Оцените этот текст:


   -----------------------------------------------------------------------
   Пер. - И.Бернштейн.
   Авт.сб. "Кингсблад, потомок королей. Рассказы". М., "Правда", 1989.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 12 July 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   В  два  часа  ночи  под   единственным   фонарем   на   Главной   улице
провинциального городка в Небраске, который должен  был  бы  в  это  время
давно  уже  спать  крепким  сном,  собралась  плотная  толпа  людей;   они
переговаривались, смеялись и то и дело поглядывали  на  запад,  где  улица
терялась в бескрайней тьме прерии.
   Прямо на дороге лежали две новые автомобильные шины и стояли канистры с
бензином, маслом и водой. Поперек тротуара был протянут  шланг  насоса,  а
подле него красовался манометр в новом замшевом  футляре.  Через  улицу  в
окне ресторана ослепительно сияли электрические лампочки  без  абажуров  и
востроносая девица со взбитыми кудряшками сновала от окна к плите,  где  у
нее грелась еда. Председатель местного мотоклуба, он же владелец  здешнего
крупнейшего гаража, задыхаясь от волнения, в который раз твердил  парню  в
коричневом комбинезоне:
   - Ну, будь наготове, смотри, будь наготове.  Не  зевай,  ведь  покрышки
надо сменить за три минуты.
   Ожидалось  романтическое  событие   -   установление   нового   рекорда
трансконтинентального  автопробега  на  машине  марки  "мэллард",   гонщик
Дж.Т.Баффем.
   Фотографии  Баффема  видели  все  -  они  смотрели  чуть  не  с  каждой
спортивной полосы в газетах  Линкольна  и  Канзас-Сити:  квадратное  лицо,
широкоскулое,  невозмутимое,  добродушное,  в  крепких  зубах  незажженная
сигара и мальчишеская челка на чистом высоком лбу. Два дня назад он был  в
Сан-Франциско, между грязной позолотой Китайского  квартала  и  грохочущим
тихоокеанским прибоем. Еще два дня - и он будет в далеком Нью-Йорке.
   Где-то в прерии, за много миль  от  города,  возник  пронзительный  луч
света,  быстро  приближаясь,  разъединился  на  два,  а  отдаленный  треск
барабанной дроби вырос  в  громовой  рев  мощного  мотора  без  глушителя.
Прожорливое чудовище  ворвалось  в  город,  надвинулось  на  них,  изрыгая
молнии, и, лязгнув, остановилось как вкопанное. Толпа увидела за  огромным
рулем человека в кожаном шлеме: вот  он,  кивает,  улыбнулся,  совсем  как
простой смертный! То был великий Баффем.
   - Ур-ра! Ур-ра! - прозвучало в ночи, и говорок прошел по толпе,  сменив
напряженное молчание.
   А механик из гаража с помощью своего хозяина и троих рабочих уже сдирал
изношенные покрышки, заливал бензин, масло, воду. Баффем вылез из машины и
зевнул, подобный льву, разминая затекшие богатырские плечи, могучие руки и
ноги.
   - Вылазьте, Рой, подзаправимся и мы, - сказал он  тому,  кто  сидел  на
втором сиденье в его машине. Этого человека  толпа  не  замечала.  То  был
всего лишь механик и подменщик Баффема, жалкое существо, за всю  жизнь  не
ездившее быстрее девяноста миль в час.
   Владелец гаража, суетясь, провел Баффема через улицу  в  ресторан.  Как
только автомобиль ворвался в  город,  хорошенькая  официантка,  прыгая  от
нетерпения, схватила с плиты и поставила на стол жареную курицу, налила  в
стаканы настоящего кофе и гордо добавила в него  настоящих  сливок.  Смена
покрышек и завтрак заняли три с четвертью минуты.
   Рев мотора полоснул  по  притихшим  домикам  и  пропал  вдали.  Городок
остался, серый и скучный.  Обыватели,  зевая,  расходились  в  темноте  по
домам.
   По выезде из этого городка в  Небраске  Баффем  был  намерен  два  часа
поспать. Его сменил за рулем Рой Бендер. Баффем расслабил мышцы, откинулся
на спинку, раскачиваясь в лад с рывками несущегося  автомобиля,  и  сонно,
врастяжку произнес громовым хриплым  басом,  отчетливо  прозвучавшим  даже
сквозь рев мотора:
   - Осторожнее вон на том подъеме, Рой. Там будет скользко.
   - Откуда вы знаете?
   - Ниоткуда. Носом, может, чую. Только  вы,  правда,  там  поосторожнее.
Спокойной ночи, дружище. Разбудите меня в четыре пятнадцать.
   Вот и весь разговор за семьдесят две мили.
   Уже светало, когда Баффем опять сел  за  руль.  Он  молчал:  он  только
следил за тем, чтобы спидометр не переставал  показывать  на  два  деления
выше безопасного предела. Но на ровных  перегонах  он  успевал  скользнуть
устало-счастливым взглядом по утренним лугам, по узорочью трав  и  молодых
хлебов, уловить на слух полнотки из запева полевого жаворонка. И углы  его
рта, сурово сжатые на опасных участках дороги, тогда чуть вздрагивали.
   Незадолго до полудня, когда Баффем подъезжал к городку Апогею  в  штате
Айова,  ровный  вой  автомобиля  вдруг  перебило  грохотом,  словно  мотор
разнесло в куски.
   Он рывком выключил зажигание; машина еще не успела толком остановиться,
как уже они с Роем выскочили с двух сторон, бежали к радиатору,  поднимали
капот.
   Припаянный к радиатору предохранительный козырек из  толстой  проволоки
отломился и погнул  лопасть  вентилятора,  которая  вырвала  целую  секцию
радиаторных ячеек. Внутри все было  словно  изрублено  тупым  ножом.  Вода
хлестала струей.
   Баффем размышлял:
   - Ближайший населенный пункт - Апогей. Там радиатора не достанешь. Да и
вообще раньше Клинтона его негде сменить. Придется  спаять  этот...  Эгей!
Послушайте! - Последнее восклицание  относилось  к  водителю  проезжавшего
мимо дряхлого двухместного автомобиля. - Мне надо доставить эту  телегу  в
город. Вам придется меня подтащить.
   Рой Бендер между тем уже достал трос из багажника их гоночного красавца
и привязывал один конец к передней оси "мэлларда", а второй - к задней оси
невзрачного незнакомца.
   Баффем не оставлял времени на обсуждение.
   - Я Дж.Т.Баффем. Веду трансконтинентальный пробег. Вот десять долларов.
Мне нужна ваша машина на десять минут. Поведу я сам. - И он протиснулся на
сиденье. Рой сидел за рулем "мэлларда", и они уже въезжали в Апогей.
   Из домов и лавок с криками  высыпала  толпа.  Баффем  медленно  оглядел
собравшихся. Потом спросил мужчину в плисовых брюках  и  защитной  рубахе,
стоявшего в дверях гаража:
   - Кто у вас в городе лучший паяльщик?
   - Я буду лучший. Никому не уступлю во всей Айове.
   - Погодите! Вы знаете, кто я?
   - Ясное дело. Вы Баффем.
   - У меня радиатор разбит всмятку. Надо  все  спаять.  Работы  часов  на
шесть, но мне надо, чтобы было сделано за час. Вот в той скобяной лавке не
найдется ли паяльщика еще получше, чем вы?
   - Да-да, пожалуй, старик Фрэнк Дитерс будет и получше моего.
   - Зовите его и сами  идите  и  принимайтесь  за  работу.  Пусть  каждый
берется со своей стороны. Рой Бендер - вот он вам все покажет. -  Рой  уже
снимал радиатор. -  Помните:  один  час!  Поторопитесь!  Заработаете  кучу
денег...
   - Деньги тут ни при чем!
   - Спасибо, старина. Ну, а я пока вздремнул бы  часок.  Где  тут  у  вас
можно заказать междугородный разговор? - Он зевнул.
   - Через улицу, у миссис Риверс. Там потише будет, чем в гараже.
   На  той  стороне  улицы  стоял  дом  -  низкая  квадратная  коробка   с
восьмигранной башенкой на крыше. Перед домом был дворик, заросший  высокой
травой и старыми яблоньками-китайками. У калитки Баффем  увидел  невысокую
строгую даму в очках и в переднике и девушку лет двадцати пяти. Он  дважды
посмотрел на девушку и все же не мог бы точно сказать, что отличает ее  от
всех остальных женщин, которые,  смеясь  и  толкаясь,  высыпали  на  улицу
разглядывать прославленный автомобиль.
   Она выделялась. А между тем она была обыкновенного  роста  и  вовсе  не
такая уж красавица. Она была изящна, и черты ее были тонкими,  как  старая
гравюра:  точного  рисунка,  хотя  и  мягкий  подбородок,  римский  нос  -
женственный прелестный вариант римского  профиля.  Но  отличала  ее  среди
всех,  решил  Баффем,  надменная  осанка.  Девушка,  стоявшая  у  калитки,
смотрела невозмутимо и свысока, точно холодная далекая луна в зимнем небе.
   Он перешел через улицу. Он не сразу нашелся, что сказать.
   - Надеюсь, никто не пострадал? - вежливо осведомилась она.
   - Да нет, нужен только небольшой ремонт.
   - Почему же все как будто так взволнованы?
   - Но ведь... дело в том... я ведь Дж.Т.Баффем.
   - Мистер... Баффем?..
   - Вы, верно, никогда и не слышали обо мне?
   - А разве... я должна была слышать? - Она смотрела на него  серьезно  и
словно сокрушалась о собственной нелюбезности.
   - Да нет. Просто... те,  кто  интересуется  автомобилями,  обычно  меня
знают. Я гонщик. Веду пробег Сан-Франциско - Нью-Йорк.
   - Вот как? Из конца в конец за... дней за десять, наверное?
   - За четыре. Максимум - за пять.
   - И будете через два дня на Востоке? Увидите... увидите океан?
   В ее голосе прозвучала зависть и тоска, а глаза устремились вдаль. Но в
следующее мгновение она уже опять была в Апогее, штат Айова,  и  говорила,
обращаясь к большому человеку в запыленной кожаной одежде:
   - Мне стыдно, что я о вас не слыхала. Дело в  том...  У  нас  ведь  нет
автомобиля. Надеюсь, вам быстро все  починят.  Не  могли  бы  мы  с  мамой
угостить вас стаканом молока?
   - Я был бы признателен, если бы вы позволили мне  позвонить  по  вашему
телефону. Там у них так шумно...
   -   Разумеется!    Мама,    это    мистер    Баффем,    он    совершает
трансконтинентальный автопробег. Ах, да, меня зовут Ориллия Риверс.
   Баффем неловко поклонился  на  обе  стороны  сразу.  Он  последовал  за
стройной спиной Ориллии Риверс. Лопатки у нее совсем не торчали и все-таки
были видны под тонкой шелковой тканью. Казалось, синий шелк жил  вместе  с
теплым танцующим телом, которое он  обтягивал.  Нет,  в  своей  наигранной
степенности она оставалась очень юной.
   После  торопливого  стука  молотков  и  гаечных  ключей,  после  говора
любопытной толпы он вдруг почувствовал, что здесь  царит  покой.  Кирпичи,
которыми  была  выложена  садовая  дорожка,  давно   истерлись   и   стали
блекло-розовыми, и на них трепетали тени сиреневых кустов. Дорожка вела  к
старой-престарой садовой скамье в увитой диким виноградом беседке,  полной
сумрака и воспоминаний о долгих, мирных прошедших годах. В краю  новеньких
домов, красных кирпичных амбаров  и  бескрайних  ослепительных  полей  это
воспринималось, как древняя волшебная старина.
   А на крыльце дома лежал выбеленный временем китовый позвоночник. Баффем
слегка растерялся. Он так много и так быстро ездил, что должен был  каждый
раз подумать минутку, чтобы сообразить, где он находится: на Западе или на
Востоке. На ведь сейчас... ну да, он  в  Айове.  Конечно!  Однако  китовый
позвонок говорил о Новой Англии. О Новой Англии говорила и большая морская
раковина, и старый стол красного дерева в  просторной  прихожей,  и  узкая
ковровая дорожка, по которой мисс Риверс вела его к  телефону  -  аппарату
старинного образца, висевшему на стене. Баффем смотрел,  как  мисс  Риверс
деликатно удалилась и, пройдя прихожую,  вышла  через  широко  распахнутую
заднюю дверь прямо в цветник, пестревший  красными  гвоздиками,  анютиными
глазками и петуниями.
   - Междугородную, пожалуйста.
   - Я здесь одна и за междугородную, и за городскую, и...
   - Отлично. Говорит трансконтинентальный гонщик Баффем. Соедините меня с
Детройтом,  штат  Мичиган,  автомобильная  компания   "Мэллард",   кабинет
директора.
   Он ждал десять минут. Он присел на край старомодного  кресла,  чувствуя
себя большим, неуклюжим и возмутительно грязным. Потом отважился встать  с
кресла и, стыдясь грохота собственных шагов, заглянул с порога в гостиную.
В нише у окна там было  устроено  нечто  вроде  святилища.  Над  подлинным
допотопно старинным диваном, обитым рогожей из настоящего конского волоса,
висели на стене три картины.  В  центре  был  довольно  приличный  портрет
маслом, изображавший типичного жителя Новой Англии в 50-х  годах  прошлого
века, - бакенбарды, суровое ровное чело, римский нос, строгий  треугольник
белой манишки. Справа от портрета висела акварель: на фоне  серого  песка,
синего моря и рыбачьей лодки на берегу -  дом  с  белыми  дверьми,  узкими
карнизами и невысокими окошками. На стене примыкающего к дому сарая  видна
прибитая доска с корабельным названием - "Пеннинский  Воробей".  Слева  же
была увеличенная фотография человека с  таким  же  римским  носом,  как  у
Новоанглийского патриарха, но только лицо было безвольное  и  надменное  -
красивое лицо пожилого щеголя, пенсне на вычурно широкой ленте,  шевелюра,
должно быть, серебристая и, вероятно, густой смуглый румянец на щеках.
   К дивану был  придвинут  мраморный  столик,  а  на  нем  стоял  букетик
душистого горошка.
   В  это  время  ответил  Детройт,  и  Баффема  соединили  с  президентом
автомобильной компании "Мэллард", который вот  уже  два  дня  и  две  ночи
следил за  его  головокружительным  полетом,  не  отходя  от  телеграфного
аппарата.
   - Алло, шеф! Говорит Баффем. Вышла заминка, примерно  на  час.  Апогей,
штат Айова. Думаю, сумею  наверстать.  Но  на  всякий  случай  передвиньте
график для Иллинойса и Индианы. Что? Течь в радиаторе. Пока!
   Он выяснил, на какую сумму  наговорил,  и  вышел  в  сад.  Правда,  ему
следовало торопиться, чтобы успеть поспать перед выездом, но  он  все-таки
хотел еще раз увидеть  Ориллию  Риверс  и  унести  с  собой  память  о  ее
сдержанной решительности. Она шла ему навстречу. Он покорно последовал  за
ней обратно через прихожую и на парадное крыльцо. Здесь он  ее  остановил.
Он еще успевает до  Нью-Йорка  насмотреться  на  Роя  Бендера  и  на  свой
автомобиль.
   - Пожалуйста, присядем на минутку и расскажите мне...
   - О чем?
   - Ну, о здешних местах и о... Да, кстати, я должен  вам  за  телефонный
разговор.
   - О, прошу вас, это такая мелочь!
   - Вовсе не мелочь. Два доллара девяносто пять центов.
   - За один телефонный разговор?
   Он вложил деньги ей в руку. Она  села  на  ступеньку,  и  он  осторожно
опустил свое крупное тело рядом с нею.  И  вдруг  она  сверкнула  на  него
глазами.
   - О, вы меня в бешенство приводите! Вы делаете все то, о чем  я  всегда
мечтала, - покрываете огромные расстояния, распоряжаетесь  людьми,  имеете
власть. Я думаю, это во мне говорит кровь старых капитанов.
   - Мисс Риверс, я заметил у вас в доме портрет. Мне показалось, что он и
старый диван образуют там нечто вроде святилища. И эти свежие цветы...
   Она чуть подняла брови. Потом ответила:
   - Это и есть святилище. Но вы первый, кто об этом догадался. Как?..
   - Не знаю. Вероятно, это потому, что еще дня два назад я проезжал  мимо
старых миссий в  Калифорнии.  Расскажите  мне  о  тех,  кто  изображен  на
портретах.
   - Но вам же не... О, когда-нибудь в другой раз, может быть.
   - В другой раз? Послушайте, дитя. Вы, наверное, не представляете  себе,
что через сорок минут я вылечу отсюда со скоростью семьдесят миль  в  час.
Вообразите, что мы уже встречались - где-нибудь, в банке или на  почте,  и
наконец через полгода я нанес вам визит и беседовал  с  вашей  матушкой  о
маргаритках. Вот и прекрасно. Все это уже позади. А  теперь  скажите  мне,
кто вы, Ориллия Риверс? Кто и что, как, почему и когда?
   Она улыбнулась. Кивнула. Рассказала.
   Теперь она работает учительницей в школе, но когда был жив отец... там,
на увеличенной  фотографии,  изображен  ее  отец,  Брэдли  Риверс,  первый
адвокат в Апогее.  Он  приехал  с  Кейп-Кода  совсем  молодым.  Человек  с
бакенбардами, что на среднем портрете, - это ее дед, капитан Зенас  Риверс
из Вест-Харлпула, мыс Кейп-Код, а дом на акварели - это фамильный  особняк
Риверсов, где родился и вырос ее отец.
   - А вы сами бывали на Кейп-Коде? - поинтересовался  Баффем.  -  Сдается
мне, я проезжал через Харлпул. Но в памяти ничего  не  осталось  -  только
белые дома и молельня с гигантским шпилем.
   - Я всю жизнь мечтала побывать в Харлпуле. Отец один раз туда  заезжал,
когда ему надо было по делам в Бостон. Тогда-то он и привез портрет  деда,
и изображение старого дома, ну, и мебель, и все это... Он говорил, что ему
больно было видеть перемены в родном городе, и больше ни за что  не  хотел
туда ехать. А потом... он умер. Я коплю деньги для поездки на  Восток.  Я,
разумеется, сторонница демократии, но в то же время я убеждена, что  такие
семьи, как мы, Риверсы, обязаны подавать миру положительный  пример.  И  я
хочу разыскать там родных. Людей нашей крови!
   - Может быть, вы и правы. Сам-то я из простых. Но у  вас  это  в  лице.
Сразу видно. Как и у вашего деда. Право, жаль, что... Ну, да ладно.
   - Что вы! Вы аристократ. Вы делаете такое, чего не смеют делать другие.
Пока вы звонили по телефону, я видела директора нашей школы, и он  сказал,
что вы... как это?.. Викинг и вообще...
   - Стойте! Перестаньте! Минутку! Разные личности,  особенно  в  газетах,
восхваляют меня до небес только за то, что я умею быстро ездить. А мне  бы
нужен кто-нибудь вроде вас, чтобы показывал мне, что я за дубина.
   Она посмотрела на него задумчиво своими ясными глазами.
   - Боюсь, здесь, в Апогее, молодые люди  находят,  что  я  сужу  слишком
строго.
   - Понятное дело! Потому-то они  дальше  Апогея  и  не  идут.  -  Баффем
заглянул в самую глубину ее глаз. -  Знаете,  по-моему,  между  нами  есть
сходство в одном: ни вам, ни мне не по нутру прозябание. Большинство людей
никогда не задумывается над тем, почему они живут на свете.  Мечтают:  вот
ужо,  если  бы  да  кабы,  когда-нибудь,  хорошо   бы   поднатужиться   да
поднапружиться - и, глядишь, они уже отдали богу душу. Но вы  и  я...  Мне
кажется, будто я с вами знаком давным-давно. Вы будете вспоминать обо мне?
   - Конечно. Здесь, в Апогее, не  так-то  много  таких,  кто  несется  со
скоростью семьдесят миль в час.
   У калитки появился Рой Бендер.
   - Эй, босс! Через две минуты кончаем! - прогудел он.
   Баффем, вскочив, натягивал  кожаную  куртку  и  шоферские  перчатки.  И
говорил. А она не сводила с него  серьезного  взгляда.  Голос  его  звучал
настойчиво.
   - Мне пора. Еще через сутки начнет сказываться напряжение. Думайте  обо
мне, тогда, хорошо? Пошлите мне вдогонку добрые мысли.
   - Хорошо, - ответила она спокойно.
   Он сдернул огромную перчатку. Ее рука казалась хрупкой на его ладони. В
следующее мгновение он шагал к калитке и вот уже садился в машину,  бросив
Рою через плечо:
   - Все проверили - бензин, батареи?
   - А как  же.  Все  сделано,  -  ответил  механик  их  гаража.  -  А  вы
передохнули малость?
   - Да. Посидел в холодке, развеялся немного.
   - Вы, я видел, разговаривали с Ориллией Риверс...
   - Ладно, ладно, - перебил Рой Бендер. - Давайте, босс, стартуем.
   Но Баффем выслушал механика до конца.
   - Наша Ориллия - девушка, каких  мало.  Умница.  И  настоящая-настоящая
барышня. А ведь родилась и выросла здесь, у нас на глазах.
   - А как бишь его, жениха вашей мисс Риверс? - рискнул Баффем.
   - Да надо думать, она выйдет за преподобного  Доусона.  Старая  сушеная
вобла, этот Доусон, но родом с Востока. В один прекрасный день  станет  ей
невмоготу учительствовать, тут-то он ее  и  зацапает.  Как  говорится,  со
свадьбой спешить - в Рино каяться.
   - Это верно. Расплатились, Рой? Ну, счастливо.
   Баффем уехал. Через пять минут его уже отделяли от Апогея шесть  и  три
четверти мили. Мысли его были лишь об одном - наверстать упущенное  время;
перед глазами стояла только стрелка спидометра,  да  стремительно  неслась
навстречу лента дороги. Вскоре после того, как стемнело, он буркнул Рою:
   - Берите руль. Поведете. Я вздремну немного.
   И действительно вздремнул, проспал ровно час, потом, просыпаясь, потер,
как сонный ребенок, глаза  кулаками,  покосился  на  спидометр  и  положил
ладонь на руль, бросив Рою:
   - Ладно, хорош. Подвиньтесь.
   К рассвету не существовало  уже  больше  ничего,  кроме  стремления  на
предельной скорости вперед. Землю заслонила сплошная стена воя и скорости.
Ничто человеческое не пробудилось  в  нем  даже  тогда,  когда  он,  побив
рекорд, с триумфом вылетел на Коламбус-Серкл.
   Прежде всего он пошел и лег спать и проспал двадцать шесть с  четвертью
часов, потом присутствовал на устроенном в его честь обеде,  где  произнес
речь, на редкость несвязную, так как сам все время думал о том, что  через
восемь дней ему надо быть в Сан-Франциско. Оттуда он отбывал в Японию, где
должен был принять участие в гонках вдоль побережья острова Хондо.  Прежде
чем он возвратится, Ориллия Риверс уже, конечно, выйдет  замуж  за  своего
преподобного мистера Доусона и отправится в свадебное путешествие  на  мыс
Кейп-Код. И большие, сильные мужчины с измазанными машинным маслом  лицами
будут внушать ей только отвращение.
   На поездку туда  и  обратно  уйдет  один  день.  Машиной  до  Кейп-Кода
быстрее, чем поездом. А по дороге на Сан-Франциско у него будет  еще  один
час для разговора с Ориллией. Он произведет на  нее  большее  впечатление,
если сможет потолковать с нею о родине ее предков. Можно будет показать ей
снимки, привезти ей какое-нибудь кресло из фамильного особняка.
   На Морской улице Вест-Харлпула он увидел дом, в точности такой, как  на
картине у Ориллии, и дощечка с названием потонувшего корабля - "Пеннинский
Воробей" - была прибита к стене сарая. Проехав чуть дальше  по  улице,  он
прочитал вывеску над лавочкой: "Гайус Бирс. Продажа всевозможных товаров -
остроги,  мельницы,  сувениры".  На  пороге   лавочки   возился   какой-то
человечек. Баффем зашагал прямо  к  нему  и,  приблизившись,  увидел,  что
человечек очень стар.
   - Доброе утро. Это вы - капитан Бирс? - спросил Баффем.
   - Самый я и есть.
   - Не скажете ли, капитан, кто теперь живет в доме Риверсов?
   - В котором, вы говорите, доме?
   - У Риверсов. Вон через дорогу.
   - А, в этом? А это дом Кендриков.
   - Но ведь его построил Риверс?
   - Вот и нет. Капитан Сефас, вот кто его построил. И всегда в  нем  жили
Кендрики. Теперешнего  владельца  зовут  Уильям  Дин  Кендрик.  Сам  он  в
Бостоне, по шерстяному делу, но  семья  приезжает  сюда,  почитай,  каждое
лето. Уж кому и знать, как не мне. Кендрики со мной в родстве.
   - Но... где же тогда жили Риверсы?
   - Риверсы? А-а, они-то? Вы, стало  быть,  с  Запада  приехали?  Думаете
провести здесь лето?
   - Нет. Почему вы решили, что я с Запада?
   - Да Риверс на Запад переселился, Брэдли Риверс. Вы-то  про  него,  что
ли, спрашивали?
   - Да.
   - Приятель вам будет?
   - Нет. Просто слыхал о нем.
   - Ну тогда я вам вот что скажу: никаких Риверсов никогда и не было.
   - То есть как это?
   - Отец этого самого Брэдли Риверса называл себя Зенас Риверс, Да только
настоящее-то  имя  ему  было  Фернао  Рибейро,  и  был  он   всего-навсего
португалец-матрос. И добром он не кончил, хоть и знал толк в промысле.  Но
как запьет, то уж, не дай  бог,  себя  не  помнил.  Он  грабил  затонувшие
корабли. А сюда он приехал с островов Зеленого Мыса.
   - Я так понял, что предки этого Брэдли Риверса были  самые  что  ни  на
есть аристократы и прибыли сюда на "Мэйфлауэре".
   - Может, и так, может, и так. Аристократы по части  как  бы  нализаться
ямайского рома. Но они не на "Мэйфлауэре" приехали.  Зенас  Риверс  пришел
сюда на бриге "Дженни Б.Смит".
   - Но, значит, Зенас до Кендриков владел этим домом?
   - Это он-то? Да если он или Брэд и переступали когда  порог  Кендрикова
дома, то разве чтобы дров охапку принести или раков на продажу.
   - А какой он был с виду, этот Зенас?
   - Да такой плотный из себя, смуглый - одно слово, португалец.
   - А нос у него был с горбинкой?
   - У него нос с горбинкой? Что твоя слива у него был нос.
   - Но ведь у Брэдли был римский профиль. Откуда же у Брэдли взялся нос с
горбинкой?
   -  От  мамаши.  Мамаша  у  него  янки,  только  их  семья  совсем  была
никудышная, вот она и вышла за Зенаса. Брэд Риверс всю жизнь  был  отпетый
враль. Лет семь-восемь назад он вдруг объявился,  так  он  тогда  хвастал,
будто стал первым богачом в Канзасе или в Милуоки он говорил, не помню.
   - Не знаете, он покупал здесь картину дома Кендриков?
   - Вроде бы покупал. Он подрядил одного живописца  нарисовать  Кендриков
дом. И купил кое-что у меня в лавке - старый  диван  и  портрет  покойного
капитана Гулда, что оставила здесь Мэй Гулд.
   - А этот капитан Гулд... у него нос с горбинкой? Лицо такое суровое,  с
бакенбардами?
   - Он, он. Что же вам про него Брэд нарассказал, а?
   -  Ничего,  -  вздохнул  Баффем.  -  Так,  значит,  Риверс  был   самый
обыкновенный простолюдин вроде меня?
   - Брэд Риверс? Простолюдин? Он у Зенаса,  правда,  учился  года  два  в
Тэнтоне, но все равно, его здесь на задворках у Кендриков, или  у  Бирсов,
или Доунов всякая собака знает, привыкли. Да  вы  спросите  хоть  кого  из
старожилов, вам всякий скажет.
   - Спрошу. Спасибо вам.


   Он шел по единственной улице Апогея в густом облаке  пыли  -  ничем  не
примечательный высокий господин в котелке.
   В его распоряжении была всего  пятьдесят  одна  минута  до  возвращения
местного поезда Апогейской ветки, который  должен  был  доставить  его  на
ближайшую узловую станцию для пересадки в Западный экспресс.
   Он позвонил; он постучал кулаком в парадное; он обошел  дом  кругом,  и
здесь застал матушку Ориллии за стиркой салфеток. Она  поглядела  на  него
поверх очков и гордо осведомилась:
   - Что вам угодно?
   - Вы не помните меня? Я проезжал здесь недавно в  гоночном  автомобиле.
Могу ли я видеть мисс Риверс?
   - Нет. Она в школе. На уроках.
   - А когда вернется? Сейчас четыре.
   -  Возможно,  что  прямо  сию  минуту,  а  возможно,  что  и  до  шести
задержится.
   Его поезд отходил в 4:49. Он ждал на ступеньках парадного крыльца. Было
уже 4:21, когда  в  калитку  вошла  Ориллия  Риверс.  Он  бросился  к  ней
навстречу, держа часы в руках, и, прежде чем она успела промолвить  слово,
выпалил одним духом:
   - Узнаете меня? И прекрасно. У меня  неполных  двадцать  восемь  минут.
Должен поспеть на поезд  в  Сан-Франциско,  пароходом  в  Японию,  оттуда,
возможно, в Индию. Рады мне? Пожалуйста, не  будьте  мисс  Риверс,  будьте
просто Ориллией. Осталось двадцать семь с  половиной  минут.  Скажите,  вы
рады?
   - Д-д-да.
   - Думали обо мне?
   - Конечно.
   - А вам хотелось, чтобы я когда-нибудь опять проехал через ваши места?
   - Какой вы самонадеянный!
   - Нет, я просто очень тороплюсь. У меня осталось  всего  двадцать  семь
минут. Вам хотелось, чтобы я вернулся? Ну, пожалуйста, скажите!  Разве  вы
не слышите свисток парохода, уходящего в Японию? Он зовет нас.
   - В Японию!
   - Хотите посмотреть Японию?
   - Очень!
   - Пойдемте со мной! Я распоряжусь, чтобы в поезде нас встретил  пастор.
Можете позвонить в  Детройт  и  навести  обо  мне  справки.  Соглашайтесь!
Скорее! Будьте моей женой. Осталось двадцать шесть с половиной минут.
   В ответ она смогла только прошептать:
   - Нет! Мне нельзя об этом даже  думать.  Это  так  заманчиво!  Но  мама
никогда не согласится.
   - При чем тут ваша мама?
   - Как при чем? В таких семьях,  как  наша,  судьба  одного  человека  -
ничто, важна и священна судьба рода. Я должна помнить о Брэдли Риверсе,  о
старом  Зенасе,  о  сотнях  славных   пионеров-янки,   возродивших   нечто
величественное, по сравнению с чем не имеет  значения  счастье  отдельного
человека. Дело в том,  что...  о!  Noblesse  oblige  [положение  обязывает
(фр.)].
   Мог ли он, не пощадив  этой  страстной  веры,  сказать  ей  правду?  Он
выпалил:
   - Но вы бы хотели? Ориллия! Осталось ровно двадцать пять  минут.  -  Он
сунул часы в карман. - Слушайте. Я должен поцеловать вас. Я уезжаю  отсюда
за семь тысяч миль, и я этого не вынесу, если... Я сейчас вас поцелую  вон
там в беседке.
   Он ухватил ее под руку и увлек по дорожке.
   Она слабо сопротивлялась: "Нет, нет, о, пожалуйста, не надо!" - пока он
не смел ее слова поцелуем, и в поцелуе она  забыла  все,  что  только  что
говорила, и прильнула к нему с мольбой:
   - О, не уезжайте! Не оставляйте  меня  тут,  в  этой  мертвой  деревне.
Останьтесь, поезжайте следующим пароходом! Уговорите маму...
   - Я должен ехать этим пароходом. Меня ждут там:  будут  большие  гонки.
Поедем со мной!
   - Без... без вещей?
   - Купим все по дороге, в Сан-Франциско!
   - Нет, не могу. Я должна подумать и о других, не только о маме.
   - О мистере Доусоне? Неужели он вам нравится?
   - Он очень деликатен и внимателен, и  он  такой  образованный  человек!
Мама хочет, чтобы мистер Доусон получил приход на Кейп-Коде, и тогда,  она
думает, я могла бы возобновить прежние связи нашей семьи и стать настоящей
Риверс. Сделавшись миссис Доусон, я, может быть, разыскала бы  наш  старый
дом и...
   Ее прервали его руки, легшие ей на плечи, его глаза, смотревшие прямо в
ее глаза с горькой прямотой.
   - Неужели вам не надоедают предки? - воскликнул он.
   - Никогда! Хороша я или дурна, у меня славные предки. Однажды во  время
мятежа на клиппере, которым командовал Зенас Риверс, он...
   -   Дорогая,   никакого   Зенаса   Риверса   не   было.   Был    только
иммигрант-португалец по имени Рибейро, Фернао Рибейро. На портрете у вас в
доме изображен некий капитан Гулд.
   Она отпрянула. Но он продолжал говорить, стараясь  взглядом  и  голосом
выразить свою нежность:
   - Старик Зенас был низкорослый смуглый толстяк.  Он  грабил  затонувшие
суда и был не слишком-то приятной личностью. Первый настоящий аристократ в
вашем роду - это вы!
   - Подождите! Значит... значит, это все неправда? А дом,  фамильный  дом
Риверсов?
   - Нету дома. Дом, который  у  вас  на  картине,  принадлежит  и  всегда
принадлежал Кендрикам. Я сейчас прямо с Кейп-Кода, и там я выяснил...
   - Все неправда? Ни слова правды во всей истории Риверсов?
   - Ни слова. Я не хотел вам говорить. Если не  верите,  можете  написать
туда.
   - О погодите! Одну минуту.
   Она отвернулась и посмотрела вправо,  туда,  где  в  конце  улицы,  как
припомнил Баффем, был небольшой холм и на склоне - кладбище.
   - Бедный отец! - прошептала она. - Я так... я  так  любила  его,  но  я
знаю, он часто говорил неправду. Но только безобидную неправду. Он  просто
хотел, чтобы мы им гордились. Мистер... как ваша фамилия?
   - Баффем.
   - Идемте.
   Она быстрыми шагами  повела  его  в  дом,  в  комнату  с  боготворимыми
портретами. Она посмотрела на "Зенаса Риверса", потом на "изображение дома
Риверсов". Она погладила застекленную фотографию  отца,  сдула  с  пальцев
пыль, вздохнула: "Здесь такой затхлый воздух, так душно!" - и, подбежав  к
старому красного дерева комоду, выдвинула ящик и вынула  лист  пергамента.
На нем, как успел разглядеть Баффем,  был  вычерчен  фамильный  герб.  Она
взяла карандаш и на обороте  пергамента  нарисовала  крылатый  автомобиль.
Потом протянула рисунок ему и воскликнула:
   - Вот герб будущего рода, эмблема  новой  аристократии,  которая  умеет
работать!
   И он с веселой торжественностью провозгласил:
   - Мисс Риверс, не согласитесь ли вы выйти за меня замуж  где-нибудь  на
полпути отсюда в Калифорнию?
   - Да. - Он поцеловал ее. - Если вы сумеете... - она поцеловала  его,  -
...убедить маму. У нее здесь есть знакомства и  есть  немного  денег.  Она
сможет прожить и без меня. Но она верит в аристократический миф.
   - Можно мне солгать ей?
   - Ну, один раз, пожалуй.
   - Я объявлю ей, что моя мать - урожденная Кендрик из  Харлпула,  и  она
увидит, что я страшно важный, только очень тороплюсь. А торопиться надо. У
нас всего тринадцать минут!
   Из прихожей донесся недовольный голос миссис Риверс:
   - Ориллия!
   - Д-да, мама?
   - Если ты и этот господин хотите поспеть на поезд, вам пора.
   - К-как?.. -  только  и  могла  произнести  Ориллия.  -  Потом  бросила
Баффему: - Я сейчас, сбегаю уложу чемодан!
   - Все уже уложено, Ориллия. Как только  я  снова  увидела  здесь  этого
субъекта,  я  сразу  поняла,  что  придется  спешить.  Но,  по-моему,  вам
следовало бы перед уходом сообщить мне имя  моего  будущего  зятя.  У  вас
осталось всего одиннадцать минут. Торопитесь! Скорее! Скорее!

   1919

Last-modified: Thu, 12 Jul 2001 21:19:41 GMT
Оцените этот текст: