ов она сломит упорство девушки. Марго отправилась в свою комнату и легла на кровать; ее глаза были сухими, но душу переполняла грусть. - Я не сделаю этого! Не сделаю! - Повторяла она, обращаясь к самой себе. Но Марго не могла выбросить из памяти холодные глаза матери; она знала, что желания Катрин всегда осуществляются. От Катрин потекли письма в Ла Рошель, бастион Жанны. "Вы должны приехать ко двору, - писала королева-мать. - Я очень хочу видеть вас. Привезите ваших детей - они дороги мне, как мои собственные. Уверяю вас - ни вам, ни им никто не причинит вреда". Жанна думала о тех годах, когда ее любимый сын удерживался вдали от матери. Неужто она позволит ему снова шагнуть в ловушку? Она не могла забыть то, что произошло с Антуаном. Он был ее дорогим любящим мужем; семейная жизнь приносила им радость; затем однажды пришел вызов ко двору; Антуан уехал, и вскоре появились недобрые слухи; он быстро поддался обаянию Прекрасной Распутницы, чего и хотела Катрин. После этого он даже поменял веру. Казалось, будто клыки змеи вонзились в него, но не для того, чтобы убить, а чтобы отравить особым ядом, который Катрин приберегала для слабых людей. Генрих, сын Жанны, был молод и слишком восприимчив к чарам красивых женщин. Катрин, несомненно, собиралась проделать с ним то же самое, что и с его отцом. Жанна села и написала письмо королеве-матери. Мадам, вы сообщили, что хотите видеть нас без всякого злого умысла. Извините меня за то, что, прочитав ваше письмо, я испытала желание засмеяться. Вы пытаетесь устранить страх, который я никогда не испытывала. Я не верю в то, что вы едите младенцев... как говорят о вас люди. Катрин читала и перечитывала это письмо. Они были врагами - она и королева Наварры - со дня их знакомства. Катрин всегда ощущала смутную ненависть этой женщины, выходившую за пределы обычного раздражения, вызванного несходством их характеров. Катрин всегда испытывала тревогу, думая о Жанне. Она хотела видеть ее мертвой; в любом случае Жанна входила в число людей, устранения которых желал герцог Альва. Она была опасна, ее кончина, несомненно, обрадует короля Испании. "Я не верю в то, что вы едите младенцев... как говорят о вас люди". Возможно, когда-нибудь Жанна поймет, что репутация Катрин вполне заслуженна. Еще не время. Жанна Наваррская должна подписать брачное соглашение, поскольку она является опекуном сына. Что ж, эта наживка - брак ее Генриха с принцессой рода Валуа, сестрой короля, дочерью королевы-матери, - способна привести Жанну ко двору. Она может привлечь даже благочестивую королеву Наварры. Но Жанна колебалась. Она ссылалась в письме на религиозные проблемы. "Мадам, - отвечала Катрин, - их-то мы и должны обсудить при встрече. Я уверена, что мы придем к приемлемому соглашению". "Мадам, - писала Жанна, - я слышала, что папский легат находится в Блуа. Вы понимаете, что я не могу посетить двор, пока он там". Это было правдой. Его послал папа; боясь брака между гугенотом Генрихом Наваррским и принцессой-католичкой, он снова предлагал в мужья Марго Себастиана Португальского. Но сейчас Катрин страстно желала войны с Испанией; она была заворожена мечтой о французской империи, хотела, чтобы Колиньи привел Францию к победе. Брак Генриха Наваррского и Марго поможет ей заставить католиков и гугенотов сражаться вместе против испанцев. "Тогда приезжайте в Шенонсо, дорогая кузина, - предложила она Жанне. - Мы встретимся там и поговорим по душам. Захватите с собой вашего дорогого сына. Я жажду обнять его". По ночам Жанну преследовали тревожные сны, в которых постоянно фигурировала королева-мать. Жанне казалось, что сами слова Катрин выдают ее недобрые намерения. Она "жаждет обнять" Генриха. Она имела в виду, что она хочет отнять его у матери, втянуть в порочную жизнь двора, подослать к нему своих сирен... превратить Генриха в марионетку, как она сделала с Антуаном. Но брак с французской принцессой весьма заманчив. Жанна подумала о туманном будущем. Если Господь пожелает, чтобы все сыновья Катрин умерли, не оставив наследников, Генрих Наваррский окажется возле трона, и принцесса Валуа, его жена, повысит шансы супруга стать королем. Наконец Жанна отправилась ко двору - правда, без Генриха. Вместо него она взяла свою дочь Катрин. Перед отъездом она предостерегла Генриха: "Какие бы письма ни прислала королева-мать и какие бы приказы она ни отдавала, не реагируй на них. Не делай ничего, пока не получишь весточки от меня". Генрих поцеловал мать на прощание. Он был рад возможности остаться, потому что он наслаждался чудесной любовной связью с дочерью простого человека; он не хотел покидать ее объятия ради злючки Марго. Марго одевалась перед встречей королевы Наваррской. - Эта пуританка! - говорила она своим женщинам. - Гугенотка! Я презираю их обоих - Жанну и ее сына! Она накрасила лицо; надела платье из алого бархата с большим вырезом, обнажавшим бюст. Она хотела сделать все, чтобы строгая Жанна поскорее отправилась восвояси. Катрин бросила на дочь недовольный взгляд, но уже не было времени отправить ее назад, чтобы она изменила свою внешность. А когда Катрин увидела, что Жанна прибыла без сына, она перестала возмущаться вызывающим видом Марго. Жанна низко поклонилась; женщины обменялись формальными поцелуями. Катрин коснулась подбородка своей маленькой тезки и подняла вверх личико девочки. - Моя дорогая крестная дочь! Я счастлива видеть тебя при дворе, хотя я сильно сожалею об отсутствии твоего брата. Катрин решила не обсуждать вопросы, которые привели Жанну ко двору, до окончания всех церемоний. Королеву-мать забавляло отвращение Жанны к придворным манерам и раскованности женщин, ее восприятие будущей невестки; хитрая Марго изо всех сил старалась произвести на Жанну дурное впечатление с помощью экстравагантных нарядов и вольного обращения с кавалерами. Катрин мысленно смеялась. Она знала, что гугенотка Жанна была в душе тщеславной матерью и, несмотря на всю свою набожность, не могла устоять против столь лестного для сына брака. Жан на согласится вынести многое, чтобы приблизить Генриха на шаг к трону. Следующие недели были мучительными для Жанны, но весьма приятными для Катрин, которой нравилось сердить своего врага. Это не составляло большого труда. Королева Наварры славилась своей прямотой. Она призналась, что ей не по душе распутство двора, маскарады и спектакли, которые устраивались здесь. Катрин сказала Жанне, что все это организовано в ее честь. Из пьес ставились только комедии - Катрин находила трагедии слишком тяжелыми или непристойными. Королева-мать и Марго вдвоем наблюдали с затаенной усмешкой за тем, какое воздействие эти зрелища оказывают на королеву Наварры. Не одну неделю Катрин уговаривала Жанну послать за ее сыном; Жанна твердо отказывалась сделать это. Более того, она не скрывала своего раздражения тем, что Катрин воздерживалась от обсуждения вопроса, который привел Жанну ко двору; она не таила свое недоверие к Катрин. Королева-мать, замечая это, спокойно улыбалась; ее безмятежность настораживала Жанну еще сильнее. - Вашему сыну придется жить при дворе, - сказала наконец Катрин. - Пожалуй, мы не сможем позволить ему отправлять религиозные обряды по обычаям гугенотов. - Но некоторые люди делают это здесь. - Ваш сын станет членом королевского дома... его будущая жена - католичка. И когда принцесса Маргарита приедет в Беарн, она должна будет ходить к мессе. Несколько раз Жанна уже была готова покинуть двор ни с чем; наконец она поняла, что королева-мать желает этого брака, просто вредный характер заставляет ее дразнить королеву Наварры. "Я не знаю, как мне удается терпеть эти мучения, - писала Жанна сыну. - Мне не позволяют оставаться наедине с кем-либо, кроме королевы-матери, а ей нравится изводить меня. Она постоянно насмехается надо мной. Этот двор повергает меня в дрожь. Нигде нет такого распутства. Король в этом не виноват; его любовница живет во дворце в отдельных покоях; он рано покидает общество якобы для того, чтобы поработать над книгой, которую пишет. Но все знают, что он проводит время с любовницей. Другие ведут себя менее скромно". Между Жанной и Марго состоялось одна приватная беседа. Девушка держалась холодно и высокомерно она не выражала желания вступать в этот брак. - Как бы ты отнеслась, - с надеждой спросила Жанна, - к изменению твоей религии? - Я воспитана в католической вере, - ответила принцесса, и не собираюсь отказываться от нее. Даже ради величайшего монарха мира, - с вызовом добавила она. - Я слышала другое, - рассерженно сказала Жанна. - Похоже, меня привела ко двору ложная информация. Жанне постоянно давали ощущать лицемерие двора. Эти люди скрывали свои истинные чувства и мысли. Они были лишены искренности. Они пугали Жанну, потому что она знала, что за их улыбками скрывается враждебность. Колиньи мало чем мог помочь ей. Он был поглощен своей дружбой с королем, планами завоевания Испании и распространения религии гугенотов. Жанна видела, что он излишне доверчив. Катрин наблюдала за событиями, происходившими вне двора, и одновременно играла с Жанной. Де Гизы поднимали головы. В их недовольстве присутствовал личный элемент. Они считали Колиньи убийцей герцога Франциска и хотели, чтобы Марго вышла замуж за герцога Генриха. Они вступили в сговор с Испанией. Проклятая семья! - думала Катрин. Они постоянно присутствовали в ее жизни, рушили ее планы. Франция была истощена гражданской войной; Испания оставалась сильной. К Катрин вернулся страх перед Филиппом, который никогда не покидал ее надолго. Она знала, что рано или поздно его придется умиротворить. О чем он думает в своем мадридском дворце? Его шпионы, конечно, пристально следят за ней. Они сообщили Филиппу, что Колиньи находится при дворе и что королева-мать готовит бракосочетание дочери с наваррским еретиком! Катрин было ясно - она должна показать Филиппу, что, несмотря на все это, она остается его другом. Слушая Жанну, споря с ней, дразня ее, Катрин начала строить планы. Ей придется принести в жертву королю Испании важную фигуру, выполнить первый пункт пакта, заключенного с Альвой в Байонне. Конечно, она всегда испытывала неприязнь к Жанне. Сознавала, что ее существование сулит королеве-матери одни неприятности. Филипп обрадуется устранению этой женщины. Он увидит, что королева-мать - его союзница. Во время разговоров с Жанной мысли Катрин блуждали далеко от брачного соглашения. Она видела его подписанным, Генриха Наваррского - обрученным с Марго и живущим при дворе. За этим последует конец Жанны Наваррской. Руджери? Они слишком трусливы. Лучше всего подойдет Рене. Она должна добиться подписания соглашения, связать принца, сделать брак возможным. После этого она сможет дать ход ее планам, связанным с войной против Испании; бдительность Филиппа будет притуплена ликвидацией женщины, которую он считал своим смертельным врагом. На этом этапе Карл окажется полезен. Он должен распространить свою дружбу с Колиньи на королеву Наварры. Катрин проводила много времени с королем, объясняя ему роль, которую он должен сыграть. Его стали часто видеть с Жанной; он называл ее своей дорогой тетей. Говорил ей о его любви к Колиньи. Он успешно подавил страх Жанны. - Если возникнут проблемы с папой, - сказал Карл, - мы выдадим Марго замуж, заключив светский брак. В конце концов Жанна Наваррская подписала соглашение о женитьбе сына на принцессе Марго; Катрин получила возможность дать ход ее планам. Двор переехал в Париж; Жанна Наваррская также отправилась туда. - Необходимо подготовиться к свадьбе, - сказала Катрин, - и вы сможете насладиться всем, что способен предложить вам Париж. Я отведу вас к моим лучшим портным, перчаточникам и парфюмерам. Жанна подавила недобрые предчувствия и поехала в столицу. Колиньи заверил Жанну, что партию гугенотов ждет новый расцвет, что она может не сомневаться в верности сына их религии. Она должна понимать, что, несмотря на свою любовь к удовольствиям, Генрих сильнее отца. Катрин радовалась возвращению в любимый ею Париж. Она испытывала бодрящее волнение, покидая дворец через потайную дверь с платком на голове, входя в лавку, расположенную на набережной напротив Лувра. Рене тотчас узнал ее. Он обрадовался тому, что она пришла именно к нему. Он давно считал братьев Руджери своими соперниками. Она попросила провести ее в тайную комнату; он сделал это немедленно. - Господин Рене, - сказала Катрин, сняв платок и обретя достоинство королевы, - у меня есть для вас поручение. Вы должны ответить мне, готовы ли вы выполнить его. - Больше всего на свете, мадам, - сказал он, - я хочу служить вашему Величеству. - Не торопитесь соглашаться, мой друг. Речь идет о человеке весьма высокого положения. Она пристально посмотрела на Рене; ни один мускул не дрогнул на его лице. - Он должен быть устранен быстро и искусно. Возможны подозрения, как ловко бы вы ни действовали. Вероятно, состоится вскрытие. Я не хочу, чтобы вы брались за это, не обдумав возможные последствия. Я пришла к вам потому, что считаю вас более смелым, чем ваши коллеги. - Мадам, я буду смелым ради вас. - Как продвигаются ваши эксперименты, месье Рене? - Весьма успешно, мадам. Я располагаю веществом, которое проникает в организм с воздухом через нос или поры. - Это не слишком ново. - Ваше Величество, этот яд через несколько дней после его вдыхания полностью разлагается в теле жертвы; он усугубляет любую болезнь, которой может страдать человек, так что при вскрытии все выглядит так, словно жертва умерла от естественного недуга. - Как интересно, месье Рене. А если объект абсолютно здоров, что тогда? - Он все равно умрет, но установить причину не удастся никому. - Это само по себе способно насторожить. Скажите, вы проверяли эффективность и надежность вещества? - Я похоронил четырех служанок. - Как быстро наступала смерть? - Через несколько дней. За исключением одного случая, мадам. Девушка, страдавшая язвой, скончалась мгновенно. - Значит, вы твердо считаете, что можно положиться на это средство? - Абсолютно, мадам. - Оно кажется похожим на вашу Аква Тафана. - Верно, мадам. Но это вещество не оставляет следов. - Расскажите мне, как вы получили его. Вы знаете, что меня интересуют такие вещи. - Это сложный процесс, мадам. Он чем-то сходен с процессом создания нашего "жабьего яда". - Мышьяк - один из наиболее опасных ядов, не разрушающий органы человека. В случае посмертного вскрытия... - Но это новое вещество не содержит мышьяка. Оно похоже на "жабий яд" только на первых стадиях приготовления. Я даю мышьяк жабам и через некоторое время после их смерти экстрагирую телесные соки. Они содержат мышьяк и трупные яды. Затем я отделяю мышьяк. Это еще не все. Подробности процесса утомят вас, он сложен и долог. Катрин засмеялась. - Храните ваши секреты, господин Рене. Я понимаю вас. Почему результатами ваших экспериментов должны пользоваться другие? - Если вы пройдете в мою лабораторию, Ваше Величество, я покажу вам готовое вещество. Катрин встала и проследовала за Рене по нескольким темным коридорам в подвал. В большой печи горел огонь; дым уходил наружу через трубу, вделанную в стену. На лавках лежали скелеты животных, на стенах были нарисованы кабалистические знаки. Катрин хорошо знала орудия производства, служившие таким людям, как Рене и Руджери. Она с интересом смотрела на бутылочки, содержавшие разноцветные жидкости, и коробочки с таинственными порошками. Рене взял сосуд с ярко-зеленым раствором и показал его Катрин. - Это, мадам, - самый ценный и смертоносный яд из всех, какие существуют на земле. Им можно пропитать какой-нибудь предмет - перчатку, воротник, украшение, изделие вберет в себя жидкость и почти мгновенно высохнет. Яд останется в ткани до тех пор, пока температура предмета не повысится. Тепло человеческого тела вытянет яд из предмета в виде паров, которые проникнут в организм через кожные поры. Катрин кивнула. Услышанное не слишком изумило ее. Соотечественники королевы-матери были самыми искусными отравителями в мире. Они ревностно берегли свои секреты, говорили, что кое-кто из них уносил эти тайны в могилу, не желая делиться ими ни с кем. Катрин была готова поверить в любые свойства нового яда. За годы, проведенные на родине, она узнала, что итальянские алхимики способны изготовлять яды, действие которых могло показаться невероятным людям из других частей света. - Это хорошо, что вы так уверены в своем изобретении, господин Рене, - сказала она, - потому что смерть высокопоставленного лица порождает подозрения. Если состоится вскрытие и яд будет обнаружен, кто-то может вспомнить, что я посещала вашу лавку. - Верно, мадам. Но я верю в мою продукцию. Я испытал вещество. Более того, я готов отдать жизнь, чтобы послужить Вашему Величеству. Катрин улыбнулась. - Я не забуду о вас, господин Рене. Если та дама придет сюда купить перчатки, воротник или украшение, вы сможете, пока она находится здесь, обработать ядом то, что она выберет... и отдать это ей? - Смогу, мадам. - Самое простое - это перчатки. Теперь послушайте. Она прилет за перчатками. Вы покажете ей лучшие образцы; когда она сделает выбор, вы обработаете эту пару. Чтобы она надела их немедленно, вы поможете ей испачкать те, в которых она явится сюда. Вы, несомненно, найдете подходящий способ. Пусть она оставит их вам для чистки. Она должна уйти от вас в новых перчатках. Я не хочу, чтобы они попали в чужие руки. - Все произойдет, как вы желаете, мадам. - Хорошо. Я хотела бы получить немного этого яда... для моей коллекции. - Мадам, это опасно. Вещество еще находится в форме, не предназначенной для хранения. Когда я доработаю его, я передам вам весь мой запас. Катрин еле заметно улыбнулась. Она понимала Рене. Он не хотел терять свою монополию на столь ценное изобретение. Надев платок, она вышла на улицу. Пока что все складывалось удачно. Королева Наваррская заболела. Она лежала в своей комнате. Жанна не могла понять причину внезапной слабости, охватившей ее. Она прекрасно провела день, выбирая туалеты, необходимые для бракосочетания. Она не слишком сильно интересовалась нарядами, но не хотела показаться элегантным парижанам безвкусно одетой женщиной. Она купила круглый плоеный воротник и перчатки. Катрин посоветовала ей, куда следует сходить, она проводила ее в некоторые места. Наконец Жанна попала к перчаточнику и парфюмеру, лавка которого находилась напротив Лувра. Там она приобрела восхитительную пару перчаток того фасона, который был в моде при дворе. Она надела их сразу же, потому что с ее старыми произошел незначительный инцидент, и вернулась во дворец. И тут она испытала странную слабость, ее затошнило. Сильная боль в груди вынудила Жанну лечь на кровать. Она не смогла пойти на банкет; ночью ее охватил жар; ей было трудно шевелить конечностями, к утру они совсем утратили подвижность. Она задыхалась, боль в груди усилилась, стала невыносимой. Ее покои во дворце Конде заполнились встревоженными гугенотами - мужчинами и женщинами. У постели Жанны находились лучшие врачи страны, но они не могли понять странную природу болезни. Катрин прислала своих докторов. "Умоляю вас, - сказала королева-мать - не жалейте усилий, чтобы спасти жизнь королевы Наварры. Будет ужасно, если она умрет сейчас, когда подготовка к бракосочетанию идет полным ходом в столь дружественной обстановке". Жанна попросила привести к ней Колиньи. Ее сознание затуманилось, но она чувствовала, что должна многое сказать ему. Она знала, что Колиньи и делу гугенотов угрожает серьезная опасность. Она помнила, что ее сын подслушал нечто важное в галерее Байонна, но подробности ускользали из ее слабеющей памяти. Она знала, что умирает. - Ваши молитвы не помогут мне. Я покоряюсь священной воле Господа, принимая любую беду как наказание Любящего Отца. Я никогда не боялась смерти. Я сожалею лишь о том, что вынуждена оставить моих детей одних. Они еще юны и не способны защититься от многих опасностей. Жанна попросила их перестать плакать. - Стоит ли делать это? - спросила она. - Вы видели, какими горестными были мои последние годы. Господь сжалился надо мной; теперь он зовет меня к себе, к радостям неземной жизни. Она хотела, чтобы смерть поскорее избавила ее от телесных страданий. Но она думала о детях: о сыне Генрихе, нуждавшемся в руководстве, о дорогой Катрин, которая была так мала. Что станется с ними? Катрин должна вернуться в Беарн. Жанна настаивала на этом. - Пожалуйста, пожалуйста, - кричала она в те мгновения, когда сознание полностью возвращалось к ней, - отправьте мою маленькую дочь домой... подальше от этого развратного двора. Она заговорила о скором браке сына; Катрин, стоявшая у ее кровати, сказала: - Отдохните, моя дорогая наваррская сестра. Не тревожьтесь о ваших детях. Я стану для них матерью. Женитьба вашего Генриха сделает его моим сыном... я - крестная мать вашей дочери. Катрин коснулась губами влажного лба своего врага. Она всегда ненавидела эту женщину. Теперь Жанна умирала. Королева Наваррская всегда боролась против Катрин; теперь несчастная обессилевшая женщина умирала, теряя все свои земные владения и желания. Королева-мать торжествовала. Принцесса Марго смотрела на печальную картину; комната мало походила на покои, где умирала королева. Здесь не было лампад, священников, не совершались католические обряды, соответствующие случаю. Девушка поглядела на лица присутствующих; она перевела взгляд с умирающей королевы на женщину с полным бледным лицом и большими ничего не выражающими глазами; тонкая белая рука Катрин периодически вытирала слезы. Марго вздрогнула. Смерть ужасна, но девушка боялась ее меньше, чем женщины в черном, державшейся с таким спокойствием и величественной скорбью. - Королевы Наварры умерла! - шептали на улицах. - Говорят, она заходила к Рене... перчаточнику королевы-матери. Люди, посещавшие ранее Рене... теряли здоровье, их зубы становились хрупкими, как стекло, быстро крошились... их кожа дряхлела... а затем они умирали. - Королеву Наварры отравили! Большинство парижан исповедовали католицизм и поэтому должны были видеть в королеве Наваррской врага; однако людям не хотелось думать, что ее заманили в их город, чтобы умертвить. - Это дело рук той женщины! - бормотали на рынке, улицах, набережных. - Итальянка взялась за старое. Ведь королева Наваррская была у ее личного перчаточника. Парижане обратили свои полные ужаса глаза в сторону окон Лувра; они шептались; презрительно плевали; особенно часто они произносили имя "Итальянка" - Катрин де Медичи. "Итальянка! Итальянка!" - шептали они. Итальянцы прославились как искусные отравители; слово "итальянец" стало синонимом слова "отравитель". Де Гизы поспешили ко двору. Королева Наварры умерла. Одним врагом стало меньше. Возможно, королева-мать, проявляя расположение к гугенотам, вела свою очередную коварную игру. Марго наблюдала за тем, как Гизы въехали во двор; возглавлявший кавалькаду Генрих за время своего отсутствия похорошел еще сильнее. Она устала сопротивляться. Скоро ее отдадут этому наваррскому дикарю. Она представила, как он ласкает ее своими грубыми руками, и тоска по Генриху де Гизу стала невыносимой. Она встретила его как бы случайно в одном из тускло освещенных коридоров возле ее покоев. Он остановился и посмотрел на девушку. Она попыталась отвернуться, но он быстро шагнул вперед и схватил ее; Марго внезапно вспомнила жар их поцелуев. - Марго, - прошептал он нежным голосом, дрогнувшим от волнения. - Генрих... меня выдают замуж... за Наваррца. - Знаю, моя любимая, моя дорогая. - Я не соглашусь, - всхлипнула она. - Я ненавижу его. Он попытался утешить Марго. - Моя дорогая, я так скучал по тебе! Желал тебя! Зачем мы мучаем друг друга? Она покачала головой. - Глупая гордость... - продолжил он. - Мы боремся с нашими чувствами. Марго, давай брать от жизни то, что можно. Что осталось нам. Их обоих охватили воспоминания. Он принялся ласкать ее тело, полное желания. - У меня никогда не было такой девушки, как ты, Марго. - А у меня есть только ты. - Ты помнишь ту маленькую комнату, где мы были вдвоем? Мы отправимся туда... сегодня ночью. Будем встречаться там ежедневно. - До свадьбы еще несколько месяцев, - сказала Марго. - Кто знает, возможно, она не состоится вообще. Вдруг вспыхнет восстание, ты станешь королем и женишься на мне... как мы планировали. Ты будешь всемогущим монархом, и ничто не сможет помешать нам. Он закрыл ей рот своими губами. У луврских стен имелись уши. - Сегодня ночью? - повторил Генрих. - В полночь. - Я буду ждать... с нетерпением. - Я тоже. - А теперь иди, моя дорогая. Нас не должны видеть. Мы будем умнее, чем прежде. Еще один долгий поцелуй, одно страстное объятие, и Гиз отправился в свои покои. Счастливейшая женщина Франции, которая совсем недавно была так грустна, радостно зашагала к себе. В Лувре возникло напряжение. Катрин внезапно поняла, какой властью над ее сыном Карлом обладал Колиньи. Она забыла о том, что он, столь податливый в ее руках, легко поддастся влиянию других людей. Карл, окруженный придворными, обратился к матери. Его глаза сверкали, рот подергивался. - Смерть королевы Наваррской обросла недобрыми слухами. Говорят, что она стала жертвой преступления. Я приказываю произвести вскрытие и установить причину смерти. Катрин почувствовала, что она холодеет. Глаза сына были злыми. Внезапно испугавшись, она поняла, что он, как и шепчущиеся женщины на улице, считает ее убийцей Жанны Наваррской. Это само по себе не было неожиданным; однако невероятно то, что он, разделяя эти подозрения, потребовал произвести вскрытие. Неужели он хотел обвинить мать, единственного человека, который, как она считала, умел управлять им? Катрин перехитрили, и сделал это великий, добрый Гаспар де Колиньи. Он тихо подкрался со своей религией и праведностью и завладел слабой душой короля. Колиньи хотел вскрытия, и король уступил ему вопреки воле матери. Она посмотрела на несчастное слабое лицо с налившимися кровью глазами и губами, покрытыми пеной. Ее голос прозвучал холодно, бесстрастно. Она полностью доверяла Рене; все будет хорошо, если он обещал это. - Мой сын, если ты хочешь, чтобы вскрытие состоялось, пусть будет по-твоему. На мой взгляд, королева умерла естественной смертью. Она была слаба здоровьем, много страдала; тяжелое путешествие ко двору и усилия, связанные с подготовкой бракосочетания, исчерпали ее силы. - Тем не менее, - закричал король, - я приказываю обследовать тело королевы Наварры. Ему исполнился двадцать один год, он стал мужчиной. Ее ошибка заключалась в том, что она до сих пор считала его мальчиком с неустойчивой психикой. Доктора уединились: среди них находились личные врачи Катрин, короля и Жанны. Результат обследования должны были объявить с минуты на минуту. Если Рене сплоховал, подумала Катрин, он погибнет; останется лишь слух, связанный с именем королевы-матери. Ее уже ненавидели. Какое ей до этого дело? Пусть они ненавидят ее сколько угодно, это не помешает ей править Францией. Жанна мертва. Филипа Испанский улыбнется, если он на это способен, в свою бороду. Элизабет Английская встревожится, услышав новость. Колиньи был подавлен горем. Сын Жанны, Генрих, еще не знал о случившемся, но скоро ему придется приехать ко двору. Он попадет в руки королевы-матери, которая возьмет его под свое крыло, будет опекать и направлять юношу как собственного сына. Ей нечего бояться - только людских подозрений и ненависти. Она уже вкусила их; никто не осмелится причинить вред королеве-матери. Любовники, объятые блаженной усталостью, лежали в темной комнате. Марго всплакнула. - Это от счастья, - сказала она. - Я долго скучала по тебе, желала тебя. Никто не мог занять твоего места. - Как счастливы мы могли быть, ты и я! Никогда не прощу тех, кто разлучил нас, - сердито заявил Генрих. - Моя мать внушает мне страх, Генрих. - Я имел в виду твоего брата. Именно он разлучил нас. Если бы не он, мы бы со временем поженились. Я говорю не о короле, а о твоем брате Генрихе. Он боится меня. Когда-нибудь я прикончу его... или он убьет меня. Я отомщу ему за то, что он сделал с нами, а адмиралу Колиньи - за смерть моего отца. - Не говори о ненависти, когда у нас есть любовь, - сказала Марго. - Мы снова вместе; давай радоваться этому. Забудем об остальном. Не будем думать о твоей мести моему брату и Колиньи, о моем браке с Наваррцем. Поживем в счастье, пока оно возможно. Она снова бросилась в его объятия, и он почувствовал, что она дрожит. Он попытался успокоить Марго, но она сказала: - Генрих, я не могу выбросить из головы мысли о матери. Ты думаешь, что она отравила королеву Наварры? Он не ответил ей; они надолго замолчали. Но через некоторое время они забыли о королеве Наварры, будущем браке Марго и мести. Они снова были вместе после долгой разлуки. По улицам Парижа шагала дородная женщина с платком на голове. Она подошла к группе людей, стоявших на рынке. Она знала, что они говорят о королеве-матери. - Значит, это было воспаление легких, - сказала одна женщина. - Так говорят... - Вы считаете, что врачи могли ошибиться? - сказала Катрин, закрыв лицо платком. - Откуда нам знать, какие дьявольские козни строит итальянка? Катрин засмеялась. - Вы думаете, она способна вызвать воспаление легких у своего врага? Люди тоже рассмеялись. - Она - колдунья. Ведьма. Эти итальянцы слишком хорошо разбираются в ядах, они применяют вещества, которые не оставляют следов. Нам не надо было впускать их в нашу страну. Катрин пошла дальше и вскоре присоединилась к компании спорщиков. Кто-то сказал: - Королеву отравили. Запомните мои слова - все подстроила итальянка. Королева Наварры отправилась к перчаточнику... личному перчаточнику итальянки. Доктора могут говорить все, что угодно. Возможно, они боятся. Раскрыв правду, они могут сами заболеть какой-нибудь загадочной болезнью, неведомой их коллегам. Отвернувшись, Катрин задумчиво пошла дальше. Ситуация напоминала ту, что возникла после смерти дофина Франциска, умершего после того, как виночерпий - итальянец - поднес ему воды. Она чувствовала себя неуютно. За королем надо следить. Колиньи оказывает на него слишком сильное влияние. Ей необходимо всерьез задуматься насчет господина Колиньи. Несомненно, что управлять слабохарактерным королем должен один человек. Она была сильной. Она преодолеет все трудности. Катрин подумала о себе сегодняшней, сравнила себя с женщиной, которой она была после смерти мужа. Ей было чему учиться, и она усвоила многие уроки. Сейчас она находилась в расцвете сил, обладала властью возвышать своих фаворитов и уничтожать людей, стоявших на ее пути. Она быстро училась, как пользоваться этой властью. Королева-мать затянула поплотнее платок и медленно, задумчиво направилась обратно в Лувр.