ни сделаны из плетенок - одни из крупных, другие из более мелких. Даже улицы были выстланы плетенками. Теперь он заметил, что и одежда у этих людей: штаны, юбки, пиджаки, шляпы - тоже тонкого художественного плетения. Как видно, все здесь изготовлялось одним и тем же способом. Бастиан то и дело проходил мимо ремесленных мастерских - все тут были заняты производством различных плетеных предметов. Они плели все: обувь, кувшины, лампы, чашки, зонты. И никто не работал в одиночку, потому что все эти веши могли быть сделаны только совместным трудом. Удивительно приятно было смотреть, как ловко и дружно они трудятся, как один дополняет в работе другого. И при этом они напевали простую мелодию без слов. Город был не очень велик, и Бастиан вскоре дошел до его окраины. Ему открылся вид на морской порт. В гавани стояли сотни кораблей самой разной величины и формы. Да, это был город мореходов. И все-таки какой-то странный портовый город: все корабли были подвешены на гигантских удилищах и, тихо покачиваясь, почти касаясь бортами друг друга, парили над глубиной, в которой плыли белые клубы тумана. И все эти корабли без парусов, без мачт, без весел, без руля были из плетенок. Бастиан перегнулся через ограду мола и вгляделся в даль Моря Тумана. Как высоки сваи, на которых стоит город, можно было судить по их теням на белой поверхности моря. - Ночью, - услышал он голос совсем рядом, - туман поднимется до уровня города. Тогда мы сможем выйти в открытое море и пуститься в плавание. Днем солнце выпивает туман и уровень моря понижается. Ты ведь это хотел узнать, чужеземец? Рядом с Бастианом, опершись на перила, стояли трое мужчин и приветливо на него глядели. Он разговорился с ними и узнал, что город этот называется Искаль, или Плетенка. Жители его зовут себя искалийцами. Слово это означает примерно "дружные". Все они трое по профессии Мореходы в Тумане. Бастиану не хотелось называть свое имя, чтобы его не узнали, и он сказал, что его зовут Некто. Трое моряков объяснили ему, что у них вообще нет имен для каждого в отдельности, да в том и нет нужды. Все они вместе зовутся искалийцами, и этого им достаточно. Было как раз время обеда, и они пригласили Бастиана пойти с ними поесть. Он принял приглашение с благодарностью. В одной из близлежащих харчевен они сели все вместе за стол, и во время обеда Бастиан узнал все про город Искаль и его обитателей. Море Тумана - они называли его Скайдан - это огромный океан белой мглы, он делит Фантазию на две части. Никому еще не удавалось исследовать, как глубок Скайдан, никто не знает, где и как возникают эти громадные клубы тумана. Правда, нырнув в туман, можно еще все-таки под ним дышать, а там, где он неглубок, даже пройти довольно далеко от берега по дну моря. Но, конечно, на канатной привязи, чтобы, если что случится, вытащить на берег ушедшего. Дело в том, что коварный туман может вскоре отнять у идущего способность ориентации. Многие отважные или легкомысленные, пытавшиеся в разное время пересечь Скайдан в одиночку пешком, погибали, и лишь некоторых удалось спасти. Единственный способ перебраться на ту сторону Моря Тумана - тот, каким пользуются искалийцы. Плетенки, служащие строительным материалом для домов в городе Искале, и те, из которых мастерят домашнюю утварь, платья и корабли, изготовляются из особого вида тростника, растущего в Море Тумана неподалеку от берега. Но собирать его можно только с риском для жизни. Этот тростник исключительно гибок, и хотя, вытащенный из Моря Тумана на воздух, кажется каким-то вялым, в Скайдане он стоит прямо, так как намного легче тумана. Вот потому-то и могут плыть по Морю Тумана корабли, сделанные из этого тростника. Одежда, которую носят искалийцы, - одновременно и своего рода спасательный пояс на тот случай, если кто-нибудь упадет в туман. Но все это еще не объясняло, в чем же тайная причина дружеского единства искалийцев, определившего всю их деятельность и образ жизни. Как Бастиан вскоре заметил, они вообще не знали словечка "я". Во всяком случае, никогда его не употребляли, а всегда говорили только "мы". Почему это так, Бастиан узнал гораздо позже. Поняв из разговоров Мореходов в Тумане, что они еще этой ночью собираются выйти в открытое море, он спросил, не возьмут ли они его юнгой на корабль. Те объяснили ему, что плавание по Скайдану очень отличается от любого другого плавания по морям: никогда нельзя знать, как долго пробудет корабль в пути и где он в конце концов причалит. Бастиан сказал, что это-то ему как раз и нужно, и мореплаватели согласились взять его с собой. С наступлением ночи, как и ожидалось, туман начал прибывать, и к полуночи высота его достигла уровня Плетенки. Все корабли, висевшие раньше в воздухе, качались теперь в белом море. Корабль, на котором находился Бастиан, - это был плоский челн метров тридцати в длину, - отвязали от троса, и вот он уже медленно выходил на простор ночного Моря Тумана. Едва оглядевшись на судне, Бастиан задался вопросом, какая же сила приводит его в движение: не было ни парусов, ни весел, ни руля, ни гребного винта. Впрочем, паруса, как ему объяснили, не имели бы здесь никакого смысла - ведь над Морем Тумана всегда затишье. А весла или гребной винт ничуть не помогли бы кораблю продвигаться в тумане. Сила, приводящая в движение корабль, совсем другого рода. Посреди палубы находилось возвышение цилиндрической формы. Бастиан заметил его сразу, как только взошел на корабль, и принял за капитанский мостик. Во время плавания на нем всегда стояло несколько Мореходов в Тумане - двое, трое, четверо, а то и больше. (Весь экипаж корабля насчитывал четырнадцать Мореходов, не считая Бастиана.) Положив руки на плечи друг другу, они смотрели вперед в направлении движения. На первый взгляд казалось, что они стоят неподвижно. Но, внимательно понаблюдав за ними, можно было заметить, что они медленно и согласно раскачиваются, словно в каком-то танце, и при этом напевают все повторяющуюся простую мелодию, очень ритмичную и красивую. Бастиан сначала принял их странное поведение за ритуал, смысл которого для него скрыт. Только на третий день плавания он спросил одного из троих своих друзей, что же это значит. Тот, в свою очередь, был очень удивлен, что Бастиана это удивляет, и объяснил ему, как Мореходы силой воображения приводят в движение корабль. Бастиан не сразу понял его разъяснение и спросил, не заставляют ли они крутиться какие-то невидимые колеса. - Нет, - отвечал Мореход. - Если ты хочешь, чтобы твои ноги начали двигаться, тебе ведь тоже надо только представить себе это. Разве ты двигаешь ногами с помощью шестеренок? Разница между собственным телом и кораблем, объяснил он, состоит лишь в том, что управлять кораблем могут, самое меньшее, два искалийца, объединив свое воображение. Только благодаря этому единству и возникает сила, движущая корабль вперед. А чтобы увеличить скорость движения, надо увеличить и количество Мореходов, объединивших силу воображения. Обычно вахту несли втроем, остальные в это время отдыхали. Ведь, хотя со стороны и казалось, что это легко и приятно, на самом деле работа была тяжелой и напряженной, так как требовала предельного внимания. Однако только так и можно было переплыть Скайдан. И Бастиан, пойдя на выучку к Мореходам в Тумане, постиг тайну их единения - ритмический танец и пение без слов. Постепенно, в течение долгого плавания, он стал таким, как они, одним из них. Это было неописуемое ощущение самозабвения и гармонии, когда сила его воображения сливалась с силой воображения других, превращаясь с ними в единую силу. Он чувствовал себя воистину принятым в их сообщество, неотделимым от них, от целого. Чем больше он отдавался этому чувству, тем больше стиралось в его памяти, что в том Мире, из которого он пришел и куда искал теперь путь, каждый человек имел собственные представления и собственное мнение. Только одно он смутно помнил: свой родной дом и своих родителей. И все же в нем жило еще одно желание, более сильное, чем желание не быть одиноким. И теперь оно шевельнулось в его душе. Это случилось в тот день, когда он впервые заметил, что искалийцы достигают единства не потому, что сочетают как бы в едином хоре разные голоса, а потому, что они так похожи друг на друга. Им не составляет никакого труда чувствовать себя чем-то единым. Наоборот, у них нет ни малейшей возможности спорить или быть иного мнения, чем все остальные, поскольку никто из них не воспринимает себя как отдельную личность. Им не надо преодолевать противоречия и разногласия, чтобы вступить в гармоничные отношения друг с другом. И как раз это-то отсутствие трудностей постепенно стало все больше и больше не удовлетворять Бастиана. Их мягкость представлялась ему теперь вялостью, а всегда одни и те же мелодии песен звучали слишком монотонно. Он чувствовал, что чего-то в них ему не хватает, он испытывал тоску по чему-то другому, но не мог бы еще сказать, по чему именно. Это стало ясно ему только в тот день, когда в небе над Морем Тумана вдруг появился огромный орел. Все искалийцы испугались и попрятались под палубу. Только один замешкался и не успел укрыться вовремя. Громадная птица с громким криком спустилась вниз, схватила несчастного и унесла его в клюве. Когда опасность миновала, искалийцы вылезли из укрытия и спокойно продолжали плавание с пением и танцами, словно ничего не случилось. Их гармония не была нарушена, они не горевали, не плакали, они и слова не проронили о потере. - У нас все на месте, - сказал один из них, когда Бастиан стал задавать ему вопросы. - О чем же нам горевать? Один был у них не в счет. И, так как все они не отличались друг от друга, незаменимых не было. Но Бастиан хотел быть самим собой, а не просто одним из многих. Ему даже хотелось, чтобы его любили за то, что он такой - такой, какой он есть. В общности искалийцев была гармония, но не было любви. Он больше не стремился стать самым великим, самым сильным или самым умным, все это было уже позади. Он тосковал о том, чтобы быть любимым - хороший ли он или плохой, красивый или уродливый, умный или глупый - со всеми своими слабостями и недостатками или, быть может, даже как раз за них. Но какой он на самом деле? Этого он теперь уже не знал. Он так много даров получил в Фантазии, так много способностей и силы, что не мог найти среди всего этого самого себя. С того дня он не участвовал больше в танцах Мореходов в Тумане. Часами сидел он на носовой палубе и глядел вдаль, туда, за Море Тумана Скайдан. Иногда он просиживал так всю ночь. Наконец показался к берег. Корабль вошел в бухту. Бастиан поблагодарил искалийцев и ступил на твердую землю. Земля эта заросла розами. Это был дремучий лес из роз всех цветов и оттенков. А по бескрайнему лесу роз пробегала узенькая тропинка. И Бастиан пошел по ней. XXIV. Аюола Цветущая Чем кончила Ксайда, рассказать можно очень быстро, но понять очень трудно. Вся эта история полна противоречий, как и многое другое в Фантазии. До сегодняшнего дня ученые и историки ломают голову, как могло такое случиться, а некоторые даже сомневаются в самих фактах или пробуют дать им совсем иное толкование. Но здесь события будут изложены так, как они происходили, а уж каждый пусть объяснит их себе, как умеет. В то самое время, когда Бастиан вошел в город Искаль, Ксайда со своими Черными Броневеликанами добралась до того места на пустоши, где железный конь развалился на куски под Бастианом. И тут у нее появилось предчувствие, что больше она уж его не найдет. Когда же она завидела земляной вал, на который вели следы Бастиана, ее предчувствие превратилось в уверенность. Если он вошел в Город Бывших Королей, он потерян для всех ее планов, останется ли он там навсегда, или ему удастся оттуда выбраться. Если останется, то потеряет силу, как все, кто там живет, и не сможет больше ничего пожелать. А если выберется, все его мечты о власти и величии угаснут. В обоих случаях игра для Ксайды проиграна. Она приказала своим Броневеликанам остановиться, но они непостижимым образом не подчинились ее воле и продолжали маршировать дальше. Тогда она разгневалась, выпрыгнула из своего паланкина и встала у них на пути, широко раскинув руки. Но Броневеликаны, пешие и конные, продолжали шагать вперед, словно не замечая ее. И они ее растоптали. Но, как только Ксайда испустила дух, вся колонна замерла вдруг на месте, словно часовой механизм, в котором кончился завод. Когда рыцари Избальд, Идорн и Икрион с остатками войска подошли к этому месту и увидели, что случилось, они ничего не поняли. Ведь этих пустых великанов приводила в движение одна лишь воля Ксайды. Выходит, воля Ксайды и заставила их ее растоптать? Но долгие раздумья были не в характере трех рыцарей, и они, пожав плечами, бросили это бесполезное занятие. Посовещавшись, что же им теперь делать, они пришли к выводу, что поход, видно, пора кончать. Они распустили остатки войска и приказали всем разойтись по домам. А сами, поскольку присягали Бастиану и не хотели нарушить присягу, порешили разыскивать его по всей Фантазии. Но никак не могли прийти к согласию, в каком направлении двинуться, и постановили, что каждый пойдет в ту сторону, в какую хочет. Распрощавшись друг с другом, они, хромая и ковыляя, пустились в путь по разным дорогам. Каждый из них пережил еще много приключений, и об их блужданиях по Фантазии существуют бесчисленные предания и легенды. Но это уже совсем другие истории, и мы расскажем их как-нибудь в другой раз. А пустые Черные Броневеликаны так и стояли с тех пор неподвижно все на том же месте, неподалеку от Города Бывших Королей. Их поливал дождь, засыпал снег, они ржавели, оседали, постепенно кренились набок, иные даже рухнули на землю. Но еще и поныне некоторые из них стоят все там же. Об этом месте идет недобрая молва, его считают нечистым, и путники обходят его стороной. Ну, а теперь вернемся к Бастиану. Пробираясь через заросли роз по вьющейся узкой тропинке, Бастиан заметил вдруг нечто удивительное. Такого он еще не встречал на всем пути по Фантазии: дорожный указатель в форме вырезанной руки. На нем было написано: "К Дому Превращений". Бастиан не спеша пошел в указанном направлении. Он вдыхал аромат роз и чувствовал, что на душе у него становится легко и его ожидает какая-то радость. Вскоре он вышел на прямую аллею. По обеим сторонам ее росли шарообразные деревья, увешанные краснощекими яблоками. А в самом конце аллеи стоял дом. Он был хорошо виден издали. Подойдя ближе, Бастиан понял, что это самый забавный дом из всех, какие ему когда-либо встречались. Высокая остроугольная крыша, словно шапочка гнома, венчала здание, похожее на огромную тыкву. Оно было тоже почти шарообразным, а на стенах его во многих местах виднелись какие-то выпуклости, как бы "животики", что придавало дому благодушный и уютный вид. Несколько окон и входная дверь располагались как-то вкривь и вкось, словно в тыкве были не очень умело вырезаны отверстия. Пока Бастиан приближался, он заметил, что с домом то и дело происходят разные изменения с той невозмутимой неторопливостью, с какой улитка выставляет из раковины свои рожки. Вот на одной его стороне появился небольшой нарост, и постепенно он превратился в башенку. А на другой закрылось окошко и понемногу совсем исчезло. Из крыши выросла труба, а над дверью образовался балкончик с решетчатыми перилами. Бастиан остановился и с веселым удивлением стал наблюдать за этими переменами. Теперь он понял, почему такой дом называется Домом Превращений! И тут он услышал, что там, внутри, нежный женский голос с каким-то удивительным теплом поет песню: Нам пришлось, о милый гость, ждать тебя года. Значит, это ты и есть. раз пришел сюда. Для тебя давно готов дом - твое жилье. Для тебя очаг и кров, и еда-питье. После всех страданий, бед, будешь принят и согрет - прав ли был ты или нет, шел ты много, много лет... "Ах, какой прекрасный голос, - подумал Бастиан. - Как бы я хотел, чтобы эту песню пели мне!" А песня все продолжалась: Господин Великий мой, снова будь самим собой, встань мальчонкой у дверей и входи скорей! все готово, все тут есть, и тебя заждались здесь! Этот голос неудержимо влек Бастиана, словно таил в себе какую-то непреодолимую притягательную силу. Он был уверен, что так может петь только очень добрая и радушная женщина. И он постучал в дверь. А голос отозвался: - Входи, входи, мой дорогой мальчик! Бастиан открыл дверь и увидел небольшую уютную комнату. В окна ее светило солнце. Посреди комнаты стоял круглый стол, а на нем всякие корзины и вазы с разноцветными плодами - таких Бастиан еще никогда не видел. За столом сидела женщина, сама немного похожая на яблоко, краснощекая и пышущая здоровьем. В первое мгновение Бастиана охватило желание броситься ей на шею с криком: "Мама! Мама!". Но он овладел собой. Ведь его мама умерла, и, конечно, ее нет здесь, в Фантазии. У этой женщины, правда, такая же милая улыбка и такой же, ну совсем как у мамы, добрый взгляд... Нет, она просто похожа на его маму, словно родная сестра. Только мама была маленькая, а эта женщина большого роста, и вид у нее цветущий и очень нарядный. На голове широкополая шляпа, а на ней цветы и разные фрукты. И платье тоже с ярким узором, в котором бутоны и почки, цветы и плоды переплетаются с листьями. Только приглядевшись получше, Бастиан заметил, что это вовсе не узор, а самые настоящие цветы, плоды и листья. И пока он разглядывал эту Цветущую Женщину, его охватило какое-то новое чувство... Нет, так уже бывало с ним когда-то, но где и когда, он никак не мог вспомнить. Может быть, очень-очень давно, когда он был совсем еще маленьким? - Да садись же, мой хороший! - сказала она, указывая рукой на стул. - Я ведь знаю, ты так проголодался! Ну ешь, ешь скорей! - Прости, - сказал Бастиан, - но ты ждала какого-то гостя... А я зашел сюда просто так, случайно... - Правда? - спросила она, лукаво улыбнувшись. - Ну да ничего, ничего... Что ж, теперь и не поесть из-за этого? А я тебе пока одну сказочку расскажу. Да ты ешь, ешь, не стесняйся! Бастиан снял свой черный плащ, повесил его на спинку стула, сел и нерешительно протянул руку к вазе. Но прежде чем надкусить какой-то невиданный плод, он спросил: - А ты? Почему ты сама не ешь? Ты не любишь фрукты? Женщина от души расхохоталась. Но Бастиан не понял, чему она так смеется. - Ладно, - сказала она, вытирая слезы. - Так и быть, я составлю тебе компанию и тоже подкреплюсь на свой лад. Только не пугайся! С этими словами она взяла лейку, стоявшую рядом с ней на полу, и, держа ее над головой, стала сама себя поливать. - Ах, как это освежает! - весело повторяла она. Теперь рассмеялся Бастиан. Он надкусил плод и тут же понял, что никогда не пробовал такой вкусноты. Съев его, он взял из вазы другой фрукт, и тот оказался еще вкуснее. - Ну как? Вкусно? - спросила женщина, внимательно за ним наблюдая. Бастиан не мог ей ответить с набитым ртом. Он только жевал и кивал. - Это меня радует, - сказала она. - Я очень старалась. Ешь, ешь! Ешь, сколько хочешь! Бастиан принялся за новый фрукт. Ну, таких вообще не бывает!.. Он даже вздыхал от удовольствия. - А теперь я буду тебе рассказывать, - продолжала она. - Только ты ешь, ешь, не отвлекайся! Бастиану было немного трудно слушать ее внимательно, потому что каждый следующий плод вызывал у него все больший восторг. - Много-много лет тому назад, - начала Цветущая Женщина, - наша Девочка Королева была смертельно больна. Чтобы она выздоровела, надо было придумать ей новое имя. А его мог придумать только кто-нибудь из людей. Но люди не приходили больше в Фантазию, и никто не знал почему. Если бы она умерла, пришел бы конец и Фантазии. Но вот в один прекрасный день, а вернее, однажды ночью, в Фантазии вновь появился человек. Мальчишка. И он дал Девочке Королеве имя Лунита. И тогда она выздоровела. И в благодарность за это пообещала ему, что все его желания будут сбываться здесь, в Фантазии, до тех пор пока он не найдет свое Истинное Желание. И мальчик пустился в путешествие - от одного желания к другому, и каждое из них исполнялось. Но каждое исполнившееся желание вело его к новому желанию. Это были не только добрые желания, а иной раз и дурные. Только Девочка Королева не делает тут различий. Все одинаково важно в Фантазии: и доброе, и недоброе. И так в конце концов рухнула Башня Слоновой Кости. Девочка Королева не сделала ничего, чтобы предотвратить эту беду. Но с каждым исполнившимся желанием этот мальчик терял часть своих воспоминаний о Мире, из которого он пришел. Это не имело для него большого значения - ведь он все равно не хотел возвращаться назад. Так он все желал и желал и понемногу растерял почти все свои воспоминания, а без воспоминаний нельзя уже больше ничего пожелать. И постепенно он как бы перестал быть человеком, а сделался чуть ли не фантазийцем. Но своего Истинного Желания он все еще так и не знал. И тут возникла опасность, что он растеряет самые последние воспоминания, так и не дойдя до своего единственного настоящего желания. А это значило бы, что он уже никогда больше не вернется в свой Мир. И тогда путь привел его в Дом Превращений, чтобы он оставался здесь до тех пор, пока не найдет свое Истинное Желание. Ведь Дом Превращений называется так не только потому, что все время меняется сам, но и потому, что изменяет тех, кто в нем живет. А это было очень важно для того мальчика - до сих пор он, правда, хотел бы быть не тем, кем был, но не хотел изменяться. На этом месте она прервала рассказ - гость ее перестал вдруг жевать. Он держал в руке надкусанный плод и смотрел на Цветущую Женщину с открытым ртом. - Если тебе этот фрукт не нравится, - озабоченно сказала она, - положи его в вазу и возьми другой! - Что? - переспросил Бастиан, запинаясь. - Ах нет, он очень вкусный... - Ну, тогда все хорошо, - сказала она радостно. - Но я забыла сказать, как звали этого мальчика - того, кого уже так давно ждут здесь, в Доме Превращений. Многие называли его "Спаситель Фантазии", другие "Рыцарь Свечей", "Великий Всезнай" или "Господин и Повелитель", но настоящее его имя - Бастиан Бальтазар Багс. Женщина долго смотрела с улыбкой на Бастиана. Он несколько раз сглотнул слюну и тихо сказал: - Так зовут меня. - Ну, вот видишь! Она, казалось, ничуть не удивилась. Почки на ее шляпе и платье дружно распустились, и появились новые листочки, а бутоны вдруг раскрылись. - Но ведь с тех пор, как я очутился в Фантазии, прошло не так много лет, - неуверенно возразил Бастиан. - О, мы ждем тебя с незапамятных времен, - сказала она. - еще моя прабабушка и прабабушка моей прабабушки ждали тебя. Вот видишь, теперь я тебе рассказываю сказку совсем новую и все-таки о давних временах. Бастиан вспомнил слова, сказанные Граограманом в самом начале его путешествия. Ему уже и вправду казалось, что с тех пор прошло сто лет. - Да ведь я еще не сказала, как меня зовут! - спохватилась она. - Меня зовут Аюола Цветущая. Бастиан повторил ее имя - выговорить его оказалось не так-то просто. Он надкусил новый фрукт и вдруг понял, что тот фрукт, который ешь сейчас, всегда и есть самый вкусный. Он чуть-чуть огорчился, заметив, что ест уже предпоследний. - Ты хочешь еще? - спросила Аюола, уловив его грустный взгляд. Бастиан кивнул. И тут она стала срывать плоды со своей шляпы и платья, пока не наполнила ими вазу. - Эти фрукты растут прямо у вас на шляпе? - с изумлением спросил Бастиан. - Как так, на шляпе? - Аюола взглянула на него с недоумением и вдруг рассмеялась от всей души. - Так, значит, ты думаешь, что это шляпа? То, что у меня на голове? Да нет, мой хороший! все это растет прямо на мне. Ну, как у тебя волосы растут. Видишь, как я расцвела? Это от радости, что ты наконец пришел. А когда мне грустно, все увядает. Да что же ты не ешь? Ешь! Ешь! - Я вот не знаю, - шокировано сказал Бастиан, - можно ли есть то, что на ком-нибудь растет? - А почему же нельзя? - удивилась Аюола. - Ведь маленькие дети сосут молоко своей матери? И это так прекрасно. - Да, конечно, - согласился Бастиан, слегка покраснев. - Но только пока они еще совсем маленькие. - Ну, значит, ты, мой хороший, - просияв, сказала Аюола, - как раз и станешь теперь опять совсем маленьким. Бастиан взял из вазы еще один фрукт и надкусил его, а Аюола, радуясь этому, расцвела еще сильнее. Немного помолчав, она заметила: - Кажется, он хочет, чтобы мы перешли в соседнюю комнату. Наверно, он там что-то для тебя приготовил. - Кто - он? - спросил Бастиан и огляделся вокруг. - Дом Превращений, - пояснила Аюола с таким видом, будто тут и так все понятно. На самом же деле произошло нечто невероятное, Комната изменилась до неузнаваемости, а Бастиан и не заметил, когда это случилось. Потолок стал гораздо выше, стены с трех сторон придвинулись почти вплотную к столу, а дверь на четвертой стене оказалась теперь открытой. Аюола Цветущая поднялась. Только теперь Бастиан увидел, какого она огромного роста. - Ладно, давай пойдем. Пусть будет, как он хочет! - предложила она. - Он ведь упрямый. Раз уж задумал удивить, его не переспоришь. А вообще-то, он чаще всего придумывает что-нибудь хорошее. У него добрые намерения. Она прошла через открытую дверь в другую комнату, и Бастиан последовал за ней, захватив с собой вазу с фруктами. Комната эта была скорее похожа на большой зал. И все-таки это была столовая, и Бастиану даже показалось, что он когда-то ее уже видел. Странно только, что вся мебель здесь такая громадная - и стол, и стулья. Бастиану даже на стул не взобраться. - Нет, вы только посмотрите! - весело воскликнула Аюола. - Дому Превращений вечно приходит в голову что-нибудь новое. Теперь он придумал для тебя комнату, какой она представляется маленькому ребенку. - Как так? - спросил Бастиан. - Разве раньше тут не было зала? - Конечно, нет. Видишь ли. Дом Превращений очень живо на все откликается. Он принимает участие - конечно, по-своему - в нашей беседе. Мне кажется, он хочет тебе этим что-то сказать, вставить свое слово. Она села за стол, а Бастиан безуспешно пытался влезть на стул, стоявший с ней рядом. Аюоле пришлось подсадить его, и теперь он едва доставал носом до стола. Он держал вазу с фруктами на коленях и был очень рад, что захватил ее с собой. Ведь если б она стояла на столе, ему бы до нее не дотянуться. - А тебе часто приходится вот так перебираться из комнаты в комнату? - спросил он. - Ну, не то чтобы очень часто, - отвечала Аюола, - не больше трех-четырех раз в день. Иногда Дом Превращений вдруг решит подшутить, и в комнатах все перепутается: пол наверху, потолок внизу или еще что-нибудь эдакое. Но это он просто из озорства, для веселья, а потом опять становится благоразумным, особенно если его устыдишь. Он ведь очень милый и добрый, и я чувствую себя в нем очень уютно. Просто он большой весельчак. Нам с ним бывает так весело! Мы так хохочем! - А разве это не опасно? - осведомился Бастиан. - Ну, например, ночью уснешь, а комната становится все меньше и меньше. - Да что ты, мой хороший! - воскликнула Аюола чуть ли не с возмущением. - Он ведь любит меня! И тебя он тоже любит. Знаешь, как он тебе обрадовался! - А если он кого-нибудь невзлюбит? - Об этом я ничего не знаю. Ну и вопросы ты задаешь! До сих пор здесь никого не было, кроме меня и тебя. - Так вот оно что! - сказал Бастиан. - Значит, я здесь - первый гость? - Ну конечно! Бастиан огляделся в огромном зале. - Даже не верится, что эта комната умещается в доме. Снаружи он казался куда меньше. - Дом Превращений, - объяснила Аюола, - внутри больше, чем снаружи. Спустились сумерки, в комнате становилось все темнее. Бастиан прислонился головой к спинке огромного стула, и его одолела чудесная сонливость. - А почему, - спросил он, - ты так долго ждала меня, Аюола? - Я всегда мечтала о ребеночке, - ответила она, - маленьком ребенке, который нуждается в моей нежности и заботе. И ведь его можно баловать! Вот о таком, как ты, мой хороший! Бастиан зевнул. Он был не в силах побороть дремоту - теплота ее голоса его убаюкивала. - Но ведь ты сказала, что еще твоя мама, и бабушка, и прабабушка ждали меня. Лицо Аюолы уже погрузилось во тьму. - Да, - сказала она. - И моя мама, и бабушка, и прабабушка хотели ребенка, но только мне он достался. Глаза Бастиана закрывались. Он проговорил с трудом: - Как же так? Ведь у твоей мамы была ты, когда ты была маленькой. А у твоей бабушки - твоя мама... Ведь у каждой из них был ребенок?.. - Нет, мой хороший мальчик, - прозвучал тихий голос. - У нас это по-другому. Мы не умираем и не рождаемся. Мы всегда остаемся той же самой Аюолой Цветущей и все-таки становимся другой. Это уже не та Аюола. Когда моя мама постарела, она засохла. Все ее листья облетели, как у дерева на осеннем ветру. Она целиком ушла в себя и такой оставалась долгое время. Но в один прекрасный день у нее снова появились почки и бутоны, потом молодые листочки и цветы, а потом плоды. И так возникла я, потому что эта новая Аюола Цветущая была я. И точно так же было с моей бабушкой, когда появилась на свет моя мама. Мы - Аюолы Цветущие - можем завести ребеночка, только если сначала увянем, но тогда ведь мы сами становимся ребенком, а значит, уже не можем быть матерью. Поэтому я так рада, что наконец-то ты здесь, мой дорогой мальчик. Бастиан ничего не ответил. В сладком полусне он воспринимал ее слова, как убаюкивающий напев. Он слышал, как она встала, подошла к нему, склонилась над ним. Она погладила его по голове и поцеловала в лоб. Потом взяла на руки и куда-то понесла, а он, как маленький, прислонился головой к ее плечу, все глубже и глубже погружаясь в теплую тьму. В полусне он почувствовал, как его раздели и уложили в мягкую благоухающую постель. Он еще слышал, словно издалека, как прекрасный нежный голос тихонько напевает песню: Спи, мой мальчик, как ты мил, И так много пережил! Долго шел, блуждал, страдал. Был великим - станешь мал. Будь же снова малышом! Спи, мой мальчик, сладким сном! Когда он проснулся утром, ему показалось, будто он выздоровел после тяжелой болезни - так спокойно и радостно было у него на душе. Он огляделся и увидел, что находится в очень маленькой комнатке и лежит... в детской кроватке! Впрочем, это была очень большая кроватка или, вернее, такая, какой она представляется маленькому ребенку. В первое мгновение это показалось ему смешным, потому что он ведь давно уже не был маленьким ребенком. Все, что даровала ему Фантазия: и сила, и способности, - у него еще оставалось. Всем этим он владел и сейчас, да и Знак Власти Девочки Королевы по- прежнему висел у него на шее. Но уже через минуту ему стало безразлично, что он выглядит смешным, лежа здесь, в детской кроватке. Кроме него и Аюолы, этого никто не узнает, а уж они-то оба понимают, как это хорошо и правильно. Он встал, умылся, оделся и вышел из комнаты. Поднявшись по деревянной лестнице, он вошел в большую столовую и удивился: за ночь она уже превратилась в кухню. Аюола ждала его к завтраку. Она была тоже в самом прекрасном расположении духа, все цветы ее расцвели, и вид у нее был цветущий. Она пела, смеялась и, подхватив Бастиана, стала танцевать с ним вокруг кухонного стола. После завтрака она послала его в сад, чтобы он подышал свежим воздухом. В огромном розарии, окружавшем Дом Превращений, казалось, царит вечное лето. Бастиан бродил по залу, наблюдая за пчелами, которые пировали в цветах, слушал пение птиц, сидевших на кустах, играл с ящерицами, и они были так доверчивы, что даже вползали к нему на ладонь, гладил зайцев, и те спокойно разрешали ему это. Он валялся на траве под кустом, вдыхая сладостный аромат роз, и глядел, бездумно щурясь, на солнце. Время текло, как ручей. Аюола радовалась, что Бастиан целиком предоставил себя ее материнской заботе. Он чувствовал себя так, словно, сам того не зная, долго испытывал голод по чему-то такому, что сейчас наконец-то досталось ему в избытке. И он никак не мог насытиться. Он обследовал Дом Превращений, обшарил его от чердака до подвала. Это занятие, казалось, не скоро наскучит: комнаты постоянно менялись и всякий раз можно было открыть в них что-нибудь новое. Дом, как видно, изо всех сил старался развлечь своего гостя. Он создавал комнаты для игр, железную дорогу, кукольный театр, искусственные горки и даже большую карусель. Иногда Бастиан отправлялся на весь день на экскурсию, чтобы ознакомиться с окружающей местностью. Но слишком далеко еще ни разу не отходил от Дома Превращений - то и дело случалось, что на него нападал вдруг страшный голод. Ему так хотелось вкусить плодов Аюолы, что он не мог ждать ни минуты и спешил вернуться, чтобы наесться досыта. По вечерам они часто подолгу беседовали друг с другом. Он рассказывал ей обо всем, что пережил в Фантазии, о Перелине и Граограмане, о Ксайде и об Атрейо, которому нанес глубокую рану. Может быть, даже убил. - Все я делал плохо! - сказал он. - Все понял неверно. Лунита так меня одарила, а я с помощью ее даров столько бед натворил. Принес несчастье и себе, и всей Фантазии. Аюола Цветущая долго смотрела на него молча. Потом сказала: - Нет, мне кажется, это не так. Ты шел по пути желаний, а этот путь прямым не бывает. Ты сделал большой крюк, но то был твой путь. И знаешь почему? Ты из тех, кто лишь тогда может вернуться назад, когда найдет родник, где бьет ключом Живая Вода. А это потаенное место и есть самая большая тайна всей Фантазии. Простые пути туда не ведут. Немного помолчав, она добавила: - Любой путь, если он привел туда, в конце концов оказывается верным. И тут Бастиан вдруг расплакался. Он и сам не знал почему. У него было такое чувство, будто какой-то ком у него в груди все таял и таял, превращаясь в слезы. Он рыдал и рыдал и никак не мог успокоиться. Аюола Цветущая посадила его к себе на колени и гладила по голове, а он спрятал лицо в ее цветы и плакал, пока не выплакался и не почувствовал усталость. В тот вечер они больше не говорили друг с другом. Только на следующий день Бастиан снова завел разговор о Живой Воде. - А где же мне его искать, этот родник? - На границе Фантазии, - ответила Аюола Цветущая. - Но ведь у Фантазии нет границ, - сказал Бастиан. - Границы есть, только они лежат не снаружи, а внутри. Там, где Девочка Королева черпает свою силу, хотя сама она не может туда проникнуть. - А как же я туда проникну? Разве еще не поздно? - с огорчением спросил Бастиан. - Наверно, я опоздал... - Есть только одно желание, которое укажет туда дорогу: твое последнее желание. Бастиан испугался. - Аюола, ведь в расплату за каждое мое желание, исполненное ОРИНОМ, я всегда что-нибудь забывал. И в этот раз тоже так будет? Помедлив, она кивнула. - Но ведь я этого даже не замечу! - А раньше ты разве что-нибудь замечал? Того, что ты забыл, ты уже знать не можешь. - А что я забуду теперь? - Я скажу тебе, когда придет время. А не то ты постараешься этого не забыть. - Значит, я должен все потерять? Все, все? - Ничто не теряется, - сказала она. - Только превращается одно в другое. - Но тогда мне, наверно, надо торопиться, - забеспокоился Бастиан. - Нельзя больше здесь оставаться... Она погладила его по голове. - Не думай об этом. Сколько пробудешь, столько и пробудешь. А когда проснется твое последнее желание, ты ведь об этом узнаешь. И я тоже. С этого дня и правда что-то начало изменяться, хотя сам Бастиан ничего такого не замечал. Но, видно, Дом Превращений постепенно оказывал на него влияние. И, как все настоящие превращения, все шло медленно и незаметно - ведь и деревья так растут. Дни бежали за днями, а лето все не кончалось. Бастиан был по- прежнему счастлив, что Аюола Цветущая балует его, словно маленького. И плоды ее казались ему все такими же сладкими, как в первый день. Но понемногу он утолил свой ненасытный голод. Теперь он ел их уже не с такой жадностью, и она заметила это, но не сказала ни слова. Он чувствовал, что уже насытился даже ее заботой и нежностью. И по мере того как его потребность во всем этом убывала, в нем пробуждалось желание совсем иного рода. Оно очень сильно отличалось от всех его прежних желаний. Ничего подобного он еще никогда не испытывал. Ему хотелось самому научиться любить. С удивлением и грустью он понял, что этого он не умеет. Желание становилось все сильнее, превращаясь в тоску. И вот однажды вечером, когда они сидели за ужином, он заговорил об этом с Аюолой Цветущей. Выслушав все, она долгое время глядела на него молча. Выражение ее лица было ему непонятно. - Вот теперь ты нашел свое последнее желание, - сказала она. - Твое Истинное Желание - это желание любить... - Но почему я этого не могу, Аюола? - Ты еще сможешь, но только когда напьешься Живой Воды, - ответила она. - И тебе нельзя вернуться обратно в свой Мир, не принеся этой воды другим. Бастиан молчал. Он был в смятении. - А ты? - спросил он. - Ты тоже пила Живую Воду? - Нет, - ответила Аюола, - со мной тут немного по- другому. Мне только нужен кто-нибудь, кому я могу дарить то, чего у меня слишком много. - Так, значит, это была не любовь? Аюола на минутку задумалась, потом ответила: - Это было то, чего ты себе пожелал. - Значит, создания Фантазии тоже не могут любить - вот как я? - спросил он робко. - Говорят, есть среди нас и такие, которые могут пить из родника Живую Воду, их совсем немного, - тихо ответила она. - Только никто не знает, кто они. Существует предсказание, хоть мы и редко о нем упоминаем, что когда-нибудь, в далеком будущем, люди принесут в Фантазию любовь. Тогда оба Мира сольются и станут единым. Но что это значит, я не знаю. - Аюола, - проговорил Бастиан так же тихо, - ты обещала, что, когда придет время, скажешь мне, что я забыл ради моего последнего желания. Это время пришло, правда? Она кивнула: - Сейчас ты забыл отца и мать. И у тебя уже ничего не осталось, кроме твоего имени. Бастиан задумался. - Отца и мать? - переспросил он в раздумье, пытаясь что-то припомнить. Но слова эти больше ничего для него не значили. - Что же мне теперь делать? - спросил он. - Придется тебе меня покинуть, - ответила она, - твое время в Доме Превращений уже прошло. - А куда же мне идти? - Тебя поведет твое последнее желание. Не теряй его! - Мне прямо сейчас уходить? - Нет, уже поздно, стемнело. Завтра утром, на рассвете. У тебя осталась еще одна ночь в Доме Превращений. А теперь пойдем спать. Бастиан встал и подошел к ней. Только сейчас, когда он к ней приблизился, он заметил в полутьме сумерек, что все ее цветы поблекли и увяли. - Не печалься обо мне, - сказала она. - И завтра утром тоже не огорчайся. Иди своим путем! Тут все правильно. Спокойной ночи, мой хороший! - Спокойной ночи, Аюола Цветущая, - негромко проговорил Бастиан. Потом он поднялся в свою комнату. Спустившись вниз на следующее утро, он увидел, что Аюола все еще сидит на том же месте. Все ее листья, цветы и плоды опали. Она сидела, закрыв глаза, похожая на засохшее черное дерево. Долго стоял перед ней Бастиан и глядел на нее. И вдруг распахнулась дверь в сад. Прежде чем выйти на простор, он еще раз обернулся н