Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
     Перевод с немецкого Р. Райт-Ковалевой
     Бернхард Т. Избранное Москва: "Радуга", 1983
     OCR & Spellcheck by Alexandr V. Rudenko (15 червня 2001 р.)
---------------------------------------------------------------

     (Зимняя сказка)

     Представьте себе, что на этого человека--звали его  Виктор Полдурак, он
был инвалид,  безногий,--я  налетел  вчера ночью,  на  высокогорной тропе, в
лесу. Спешил я изо всех  сил, не только желая  преодолеть мою обычную ленцу,
но ведь я еще и врач, и один мой сосед--не пациент, здоровый,--попросил меня
пойти к его больному родственнику  в  Фединг  (это по  другую сторону  нашей
горы), потому что у этого родственника внезапно начались мозговые явления, и
хотя во всех медицинских учебниках описана жуткая картина этого заболевания,
причину до сих пор еще никто объяснить не может. Короче говоря, я помчался к
своему  пациенту в  гору,  через лес, по  глубокому снегу,  альпинист я, как
известно, первоклассный, и вдруг в самой чащобе  наткнулся  на этого Виктора
Полдурака и, конечно, здорово испугался.
     --  Это я, Виктор Полдурак! --крикнул  он, когда я на него наткнулся, а
я-то   его   до  тех  пор  и   в   глаза   не  видал.--Мне   паровозом  ноги
отрезало!--закричал он, когда я заметил,  что  он  безногий, и так  крикнул,
будто с  ним,  беднягой, эта  напасть только что приключилась.  Но  я  сразу
подумал:  какой  тут  в горах, в снегу,  поезд,  тут  и рельсов  никаких  не
проложишь,  да  я ничего и  не слыхал--ни крика,  ни  голосов  человеческих.
Правда, этот  Полдурак сразу добавил:--...Да, уж восемь лет прошло,  как эта
беда стряслась.--А лежит он тут, в лесу, на  тропе, потому что обе его ноги,
оба протеза, сломались.--  И видно, оттого, что я вдруг  подумал: дай побегу
побыстрей,  попробую,--рассказывал  этот   Виктор   Полдурак,--тут   они   и
сломались. Забыл  я  совсем, что ноги  у меня не  свои, а деревянные,  вдруг
показалось, что они  опять мои собственные!--Очень был рад,  что тут человек
встретился--это он про меня,--и еще говорит, что он, хоть и в темноте, сразу
понял, какой я симпатичный: это ведь чувствуется по  голосу, по походке.--Да
если б  вы  не  появились,--говорит  мне  этот  самый Виктор Полдурак,--я бы
наверняка  погиб,  да еще такой  страшной смертью.  Сами знаете, нет  ничего
хуже, чем замерзнуть насмерть.
     Когда  я  ему  сказал, что  я  врач,  этот  человек-- а  я  должен  вам
признаться, что  меня в ту  минуту  больше, чем  его  состояние,  его  беда,
занимало   его   имя--надо  же:  "Полдурак",--этот   самый  Полдурак  ужасно
обрадовался, что я врач, а не электрик, не строитель, не пекарь и не пахарь.
Тут я его спросил, как  это он попал  в самую лесную чащу,  да  еще  в такую
непогоду, когда и здоровому  человеку  грозит гибель,  к  тому  же ночью,  в
двенадцатом часу, и он мне объяснил, что всего час тому назад он побился  об
заклад  с  одним  мельником--тот живет в  Трайхе, по нашу  сторону  горы,  а
Полдурак хоть и  слыхал про него  много лет, но  раньше никогда не видел,--и
этот самый мельник  из Трайха держал с ним пари на целых восемьсот шиллингов
(а  это цена пары  самых лучших  хромовых  сапог  от самого  лучшего  нашего
сапожника,  и  он, Полдурак, уже лет десять мечтал о таких сапогах), словом,
мельник  поспорил  с  ним,  что  если  Полдурак  выйдет из  Трайха  ровно  в
одиннадцать  вечера, то он к  полуночи до Фединга нипочем  не  доберется. За
один час  он на  своих деревяшках  никак  не доберется--через гору, по лесу,
особенно зимой, да еще в такой холод, в такую морозную ночь. Он, Полдурак, и
сам не верил, что к двенадцати дойдет до Фединга,  и  все-таки  ("Ведь вот я
какой безмозглый!") решил, что надо попытаться, не стоит зря  упускать такой
удачный  случай хорошо  подзаработать; вот  он и вышел  из Трайха, как  было
условлено,  ровно в одиннадцать вечера. Мельник сам его предупреждал, что он
может  замерзнуть,  говорил, что страшнее такой смерти ничего быть  не может
("И ведь чуть так и не вышло, как предсказывал мельник!"). И хотя теперь он,
Полдурак, наверняка проиграл  пари, но  благодаря мне  он  уже  насмерть  не
замерзнет. И тут  еще ему такое счастье привалило,  что спас его  из  такого
жуткого  положения,  в  котором,  как  он  выразился, есть, конечно, и  своя
смешная сторона, как,  впрочем, и во всем на  свете,--спас  его именно врач,
представитель,  как   он  подчеркнул,  "благородной  медицинской  профессии,
настоящий доктор".
     Я его  поднял,  отряхнул с  него  снег  и увидал, что  оба его  протеза
сломаны как  раз посредине,  именно там,  где обычно  ломаются  протезы.  Не
раздумывая, я поднял  его  на  плечи, потому  что мне надо было торопиться к
моему больному. Конечно,  мне легче было бы нести его без этих деревяшек, но
мы  оба никак  не  могли  отстегнуть  примерзшие  пряжки.  Сломанные протезы
примерзли к его культяпкам, и я подумал: наверно, ему ужасно  больно, да еще
от страха перед  грозившей ему  смертью он совсем обессилел.  Но оттого, что
такой инвалид привык переносить сильные боли  (а к ним невольно  привыкаешь,
когда у тебя вместо собственных ног, из  костей, из мяса, только деревяшки),
может, потому он  не  плакал, не  ныл,  не  вскрикивал, не стонал--вообще не
жаловался,-- наоборот, он был так счастлив, что я его спас, взял на закорки,
скрестил у себя на животе его сломанные протезы,  и, хотя мне казалось,  что
мой груз стал раза  в три,  в четыре,  а то и  в десять  тяжелее,  я  все же
старался как можно скорее выбраться из лесу и выйти к Федингу.
     О  том,  что он, Полдурак, может еще до двенадцати  попасть в  Фединг и
выиграть пари у мельника--а тот, как было условлено, наверно, приехал туда в
обход, по дороге, и  ждал соперника,--об этом он, Полдурак, уже и  не думал.
Он, как  видно, даже вспоминать об этом не решался,  но я сам вдруг взглянул
на  часы--было ровно полдвенадцатого--и  почувствовал, что  мы, то есть я  и
сидящий у меня на спине Полдурак, можем к двенадцати часам поспеть в Фединг,
и я прибавил шагу, хотя, зная, что меня ждет мой больной, и так шел довольно
быстро, но тут я припустил вовсю, бегом понесся через лес, а на спине у меня
сидел человек, который, как все безногие, был весь какой-то обмякший, словно
бескостный.  И  его   сломанные   деревяшки  то  скрипели,  то  трещали,  то
похру-стывали, а  сам  он  оттого,  что  я  так  быстро  бежал,  ни слова не
вымолвил. И  только когда мы  выбрались на опушку  и вдали  показались  огни
Фединга, он сказал:
     -- Кажется, это Фединг? А я ему:
     --  Ну, да! Конечно, это Фединг, да, да. Фединг! И тут он спросил: есть
ли уже двенадцать?
     -- Да нет же,--говорю,--еще не пробило. А сам бегу, бегу, чуть сознания
не теряю, и тут
     Полдурак говорит, что они с мельником условились
     встретиться в Фединге у церковных ворот.
     -- У ворот?--говорю.--Вот удачно, мой больной как  раз там живет, рядом
с церковью.--И уже  подбегаем к церковным воротам, и я говорю:--А двенадцати
еще  нет!--бросаюсь  к входу,  а там уже и  вправду стоит  человек--высокий,
черный, сейчас, думаю,  брошу этого Полдурака прямо ему под  ноги, только бы
не ушибить беднягу.  Сбросил я его, а тут и двенадцать пробило. И лежит  мой
Полдурак перед  мельником  и с  полным правом  протягивает  к  нему  руку за
деньгами.
     Мельник, конечно, растерялся, но, когда я назвал себя,  да еще  гаркнул
на  него как следует, он, этот толстый черный мельник,  вытащил свой толстый
черный бумажник--видно,  просто сдрейфил, а не то чтобы признал, что пари-то
он  проиграл,--и  тут же отсчитал прямо  в  руку  лежащему перед ним Виктору
Полдураку ровно восемьсот шиллингов.
     -- Что ж, пари так пари,--сказал мельник, хоть он никак не рассчитывал,
что  кто-то подберет этого  Полдурака да  еще  побежит  с  ним  до  Фединга.
Мельник, по его словам, грс-ша медного не дал  бы за его жизнь. Сказал,  что
его просто ошарашило, когда тот сам предложил заключить пари.
     -- Вот не  думал,  что я этого Полдурака живым увижу!--сказал мельник и
уже на  ходу  добавил:--Ох  уж  эти  мне  доктора... Вечно лезут  не в  свое
дело!--И скрылся.
     Я  снова  взвалил  Полдурака  на плечи,  зашел  с ним  вместе к  своему
больному--пришли мы  как раз вовремя,--потом отнес его в соседнюю гостиницу,
попросил, чтобы его там пристроили переночевать, заплатил за него вперед.
     На этом  наше знакомство и кончилось.  Но на прощание Полдурак, к моему
удивлению,  стал  меня  горячо благодарить.  "За  что?"--спрашиваю себя,  по
дороге домой я совершенно  забыл,  что решил о  нем не  думать, и вдруг стал
соображать: "Ну ладно, пари он выиграл, получил восемьсот шиллингов, то есть
цену самых лучших сапог у самого лучшего  нашего мастера. Но протезы-то свои
он загубил. А ведь они обойдутся ему  тысячи в две с половиной. Ну что он за
человек, Полдурак этот,--думаю я, пробираясь домой по той же  чащобе, а идти
стало до того трудно, что казалось, пропаду.--Сумасшедший он, что ли?"

Last-modified: Sun, 17 Jun 2001 18:29:51 GMT
Оцените этот текст: