Систему пока не хотелось. Доложи я им, что происходит, - меня тут же подвергнут долгой и нудной перепроверке. Сразу придется отвечать на кучу вопросов и писать целый ворох отчетов. В этом смысле, крупная организация - страшно неудобная штука. Слишком много сил и времени тратишь зря. И слишком много дураков встречаешь во время работы. Позвонить же толстушке невозможно чисто практически: я не знаю ее телефона. Можно, конечно, добраться до их конторы, но вряд ли охрана у входа пропустит меня без предварительного согласования. Хорошенько все взвесив, я решил не делать ничего. Взяв щипцы, я легонько ударил череп по темечку. "Кон-н-н", - прогудело в ответ. Словно его хозяин, зверь непонятной породы, негромко застонал. Я повертел череп в руках, пытаясь понять, отчего получается такой странный звук. И еще раз ударил по нему щипцами. "Кон-н-н". Похоже, гудит всегда из одного места. Я постучал еще несколько раз - и так, и эдак, в разных местах - и наконец понял, где это. Как бы я ни стучал, гул исходил из небольшой - лишь пара сантиметров в диаметре - неглубокой ямки на переносице черепа. Я погладил дно ямки кончиком пальца. В отличие от обычной кости, та казалась более шероховатой. Как если бы то, что здесь было когда-то, отломали насильно. Например, какой-нибудь рог... Рог? Но если это так - получается, что у меня в руках череп однорогого животного. Я снова открыл "Иллюстрированный атлас млекопитающих" и попытался найти кого-нибудь с единственным рогом на морде. Бесполезно. Такого животного не было. Если, конечно, не считать носорога; однако ни размерами, ни формой этот череп на носорожий не походил. Ну что ж. Вздохнув, я достал из холодильника лед, открыл бутылку "Олд кроу" и смешал себе виски со льдом. День кончается, можно и виски себе позволить. И закусить консервированной спаржей. Обожаю белую спаржу! Покончив со спаржей, я нашпиговал белую булку копчеными устрицами. Съел. И налил еще виски. Удобства ради я решил исходить из того, что череп принадлежит единорогу. Иначе ничего не сдвинется с места. Итак: У меня в руках - череп единорога. Просто черт знает что. Отчего в мою жизнь все время вторгается какая-то мистика? Что я сделал не так? Я - простой, приземленный человек, конвертор на вольных хлебах. Нет у меня ни особого честолюбия, ни сильных страстей. Ни семьи, ни друзей, ни любовницы. Обычный работяга, которому лишь бы денег скопить до пенсии, а потом послать подальше все это конвертирование - и на старости лет спокойно учиться игре на скрипке или греческому языку. Отчего меня затягивает в какие-то дикие истории с единорогами и обеззвученными толстушками? Допив вторую порцию виски, я пошел в спальню, отыскал в телефонной книге номер библиотеки, позвонил и попросил соединить меня с абонементным отделом. Секунд через десять я услышал в трубке голос моей длинноволосой знакомой. - "Атлас млекопитающих" на проводе, - представился я. - Спасибо за мороженое, - сказала она. - Пустяки, - сказал я. - У меня еще одна просьба. Можно? - Про-осьба? - пропела она. - Смотря какая. - Меня интересуют единороги. - Единоро-оги... - повторила она. - Посмотришь? Она помолчала. Наверное, покусывает губу, представил я. - А что конкретно тебя интересует в единорогах? - Все, - ответил я. - Послушай, но уже без десяти пять! Мы вот-вот закрываемся, я страшно занята. Приходи завтра к открытию - найду тебе все, что нужно, хоть о двенадцатирогах! - Я не могу ждать. Это очень срочно. - Уф-ф, - вздохнула она. - Насколько срочно? - Дело касается эволюции, - пояснил я. - Эволю-у-уции?.. - переспросила она удивленно. Я представил, как отчаянно эта бедная девушка пытается разгадать, с кем имеет дело - с обычным человеком, похожим на сумасшедшего, или все-таки с сумасшедшим. И помолился о том, чтобы она выбрала первое. Тогда еще можно надеяться, что она войдет в мое положение. Тишина, как беззвучный маятник, раскачивалась между нами секунд десять. - Эволюция - это то, что развивалось сто тысяч лет, так или нет? Может, я чего-то не понимаю, но что там может быть настолько срочным? Что не может подождать один-единственный день? - Бывает эволюция и за сто тысяч лет, и за какие-нибудь три часа. По телефону толком не объяснишь. Но я хочу, чтобы ты мне поверила. Дело касается нового этапа в эволюции человека. - Это что, как в "Космической одиссее 2001 года"? * Классический фильм (1968) американского режиссера Стэнли Кубрика (1928 - 1999). - Именно, - ответил я. - Я тоже смотрел "Одиссею" на видео. Несколько раз. - Эй... Знаешь, что я о тебе думаю? - Наверно, пытаешься разобраться, насколько я агрессивен как сумасшедший. Верно? - В общем, примерно так, - сказала она. - Ты прости, что сам за себя говорю, но мое сумасшествие не очень агрессивно. А если честно, это даже и не сумасшествие. Немного чудаковатости, немного твердолобости, плюс нелюбовь к самоуверенным типам, но сумасшествия нет. Конечно, кому-то я в жизни не нравлюсь, но сумасшедшим меня еще никто не называл. - Так... - задумалась она. - Ну, разговариваешь ты, в общем, нормально. И человек вроде неплохой. И мороженым угостил... Ладно! Встречаемся в кафе рядом с библиотекой в полседьмого. Я передам тебе книги. Устроит? - Все немного сложнее. Сразу всего не расскажешь, но есть обстоятельства, которые мне сейчас не позволяют выйти из дома. Уж извини, но... - То есть... Ты хочешь сказать... - проговорила она и нервно постучала ноготками по зубам. По крайней мере, именно так мне послышалось. - Ты требуешь, чтобы я принесла эти книги тебе домой. Я правильно понимаю? - Если честно, то да, - подтвердил я. - С единственной разницей: я не требую, а прошу. - Значит, на жалость давишь? - Именно так, - сказал я. - Если б ты знала, сколько всего на меня свалилось... Между нами снова повисло молчание. Но это молчание не походило на отключенный звук - по крайней мере, я слышал в трубке мелодию, которую включают перед окончанием рабочего дня. Мы просто не говорили ни слова. - Я здесь пять лет работаю, - наконец сказала она. - Но еще ни разу не встречала такого нахала, как ты. "Доставьте книги ко мне домой"... Где это видано, а? Тем более - при первой же встрече. Тебе самому не стыдно? - Стыдно, конечно. Но я сейчас не принадлежу себе. И все остальные пути перекрыты. Я могу лишь надеяться, что ты войдешь в мое положение. - Черт знает что! - с чувством сказала она. - Ладно. Рассказывай, как к тебе добираться. И я с радостью подчинился. 8 КОНЕЦ СВЕТА Полковник - Я думаю, вернуть свою тень тебе уже не удастся, - говорит мне старый Полковник, поднося к губам чашку с кофе. Как и многие, кто всю жизнь отдает приказы, Полковник разговаривает, держа спину прямо и выставив подбородок вперед. Однако в нем не чувствуется ни спеси, ни стремления повелевать окружающими. После многих лет в армии у него осталась только прямая осанка, любовь к дисциплине и неиссякаемый арсенал воспоминаний. Для меня Полковник, можно сказать, - идеальный сосед. Всегда приветлив, спокоен. Да еще и отличный шахматист. - Страж верно говорит, - продолжает он. - Ни теоретически, ни практически у тебя не остается никаких шансов. Жить в Городе с тенью нельзя. А покинуть Город, однажды попав в него, невозможно. Говоря по-военному - для обратного маневра места нет. Все входят, никто не выходит. По крайней мере, пока Город окружает Стена. - Но я не думал, что потеряю тень навсегда! - жалуюсь я. - Я-то полагал, это лишь на время. Никто мне не объяснил... - А здесь никто ничего не объясняет, - говорит Полковник. - Этот город живет по своим законам. Что ты знаешь, чего не знаешь - Городу все равно. Жаль, конечно, что у тебя все так вышло... - Но что будет с моей тенью? - Да ничего особенного. Поживет какое-то время там. Пока не помрет. Ты видел ее с тех пор? - Пока нет. Ходил проведать несколько раз, да Страж не пускает. Говорит - из соображений безопасности, . - Ну, что ж... Ничего не поделаешь, - качает головой старик. - Все-таки присматривать за тенями - его работа. Он за них отвечает. Тут я тебе ничем не помогу. Нрава он крутого, других никогда не слушает. Остается только ждать, когда у него изменится настроение. - Так я, пожалуй, и поступлю, - киваю я. - Но все-таки... Чего именно он боится? Допив кофе, он ставит чашку на блюдце, достает из нагрудного кармана платок и вытирает губы. Как и его мундир, платок далеко не нов, но безупречно чист и отглажен до совершенства. - Того, что вы с твоей тенью будете цепляться друг за друга. Тогда ему придется вас заново расцеплять... Он вновь сосредоточивается на игре. Эти шахматы немного отличаются от тех, что я знал, - и правилами, и фигурами, - так что старик побеждает в них чаще. - Моя обезьяна ест твоего епископа, не возражаешь? - Вперед! - соглашаюсь я. И, передвинув стену на левый фланг, отрезаю его обезьяне путь к отступлению. Старик кивает несколько раз и опять застывает над доской. Хотя мое положение безнадежно и его победа предрешена, он не устраивает расправы, но обдумывает ход за ходом. Игра для него - не борьба с противником, а проверка собственного интеллекта. - Расставаться с тенью, обрекая ее на смерть, всегда больно, - говорит Полковник, двигает по диагонали слона и ставит вилку моим королю и стене. Мой король уже совсем голый; до мата остается каких-нибудь два-три хода. - Эта боль у всех одинакова. Вот и со мною было так же. Но одно дело, когда расстаешься с тенью в детстве, толком к ней не привыкнув. У меня куда хуже: я позволил своей тени умереть, когда мне было шестьдесят пять. В таком возрасте, поверь мне, слишком тяжело кого-нибудь забывать... - Но сколько тень живет после того, как ее отрежут? - Смотря какая тень, - отвечает старик. - Чьи-то тени густые и сильные, чьи-то - не очень. Но в этом городе никакие тени долго не живут. Слишком суровый для них климат. Очень долгие и холодные зимы. Ни одна тень не дотягивает до весны. Я надолго задумываюсь над доской - и, наконец, решаю сдаться. - Даю тебе фору в пять ходов, - говорит Полковник. - Попробуй, имеет смысл. Пять ходов - неплохой отрыв, чтобы повернуть ситуацию в свою пользу. Игра - такая штука: никогда не знаешь, что будет, пока не победишь или не проиграешь окончательно. - Давайте попробуем, - соглашаюсь я. Пока я обдумываю ходы, Полковник встает у окна, чуть приоткрывает плотную штору и смотрит в щель на улицу. - У тебя сейчас самый тяжелый период. Как с зубами. Старые уже выпали, а новые еще не выросли. Понимаешь, о чем я? - Мою тень уже отрезали, но она еще не умерла? - Вот именно, - кивает он. - Я помню, каково это - между собой прошедшим и тем, в кого еще превратишься. Мотает туда-сюда. Но как только вырастают новые зубы, о старых уже не вспоминаешь. - Значит, именно так теряют себя? - уточняю я. Старик молчит. - Извините, что задаю столько вопросов, - говорю я. - Но я почти ничего не знаю о Городе. Все время боюсь что-то сделать не так. Кто этим городом управляет? Для чего ему такая высокая Стена? Почему каждое утро зверей выгоняют, а вечером запускают обратно? Что такое старые сны? Ничего понять не могу... А кроме вас, даже не у кого спросить. - Я тоже не до конца понимаю, как здесь все устроено, - тихо отвечает Полковник. - К тому же, не все можно выразить словами. И еще есть то, о чем я не должен рассказывать. Но ты не волнуйся. В каком-то смысле, Город устроен справедливо. Постепенно он даст тебе все, в чем ты можешь нуждаться, и все, что тебе нужно знать. Ты должен всему научиться сам. Главное - знай: этот город совершенен. В нем есть все что угодно. Но если этого не понимать, то в нем нет ничего. Абсолютный ноль. Хорошо запомни это. Что бы тебе ни рассказывали другие, оно так и останется чужими рассказами. Лишь то, чему ты выучишься сам, станет частью тебя. И поможет выжить. Открой глаза и уши, включи голову - и ты увидишь все, что Город может тебе передать. А коли помнишь, какой ты был, - используй и это, пока не исчезло. Больше я тебе ничего не скажу. x x x Если Фабричный Квартал, в котором живет библиотекарша, утопил прежний лоск в безысходном мраке, то дома Резиденции в юго-западной части Города растеряли былую пышность в унылых сумерках. Все, что когда-то дышало весенней свежестью, давно расплавилось от летнего зноя, а потом задубело под зимним ветром. Двухэтажные коттеджи на склоне Западного холма строились так, чтобы под одной крышей раздельно жило три семьи, и лишь узенький вестибюль под козырьком в середине здания был бы общим. Все дома в Резиденции белые. Полностью белые, куда ни глянь: от перекладин под крышей до оконных рам и балконных перил. Каких только оттенков белого цвета не встретишь, бродя по склону холма: белый - ослепительно-яркий от свежей краски, белый - порыжевший за много лет от солнца, и белый - вылизанный дождями и ветром до потери всякого цвета. Ни оград, ни заборов в Резиденции нет. Только у каждого входа - цветочная клумба в метр шириной. Ухаживают за клумбами всегда очень тщательно; весной на них распускаются крокусы, ноготки и анютины глазки, а осенью цветут космеи. Утопая в живых цветах, эти здания еще сильнее напоминают заброшенные руины. Когда-то это был самый процветающий район в Городе. Всякий раз, спускаясь по тропинке с холма, я представляю себе, как носились по улицам дети, слышалось пианино, пахло горячим ужином. Моя память одну за другой распахивает прозрачные двери Времени, и прошлое Города оживает перед моими глазами. Когда-то здесь жили семьи государственных служащих. Люди не очень богатые, но и не самого низкого ранга; городские чиновники средней руки. И, как могли, берегли эту заводь своего размеренного благополучия. Потом они все исчезли. Не знаю, куда и почему. Теперь Резиденцию населяют отставные военные. Лишенные тени, никчемные, как опустевшие коконы насекомых, доживают они свою одинокую жизнь под всеми ветрами на склоне Западного холма. Беречь им давно уже нечего. В каждом коттедже Резиденции ютится по семь или восемь старых вояк. Жилище, куда определил меня Страж, - небольшая комната в одном из этих домов. Под крышей со мной обитают полковник, два майора, два лейтенанта и сержант. Сержант готовит еду и следит за хозяйством, полковник отдает приказы. Точь-в-точь как в настоящей армии. Шесть стариков, которые всю свою жизнь занимались подготовкой к войне, ведением войны, устранением последствий войны, революциями, контрреволюциями - и не смогли найти ни времени, ни возможности создать собственную семью. Каждое утро, проснувшись, они наскоро завтракают и без всяких приказов отправляются каждый на свою работу. Кто соскребать облупившуюся краску с домов, кто выпалывать сорняки на газонах, кто ремонтировать старую мебель, кто - грузить на тележку продукты, которые распределяют у подножья холма. Закончив утреннюю работу, старики садятся у дома на солнышке и предаются бесконечным воспоминаниям. x x x Доставшаяся мне комната находится на втором этаже и смотрит окнами на восток. Вид из окон не самый лучший: половину обзора закрывает вершина холма и лишь сбоку просматриваются Река и Часовая Башня. Похоже, здесь не живут уже очень давно: штукатурка на стенах покрылась темными пятнами, а оконные рамы - толстым слоем белесой пыли. Всей мебели - старенькая кровать, небольшой обеденный стол и два стула. На окнах - тяжелые шторы с едким запахом плесени. Половицы рассохлись и стонут при каждом шаге. Каждое утро из соседней комнаты выходит Полковник. Мы вместе завтракаем, а потом задергиваем шторы как можно плотней и до полудня играем в шахматы. Кроме шахмат в обычный солнечный день заняться попросту нечем. x x x - В такой чудный день сидеть дома, задернув шторы, должно быть невыносимо для такого молодого, как ты, - замечает Полковник. - И не говорите... - Хотя мне, конечно, заполучить партнера в шахматы - только в радость. У здешних стариков игра не в почете. Я, наверно, последний, кому интересны шахматы. - Почему вы согласились лишиться тени? Старик долго разглядывает свои пальцы в ярком свете из расщелины между шторами. Затем отходит от окна и снова садится за стол напротив меня. - Почему, говоришь? - повторяет он. - Наверно, я слишком долго защищал этот город. Наверно, мне казалось, покинь я его - вся моя жизнь потеряла бы смысл... Впрочем, так это или нет - сейчас уже не важно. - И вы никогда не раскаивались в том, что остались без тени? - Нет, - качает старик головой. - В этой жизни я не совершал ничего, за что бы теперь раскаивался. Я съел стеной его обезьяну и расчистил место для своего короля. - Отличный ход, - одобрил Полковник. - Защищаешь стеной единорога, а заодно высвобождаешь короля. Хотя, конечно, и даешь развернуться моему рыцарю... Пока старик размышляет над следующим ходом, я кипячу воду и завариваю свежий кофе. Сколько таких же полудней у нас еще впереди, думаю я. В городе, обнесенном высокой стеной, выбирать особенно не из чего. 9 СТРАНА ЧУДЕС БЕЗ ТОРМОЗОВ Аппетит. Фиаско. Ленинград В ожидании длинноволосой я состряпал нехитрый ужин. Растер в ступке соленые сливы, приготовил из них соус для салата, обжарил в масле несколько сардин с бататами, потушил говядину с сельдереем. В целом вышло довольно неплохо. До ее прихода еще оставалось время. Потягивая пиво из банки, я отварил имбирь в соевом соусе. Начинил фасоль кунжутной приправой . А потом завалился на кровать и стал слушать старенькую пластинку - фортепьянные концерты Моцарта в исполнении Робера Казадезуса. Мне кажется, Моцарт особенно глубоко проникает в нас, если слушать его именно в старых записях. Хотя, возможно, это - лишь мой предрассудок. * Робер Казадезус (1899 - 1972) - французский пианист и композитор греческого происхождения. Во время Второй Перевалило за семь, за окном уже совсем стемнело, а ее все не было. В итоге я прослушал полностью 23-й, а за ним и 24-й концерты. Наверное, передумала и решила не приходить. Если так - я не могу ее осуждать. Как ни крути, а в решении "не приходить" явно больше здравого смысла. Тем не менее, когда я стал выбирать очередную пластинку, в дверь позвонили. Я посмотрел в глазок: за дверью, прижимая к груди пачку книг, стояла девушка из библиотеки. Не снимая цепочки, я приоткрыл дверь и спросил, нет ли вокруг посторонних. - Никого нет, - ответила она. Я снял цепочку, впустил ее. И только она вошла, запер дверь на замок. - Какие запахи! - воскликнула она, поводя носом. - Можно на кухню заглянуть? - Да ради бога. Ты у подъезда никого не видела? Дорожных рабочих каких-нибудь или машины с людьми внутри? - Никого, - ответила она, проскользнула на кухню и, положив книги на стол, принялась открывать одну за другой крышки у кастрюль и сковородок. - Да! - спохватился я. - Хочешь есть - могу тебя ужином накормить. Не ахти какой ужин, конечно... - Ой, что ты! Я как раз такое люблю. Я разложил еду по тарелкам и с возрастающим любопытством стал смотреть, как она уписывает все подряд - блюдо за блюдом, начиная от края стола. Когда твою стряпню уплетают с таким энтузиазмом - ей-богу, хочется отдать поварскому делу всю жизнь. Я достал бутылку "Олд кроу", налил в большой стакан виски, набросал льда. Затем поджарил ломтики тофу на сильном огне, откинул на тарелку, добавил тертого имбиря - и принялся за виски, закусывая имбирным тофу. Моя гостья, не говоря ни слова, работала челюстями. Я предложил ей виски, но она отказалась. * Тoфу (яп.) - желеобразный соевый творог. - Дай лучше тофу попробовать, - попросила она. Я положил в ее тарелку оставшиеся ломтики и дальше пил без закуски. - Если хочешь, от обеда рис остался и соленые сливы. А еще могу быстро заварить мисо, - предложил я на всякий случай. * Мисo (яп.) - паста из перебродивших соевых бобов, а также суп из нее. - Высший класс! - обрадовалась она. Я приготовил простенький бульон из сушеного тунца, закинул туда морской капусты, лука, соевой пасты и, когда все сварилось, подал вместе с рисом и солеными сливами. В считанные секунды она подчистую умяла и это. Теперь, когда на столе осталось лишь несколько сливовых косточек, она наконец-то казалась довольной. - Большое спасибо, - сказала она. - Было очень вкусно! Впервые в жизни я видел, чтобы худенькая симпатичная девушка заглатывала пищу, как взбесившийся экскаватор. С другой стороны, я не мог не признать: смотрелось это красиво. Наполовину заинтригованный, наполовину шокированный, я рассматривал ее довольное лицо. - Послушай... И ты всегда столько ешь? - не удержался я. - В общем, да, - спокойно ответила она. - Примерно столько я обычно и ем. - Но ты такая худенькая... - У меня растяженье желудка, - призналась она. - Сколько ни ем, не толстею. - Ого! - удивился я. - На еду, небось, кучу денег тратишь? О том, что в один присест она уплела весь мой завтрашний рацион, я, понятно, говорить не стал. - Просто ужас какой-то, - кивнула она. - Когда ем где-нибудь в городе, враз по два ресторана посещать приходится. Лапшой с пельменями червячка заморю, а потом уже обедаю по-человечески. Почти вся зарплата на питание улетает. * Лапша "рaмэн" и пельмени "гедза" - самое стандартное сочетание блюд в популярных у японцев китайских Я опять предложил ей виски, но ей захотелось пива. Я достал банку из холодильника и на всякий случай разогрел на сковородке с дюжину франкфуртских сосисок. Из которых - увы! - сам успел съесть только две. Она пожирала все подряд с аппетитом станкового пулемета, втягивающего ленту с патронами для полного и окончательного разгрома врага. Мой недельный запас еды таял буквально на глазах. Не говоря уже о том, что из этих сосисок я мечтал приготовить свою фирменную немецкую солянку под кислым соусом. Достав упаковку картофельного салата, я смешал его с морской капустой и консервированным тунцом. Она уничтожила это под вторую банку пива. - Вот оно, счастье! - объявила она. Почти ничего не съев, я заканчивал третье виски со льдом. При виде того, как ест она, мой аппетит заклинило. - На десерт могу предложить шоколадный торт, - сказал я. Разумеется, через минуту торта не стало. Глядя на нее, я чувствовал, как мой желудок поднимается к горлу. Я люблю готовить и угощать. Но, что ни говори, у всего должен быть предел. x x x Думаю, именно поэтому мой пенис не встал, когда нужно. Просто все мои мысли были сосредоточены на желудке. И все же такого фиаско - чтобы мой пенис подвел меня в нужный момент, - со мной не случалось, наверное, с года Токийской Олимпиады. До этого проклятого вечера я жил, абсолютно уверенный в своей потенции, и такая измена сразила меня наповал. * XVIII Олимпийские игры 1964 г. - Не бери в голову. Слышишь? Это все пустяки! - утешала меня Длинноволосая Библиотекарша с Растянутым Желудком. После десерта мы стали пить виски и пиво, прослушали две-три пластинки - и оказались в постели. За свою жизнь я спал с разными девушками, но библиотекарши мне еще не попадались. И, кроме того, я ни с кем до сих пор не оказывался в постели так быстро. Видимо, с ней это вышло потому, что я умудрился ее накормить. В любом случае, до финала дело не дошло. Мой желудок напрягся и разбух, как пузо дельфина, а все, что ниже пояса, утратило всякую силу. Она прижалась ко мне всем телом и погладила меня по груди. - Ну, чего ты? С каждым случается. Не вздумай так ужасно расстраиваться! Но чем больше она меня успокаивала, тем глубже вгрызалось мне в нутро осознание дикого факта: мой пенис предал меня, когда я на него рассчитывал. Я призвал на помощь вычитанную где-то концепцию, будто висящий пенис эстетичнее стоящего. Но это меня ни капельки не утешило. - Ты когда в последний раз с женщиной спал? - спросила она. Я порылся как следует в памяти. - Недели две назад, кажется... - И все было нормально? - Ну разумеется! - ответил я. Что за черт. Каждый день кто-нибудь спрашивает меня о сексе. Или сейчас так принято? - И с кем же ты спал? - С девушкой по вызову. По телефону заказываешь - приезжает. - А может, от секса с подобной... дамой тебя гложет чувство вины? - Скажешь тоже - "дама"! - мрачно усмехнулся я. - Девушка лет двадцати. Ничего меня не гложет. Все было чисто, опрятно. Без неприятного осадка внутри. Тем более, я уже не первый раз с такой спал. - Ну, а дальше как обходился? Мастурбировал? - Нет, - сказал я. "Дальше" меня завалило работой так, что до сегодняшнего дня было некогда забрать любимый пиджак из химчистки. Когда я сообщил ей об этом, она закивала с таким видом, будто теперь ей все ясно. - Все от этого! - убежденно сказала она. - От того, что не мастурбировал? - Да ну тебя! - отмахнулась она. - От того, что переработал. Ты же постоянно в работе по уши, да? - Ну, в общем, да... Пару дней назад не спал двадцать шесть часов кряду. - А что за работа? - Да... С компьютерами вожусь, - ответил я. Как отвечаю всякий раз, когда меня спрашивают о работе. Во-первых, это не совсем ложь, а во-вторых, мало кто настолько соображает в компьютерах, чтобы приставать с дальнейшими расспросами. - Сутки напролет шевелить мозгами? Да это же дикий стресс! Вот ты и отключился на время. С кем угодно бывает. - Ну, не знаю... - мрачно сказал я. Может, так оно и есть. Физическая измотанность, мандраж от кутерьмы за последние двое суток, и вдобавок - столбняк от созерцания Обжорства Во Плоти. От такого кто угодно превратится во временного импотента. Вроде бы убедительно. Однако интуиция говорила мне: все не так просто. Здесь явно было что-то еще. До сих пор я не раз уставал точно так же, и нервничал ничуть не меньше, но моя потенция всегда удовлетворяла и меня, и кого положено. Видимо, все-таки дело в женщине. Точнее - в какой-то ее особенности. В особенности? Растяженье желудка. Длинные волосы. Библиотека... - Эй. Приложи-ка ухо к моему животу, - вдруг попросила она. И, откинув одеяло, обнажилась с головы до пят. Стройное, гладкое, очень красивое тело. Ни складочки, ни грамма лишнего веса. Довольно большая грудь. Как она и просила, я поместил голову между ее грудью и пупком и приложил ухо к гладкой, как ватман, коже. Чудеса: несмотря на огромное количество пищи, которое загрузили в этот живот, я не назвал бы его ни вздутым, ни даже просто тугим. Еда исчезла в нем, как исчезало все подряд в бездонном пальто Харпо Маркса. Мягкий, уютный живот с теплой и нежной кожей. * Адольф (Харпо) Маркс (1888 - 1964) - один из пяти участников американской комедийной труппы братьев - Ну как? Что-нибудь слышно? - спросила она. Я затаил дыхание и прислушался. Но не услыхал ничего особенного, кроме ровного биения сердца. Так, лежа на опушке в далеком лесу, издалека различаешь мерный стук топора дровосека. - Ничего не слышно, - честно ответил я. - Разве не слышно желудка? - удивилась она. - Ну, как там еда переваривается... - Я не очень хорошо разбираюсь, но это, по-моему, беззвучный процесс. Пища растворяется в желудочном соке. Движение по кишечнику, в принципе, происходит, но шуметь ничего не должно. - Не может быть! Я ведь отлично чувствую, как желудок работает на всю катушку. Ну-ка, послушай еще немного... Я напряг слух и еще с полминуты лежал в тишине, рассеянно глядя на чуть всклокоченный пушок на ее лобке. Но ничего, кроме ровного стука сердца, не услышал. Мне вспомнилось кино "Враг внизу". Ее желудок выполнял свою миссию так же яростно и беззвучно, как подлодка с Куртом Юргенсом на борту. * Фильм (1957) американского режиссера Дика Пауэлла (1904 - 1963) с немецким актером Куртом Юргенсом (1912 - Я поднял голову, перелег на подушку, обнял ее за плечи. И стал слушать, как пахнут ее волосы. - У тебя есть тоник? - спросила она. - В холодильнике, - ответил я. - Хочу водки с тоником. Можно? - Конечно. - А ты что будешь? - То же самое. Встав с кровати, она ушла нагишом на кухню. Пока она готовила там водку с тоником, я порылся в пластинках, поставил "Teach Me Tonight" Джонни Мэтиса, вернулся в постель, и мы тихонько спели втроем: Джонни Мэттис, мой обмякший пенис и я. * Научи меня сегодня ночью (англ.). - The sky is a blackboard... - напевал я себе под нос, когда она вернулась с напитками на пачке книг о единорогах вместо подноса. И мы стали пить водку с тоником под Джонни Мэтиса. * Небо - школьная доска (англ.). - Сколько тебе лет? - спросила она. - Тридцать пять, - ответил я. Голые факты, не вводящие никого в заблуждение, - одна из немногих радостей этой жизни. - Давно развелся, живу один. Детей нет. Любовниц тоже. - А мне двадцать девять. Через пять месяцев - тридцать. Я снова посмотрел на нее. Она вовсе не выглядела на свои годы. Больше двадцати трех я бы ей не дал. Совсем не обвисшая попка, на шее никаких морщин... Похоже, я катастрофически теряю способность угадывать возраст женщины с первого взгляда. - Выгляжу я молодо, но мне правда двадцать девять, - повторила она. - А ты точно не бейсболист какой-нибудь? От удивления я поперхнулся и пролил водку с тоником себе на грудь. - С чего бы? - сказал я. - Лет пятнадцать уже в бейсбол не играл. Почему ты так решила? - По-моему, я видела твое лицо в телевизоре. Но по телевизору я смотрю только новости или бейсбол. Может, тебя в новостях показывали? - Нет, никогда. - А в рекламе? - Ни разу. - Ну что ж. Значит, обозналась... - вздохнула она. - Но ты все равно не похож на компьютерного червяка. Все эти твои разговоры - про эволюцию, про единорогов. Нож в кармане таскаешь... И она показала на мои брюки, валявшиеся у кровати. Из заднего кармана выглядывал нож. - Я занимаюсь обработкой данных по биологии, - сказал я. - Одна фирма создает дорогостоящие биотехнологии и боится, что их могут украсть. Сама, небось, знаешь: компьютерное пиратство - бич современного общества... - Да ну? - Она явно не верила ни единому моему слову. - В конце концов, ты вон тоже на работе с компьютером возишься, и тоже не похожа на компьютерного червяка. Она легонько постучала ногтями по передним зубам. - Но я-то пользуюсь им - ты сам видел, как: только для повседневных надобностей. Ввела название книжки, определила номер, узнала - взяли ее или на полке стоит. Ну, еще калькулятором могу пользоваться, понятное дело... Я после университета пару лет на компьютерные курсы ходила. - А что за компьютер у тебя в библиотеке? Она назвала модель. Офисный, последнего поколения. Среднего класса, но более навороченный, чем казалось на первый взгляд. При умении можно выжать расчеты довольно высокого уровня. Однажды я сам на таком работал. Пока я, закрыв глаза, размышлял о компьютерах, она принесла из кухни еще водки с тоником. Мы откинулись на подушки и стали пить по второй. Закончилась пластинка, игла проигрывателя вернулась на рожок, а я все крутил в голове песенки Джонни Мэтиса. Пока, наконец, опять не забубнил под нос: "The sky is a blackboard...". - Эй... Тебе не кажется, что мы неплохая пара? - вдруг спросила она, в очередной раз касаясь ледяным стаканом моей подмышки. - Неплохая пара? - не понял я. - Ну, сам посмотри: тебе тридцать пять, мне двадцать девять. В самый раз, верно же? - В самый раз? - не понял я. Повторять попугаем чужие слова у меня становилось дурной привычкой. - Ну, такой возраст, когда легче понять проблемы друг друга - и каждый достаточно одинок, чтобы дорожить отношениями. Я бы в твою жизнь не лезла, жила бы сама по себе. Или я тебе не нравлюсь? - Да нет, конечно, нравишься... - сказал я. - У тебя растяженье желудка, у меня импотенция. Может, и правда идеальная пара. Рассмеявшись, она отняла пальцы от стакана и обвила ими мой пенис. Ладонь ее была такой ледяной, что я чуть не выпрыгнул из постели. - Он у тебя быстро поправится, вот увидишь! - прошептала она мне на ухо. - Я его вылечу. Но ты не волнуйся, с этим можно не торопиться. Для меня в жизни еда важнее, чем секс. А секс - как хороший десерт. Когда он есть - прекрасно, нет - не страшно, можно и без него обойтись. И кроме этого есть чем заняться. - Значит, десерт... - снова повторил я. - Десерт, - подтвердила она. - Но об этом я тебе еще расскажу. Давай-ка сперва разберемся с твоими единорогами. Ты ведь из-за этого меня позвал, разве нет? Кивнув, я поставил на пол стаканы. Она отпустила мой пенис и взялась за книги. То были "Археология животных" Бертлэнда Купера и "Книга вымышленных существ" Борхеса. - Перед тем, как к тебе прийти, я пролистала обе книги. Если говорить совсем просто, этот (она помахала Борхесом) рассматривает единорогов как выдуманных животных, наравне с драконами и русалками. А этот (она помахала Купером) считает, что отрицать их существование в прошлом оснований пока нет, и призывает на помощь факты. Но и тот, и другой, как ни обидно, о единорогах пишут совсем немного. По сравнению с драконами или вампирами - просто кот наплакал. Может быть, потому, что единороги вели очень тихий и незаметный образ жизни, не знаю... В общем, ты извини, но больше я у себя в библиотеке ничего не нашла. - Этого достаточно. Пока я хотел бы получить самое общее представление о единорогах. Она протянула мне книги. - Если не трудно, почитай что-нибудь вслух, а? - попросил я. - На слух легче ухватывать суть. Она кивнула, взяла "Книгу вымышленных существ" и раскрыла в самом начале. - "Точно так же, как нам неведом смысл Космоса, мы не можем понять и смысла дракона", - зачитала она. - Это из предисловия. - Воистину, - согласился я. Затем она раскрыла книгу ближе к концу - там, где торчала закладка. - Первое, что тебе следует знать: различают два вида единорогов. Единорог в представлении Запада - и единорог китайский. Эти два вида очень сильно отличаются друг от друга - и внешним видом, и тем, как к ним относились люди. Вот так, например, его описывали греки: "Туловищем он схож с лошадью, головою с оленем, ноги, как у слона, а хвост кабаний, ржет он отвратительным голосом, посреди лба торчит черный рог длиною в два локтя; говорят, что этого дикого зверя невозможно поймать живьем". А вот как выглядит китайский: "Туловище у него оленье, хвост бычий, копыта лошадиные. Его короткий рог, растущий на лбу, сплошь из мяса; шерсть на спине пяти разных цветов, а брюхо бурое или желтое"... Ну как? Совсем разные звери, а? * Хорхе Луис Борхес, "Книга вымышленных существ" (пер. с англ. Е. Лысенко). Здесь и далее цитируется по - И не говори, - согласился я. - Причем отличаются они не только внешностью, но и характером, и мотивацией поведения. У европейцев единороги жестоки и агрессивны. Только представь: рог длиною в два локтя - это же почти метр! А Леонардо да Винчи считал, что есть лишь один способ поймать такого зверюгу: "если положить перед ним девицу, он из чрезмерного сладострастия забывает о своей свирепости и кладет голову девице на лоно. Тут-то охотники и ловят его". Соображаешь, какую роль здесь играет рог? - Да уж... - В отличие от него, китайский единорог, ки-лин, - очень кроткое существо, и встреча с ним приносит удачу. Это одно из четырех сулящих благо животных, наряду с драконом, фениксом и черепахой. А также - главное из трехсот шестидесяти пяти животных, живущих на суше. Характер у него такой деликатный, что при ходьбе он старается не наступить даже на самую крохотную живую тварь, а траву ест только засохшую. Продолжительность жизни этого животного - тысяча лет, а его появление предвещает рождение справедливого правителя. Например, мать Конфуция, когда ходила беременной, все время смотрела на единорога. "Семьдесят лет спустя охотники убили ки-лина, у которого на роге еще сохранился клочок ленты, повязанный матерью Конфуция. Конфуций пришел посмотреть на единорога и заплакал, ибо почувствовал, чему служит предвестьем гибель этого невинного, таинственного животного, и еще потому, что в этой ленте таилось его прошлое"... Здорово, правда? Дальше единорог упоминается в китайских летописях тринадцатого века. * У Борхеса - "из 360-ти". Она перевернула страницу. - "Разведывательная экспедиция Чингисхана, готовившего вторжение в Индию, встретила в пустыне существо, "подобное оленю, с головой лошади, с одним рогом на лбу и зеленой шерстью", которое могло разговаривать, и которое, обратившись к ним, сказало: "Пора вашему господину возвращаться на родину". Один из министров Чингисхана, посоветовавшись с мудрецами, объяснил ему, что это был чио-туан, разновидность ки-лина. "Четыреста лет великая армия сражалась в западных краях, - сказал министр. - Небеса, коим противно кровопролитие, посылают тебе предупреждение через чио-туана. Ради всех богов, убереги империю от крови. Умеренность принесет безграничную радость". Император отказался от своих военных замыслов". * У Борхеса - "четыре года". Она закрыла книгу и перевела дух. - В общем, сам видишь: на Востоке и на Западе это совершенно разные животные. Китайский единорог символизирует мир и спокойствие, европейский - агрессию и похоть. Но что один, что другой - вымышленные существа, а раз так, то какими качествами их ни наделяй - все едино. - Значит, единорогов в действительности не существует? - Есть порода дельфинов, которых называют "единорогами", хотя если разобраться - это у них не рог, а клык верхней челюсти, проросший сквозь лобную кость. Прямой и длинный, два с половиной метра, покрыт резьбой наподобие дрели. Но эта тварь живет только в открытом море и слишком редка, чтобы люди могли так уж часто встречать ее в те времена. Зато в мезозое животные, подобные единорогам, были. Вот, например... * Нарвалы - млекопитающие, внешне похожие на дельфинов. Обитают в полярных морях. Описываемый "рог" Она взяла "Археологию животных" и раскрыла где-то на второй половине. - Вот это - два вида жвачных, обитавших на Североамериканском континенте в мезозойский период, то есть примерно двадцать миллионов лет назад. Справа - цинтетоцерус, слева - кураноцерус. Хотя и тот, и другой трехрогие, один рог больше других и отстоит отдельно. Я взял у нее книгу и посмотрел на картинку. Цинтетоцерус сильно смахивал на гибрид пони с оленем. Два рога у него располагались на голове, как у коровы, а еще один, длинный, красовался на кончике носа, разветвляясь на манер буквы "у". В отличие от него, у кураноцеруса была морда пошире, два рога на голове напоминали оленьи, а еще один - длинный и острый - торчал изо лба, круто загибаясь назад. Абсолютно нелепые создания. - Но почти все звери с нечетным числом рогов постепенно исчезли с лица Земли, - продолжала она, забирая у меня книгу. - По крайней мере, среди млекопитающих ни однорогих, ни трех-, ни пяти-, ни семирогих практически не осталось. Всех смыло эволюцией. А если точнее, они с самого начала были выкидышами эволюции. Причем, не только среди млекопитающих: существовал и трехрогий динозавр - гигантский трицератопс, но и он считается редчайшим исключением. Рога для животного - прицельное оружие ближнего боя, поэтому в третьем роге никакой нужды нет. Это ясно на примере обычной вилки. Три зубца вонзать труднее, чем два, верно? Давить сильнее приходится. Более того: если один рог случайно зацепится за что-нибудь, остальные два тоже не