изнес Макс, обращаясь к Профессору. -- Мне хотелось бы иметь еще один такой сундук, но без начинки. Профессор поднял брови: -- Пардон? Макс повторил просьбу и с улыбкой добавил: -- Не беспокойтесь, Профессор, я не собираюсь составлять вам конкуренцию. Мне нужен пустой ящик, без всякой механики. У вас такой найдется? Я не могу рассказать, зачем он мне, но это весьма важно. -- Конечно, Макс, конечно, -- быстро проговорил Профессор. -- Если бы я знал, то прихватил бы такой сундук с собой. -- После того как мы закончим с Химмельфарбами, я пошлю Косого за ним к вам в магазин, хорошо? -- спросил Макс. -- Бери их столько, сколько тебе надо, -- ответил Профессор. -- Мне нужен только один. Я задумался: для чего Максу понадобился пустой ящик? Затем меня осенило, и его идея мне не очень понравилась. Я подумал, что Макс часто рискует без всякой необходимости. Профессор привел машину в рабочее состояние, зарядил ее сорока новыми десятидолларовыми купюрами и, отсчитав сорок листков чистой бумаги, аккуратно упаковал их и засунул себе в карман. Мы отнесли машину в грузовой фургон Профессора и поехали впереди на "кадиллаке", показывая ему дорогу к заводу Химмельфарбов. Когда мы прибыли на место, братья первым делом выставили всех посторонних за пределы склада. Охраннику они предоставили оплачиваемый отгул на оставшуюся часть дня. На оплате отгула настоял Макс. Профессор действовал безукоризненно. Братья выпученными глазами смотрели, как из машины выскальзывают десятидолларовые купюры. Когда Профессор откинул крышку и показал им внутреннее устройство машины, это произвело на них требуемое впечатление. Старший Химмельфарб от возбуждения забрызгал всех вокруг слюной и начал изъясняться только в превосходной степени: "Великолепно! Изумительно! Колоссально!" Когда речь зашла об уплате тридцати пяти тысяч, возникла небольшая заминка. Химмельфарб потребовал письменной гарантии на год бесперебойной работы машины. В конце концов Профессору удалось его убедить. -- Завтра я доставлю-вам настоящее, напечатанное и Заверенное гарантийное письмо, -- пообещал он. Профессор был воистину великолепным продавцом. -- Этот парень сможет навязать любой товар даже уличным торговцам, -- прошептал Макс. Дрожащими руками Химмельфарб --передал Профессору тридцать пять тысяч. Профессор похлопал его по спине. -- Не беспокойтесь. Завтра я получаю крупную партию чистой бумаги для печати, и вы будете первым, кому я ее доставлю. Я гарантирую, что вы будете получать доходы, превышающие тридцать пять тысяч в неделю. Мы оставили Химмельфарбов подсчитывать свои прибыли. Они заявили, что, как только у них будет требуемая бумага, они начнут работать сверхурочно. По виду Косого я понял: если мы быстро не отчалим, его прямо здесь разорвет от хохота. Он уже кашлял и задыхался от едва сдерживаемого смеха. На обратном пути мы заехали в магазин Профессора и прошли в его мастерскую. Она располагалась в том же подвале, только теперь была оснащена разнообразными современными станками для обработки дерева и металла. Профессор отсчитал тридцать тысяч долларов и передал их Максу. -- А еще у вас есть на примете такие же лопухи, как Химмельфарбы? -- спросил он. Макс улыбнулся: -- Янина что не намекаю, Профессор, но каждому -- свой рэкет. Как правило, мы не занимаемся пйдобными фокусами. Просто Химмельфарбы доставали нас на протяжении долгого времени. Они просто до зуда желали быть облапошенными. -- Могу уверить тебя, что это весьма доходное дело, -- ответил Профессор. -- Ежемесячно-я сплавляю как минимум одну печатную машину по цене от трех тысяч и выше. Дороже всего, за пятьдесят тысяч, я продал этот механизм одному итальянскому графу. Я устанавливаю цену, исходя из финансового положения своих потенциальных клиентов. Или лучше назвать их лопухами? -- Он усмехнулся и продолжил уже более серьезным тоном: -- Думаю, что нет необходимости предупреждать вас о том, что иногда эти лопухи обращаются к властям в надежде добиться возмещения ущерба. Макс беззаботно прервал речь Профессора: , -- Мы сможем с ними справиться. Кроме того, я вам вот что скажу, Профессор. У них не будет никаких доказательств. Сегодня вечером вы получите свою машину обратно. А от вас я хочу следующего. У вас найдется рулон туалетной бумаги? -- Туалетной бумаги? -- растерянно переспросил Профессор. -- А, конечно, в туалете есть туалетная бумага. Он вышел из мастерской, вернулся с начатым рулоном и с недоумевающим видом передал его Максу. Макс подошел к пустому корпусу печатной машины и, положив в него рулон, спросил: -- Вы можете сделать так, чтобы после поворота рычага рулон начал разматываться и бумага вылезала через прорезь? -- Да, я понял, чего ты хочешь. Это займет у меня примерно пятнадцать минут.. Приступая к работе, Профессор от души потешался: -- Очередной прикол, да, Макс? Я попытался возразить: -- К чему затевать всю эту возню? Макс широко улыбнулся: -- Ты уже понял, Башка? Отличная шутка, верно? Я улыбнулся мальчишескому энтузиазму Макса. У Профессора ушло более двадцати минут на то, чтобы установить рулон с туалетной бумагой в' ящике и добиться правильной работы устройства. Макс радовался, словно ребенок, получивший в подарок новую механическую игрушку. Подхватив ящик, мы направились к выходу. Макс спросил у Профессора: -- Вы будете в мастерской около одиннадцати вечера? В это время вам доставят машину, которую мы продали Химмельфарбам. -- Если это необходимо, я готов прождать всю ночь, -- ответил Профессор. -- Возврат машины сэкономит мне целую неделю работы. Мы отвезли пустой ящик к Толстому Мои и поставили его на полу в нашей комнате. Взглянув на хитро улыбающегося Макса, я сказал: -- Ну что, Макс, мой мальчик, будем укладывать мистера Мура прямо сейчас? Макс просто подпрыгнул от неожиданности и с удивлением спросил: -- Как ты догадался, Башка? -- Элементарно, мой милый Ватсон. Не забывай, что я использую свою башку. Могу поспорить, что даже Косой понял, в чем дело. Косой что-то обиженно пробормотал себе под нос. Мы взяли мистера Мура и аккуратно уложили его в ящик. -- О, он начинает поспевать, -- пробормотал Макс. -- Фу! Шанель номер пять. Я усмехнулся: -- Да уже сильнее, чем номер пять, он благоухает по меньшей мере, как номер семь. ∙- Ты убедился, что мистер Мур не будет мешать операциям с туалетной бумагой? -- скорбно спросил Макс. -- Все в порядке. Я закрепил его ноги у стенок, -- ответил я, и мы плотно закрыли крышку. Макс повернул рычаг, и из прорези поползла туалетная бумага. Плюясь во все стороны, Макс передразнил старшего Химмельфарба: -- Великолепно! Колоссально! -- Хотел бы я посмотреть, как они потянут за рычаг и увидят эту бумагу, -- произнес Косой. -- А когда они откроют крышку и заглянут внутрь, -- захлебываясь от смеха, сказал Простак, -- то увидят мистера Мура, который будет глядеть прямо на них'. -- Могу поспорить, что они там же и сдохнут, как мистер Мур! -- добавил Косой. Мы оставили ящик на полу. -- Я думаю, что следующим номером после такой работы должно идти что-нибудь взбадривающее, -- сказал Макс. Косой высунул голову в зал и проорал: -- Взбадривающего! Мои принес поднос с двойным виски. Взбодрившись, мы занялись каждый своим делом. Простак не.много поработал с грушей в углу. Макс тренировался, выхватывая спрятанный в рукаве мелкокалиберный револьвер. Косой тихонько наигрывал на гармонике, а я упражнялся с ножом, полосуя, воздух вокруг себя. Ровно в десять появились Веселый, Пипи и Глазастик. Как всегда, они вошли, следуя друг за другом в строго установленном порядке. Первым с преувеличенно важным видом вышагивал Веселый. Следом за ним, постреливая глазами во все стороны, двигался похожий на улыбающегося хорька Пипи. Замыкал шествие раскачивающийся из стороны в сторону и непрерывно озирающийся, будто все время ожидающий удара в спину, Глазастик. -- Выпьете? -- спросил Макс. Вопрос был чисто риторическим. Я не помнил случая, чтобы они отказались. Косой высунул голову в зал и сказал Мои, чтобы тот не останавливался, и Мои зачастил с подносами. Веселый и его компаньоны с любопытством разглядывали ящик. Наконец Веселый не выдержал и спросил: -- Что за дрянь в этом ящике, Макс? -- Смотрите, -- весело ответил Макс, -- сейчас я продемонстрирую вам последнюю новинку торговли. Взяв газету и оторвав от нее длинную полоску шириной сантиметров в десять, Макс просунул ее в ящик с той стороны, где находилась приемная часть для чистой бумаги. Повернув рычаг, он серьезно произнес, показывая на выползающую из ящика туалетную бумагу: -- Это новейшее изобретение нашего времени -- машина по изготовлению туалетной бумаги. -- Да, это величайшее из когда-либо сделанных изобретений, -- добавил я. -- Каждая семья на земле захочет приобрести такую машину. Веселый кивнул и с благоговением произнес: -- Да, подумать только, сколько денег сэкономят люди, если будут делать туалетную бумагу из старых газет. Особенно в больших семьях. -- Величайшее изобретение с тех пор, как Эдисон придумал электрическую лампу, -- сказал я. Макс с серьезным видом добавил: -- Это изобретение Маркони. Слышали о нем? Это парень, который изобрел радио. -- Слышали, -- ответил Глазастик. -- Очень умный итальянец. -- А теперь слушай внимательно, Веселый, -- сказал Макс. -- И не вздумай задавать свои дурацкие вопросы, когда я скажу, что надо сделать. -- Когда это я задавал тебе вопросы, Макс? -- обиделся Веселый. -- Ладно, ладно, не будь таким чувствительным. Ты знаешь, где завод Химмельфарбов? Веселый молча кивнул. -- Хорошо. Я хочу, чтобы вы сейчас доставили туда этот ящик и забрали у них со склада точно такой же. Своего рода обмен. Уловили? -- Сейчас? -- удивленно спросил Веселый. -- Завод закрывается в семь, а сейчас уже десять. Макс начал терять терпение. -- Если бы я хотел доставить груз, когда они на работе, то обратился бы в обычную транспортную контору, а не к жулью вроде вас. Лицо Веселого расплылось в довольной улыбке. -- А, теперь понял. Ты хочешь, чтобы мы туда вломились. -- Ты умнеешь прямо на глазах. Вы можете найти небольшой грузовик? -- Да, -- ответил Веселый. -- Мы можем занять грузовик у чистильщика ковров Клеми. Макс хмыкнул: -- Похоже, Клеми одалживает свой грузовик кому угодно. Когда-нибудь это может сильно повлиять на здоровье его задницы. -- Мы часто оказываем ему услуги, -- сказал Пипи. -- А можно будет заодно обчистить эту лавочку? -- с надеждой поинтересовался Глазастик. -- Не знаю. -- Макс задумался. -- Впрочем, вот что: к товарам не прикасайтесь, но если найдете какие-нибудь деньги, то считайте их своими. -- Спасибо, Макс, -- сказал Веселый. Я вгляделся в его лицо, пытаясь уловить насмешку, но Веселый был серьезен. Он сказал то, что думал. -- Ну ладно, к делу, -- произнес Макс. Веселый отправил Глазастика за грузовиком, и тот, торопливо проглотив свое виски, вышел из комнаты. Пока мы ждали его возвращения, Пипи и Веселый о чем-то взволнованно перешептывались. Было слышно, как Пипи наседал на Веселого и требовал, чтобы тот о чем-то спросил у Макса. 'Наконец я не выдержал: -- Эй, Веселый, что это ты там задумал? Расскажи нам, не будь таким застенчивым. -- Я вовсе не застенчивый, -- ответил Веселый и, откашлявшись и немного .помявшись, на одном дыхании произнес: -- Мы с Пипи обсуждали... -- Он опять замолчал и начал мяться. -- Что обсуждали? -- спросил Макс. Веселый сделал глубокий вдох и, указывая на ящик, закончил: -- Мы бы хотели участвовать в этом деле. -- В каком деле? -- удивился Макс. _ В производстве туалетной бумаги, -- решительно поддержал Веселого Пипи. -- Боже ты мой! Неужели такое возможно? -- ошалело воскликнул Макс. "Да, -- подумал я. -- Вот это номер! Вот стоят настоящие, тертые, видавшие виды ист-сайдские парни. Парни, которым известны все существующие способы облапошивания и мошенничества. И они попались на 175 простенький трюк, придуманный Максом всего лишь для хохмы. Вот это номер!" -- Вы что,-- ребята, хотите вложить деньги в это предприятие? -- недоверчиво спросил Макс. . Веселый и Пипи утвердительно кивнули. Затем Веселый, запираясь, произнес: -- Конечно, Макс, у нас мало денег... Только те, что ты нам дал,.. Но мы надеемся, что ты сможешь одолжить нам необходимую сумму. Максу с большим трудом удалось сохранить серьезность. -- Знаете, что я вам скажу, -- задумчиво произнес он. -- Этот бизнес по производству туалетной бумаги вам не подходит, ребята. Это полностью законный бизнес, а вы не созданы для него. Кроме того, в стране депрессия, и любое производство приносит одни убытки. -- Даже метрополитен в глубокой яме, -- вставил Простак. -- Да, даже подошвы под горами, -- добавил Косой. -- Эти прикольчики так стары, что уже воняют, -- ∙заметил Макс. -- Ага, он завидует, что не он их придумал, верно, Простак? -- ответил Косой. Опустив голову и поджав губы, Макс с отрешенным видом прошелся по комнате. Затем остановился и с теплой улыбкой посмотрел на Веселого и Пипи. -- Вот что я лучше сделаю. Макс посоветовался со мной, и я ответил, что полностью с ним согласен. Тогда он обратился к Веселому и Пипи: -- Я дам вам кое-что, куда больше отвечающее вашим наклонностям. Кое-что, на чем вы всегда сможете заработать. -- С величественным видом барона, одаривающего преданных слуг за многолетние труды, он провозгласил: -- С этого момента салун на Брум-стрит принадлежит Веселому, Пипи и Глазастику! Скажете управляющему Изи, чтобы передал вам ключи, а если у него возникнут вопросы, пусть позвонит мне. Честно говоря, я, ребята, просто не думал, что вы хотите иметь свое дело. Ну как, устраивает вас такое? Тон Макса свидетельствовал о том, что он нисколько не сомневается, что это их устраивает. И это, несомненно, устраивало их настолько, насколько безработного начинающего солиста устроило бы приглашение в Метрополитен-Опера. Иметь свой салун было для них пределом мечтаний. Сдавленным от волнения голосом Веселый пробормотал: -- Спасибо, Макс, Башка. Огромное спасибо, ребята. Маленький Пипи торопливо вытер нос рукавом. Эмоции переполняли его. -- Черт подери! Посмотрим, что скажет Глазастик, 1огда узнает. Спасибо, ребята! -- Он посмотрел на нас преданными глазами. -- О чем я должен узнать, Пипи? -- Бесшумно появившийся в дверях Глазастик с любопытством обвел нас взглядом. Пипи обнял его за плечи: -- Глазастик, мы при деле. Макс, Башка и ребята только что отдали нам салун на Брум-стрит. Глаза у Глазастика стали опасно большими, словно вот-вот должны были выскочить из орбит. Он судорожно сглотнул и зашелся в приступе кашля. Веселый начал стучать его по спине. -- Успокойся, приди в себя. В конце концов Глазастик пришел в себя настолько, что сумел выдавить: -- Спасибо, ребята! Макс обернулся ко мне и спросил, как обстоят дела в этом салуне. Я достал записную книжку, нашел страницу с пометкой "салуны" и зачитал цифры, относящиеся к салуну на Брум-стрит: -- Он дает примерно двадцать восемь сотен долларов в неделю на виски и пиве и еще примерно четыреста на игровых автоматах. За вычетом расходов на зарплату, взятки, аренду и товар остается около двенадцати сотен чистого дохода в неделю. -- Отлично, мальчики, -- сказал Макс. -- Это все ваше. Работников не меняйте, содержите заведение в чистоте и порядке. -- Он сурово посмотрел на Веселого. -- И никаких шуток с карманами напившихся клиентов. -- Внимательно посмотрев на Глазастика и Пипи и погрозив им пальцем, Макс добавил: -- Девок в заведение не допускать. -- Я обещаю, что заведение будет в полном порядке, Макс, -- ответил Веселый. -- Еще одно, -- продолжил Макс, назидательно подняв палец. -- Вы получили дело, которое будет приносить каждому из вас примерно по четыреста долларов в неделю. Припасайте кое-что на черный день. "Сухой" закон не вечен, смотрите, не промотайте все зазря. Ну ладно, давайте займемся делом. -- Он показал на ящик на полу. -- И будьте неаккуратней. Там внутри очень деликатная механика. Кстати, вы прихватили с собой то, чем сможете открыть двери на фабрике? Веселый укоризненно посмотрел на Макса. -- Ты что, считаешь нас любителями? -- Он извлек связку отмычек и позвенел ими в воздухе. -- И у Пипи есть еще один набор. Могу поспорить, что мы за десять минут откроем любую дверь в Нью-Йорке, не используя фомки. А если понадобится фомка, то у Глазастика имеется просто великолепный экземпляр. Они подняли ящик и пошли к дверям. Веселый на мгновение обернулся и заметил: -- Выглядит так, будто мы выносим гроб. -- Прощайте, мистер Мур, -- скорбно произнес я. -- Что? -- Веселый опять обернулся. -- Так, ничего, -- отозвался я. Ребята скрылись за дверью. Работа заняла больше времени, чем мы предполагали, но когда они вернулись, неся ящик, вид у них был бодрый и веселый. -- Как все прошло? -- спросил Макс. -- Повозились, чтобы попасть на завод? -- -- Возни там столько же, сколько при входе д заведение к Пегги, -- ответил Веселый. -- Надо еще что-нибудь сделать, Макс? Если нет, то мы хотели бы сгонять в свой салун. Макс улыбнулся: -- Хорошо, Веселый. Если у Изи возникнут вопросы, пусть позвонит мне, и я дам свое "добро". -- Спасибо, ребята, -- хором сказали они. До Брум-стрит, судя по всему, они неслись по воздуху. Изя был на проводе уже через несколько минут. -- Да, да, -- ответил Макс. -- Салун принадлежит им. И передай Веселому, что я велел добавить к твоей зарплате двадцать пять долларов. Положив трубку, Макс посмотрел на Простака и на Косого. -- Вы оба добровольно вызываетесь доставить ящик Профессору. Понятно? Когда .мы остались одни, я сказал Максу: -- Со стороны Химмельфарбов могут последовать ответные действия. Они не из тех, кто молча расстается с пятнадцатью тысячами. Макс усмехнулся: -- Ну и что они смогут доказать? Если смотреть со стороны, то мы сами потеряли на этом деле двадцать тысяч. Конечно, они могут предположить, что мы в сговоре с Профессором, но у них нет никаких доказательств. У них нет даже .печатной машины. Кроме того, у них будет еще одна проблема: что делать с мистером Муром. Макс откинулся в кресле, закрыл глаза, и его лицо приняло умиротворенное выражение.. Я решил, что он задремал, но он слегка пошевелился и расслабленно пробормотал: -- .А знаешь, Башка, нет худа без добра. Эти Хим-мельфарбы вполне могут заняться производством туалетной бумаги. Глава 19 -- Срочно позвоните в клуб, -- прямо с порога объявил Толстый Мои при нашем появлении на следующее утро-Макс многозначительно повел бровями и, бросив мне: "Я так и думал", спросил у Мои: -- Он сказал, в чем дело? -- Нет, не сказал, -- покачал головой Мои. -- Он сказал только, что это важно. Звонил сегодня уже два раза. Макс проглотил свое виски и набрал клубный номер районного лидера Демократической партии. После короткого разговора он с озабоченным видом положил трубку и взглянул на меня: -- Пошли. Вроде бы это срочно. Мы без стука вошли в расположенный в клубе офис партийного босса. Он обеспокоенно посмотрел на нас из-за стола и жестом указал на беспорядочно стоящие по всей комнате стулья. Мы подхватили по стулу и подсел'и к его столу. -- В чем дело? -- спросил Макс. -- Сегодня утром было два звонка. Один с Сентер-стрит... -- Босс вгляделся в наши лица, проверяя, произвело ли это на нас должное впечатление. _ И? -- спросил Макс. -- Из управления полиции. А второй -- из офиса районного прокурора. -- Ну и что? -- спросил Макс. -- Я хочу,, чтобы вы, парни, поняли, что я нахожусь на работе. -- Хорошо, мы знаем, где вы находитесь, -- сказал Макс. -- Так в чем дело? -- Ладно, Макс, я объясню вам это так, как понял' из этих звонков. Ты ведь просил меня присмотреть за Химмельфарбами, так? Как ты говорил, в интересах одного твоего друга. Так вот, с ними произошла какая-то странная, запутанная история. Мы с Максом переглянулись. -- И что случилось с этими тупыми идиотами? -- спросил я. Босс пристально вгляделся в мое лицо. -- Значит, так. Сегодня утром, прибыв на свой завод, Химмельфарбы отправились к ящику, в котором, как они заявили, должна была находиться специальная печатная машина. Машина не работала. Они открыли крышку, чтобы заглянуть внутрь, но машины в ящике не оказалось... -- Партийный босс выдержал паузу для усиления драматического эффекта. -- Как вы думаете, ребята, что находилось в ящике? -- И что же находилось в ящике? -- с интересом спросил я. -- В ящике находилось тело. -- Мертвое тело? -- спокойно спросил Макс. -- Так в чем дело? -- Да, мертвое тело, -- насмешливо повторил партийный босс, внимательно глядя на Макса, и продолжил таким же насмешливым тоном: -- Вы, парни, конечно же, ничего об этом не знаете. Особенно если учесть, что человек умер естественной смертью. -- Он рассмеялся. -- Естественная смерть -- это не по вашей части -- Ну и в чем дело? -- равнодушно повторил Макс. -- Мы фигурируем в этой истории или нет? Братья сказали, что они собирались печатать на этой машине? -- Конечно, вы фигурируете в этой истории, так что не переживайте. И братья не сказали, для чего предназначалась машина, но, во всяком случае, старший Химмельфарб попал в госпиталь. У него сердечный приступ или что-то вроде этого. Двое других рассказали полиции какую-то невразумительную историю, в которой упоминаетесь и вы. -- И каково наше участие во всей этой нелепице? -- спросил я. -- Они заявили, что приобрели машину с вашей помощью. -- Нас обвиняют в причастности к любому странному происшествию в Ист-Сайде, -- печально заметил я. J- СОвершенно верно, Башка. Ладно, к счастью, покойник умер сам, так что с этой стороны вам не грозят какие-либо особые неприятности. И Химмельфарбы очень уклончивы в своих объяснениях относительно предназначения печатной машины. Поэтому я думаю, что будет достаточно легко погасить интерес прокурора и полиции к этому случаю. -- Сколько? -- спросил Макс, извлекая пухлую пачку денег. -- Парочка изображений Кливленда решит дело. Макс отсчитал две тысячедолларовые, купюры и швырнул их на стол. Партийный босс рассмеялся: -- Да, на пользу дела, но не на пользу дела Хим-мельфарбов. Макс встал со стула. -- Есть что-нибудь еще? Партийный босс с улыбкой пожал плечами. Он вышел на улицу вместе с нами и, когда мы уже отъезжали, прокричал нам вслед: --Ну и в чем дело? Есть что-нибудь еще? -- Дразнится, гад, -- зло сказал Макс. -- Конечно, у него хорошее настроение. Получил две штуки ни за что. -- Ну, кое-что ему придется отстегнуть прокурору и полиции, -- заметил я. -- Да, наверное, какую-то часть отдаст Но уверяю. тебя, что это будет совсем небольшая часть. -- Пожалуй, -- согласился я. -- И это показывает силу денег. -- Да, ты прав, Башка. Это показывает, что любого можно купить за заварные пирожные. -- Да, -- согласился я. -- Да, -- подтвердил он. Наконец-то судьба улыбнулась мне. Вышло так, что в то утро я первым появился в нашей комнате и был один, когда зазвонил телефон. Это была Долорес, которая звонила своему брату. Толстому Мои. Когда я вдруг понял, кто звонит, то от. неожиданности меня бросило в дрожь, и на короткое время я потерял дар речи. Затем вся моя долго сдерживаемая страсть по Долорес прорвала плотину. Я просил, я умолял, я взывал, я увещевал до тех пор, пока она наконец великодушно не сдалась и не назначила мне свидание тем же вечером. -- Хорошо, хорошо. Башка, -- смеясь над моей горячностью, ответила она. -- Ты просто ошеломил меня своим напором. Значит, сегодня. Но у меня выступление, и я не смогу освободиться раньше половины шестого. Тебя это устраивает? -- Затем с легким оттенком кокетства она спросила: -- Ты еще не видел моего номера? -- Видел ли я ее танец в этом представлении? Если бы она только знала, сколько раз я сидел в темном партере, сгорая от страсти. -- Нет, но с удовольствием посмотрю, -- соврал я. -- Хорошо, Башка, это я беру на себя. Я оставлю тебе билет в кассе, а через двадцать минут после спектакля жди меня около служебного выхода. Хорошо? -- До того времени я буду как на иголках, -- ответил я. . Она мило рассмеялась: -- Очень неожиданно, но ты, оказывается, умеешь говорить приятные вещи. А сейчас, пожалуйста, позови Мои, а то я забуду, о чем собиралась с ним поговорить. -- Эй, Мои!, -- крикнул я. --Тут звонит твоя сестра, Долорес. -- Кто? Долорес? Хорошо, иду! Я смотрел на толстого, неуклюжего Мои, стоящего у телефона, и сравнивал его с гибкой, ослепительно яркой, грациозной Долорес. Они походили друг на друга, как полынь и орхидея. Помимо своей воли я напрягал слух и прислушивался к разговору. Я понял, что Долорес договаривается с братом о посещении могилы родителей перед ее отъездом из города. Я попытался уяснить из реплик Мои, куда она уезжает, но не смог. Она хотела побывать на кладбище в воскресенье. Мои ответил: -- Не уверен, что смогу. Надо спросить у Макса, а его пока нет. <-- Все в порядке! -- крикнул я. -- Считай, что у тебя в воскресенье выходной. И я тебе дам машину с шофером для поездки на кладбище. Повесив трубку. Мои с признательной улыбкой сказал: -- Долорес просила передать тебе большое спасибо за машину и шофера. -- А, ерунда, -- ответил я и как бы мимоходом поинтересовался: -- Куда она собирается? В путешествие? -- Ты разве не слышал? Малышка получила приглашение из Голливуда. Ей предложили небольшую танцевальную роль в музыкальной картине. Сердце упало у меня в груди, и я не стал больше ничего спрашивать. Я поспешно вышел на улицу, чтобы не встречаться с Максом, но одумался и, вернувшись назад, сказал Мои: -- Меня сегодня не будет остаток дня, по личному делу. Передай Максу, что я с ним созвонюсь и все объясню. Я чувствовал себя как школьник, отправляющийся на первое свидание. Я поймал такси и, вернувшись в свой отель, занялся лихорадочными приготовлениями. Я извлек из гардероба и разложил на кровати все свои костюмы. Мой выбор остановился на темно-синем, в узенькую серую полоску. Он был практически новым и, несмотря на консервативность стиля, выглядел достаточно модно.--Я торопливо перерыл ящик с рубашками и извлек самую белоснежную и накрахмаленную. Я перебрал всю свою обувь, но ни одна из пар не устроила меня, поэтому я решил, что позднее сгоняю на Пятую авеню и куплю новые ботинки. А заодно присмотрю там галстук пошикарней. Кстати, могу купить сразу и новую шляпу, может быть, котелок. Котелок? Нет, не годится. Котелок не для моего лица -- оно у меня слишком румяное и' упитанное. Я рассмеялся над собой: какое же оно упитанное? Я вовсе не был упитанным. Я посмотрел на себя в большое зеркало на двери гардероба. У меня не было лишнего мяса ни на лице, ни на теле. Только кости и мускулы -- я был в отличной форме. И мне, в отличие от многих других, не нужны набивные плечи. Ну, разве что самую малость подбитые, чтобы лучше сидел пиджак. И, пожалуй, лучше снять кобуру. Револьвер портит осанку. Но нож я оставлю, я без него все равно что голый. А ты неплохо выглядишь, верно, дружище Башка? Рост почти сто восемьдесят... Ну ладно, ладно, сто семьдесят девять. Это почти сто восемьдесят. Черт возьми, после стольких лет у меня свидание с Долорес! Именно в этом я нуждался, в свидании, которое разрушит мои иллюзии, излечит меня от моей маниакальной страсти. Бог ты мой, я уже начал относиться к ней, как к божеству. А собственно говоря, по какой причине? Я .ведь даже не знаю ее по-настоящему. Я и говорил-то с ней от силы раз пять за последние десять-двенадцать лет. О, конечно, в ней было нечто притягательное. Так, значит, она -- в конце концов снизошла до свидания со мной? Кем она, к черту, себя воображает? Насколько я знаю, она была всего лишь ист-сайдской девкой, только и всего. Возможно, я сотни раз имел куда лучших девок, чем она... Черт, что со мной такое? Я всегда думаю и действую, как обычный бандит. Есть лишь одна Долорес: славная малышка, чистая и благородная с первых дней своей жизни. Она образованная -- окончила Нантер-Колледж, -- прекрасная и, я совершенно уверен, вдобавок ласковая и преданная. Девушка, на которую можно положиться. Она необыкновенная, моя крошка Долорес! Каждый раз, когда я смотрел, как она, словно богиня, танцует в своих воздушных одеяниях, сквозь которые в направленном на нее ярком свете видны очертания тела, каждый- раз я не знал, каким образом мне удавалось сохранять контроль над собой. Когда-нибудь я совершенно свихнусь при одной только мысли о ней. Я принял холодный душ, затем спустился в расположенную внизу парикмахерскую и задал ей работу: стрижка, бритье, мытье головы, массаж и маникюр. Я велел Анжело не злоупотреблять бальзамом для волое, поскольку не хотел благоухать, словно гомик. Затем я позвонил в контору Кэри и заказал лимузин с шофером. Девушка, принимавшая заказ, поинтересовалась моим именем. Решив пошутить, я сказал: -- Странно, что вы не узнали моего голоса. Я мистер Дюпон. Она рассыпалась в извинениях и сказала, что недавно работает на этом месте. Я назвал адрес и добавил, что делаю заказ на весь день. Прибывший шофер начал громко звать мистера Дюпона. Я подошел, и он, украдкой смерив меня краешком глаза, снял шляпу и произнес извиняющимся тоном: -- Вас не нашли в списке постоянных клиентов, сэр. Мне очень неприятно, но я получил указание взять плату вперед. Я достал стодолларовую купюру, разорвал ее пополам и, сунув ему одну половину, сказал: -- Вот, парень. В конце, ты получишь на чай вторую половину. Тебя устраивает такой вариант? Шофер широко улыбнулся, щелкнул каблуками, отдал мне честь и отчеканил: -- Да, сэр. -- Кончай эту шелупонь с "сэром", такая дребедень не по мне. Я мальчик с окраины. Он довольно улыбнулся. -- Да, вы выглядите слишком простым для светского парня. -- Надеюсь, что это комплимент? -- спросил я, усаживаясь в машину.. -- Да, те ребята ведут себя так, будто никогда не сиживали в сортире. Я велел ему ехать на Пятую авеню. Джимми -- так звали шофера -- помог мне сделать запланированные покупки, и я купил ему галстук за пять долларов. Мы остановились возле закусочной и перекусили гамбургерами без лука и кофе с пончиками. Затем я заскочил к флористу на Пятьдесят седьмой улице и купил корсажный букетик -- весьма оригинальное произведение из орхидей. Мы подъехали к театру. Мой билет в партер ожидал меня в билетной кассе. Для Джимми я смог взять билет лишь на задние места галерки. -- Это ничего, -- сказал Джимми. -- У меня отличное зрение. Долорес танцевала просто восхитительно. Жаль, что ее выступление кончилось слишком быстро. Я был настолько взволнован, что не стал смотреть продолжение представления и вышел на улицу, к лимузину, припаркованному поблизости от служебного входа. Наконец представление закончилось, и показался спешащий Джимми. -- Отличное было шоу, -- сказал он. -- Я бы ухлестнул за той красоткой-танцовщицей, которая выступала в просвечивающем платье. Она разбудила во мне страсть. Куда теперь? -- Мы подождем здесь, -- сухо ответил я, .-- пока .та красотка, что разбудила твою страсть, не переоденет свое просвечивающее платье и не выйдет сюда. -- Ага, -- несколько смущенно протянул Джимми. Я стоял рядом с машиной и курил сигару. Когда Долорес вышла из дверей и направилась ко мне, я почувствовал себя совершенно растерявшимся. Да, я, Башка, был растерян, словно малолетка. Ее приветствие совершенно не походило 'на мое, неуклюжее. Она вела --себя с уверенным достоинством и дружелюбно. Она протянула мне свою мягкую обворожительную руку и улыбнулась. От ее улыбки у меня перехватило дыхание. -- Как у тебя дела, Башка? Я и впрямь рада видеть тебя --через столько лет. Я и не думал, что она такая высокая. В туфлях на высоких каблуках она была почти одного роста со мной. Я не успел открыть дверь машины -- Джимми с сияющим от восхищения лицом опередил меня. Закрыв дверь, он преувеличенно почтительно произнес: -- Куда едем, сэр? . -- В "Трактир на распутье" Вена Рэлли, Джеймс, -- небрежно бросил я, а затем запоздало поинтересовался: -- Эй, Джим, ты знаешь, где это находится? Он обернулся, посмотрел на меня с понимающей улыбкой и ответил: -- Да, сэр. -- У нас хватит времени на такую поездку? Не забывай, что к восьми мне надо снова быть в театре, -- сказала Долорес. -- Обещаю, что привезу тебя вовремя. Я взял ее покорную руку и нежно пожал. Долорес улыбнулась и ответно пожала мою. От этого пожатия у меня перехватило дыхание и по телу прошла дрожь, словно от удара электрического тока. Я откинулся к боковой стенке лимузина и пристально посмотрел на нее. Аромат ее изысканных духов будил во мне пьянящее желание. Я глубоко вздохнул и сделал вид, что теряю сознание. Ее это позабавило, и она весело сказала: -- Эй, Башка, очнись. Неужели, мое присутствие и впрямь так сильно действует на тебя? Эмоции переполняли меня. Как ей доказать, что она и впрямь оказывает на меня необыкновенно сильное воздействие? Тоном Далиды она заметила: -- О Башка, ну ты и тип! Разговор вела в основном она, и все, о чем бы она ни говорила, звучало оригинально, остроумно, восхитительно. Я потерял дар речи и сидел, нежно лаская ее маленькую ручку, любуясь движением ее губ, трепетом шелковистых ресниц, блеском зеленых глаз. Я был восхищен ее одновременно и простым, и шикарным костюмом и сказал ей об этом. Все, что было связано с ней, находилось в совершенной гармонии. Наша сорокаминутная поездка, казалось, заняла не более двух .минут. Метрдотель ресторана почтил нас своим личным вниманием. Роскошный обед из десяти блюд, который я заказал по желанию Долорес, доставил бы истинное наслаждение любому гурману. Долорес ела с аппетитом молодого, прекрасного животного; я же, то ли потому, что был слишком озабочен ухаживанием за своей спутницей, то ли по причине ранее съеденных гамбургеров, лишь совсем немного поклевал из своих тарелок. Долорес потрепала меня по руке и сказала: ∙ -- С твоей стороны было бы прекрасным жестом пригласить шофера пообедать с нами. Я подозвал старшего официанта и сказал, чтобы он пригласил Джимми. Официант поклонился и ответил: -- Его уже обслужили в зале для шоферов. Это предусмотрено правилами ресторана. Мы с Долорес рассмеялись, как будто .это была очень смешная шутка. После обеда мы пошли прогуляться минут пятнадцать по приятной, похожей на загородную, местности. Долорес с довольным видом курила сигарету. Я неожиданно поддался странному импульсу: прежде чем достать сигару из кармана, я осмотрел обочину дороги, ища глазами брошенный окурок. Когда я объяснил Долорес, что искал, она рассмеялась и, взяв меня за руку, сказала: -- Зов далекого прошлого, да? Я так рада за тебя, дорогой, но... -- И она печально покачала головой. -- Эта ужасная жизнь, которой вы живете... Я напряженно молчал. Она почувствовала, что я не желаю обсуждать мою жизнь, и сменила тему разговора. Я был глубоко взволнован: она назвала меня "дорогой". Это говорило о том, что она неравнодушна ко мне. "Да, -- думал я. -- Да, моя ненаглядная. Ради тебя я готов вести любой образ жизни, какой ты только пожелаешь. Я уйду в отставку. Я выйду из дела и завяжу, если ты скажешь,-- что надо завязать... У меня распихано, по хранилищам около ста тысяч долларов, и я кину их к ногам Долорес и попрошу ее выйти за меня замуж. Да, я сделаю ей предложение; когда мы будем ехать назад. Я займусь каким-нибудь легальным бизнесом в каком-нибудь небольшом городке. Я куплю дом где-нибудь вдали от вони большого города. Нас будет трое!. Долорес, я и наш ребенок". Я начал мурлыкать себе-поднос: "Птицы поют для меня и для милой моей". Забыл, как там, к черту, дальше? Ничего, попрошу Косого, чтобы он сыграл эту песню на нашей свадьбе. Да, это будет крутой поворот. Макс будет моим шафером. Ну и удивятся же они, когда услышат от меня, что я собираюсь жениться на своей любимой и уйти в отставку. Да, иона тоже уволится. Хватит ей танцевать. Ха, если верить всем этим вшивым киношным историям про бандитов, откалывающихся от своих корешей, то получается, что парень, который завязал, обязательно попадает в расход. Фигня все это. Такого никогда не бывает в реальной жизни. Какое дело остальным, если парень действительно завязал и думает о собственном бизнесе? Доля оставшихся только увеличится. Когда мы подходили к машине, Долорес сжала мою руку. -- О чем ты так радостно напеваешь, дорогой? "Ты совсем скоро узнаешь об этом, моя прелесть, совсем скоро". Когда я помогал ей устроиться в машине, моя душа парила высоко в небе. -- Давай обратно к театру, малыш. И не гони по дороге, -- весело пропел я, обращаясь к Джимми, и сунул ему сигару. Жизнь 'была прекрасна. Я тоже куплю себе лимузин и приглашу Джимми работать на меня. Но я не буду обращаться с ним как с шофером. Я буду обращаться с ним как с равным, как с достойным человеком. Он отличный парень. Да. И я тоже отличный парень. И еще я тщеславный ублюдок! Я взял Долорес за руку и начал без тени сомнения: -- Долорес, дорогая, этот день станет самым счастливым в моей жизни. Я никогда и ни с кем не чувствовал себя так хорошо и уютно, как с тобой, моя дорогая. Она улыбнулась, теребя мою руку, и ответила: -- На самом деле? Я рада. Ее ответ и улыбка были восприняты мной как признаки того, что все уже в принципе решено, и я пошел напрямик: -- Долорес, дорогая, я люблю тебя. Я хочу на тебе жениться. Полностью отдавая себе отчет в своих действиях, я обнял ее одной рукой и попытался поцеловать. Охнув от неожиданности, она отпрянула от меня и удивленно сказала: -- Но мы почти совсем не знаем друг друга. Кроме того... Я не дал ей договорить. -- После нашей свадьбы мы узнаем друг друга гораздо лучше и... Она перебила меня и спокойно произнесла: -- Мне уже давно надо было поговорить с тобой. Впрочем, думаю, что это можно сделать и сейчас. Ты не дал мне закончить как раз тогда, когда я хотела сказать, что уже обручена и собираюсь выйти замуж. Кроме того, я уезжаю в Голливуд. У меня заключен контракт на время съемок картины, и я надеюсь, что мне удастся там остаться. -- Что? -- растерянно, спросил я. -- Когда ты уезжаешь? -- В воскресенье вечером. Мне показалось, что я тону. Что во мне не так? Почему я ей так противен? Какая причина разрушила то прекрасное настроение, в котором мы находились? Она уже не была той приветливой Долорес, что сидела рядом со мной всего минуту назад. Теперь она была холодной и отчужденной. Почему? Ведь казалось, что совсем, совсем недавно наши чувства были обоюдны. И вот теперь такое ее поведение. Я не мог этого понять. Может быть, она просто дразнит меня? -- Башка, прежде всего, я никогда не знала тебя по-настоящему. Я не знала, что ты такой... Такой славный мальчик. -- Мальчик? -- упавшим голосом переспросил я. -- Ладно, что вы такой славный джентльмен. Так лучше? -- Она вежливо улыбнулась. -- А что ты думала обо мне? -- Ну, мне бы не хотелось этого говорить, но если по-честному, я представляла тебя совсем не таким. -- А зачем представлять? Ты за все эти годы ни разу не дала мне возможности показать, какой я на самом деле. -- В конце концов, давай реально взглянем на вещи. Я запомнила тебя, как... -- Она рассмеялась, но затем увидела выражение моих глаз. -- Ох, прости меня, Башка. Я смеялась не над тобой, но ты был... -- Она вздохнула. --Ладно, я запомнила тебя... запомнила тебя... весьма порочным. -- Ну давай, -- подбодрил ее я" -- скажи уж, что я был грязным, вонючим ист-сайдским недоумком. -- Ох нет! -- Она клятвенно прижала руку к груди. -- Поверь, Башка, я не имела в виду ничего подобного. Я сама выросла в том же окружении. Я хотела сказать совсем другое, только то, что всегда побаивалась тебя. -- Ага, значит, когда-то побаивалась, ладно. Но, наверное, были и другие причины, по которым ты избегала меня все эти годы? -- Ну, если подумать, то мои соображения покажутся довольно глупыми. Мне действительно надо было бы быть поотзывчивей и отвечать на твои письма и звонки. Но, во-первых, я не хотела, чтобы посторонние интересы отвлекали меня от танцев. Я очень честолюбива, я люблю танцевать, и это занимало все мое время. И кроме того, -- она заговорила быстро и невыразительно, -- я вот уже много лет люблю одного человека. Он скромный, тихий бизнесмен, и я намерена когда-нибудь выйти за него замуж. И я согласилась сегодня встретиться с тобой для того, чтобы объясниться и убедить тебя больше не посылать мне цветов и подарков. Я молча сидел, глядя в сторону. Ее слова разрывали мое сердце. Я был оглушен, и мое тщеславие было уязвлено. Я оторвал взгляд от окна и медленно повернулся к ней. Она сидела, при