трукции о симпатических чернилах и новом применении "Шекспира для детей" Лама. У каждой шутки есть оборотная сторона - чувства того, над кем подшутили. Зазвонили колокола храма Санто-Кристо, голуби взмыли с крыш прямо в золотой вечер и закружили над лотерейными лавчонками улицы О'Рейли и над банками Обиспо; мальчики и девочки в черно-белой форме, с черными ранцами, не отличимые друг от друга, как галчата, ручейками потекли из школы св.Младенцев. Возраст отделял их от мира взрослых - от мира 59200, - и их легковерие было совсем иного рода. Скоро придет домой Милли, с нежностью подумал он. Какое счастье, что она все еще верит в сказки: в непорочное зачатие, в образа святых, проливающих слезы или твердящих во мраке слова любви. Готорн и иже с ним были не менее легковерны, но они принимали за чистую монету кошмары, страшные вымыслы из фантастических романов. Нет, играть - так уж играть. По крайней мере он доставит им удовольствие за их деньги, он снабдит их для картотеки чем-нибудь почище экономического доклада. Уормолд набросал черновик: "Номер 1 от 8 марта абзац А начинается во время моей поездки в Сантьяго я слышал из разных источников сообщения о крупных военных сооружениях в горах Орьенте точка эти работы настолько обширны что не могут быть предназначены для борьбы с мелкими повстанческими отрядами которые там засели точка ходят слухи о расчистке больших участков точка маскируются лесными пожарами точка крестьян ряда деревень принуждают возить камень абзац Б начинается в баре гостиницы в Сантьяго познакомился с испанцем летчиком кубинской авиакомпании в состоянии сильного опьянения точка утверждает что на пути из Гаваны в Сантьяго видел обширные бетонные площадки слишком большие для любых гражданских сооружений абзац В начинается 59200/5/3 сопровождавший меня в Сантьяго взял на себя опасное поручение и зарисовал возле военного штаба в Байамо необычного вида машины отправляемые в леса точка чертежи следуют диппочтой абзац Г начинается разрешите выплатить особое вознаграждение учитывая серьезный риск которому он подвергался и временно приостановить работу над экономическими докладами в связи с тревожным и важным характером сообщений из Орьенте абзац Д начинается проверьте Рауля Домингеса кубинского пилота которого предлагаю завербовать в качестве 59200/5/4". Уормолд с жаром принялся зашифровывать свое послание. "Вот уж не думал, что я на это способен! 59200/5 знает свое дело", - не без гордости подумал он. Его веселое настроение заразило даже Чарльза Лама. Он остановил свой выбор на странице 217, строка 12: "Но я откину занавес и покажу вам картину. Разве она не хороша?" Уормолд вызвал из магазина Лопеса. Он вручил ему двадцать пять песо и сказал: - Вот деньги вперед за первый месяц. Он слишком хорошо знал Лопеса, чтобы ожидать от него благодарности за лишние пять песо, но был обескуражен, когда тот заявил: - Да, а на тридцать песо можно было бы жить. - Вы еще недовольны? Фирма вам платит большие деньги. - Но требует много лишней работы, - сказал Лопес. - Что за чушь! Какой работы? - Личных услуг. - Каких личных услуг? - Она, наверно, потребует много лишней работы, а иначе зачем бы вы стали платить мне двадцать пять песо? В денежных спорах Лопес всегда брал верх. - Принесите мне из магазина один "Атомный котел", - сказал Уормолд. - У нас только один и есть в магазине. - Вот и принесите его наверх. Лопес вздохнул. - Это что, личная услуга? - Да. Оставшись один, Уормолд разобрал пылесос. Потом он сел за стол и принялся тщательно снимать с него чертежи. Позже, откинувшись на спинку стула и разглядывая свои наброски пульверизатора, отсоединенного от шланга, игольчатой трубки, наконечника и патрубка, он задумался: "Уж не зашел ли я слишком далеко?" Он заметил, что позабыл проставить размеры. Проведя черту, он указал масштаб: три фута в дюйме. Потом для сравнения нарисовал рядом с наконечником человечка величиной в два дюйма. Он аккуратно одел его в темный костюм, снабдил котелком и зонтиком. Когда Милли вернулась в этот вечер домой, он все еще был занят своим донесением, а на столе перед ним лежала большая карта Кубы. - Что ты делаешь, папа? - Первые шаги на новом поприще. Она заглянула ему через плечо. - Ты хочешь стать писателем? - Да, сочинять фантастические романы. - Тебе будут платить много денег? - Прилично, если я буду очень стараться. Каждую субботу придется сочинять по рассказу. - А ты будешь очень знаменитый? - Вряд ли. Не в пример другим писателям, я уступлю всю славу моим невидимкам. - Невидимкам? - Так называют тех, кто пишет на самом деле, хотя гонорар получает знаменитость. В этом случае я буду писать на самом деле, а моя слава достанется невидимкам. - Но деньги-то будут платить тебе? - О, да. - Тогда я смогу купить шпоры? - Безусловно. - А как ты себя чувствуешь, папа? - Как никогда. У тебя, верно, здорово отлегло от души, когда ты подожгла Томаса Эрла Паркмена младшего? - Ну что ты ко мне с этим пристаешь? С тех пор прошло столько лет! - Потому что я тебя за это уважаю. А ты бы смогла поджечь его еще раз? - Конечно, нет. Я уже слишком большая. И потом, в старших классах нет мальчишек. Папка, скажи, а мне можно будет купить охотничью фляжку? - Все, что хочешь. А впрочем, погоди, что ты будешь туда наливать? - Лимонад. - Будь хорошей девочкой и принеси мне чистый лист бумаги. Инженер Сифуэнтес ужасный болтун! ИНТЕРМЕДИЯ В ЛОНДОНЕ - Как долетели? - спросил шеф. - Немного помотало над Азорскими островами, - ответил Готорн. На этот раз он не успел снять свой светло-серый костюм; его срочно вызвали из Кингстона, а в лондонском аэропорту уже ждала машина. Он сел поближе к радиатору парового отопления и все же временами не мог унять озноб. - Что это за странный цветок у вас в петлице? Готорн совсем забыл про цветок. Он поднял руку к лацкану пиджака. - Это, кажется, когда-то было орхидеей, - неодобрительно заметил шеф. - Панамериканская авиалиния выдала нам это вчера вечером к ужину, - объяснил Готорн. Он вынул из петлицы мятый лиловый лоскут и бросил его в пепельницу. - К ужину? Странно, - сказал шеф. - Вряд ли это улучшило ваше меню. Лично я ненавижу орхидеи. Декадентские штучки. Кажется, был какой-то тип, который носил в петлице зеленые орхидеи... - Я ее туда сунул, чтобы освободить поднос. Он был весь заставлен: горячие пирожки и шампанское, компот и томатный суп, жареная курица и мороженое. - Кошмарная смесь! Надо было летать на самолете британской авиакомпании. - У меня не было времени заказать билет. - Да, тут дело срочное. Наш человек в Гаване присылает последнее время довольно тревожные донесения. - Отличный работник, - сказал Готорн. - Не отрицаю. Побольше бы таких. Единственное, чего я не пойму, как американцы до сих пор ничего не пронюхали. - А мы запрашивали их, сэр? - Конечно, нет. Я боюсь, что они разболтают. - Может, они боятся, что разболтаем мы. Шеф спросил: - А эти чертежи - вы с ними ознакомились? - Я не очень разбираюсь в таких вещах. Я сразу же их переслал. - Ну так взгляните на них сейчас как следует. Шеф разложил чертежи на столе. Готорн нехотя оторвался от радиатора, и его тут же охватил озноб. - Что с вами? - Вчера в Кингстоне было девяносто два градуса. - Кровь у вас стала жидковата. Наши холода пойдут вам на пользу... Ну, что скажете? Готорн принялся разглядывать чертежи. Они ему что-то ужасное напоминали... Но что?.. Он испытывал какое-то странное беспокойство. - Вы помните сопроводительное донесение, - оказал шеф. - Источник дробь три. Кто он такой? - По-моему, инженер Сифуэнтес. - Понимаете, даже он был озадачен. При всей своей технической эрудиции. Эти машины транспортировались на грузовиках из армейского штаба в Байамо к границе лесов. Там их погрузили на мулов и повезли по направлению к тем загадочным бетонным площадкам. - Что говорят в министерстве авиации? - Они взволнованы, очень взволнованы. Ну и, конечно, весьма заинтересовались. - А как атомники? - Им мы еще не показывали. Вы же знаете, что это за народ. Начнут придираться к деталям, кричать, что все это не очень точно, что размеры трубы не те или что она направлена не в ту сторону. Нельзя требовать, чтобы агент восстановил по памяти все детали. Мне нужны фотографии, Готорн. - Эта нелегкое дело, сэр. - Надо их раздобыть во что бы то ни стало. Любой ценой. Знаете, что мне сказал Сэвэдж? У меня, доложу я вам, просто волосы встали дыбом. Он сказал, что один из чертежей напоминает ему гигантский пылесос. - Пылесос?! Готорн согнулся над столом и припал к чертежам, - его снова пробрал озноб. - Прямо мурашки по коже пробегают, правда? - Но это же невозможно, сэр! - Готорн говорил с таким жаром, точно на карту была поставлена его собственная карьера. - Не может это быть пылесосом. Что угодно, только не пылесос! - Дьявольская игрушка, верно? - сказал шеф. - Остроумно, просто и чертовски ловко придумано. - Он вынул черный монокль, голубое младенческое око отразило свет лампы, и на стене над радиатором забегал зайчик. - Видите эту штуку? Она в шесть раз больше человеческого роста. Похожа на гигантский пульверизатор. А это - что оно вам напоминает? - Двусторонний наконечник, - уныло сказал Готорн. - Что такое двусторонний наконечник? - Они бывают у пылесосов. - Вот видите, опять пылесос. Готорн, кажется, мы напали на след такого крупного дела, рядом с которым сама водородная бомба будет выглядеть оружием обычного типа. - А разве мы этого хотим, сэр? - Конечно, хотим. Тогда люди перестанут столько о ней болтать. - Что же вы предполагаете, сэр? - Я не ученый, - сказал шеф, - но поглядите на этот громадный резервуар. Ведь он, наверно, выше деревьев. Наверху что-то вроде огромной оскаленной пасти... обратите внимание на трубопровод - он здесь намечен пунктиром. Почем нам знать, может, он тянется на много миль, от гор до самого моря. Знаете, говорят, русские работают над каким-то новым изобретением - что-то связанное с солнечной энергией и морскими испарениями. Понятия не имею, что у нас тут, но уверен - дело грандиозное. Передайте резиденту, что нужны фотографии. - Просто ума не приложу, как ему подобраться поближе... - Пусть наймет самолет и собьется с курса над этим районом. Не сам, конечно, - пусть пошлет дробь два или дробь три. Кто такой дробь два? - Профессор Санчес. Но самолет непременно обстреляют. Весь этот район патрулируется военной авиацией. - Вот как, в самом деле? - Ищут мятежников. - Ну, это они так говорят. Знаете, Готорн, какое у меня возникло подозрение?. - Да, сэр? - Никаких мятежников вообще не существует. Все это миф. Правительству понадобился предлог, чтобы объявить район закрытым. - Пожалуй, вы правы, сэр. - Для всех нас будет лучше, если я ошибаюсь, - радостно сказал шеф. - Боюсь я этих штук, Готорн, ей-богу, боюсь. - Он снова вставил монокль, и зайчик на стене исчез. - Когда вы были здесь в прошлый раз, вы говорили с мисс Дженкинсон насчет секретаря для 59200 дробь пять? - Да, сэр. У нее не было ничего подходящего, но она считает, что одна из ее девушек, Беатриса, пожалуй, сойдет. - Беатриса? До чего же противно, что их называют по именам! Подготовку она прошла? - Да. - Пора дать резиденту в Гаване помощников. Все это не по плечу одному человеку, да еще без специальной подготовки. Пожалуй, пошлите и радиста. - А не лучше ли мне сначала съездить самому? Я бы мог познакомиться с обстановкой, поговорить с ним о том о сем. - А конспирация, Готорн? Мы не можем сейчас подвергать его опасности провала. Если ему дать радиопередатчик, он будет сноситься непосредственно с Лондоном. Не нравится мне эта связь через консульство, да и они тоже не в восторге. - А как же его донесения, сэр? - Придется ему наладить что-то вроде курьерской связи с Кингстоном. Можно использовать кого-нибудь из его коммивояжеров. Пошлите ему указания с секретаршей. Вы ее видели? - Нет, сэр. - Повидайте немедленно. Проверьте, подходит ли она. Может ли взять на себя всю технику? Введите ее в курс дел его фирмы. Старой секретарше придется уйти. Поговорите с А.О. насчет небольшой пенсии. - Слушаюсь, сэр, - сказал Готорн. - Можно мне взглянуть еще раз на эти чертежи? - Вас, кажется, заинтересовал вот этот. Что вы о нем скажете? - Похоже на быстродействующую соединительную муфту, - мрачно сказал Готорн. Когда он был уже у двери, шеф бросил ему вдогонку: - Знаете, Готорн, все это прежде всего ваша заслуга. Мне как-то говорили, что вы плохо разбираетесь в людях, но у меня на этот счет было свое мнение. Браво, Готорн! - Спасибо, сэр. Он уже взялся за ручку дверь. - Готорн! - Да, сэр? - А вы не нашли той старой записной книжки? - Нет, сэр. - Может, ее найдет Беатриса. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ 1 Уормолду никогда не забыть этой ночи. Милли исполнилось семнадцать лет, и он решил повести ее в "Тропикану". Хотя в кабаре и нужно проходить через игорные залы, "Тропикана" все же безобиднее, чем "Насьональ". Эстрада и площадка для танцев находятся под открытым небом. На огромных пальмах, в двадцати футах над землей, раскачивались девушки, а розовые и лиловые лучи прожекторов скользили по полу. Певец в ярко-голубом фраке пел по-англо-американски о прелестях Парижа. Потом рояль задвинули в кусты, и девушки спустились с ветвей, как пугливые птицы. - Как это похоже на Арденнский лес, - с восторгом сказала Милли. Дуэньи с ней не было: она исчезла после первого же бокала шампанского. - Не думаю, чтобы в Арденнском лесу были пальмы. Или танцовщицы. - Ты все понимаешь буквально, папа. - Вы любите Шекспира? - осведомился у Милли доктор Гассельбахер. - Нет, не люблю, - слишком уж он поэтичен. Помните, как это у него... Входит гонец. "Направо двинулся с войсками герцог мой". - "Тогда мы с радостью пойдем за ним на бой". - Да какой же это Шекспир?! - Очень похоже на Шекспира. - Милли, не болтай глупостей! - По-моему, Арденнский лес тоже из Шекспира, - сказал доктор Гассельбахер. - Да, но я читаю только "Шекспира для детей" Лэма. Он выбросил всех гонцов, кое-каких герцогов и почти всю поэзию. - Вы проходите Лэма в школе? - Нет, я нашла книгу у папы. - Вы читаете "Шекспира для детей", мистер Уормолд? - спросил с некоторым удивлением доктор Гассельбахер. - Нет, нет, что вы. Разумеется, нет. Я купил эту книгу для Милли. - Почему же ты так рассердился, когда я ее взяла? - Я не рассердился. Просто не люблю, когда ты роешься в моих вещах... в вещах, которые тебя не касаются. - Можно подумать, что я за тобой шпионю, - сказала Милли. - Милли, детка, пожалуйста, не будем ссориться в день твоего рождения. Ты совсем не обращаешь внимания на доктора Гассельбахера. - Отчего вы сегодня такой молчаливый, доктор Гассельбахер? - спросила Милли, наливая себе второй бокал шампанского. - Дайте мне как-нибудь вашего Лэма, Милли. Мне тоже трудно читать настоящего Шекспира. Какой-то очень маленький человек в очень узком мундире помахал им рукой. - Вы чем-то расстроены, доктор Гассельбахер? - Чем я могу быть расстроен в день вашего рождения, дорогая Милли? Разве только тем, что прошло так много лет. - А семнадцать - это очень много лет? - Для меня они прошли слишком быстро. Человек в узком мундире подошел к их столику и отвесил поклон. Лицо его было изрыто оспой и напоминало разъеденные солью колонны на приморском бульваре. Он держал в руках стул, который был чуть пониже его самого. - Папа, это капитан Сегура. - Разрешите присесть? Не дожидаясь ответа Уормолда, он расположился между Милли и доктором Гассельбахером. - Я очень рад познакомиться с отцом Милли, - сказал он. Сегура был наглецом, но таким непринужденным и стремительным, что не успевали вы на него обидеться, как он уже давал новый повод для возмущения. - Представьте меня вашему приятелю, Милли. - Это доктор Гассельбахер. Капитан Сегура не обратил на доктора Гассельбахера никакого внимания и наполнил бокал Милли. Он подозвал лакея. - Еще бутылку. - Мы уже собираемся уходить, капитан Сегура, - сказал Уормолд. - Ерунда. Вы мои гости. Сейчас только начало первого. Уормолд задел рукавом бокал. Он упал и разбился вдребезги, как и надежда повеселиться сегодня вечером. - Человек, другой бокал! Склонившись к Милли и повернувшись спиной к доктору Гассельбахеру, Сегура стал напевать вполголоса "Я сорвал в саду розочку". - Вы очень плохо себя ведете, - сказала Милли. - Плохо? По отношению к вам? - По отношению ко всем нам. Папа сегодня празднует мой день рождения, мне уже семнадцать. И мы его гости, а не ваши. - Ваш день рождения? Тогда вы, безусловно, мои гости. Я приглашу к нашему столику танцовщиц. - Нам не нужно никаких танцовщиц, - сказала Милли. - Я попал в немилость? - Да. - А, - сказал он с видимым удовольствием, - это потому, что я сегодня не ждал около школы, чтобы вас подвезти. Но иногда я вынужден вспоминать и о службе в полиции. Человек, скажите дирижеру, чтобы сыграли туш "С днем рождения поздравляю". - Не смейте, - сказала Милли. - Как вы можете быть таким... таким пошляком! - Я? Пошляк? - Капитан Сегура расхохотался от души. - Какая она у вас шалунья, - оказал он Уормолду. - Я тоже люблю пошалить. Вот почему нам с ней так весело. - Она мне рассказывала, что у вас есть портсигар из человеческой кожи. - Если бы вы знали, как она всегда меня этим дразнит. А я ей говорю, что из ее кожи получится прелестный... Доктор Гассельбахер резко поднялся. - Пойду погляжу на рулетку, - сказал он. - Я ему не понравился? - спросил капитан Сегура. - Может быть, он ваш старый поклонник, Милли? Очень старый поклонник, ха-ха-ха! - Он наш старый друг, - сказал Уормолд. - Но мы-то с вами, мистер Уормолд, знаем, что дружбы между мужчиной и женщиной не бывает. - Милли еще не женщина. - Вы судите как отец, мистер Уормолд. Ни один отец не знает своей дочери. Уормолд смерил взглядом расстояние от бутылки шампанского до головы капитана Сегуры. У него появилось мучительное желание соединить эти два предмета друг с другом. За столиком позади капитана совершенно незнакомая Уормолду молодая женщина серьезно и одобрительно кивнула ему головой. Он взялся за бутылку шампанского, и она кивнула снова. Уормолд подумал, что она, наверно, так же умна, как и хороша, если безошибочно читает его мысли. Он позавидовал ее спутникам - двум летчикам и стюардессе голландской авиакомпании. - Пойдемте потанцуем, Милли, - сказал капитан Сегура, - сделайте вид, что вы меня простили. - Я не хочу танцевать. - Клянусь, завтра я буду ждать вас у монастырских ворот. Уормолд беспомощно махнул рукой, словно хотел сказать: "У меня духа не хватит. Помогите". Молодая женщина внимательно за ним следила: ему казалось, что она обдумывает создавшуюся ситуацию и всякое ее решение будет окончательным, потребует немедленных действий. Она выпустила из сифона немного содовой воды в свой бокал с виски. - Ну пойдемте же, Милли. Не надо портить мой праздник. - Это не ваш праздник. А папин. - Какая вы злопамятная. Неужели, детка, вы не понимаете, что работа иногда бывает важнее даже вас? Молодая женщина за спиной капитана Сегуры повернула носик сифона в его сторону. - Не надо, - невольно сказал Уормолд. - Не надо. Носик сифона был направлен вверх, прямо в шею капитана Сегуры. Палец она держала наготове. Уормолду стало обидно, что такая хорошенькая женщина смотрит на него с презрением. Он сказал: - Да. Пожалуйста. Да. И она нажала на рычажок. Струя содовой воды с шипением ударила капитана Сегуру в затылок и потекла ему за воротник. Откуда-то из-за столиков послышался голос доктора Гассельбахера: "Браво". Капитан Сегура выругался. - Извините, - сказала молодая женщина. - Я хотела налить себе в виски. - Себе в виски? - В "Хейга с ямочками", - сказала она. Милли захихикала. Капитан Сегура сухо поклонился. Глядя на его маленькую фигурку, трудно было догадаться, как он опасен, - ведь только выпив, понимаешь, как крепок напиток. Доктор Гассельбахер сказал: - Мадам, у вас пустой сифон, позвольте принести вам другой. Голландцы за ее столиком переговаривались смущенным шепотом. - Пожалуй, мне опасно доверять такую вещь, как сифон, - сказала молодая женщина. Капитан Сегура выдавил на своем лице улыбку. Казалось, она появилась не на том месте, где надо, - так случается с зубной пастой, когда лопнет тюбик. - В первый раз в жизни мне выстрелили в спину, - сказал он. - Я рад, что стреляла женщина. - Он отлично вышел из положения; вода все еще капала у него с волос, а воротничок превратился в тряпку. - В другое время я захотел бы взять реванш, - добавил он, - но мне давно пора в казармы. Надеюсь, мы еще увидимся. - Я не собираюсь уезжать, - сказала молодая женщина. - Вы приехали отдохнуть? - Нет. Работать. - Если у вас будут затруднения с визой, - многозначительно сказал он, - приходите ко мне... До свидания, Милли. До свидания, мистер Уормолд. Я скажу лакею, что вы мои гости. Заказывайте все, что хотите. - Такой уход делает ему честь, - заметила молодая женщина. - Ваша меткость делает честь вам. - Ударить его бутылкой шампанского было бы, пожалуй, слишком. Кто он такой? - Его зовут Кровавым Стервятником. - Он пытает заключенных, - сказала Милли. - Кажется, я с ним подружилась. - На вашем месте я бы на это не очень рассчитывал, - сказал доктор Гассельбахер. Они сдвинули столики. Оба летчика поклонились и назвали трудно произносимые фамилии. Доктор Гассельбахер сказал голландцам с нескрываемым ужасом: - Вы пьете кока-колу! - Ничего не поделаешь. В три тридцать мы вылетаем в Монреаль. Уормолд заметил: - Раз платить будет капитан Сегура, давайте закажем еще шампанского. И еще кока-колы. - Кажется, я уже больше не могу пить кока-колу, а ты, Ганс? - Я бы выпил стаканчик "болса" [голландский джин], - сказал тот, который был помоложе. - Не раньше Амстердама, - твердо заявила стюардесса. Молодой пилот шепнул Уормолду: - Я хочу на ней жениться. - На ком? - На мисс Пфунк. - А она? - Она не хочет. Старший голландец сказал: - У меня жена и трое детей. - Он расстегнул верхний карман. - Вот. Он протянул Уормолду цветную фотографию, на которой девушка в туго облегающем желтом свитере и купальных трусиках пристегивала коньки. На свитере было написано "Мамба-клуб", а ниже Уормолд прочел: "Гарантируем массу удовольствий. Пятьдесят красавиц. Вы не останетесь в одиночестве". - Кажется, вы ошиблись, это не тот снимок, - сказал Уормолд. Молодая женщина - у нее были каштановые волосы и, насколько можно было разглядеть при неверном освещении, карие глаза - сказала: - Давайте потанцуем. - Я неважно танцую. - Не беда. Он прошел с ней круг. - Да, вы были правы, - сказала она. - То, что они играют, называется румба. Это ваша дочь? - Да. - Какая хорошенькая! - Вы только что приехали? - Да. Команда самолета решила кутнуть, а я пошла с ними. Я здесь никого не знаю. Ее голова доходила ему до подбородка, и он чувствовал запах ее волос; иногда они касались его губ. Он почему-то огорчился, заметив у нее на пальце обручальное кольцо. Она сказала: - Моя фамилия Северн. Беатриса Северн. - Моя - Уормолд. - Значит, я ваш секретарь, - сказала она. - То есть как? У меня нет никакого секретаря. - Нет есть. Разве они вам не сообщили о моем приезде? - Нет. Ему не нужно было спрашивать, кто "они". - Но я сама отправляла телеграмму. - Я действительно получил какую-то телеграмму на прошлой неделе, но ничего в ней не понял. - А какое у вас издание "Шекспира для детей"? - "Эвримен". - Черт! Они мне дали не то издание. Понятно, что в телеграмме было все перепутано. Но я рада, что вас нашла. - И я рад. Хотя немного удивлен. Где вы остановились? - В "Инглатерре", но завтра я перееду. - Куда? - Ну, конечно, к вам, в контору. Мне все равно, где спать. Устроюсь в одном из кабинетов. - Там нет никаких кабинетов. У меня очень маленькая контора. - Но есть же комната для секретаря. - У меня никогда не было секретаря, миссис Северн. - Зовите меня Беатрисой. Они считают, что этого требует конспирация. - Конспирация? - Что же мы будем делать, если у вас даже нет комнаты для секретаря? Давайте сядем. Какой-то человек во фраке, - в этих тропических зарослях он напоминал английского колониального чиновника, который и в джунглях переодевается к обеду, - вышел вперед и запел: Почтенные люди живут вокруг. Они все осмыслят, отмерят, взвесят. - Они твердят, что круг - это круг, И мое безрассудство их просто бесит. Они твердят, что пень - это пень. Что на небе луна, на дереве листья. А я говорю, что ночь - это день, И нету во мне никакой корысти. Ты не верь им, прошу тебя... [пер. - Д.Самойлов] Они сели за пустой столик в глубине игорного зала. До них доносилось постукивание шариков рулетки. Она снова напустила на себя серьезность, через которую проглядывало смущение девушки, впервые надевшей бальное платье. - Если бы я знала, что я ваш секретарь, - сказала она, - я бы ни за что не окатила из сифона полицейского... без вашего разрешения. - Не огорчайтесь. - Меня ведь послали сюда, чтобы вам стало легче. А не наоборот. - Капитан Сегура нам не опасен. - Я получила отличную подготовку. Знаю шифровальное дело и микрофотографию. Я могу взять на себя связь с вашей агентурой. - А-а... - Вы так хорошо себя проявили, им будет обидно, если вы сорветесь. Пускай лучше это произойдет со мной. - А мне было бы обидно, если бы сорвали... - Не понимаю... - Простите, я думал о другом... - Да, - сказала она, - раз телеграмма была искажена, вы ничего не знаете и о радисте. - Не знаю. - Он тоже остановился в "Инглатерре". Его укачало. Придется найти жилье и ему. - Если его укачивает, то может быть... - Возьмите его счетоводом. Он изучал бухгалтерию. - Но мне не нужен счетовод. У меня даже бухгалтера нет. - Не ломайте себе голову. Завтра утром я все устрою. Для того меня сюда и послали. - В вас что-то есть. Вы мне напоминаете мою дочь, - сказал Уормолд. - А вам помогают новены? - Какие новены? - Не знаете? Слава богу хоть за это. Человек во фраке как раз кончал свою песню: А я говорю, что зима - это май, И нету во мне никакой корысти! Голубые лучи прожекторов превратились в розовые, и танцовщицы снова взобрались на свои пальмы. За столами для игры в кости раздавался неумолчный стук, а Милли и доктор Гассельбахер, счастливые, как дети, пробирались на площадку для танцев. Судя по всему, Сегуре так и не удалось разбить их надежду повеселиться. 2 Уормолд проснулся чуть свет. Ему было слегка не по себе после шампанского, а фантастические происшествия вчерашней ночи уже вторгались в его деловое утро. Беатриса сказала, что он хорошо себя проявил - ее устами говорили Готорн и все эти люди. Он огорчился, подумав, что она, как и Готорн, принадлежит к тому же выдуманному миру, что и его агенты. Его агенты!.. Он сел за свою картотеку. Нужно было, чтобы к ее приходу карточки выглядели как можно достовернее. Теперь ему казалось, что некоторые из его агентов уж слишком неправдоподобны. Профессор Санчес и инженер Сифуэнтес безнадежно запутались в его сетях, и он не мог от них избавиться: оба уже вытянули по 200 песо на текущие расходы. Лопес тоже прочно занял свое место. Пьяный летчик кубинской авиалинии получил приличное вознаграждение - 500 песо - за сведения о строительстве в горах, но, пожалуй, его еще можно было ликвидировать, как человека не вполне благонадежного. Был тут и главный механик с "Хуана Бельмонте", который пил испанский коньяк в Сьенфуэгосе, - эта личность казалась вполне реальной, к тому же он получал всего семьдесят пять песо в месяц. Но были и другие, которые, как он опасался, могли не выдержать серьезной проверки; например, Родригес, который значился у него на карточке королем ночных притонов, или Тереса, танцовщица из "Шанхая", зарегистрированная как любовница министра обороны и одновременно директора почт и телеграфа (неудивительно, что ни о Родригесе, ни о Тересе Лондон ничего предосудительного сказать не мог). Пожалуй, лучше ликвидировать Родригеса - ведь каждый, кто хоть немножко знает Гавану, рано или поздно усомнится в его существовании. Но расстаться с Тересой просто душа не позволяла. Она была его единственной шпионкой, его Мата Хари [авантюристка, состоявшая на службе у германской разведки и расстрелянная французскими властями во время первой мировой войны]. Трудно было себе представить, что новый секретарь когда-нибудь попадет в "Шанхай", где каждый вечер в перерывах между выступлениями голых танцовщиц показывают три порнографических фильма. Рядом с ним села Милли. - Что это за карточки? - спросила она. - Клиентура. - Кто эта вчерашняя девушка? - Она будет моим секретарем. - Очень уж ты стал важный. - Она тебе нравится? - Еще не знаю. Ты же не дал мне с ней поговорить. Вы были так заняты вашими танцами и флиртом. - Я с ней не флиртовал. - Она хочет за тебя выйти замуж? - Господи, с чего ты взяла! - А ты хочешь на ней жениться? - Милли, не говори глупостей. Я только вчера с ней познакомился. - Мари - одна француженка, она учится у нас в монастыре - говорит, что всякая настоящая любовь это coup de foudre [любовь с первого взгляда (фр.)]. - Так вот о чем вы разговариваете в монастыре! - Конечно. Надо же думать о будущем? Прошлого-то у нас нет, о чем нам еще разговаривать? А вот у сестры Агнесы есть прошлое. - У какой сестры Агнесы? - Я тебе о ней рассказывала. Она такая грустная и красивая. Мари говорит, что в молодости у нее была несчастная coup de foudre. - Это она сама рассказала Мари? - Конечно, нет. Но Мари знает. У нее самой было уже две несчастных coup de foudre. Они поразили ее сразу, как гром среди ясного неба. - Я уже стар, мне такие вещи не угрожают. - Не зарекайся. Один старик - ему было почти пятьдесят - познакомился с матерью Мари, и с ним случилась coup de foudre. И он был тоже женатый, как ты. - Моя секретарша замужем, так что все будет в порядке. - Она на самом деле замужем или соломенная вдова? - Не знаю. Не спрашивал. А, по-твоему, она красивая? - Довольно красивая. В своем роде. Снизу крикнул Лопес: - Пришла дама. Говорит, что вы ее ждете. - Скажите, чтобы она поднялась наверх. - Имей в виду, я останусь, - пригрозила ему Милли. - Здравствуйте, Беатриса! Вот Милли. Глаза ее были того же цвета, что и ночью, и волосы тоже; в конце концов, все это не было наваждением; шампанское и пальмы тут были ни при чем. Нет, подумал он, она настоящая. - Доброе утро. Надеюсь, вы хорошо спали, - произнесла Милли голосом своей дуэньи. - Нет, мне снились всякие ужасы. - Беатриса перевела взгляд с Уормолда на картотеку, потом на Милли. - А вчера я веселилась от души, - добавила она. - С сифоном у вас получилось здорово, - великодушно сказала Милли, - мисс... - Миссис Северн. Но, пожалуйста, зовите меня Беатрисой. - Вы замужем? - спросила Милли с наигранным любопытством. - Была замужем. - Он умер? - Понятия не имею. Он испарился. - Да ну! - С такими людьми, как он, это бывает. - А какой он был? - Милли, тебе пора идти. И неприлично задавать такие вопросы миссис Северн... Беатрисе. - В моем возрасте, - заявила Милли, - нужно учиться на опыте старших. - Вы совершенно правы. Таких, как он, обычно называют людьми возвышенными, тонкой натурой. Мне он казался очень красивым; у него было лицо, как у птенца, который выглядывает из гнездышка, - знаете, в одном из этих научно-популярных фильмов. Даже вокруг кадыка у него рос пушок - кстати, у него был довольно большой кадык. Беда была в том, что ему уже стукнуло сорок, а он все еще выглядел птенцом. Женщины были от него без ума. Он то и дело ездил на всякие конференции ЮНЕСКО - в Венецию, Вену и тому подобное. У вас есть сейф, мистер Уормолд? - Нет. - А потом? - спросила Милли. - Я просто стала видеть его насквозь. В буквальном смысле слова. Он был такой тощий, что казалось, будто он просвечивает; я так и видела у него во внутренностях зал заседаний, со всеми делегатами, а докладчик встает и кричит: "Дайте нам свободу творчества!" За завтраком это было очень неприятно. - И вы даже не знаете, жив он или умер? - В прошлом году был еще жив - я читала в газетах, что он делал доклад в Таормине на тему "Интеллигенция и водородная бомба". Вам необходимо иметь сейф, мистер Уормолд. - Зачем? - Нельзя, чтобы все валялось на столе. Кроме того, старому негоцианту так уж полагается. - Кто сказал, что я старый негоциант? - У них в Лондоне создалось о вас такое представление. Я сейчас же пойду и достану вам сейф. - Мне пора, - сказала Милли. - Ты будешь вести себя хорошо, папа?. Ты понимаешь, о чем я говорю? День выдался на редкость утомительный. Сперва Беатриса приобрела огромный сейф с секретом - для его доставки потребовались шесть человек и грузовик. Когда сейф втаскивали по лестнице, сломали перила и сорвали со стены картину. На улице собралась толпа: там было несколько мальчишек из соседней школы, две красивые негритянки и полицейский. Уормолд посетовал, что такая суматоха привлекает внимание, но Беатриса возразила, что самый верный способ избежать подозрений - это не прятаться. - Вот, например, вчерашняя история с сифоном, - сказала она. - Теперь все меня запомнят, - как же, та самая женщина, которая окатила полицейского содовой! Никто больше не станет интересоваться, кто я такая. Уже все ясно. Пока возились с сейфом, подъехало такси, из него вышел молодой человек и выгрузил самый большой чемодан, какой Уормолду когда-либо приходилось видеть. - Это Руди, - сказала Беатриса. - Какой Руди? - Ваш счетовод. Я же вам вчера говорила. - Слава богу, - сказал Уормолд, - кажется, я запомнил не все, что было вчера. - Пойди сюда, Руди, передохни. - Какой толк звать его сюда, - сказал Уормолд. - Куда сюда? Он здесь не поместится. - Он может спать в конторе, - сказала Беатриса. - Там не хватит места для кровати, сейфа и моего письменного стола. - Я достану вам стол поменьше. Больше не мутит, Руди? Это мистер Уормолд, наш хозяин. Руди был очень молод и очень бледен; пальцы его пожелтели не то от никотина, не то от кислот. Он сообщил: - Ночью меня рвало два раза. Рентгеновская трубка сломалась. - Ничего не поделаешь. Прежде всего надо устроиться. Ступай купи складную кровать. - Слушаюсь, - сказал Руди и исчез. Одна из негритянок протиснулась к Беатрисе и заявила: - Я британская подданная. - Я тоже, - откликнулась Беатриса. - Рада с вами познакомиться. - Вы та самая девочка, которая облила водой капитана Сегуру? - Почти что так. Я на него брызнула из сифона. Негритянка повернулась и объяснила это толпе по-испански. Несколько человек принялись аплодировать. Полицейский смущенно удалился. Негритянка сказала: - Вы очень красивая девочка, мисс. - Вы тоже красивая, - откликнулась Беатриса. - Помогите-ка мне с этим чемоданом. Они взялись за чемодан Руди, - одна стала его тащить, другая подталкивала сзади. - Простите, - говорил какой-то человек, с трудом пробиваясь через толпу, - виноват, простите! - Что вам нужно? - спросила Беатриса. - Разве вы не видите, что мы заняты. Приходите в другой раз. - Но мне хотелось купить пылесос. - Ах, пылесос!.. Тогда заходите. Сможете перелезть через чемодан? Уормолд крикнул Лопесу: - Займитесь им. И, ради всего святого, постарайтесь сбыть ему "Атомный котел". Мы еще не продали ни одного. - Вы будете здесь жить? - спросила негритянка. - Я буду здесь работать. Спасибо за помощь. - Нам, британцам, надо стоять друг за друга, - сказала негритянка. Грузчики, которые устанавливали сейф, спускались по лестнице, они плевали себе на ладони и вытирали их о штаны, чтобы показать, как тяжело было тащить эту громаду. Уормолд дал им на чай. Поднявшись наверх, он грустно оглядел свой кабинет. Беда была в том, что в комнате как раз оставалось место для складной кровати, - это мешало ему избавиться от Руди. - Руди негде будет держать свои вещи, - сказал он. - Он привык к походной жизни. Но, на худой конец, тут есть ваш письменный стол. Переложите в сейф бумаги из ящиков, а Руди положит туда свои вещи. - Я никогда не открывал сейфа с секретом. - Это так просто. Надо только выбрать три числа, которые вы сможете запомнить. Какой у вас номер почтового отделения? - Не знаю. - Ну, номер телефона... нет, это ненадежно. Всякий взломщик сразу догадается. Ваш год рождения? - Тысяча девятьсот четырнадцатый. - А число? - 6 декабря. - Вот и пусть будет 19 - 6 - 14. - Ну, этого я не запомню. - Вам так кажется. Не можете же вы забыть, когда вы родились? Теперь следите за мной. Вы поворачиваете ручку четыре раза против часовой стрелки, потом ставите ее на девятнадцать, поворачиваете три раза по часовой стрелке, потом ставите на шесть, потом два раза против часовой стрелки, потом на четырнадцать, потом кругом - и сейф заперт. Теперь вы открываете его точно так же - девятнадцать - шесть - четырнадцать... и вот, пожалуйста, - открыт. В сейфе лежала дохлая мышь. - Товар с гнильцой, - сказала Беатриса, - надо было мне потребовать скидку. Она стала распаковывать чемодан Руди, вытаскивая из него части рации, батареи, фотопринадлежности, какие-то таинственные трубки, засунутые в мужские носки. - Как вы ухитрились все это протащить через таможню? - А мы и не протаскивали. Вещи привез нам из Кингстона 59200 дробь четыре дробь пять. - Кто он такой? - Контрабандист, креол. Занимается контрабандой кокаина, опиума и марихуаны. Разумеется, таможенники с ним заодно. Они и на этот раз полагали, что он провозит обычный груз. - Сколько нужно наркотиков, чтобы набить такой чемодан! - Да, нам пришлось-таки раскошелиться. Переложив в сейф содержимое стола, она проворно убрала в ящики пожитки Руди. - Рубашки немного помнутся, - заметила она, - что поделаешь. - Ну и пусть мнутся. - А это что такое? - спросила она, беря карточки, которые он утром с таким пристрастием рассматривал. - Моя агентура. - Вы оставляете карточки на столе? - Ну, на ночь я их запираю. - У вас довольно туманное представление о конспирации. - Она взглянула на одну из карточек. - Кто такая Тереса? - Танцовщица, она танцует голая. - Совсем голая? - Да. - Вам повезло... Лондон хочет, чтобы связь с агентами я взяла на себя. Вы меня как-нибудь познакомите с Тересой, когда она будет не совсем голая? Уормолд сказал: - Не думаю, чтобы она захотела работать на женщину. Вы же их знаете... - Нет, не знаю. Это вы их знаете. А, вот инженер Сифуэнтес. Лондон о нем очень высокого мнения. Что ж, и он, по-вашему, не захочет работать на женщину? - Он не говорит по-английски. - А что, если мне брать у него уроки испанского? Это была бы неплохая маскировка. Он такой же красивый, как Тереса? - У него на редкость ревнивая жена. - Ну, с женой-то я, наверно, справлюсь. - Конечно, глупо ревновать человека в таком возрасте. - А сколько ему лет? - Шестьдесят пять. К тому же у него брюшко, так что ни одна женщина на него и смотреть не станет. Если хотите, я спрошу у него насчет уроков. - Это не к спеху. Можно и подождать. Начну, пожалуй, с другого. Профессор Санчес. Когда я была замужем, мне приходилось иметь дело с интеллигентами. - Он тоже не говорит по-английски. - Ну, он-то наверно знает французский. А моя мать была француженка. Я свободно говорю на двух языках. - Не знаю, как у него обстоит дело с французским. Я вы