помню, как давно, когда мы вместе ехали в Байонн, ты выдернула у меня волос и поклялась, что скорее умрешь, чем выйдешь за меня замуж. - Я не знаю, - грустно ответила она, - что для меня хуже: умереть или находиться сейчас здесь. Он засмеялся. - Не представляю, чтобы ты согласилась умереть... до окончания церемонии! Она внезапно тоже рассмеялась. - Наверно, мне следовало оказать - сразу по ее завершении. Между ними в это мгновение возникло некоторое понимание. Она выдала наличие у нее чувства юмора, сходного с чувством юмора Генриха, и столь сильного, что ей не удалось подавить его и сыграть избранную для себя роль до конца. - Я не видел никого веселее тебя на сегодняшнем балу. - Я научилась играть роль, которую навязали мне. Ты бесстыдно преследовал мадам де Сов. Уверяю тебя, это заменили многие. Ты вел себя неприлично в день свадьбы. Во всяком случае, для Парижа. Возможно, в твоем далеком Беарне... - Теперь это ваше королевство, мадам. - Возможно, в нашем провинциальном Беарне галантность, элегантность и хорошие манеры не в цене; но я хотела бы, чтобы здесь, в Париже, ты обращался со мной уважительно. Я стала твоей женой. - Весьма неохотно, - напомнил он ей. - И королевой Наварры. - Менее неохотно, - вставил Генрих, и она позволила себе улыбнуться. - Я хочу, чтобы ты знал: что касается меня, го я согласилась на брачную церемонию только ради короля и моей матери. Я хочу, чтобы наш брак оставался чисто государственным, формальным... я имею в виду... - Мне вполне ясно, что ты имеешь в виду, - сказал он, опираясь на локоть и глядя на Марго. - Надеюсь, ты будешь уважать мои желания. - Не беспокойтесь на сей счет, мадам. Могу я пожелать вам спокойной ночи? - Спокойной ночи, - сказала она. Марго сердилась на Генриха. Он мог бы продемонстрировать сожаление, если не пожелал уговорить ее. Он обладал дурными манерами, был дикарем, провинциалом. Она чувствовала себя оскорбленной тем, что ее выдали за такого человека, пусть даже короля. Марго посмотрела на расшитый полог кровати; она дрожала от гнева. Помолчав, он сказал: - Я замечаю вашу неспособность успокоиться, мадам. Должен ли я объяснить это тем, что я недостоин находиться в этой кровати, или ваше состояние вызвано тем, что вы желаете меня? - Несомненно, не этим, - резко произнесла Марго, однако она обрадовалась, что он заговорил снова. - Умоляю тебя, не сердись на меня слишком сильно, - попросил Генрих. - Мы, люди с королевской кровью, не можем выбирать себе супругов по нашей воле. Мы должны получать удовольствие от того, что предлагают нам. - Получать удовольствие! О чем ты говоришь? - Улыбайся, а не хмурься. Наслаждайся дружбой, если нет любви. - Ты испытываешь ко мне дружеские чувства? - Если ты протянешь мне руку дружбы, я не оттолкну ее. - Думаю, это лучше, чем быть врагами, - согласилась она. - Но возможна ли между нами дружба? Мы исповедуем разные веры. Он откинулся на атласную подушку и положил руки под голову. - Вера? - усмехнулся Генрих. - Какое отношение имеет к нам вера? Она удивленно приподнялась. - Не понимаю вас, месье. Вы ведь гугенот, верно? - Я - гугенот, - ответил он. - Тогда вам известно, что я имею в виду, говоря о вере. - Я гугенот, - продолжил он, - потому что гугеноткой была моя мать. Дорогая Маргарита, если бы ты была ее дочерью, ты бы тоже стала гугеноткой. Если бы я был сыном твоего отца, я стал бы католиком. Все очень просто. - Нет, - возразила она, - некоторые люди меняют свою религию. Твоя мать сделала это. Даже Гаспар де Колиньи исповедовал когда-то католицизм. - Фанатики могут менять веру, но мы, дорогая жена, и подобные нам не относимся к их числу. Мы сходны в том, что оба любим жизнь. Хотим наслаждаться ею; вера способна помешать этому. Поэтому она не слишком важна для нас. Ты - католичка; я - гугенот. Ну и что? Ты знаешь, чего ты хочешь от жизни, и получаешь это. Я - такой же, как ты. Вера для нас - не главное в этой жизни, Маргарита. Кое-что отделено от нее. - Я никогда не слышала подобного суждения! - заявила Марго. - Так считают все гугеноты? Он засмеялся. - Тебе известно, что это не так. Они более фанатичны, чем католики, если это возможно. Это только мое личное суждение... и, возможно, твое. - Но я думала, что ты... как сын твоей матери... - Во мне соединено много людей, Марго. С королем я - один человек, с твоей матерью - другой, с господином де Гизом - третий. И я готов быть четвертым с тобой, моя добрая жена. Понимаешь, в детстве у меня было восемь кормилиц, я питался молоком восьми разных женщин. В этом теле, которое, увы! - не нравится тебе, находятся восемь разных мужчин. Я сочувствую тебе в том, что я не так высок и красив, как господин де Гиз. - А я сожалею, что у меня нет голубых глаз и золотистых волос мадам де Сов. - Верно, у тебя черные волосы, - с насмешливым сожалением сказал он и лукаво добавил: - Однако они не так уж плохи. Но мы отклонились от темы нашей беседы. - Я предпочел бы говорить не о любви, а о дружбе. - Ты считаешь, что поскольку я не могу любить тебя как мужа, я должна видеть в тебе просто друга? - Я убежден, что для нас было бы безумием бороться друг с другом. Я - король Наварры; ты - королева. Ты, как хорошая жена, должна блюсти мои интересы; будучи умной супругой, ты будешь делать это, дорогая Марго, поскольку с сегодняшнего дня мои интересы стали твоими. - Интересы? - О, послушай! Тебе известно, что мы живем в паутине интриг. Зачем, по-твоему, твои братья и мать вызвали меня сюда? - Чтобы ты мог жениться на мне. - А зачем им понадобился этот брак? - Ты знаешь это... чтобы объединить гугенотов и католиков. - Это единственная причина? - Я не знаю другой. - А если бы знала, поделилась бы ею со мной? - Это зависит от обстоятельств. - Да. От того, выгодно ли тебе оказать мне это. Но теперь у нас появились общие интересы, моя королева. Если я потеряю мое королевство, с тобой произойдет то же самое. - Верно. - Значит, ты поможешь мне сохранить то, что принадлежит нам обоим? - Вероятно, да. - Ты убедишься в том, что я - весьма покладистый супруг. Разумеется, нам необходимо провести эту ночь вместе - этого требует этикет вашего королевского дома. Иначе, несмотря на всю мою терпимость, мне придется покинуть тебя. Но эта ночь будет единственной в нашем браке. Ты меня понимаешь? - Ты хочешь оказать, что не будешь вмешиваться в мою жизнь, а я не должна вмешиваться в твою? Это звучит разумно. - Если бы все люди были столь разумны, - со смешком сказал король Наварры, - на свете было бы гораздо больше счастливых браков. Я не стану препятствовать твоей дружбе с господином де Гизом, но ты, восхищаясь его красотой, очаровательными манерами, элегантностью, будешь помнить, что этот джентльмен, являясь другом принцессы Маргариты, может оказаться врагом королевы Наваррской. - У мадам де Сов прекрасные глаза, - холодным тоном отозвалась Марго, - у нее отличные золотистые волосы; но известно ли тебе, что она - главная и самая искусная шпионка моей матери? Он взял руку Марго и пожал ее. - Я вижу, что мы понимаем друг друга, моя дорогая жена. Свечи оплывали; Марго пробормотала: - Это - большое утешение. - Возможны и другие утешения, - отозвался он. Она помолчала; Генрих склонился над Марго и поцеловал ее. - Я бы этого не хотела, - сказала она. - Поверь мне, это всего лишь требование этикета. Марго засмеялась. - Несколько свечей уже погасли, - заметила она. - В полумраке ты выглядишь иначе. - Ты тоже, любовь моя. Они помолчали, потом Генрих приблизился к девушке. - Если я соглашусь, то лишь потому, что мы - король и королева и этикет налагает на нас определенные обязательства, - сказала Марго. - Что касается меня, - отведал Генрих, - то я считаю невежливым, лежа в постели с дамой, сопротивляться... требованиям галантности. Ты меня понимаешь? Она отодвинулась от него, но он крепко обнял ее. - Галантность Беарна и французский этикет... вместе они неотразимы, любовь моя, - прошептал Генрих. ГЛАВА ВТОРАЯ В Лувре продолжались балы и маскарады. За его стенами простые люди собирались в группы. Они смотрели на освещенные окна и говорили: "Что это значит? Гугеноты и католики танцуют вместе; они поют; смотрят одни и те же турниры. Они празднуют вместе... Что это значит?" Стояли жаркие дни; ветер стих. С наступлением темноты на небе появлялись яркие звезды; всю ночь над городом разносились звуки празднества. Люди танцевали на улицах; устав, они ложились на мостовую, поскольку Париж не располагал кровом для всех гостей. Несмотря на всеобщее веселье, каждый человек ощущал фальшь и некоторую нереальность происходящего. Меньше всех беспокоилась молодая жена. Она танцевала неистово, казалась более очаровательной и соблазнительной, чем обычно; Марго наслаждалась своей ролью, она была слишком поглощена личными делами, чтобы замечать что-либо вокруг себя. Она была самой очаровательной танцовщицей в балете, придуманном Генрихом де Гизом и его двумя братьями и сестрой для развлечения двора. Они назвали его "Тайной трех Миров"; это была блестящая аллегория, полная иронии и вызова их врагам Генрих Наваррский и другой Генрих, принц Конде, одетые в рыцарские доспехи, входили в рай и обнаруживали там прекрасных нимф - молодую жену Маргариту и Шалотту де Сов. Они танцевали под аплодисменты зрителей; балет этим не закончился - совершенно неожиданно появились король и его брат, герцог Анжуйский, одетые еще роскошнее, чем Наваррец и Конде. Между четырьмя рыцарями завязалась потешная битва Наваррец и Конде поняли, что должны проиграть ее, поскольку никто - даже в спектакле - не может одержать верх над королем Франции. Наваррец и Конде потеряли женщин; придворные в костюмах чертей принялись насмехаться над Генрихом Наваррским и Конде; занавес разошелся, за ним колыхал большой костер. Все поняли, что лидеры гугенотов изгнаны в ад. Католики хлопали неистово; король и герцог Анжуйский танцевали с дамами, в то время как "черти" неистово плясали вокруг растерянных Генриха Наваррского и Конде, подталкивая их к пламени. Смущенные гугеноты наблюдали за сценой молча. Только король Наварры явно получал удовольствие, распутничая в аду и пытаясь снова пробиться в рай. Ему почти удалось отбить мадам де Сов у герцога Анжуйского и утащить ее с собой в ад. Позже, танцуя с Генрихом де Гизом, Марго сказала ему: - Ты портишь праздник таким маскарадом. - Нет, - ответил Гиз, - все получили удовольствие. - Католики смеялись, но гугеноты были смущены. - Тогда, возможно, они изменят свое поведение, прежде чем на самом деле попадут в ад. - Я бы хотела, чтобы ты умерил свой фанатизм. Фанатизм - это глупость, безумие. Он пристально посмотрел на Марго. - Кто наставляет тебя? - Никто. К чьему голосу, по-твоему, я бы прислушалась? Меня тошнит от вражды между католиками и гугенотами. - Еще недавно ты была убежденной католичкой. Тебя изменил твой брак? - Я по-прежнему убежденная католичка; мой брак совсем не повлиял на меня. - Ты уверена в этом? Мне кажется, что ты смотришь на своего мужа без прежнего отвращения. - Какая была бы от этого польза, если я вышла за него замуж? Ты ревнуешь? - Безумно. Какие чувства, по-твоему, я испытывал в эти дни и ночи? - О! - вздохнула Марго. - Когда я видела тебя, я забывала обо всем. - Знаю. - Генрих, сделай кое-что для меня. - Я готов на все. - Тогда перестань дразнить гугенотов. Давай для разнообразия поживем в мире. В этой глупой "Тайне трех Миров" и другом спектакле, где ты заставил моего мужа, Конде, загримированного под турка, и моих братьев побить гугенотов в сражении, ты зашел слишком далеко. Все помнят о поражении, которое турки потерпели под Лепанто; гугеноты поняли, что их хотят оскорбить. Это безвкусно, грубо. - Брак смягчил твое отношение к гугенотам. - Гугеноты! Католики! Давай подумаем о чем-то другом. Кажется, ты не можешь это сделать. Даже сейчас, когда ты говоришь со мной о любви, твои мысли где-то далеко. Я знаю это. О чем ты думаешь? Что затеваешь? Она приблизилась к нему; заглянув в его сверкающие глаза, она вдруг увидела в них недоверие. Они были страстными любовниками, но, хотя он желал ее не меньше, чем она его, он не хотел делиться с ней своими секретами, потому что она была женой гугенота. Ни желание, ни страсть, ни любовь не могли заставить Генриха забыть о том, что гугеноты являлись его злейшими врагами. - Я думаю о тебе, - сказал де Гиз. Она презрительно рассмеялась. И все же он был очень красив; находясь возле Генриха, Марго снова поддавалась его обаянию; он не уступал в жизненной силе ее мужу, но как они отличались друг от друга! Де Гиз был красив, элегантен; его движения отличались изяществом, манеры - утонченностью, поведение - галантностью. Могла ли она сравнить его со своим грубым мужем-провинциалом, пусть даже находчивым и забавным? Генрих де Гиз и Генрих Наваррский! Они разнились, как орел и ворона, лебедь и утка. Генрих де Гиз был серьезен; Генрих Наваррский - легкомыслен. Генрих де Гиз стремился к величию и почестям; Генрих Наваррский - к удовольствиям, которые приносили ему женщины. Я не могу винить себя за любовь к Генриху де Гизу, подумала Марго. - Я должна увидеться с тобой наедине, - сказала она. - Да, конечно, - ответил Генрих, но его взгляд уплыл, куда-то в сторону; она заметила, что он остановился на ком-то, стоявшем в толпе возле двери зала. Ее охватила ревность, быстро сменившаяся любопытством, потому что Генрих смотрел не на женщину, а на мужчину, в котором она узнала старого воспитателя герцога, Шануана де Вилльмура. Глаза Шануана встретились с глазами Гиза; мужчины обменялись взглядами, показавшимися Марго полными значения. - Ну, - спросила она, - когда? - Марго, - промолвил он, - мы увидимся позже. Я должен поговорить с тем пожилым человеком. Позже, моя дорогая... Она сердито посмотрела ему вслед; Генрих пошел через зал. Она увидела, как он остановился и сказал что-то пожилому мужчине; потом эти двое исчезли в толпе; но через несколько секунд Марго увидела старого воспитателя в одиночестве, он, похоже, немного поколебался и выскользнул из зала. Марго поискала глазами Генриха де Гиза, но не нашла его. Как он смеет! Он придумал предлог, чтобы оставить ее. Несомненно, у него свидание с женщиной. Она не потерпит этого. Осмотревшись по сторонам, она испытала легкое облегчение: Шарлотта де Сов оживленно болтала с Генрихом Наваррским. Покинув Лувр, Генрих де Гиз поспешил в дом Шануана де Вилльмура, стоявший на узкой улочке, что вела к Рю Бетизи, где находился дом Колиньи. Гиз вошел в дом, тихо закрыл за собой дверь и поднялся по деревянной лестнице. В комнате среди горящих свечей его ждали родственники; среди них были братья Генриха, герцог Майеннский и кардинал де Гиз, а также его дядя, герцог д'Омаль. Генрих заметил незнакомца - смуглолицего брюнета, вид которого свидетельствовал о том, что этот человек недавно проделал длительное путешествие. - Тосинджи только что прибыл, - сообщил герцог Майеннский, выталкивая вперед темноволосого мужчину. Тосинджи преклонил колено и поцеловал руку молодого герцога. - Добро пожаловать, - сказал Гиз. - Кто-нибудь видел, что вы приехали в Париж? - Нет. Я появился здесь в темноте, к тому же я изменил свой облик. - Вы знаете, что от вас ждут? - спросил Гиз. - Мы сказали ему, - вмешался кардинал, - что его жертва - важная персона. - Верно, - подтвердил де Гиз. - Скажу вам больше. Человек, которого вы должны убить, - Гаспар Колиньи. У вас хватит на это мужества? - У меня хватит мужества на любое дело, которое вы поручите мне. - Хорошо. Мы тщательно готовим ваше бегство. - Благодарю вас. - Стрелять вам придется не из этого дома. Рядом находится пустое здание. Стоя у окна, вы увидите Колиньи, когда он будет идти по улице в сторону Рю Бетизи. Важно, чтобы первый выстрел оказался точным. - Вам известна моя репутация. - В Париже нет лучшего снайпера, - сказал герцог Майеннский. - Мы полностью доверяем вам, Тосинджи. - Благодарю вас. Я проверю отсутствие посторонних в этом здании. - В конюшне Шануана вас будет ждать оседланная лошадь. Сразу после выстрела вы должны как можно скорее добрался до задней стороны здания, перелезть через невысокую ограду и попасть в конюшню. А теперь давайте пройдем в пустой дом. Убедимся в том, что все в порядке и ничто не помешает нашему успеху. Они спустились по деревянной лестнице и проникли в соседний дом. Заседание совета завершилось, и король пожелал сыграть в теннис. - Пойдемте со мной, отец, - сказал он Колиньи. - Проводите меня до корта, а затем отправляйтесь домой и отдохните; вы, похоже, устали. Гиз и Телиньи поиграют со мной, верно, друзья? Де Гиз и Телиньи охотно согласились сыграть с королем. Несколько джентльменов проводили их до кортов; понаблюдав немного за игрой, Колиньи выразил намерение вернуться к себе на Рю Бетизи. Около дюжины друзей адмирала последовали за ним. Гаспар смутно слышал разговор мужчин, шагавших позади него; у адмирала не было настроения беседовать; он думал о том, что король готов удовлетворить его просьбы, но многие советники были настроены против адмирала. Он вспомнил сценки, высмеивавшие гугенотов. Было ясно, что новое дружеское отношение к гугенотам, которое разыгрывали католики во время свадебных торжеств, было насквозь фальшивым. Он начал читать бумагу, которую держал в руке; Колиньи шел немного впереди своих друзей, полностью погрузившись в изучение документа. Один листок из пачки, которую он нес, упал на землю. Когда он нагнулся, чтобы подобрать его, пуля просвистела над головой адмирала. Колиньи повернулся и увидел в окне ближайшего дома фигуру человека. Адмирал указал на него друзьям; в это мгновение грянул второй выстрел; пуля оторвала Колиньи палец, задела руку и застряла в плече. - Этот дом. Из этого окна, - крикнул адмирал. Несколько его друзей бросились к дому; другие столпились вокруг Колиньи. Рукав камзола стал мокрым; от потери крови у Колиньи закружилась голова. - Король... - промолвил он. - Сообщите ему... немедленно... Мерлин, один из его соратников, поняв, что адмирал теряет сознание, обхватил Колиньи рукой. - Доберемся до вашего дома, - сказал он. - Как можно скорее... - О, - пробормотал Колиньи, прислонившись к Мерлину, - это дело рук де Гизов. Они замышляли это, когда герцог мирился со мной... Медленно, превозмогая боль, в окружении нескольких друзей, не бросившихся искать убийцу, Колиньи вошел в свой дом на Рю Бетизи. Когда королю сообщили новость, он еще играл в теннис. - Ваше Величество, адмирал ранен. Это произошло, когда он шел домой. Стреляли из пустого дома. Карл замер, сжимая ракетку. Он испугался. Он посмотрел на Гиза; лицо Генриха оставалось бесстрастным, оно не выдавало его чувств. Король заметил ярость в глазах Телиньи. - Ваше Величество, отпустите меня к нему, - попросил Телиньи. Карл ничего не сказал. Он продолжал смотреть в пространство перед собой. Нигде нет покоя. Каждому угрожает опасность. Мира нет. - Неужели я не получу даже короткого покоя? - всхлипнул он. - Ваше Величество, умоляю вас... отпустите меня к адмиралу. - Иди, иди! - крикнул Карл. - О, Господи, что они сделали с моим другом? Гиз шагнул к королю: - Ваше Величество, необходимо послать за докторами. Вероятно, еще можно что-то сделать. - Да, да, - почта завизжал Карл. - Отправьте их всех к адмиралу. Вызовите Паре. Он спасет Колиньи. Я сам пойду к нему. Я... Плача, Карл побежал к дворцу. Катрин невозмутимо сидела в своих покоях, когда Мадаленна вбежала в комнату с новостью. - Мадам, в адмирала стреляли. - Стреляли? - Катрин ликовала, но ее глаза изображали ужас. - Мадаленна, ты лжешь. Это невозможно. - О да, мадам. Он шел в сторону Рю Бетизи от дворца; кто-то выстрелил в него из окна пустого дома. - Но это ужасно. Катрин не двигалась; она подумала: я пошлю в Рим его голову. Она прибудет почти одновременно с известием о бракосочетании. - И... кто стрелял? Ты выяснила это, Мадаленна? - Это еще не известно, мадам, но убийца прятался рядом с домом Шануана де Сент-Жермен л'Оксеруа, бывшего наставника де Гизов. - Преступника поймали? - Не знаю, мадам. - Тогда иди и выясни, что сможешь. Ступай на улицу, послушай, что говорят люди. Катрин уже была готова к встрече с королем, когда он явился во дворец. Его глаза сверкали от ярости; королева-мать заметила знакомое подергивание рта, пену на губах. - Ты слышала? Слышала? - закричал Карл. - Моего дорогого друга адмирала, великого Гаспара де Колиньи пытались убить. - Если попытка оказалась неудачной, поблагодарим за это Господа, сын мой. Если он не умер, мы должны спасти его. - Мы должны спасти его. Паре! Паре! Где Паре? Карлик, не стой, уставившись на меня. Иди... иди и доставь ко мне Паре. Пойдемте все... найдем Паре. Нельзя терять ни мгновения. Когда ты найдешь Паре, отправь его в дом адмирала. Вели ему не терять время... или он ответит мне за это. Мама, я должен немедленно пойти туда. Должен попросить его выжить... остаться в живых... - Мой сын, тебе надо успокоиться. Дорогой, ты не можешь идти в таком состоянии. Я должна проводить тебя. Подожди... дождись новых вестей. Обязательно отправь туда Паре, но сам пока не иди. Ты не знаешь состояние адмирала. Погоди, прошу тебя. Тебе ни к чему лишние потрясения. Карл подергивал свой камзол, он отчаянно всхлипывал. - Он был мне отцом. Я верил ему. Его убили. Он, верно, сильно страдал. О боже, как он страдает. Льется кровь... его кровь. - Ты не должен видеть ее, - сказала Катрин. - Подожди, сын. А, вот и Паре. Паре, король приказывает вам немедленно отправиться в дом адмирала и... спасти его жизнь. Идите... как можно скорей. - Да, Паре, идите... идите! Не теряйте время, ищите немедленно. Катрин обратилась к карлику: - Позови Мадлен и мадемуазель Туше. Пусть они тотчас придут в покои короля. Они объединили свои усилия для того, чтобы успокоить несчастного короля. Лидеры гугенотов собрались в доме на Рю Бетизи. Телиньи, Генрих Наваррский, принц Конде, герцог де Ларошфуко ждали в приемной. Никлас Мусс, старейший и самый преданный слуга Гаспара, а также его помощник Мерлин оставались в спальне адмирала. Было отправлено послание Монтгомери в Сент-Жермен. Возле дома собрались гугеноты; звучали возмущенные голоса, люди снова и снова повторяли имя де Гиза. Увидев Амбруаза Паре, величайшего хирурга-гугенота, спешившего к Колиньи, толпа обрадованно зашумела. Люди расступились, пропуская врача. - Да поможет вам Господь, месье Паре. Пусть вам удастся сберечь жизнь нашего великого лидера, которого хотели погубить злодея. Паре заявил, что он сделает все возможное, и скрылся в доме. Он застал адмирала обессилевшим. Рана сама по себе не казалась смертельной, но Колиньи потерял много крови; пуля, застрявшая в плече, могла быть отравленной. Наваррец и Конде, Телиньи и Рошфуко последовали за Паре в комнату. - Господа, - сказал Паре, - возможно, придется ампутировать руку. Если это удастся сделать успешно, опасность существенно уменьшится. Колиньи услышал слова врача. - Если вы так считаете, - решительно заявил он, - сделайте это. Паре тщательно осмотрел руку адмирала, смыл пятна крови и прощупал ткани. Потом хирург улыбнулся. - Все не так плохо, как я сначала думал, - сказал он. - Рука в неплохом состоянии. Вероятно, достаточно будет удалить остаток пальца и извлечь пулю. Колиньи ждала мучительная процедура, потому что под рукой не было опиума. Адмиралу предстояло наблюдать за тем, как хирург будет орудовать щипцами Мусс и Телиньи держали Колиньи; его губы были бескровными, лицо - бледным; он напоминал труп; однако стонал не адмирал, а Телиньи; Мусс всхлипывал. - Мужайтесь, мои друзья, - сказал адмирал. - Боль терпима, и она скоро прекратится. Все, что выпадает на нашу долю, происходит по воле Господа. - Да, мои друзья, - прошептал Мерлин. - Поблагодарим Господа за то, что он сохранил адмиралу жизнь, пощадил его голову и рассудок, и не будем упрекать Всевышнего за происшедшее. Обрубок указательного пальца был наконец ампутирован, и после нескольких весьма болезненных попыток хирург извлек пулю. Адмирал в полуобморочном состоянии откинулся на руки Телиньи и Мусса. Он мечтал, чтобы забытье избавило его от мук, но он очень долго воспитывал в себе терпение и выносливость, всегда приносил свое тело в жертву интересам дела. Он боялся, но не новых страданий, а того, что значило покушение для всех его друзей и последователей, собравшихся в Париже. - Сейчас у меня... нет настоящих врагов, кроме де Гизов, - пробормотал адмирал. - Но помните, мои друзья, - удар могли нанести не они... Мы можем выдвигать обвинения, лишь выяснив истину. Он услышал ропот. Кто-то сказал: - Мы пойдем и убьем де Гизов. Неужто они избегнут наказания за то, что они сделали с адмиралом? Колиньи попытался поднять руку и простонал: - Нет... умоляю вас. Никакого кровопролития... сейчас. Это погубит Францию. - Оставьте его, - прошептал Паре. - Ему необходимо отдохнуть. Все, кроме Телиньи, Мусса, Паре и Мерлина, покинули адмирала. В отдельные моменты этого мучительного утра Колиньи забывал, где он находится. Один раз он решил, что лежит в Шатильоне со своей первой женой после рождения Анделота. Затем ему показалось, что этот ребенок - не Анделот, а Франсуа. Он услышал известие о смерти другого Анделота. Потом увидел себя с Шакли и Жанной Наваррской в розарии. - Отдохните, отдохните! - взмолился Паре. - Вы должны это сделать. У вас сильный организм, господин адмирал, но вы нуждаетесь в отдыхе, потому что потеряли много крови. Но адмирал не мог отдыхать; когда эти непоколебимые гугеноты, а также маршал де Коссе с Дамвиллем и Вилларом навестили Колиньи, он вспомнил, что его тревожило. - Я боюсь, мои друзья, но не смерти. И вдруг ему показалось, что в полузабытьи на него снизошло прозрение. Он мысленно увидел молодого короля с безумными, растерянными глазами; Карла держала за руку женщина в черном со зловещим улыбающимся лицом. Он должен предупредить короля. Он обязан сделать это. Освободить короля от этой особы, олицетворявшей недоброе влияние. - Я не боюсь умереть, - сказал он, - если мне это суждено. Но прежде я должен увидеть короля. Возможно, чья-то воля пытается удержать его вдали от меня. Но я больше всего на свете желаю увидеть перед смертью короля... увидеть его наедине. Карл настороженно ожидал каких-то новых событий. Мать отказывалась оставлять его одного; он знал, что она решила не допускать того, чтобы он делал что-то без ее согласия. Его первыми посетителями стали король Наварры и принц Конде, пришедшие в Лувр прямо от постели адмирала. - Какие новости? Каше новости? - спросил Карл. - Плохие, Ваше Величество. - Он... умер? - Нет, Ваше Величество, но рана серьезная. Месье Паре считает, что есть слабая надежда на выздоровление. Адмирал потерял много крови. - Славу Богу, что он жив, - сказала Катрин. Король заплакал. - Это я ранен, - простонал он. - Вся Франция, - сказала королева-мать. - О, Господи, кому гарантирована безопасность? Они могут прийти и напасть на короля, лежащего в собственной кровати. Она посмотрела на своего дрожащего сына. Положись на меня, говорили ее глаза. Ты в опасности, но все будет хорошо, если ты доверишься мне. - Ваше Величество, - сказал принц Конде, - мы нашли ружье в том пустом доме. Оно еще дымилось. Оно принадлежит телохранителю герцога Анжуйского. Катрин ахнула. - Его, вероятно, украли, - сказала она. - А чей это дом? - Не знаю, мадам, но мы установили, что в соседнем особняке живет Шануан де Вилльмур. - Каким образом убийце удалось скрыться? - Ворота конюшни Шануана были открыты; очевидно, его ждала оседланная лошадь. - Этот священник - человек де Гиза. Я отрублю им головы. Им не спастись от моей мести. Приведите ко мне каноника. Приведите герцога, его дядей и братьев. Они - организаторы преступления. Парижане увидят, что происходит с теми, кто причиняет вред моим друзьям. - Парижане, - насмешливо заявила Катрин, - не будут молча стоять и смотреть, как Ваше Величество причиняет вред их друзьям. Ваше Величество, вы потрясены ужасной трагедией. Давайте все успокоимся. Давайте подождем и посмотрим, что произойдет; тем временем мы будем молиться за выздоровление адмирала. - Мадам, - сказал Генрих Наваррский, - мой кузен Конде и я чувствуем, что волнений удастся избежать, если мы на некоторое время покинем Париж. - Нет, - закричал король. - Вы останетесь. Катрин улыбнулась. - Господа, мы не можем допустить, чтобы наш молодожен покинул нас. Свадьба состоялась всего несколько дней тому назад. Вы должны еще хотя бы недолго побыть с нами. Она услышала донесшиеся из приемной голоса и послала человека узнать, кто пришел и какие новости принес визитер. Дамвилля и Телиньи впустили к королю. - Что с адмиралом? - крикнул Карл. - Он отдыхает, Ваше Величество, - сказал Телиньи. - Он спрашивает, не окажете ли вы ему честь, навестив его, поскольку он не может прийти к вам. - Я сделаю это! - заявил король; Катрин поняла, что не сможет остановить сына. - Я отправляюсь к нему немедленно! - Ваше Величество, он просит, чтобы вы пришли одни, - сказал Телиньи. - Мы будем сопровождать короля, - тотчас вставила Катрин, - я и его братья; мы не меньше Карла хотим лично пожелать адмиралу всего самого лучшего. Карл хотел запротестовать, но Катрин уже распорядилась, чтобы герцог Анжуйский и Аленсонский были направлены к ней; когда все собрались, Катрин устроила так, чтобы их сопровождала группа дворян, являвшихся врагами Колиньи. Поэтому за королем к Рю Бетизи последовали маршал де Таванн, герцог де Монпансье, граф де Ретц и герцог Неверский, а также несколько их приближенных. Катрин волновалась. Она замечала злые взгляды, которые бросали на ее свиту горожане; она знала, что их ненависть направлена в первую очередь на нее; Катрин различала слово, которое она слышала на протяжении всей ее жизни во Франции, - "итальянка". Королева-мать ощущала недоверие, которое выражало это прозвище. Она слова и снова слышала имя Гиза. Катрин была уверена: если адмирал умрет, гугеноты поднимутся на борьбу с католиками. Люди вслух смеялись над сыном Катрин. Они называли его извращенцем. Убийца! Итальянка! Катрин радовалась, что за ней следовал сильный католический эскорт. Приблизившись к Рю Бетизи, они обнаружили, что толпа стала более плотной. Она собралась возле дома адмирала словно для того, чтобы защитить его от новых покушений. Это были гугеноты, прибывшие в Париж по случаю свадьбы. Кто мог подумать, что их будет так много? Королевскому дому Валуа, а в первую очередь королю и королеве-матери, угрожала опасность. Катрин и ее свита прошли через комнаты первого этажа; находившиеся там протестанты демонстрировали не слишком большое почтение к ней. - Мои друзья, - сказала Катрин, - мы молимся вместе с вами за выздоровление этого великого и доброго человека. Пропустите нас; наш любимый адмирал сам попросил, чтобы мы пришли к нему. Люди настороженно уступили им дорогу; король прошел прямо к кровати адмирала; опустившись на колени, Карл горько заплакал. - Ваше Величество, - сказал Гаспар, - вы поступили весьма любезно, придя ко мне. - О, мой отец, - всхлипнул Карл, - ваша рана причиняет мне нескончаемую боль. Не называйте меня "Ваше Величество". Зовите меня сыном, а я буду называть вас отцом. Клянусь Господом и всеми святыми, что я откажусь от спасения, если не отомщу тем, кто причинил вам страдания... моя месть будет такой, что память о ней не померкнет вовек. - Не говорите о мести, сын мой, - со слезами на глазах сказал адмирал. - Я сожалею о том, что ранение лишает меня великого счастья работать с вами. Катрин остановилась возле кровати; Гаспар заметил ее. Она казалась ему черным стервятником, ждавшим его смерти. - О, мой сын, - сказал Колиньи, - вас пытаются убедить в том, что я - возмутитель спокойствия. Клянусь перед Господом - всю мою жизнь я был верным слугой Вашего Величества. Господь рассудит меня и моих врагов. - Мой отец, вы не умрете. Я не допущу этого. Я - король... помните об этом. - Существует более великий король, чем вы, Ваше Величество. Именно он решает такие вопросы. Но я должен поговорить с вами. Гаспар умоляюще посмотрел на Катрин, которая елейно улыбнулась, отказываясь понять его просьбу. - Я всегда хранил верность вашему отцу, - сказал Колиньи Карлу, - и буду верен вам. Сейчас я считаю моим долгом - возможно, моим последним долгом - попросить вас не упускать возможность, способную принести спасение Франции. Во Фландрии война уже началась. Вы не должны сохранять нейтралитет; этим вы подвергнете опасности мир в вашем королевстве. Франции будут грозить серьезные неприятности. Очистите ваш совет от слуг Испании. - Дорогой адмирал, - сказала Катрин, - вы возбуждаете себя. Нельзя это делать; месье Паре велел вам отдыхать. - Она права, - подтвердил король. - Вы не должны волноваться, дорогой друг. - Ваше Величество, вы не должны нарушать ваши обещания. Каждый день нарушаются ваши обещания дать мир нашим провинциям. - Дорогой адмирал, мы с королевой-матерью исправим это. Мы уже послали наших представителей в провинции для поддержания мира. - Это верно, господин адмирал, - сказала Катрин. - Вы знаете, что это правда. - Мадам, - заявил Колиньи, - я знаю, что вы направили в провинции ваших представителей, которые обещают вознаграждение за мою голову. - Не волнуйтесь, - сказала Катрин, поскольку король испуганно посмотрел на нее. - Мы пошлем других, которые будут вне подозрений. - У вас жар, - Карл коснулся лба адмирала. - Этот разговор вреден для вашего здоровья. Я сделаю все, о чем вы просите, а вы взамен должны сделать то, о чем прошу я - а именно отдохнуть. Вы обязаны поправиться. Он позвал Паре и предложил ему принести пулю, ранившую адмирала. - Я хочу взглянуть на эту подлую штуку, - добавил король. Пулю принесли, и Карл уставился на нее, подергивая губами. Катрин взяла пулю и взвесила ее на своей белой ладони. - Такая маленькая вещь принесла столько вреда, - сказала королева-мать. - Как я рада, что она извлечена. Вы помните, господин адмирал, как месье де Гиз был застрелен под Орлеаном? Конечно, помните. Кто не помнит гибель - по мнению некоторых, убийство - этого великого человека? Тогда доктора сказали мне: несмотря на то что пуля была отравленной, ее быстрое извлечение из тела могло спасти жизнь господина де Гиза. Король продолжал смотреть на пулю. Он пожелал взглянуть на китель адмирала. - Это ни к чему, сын мой, - предупредила Катрин. Но Карл упрямо потребовал, чтобы китель принесли; увидев пятна крови на рукаве, он заплакал. - Вернемся во дворец, - сказала Катрин. - Эти слезы не помогут адмиралу. - Мой отец, - воскликнул король, - вы должны перебраться к нам. Вы получите покои рядом с моими. Я буду ухаживать за вами. Моя сестра уступит вам свои апартаменты. Пожалуйста! Я настаиваю. Но Гаспар отказался. Он должен выжить. Должен бороться со смертью всеми своими силами, его работа не завершена. В Лувре он может угодить в ловушку. Он не имеет права доверять женщине в черном - итальянке, которая сейчас уговаривает его принять приглашение. Паре поспешил шагнуть вперед и сказать, что адмиралу нельзя передвигаться. - Очень хорошо, - заявил король, - я прикажу окружить этот дом вашими сторонниками, отец. Вы будете отдыхать в безопасности, а я тем временем найду тех, кто хотел убить вас, и поступлю с ними так, как они собирались поступить с вами. Он встал, но Гаспар зашептал: - Ваше Величество, побудьте здесь еще немного. Я очень хочу... - Говорите, дорогой отец. Любое ваше желание будет немедленно выполнено. - Я хочу поговорить с вами наедине. Карл посмотрел на мать. Катрин улыбнулась, кивнула головой, но она была в ярости. Произошло то самое, чего она желала избежать. - Пойдемте, месье Паре, - сказала она. - Мы с вами подождем снаружи. Когда мужчины остались одни, король опустился на колени возле кровати. - Говорите, мой отец. Скажите то, что вы хотели сообщить мне. - Ваше Величество, я люблю вас... не только как короля, но и как моего сына. Слезы потекли по щекам Карла. Он поцеловал покрывало. Взволнованный король не мог забыть пробитого пулей рукава адмиральского кителя и пятен крови на нем. - Мой отец, в каком ужасном мире мы живем! Вы не должны умереть. Не должны покинуть меня... мне страшно. - Не бойтесь, сын мой. Вы - король этой страны, ее спасение от беды - в ваших руках. Вы должны быть сильным. Успокойтесь, Ваше Величество. Послушайте меня, мы не долго будем одни. Правьте Францией самостоятельно. Доверяйте лишь собственным суждениям. Одному человеку вам не следует доверять в первую очередь. Мне трудно произнести это, но я должен предупредить вас. Понизив голос до шепота, Колиньи произнес: - Остерегайтесь вашей матери. Не верьте ей. Управляйте страной без ее участия. Много несчастий выпало на долю нашей бедной страдающей страны благодаря ей. Она - ваш злой гений, мой сын. Вы должны освободиться от нее. Вы - мужчина. Вы достаточно взрослы, чтобы править Францией. Будьте сильным и мужественным. Молите Господа о том, чтобы он направил вас и помог справиться с трудными задачами, которые ждут вас. - Вы правы, - прошептал король. - Я должен править один. Должен править один. - Будьте сильным. Будьте достойным. Предоставьте людям свободу вероисповедания. Не используйте религию в политических целях. Религия и дипломатия должны быть разъединены. Выполняйте свои обещания. Ведите достойную жизнь и постоянно молитесь о помощи Господа. А главное, сын мой... главное... Король плакал. - Гаспар, мой отец, я не могу вынести это. Вы говорите со мной так, словно это наша встреча - последняя. - Нет, возможно, я поправлюсь. У меня еще много сил. Сдержите обещание, данное вами принцу Оранжскому. Помните, что честь обязывает вас к этому. Не следуйте наставлениям матери. Прислушивайтесь к слову Господа, а не к советам Макиавелли. Ваше Величество, вы способны сделать ваше правление хорошим. Тогда в ваш последний час вы сможете поблагодарить Господа за то, что он призвал вас править этой страной. - Я по-прежнему вижу кровь на вашем кителе. Густую красную кровь. Кровь величайшего адмирала, какого знала Франция. Что мы будем делать без вас? - Не плачьте, прошу вас, я еще с вами. Помните... помните мои слова. В первую очередь - касающиеся вашей матери. Дверь тихо открылась; Катрин, стоя у порога, посмотрела на мужчин. Король испуганно ахнул. Он знал, ч