у края бассейна и вытянул ноги. Осмотрелся. Луна была в ущербе этой ночью, на море мерцали редкие огни. Прямо перед ним за высоким мысом в контражуре угадывались огни Монте-Карло, откуда сегодня вечером приехало большинство гостей. Слева находился дом. Йосида обернулся к нему. Он любил этот дом, считал его просто подарком судьбы. Здание в стиле ретро восхищало его сочетанием красоты со строгой функциональностью. Талантливый архитектор построил некогда этот дом для звезды былых лет -- Греты Гарбо. Когда Аллен приобрел это долго пустовавшее здание, то поручил перестроить его одному знаменитому и тоже очень талантливому архитектору, Фрэнку Гери[23], спроектировавшему музей Гугенхейма в Бильбао.[24] Он предоставил архитектору полную свободу действий, попросив только об одном -- сохранить нетронутым сам дух дома. В результате получилось нечто совершенно ошеломительное, к тому же в сочетании с самой передовой технологией. Вилла, при виде которой люди буквально замирали, открыв от изумления рты, -- что случилось и с ним самим, когда он впервые вошел сюда. Ни минуты не задумываясь, он оплатил счет за услуги, где нулям, казалось не было конца. Он откинулся на спинку шезлонга, повертел головой, расслабляя шейные позвонки. Затем достал из внутреннего кармана золотой флакончик. Отвинтил крышку и высыпал на ладонь крохотную щепотку белого порошка. Поднес к носу и втянул кокаин прямо с руки, отерев пальцем ноздри, чтобы вобрать остатки. Все вокруг говорило о его успехе и силе. И все же Аллен Йосида не строил иллюзий. Он очень хорошо помнил своего отца, который гнул спину, выгружая из рефрижераторов ящики со свежей рыбой, поступавшей с побережья, и развозя их потом на своем пикапе в японские рестораны. Он помнил, как тот возвращался домой с работы, весь пропахнув рыбой, и сколько ни мылся, не мог удалить запах с рук. Помнил их запущенный дом в столь же запущенном квартале Нью-Йорка и бесконечные разговоры родителей, что нужно починить крышу и исправить сантехнику. Он до сих пор слышит, как гудели старые трубы, стоило открыть кран, из которого лилась желтая, ржавая вода, и приходилось долго ждать, прежде чем она становилась прозрачной и можно было помыться. Он, сын американки и японца, вырос на стыке двух культур. Он слыл гайдзином, чужаком, из-за узколобости местных японцев и оставался "желтой мордой" для белых американцев. Для всех остальных -- негров, пуэрториканцев, итальянцев -- он был всего лишь еще одним мальчишкой-полукровкой на улицах города. Он почувствовал резкий толчок кокаина, проникавшего в кровь, и провел рукой по густым и блестящим, как шелк, волосам. Уже давно не строил он никаких иллюзий. Он никогда их не строил. Все эти люди, что собрались нынешним вечером у него в гостях, пальцем не шевельнули бы, не стань он тем, кем стал. Если бы не олицетворял собой миллиарды долларов. Вряд ли кого-нибудь из них интересовало, гений он на самом деле или нет. Всем было ясно только одно: его гений принес ему колоссальную удачу, причислив к десяти самым богатым людям в мире. Остальное стоило немногого. Когда результат достигнут, никого уже не интересует, как он был достигнут. Для всех Аллен был блистательным создателем "Сакрифайлз" операционной системы, которая обеспечила фирме "Майкрософт" мировой рынок информатики. Ему было восемнадцать, когда он создал "Дзен электроникс", получив кредит от банка, поверившего в проект. Группа инвесторов была потрясена оперативной простотой его системы. Его успех должен был разделить Билли Ла Руэлль. Билли Ла Руэлль, его самый близкий друг, учившийся вместе с ним в школе информатики, тот самый, который однажды пришел к нему домой с гениальной идей революционной оперативной системы, позволявшей обходиться без DOS. Они работали в полнейшей секретности, у него дома или у Билли, работали месяцами, нередко и по ночам, соединив свои компьютеры в сеть. К сожалению, Билли упал с крыши, в тот день, когда они поднялись туда, чтобы установить телевизионную антенну накануне решающего матча между "Чикаго буллз" и "Лейкерз". Он скользнул по наклонному скату, словно конек по льду, и повис на водосточной трубе. Он же, Аллен, стоял и смотрел на него, ничего не предпринимая, пока Билли просил о помощи. Его тело качалось в воздухе, и Аллен слышал страшный скрип жести, которая постепенно уступала под тяжестью Билли. Видел, как побелели у того косточки на пальцах от усилия, с каким он пытался удержаться за острый край трубы и вместе с тем -- за жизнь. Билл с жутким криком полетел вниз, в отчаянии глядя на Аллена вытаращенными глазами. Он рухнул с глухим ударом на асфальт у гаража и остался недвижим, с неестественно свернутой шеей. Кусок оторвавшейся трубы упал, словно в насмешку, в баскетбольную корзину, висевшую на стене дома, возле которой они с Биллом играли во время перерывов в работе. Когда мать Билли с криком выбежала во двор, Аллен спустился в комнату друга и скачал на несколько дискет все, что было в его компьютере, прежде чем тщательно стереть все с жесткого диска. Он сунул дискеты в задний карман джинсов и поспешил во двор к бездыханному телу Билла. Мать сидела на земле, положив голову сына на колени и разговаривала с ним, гладя по голове. Аллен Йосида пролил свои крокодиловы слезы. Он тоже опустился на колени, ощущая, как твердые дискеты оттягивают задний карман. Кто-то из соседей вызвал "скорую". Врачи примчались быстро, освобождая себе дорогу сиреной, странным образом походившей на плач матери Билли. Машина остановилась, скрипнув тормозами. И санитары не спеша унесли тело его друга, накрытое белой простыней. Старая история. История, которую надо забыть. Теперь его родители живут во Флориде, отец сумел наконец избавиться от запаха рыбы на руках. А если и нет, то благодаря долларам сына все готовы были считать вонь рыбы ароматом духов. Он оплатил расходы по лечению матери Билла от алкоголизма и купил ей с мужем дом в престижном районе, где они без проблем жили на деньги, которые он перечислял им каждый месяц. Мать его друга, когда они встретились однажды, поцеловала ему руки. И он, сколько ни мыл их потом, еще долго ощущал на коже ожог от этого поцелуя. Аллен вернулся в дом. Снял пиджак и накинул на плечи, придерживая одной рукой. Почувствовал ночную сырость, которая пропитывала тонкую ткань прилипшей к телу сорочки. Он сорвал с цветущего куста белую гардению и понюхал. И хотя нос был оглушен кокаином, все же уловил нежный аромат. Он вернулся в гостиную, достал из внутреннего кармана пиджака пульт и нажал кнопу. Бронированные стекла бесшумно закрылись, поворачиваясь на превосходно смазанных петлях. Точно так же он погасил свет, оставив только дежурное освещение -- несколько светодиодов на стене. Наконец он остался один. Пора уделить немного времени себе и своему удовольствию. Своему тайному удовольствию. Манекенщицы, банкиры, звезды рока, актеры, заполнявшие его вечеринки, были всего лишь цветными брызгами на белой стене. Их лица и слова нужно было забыть столь же откровенно, сколь и они старались обратить на себя внимание. Аллен Йосида был красивым мужчиной. От матери-американки он унаследовал телосложение и рост янки, а от отца восточную стройность и гибкость фигуры. В его лице гармонично сочетались признаки обеих рас с тем ярким очарованием, какое свойственно всему случайному. Его деньги и внешность привлекали всех, а одиночество вызывало любопытство. Особенно женщин, демонстрировавших перед ним свои груди и стройные тела. Их обещания на их лицах читались столь легко, что еще не начав читать, уже можно было угадать слово "конец". По мнению Аллена Йосиды секс был удовольствием глупцов. Из гостиной он прошел по короткому коридору, соединявшему ее с кухней и столовой, остановился у изогнутой панели из радики, нажал скрытую кнопку, и стена ушла вглубь. Перед ним была лестница, она вела вниз. Он стал спускаться, подгоняемый легким нетерпением. У него была новая видеокассета для просмотра -- совершенно новая, он получил ее днем раньше, и еще не нашел времени посмотреть ее так, как он любил: удобно расположившись в небольшом зале перед плазменным экраном, потягивая охлажденное шампанское и наслаждаясь каждым мгновением. Когда Аллен Йосида не помешал Билли Ла Руэллю упасть с крыши, он не только стал одним из богатейших людей в мире, но и открыл тогда для себя нечто, изменившее его жизнь. Видеть вытаращенные глаза и безумный страх на лице друга, висящего над пропастью, слышать отчаяние в его голосе, молящем о помощи, ему понравилось. Он понял это только потом, дома, когда разделся, чтобы принять душ, и обнаружил, что трусы его перепачканы спермой. В тот трагическую минуту, когда погиб его друг, он испытал оргазм. С тех пор, с того самого момента, он стал искать пути для получения своего удовольствия и добивался этого с точно такой же целеустремленностью, с какой без всяких угрызений совести приобретал богатство. Он улыбнулся. Его улыбка была подобна светящейся паутине на невозмутимом лице. Это верно, что за деньги можно купить все. Соучастие, молчание, преступление, жизнь и смерть. За деньги люди готовы были убивать, мучить и сами мучиться. Он снова и снова убеждался в этом каждый раз, когда новая кассета добавлялась в его коллекцию, и он платил за нее немыслимые деньги. Это были съемки настоящих пыток и убийств -- мужчин, женщин, иногда детей, схваченных на улице, приведенных в надежное место и подвергнутых всевозможным истязаниям, прежде чем погибнуть под равнодушным взглядом видеокамеры. В его видеотеке были настоящие конфетки. Девочку-подростка медленно обматывали колючей проволокой, прежде чем заживо сжечь. С цветного мужчины буквально снимали кожу, пока он не превращался в одно сплошное кровавое месиво. Их мучительные крики были музыкой для ушей, пока он потягивал охлажденное вино и ожидал завершения своего удовольствия. И все это было настоящее. Спустившись по лестнице, он оказался в просторном освещенном помещении. Слева стояли два бильярда фирмы "Эрмелин", один обычный, другой американский, изготовленные по его специальному заказу в Италии. На стенах висели кии и все необходимое для игры. Кресла и диваны стояли вокруг шкафчика с баром, каких в доме было множество. Он прошел дальше и остановился перед стеной, отделанной радикой. Справа на деревянном пьедестале высотой около полутора метров стояла мраморная группа эллинистической эпохи: Венера, играющая с Эротом. С потолка на нее падал свет галогеновой лампы. Он не обратил внимания ни на красоту скульптуры, ни на волнение, объединявшее персонажей, которое скульптор сумел передать с высочайшим мастерством. Он коснулся пьедестала и толкнул его. Пьедестал повернулся вокруг своей оси, обнажив углубление в основании. Там находилась панель с кодовым замком. Йосида набрал буквенно-цифровой код, известный лишь ему одному, и стена, отделанная радикой, легко скользнула в сторону, исчезнув в другой стене. За открывшимся проемом находилось его царство. Тут его ожидало любимое удовольствие, и чтобы стать абсолютным, оно непременно должно было оставаться тайным. Он уже собирался переступить порог, как вдруг почувствовал сильный удар в спину, мгновенную острую боль и тотчас погрузился во мрак. ЧЕТВЕРТЫЙ КАРНАВАЛ Когда Аллен Йосида приходит в сознание, в глазах у него стоит туман и сильно болит голова. Он пытается пошевелить рукой, но не может. Щурится, стараясь восстановить зрение. Наконец это ему удается, и он обнаруживает, что сидит в кресле посереди комнаты. Его руки и ноги привязаны к креслу проволокой. Рот заклеен скотчем. Перед ним сидит на стуле какой-то человек и молча смотрит на него. Но рассмотреть его невозможно. На нем нечто вроде черного рабочего халата, только на три или четыре размера больше, чем надо бы. На голове вязаная шапочка, закрывающая все лицо, кроме глаз, которые в свою очередь защищены черными очками с зеркальными стеклами. Поверх шапочки надета черная шляпа с опущенными полями. Руки в черных перчатках. Йосида с испугом оглядывает его. Под халатом видны брюки такого же цвета -- черного. Они тоже намного больше по размеру, потому что свисают складками и собираются гармошкой над ботинками, как теперь носят некоторые парни согласно моде на хип-хоп. Йосида замечает одну странность. На коленях и локтях что-то выступает, выпирает под тканью, будто человек, сидящий на стуле, специально удлинил свои руки и ноги. Оба некоторое время молчат, и Йосиде молчание это кажется бесконечным. Один из них не решается заговорить, а другой не может этого сделать. Как этому человеку удалось проникнуть сюда? Ну, да, Аллен был в доме один, но вокруг виллы установлена непреодолимая охрана -- вооруженные люди, собаки и видеокамеры. Как ему удалось преодолеть такое оцепление? И самое главное -- что ему надо? Деньги? Если дело только в этом, он может дать ему сколько угодно. Что бы ни пожелал, все даст. Нет ничего, что нельзя было бы купить за деньги. Ничего. Если бы только он мог произнести хоть слово... Человек, сидящий на стуле, продолжает молча смотреть на него. Йосида издает неопределенный звук, приглушенный скотчем, запечатавшим ему губы. Наконец доносится голос человека, сидяшего на стуле огромной черной массой. -- Привет, мистер Йосида. Голос теплый, проникновенный, но Аллену, привязанному к креслу, он почему-то кажется еще более резким и жестким, чем проволока, стягивающая ему руки и ноги. Он таращит глаза и снова издает неопределенный звук. -- Не пытайтесь мне что-либо сказать, я все равно вас не понимаю. И в любом случае, что бы вы ни сказали, это не представляет для меня никакого интереса. Говоря так, он поднимается со стула и обходит кресло, неестественно двигаясь из-за слишком просторной одежды и странных протезов на локтях и коленях. Останавливается сзади. Йосида пытается повернуть голову, чтобы следить за ним. Из-за его спины доносится голос. -- Вы устроили себе здесь неплохое гнездышко, чтобы наслаждаться своими маленькими личными радостями. В жизни бывают удовольствия, которые мало с кем можно разделить. Я понимаю вас, мистер Йосида. Думаю, никто лучше меня не может понять вас... Говоря так, человек в черном выходит из-за кресла. В прямоугольной комнате, где они находятся, нет окон, но есть вентиляционная система: ее решетки под самым потолком. В глубине у стены стоит кровать с шелковыми простынями, над ней висит картина -- единственное отступление, что нарушает почти монашескую строгость этой обители. Другие стены почти полностью закрыты зеркалами, чтобы убрать ощущение замкнутого пространства и с помощью оптической иллюзии увеличить размеры помещения. Напротив кровати расположены плазменные мониторы, соединенные с рядом видеомагнитофонов и DVD-проигрывателей. Такая система позволяет при просмотре фильма находиться как бы в центре экранного действия. Кроме того, тут имеются и видеокамеры, снимающие всю комнату целиком, не исключая ни одного ее уголка. Они тоже подключены к системе записи и воспроизведения. -- Значит, тут-то вы и расслабляетесь, мистер Йосида? Именно тут забываете о мире, когда хотите, чтобы мир забыл о вас? Его теплый голос постепенно становится холодным. Йосида чувствует, как озноб поднимается от ног к немеющим рукам. Проволока впивается в тело точно так же, как голос сверлит мозг. Неестественно двигаясь, человек в черном наклоняется к полотняной сумке, лежащей на полу возле стула, и достает из нее пластинку, старую долгоиграющую пластинку в пластиковом пакете. -- Любите музыку, мистер Йосида? Вот это -- божественная музыка, поверьте мне. Музыка для настоящих знатоков, как вы, хотя... Он подходит к музыкальному центру у стены слева и изучает его. Проворачивается к Йосиде, и в стеклах его очков на мгновение отражается лампа, освещающая комнату. -- Поздравляю. Вы ничего не упустили. Я приготовил другой вариант на случай, если у вас не окажется проигрывателя, но вижу, вы отлично оснащены... Он включает установку, достает из конверта пластинку, ставит ее на проигрыватель и опускает головку тонарма. Звуки трубы из динамиков заполняют комнату. Необыкновенно грустная, нежная музыка пробуждает воспоминания и тоску, от которой перехватывает дыхание -- в памяти всплывают жгучие страдания, которые необходимо забыть. Минуту-другую он спокойно стоит и слушает, слегка склонив голову набок. Йосида представляет, что глаза его за темными очками, наверное, прикрыты. Но длится это совсем недолго. Человек в черном обращается к Йосиде. -- Красивая музыка, правда? Роберт Фултон -- великий музыкант. Наверное, самый великий из всех. И как все великие, не понят... Он подходит к пульту управления видеокамерами и с интересом рассматривает его. -- Надеюсь, что разберусь. Жаль будет, мистер Йосида, если у вас окажется слишком сложная для меня аппаратура. Но, похоже, здесь все вполне доступно. Он нажимает кнопки, и мониторы оживают -- на них появляется "снег" -- серое, мельтешащее марево. Делает что-то еще, и включаются видеокамеры. На всех экранах возникает фигура Йосиды, привязанного к креслу в центре комнаты перед пустым стулом. Человек в черном, похоже, доволен собой. -- Отлично. Установка потрясающая. Правда, я и не ожидал от вас ничего иного. Он подходит к своему пленнику, поворачивает стул и садиться верхом. Кладет свои замаскированные руки на спинку. Протезы под рукавами натягивают ткань. -- Вы наверняка думаете сейчас, что же мне от вас нужно, так ведь? Йосида издает протяжный звук. -- Знаю, знаю. Но если полагаете, будто мне нужны ваши деньги, успокойтесь. Меня не интересуют деньги, ни ваши, ни чьи-либо еще. Я пришел сюда, чтобы совершить обмен. Йосида шумно выдыхает через нос. Слава богу. Кто бы ни был этот человек, какова бы ни была его цена, может, удастся договориться. Если нужны не деньги, так ведь все остальное можно приобрести за них. Нет ничего, что нельзя купить. Ничего. Йосида слегка расслабляется в кресле. Теперь, когда появился какой-то просвет, железная проволока впивается в кожу вроде бы не так сильно. -- Я посмотрел ваши кассеты, пока вы спали, мистер Йосида. Мне кажется, у нас с вами есть кое-что общее. Нас обоих так или иначе интересует смерть незнакомых людей. Вас из-за вашего тайного интимного удовольствия, меня же потому, что это мой долг... Он опускает голову, словно рассматривая сверкающую спинку стула. Йосиде кажется, будто этот человек думает о чем-то своем и мыслями он где-то далеко. В его голосе ощущается неотвратимость, а она -- сама суть смерти. -- Но это единственное, что есть у нас общего. Вы достигаете цели с чужой помощью, я же вынужден действовать сам. Вы смотрите, как убивают, мистер Йосида, а я... Он приближает к нему свое невидимое лицо. -- Я убиваю... И тут Йосида понимает, что спасения нет. Он вспоминает первые полосы газет, которые рассказывали об убийстве Йохана Вельдера и Эриджейн Паркер, женщины, которая была с ним на яхте. Вот уже несколько дней теленовости полны леденящих душу подробностей этого двойного преступления, среди них и кровавая надпись, оставленная убийцей на столе в каюте. Эти же самые слова, произнес сейчас человек, сидящий перед ним. Йосида в отчаянии. Никто не поможет ему, потому что никто не знает о существовании тайной комнаты. Даже если охрана примется искать его, никогда не найдет. Охваченный паникой, он мучительно пытается что-то сказать. -- У вас есть одна вещь, мистер Йосида, которая весьма интересует меня. Вот почему, как я уже говорил, я считаю себя обязанным предложить вам обмен. Он поднимается со стула и, подойдя к шкафу, где лежат видеокассеты, открывает стеклянную дверцу, берет чистую кассету, распечатывает и ставит в видеомагнитофон. Нажимает кнопку "Record", и запись начинается. -- Одну вещь для моего удовольствия за одну вещь для вашего удовольствия. Плавным движением он опускает руку в карман халата, а когда вынимает, в кулаке его зажат мрачно поблескивающий кинжал. Подходит к Йосиде, отчаянно мечущемуся в кресле, хотя проволока все глубже врезается в кожу, и таким же плавным движением рассекает ему бедро. Истерический вопль пленника превращается в дикий вой, приглушенный скотчем, которым заклеен рот. -- Вот, что значит страдать, мистер Йосида. Это "мистер Йосида", в который уже раз повторенное приглушенным шепотом, звучит на всю комнату надгробной речью. Окровавленный кинжал снова вонзается, рассекая другое бедро жертвы. Причем движение это столь быстрое, что теперь Йосида почти не чувствует боли, а ощущает лишь некую прохладу. И сразу же его одежду пропитывает теплая влажная кровь. -- Странно, не правда ли? Наверное, сейчас все это выглядит по-другому, учитывая иную оптику. Но вот увидите, под конец вы все равно останетесь довольны. И на этот раз тоже получите свое удовольствие. Человек в черном с холодной решимостью продолжает иссекать кинжалом свою жертву, привязанную к креслу, а видеокамера снимает и передает его движения на многочисленные экраны. Йосида видит, как ему непрестанно, раз за разом наносят удары, видит кровь, проступающую крупными красными пятнами на белой рубашке, видит человека, заносящего кинжал и вонзающего его одновременно и тут, в комнате, и на экране, снова и снова видит острое мелькающее лезвие. Видит, как его, Йосиды, собственные глаза, обезумевшие от ужаса и боли, заполняют немые бесчувственные экраны мониторов. Фоновая музыка между тем меняется. Высокие звуки трубы словно взрываются, сопровождаемые ярким, своеобразным ритмом этнических ударных инструментов, и все происходящее в комнате напоминает ритуальное действие какого-то племени, человеческое жертвоприношение. Человек в черном и его кинжал продолжают свой стремительный танец вокруг тела Йосиды, полосуя его вдоль и поперек, и кровь, льющаяся из глубоких ран, обагряет одежду и мраморный пол. Музыка и человек в черном останавливаются в одно и то же мгновение, словно в старательно отрепетированном танце. Йосида еще жив и в сознании. Он чувствует, как кровь и жизнь покидают его, он изнывает из-за глубоких ран на всем теле. Капля пота скатывается у него со лба и, попав в левый глаз, щиплет. Человек в черном вытирает ему мокрое лицо рукавом своего окровавленного халата. Красноватое пятно, похожее на запятую, остается у Йосиды на лбу. Кровь и пот. Кровь и пот, как и во многих других случаях. И все это видят беспристрастные глаза телекамер. Человек в черном тяжело дышит, на стеклах его очков мелькают отблески. Он останавливает видеомагнитофон, перематывает пленку на начало и воспроизводит запись. И на множестве экранов перед полузакрытыми глазами истекающего кровью Йосиды все повторяется сначала. Снова первый удар кинжалом, тот, что рассек, словно раскаленным железом, бедро. Снова второй, принесший странное ощущение прохлады, а затем и остальные... Голос человека в черном похож теперь на голос волшебника, он звучит мягко и бесстрастно. -- Вот это я и предлагаю вам. Мое удовольствие за ваше удовольствие. Успокойтесь, мистер Йосида. Расслабьтесь и смотрите на себя, смотрите, как умираете... Йосида слышит его голос как будто сквозь вату. Глаза его устремлены на экран. И в то время, как кровь медленно покидает его тело, а холод заполняет каждую его клетку, он не может не получить от созерцания самого себя привычного болезненного удовольствия. Когда свет в его глазах меркнет, он уже не понимает, что перед ним -- ад или рай. 17 Маргерита Виццини въехала по пандусу на парковку Буленгрен на площади Казино. В этот утренний час народу вокруг было немного. Жители Монте-Карло, что вели ночную жизнь, -- богатые или отчаявшиеся, -- еще спали. Для туристов, совершавших пешие прогулки, время было раннее. Остальные, как и Маргерита, направлялись на работу. Расставшись со слепящим солнечным светом, с людьми, завтракавшими в "Кафе де Пари", с яркими, ухоженными клумбами, она въехала в теплый и влажный полумрак парковки, остановила свой "Фиат-стило" возле тонкой колонны и вставила абонементную карточку в аппарат. Перекладина поднялась, и машина медленно проехала внутрь. Маргерита каждое утро приезжала сюда из Вентимильи, итальянского города, где жила, на работу в отдел ценных бумаг международного банка "АВС" в Монако, который располагался на площади Казино, как раз напротив бутика "Шанель". Ей просто повезло, что она нашла эту работу в Монте-Карло. И самое главное -- получила ее без всяких знакомств или рекомендаций. Диплом с отличием по экономике и торговле открывал перед ней разные пути, у нее были предложения, какие всегда получают лучшие студенты. Среди прочих ее привлекло приглашение из банка "АВС". Она прошла собеседование без особой надежды на результат, но к своему огромному удивлению, была выбрана и принята на работу. Здесь оказалось немало преимуществ. Прежде всего начальный оклад был существенно выше того, какой можно было получить в Италии. Да и проблема налогов в Монте-Карло выглядела совсем по-другому... Маргерита улыбнулась. Это была стройная девушка, с коротко постриженными каштановыми волосами, весьма симпатичная, а не просто хорошенькая. Горстка веснушек, осыпавших ее прямой нос, придавала ее лицу выражение шаловливого эльфа. Какая-то машина задним ходом выезжала со своего места, и ей пришлось остановиться. Она воспользовалась этим моментом, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Увиденное вполне устроило ее. В этот день в банк должен был прийти Мишель Леконт, и ей хотелось выглядеть хорошо. Мишель... При воспоминании о его нежном взгляде она ощутила приятное тепло где-то в области желудка. Англичане говорят про такое ощущение: "В животе бабочки порхают". С некоторых пор они с Мишелем начали вести чрезвычайно приятную и очень тонкую игру. Теперь можно немного прибавить скорость. Дорога освободилась. Маргерита свернула на пандус и поехала вниз, в глубь парковки, занимавшей под площадью несколько этажей. У нее было свое личное место на предпоследнем этаже, отведенном сотрудникам банка. Она вела машину с осторожной непринужденностью. Спустилась на несколько уровней, слыша временами, как на поворотах поскрипывают на гладком полу шины, и наконец добралась до своего места за разделительной стенкой. Она взяла чуть влево, чтобы объехать стенку, и удивилась, обнаружив, что место ее занято огромным лимузином -- сверкающим черным "бентли" с темными стеклами. Странно. Подобные машины очень редко встречаются на подземных парковках. К такому автомобилю обычно прилагается водитель в темном костюме, который предупредительно стоит у распахнутой задней дверцы, готовый помочь пассажирам сесть или выйти. Такой автомобиль небрежно бросают у входа в "Отель де Пари", предоставляя сотрудникам гостиницы поставить его куда следует. Наверное, прибыл какой-нибудь банковский клиент. Модель автомобиля исключала какой бы то ни было протест с ее стороны, и Маргерита решила занять соседнее свободное место. Видимо, задумавшись обо всем этом, она чуть-чуть не рассчитала и, маневрируя, слегка задела "бентли", Одна из фар разбилась фара ее "Фиата" со звоном разбилась, а тяжелый лимузин лишь слегка качнулся на рессорах. Маргерита вежливо отъехала назад, словно подобный жест мог избавить ее от возникшей неприятности. Поставив машину на свободное место, она посмотрела в зеркало на "бентли". На кузове заметна была небольшая вмятина со следами серого пластика от ее бампера. Маргерита огорченно хлопнула руками по рулю. Придется теперь заниматься всеми этими нудными формальностями, связанными с инцидентом, не говоря уже о том, как неловко перед клиентом банка, что она нанесла ему какой-то урон. В растерянности она вышла из машины и остановилась у заднего окна лимузина. Ей показалось, будто в нем кто-то есть -- в затененных стеклах виднелся какой-то силуэт. Она приблизила лицо к стеклу, ладонями прикрыв глаза от света. И действительно, похоже, кто-то сидел на заднем сиденье. Она подумала, что это странно. Будь там кто-нибудь, он непременно вышел бы после удара "фиата". Она сощурилась. И тут человек в "бентли" завалился на бок и припал лбом к стеклу. Маргерита в смятении увидела залитое кровью лицо, вытаращенные на нее мертвые глаза и обнаженные, как у черепа, челюсти. Она в ужасе отпрянула и закричала. 18 Фрэнк Оттобре и комиссар Юло этой ночью глаз не сомкнули. До самого утра они изучали безмолвный конверт пластинки, прослушивали пленку, которая не сообщила им ничего нового, перебирали всевозможные гипотезы, обращаясь за помощью к любому, кто хоть немного разбирался в музыке. Инспектор Рокейл, фанат звукозаписи, обладавший превосходной коллекцией пластинок, тоже ломал голову над тем, какой такой тайный смысл таит эта музыка, виртуозно исполняемая на гитаре Карлосом Сантана. Они облазили вдоль и поперек весь интернет в надежде найти хоть какую-нибудь подсказку для расшифровки послания, отправленного убийцей. Ничего. Они маялись перед запертой дверью и не могли найти ключ от нее. Это была ночь бесконечного кофе, и сколько ни клали в него сахара, во рту все равно было горько. Время шло, и вместе с ним таяли и надежды. Небо над крышами за окном посветлело. Юло поднялся из-за письменного стола и взглянул на улицу. Движение стало оживленнее. Для всех нормальных людей начинался новый трудовой день после спокойного сна. Для них же -- еще один день ожидания после кошмарной ночи. Фрэнк сидел в кресле, закинув ногу на ручку, и казалось, изучал потолок. Уже несколько минут он молчал. Юло потер переносицу, устало и беспомощно вздохнул. -- Клод, окажи услугу. -- Да, комиссар. -- Я знаю, ты не официант. Но ты самый молодой, а за это надо расплачиваться. Может, тебе удастся раздобыть где-нибудь кофе хоть немного получше этой гадости из автомата? Морелли улыбнулся. -- Я только и ждал, чтобы вы попросили. Мне тоже хочется нормального кофе. Инспектор направился к двери, а Юло пригладил седеющие, уже поредевшие на затылке волосы, сквозь которые проглядывала розовая кожа. Когда зазвонил телефон, они сразу поняли, что проиграли. Поднося трубку к уху, Юло никак не мог понять, почему этот кусок пластика весит килограммов сто. -- Юло, -- коротко ответил он. Выслушав то, что ему сказали на другом конце провода, он побледнел. -- Где? Он опять помолчал. -- Хорошо, сейчас приедем. Никола положил трубку и закрыл лицо руками. Пока он говорил, Фрэнк поднялся. От усталости, казалось, не осталось и следа. Он вдруг почувствовал себя на взводе, словно легавая собака на охоте. Он смотрел на Юло, стиснув челюсти. Слегка воспаленные глаза сузились в щелочки. -- У нас труп, Фрэнк, на подземной парковке возле Казино. Без лица, как и те два. Юло поднялся из-за стола и направился к выходу, Фрэнк последовал за ним. В дверях они едва не столкнулись с Морелли, который держал поднос с тремя чашечками кофе. -- Комиссар, вот ко... -- Морелли, оставь этот кофе и вели подать машину. Еще один труп. Надо лететь. На выходе из офиса Морелли бросил проходившему мимо полицейскому: -- Дюпаскье, машину, срочно на выезд. Одним духом! Они спустились в лифте, который, казалось, доставлял их с высот Гималаев. Во дворе уже ждала машина с включенным двигателем и открытыми дверцами. Они не успели закрыть их, как водитель рванул с места. -- Площадь Казино. Включи сирену, Лакруа, и не жалей покрышек. Они промчались по крутой виа Сен-Дево[25] и прибыли на площадь с оглушительным воем сирены, вслед которому невольно оборачивались все прохожие. У входа на парковку стояла небольшая толпа любопытных -- точная копия той, что собиралась всего несколько дней назад в порту. В небольшом сквере у Казино сияли яркими красками клумбы и пальмы. В центре огромной ротонды перед гостиницей "Отель де Пари" какой-то умелый садовник составил из цветов текущую дату. Фрэнк не мог не подумать, что для новой жертвы число это кто-то написал кровью. Полицейская машина с помощью агентов, освобождавших ей дорогу, проследовала дальше мимо десятков глаз, желавших рассмотреть, кто сидит в ней. Они влетели на парковку и, визжа шинами, спустились туда, где их ожидали две другие полицейские машины с включенными мигалками. Их вертящиеся огни оставляли на стенах яркие мелькающие пятна. Фрэнк и комиссар выскочили их машины, как с горячей сковородки. Юло указав агенту на мигалки. -- Пусть выключат, иначе через пять минут мы все тут сойдем с ума. Они подошли к огромному темному "бентли", словно уткнувшемуся в стену. В салоне у заднего окна был виден прислоненный к испачканному кровью стеклу труп мужчины. Взглянув на него, Юло так стиснул кулаки, что побелели косточки на пальцах. -- Дерьмо! Дерьмо! ДерьмоДерьмо! Дерьмо! Дерьмо!.. -- в бешенстве повторял он, словно его гнева мог хоть как-то изменить то, что он видел перед собой. -- Это он, проклятье! Фрэнк почувствовал, как усталость после бессонной ночи оборачивается отчаянием. Пока они сидели в тихом, словно аквариум, кабинете, безнадежно пытаясь расшифровать послание какого-то сумасшедшего, сумасшедший снова нанес удар. Юло обратился к полицейским. -- Кто обнаружил его? Один из агентов в форме подошел ближе. -- Я, комиссар. Или вернее, я первым прибыл сюда. Я забирал машину и вдруг услышал, что кричит девушка... -- Какая девушка? -- Та, что первая увидела тело. Она в машине. У нее шок и плачет, как ива. Она работает в банке "АВС", тут наверху. Паркуя свою машину, она задела "бентли", вышла посмотреть, что получилось, и увидела его... -- Никто ничего не трогал? -- спросил Фрэнк. -- Нет, я никому не разрешил подходить. Ждали вас. -- Хорошо. Фрэнк вернулся к машине, на которой они приехали, достал пару резиновых перчаток и, надевая их, направился к лимузину. Тронул ручку передней дверцы со стороны руля. Замок открылся. Машина была не заперта. Он забрался внутрь и осмотрел труп. На человеке была белая рубашка, настолько пропитанная кровью, что цвет ее можно было только угадать. Брюки черные, по всей видимости, от вечернего костюма. Вся одежда исполосована длинными порезами. Рядом с трупом на кожаном сиденье была надпись, сделанная кровью. Я убиваю... Потянувшись через спинку переднего сиденья, Фрэнк взял труп за плечи и постарался поместить его ровно, чтобы тот опять не соскальзывал к стеклу. И тут он услышал, как что-то с глухим стуком упало на пол машины. Он вышел и, открыв другую заднюю дверцу, присел на корточки. Юло наклонился у него над плечом, держа руки за спиной. Он не надел перчатки и не хотел ни к чему прикасаться. Фрэнк увидел, что упало на ковер машины -- под переднее сиденье завалилась видеокассета. Наверное она лежала на коленях трупа. Фрэнк взял из нагрудного кармана шариковую ручку и сунул ее в отверстие для перемотки. Поднял и стал осматривать, потом достал из кармана прозрачный пластиковый пакет и, положив в него кассету, запечатал. И тут он заметил, что у покойного босые ноги, увидел глубокие раны на запястьях трупа и потрогал его пальцы -- гнутся ли, -- приподнял брючину -- есть ли и там порезы. -- Беднягу связали чем-то очень крепким, скорее всего железной проволокой. Судя по свернувшейся крови и гибким конечностям, он умер не так давно. И не здесь. -- Вероятно, от потери крови. -- Совершенно верно. Если бы все случилось здесь, тут было бы море крови -- и на сиденье, и на полу, не только на одежде. И потом, мне кажется, это не самое удобное место, чтобы снимать скальп. -- Да, беднягу убили где-то в другом месте, а потом засунули в машину. -- Но зачем столько хлопот? Юло посторонился, чтобы Фрэнк мог подняться. -- Я хочу сказать, зачем он рисковал, перевозя труп ночью, в машине, ведь его могли обнаружить. Почему, как ты думаешь? Фрэнк в растерянности осмотрелся. -- Не знаю. Но именно это и необходимо выяснить. Они помолчали, оглядывая труп с вытаращенными глазами, прислоненный к спинке сиденья в его тесном роскошном гробу. -- Судя по остаткам одежды и по машине, это человек довольно богатый. -- Посмотри-ка, кому принадлежит тачка. Они обошли "бентли" и открыли переднюю дверцу со стороны пассажира. Фрэнк нажал кнопку "бардачка" на приборной панели, отделанной радикой. Дверца бесшумно открылась. Он достал кожаное портмоне, нечто вроде бумажника, и нашел в нем техпаспорт на машину. -- Вот. Машина принадлежит фирме "Дзен-электроникс". -- Боже праведный... Аллен Йосида. Голос комиссара прозвучал тихо и испуганно. -- Владелец "Сакрифайлз". -- Плохо дело, Никола. Вот тебе и смысл оставленного послания. -- Что ты имеешь в виду? -- Отрывок из Сантаны, который мы гоняли сегодня всю ночь. Концерт записан в Японии. Йосида наполовину американец, наполовину японец. Ты вообще песни Сантаны помнишь? Одна из них называется "Soul Sacrifice", понял? Sacrifice и Сакрифайлз -- это же игра слов. И если не ошибаюсь, на "Лотосе" есть песня "Киото". Не удивлюсь, если окажется, что Йосида имеет какое-то отношение и к этому городу. Юло указал на труп в машине. -- Ты говоришь, это он? Аллен Йосида? -- Готов спорить на все золото Форт-- Нокса[26]. Мне пришла еще одна мысль... Юло в растерянности смотрел на американца, а в голове Фрэнка родилась сумасшедшая идея. -- Никола, если Йосида был убит где-то в другом месте, а потом привезен сюда, чтобы его обнаружили на площади Казино в Монте-Карло, в этом есть свой совершенно определенный смысл. -- Какой? -- Сукин сын хочет, чтобы этим делом занимались мы! Если Фрэнк прав, подумал Юло, то нет предела безумию этого человека, не только его хладнокровию. Комиссара охватило горькое предчувствие -- сколько же мороки им предстоит и с поисками убийцы, и со всеми этими мертвецами. Шум двигателей оповестил, что приехали "скорая" и судебный врач. Тут же появилась и машина экспертов-криминалистов. Юло пошел к ним, а Фрэнк остался у открытой дверцы "бентли". Его взгляд нечаянно упал на магнитолу, и ему показалось, что в нее вставлена кассета. Опершись о сиденье, Фрэнк потянулся и достал ее. Это была обычная аудиокассета, перемотанная на начало. Фрэнк осмотрел ее, вставил обратно и включил магнитофон. И все, кто находился поблизости, отчетливо услышали в тишине подземного паркинга звучавшую насмешкой мелодию "Samba Pa Ti". 19 Когда вернулись в управление, все пространство перед зданием было заполнено журналистами. -- Чтобы их черти побрали, этих проклятых стервятников! -- Надо было предвидеть, Никола. На парковке мы сумели от них отвязаться, но не вечно же это будет удаваться. Да бог с ними. Порадуйся лучше -- ведь это наименьшая из всех наших неприятностей. Юло повернулся к водителю, тому, что вез их на площадь Казино. -- Проезжай прямо внутрь. У меня нет никакого желания разговаривать с ними. Машина остановилась у ворот. Увидев в ней комиссара, толпа журналистов мгновенно устремилась к нему, одновременно сорвавшись с места, словно статисты по команде режиссера на генеральной репетиции. Перекладина не успела подняться, и они с громкими криками окружили машину. Юло пришлось все же опустить стекло со своей стороны. Голоса журналистов зазвучали громче, какой-то рыжий веснушчатый тип даже голову