во симпатии и сострадания, - а просто потому, что при одном его виде меня тут же охватывали смущение и стыд, вне зависимости от того, что я чувствовал минуту назад. Чтобы не сожалеть о прошлых своих грехах - как это лихо удавалось Джо, - нужно по меньшей мере ощущать себя цельной личностью, а вот это-то у меня, среди прочего, никогда и не получалось. И в самом деле, тот конфликт между различными индивидуальными точками зрения, который Джо считал едва ли не основой своей концепции субъективности, я бы еще развил, поскольку субъективизм предполагает личность, а там, где в одной душе личностей как минимум несколько, вам обеспечен все тот же самый конфликт, только на сугубо внутриведомственном уровне, и каждая из ваших личностей будет претендовать на столь же неопровержимую точку зрения, на какую, по системе Джо, претендуют обыкновенно индивиды и социальные институты. Иными словами, насколько я могу судить из собственного опыта, индивид индивидуален в той же мере, в которой атом при ближайшем рассмотрении оказался атомистичен: его еще можно делить и делить, а субъективизм никак не возможен до тех пор, пока вам не удастся локализовать субъект. И уверяю вас, если бы не это досадное обстоятельство, я обеими руками подписался бы под Моргановой этикой. Но поскольку уж оно имеет место быть, то, если я утверждаю, что иногда согласен с этой этикой, а иногда нет, непоследовательности здесь не больше, чем, скажем, во фразе: "Некоторые люди согласны с Морганом, а некоторые нет". Точно так же, когда я сталкивался с Джо в коридоре, или в кафетерии, или в кабинете, мне становилось очень стыдно за все то горе, которое я ему причинил, - ив глубине души я не только сожалел о совершенном прелюбодеянии, но и отказывался признавать саму возможность такого поступка: я чувствовал, что ни за что на свете не сделал бы того, в чем оказался замешан этот самый Джейкоб Хорнер, и не желал иметь с вышеозначенным придурком ничего общего. Однако из чистого чувства чести (которое кое-кому из всей моей компании Хорнеров все-таки было присуще) я об этом плюрализме помалкивал, опасаясь, что Джо может усмотреть тут очередную увертку. Только один раз за весь сентябрь у нас вышло что-то вроде разговора. Дело было в самом конце месяца, он просто увидел, что я в кабинете один, и зашел на пару слов. Выглядел он как всегда: свеж, подтянут, умен и остер. - Мистер Макмэхон жалуется: лошади, мол, набирают лишний вес, - сказал он. - Ты что, окончательно решил поставить на уроках верховой езды крест? Я покраснел. - Мне показалось, курс окончен. - А как насчет продолжить? Их ведь приходится гонять, выгуливать, а у него на это совсем нет времени. - Да нет, пожалуй. Я вроде как потерял к этому делу интерес, да и Ренни - не думаю, чтобы это доставило ей большое удовольствие. - Ты серьезно потерял интерес? А почему ты думаешь, что она... Я не смог отследить в его тоне ни намека на злую волю, но отделаться от ощущения, что меня умышленно ставят в идиотское положение, тоже не мог. - Ты ведь прекрасно знаешь, почему, а, Джо? Как тебе только в голову такое пришло? - Мне вдруг стало обидно за Ренни. - Мне очень неловко читать тебе мораль, но я все в толк не возьму, почему ты с таким упорством давишь ее и давишь, а ведь ей и без того уже несладко, Джо. Он пихнул очки по переносице вверх. - Ты за Ренни не переживай. - В смысле, поздновато я спохватился? Согласен. Вот только я никак не могу понять, зачем ты заставляешь ее приходить ко мне на квартиру, если это, конечно, не хитрый такой способ наказания. - У меня и в мыслях нет кого бы то ни было наказывать, Джейк; и ты это знаешь. Я просто пытаюсь ее понять, только и всего. - Ты что, не понимаешь, что она все эти дни - на одних нервах? Я вообще удивляюсь, как она до сих пор держится. - Она сильная женщина, - улыбнулся Джо. - Тебе, наверное, даже и представить трудно, что в каком-то смысле последние несколько недель у нас с ней были самыми счастливыми за долгий, долгий срок. - И как вам это удается? - Ну, во-первых, едва все завертелось, я тут же отложил диссертацию, и мы стали гораздо больше времени проводить вместе. Мы говорим с ней о нас много больше, чем вообще когда-либо говорили, по необходимости - ну, и все такое. У меня просто дух захватило. - По ней не сказать, чтобы она лопалась от счастья. Я о другом счастье, должно быть, не о том, которое ты имеешь в виду. Естественно, о беззаботности и речи быть не может; но разве беззаботность и счастье - одно и то же? Дело в том, что мы очень плотно и безо всякой предвзятости с ней общаемся и пытаемся забраться друг в друга настолько глубоко, насколько это вообще возможно. Здесь у нас все просто замечательно. И гуляем мы теперь подолгу и часто, потому что не собираемся гробить свое здоровье из-за всей этой неразберихи. Мы, должно быть, даже стали с ней ближе, чем раньше, вне зависимости от того, решаются наши проблемы или нет. - Ты в этом уверен? - Ну, я уверен, что нам удалось многое прояснить за это время. В первую очередь это касается целого ряда вещей, которые, оказывается, связывают нас, и всерьез, и о которых мы раньше даже понятия не имели, так что, очень может быть, мы не расстанемся с ней, даже если и не все придет в норму. Вряд ли я смогу уважать ее так, как прежде, - было бы странно с моей стороны, согласен? Во всяком случае, я не смогу уважать ее за то, за что привык уважать. Но держится она молодцом. Чертовски сильная - большую часть времени, и я это в ней ценю. А как тебе все эти дни моя подружка Ренни, что ты о ней думаешь? - Я? - Я и думать не думал, что я там о ней думаю, по крайней мере после ее откровений двухдневной давности. Так что соображать приходилось по ходу дела, и очень быстро. - Ну, не знаю, - я попытался выиграть время. - У тебя, наверное, было несколько странное представление о нас - раньше. И мне бы очень хотелось знать, что ты думаешь о ней теперь. Тебя не раздражает, что она иногда сама не знает, какие испытывает чувства? Я откинулся на спинку стула и принялся созерцать кончик красного карандаша, которым правил упражнения по грамматике. - Честно говоря, - сказал я, - может так оказаться, что я в нее влюблен. - Правда? - быстро спросил он, и глаза у него загорелись. - Я бы не удивился. Пару дней назад это была бы чистая правда. Теперь я уже не настолько в этом уверен, но и в обратном я не уверен тоже. - Это же замечательно! - рассмеялся Джо; мне кажется, он имел в виду: Это очень интересно. - Ты поэтому и полез к ней в постель, тогда, в самый первый раз, да? Что же ты сразу не сказал? - Нет. Тогда я этого не чувствовал. - А Ренни об этом знает? - Нет. - А как она к тебе относится? - Какое-то время назад презирала. А вот на прошлой, что ли, неделе, сказала, что ей все равно. - Она тебя любит? - спросил он, улыбаясь. Я, конечно, много раз говорил, что Джо работал безо всякой задней мысли, но вот поверить в отсутствие двойного дна в человеке почти невозможно. Великая, наверное, с моей стороны несправедливость, что я не смог поверить открытой улыбке и ясному лику Джо, но, каюсь, не смог. - Я почти уверен, она до сих пор меня презирает, - ответил я. Джо вздохнул. Он сидел на вращающемся стуле, со мной рядом; теперь он водрузил ноги на стоявший прямо перед ним стол и закинул руки за голову. - А тебе никогда не приходило на ум, что винить во всем происшедшем, быть может, стоило бы именно меня? Массу всего можно было бы достовернейшим образом объяснить, если исходить из мысли, что в силу той или иной извращенной логики я сам все взял да и подстроил. Просто возможное объяснение, среди прочих. А, как ты думаешь? - Извращенность? Ну, не знаю. Если я в чем и вижу извращенность, так это когда ты раз за разом отправляешь ее ко мне. Он рассмеялся. - Пожалуй, когда я вас обоих друг к другу подталкивал, это можно было бы и впрямь объяснить извращенностью - теперь, когда мы знаем, что из этого получилось, - но если некая доля извращенности там и была, то неосознанная. Однако ты же это не всерьез: я, мол, заставляю Ренни приходить к тебе сейчас, потому что я извращенец. Я просто ее проверяю, испытываю. Она должна решить раз и навсегда, что она чувствует в отношении тебя, и меня, и себя самой, а ты ведь не хуже моего, наверное, знаешь, что, будь ее воля и не гоняй я ее к тебе, она постаралась бы вычеркнуть все из памяти, и чем быстрее, тем лучше. - А тебе не кажется, что ты попросту расковыриваешь раны? - Да, пожалуй. Конечно, именно этим я и занимаюсь. Но в данном случае мы не можем позволить км затянуться, покуда не установим, что это за раны и насколько глубоко повреждена ткань. - А мне всегда казалось, что единственно правильный метод - это лечить раны, причем любыми средствами. - Ты чересчур увлекся образом, - улыбнулся Джо. - Это ведь не физическая рана. Если ты прекратишь обращать на нее внимание, она, быть может, и перестанет давать о себе знать, но в отношениях между двумя людьми такого сорта раны не лечатся простым игнорированием факта - и если ты так поступишь, они откроются сами. - Он переменил тему. - Так, значит, ты любишь Ренни? - Не знаю. Было такое чувство, раз или два. - А ты бы женился на ней, не будь она за мной замужем? - Я не знаю. Честно. - А как бы ты поступил, если бы оказалось, что наилучший выход - некая постоянная связь между тобой и Ренни? Я имею в виду треугольник без всяких там замешанных на тайнах и ревности конфликтов? - Не думаю, что это выход. Я-то, может, и смог бы так жить, но ты или Ренни - навряд ли. - И заметил не без интереса, что при одном только упоминании о женитьбе и о постоянной связи на меня вдруг накатилась усталость. Нет, все-таки забавно быть извращенцем! На роль мужа я никак не годился. - Согласен. А где, в таком случае, выход, а, Джейк? Давай, твоя очередь. Я покачал головой. - А может, мне вас обоих застрелить? - осклабился он. - Я уже кольт припас, сорок пятый, и дюжину патронов впридачу. Когда нам с Ренни в первый раз пришла в голову такая мысль - это когда я три дня отлынивал от школы, я раскопал в подвале старенький свой кольт, зарядил его и положил на полочку в чулане, ну, знаешь, в гостиной, на случай если кому-нибудь из нас захочется пострелять - в себя или в кого другого. Я вдруг страшно встревожился. Н-да, а не в Джо ли Моргана я в конце концов влюбился? Он встал и дружески хлопнул меня по плечу. - Ответа нету, а? Я опять же покачал головой. - Будь я проклят, Джо, если я знаю, что сказать. - Ну, короче говоря, - сказал он, потягиваясь и направляясь к двери, - он все еще там, в чулане. А вдруг пригодится. Кольт сорок пятого калибра, принятый на вооружение в армии Соединенных Штатов в качестве личного стрелкового оружия, - пистолет большой, тяжелый и вида весьма устрашающего. Его отдача отбрасывает руку вверх, а толстая свинцовая блямба, которой он стреляет, лупит с такой силой, что сшибает человека с ног. Образ жуткого этого монстра полностью овладел моим воображением дня на три - на четыре, едва только Джо о нем упомянул: я думал о нем, должно быть, параллельно Джо и Ренни, которые тоже думали, как он лежит, как глыбится на чуланной полке, день и ночь, пока они анализируют и разбирают по кусочкам каждую мельчайшую деталь адюльтера, - и ждут кого-нибудь, кто примет, наконец, решение. Немудрено, что Ренни по ночам не спится! Вот и меня одолела бессонница, как только сей механизм эдак походя был вброшен в наш сюжет. Даже в моей собственной комнате он возвещал о себе сгустившимся, едва ли не зримым воплощением Выбора: сам факт его существования, по сути дела, изменил условия игры и придал моим размышлениям на заданную тему тот привкус сиюминутной значимости, который, я в этом уверен, Морганы почувствовали сразу, я же, в силу изолированности - если и не иных каких причин, - был от него до времени свободен. Этот пистолет снился мне по ночам, и днем он мне грезился тоже. Воображение рисовало его крупным планом, с фотографической точностью, он был тяжелый и плоский и лежал в темноте на полочке в чулане, а сквозь дверцу доносились голоса Джо и Ренни, которые все говорили без остановки, день и ночь. И говорили, говорили, говорили. Я слышал только интонации: Ренни - сдержанность, отчаяние, истерика, поочередно; Джо рассудителен и спокоен, без вариантов, час за часом, пока сама эта спокойная его рассудительность не становилась безумием, ночным кошмаром. Я клянусь: ничто и никогда не заполняло мою голову настолько плотно, как образ этого кольта. Он являлся мне в разнообразии смыслов никак не меньшем, чем Лаокоонова улыбка, но только если каждый помножить на окончательность и неотвратимость. Именно эти, последние, ингредиенты и сообщали кольту жуткую жизнеспособность. Он был со мной всегда и везде. И когда, немного времени спустя, я столкнулся с этим пистолетом нос к носу, в собственной комнате, в которой он и так уже не первый день обитал на манер проклятого духа, это было похоже на кошмар, ставший явью; по сей причине я и побледнел, и почувствовал слабость в коленях, потому что в принципе я пистолетов не боюсь. Ренни пришла в восемь, а перед тем, примерно за час, позвонила и сказала, что ей необходимо со мной встретиться, и, к немалому моему удивлению, с ней вместе прибыл Джо, а вместе-с Джо прибыл кольт, в бумажном пакете. Ренни, должно быть, недавно плакала - щеки бледные и глаза припухли, - но у Джо вид был вполне жизнерадостный. Первое, что он сделал, едва заметив, что я с ним поздоровался, - вынул пистолет из пакета и осторожно положил его на маленький стоячок под пепельницу, каковой, в свою очередь, водрузил в самой середине комнаты. - А вот, Джейкоб, и наш маленький друг, собственной персоной, - засмеялся он. - Все, что есть в нашем доме - твое. Я - издалека - оценил пистолет, хихикнул в ответ на плоскую полушутку-полужест и, как уже сказал чуть выше, побледнел. Машинка была что надо, точь-в-точь по мерке моих ночных кошмаров, и вид у нее был - мрачная решимость. Джо следил за моим лицом. - Как насчет пива? - спросил я. Чем старательнее я пытался скрыть тревогу - меньше всего на свете мне сейчас хотелось чувствовать именно тревогу, - тем явственней различал ее в собственной манере и в голосе. - Дело хорошее. Ренни? Ты будешь? - Нет, спасибо, - откликнулась Ренни, и голос у нее был прямо как у меня. Она присела на заваленный всяким хламом стул у окна, а Джо - на краешек моей чудовищной кровати, так что, когда я открыл бутылки и занял единственное оставшееся пригодное для сидения место, кресло-качалку, мы самым идиотским образом образовали правильный равносторонний треугольник, с пистолетом в центре. Джо заметил это в ту же секунду, что и я: за его усмешку ручаться не стану, но моя-то вышла кривой и безрадостной. - Итак, что стряслось? - спросил я его. Джо толкнул очки по переносице и закинул ногу за ногу. - Ренни беременна, - ровным голосом сказал он. Если ты спал с женщиной - неважно при каких обстоятельствах, - в подобных новостях всегда есть что-то от удара лошадиного копыта. Пистолет еще подрос в размерах, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы собраться и сообразить: мне-то беспокоиться как бы и не о чем. - Поздравляю! У Джо на лице висела все та же, отнюдь не ласковая, улыбка, Ренни разглядывала коврик на полу. Минута молчания. - А в чем, собственно, дело? Что не так? - спросил я, пытаясь выяснить, чего мне бояться. - Ну, скорее всего, в том, что мы не уверены, кого, собственно, имеет смысл с этим поздравить, - сказал наконец Джо. - Почему? - я зарделся. - Вы что же, боитесь, что отцом могу оказаться я? - Я, по большому счету, ничего не боюсь, - сказал Джо. - Но отцом можешь оказаться и ты. - Фу ты, Джо, поверь мне, тебе тут совершенно не о чем беспокоиться, - и я не без удивления посмотрел на Ренни, которой, на мой взгляд, не стоило бы выдумывать лишние сложности. - Ты хочешь сказать, что всякий раз предохранялся. Я это знаю. Я знаю даже, сколько раз тебе приходилось это делать и какие именно контрацептивы ты предпочитаешь, Джейкоб. - Так в чем же дело-то, черт побери? - Дело в том, что и я тоже всякий раз использовал контрацептивы - и, если уж на то пошло, те же самые. Я сомлел. Пистолет. - Следовательно, - продолжил Джо, - ежели, как меня уверяет мой нежный друг Ренни, наш треугольник никогда не был прямоугольником и если не врет ее акушер, когда говорит, что презервативы дают гарантию примерно на восемьдесят процентов, поздравления можно считать взаимными. Фактически, при прочих равных, у нас один шанс из четырех, что отец именно ты. Ни голос Джо, ни светлое его чело не выдавали, в каком таком свете он эту вероятность рассматривал. - А ты уверена, что и в самом деле беременна? - спросил я у Ренни. И, к вящей моей печали, голос мой на этой фразе дрогнул. - У меня... у меня большая задержка, - сказала Ренни, два или три раза прочистив горло. - И последние два дня меня постоянно тошнит. - Ну, знаешь, тебе не так давно уже казалось, что ты залетела. Она покачала головой. - Там я сама себя накрутила. - Ей пришлось подождать секунду, прежде чем она смогла сказать что-то еще. - В тот раз я хотела забеременеть. - Сомневаться особо не стоит, - сказал Джо. - И строить на сомнениях надежды. Если срок в пределах месяца, акушер, конечно, не станет давать гарантий, но Ренни свои симптомы знает. Я вздохнул неопределенно, ведь Джо еще даже и намеком не дал понять, что он чувствует. - Н-да, это несколько усложняет дело... - Ты так считаешь? И какие ты здесь видишь новые сложности? - Мне кажется, все от вас зависит, от того, как вы сами на это смотрите. - Да брось ты. Послушай, Хорнер, тебе придется наконец определиться. Ренни от меня на том же расстоянии, что и от тебя. - Нам, наверное, нужно было подумать о такой возможности, - рискнул я заметить. - То есть ты хочешь сказать, что это мне нужно было подумать, прежде чем посылать Ренни к тебе? Я и рассматривал самые разные варианты. Но это вовсе не означает, что я должен быть в восторге, если она беременна твоим ребенком. И мне такая перспектива, да будет тебе известно, ни хрена не нравится, и ничего подобного я не хотел и не ждал. Но вот о возможности этого я думаю прямо с той минуты, когда впервые услышал, что ты ее трахнул. А если вы не думали, то, извините, это ваша собственная дурь. - Я вообще о таких возможностях стараюсь не думать, - и я улыбнулся печально. - Если все холостяки только об этом станут думать, ох и одинокая у них будет жизнь. - Боже упаси, Я пожал плечами. Мне было неясно, насколько я вправе испытывать раздражение: ситуация была уж слишком запутанная. Мы опять помолчали. Джо неторопливо жевал на большом пальце ноготь, Ренни по-прежнему гляделась в коврик, а я все пытался изгнать пистолет из поля зрения и вообще из головы. - Ну, и что ты предлагаешь, а, Джо? - Ты мне это перестань, - взвился Джо. - Это не только мой ребенок. Что ты предлагаешь? - А что я могу предложить, если даже не знаю, собираетесь вы его оставить у себя, или отдать на усыновление, или еще чего. Ты прекрасно знаешь, я оплачу акушера, и клинику, и все такое, и дальше буду помогать, если ты решишь его оставить, а если на усыновление, тоже сделаю все, что в моих силах. Если б я сам мог его вырастить и воспитать, так бы и сделал. - Но блевать-то ты за Ренни не сможешь, и схватки родовые тоже ведь напополам не разделишь. - Нет, здесь от меня вряд ли будет толк. - Ты слишком все упрощаешь, даже когда говоришь, если я, мол, приму решение оставить ребенка. Ты перекладываешь ответственность на одного меня. Обещаешь взять на себя расходы, но дело-то не в этом, и ты это прекрасно знаешь. Перевести проблему в план практический, деньги там, туда-сюда, милый мой, слишком просто. Я был бы тебе весьма признателен, если бы ты просто взял на себя свою долю ответственности. Только не бей себя пяткой в грудь и не тяни все это гребаное одеяло на собственную задницу. Тоже слишком просто. - И как же это сделать - взять на себя свою долю ответственности? - спросил я. - Объясни, я готов. - Тогда, бога ради, займи хоть какую-нибудь позицию и держись ее, чтобы мы знали, с кем имеем дело! И не отбрасывай мячик мне. Как тебе кажется, что я должен делать? Скажи Ренни, что ты хочешь, чтобы она сделала, и чего ты хочешь от меня, а потом мы тебе скажем за себя. И вот тогда, с божьей помощью, можно будет наконец взяться за дело всерьез! - Джо, у меня четких мнений нет, - твердо сказал я. Беда была, конечно, в том, что у меня их было слишком много. Я болел за всех за нас разом. Джо соскочил с кровати, схватил пистолет и направил его мне в лицо. - А если я тебе скажу, что спущу курок, будут у тебя мнения по этому поводу? К горлу у меня подкатила тошнота. - Валяй, жми собачку. - Зараза; значит, ты вообще никогда и ничего не сможешь решить. - Он положил пистолет назад на подставку. Ренни наблюдала за этой сценой со слезами на глазах, но плакала она не по нам. - А что ты собираешься делать? - спросил ее Джо достаточно резко, и, когда она покачала в ответ головой, я заметил, что глаза у него тоже подернулись влагой, хотя выражение лица не изменилось. Нет, не было против меня альянсов: всякий плакал о своих печалях. - Мне все равно, - сказала Ренни. - Делайте что хотите. - Вашу мать! - заорал Джо, и слезы потекли у него по щекам. - Я не собираюсь думать ни за него, ни за тебя. Думай сама, или я больше знать тебя не знаю! Я не шучу! - Я не хочу этого ребенка, - сказала ему Ренни. - Хочешь отдать на усыновление? Она покачала головой. - Не выйдет. Если я буду носить его девять месяцев, я все равно его полюблю, а я не хочу его любить. Я не хочу носить его девять месяцев. - Прекрасно; вот тебе пистолет. Стреляйся. Ренни посмотрела на него, печально. - Я так и сделаю, если ты этого хочешь, Джо. - Какого хрена я хочу! - Ты считаешь, что нужен аборт, так, Ренни? - спросил я. Ренни кивнула. - Я хочу избавиться от этого ребенка, я не хочу этого ребенка носить. - Ну и где, скажите на милость, вы собираетесь в этой чертовой дыре найти врача, который станет делать аборт? - с омерзением в голосе спросил Джо. -Это вам не Нью-Йорк. Я не знаю, - ответила Ренни. - Но я не собираюсь вынашивать этого ребенка. Я его не хочу. - Ну что, пойти опять к доктору Уолшу, как в прошлый раз, и пусть он над тобой поиздевается в свое удовольствие, так что ли? - предложил Джо. - Да он тебя с лестницы спустит! Я вообще не верю, чтобы во всем этом графстве был хотя бы один специалист по абортам. - Я ничего не знаю, - сказала Ренни. - Я знаю только, что либо сделаю аборт, либо застрелюсь. Джо, я решила. - Да, звучит, конечно, смело, но, Ренни, если смотреть правде в глаза: ты кого-нибудь здесь знаешь, кто делает аборты? -Нет. - И в Балтиморе никого не знаешь, и в Вашингтоне, и вообще нигде. И знакомых, которым приходилось через это пройти, их ведь у тебя тоже нет, не так ли? -Нет. - Прекрасно. Значит, ты говоришь, что сделаешь аборт или застрелишься. Допустим, начать придется с завтрашнего дня: что ты собираешься предпринять, чтобы найти специалиста? - Я не знаю! - и Ренни разрыдалась. - Черт тебя побери совсем, если и нужно было когда-нибудь нам всем думать ясно, сейчас самое время, но ты думать ясно не желаешь. Ты только ставишь либо - либо, хотя ни одно из этих "либо" в действительности даже и невыполнимо. Ренни тихо вскрикнула и бросилась к стоячку, но, поскольку я не хуже Джо понимал, к чему идет дело, я успел ее упредить. И нырнул головой вперед из кресла, пытаясь дотянуться до кольта. Достать я его не достал (физическая координация движений никогда не была моей сильной стороной), но сумел в падении уцепиться кончиками пальцев за стоячок и опрокинул его вместе с пистолетом и со всем на свете на себя. Ренни, по инерции, ударила меня носком туфли по голове, да так, что потемнело в глазах, и тоже бухнулась на колени. Она рванулась было за пистолетом, который шлепнулся мне на левое плечо, а потом сполз куда-то под мышку, но я успел перекатиться на живот, закрыв пистолет от нее, а потом сам до него дотянулся, а ее блокировал спиной и локтями, покуда не встал. Отнять у меня пистолет она не стала даже и пробовать, а просто пошла, села обратно на стул и закрыла лицо руками. Меня била дрожь, я оставил стоячок лежать где лежал, а пистолет придержал при себе. - Вы, ребята, с ума посходили, - сказал я. Джо так и не двинулся с места, хотя ему это, судя по всему, далось нелегко. - Ну-ка, Хорнер, объясни, почему, - он тоже был взвинчен. - А пошел ты, - сказал я. - Ты что, хочешь, чтобы она себе башку к чертовой матери снесла? - Я хочу, чтобы она думала сама за себя, - ответил мне Джо. - А у тебя, раз уж ты ее остановил, должно быть, появилось некое мнение. Или ты просто не хотел, чтобы в комнате был бардак? Может быть, ты считаешь, что нам лучше отправиться к себе домой и уж там стрелять сколько влезет, а? - Ради всего святого, Джо, ты любишь свою жену или нет? - Это не аргумент. А ты ее любишь? Ты поэтому ее остановил? - В данный момент я никого не люблю. Я думаю, что вы оба - психи. - Перестань говорить вещи, в которых мало чего смыслишь. Ты что, с большей охотой заставил бы ее родить ребенка, которого она не хочет? - Срать я хотел на все ваши дела, но пистолет я вам не отдам. - Ты городишь полную чушь, - со злостью сказал Джо. -- Ты отказываешься думать. Ты продолжаешь говорить про всех нас, хотя прекрасно знаешь, что это натяжка. Ты говоришь, что тебе нет дела, что и как будет с Ренни, но при этом отнимаешь у нее возможность выбора. Ты изо всех сил мешаешь внести ясность. - Да ты-то, черт тебя подери, чего хочешь? - заорал я. - Я хочу, чтобы ты четко себе представил, что относится к делу и что к делу не относится! - яростно отчеканил Джо. - Люди действуют, когда готовы действовать, независимо от того, насколько ясно они мыслят, и если мне вздумается пришить тебя, Хорнер, я знаю, за что я тебя пришью: ты настолько умудряешься все запутать, что нам приходится сначала действовать, а потом уже рассуждать, - да еще за то, что в такой сложной ситуации исключаешь свободу выбора. - А что в таком случае не относится к делу? - Твое дурацкое стремление все упрощать не относится к делу, это во-первых; вопросы ко мне как к мужу по поводу моей позиции; обращение к нам с Ренни как единому целому, будто мы тут заговор против тебя затеяли; то, что ты мешаешь ей действовать; несешь какую-то чушь об извращенцах и психах. - Мама родная, Джо, да если бы я не прыгнул, она была бы сейчас мертвая! Ты этого, что ли, добивался? - А мы тут, Джейк, не в игрушки играем! Забудь все фильмы, которые ты видел, и все романы, которые ты читал. Все забудь, кроме этой самой проблемы. От всего от прочего только муть и ни хрена не видно. И перестань пялиться на меня, точно я какое-то чудовище! - он окончательно вышел из себя и кричал уже в голос. - Если есть на свете человек, который просто и ясно обо всем этом думал, так это я! Могу тебе сообщить, если тебе это интересно, что, пусти Ренни пулю в лоб, мы с тоже могли бы сейчас быть мертвы, оба, но я все равно останавливать ее не стал и не стану. Ты вообще до сих пор не встречал человека, который любил, который мог бы любить человеческое существо женского пола, Хорнер: все, кого ты знал, любят только красивые картинки в собственных дурацких башках. Если бы я не любил Ренни, думаешь, я сидел бы вот так и глядел, как она рванула к пистолету? Христа ради, Хорнер, разуй глаза! Один-единственный раз в жизни разуй ты свои чертовы глаза и постарайся понять другого человека! - Ты хочешь, чтобы я положил пистолет обратно? - Прекрати спрашивать меня, чего я хочу! Я не знал, что и делать. - На, - сказал я и вручил пистолет Джо. - Если ты такой задвинутый на своих идеях, давай, клади его на место сам. Джо взял кольт и недрогнувшей рукой протянул его Ренни. - Вот, - сказал он мягко, ухватившись за спинку ее стула. - Он тебе нужен? Ренни покачала головой, даже не посмотрев в его сторону. - А может, она хочет, чтобы ты ей оказал эту маленькую услугу? - спросил я, и яду не пожалел, но так при этом разволновался, что даже голова закружилась. Джо глянул на меня. - Ты хочешь, чтобы я тебя застрелил, а, Ренни? - саркастически спросил он. Она опять покачала головой. Джо поднял с пола стоячок, положил на него пистолет и вернулся назад, на кровать. - Итак, Джейк, ты решил, что ребенка мы оставляем. Будут еще какие мнения? Говорить я не мог. И только покачал, как Ренни, головой. Когда имеешь дело с человеком, который безоглядно воспринимает следствия своих идей и готов идти вдоль намеченных линий до конца, до последних пределов, это деморализует. - Судя по всему, мнений больше нет, - презрительно бросил Джо. Он встал и принялся надевать плащ. - Ты домой поедешь? - обратился он к Ренни. - Послушай, Джо, - спохватился я, когда они были уже в дверях. - А если бы у Ренни получилось найти специалиста, что бы ты тогда сказал? - О чем ты? Какая разница, что бы я там ни сказал? - Я имею в виду, как бы ты отнесся к мысли о том, что она и вправду может сделать аборт? - Мне это не нравится, - Джо был прям как стрела. - Если бы это была действительно профессиональная операция в хорошей клинике и если бы выполнил ее квалифицированный специалист, тогда никаких возражений, но так не бывает. У Ренни прекрасное здоровье, а в этом городе она сможет найти разве что какого-нибудь полудурка, у которого руки растут из задницы и который изуродует ее на всю оставшуюся жизнь. - И он повернулся, чтобы уйти. - Я попробую найти специалиста, - сказал я, - и если специалист будет и в самом деле хороший, за операцию плачу тоже я. - Чушь собачья, - сказал Джо. Глава одиннадцатая На следующий день, рано утром, глаза мои вдруг открылись сами собой На следующий день, рано утром, глаза мои вдруг открылись сами собой, и я вскочил с кровати в холодном поту с ужасным ощущением, что Ренни умерла. Я тут же позвонил Морганам и не поверил своим ушам, когда трубку сняла Ренни собственной персоной. - Извини, что разбудил тебя, Ренни. Черт, я вдруг испугался, что ты уже застрелилась. - Нет, я не застрелилась. - Послушай, - умоляющим голосом попросил я. - Обещай, что не станешь этого делать, хотя бы некоторое время. - Я ничего не могу обещать, Джейк. - Но ты обязана, черт тебя побери! - С какой стати? - А с такой, если уж до всего остального тебе дела нет, что я тебя люблю. - Это была неправда, по крайней мере в том понимании, в котором любая лишенная смысла фраза правдой не является, как не является она и неправдой. Я даже не уверен, что я, собственно, имел в виду, когда поставил Джо в известность о своих нежных чувствах к Ренни, и уж во всяком случае в теперешнем моем заявлении смысла не видел никакого. - Вот и Джо говорит то же самое, - съязвила в ответ Ренни. - Да, замечательно, давай на том и порешим: он так сильно тебя любит, как я никогда и никого любить не смогу. Он так тебя любит, что готов позволить тебе стреляться за милую душу, а мне ты настолько безразлична, что и стреляться я тебе тоже не дам. Ренни повесила трубку. Я набрал номер еще раз. На сей раз у телефона был Джо. - Ренни не хочет с тобой говорить. То, что ты сказал минуту назад, глупость - или откровенная провокация. - Извини. Слушай, Джо, ты думаешь, она покончит с собой? - А мне откуда знать? - Побудешь сегодня с ней дома, а? И проследишь, чтоб ничего такого не случилось? Всего один день, пожалуйста, - И не подумаю. По одной простой причине. Если я начну ее пасти, завтра она точно застрелится. - Значит, ты этого не хочешь, ведь правда? - Это к делу не относится. - Всего один день, Джо! Понимаешь, я, кажется, смогу кое-что для нее придумать, если ты не дашь ей сегодня отправиться на тот свет. - У тебя есть знакомый специалист? Почему ты вчера ничего не сказал? - Я не уверен. У меня-то у самого нет, но я знаю несколько человек в Балтиморе, у которых вполне может оказаться знакомый доктор. И я хочу побыстрее до них дозвониться. Заставь ее пообещать, что она не станет дергаться, пока я все не выясню. - Ренни моим приказам не подчиняется и подчиняться не станет. - Еще как станет, и ты это прекрасно знаешь. Скажи ей, что доктор у меня есть, но мне нужно с ним созвониться и обсудить условия. - Нет, с нами этот номер не пройдет. - Всего один день, Джо! - Не вешай трубку, - сказал он. - Ренни? - Я услышал, как он ее позвал. - Ты собиралась сегодня стреляться? Я услышал, как Ренни спрашивает, зачем мне это знать. - Хорнер говорит, что у каких-то его балтиморских друзей может быть знакомый специалист по абортам, - сказал Джо. Я был готов убить его за то, что он сказал ей правду. - Он собирается им звонить и что-то там выяснять. Ренни ему ответила, но я не расслышал. - Она говорит, что ее все это не интересует, - сказал Джо. - Слушай, Джо, я обзвоню всех, кого только смогу. Может быть, аборт даже и не понадобится. Я постараюсь раздобыть немного эрготрата. Самый простой и надежный способ. Скажи ей, что мне нужны на это сутки и что я либо привезу ей эрготрат, либо наверняка с кем-нибудь договорюсь. - Ладно, скажу, - согласился Джо и повесил трубку. Теперь: это была не то чтобы правда - честно говоря, это была совсем неправда, - что у меня в Балтиморе есть друзья, которые могут знать специалиста по абортам, потому как друзей у меня не было ни в Балтиморе, ни в других местах. И вот я начал обзванивать всех по очереди вайкомикских врачей, в алфавитном порядке. Первому из них я сказал: "Здравствуйте. Меня зовут Генри Демпси. Мы не так давно приехали в ваш город и личным врачом обзавестись пока не успели. Ну, короче говоря, моя жена попала в очень неприятную историю: у нас уже есть двое детей, а она, кажется, опять забеременела. Она у меня дама здоровая - с физической точки зрения никаких проблем, но, видите ли, с психическим здоровьем у нее не все в порядке. Если честно, то она состоит под наблюдением у психиатра. И я, право слово, думаю, что еще одни роды - это для нее будет слишком. - Да что вы говорите? - ответил мне доктор. - А как фамилия вашего психиатра? - Вы его, наверное, не знаете, - сказал я. - Он из Уайт-Плейнс, штат Нью-Йорк, где мы жили раньше. Банкс. Доктор Джозеф Банкс. - А ваша жена что, ездит на свиданья с психиатром в Уайт-Плейнс? - доктор был сама невинность. - Я ведь уже сказал вам, доктор, мы только что переехали и не успели еще подыскать себе нового психиатра. - Ну, это не моя специальность. - Я знаю, сэр; да, в общем, не о том и речь. Я боюсь, как бы из-за этой беременности она не покончила с собой, пока я найду другого психиатра. Она в жутком состоянии. Если честно, я думал, может, вы выпишете ей эрготрат или еще что-нибудь этакое. Я знаю, так не полагается, но случай уж больно отчаянный. Вот пройдет годик-другой, она придет в себя, и будут у нас тогда еще и дети - все будет; мы, знаете ли, не хотели заводить большую семью, но три, даже четыре ребенка это, по-моему, в самый раз. А вот эта ее беременность, она может нам все поломать. - Мне очень жаль, мистер Демпси, - ледяным тоном сказал доктор. - Но я этого сделать не могу. - Ну пожалуйста, доктор! Я же не прошу вас выходить за рамки закона. Я привезу вам аффидевит от доктора Банкса из Уайт-Плейнс, заверенный по всей форме. Этого будет достаточно? Он возьмет на себя всю ответственность. - Нет, мистер Демпси, я понимаю, вы попали в весьма затруднительную ситуацию, но я вам ничем помочь не могу. - А разве не сказано в законе, что вам разрешено принимать должные меры, если жизнь женщины под угрозой? - Боюсь, это не в законе так сказано: это люди в городе привыкли считать, что в законе так сказано, и, если уж на то пошло, здешние жители настроены против искусственного прерывания беременности, так же как и я сам, и не важно, медикаментозный это аборт или хирургический. Кроме того, если проблемы у вашей жены по психической части, я бы не стал так уж категорически утверждать, что речь идет о жизни и смерти. - Именно так! Доктор Банкс вам подтвердит! - Извините, мистер Демпси. Всего хорошего. Я обкатал эту историю на всех врачах, которые значились в телефонной книге - вернее, на тех, кто вообще стал меня слушать, - вот только мифического моего психиатра я переселил из Уайт-Плейнс в Филадельфию, на случай, если придется туда ехать, чтобы поставить настоящий штемпель на письме с фальшивым свидетельством. Кроме того, сверившись с филадельфийским телефонным справочником в холле гостиницы "Полуостров", я изменил имя психиатра с Джозефа С. Банкса на Гарри Л. Зигриста, самого настоящего практикующего психиатра, которого я выудил из этой самой книги. Но мне отказали все до единого. Нервы у меня начали сдавать: мне так хотелось действовать в рамках законности и я, как правило, настолько боялся дурного мнения о себе даже самых случайных людей, которых я знать не знал и на которых мне по большому счету было глубоко плевать, что правдоподобно рассказать свою продуманную до мельчайших подробностей историю я смог, по-моему, всего один раз, и с каждым следующим отказом повторять ее становилось все труднее. Доктор номер семь, однако, к моему невыразимому облегчению, отнесся к этой моей байке более или менее благосклонно. Звали его Мортон Уэллек, и, судя по голосу, он был несколько моложе прочих своих здешних коллег. - Итак, мистер Демпси, - сказал он мне, когда я оттарабанил свой монолог, - вы отдаете себе отчет, что врач, который согласился бы помочь вашей жене, взял бы на себя колоссальную ответственность? - Да, конечно, доктор Уэллек. И если существует законный способ принять ответственность целиком на себя, я сделаю это с радостью. - К сожалению, такого способа нет. Я, однако, весьма вам сочувствую, а закон гласит, что, в случае серьезной угрозы для жизни пациента, могут быть предприняты определенные шаги - по усмотрению лечащего врача. Вы признаете, что физическое здоровье миссис Демпси беспокойства не вызывает, следовательно, весь вопрос в том, действительно ли ее психическое состояние настолько серьезно, насколько это представляется вам. Такие вещи бывает необычайно трудно доказать, если кому-нибудь взбредет в голову сделать из этого проблему, а я могу сказать вам по секрету, что кое-кто из моих старших коллег здесь, в Вайкомико, - им только дай возможность раздуть скандал из случая вроде вашего. Я, честно вам скажу, по характеру не камикадзе. Но я уже уловил в тоне доктора Уэллека проблеск надежды. - А, скажем, нотариально заверенный аффидевит от доктора Зигриста не мог бы сыграть роль волшебной палочки? - умоляющим тоном спросил я. - Он обещал мне всяческую помощь. - Не исключено, - согласился доктор Уэллек. - Конечно, я должен сперва сам обследовать миссис Демпси, хотя бы просто для того, чтобы убедиться, что она и в самом деле беременна! - Мы оба рассмеялись, я - более натянуто, чем он. - И еще я, пожалуй, задал бы ей несколько вопросов, хотя я, понятное дело, не психиатр. - Разумеется. Я немедленно отправлю ее прямо к вам в приемную. - Я поднял очи горе, истово надеясь, что доктор Уэллек в городе недавно. - Так и сделаем, - сказал он, - и, будьте любезны, попросите доктора Зигриста позвонить мне