и меня утешает лишь одна мысль,
что я обниму тебя, твой бессмертный дух, в лучшем мире. Тебе мой последний
поцелуй, к тебе стремится моя последняя мысль, последнее биение сердца
                                                         твоего Спартака".

   Окончив читать, Валерия поднесла письмо к губам и громко зарыдала.
   - Мама, почему ты так плачешь? - печально спросила девочка.
   - Бедное  дитя  мое!  -  воскликнула Валерия  прерывающимся от  рыдания
голосом,  лаская белокурую кудрявую головку Постумии;  и,  глядя на  нее с
невыразимой нежностью,  сказала: - Ничего! Ничего со мной не случилось! Не
огорчайся, дитя мое!
   Она привлекла к  себе девочку и,  обливаясь слезами,  покрыла ее  лобик
поцелуями.
   - С  тобой ничего не случилось,  а ты плачешь?  -  с упреком сказала ей
Постумия.  -  Когда я плачу,  ты говоришь,  что я нехорошая!  А теперь ты,
мама, нехорошая!
   - О,  не говори так,  не говори!..  -  воскликнула бедная женщина,  еще
горячее лаская и целуя ребенка.  - О, если бы ты знала, как ты делаешь мне
больно, дитя мое!..
   - А когда ты плачешь, мне тоже больно!
   - О родная моя,  как ты мне дорога и как ты жестока ко мне,  отныне моя
единственная, чистая любовь!
   И  с  этими  словами несчастная, снова поцеловав письмо, спрятала его у
себя  на  груди;  она  протянула  руки  к Постумии и посадила ее к себе на
колени,  стараясь  удержать  свои  слезы;  целуя,  лаская  и  гладя волосы
девочки, она сказала:
   - Ты права,  моя малютка, я была нехорошей... но теперь этого не будет.
Я буду думать только о тебе и буду крепко-крепко любить тебя, моя девочка,
очень крепко. А ты будешь любить свою маму?
   - Да, да, всегда, всегда, очень, очень крепко!
   Постумия  приподняла  головку,  обвила  своими  ручонками  шею матери и
начала  горячо  целовать  ее. Затем девочка снова принялась гладить своими
ручками урну.
   В конклаве наступила тишина.
   Вдруг Постумия спросила у матери:
   - Скажи мне, мама, что там внутри?
   Глаза  Валерии  наполнились  слезами;  скорбно  подняв  их  к небу, она
воскликнула:
   - О бедная моя крошка!..
   Через   минуту,   с   трудом  сдерживая  слезы,  она  дрожащим  голосом
промолвила:
   - В этой урне, моя бедняжка, прах твоего отца!
   И снова зарыдала.

      1874