жизнь двенадцати ратсгерам? - Ты знаешь, Клаус, любимое наказание Вульфлама, - внятно произнес Герд. - Разве я не говорил тебе об этом еще на Сконе? Клаус прижал друга к своей груди, и Герд повис на его руках и зарыдал. Войско из пяти тысяч воинов Тевтонского рыцарского ордена было в спешном порядке высажено на остров Готланд и в кровопролитной битве разбило витальеров и овладело Висбю. Немецкая Ганза способствовала этому всеми силами, а ганзейские города Висмар и Росток, по поручению которых Готланд был завоеван витальерами, постыдно изменили своим собственным союзникам, добились ослабления их могущества. При активном посредничестве ганзейских городов Любека и Гамбурга было заключено соглашение между датской королевой и герцогом Мекленбургским. Немецкое войско оставило Стокгольм. Находившийся в плену Герцог Альбрехт Мекленбургский, бывший шведский король, был освобожден. Маргарет была признана королевой Норвегии и Швеции. Бывшие враги - Дания, Швеция, Мекленбург и ганзейские города - заключили соглашение о совместных действиях против пиратов на Балтийском и Северном морях. "Благородные" капитаны Марквард Прин, Хеннинг Мантойфель, Генрих Люхов, Арндт Штюк, рыцарь из Эппа и другие объявили союз братьев витальеров распущенным и разбрелись: часть из них с богатой добычей вернулась в свои надежные замки, чтобы жить на покое, другие двинулись на восток, чтобы на свой страх и риск продолжать заниматься пиратством. Клаус Штертебекер, Михель Гедеке и Магистр Виг-больд не только не капитулировали перед превосходящим врагом, но, обороняясь, сплотились еще теснее и создали новый союз. Еще будучи витальером, Магистр Вигбольд не уставал повторять, что неписаные законы, которые действуют на море, действуют и на суше. Существуют господа и рабы, первые - приказывают, вторые - повинуются. Господа присваивают большую часть добычи, рабам приходится довольствоваться намного меньшей долей. "Благородные" капитаны неисчислимыми богатствами набили сундуки в своих замках. Все снова и снова говорил Магистр Вигбольд о том, что необходимо создать такой союз, который был бы основан на равноправии и справедливости. Он говорил: "Моряки должны сами выбирать капитанов и должны иметь право в любое время, когда те окажутся недостойными, снимать их. Кроме того, добыча должна распределяться поровну, потому что прежнее неравенство и было причиной измены "благородных" капитанов. Получив богатую добычу, пусть каждый сам решает свою судьбу". Оба капитана, Штертебекер и Гедеке, согласились с Магистром. Они направились к товарищам, рассказали им о своих предложениях и встретили полную поддержку. Торжественно заключили три капитана новый союз. Никаких главнокомандующих, решили они, все будут как братья: бедным - друзья, богатым - враги. И они назвали себя "ликедеелеры", что означает - "делящие поровну". Герд больше всего любил сидеть на марсе "Тигра", и, хотя он ничего не мог видеть, там, высоко на мачте, его обвевал вольный ветер, который носился над морем; там, наверху, он мечтал о далеких просторах морей, представлял себе игру солнечных лучей на воде, бакланов, летающих вокруг марса, своих товарищей, которые где-то под ним бегали по палубе корабля, высохшую голову казненного Вульфлама, торчащую на бушприте когги. Герд любил одиночество. Тринадцатилетнее заключение изменило его. Он говорил редко. Никогда не смеялся. Когда он шел ощупью по палубе судна, всегда находились руки, готовые помочь ему. После Клауса, Герд больше всех других любил Магистра Вигбольда. Когда тот что-нибудь рассказывал ему, серое худое лицо слепого становилось спокойным и умиротворенным. Магистр был действительно кудесником, он обладал изумительной способностью расширить представления Герда о мире. О больших и могущественных городах юга рассказывал Магистр, про союзы городов, которые значительно отличались по своему устройству от Ганзы и противостояли самым могущественным силам на земле, о ремесленниках - простых гражданах, которые управляли этими городами и добились их необыкновенного расцвета; о восстании против папского могущества в Англии, о свободных фризах, живущих в сказочно прекрасной стране - Фландрии. Все-то он знал и обо всем умел рассказать Герду ясно и понятно. Он умел хорошо ориентироваться в открытом море. Уже не нужно было все время смотреть на звезды. У Магистра была чудесная магнитная игла, плоская и очень легкая. Она плавала на воде и обладала удивительным свойством: ее острие всегда смотрело на север. Если кому-нибудь надо было определить курс корабля, он должен был обратиться к Магистру, прочитать "Отче наш", как тот говорил, и сейчас же получал точный ответ. Теперь при любой погоде, при закрытом облаками небе, уже никто не сбивался с курса. Но Магистр не сказал Герду, что магнитную стрелку изобрели в Китае и что в Европу ее доставил Марко Поло. (Фландрия - историческая область Западной Европы, населенная в большинстве фламандцами. Ныне входит в состав Франции, Бельгии и Голландии.) Магистр же сумел вызвать Герда и на разговор. В один из спокойных вечеров, когда все собрались в каюте Клауса Штертебекера, ели жареную камбалу и пили французское вино, Герд впервые заговорил и поведал о своих ужасных переживаниях в Штральзунде. Медленно, монотонно, бесстрастно вел он рассказ. Часто замолкал. Как один из зачинщиков неудавшегося восстания горожан, которые пытались спасти Германа Хозанга и свергнуть Вульфлама, Герд был приговорен к пожизненному заключению и брошен в темницу восточной башни крепости. Три года руки и ноги у него были в оковах. Превратившись в скелет, полностью обессилев, близкий к сумасшествию, он был брошен в другую темницу, где уже находилось шесть пленников. Это было сделано потому, что слишком много стало узников и слишком мало темниц. От своих товарищей по несчастью Герд узнал, что в городе произошли большие изменения. Оба Вульфлама были изгнаны, а старый Вульфлам - умер. Главою бюргеров стал Карстен Сарнов. Герд даже вскрикнул тогда от радости, ведь Сарнов, как думал Герд, был приверженцем Хозанга и врагом Вульфламов. Он-то уж несомненно освободит из заточения сторонников Хозанга. (Бюргеры - население феодального города, ремесленники и торговцы. Чаще словом "бюргеры", как и в этой книге, обозначается зажиточная часть населения феодального города - купцы, ростовщики, цеховая верхушка.) Но ни о каком освобождении не было и речи. Товарищи по заточению посмеялись над ним и сказали, что Карстен Сарнов не кто иной, как ставленник Вульфлама. Им было известно, что Карстен Сарнов во время народного восстания против тирании Вульфламов спрятал находящегося в городе Вульфа Вульфлама и помог ему бежать. Одного из горожан, который был посвящен в этот план, замучила совесть, он все рассказал и тоже был брошен в подземелье, но уже Сарновым. Герд узнал также, почему его из одиночного заключения перевели сюда. Одна из военных когг города захватила судно витальеров, забрав при этом девяносто шесть пленных. Их заковали в цепи и разместили по разным башням города. Кормили их так, чтобы они медленно умирали с голода. И вот недавно умер в ужасных муках последний из девяноста шести. И к такому наказанию их приговорил Сарнов. В прошлом году тайные агенты Вульфлама подбили народ, недовольный жестоким правлением Сарнова, на восстание. Горожане, все, кто только мог носить оружие, проникли в ратушу, схватили Карстена Сарнова, а вместе с ним и других ратсгеров. А на следующий день Вульф Вульфлам появился в городе и снова стал его господином. Он произнес перед горожанами льстивую речь, всю вину свалил на Карстена Сарнова и впервые предложил им свободно изъявить свою волю, выдав на их суд Сарнова. Карстена Сарнова вывели на торговую площадь, на то самое место, где Вульфламы четвертовали Германа Хозанга, и обезглавили. Вульфламу было чуждо чувство благодарности, в его руках люди были только средством достижения цели. Карстен Сарнов стал ему больше не нужен и потому должен был исчезнуть. Через несколько дней Герд узнал, что его выпустят на свободу, так как кто-то внес за него выкуп в тысячу любекских гульденов. Герд ломал себе голову, кто же он, этот сказочно богатый человек - его избавитель? - Но прошло еще много дней, пока однажды палач вывел меня из темницы, - рассказывал Герд. - "Что, поступил выкуп?" - спросил я. - Палач рассмеялся. Я был так слаб, что от радости упал на землю и заплакал. Палачу пришлось меня вынести. Но вместо освобождения меня затащили в подвал башни, в камеру пыток. Когда я это с ужасом понял, я спросил: "Разве меня не освободят?" - "Конечно", - ответил кто-то. Тут я и увидел, что, опершись о стену, меня молча рассматривает Вульф Вульфлам. Я окончательно пришел в себя и, подойдя к нему, спросил, поступил ли выкуп и когда я буду свободен. Он ответил, что через несколько часов я буду свободен. Но тут же добавил, что для моего освобождения выслана не только тысяча золотых гульденов, но и еще двенадцать пленных ратсгеров, над которыми вдоволь надсмеялись. И что теперь мой покровитель и друг должен получить на это ответ. Но так как еще не все готово, то мне придется несколько подождать. И он сказал правду, через несколько часов я был свободен, - закончил Герд. МОРСКОЕ БРАТСТВО Осенью 1397 года по датскому проливу Зунд шло десять морских судов. Клаус Штертебекер, Михель Гедеке и Магистр Вигбольд направлялись в норвежский ганзейский город Берген. Город этот враждебно относился к ликедеелерам и, несмотря на их предупреждение, укрыл в своих стенах фогта Вульфа Вульфлама. Уже многие годы бороздил Штертебекер воды Балтийского моря. Много судов было разграблено, еще больше патрициев, подобных Вульфламам, были брошены на корм рыбам, но Вульф Вульфлам, последний из ненавистного рода, все никак ему не попадался. От одного пленного ратсгера Штертебекер узнал, что Вульф Вульфлам находится в немецкой конторе Бергена. Корабли ликедеелеров ожидали штормовой погоды, чтобы пройти Зунд, не попав под огонь датских военных когг, - и вот разразилась страшная буря. Темные тучи низко неслись над морем, низвергая потоки дождя, и с одного корабля не было видно другого. Под рев стихии пиратские корабли миновали Копенгаген, с трудом одолели Каттегат и вырвались в Скагеррак. Штормовой ветер, завывая, с чудовищной силой обрушивался на высокие борта. Огромные волны набрасывались на них, вздымали когги на свои гребни и бросали в клокочущую пучину моря. Временами когги были совсем под водой, и над поверхностью оставались только мачты и палубные надстройки - нос и корма. Ни лоскутка паруса - иначе ветер сразу же сломал бы мачты. Матросы, находящиеся на палубе, привязались, чтобы их не смыло за борт. И Клаус Штертебекер, который в такую непогоду никому не хотел доверить руль, был привязан канатом толщиной в руку к румпелю. Когга скрипела и стонала под ударами волн. Словно скорлупка, плясала она на огромных валах. Обшивка трещала, когда штормовой ветер бросал судно с борта на борт, швырял его так, точно хотел разломать на тысячи кусков. В какое-то мгновение Штертебекер испугался, что и судно и команда погибнут: и это в канун его мести! Вульф Вульфлам должен пасть от его меча, тогда, и только тогда буря может отправлять его на дно моря, тогда, и только тогда он готов умереть смертью моряка. Но сейчас... этого не должно случиться! Это бы означало победу несправедливости и насилия. Он впал в отчаяние, когда почувствовал, что корабль не слушается руля. Совсем рядом гигантская волна подбросила "Пенящего" так высоко, что, казалось, его мачты касаются темных, готовых разразиться дождем облаков. Затем когга словно провалилась в пропасть под самым носом у "Тигра". На миг Клаус Штертебекер увидел капитана Михеля Гедеке, привязанного к своему румпелю, тот, приветствуя его, махал рукой и, видимо, что-то кричал и смеялся, длинные мокрые волосы прилипли к его лицу. И тогда Штертебекер поднял руки и закричал свое: - Ахой!.. - и тоже дико расхохотался. "Мы пройдем!" - означал этот смех. "Мы не сдадимся! Мы не откажемся от нашей мести. Мы дойдем до Бергена, мы схватим Вульфа Вульфлама, мы исполним свой долг. Мы еще не одного наглого патриция наколем на меч, как бы ни бесновалось море..." Потом сам Штертебекер оказался в пучине. Повиснув на канате, он осмотрелся и ничего, кроме серой массы воды, вокруг не увидел, и только на гребне волны, словно хрупкая игрушка, мелькнула когга Гедеке. И снова море вздыбилось, подбросило его, а в следующее мгновение "Тигр" летел в пучину с головокружительной высоты. Где же Михель Гедеке? Где его смеющееся дерзкое лицо? Где его "Пенящий", этот неуязвимый корабль? Почему Штертебекера не интересует, где "Рысак" Вигбольда? Где носится "Кошка", которой правит Киндербас? Где остальные шесть когг? Мысли Клауса Штертебекера только о корабле Гедеке: никто так ловко и уверенно не может бороться с коварством Скагеррака. И Клаусу был просто необходим ликующий, вызывающий смех Гедеке - лучшего из всех мореходов. Погружается "Тигр" в водяную пропасть, над ним, на гребне другой волны, возникает "Пенящий". Так и шли они - то проваливаясь, от взлетая, то вверх, то вниз, а кругом - кипящий водоворот, свист и завывание штормового ветра под темной крышей грозных черных туч... "Грохочи, реви буря, оглушай! Бушуйте волны!.. Разверзайтесь тучи!.. Пусть сольются вода и небо... Пусть наши корабли бросает то в преисподнюю, то в небеса!!! Мы пробьемся! Мы пройдем!.. Мы будем в Норвегии!.. Будем!.. Мы придем!.. Ахой, "Пенящий море"!.. Ахой, "Морской тигр"!.. Ахой, "Морской рысак"!.. Ахой, "Морская кошка"!.. На Берген!.. Пройдем Скагеррак!" Проштормовав шесть дней в Скагерраке, когги ликедеелеров достигли Бергена. Их было только девять. Одна когга потерялась или погибла. Море было спокойно и приветливо, как будто бы оно никогда и не бушевало. Ласковое солнце сияло на небе, как будто бы и знать не знало о тучах и ливнях. Скалистое побережье Южной Норвегии изрезано глубоко вдающимися в сушу заливами, называемыми фиордами. К одному из таких фиордов направились корабли Штертебекера. В глубине его, словно венец, был отчетливо виден город Берген. Прежде чем напасть на Берген, пираты собрались на последний совет. Магистр заговорил о том, что город нужно сохранить, но Клаус Штертебекер не хотел и слышать об этом. Здесь находилась одна из богатейших контор Ганзы, а этот союз был их врагом: города Ганзы сделали Вульфлама своим доверенным лицом, морскому братству ликедеелеров они объявили беспощадную войну. Города Ганзы были повинны в том, что Карстен Сарнов морил голодом в Штральзунде пленных витальеров. Патриции ганзейских городов только прятались за спину Вульфлама: он был плоть от плоти их, и все они были подобны ему. Борьба против Вульфлама была борьбой против ганзейских патрициев, возглавляемых им. - Берген должен быть разрушен! - сказал Клаус Штертебекер. - Добыча будет богатой, но я отказываюсь от своей доли, мне нужен только Вульф Вульфлам. Пусть этот изверг встанет на колени перед Гердом, целует его ноги и просит о милости. И мы высечем его, как сек он невиновных, переломаем ему кости! Голове этого зверя место на бушприте "Морского тигра" рядом с головой его братца. На следующий день рано утром пиратские суда вошли в глубь фиорда. В короткой схватке они потопили три когги и два сторожевых судна, пытавшихся преградить им путь. Пираты высадились за королевской твердыней Бергенхус, у Тискебригген - Немецкого моста, с налета сломили сопротивление торговцев и их слуг, и понеслись по узким извилистым переулкам гавани, сея смерть и пожары. Тут до Клауса Штертебекера дошел слух, что Вульф Вульфлам находится в Бергенхусе, в королевском замке. С небольшой группой моряков с "Тигра" Штертебекер бросился к расположенному у входа в фиорд замку. Отряд латников, превосходящий пиратов и числом и вооружением, выступил им навстречу. Штертебекер так стремительно ринулся на них, что они заколебались и стали отступать под решительным натиском. В завязавшейся схватке латники не успели поднять мост и запереть ворота, борьба разгорелась внутри замка... - Вульф Вульфлам!.. Мерзавец!.. Убийца! Изверг!.. Отвечай за свои дела!.. Выходи на честный поединок!.. Не прячься, как трусливая баба!.. Вульф Вульфлам!.. Вульф Вульфлам! - кричал Клаус Штертебекер, перебегая из одного зала в другой. Остатки ганзейских латников были выбиты из тронного зала. На стенах крепости и на крутых утесах еще продолжались последние схватки. Далеко внизу плескалось море. Среди десятка наиболее отважных латников был и Вульф Вульфлам. Он хорошо знал, кто его преследует, и решил не сдаваться живым своему врагу. Его слугам придется оставить замок; с храбростью отчаяния они будут обороняться на мощном утесе, который трудно взять, но легко защитить. Пираты установили арбалеты у подножия утеса и стреляли по ганзейским латникам, засевшим на его вершине: на открытой площадке они были хорошей мишенью. Появился Клаус Штертебекер. - Вульфлам! Где прячется Вульфлам? - закричал он, пробегая через дворик замка, и тут увидел схватку на утесе и своего врага. Тотчас же Штертебекер приказал своим прекратить стрельбу. Уже только четверо латников и Вульфлам оставались на вершине утеса. Штертебекер крикнул латникам, что гарантирует им жизнь и свободу, если они выдадут живым Вульфа Вульфлама. Бывший бургомистр и хозяин города Штральзунда, почти шестидесятилетний богатырь мрачно взглянул на своего недруга. Он знал, что тот многие годы ищет встречи с ним и искал его на каждом захваченном корабле; он знал, что это его смертельный враг и что его ждет судьба его брата Вульвекена. Спасения не было. Смерть! Так умирай, последний отпрыск Вульфламов, умирай, как мужчина! Вульф Вульфлам посмотрел на четырех латников, которые, отойдя от него, о чем-то шептались. Один из них повернулся к Вульфламу и просительно произнес: - Господин, нас четверо... И если мы... Больше он сказать ничего не успел. Вульфлам сразил его страшным ударом меча. Остальные трое кинулись на него. Он отразил несколько ударов, но вдруг отбросил меч, подбежал к краю утеса и бросился в море. Клаус Штертебекер, затаив дыхание, смотрел на происходящее и, не успев вмешаться, закричал от ярости и негодования - последний Вульфлам ушел от его мести, сам ушел в небытие. В безумной ярости он ревел, что нужно поджечь город со всех четырех сторон, не оставить ни одного дома, носился с обнаженным мечом по улицам и крушил все, что попадалось ему на пути. В борьбе за Берген был тяжело ранен Киндербас. Стрелой из арбалета ему пробило колено. На улицах города все еще продолжалась борьба, а он лежал в своей каюте, скрипя зубами от невыносимой боли. Если бы он только мог подняться, то выполз бы на палубу корабля и бросился бы за борт; он чувствовал, что нога потеряна, а без нее он уже не сможет командовать коггой, быть же обузой для товарищей он не хотел. Два дня и две ночи мучался Киндербас от страшной боли. Как только Штертебекер узнал о ранении друга, он приказал доставить его на "Тигр". Там была хорошо известная всему флоту операционная и ученый врач по имени Колле Адамс, который с исключительным искусством владел ножом. Колле Адамс становился врачом только после боя, во время сражения он, как и все, действовал тесаком. То, что Штертебекер держал на борту врача, было не совсем обычно, потому что тяжелораненых пиратов сбрасывали в море, если они сами не могли выброситься за борт. На "Тигре" же теперь лечили всех раненых, кроме врагов. Киндербаса внесли в низкое помещение. Воздух тут был затхлый и спертый. На стенах, как и в крюйт-камере, висело различного рода "оружие": ножи, топоры и пилы. На небольшой деревянной подставке стоял какой-то ушат, рядом лежали куски льняной ткани. В углу стояла жаровня. Больше в помещении не было ничего, кроме деревянных нар, на которых лежал больной. После боя доктору Колле Адамсу частенько находилась работа. А он занимался только наиболее тяжелыми случаями: производил ампутации, глубокие раны очищал прижиганием. Делал он это с удивительной ловкостью и пользовался у благодарных матросов величайшим уважением. Состояние Киндербаса было не тяжелее, чем у дюжины других моряков. Нога была потеряна, и ее предстояло ампутировать, рана уже начинала гноиться. Доктор Адамс подвязал кожаный фартук и точил нож. При этом он шутил с Киндербасом, который следил за его приготовлениями, называл его будущим Хромоногим капитаном, утешал его тем, что, по крайней мере, одну-то ногу он ему оставит. Доктор был так спокоен, что и Киндербас немного приободрился, несмотря на свое отчаяние. Во время операции он не терял сознания. Ногу ему отняли выше колена, и скоро он впал в глубокое забытье, от которого очнулся только, когда, уже перевязанный, лежал в своей каюте. Штертебекер навестил его, когда тот немного набрался сил. - Ну, Клаус, теперь я поправлюсь, и мне придется уйти с корабля, не правда ли? - спросил Киндербас. - Одноногие моряки нам ни к чему. Я отправлюсь в Гамбург или Бремен и стану разведчиком, хорошо? Ты разрешишь мне? - Киндербас! - возразил Клаус Штертебекер. - Ты останешься с нами. Нам нельзя лишаться такого капитана, как ты. - С одной ногой, Клаус! - Я знал рулевого, у которого тоже была одна нога. "Одноногий рулевой" - называли мы его. У него была деревянная нога, и при этом он твердо стоял у руля, как и всякий другой рулевой, потому что он сделал в палубе дыру как раз такого размера, чтобы в нее входила его деревянная нога. Как вросший стоял он у руля, никакой ветер, никакая непогода не могли его сдвинуть с места. Киндербас искал руку друга. - Клаус! - прошептал он. - Спасибо тебе. Я буду таким же Одноногим рулевым. - Нет, капитаном Деревянная нога! - смеясь сказал Штертебекер, нагнулся и обнял его. - Киндербас, старина, ты верный друг, ты получил новое имя. Киндербас тебе давно не подходит. Отныне ты капитан Деревянная нога. Разгромив Берген, ликедеелеры на четырнадцати кораблях двинулись в Северное море, чтобы вести там каперство против ганзейцев, идущих в Англию. Настроение на кораблях было радостное. Добыча была богатой: корабельные помещения были заполнены всевозможными ценностями. Каждый день для моряков был праздником; они угощались, пили и лихо распевали свою песню: С волков овечьи шкуры снять, Из тайных теплых мест изгнать... Клаус Штертебекер не принимал участия в этих бесконечных праздниках. За последнее время он очень постарел. Его все еще пышные светлые волосы заметно поседели. Вокруг глаз и рта залегли морщины, и взгляд его был мрачен и задумчив. Конечно, он мог считать себя победителем. То, чего он хотел добиться, было достигнуто: Вульфламы были уничтожены, Хозанг, Свен, Герд и восемь олдерменов - отомщены. И все же он не был удовлетворен. С патрициями из рода Вульфламов было покончено, но в городах господствовали другие вульфламы, они хозяйничали так же, как и те, и так же притесняли горожан. "Может быть, мое место среди ремесленников и плебеев, которые борются за демократические свободы, за свои права? - мучительно размышлял Штертебекер. - А я оказался в стороне, словно отверженный; в одиночку борюсь с целым миром на свой страх и риск, хотя повсюду есть союзники против общих врагов". Такие мысли чуть теплились в глубине, они еще не приобрели четкости, были не вполне ясны. И он страдал, не находя выхода. Когда он думал, как бы помочь бедным и нищим, как бы помочь горожанам в борьбе, он вспоминал о Германе Хозанге, который выступал вместе с народом. И невольно тут же вспоминал лживого и трусливого "представителя народа" Карстена Сарнова... Одно за другим наплывали воспоминания... Он видел себя идущим по рынку в Висмаре, видел народ, крестьян и горожан, "ученого доктора" Ангеликуса, который оказался шарлатаном и мошенником; смерть на костре странствующего торговца Йозефуса, который считал всех людей злыми и глупыми. Клаус Штертебекер смотрел с кормы "Тигра" на флот, который он вел. На его кораблях не было господ и рабов, бедных и богатых, все имели равные права, равную долю в добыче, при равном участии в бою, но и обязанности всех были равны. Витальеры были наемники, ликедеелеры - свободные моряки; один стоял за всех и все за одного. Штертебекер добился, чтобы каждый изувеченный в честном бою мо