сидела, уставившись на кончики своих туфель. Это все моя вина, -- сказала она наконец. -- Я не должна была приглашать вас сюда. -- Она окинула взглядом жуткую комнату, на пребывание в которой комманданта обрекло проявленное ею гостеприимство, и тяжело вздохнула. - - Я должна была понимать, что Генри не будет вести себя прилично. Он, знаете ли, с предубеждением относится ко всем иностранцам. Коммандант и сам уже успел это заметить. По крайней мере, это хоть как-то объясняло присутствие в его окружении такого персонажа, как Маркиза. Француженка-лесбиянка такое сочетание должно было импонировать сложной и противоречивой натуре полковника. И еще этот его отвратительный клуб, -- продол жала миссис Хиткоут-Килкуун. -- Это даже не столько клуб, сколько тайное общество. Я понимаю, вам, конечно, все это должно казаться невинным и безвред ным занятием. Но вам не приходится жить рядом со всем этим изо дня в день. Вы даже представить себе не можете, насколько это все омерзительно. Весь этот маскарад, все это притворство. Один стыд, да и только. Вы хотите сказать, что это все -- ненастоящее? -- спросил коммандант, стараясь понять, что же скрывается за внезапным приступом откровенности миссис Хиткоут-Килкуун. Миссис Хиткоут-Килкуун изумленно посмотрела на него. Не пытайтесь меня уверить, будто им удалось одурачить и вас тоже, -- сказала она. -- Конечно, не настоящее. Неужели вы сами не видите? Никто из нас не является тем, кем он притворяется. Генри никакой не полковник. Малыш - - не майор. Он даже не малыш, если уж на то пошло. А я -- никакая не леди. Каждый из нас играет какую-то роль, мы все -- обманщики, дешевые подделки. -- При этих словах глаза ее наполнились слезами. Но кто же вы тогда? - - вопрос комманданта прозвучал довольно требовательно. Господи, зачем вам это знать? - - простонала миссис Хиткоут-Килкуун. Она сидела на краешке кровати и рыдала. Коммандант подошел к одному из кранов, налил стакан воды и протянул ей. - Выпейте, - - сказал он, подавая стакан, - - это поможет. Миссис Хиткоут-Килкуун сделала глоток и в ужасе уставилась на комманданта. - Неудивительно, что вы страдаете запорами, - сказала она и поставила стакан на прикроватный столик. -- И мы вас заставили жить в этом ужасном месте! Что же вы после всего этого должны о нас думать?! Коммандант, в глубине души соглашаясь с тем, что курорт Веезен оказался далеко не самым приятным местом, решил, однако, воздержаться от высказывания собственного мнения. Для него день и так превратился уже в непрерывную череду признаний и исповедей. Скажите, -- спросил он вместо ответа, -- если полковник -- не полковник, то кто же он на самом деле? Этого я не могу вам сказать, - - проговорила миссис Хиткоут-Килкуун. -- Я дала обещание никому и никогда не рассказывать, что он делал во время войны. Он меня убьет, если решит, будто я вам рассказала. - - Она осуждающе посмотрела на комманданта, - забудьте все, о чем я тут говорила. Я уже и так наболтала слишком много лишнего. Вот как, - заметил коммандаит, делая собственные умозаключения на основании угрозы полковника убить жену, если она проговорится. Чем бы ни занимался Генри Хиткоут-Килкуун во время войны, ясно, что это было нечто совершенно секретное. Миссис Хиткоут-Килкуун решила, что пролитых ею слез и сделанного только что признания более чем достаточно, чтобы как-то компенсировать комманданту неудобства его проживания. Она вытерла глаза и встала. Вы с таким пониманием ко всему относитесь, - прошептала она. Ну, я бы этого не сказал, -- совершенно искренне возразил коммандант. Миссис Хиткоут-Килкуун подошла к зеркалу и стала приводить в порядок тот ущерб, который -- весьма, впрочем, расчетливо -- был причинен ее гриму. - А сейчас, -- заявила она неожиданно весело, что весьма удивило комманданта, -- я отвезу вас на перевал Сани и мы попьем там чаю. Нам обоим не помешает развеяться, а вам бы стоило попробовать и какой-нибудь другой воды. Эта поездка навсегда осталась в памяти комманданта. Великолепная машина бесшумно скользила мимо подножия гор, оставляя позади себя густой шлейф пыли, медленно оседавшей на поля и лачуги кафров, мимо которых они проезжали. И чем дальше они ехали, тем заметнее возвращалось к комманданту его утраченное было добродушие. Вот он сидит в этом прекрасном автомобиле, который когда-то принадлежал генерал-губернатору и в котором, как говорят, даже дважды проехался принц Уэлльский во время его триумфального визита в Южную Африку в 1925 году. А рядом с ним сидит -- ну, если и не леди в полном смысле этого слова, то по крайней мере женщина, обладающая всеми внешними признаками и достоинствами настоящей леди. Во всяком случае, машину она вела превосходно, чем коммандант не мог не восхищаться. Особое впечатление произвело на него ее умение до мига рассчитывать скорость движения. В одном месте машина неслышно подкралась сзади почти вплотную к негритянке, несшей на голове большую корзину. Только тогда миссис Хиткоут-Килкуун нажала на сигнал, и насмерть перепуганная негритянка одним прыжком отскочила в канаву. - Во время войны я была в армии и там научилась водить, -- объяснила миссис Хиткоут-Килкуун в ответ на комплимент комманданта ее шоферскому мастерству. -- Водила тридцатитонный грузовик. -- Она засмеялась при этом воспоминании. -- Вы знаете, все говорят, что война была ужасным временем. Но лично мне она очень понравилась. Никогда в жизни у меня не было больше такого интересного времени. Коммандант в очередной раз удивился странной способности англичан находить радость и удовлетворение в самых, казалось бы, неподходящих для этого явлениях и обстоятельствах. - А... э-э-э... полковник -- ему тоже война понравилась? -- спросил коммандант, которого все сильнее разбирало любопытство, чем же все-таки занимался тот во время войны. Что? Это в подземке-то? Нет, не думаю, -- машинально ответила миссис Хиткоут-Килкуун прежде, чем поняла, что проговорилась. Она съехала на обочину, плавно остановила машину и только тогда повернулась к комманданту. Грязный трюк, -- сказала она. -- Сперва заставить меня разговориться, а затем невзначай спросить, чем Генри занимался во время войны. У полицейского это, наверное, уже профессиональная привычка. Ну что ж, я проговорилась, -- продолжала она, не обращая внимания на возражения комманданта. - Так вот, Генри был охранником в подземке. Во внутреннем круге. Но ради Бога, поклянитесь мне, что вы ни когда не будете об этом говорить. Разумеется, не буду, -- с готовностью ответил коммандант, чье уважение к полковнику неимоверно выросло сейчас, когда он узнал, что тот принадлежал к внутреннему кругу подпольного движения сопротивления. - А майор? Он тоже был с ним? Миссис Хиткоут-Килкуун расхохоталась. - О Господи, нет, конечно, - - проговорила она сквозь смех. -- Он был чем-то вроде бармена в "Савое". А где, вы думаете, он научился делать такие сногсшибательные коктейли?! Коммандант понимающе кивнул. Майор Блоксхэм всегда производил на него впечатление человека, находящегося не в ладах с законом. Но кто же знает -возможно, это впечатление и было неверным. Они доехали до перевала, попили чаю в расположенной там гостинице, а затем отправились назад в Веезен. И лишь на обратном пути, и то только тогда, когда они уже подъезжали к городу, коммандант задал вопрос, неотступно мучавший его весь день. - Вы, случайно, не знаете человека по имени Эле? - спросил он. Миссис Хиткоут-Килкуун отрицательно покачала головой. Нет, не припоминаю такого, -- ответила она. Вы уверены? Совершенно уверена, --- подтвердила она. -- Человека с таким именем я бы запомнила. Да, наверное, -- согласился коммандант, подумав про себя, что такого мерзавца, как Эле, запомнил бы всякий, кому довелось бы с ним столкнуться, и под любым именем. - - Он очень худой, с маленькими глазками, и голова у него сзади заметно приплюснута, как будто ее чем-то ударили. Миссис Хиткоут-Килкуун улыбнулась. Точь-в-точь Харбингер, сказала она. Странно, что вы его вспомнили. Вы - второй, кто меня сегодня о нем спрашивает. А первый раз его кто-то упомянул за обедом, и тогда Маркиза сказала... Она сказала: "О нем могла бы рассказать легенд немало я". Странно, что подобное могут говорить в отношении Харбингера. Мне кажется, он ведь не слишком культурный и воспитанный? - Безусловно, нет, -- с чувством подтвердил ком- мандант, отлично понимая, что могла иметь в виду Маркиза. Генри взял его из веезенской тюрьмы. Вы же знаете этот порядок, когда можно нанять заключенного за несколько центов в день для разной домашней работы. Так с тех пор он у нас и остался, вроде разно рабочего. Но я бы все-таки не сводил с него глаз, -- сказал коммандант. -- Мне кажется, это не тот тип, которому можно позволять оставаться без присмотра. Странно, что у вас сложилось о нем такое мнение, - - повторила миссис Хиткоут-Килкуун. - - Он как-то признался мне, что, прежде чем стал преступником, работал палачом. - Прежде? -- изумленно спросил коммандант, но миссис Хиткоут-Килкуун в этот момент была вся поглощена процедурой въезда в ворота гостиницы и потому не обратила внимания на его вопрос. - Вы ведь присоединитесь завтра к нашей охоте? полувопросительно, полуутвердительно сказала она, когда коммандант уже выходил из машины. -- Я понимаю: после всего, что вам уже пришлось из-за нас испытать, я прошу слишком многого. Но мне бы очень хотелось, чтобы вы приехали. Коммандант глядел на нее и думал, что ответить. Сегодняшняя послеобеденная прогулка доставила ему большое удовольствие, и он не хотел бы обидеть миссис Хиткоут-Килкуун. - А как, на ваш взгляд, мне следует одеться? - осторожно спросил коммандант. Хороший вопрос, ответила миссис Хиткоут-Килкуун. -- Послушайте, а почему бы вам не поехать сейчас со мной, и мы посмотрим, не подойдет ли вам что-нибудь из вещей Генри? Из вещей? - - переспросил коммандант, гадая, какая принадлежность женского туалета может скрываться за этими словами. Из его костюмов для верховой езды, -- сказала миссис Хиткоут-Килкуун. А в чем он ездит? В бриджах, в самых обычных бриджах. В обычных? Конечно. А вы думаете в чем? Он действительно человек со странностями, но голым он не ездит, могу вас уверить. Вы уверены? -- спросил коммандант. Взгляд миссис Хиткоут-Килкуун стал холодно-суровым. - Разумеется, уверена, -- сказала она. -- Ас чего вы вдруг решили, что он ездит голым? -- Да нет, ничего, это я просто так, -- ответил ком-мандант, дав себе слово при первой же возможности как следует поговорить с майором Блоксхэмом. Коммандант снова уселся в машину, и они поехали в имение "Белые леди". - Прекрасно, -- сказала миссис Хиткоут-Килкуун полчаса спустя, когда они уже стояли в гардеробной полковника. -- Они как будто на вас сшиты. Коммандант поглядел на себя в зеркало и должен был согласиться, что бриджи сидели на нем великолепно. Вы даже одеваетесь на одну сторону, -- продол жала миссис Хиткоут-Килкуун, осматривая его взглядом профессионала. На какую сторону? -- коммандант недоуменно огляделся по сторонам и удивился еще больше, когда ответом ему оказалась вспышка хохота. - Ах вы, негодник, - - сказала наконец миссис Хиткоут-Килкуун и, к еще большему изумлению ком- манданта, легко поцеловала его в щеку. В Пьембурге проблема негодников была тоже актуальна и начала уже всерьез волновать лейтенанта Веркрампа. Как выяснилось, благополучная отправка подальше из города одиннадцати оставшихся в живых секретных агентов отнюдь не положила конец его треволнениям. Когда наутро после их отъезда лейтенант пришел на работу, то застал сержанта Брейтенбаха в состоянии необычного для него возбуждения. В хорошенькую историю вы нас втравили, - сказал сержант в ответ на вопрос Веркрампа, поинтересовавшегося, что вывело его подчиненного из себя. Это со страусами, что ли? -- спросил Веркрамп. Нет, не со страусами, -- ответил сержант. -- С полицейскими, которым вы прописали шоковую терапию. Они все чокнулись. Страусы мне тоже показались крепко чокнутыми, -- ответил Веркрамп, который все еще не мог за быть сцену, когда один из страусов взорвался прямо у него перед глазами. - Это что, вы еще не видели наших полицейских, - сказал сержант Брейтенбах и подошел к двери. Констебль Бота, -- крикнул он в коридор. Констебль Бота вошел в кабинет. - Вот, полюбуйтесь, -- мрачно произнес сержант Брейтенбах. - - Вот что натворил ваш курс по выработке отвращения. А ведь он играл в сборной Зулулэнда по регби! Лейтенант Веркрамп почувствовал, что начинает сходить с ума. Взрывающиеся страусы -- это уже было достаточно скверно. Но сейчас, глядя на известного на всю страну игрока сборной, лейтенант почти физически ощутил, что у него в голове что-то "поехало". Знаменитый хукер национальной сборной констебль Бота, почти семи футов роста, жеманясь, вошел в комнату. На нем был желтый парик, губы были густо намазаны помадой. Ах ты, красавчик! - - глупо ухмыляясь, Бота, чем-то напоминающий сверхмодно вырядившегося слона, вразвалочку направился к Веркрампу. Убери руки, негодяй, - - рявкнул сержант. Но лейтенант Веркрамп уже ничего не слышал. В нем снова заговорили какие-то внутренние голоса, и на этот раз остановить их не было никакой возможности. Гла за лейтенанта широко раскрылись, лицо стало при обретать серовато-синий оттенок. Громко вскрикнув, он обмяк в кресле и съехал вниз. Когда приехала "скорая" из больницы в Форт-Рэйпире и его, отчаянно сопротивляющегося, спускали вниз по лестнице, лейтенант продолжал вопить, перемежая крики утверждениями, будто он-то и есть Бог. Сержант Брейтенбах проводил лейтенанта в "скорой" до больницы. Там их, сияя от удовольствия, уже ждала облаченная в белоснежный халат доктор фон Блименстейн. Теперь все будет хорошо. Со мной ты будешь в полной безопасности, -- сказала она и, ловким движением завернув лейтенанту руку за спину, строевым шагом повела в палату. Не повезло бедняге, -- подумал сержант Брейтенбах, с тревогой глядя вслед докторше и по достоинству оценив ее широкие плечи и мощный зад. - Впрочем, он сам на это напрашивался. Вернувшись в полицейское управление, сержант предался тяжким размышлениям о том, что же делать дальше. Перед ним вставала гора проблем. По городу только что прокатилась волна террористических актов. В тюрьме сидели тридцать шесть разгневанных видных граждан. А из пятисот находившихся в его распоряжении полицейских двести десять превратились в гомосексуалистов. Сержант понимал, что при таких обстоятельствах выполнять свои обязанности он не сможет. Через полчаса в полицейские участки всех прилегающих к городу районов ушли срочные телеграммы с просьбой найти комманданта Ван Хеердена. Чтобы чем-то занять две сотни прошедших лечение констеблей, сержант приказал вывести их на плац и заняться с ними строевой подготовкой. Выполнять это приказание он отправил сержанта Де Кока. Но когда сам Брейтенбах некоторое время спустя заглянул на плац посмотреть, как идут занятия, он сразу понял, что его распоряжение оказалось ошибкой. Две сотни полицейских, разбившись на пары и маленькие группки, жеманно фланировали по плацу. - Если не можете заставить их маршировать, так хоть уберите их куда-нибудь с глаз долой, -- приказал Брейтенбах сержанту Де Коку. -- Из-за таких вот сцен и идет дурная слава о южноафриканской полиции. Что ты сделала? воскликнул полковник Хиткоут-Килкуун, когда жена сказала, что пригласила комманданта присоединиться к охоте. -- Пригласила человека, который привык стрелять в лис? И он еще будет охотиться в моих бриджах?! Ну, этого я не потерплю! Ну Генри, Генри, --- пыталась успокоить его же на. Но полковник решительно вышел из комнаты и почти бегом отправился на конюшню, где Харбингер мыл и расчесывал гнедого жеребца. Как Чака? -- спросил его полковник. Как бы в ответ на этот вопрос лошадь, стоявшая в одном из стойл, сильно ударила копытом. Полковник вгляделся в полумрак конюшни и некоторое время пристально рассматривал огромную черную кобылу, беспокойно мечущуюся по стойлу. Оседлай ее, - - приказал полковник и вышел. Легко сказать, подумал Харбингер, не имевший по нятия, как можно хотя бы подступиться к этому зверю, тем более надеть на него седло. Не потребуешь же ты от комманданта, чтобы он сел на Чаку, -- возмутилась миссис Хиткоут-Килкуун, когда полковник сказал ей о своем распоряжении. --: Я вообще не хочу, чтобы тип, который стреляет в лис, садился на какую-нибудь из моих лошадей, -ответил полковник. -- Но если уж он этого так хочет, пусть попробует проехаться на Чаке. Желаю ему удачи. Со стороны конюшни донеслись грохот и ругательства. По-видимому, Харбингер пытался оседлать Чаку и ему приходилось несладко. - Если коммандант погибнет, этот грех падет на твою голову, -- сказала миссис Хиткоут-Килкуун, но на полковника ее слова не произвели никакого впечатления. - Любой, кто стреляет в лис, заслуживает смерти, - только и ответил он. Когда подъехал коммандант Ван Хеерден, первый, кого он увидел, был стоявший на лестнице у входа майор Блоксхэм, одетый в ярко-красный френч. По-моему, вы утверждали, что носите только розовое? - - с ноткой беспокойства в голосе спросил коммандант. Совершенно верно, старина, совершенно верно. Так я и одет, разве вы не видите? -- Майор повернулся и вошел в дом. Коммандант последовал за ним, недоумевая, не начинает ли он сам страдать дальтонизмом. В гостиной толпились люди со стаканами и бокалами в руках, и коммандант с чувством облегчения отметил, что все они были одеты сообразно полу и возрасту. Миссис Хиткоут-Килкуун, в длинной черной юбке, выглядела прекрасно, хотя и казалась слегка бледной. А цвет лица полковника вполне соответство вал цвету его френча. Налить вам зеленого шартреза, -- спросил по лковник, -- или по утрам вы предпочитаете желтый? Коммандант выбрал зеленый. Через какое-то время миссис Хиткоут-Килкуун потихоньку отвела его в уголок. - Генри вбил себе в голову, что вы стреляете лис, - сказала она, -- и он просто бесится из-за этого. Я хочу вас только предупредить, что он дал вам самую жуткую лошадь. - Да я за всю жизнь ни одной живой лисицы не видел, - - честно признался коммандант. - - Интересно, как вам удалось внушить ему эту мысль. - Ну, сейчас это уже неважно. Главное -- она засела у него в голове, и из-за этого вам придется сесть на Чаку. Вы действительно умеете ездить верхом? Я спрашиваю совершенно серьезно. Коммандант Ван Хеерден гордо выпрямился. - О да, -- ответил он. -- Полагаю, что умею. - Надеюсь. Чака - - ужасная лошадь. Грубая и своенравная. Не давайте ей взять над вами верх. Коммандант заверил, что и не собирается этого делать. Через несколько минут все вышли во двор, где уже были наготове гончие. Там же ждала и Чака. Крупная, черная, она стояла несколько поодаль от других лошадей. Ее держал под уздцы человек с маленькими, узко посаженными глазами и практически без лба. Комманданту было бы трудно сказать, кто из этих двоих вызывал у него большую неприязнь. Занятый мыслями о предстоящей охоте, он как-то позабыл о существовании констебля Элса. Безусловно, перспектива даже просто взобраться на такое чудовище, каким казалась Чака, выглядела малопривлекательно. Но, по крайней мере, так можно было избежать дальнейших контактов с Элсом. С быстротой и энергией, крайне удивившими полковника, коммандант бросился к лошади, мгновенно взлетел в седло и теперь с высоты своего положения смотрел на толкотню и суету внизу. Рвались вперед гончие, беспокойно переступали на месте лошади, участники охоты рассаживались по коням. Наконец Эле, сидевший на низкорослой лошаденке, энергично подудел в рог, и охота тронулась с места. Коммандант мягко послал Чаку вперед. Я еду на охоту как настоящий английский джентльмен, с гордостью подумал он и вторично пришпорил коня. После этого никаких мыслей в голове у комманданта уже не оставалось, да и быть не могло. Огромная черная лошадь одним каким-то демоническим прыжком выскочила с хозяйственного двора и влетела в сад. Коммандант, прилагая нечеловеческие усилия, старался удержаться в седле. Куда неслась эта лошадь, было неизвестно, но ясно -- не на охоту. Гончие рванулись в совершенно ином направлении. Под коммандантом же промелькнули искусственные каменные горки сада. Потом перед ним вырос и мгновенно остался где-то внизу скульптурно подстриженный куст. Затем на землю упали не только таблички, расставленные перед розовыми кустами полковника, но и сами розы. Всего этого коммандант уже не видел. Он сознавал только одно, что мчится куда-то довольно высоко над землей и с невероятной скоростью. Впереди были кусты азалии, которыми так гордился полковник Хиткоут-Килкуун, а за ними начинался открытый вельд. Коммандант Ван Хеерден зажмурил глаза. Молиться было уже некогда. В следующую секунду он почувствовал, что лошадь сделала очередной прыжок. Резвый галоп, с места взятый лошадью комманданта, произвел на остальных участников охоты смешанное впечатление. Миссис Хиткоут-Килкуун, в цилиндре, возвышающемся над ее аккуратно завитыми сиренево-седыми локонами, безукоризненно сидя в седле, наблюдала, с чувством одновременно острой неприязни к мужу и восхищения коммандантом, как Ван Хеерден скрылся за азалиями. Кем бы и чем бы он ни был во всем остальном, коммандант явно не принадлежал к числу тех, кто пасует перед заборами. - Видишь теперь, что ты наделал! -- прокричала она полковнику, изумленно взиравшему на оставленное коммандантом опустошение. Миссис Хиткоут-Килкуун развернула свою гнедую кобылу и умчалась к еще большему расстройству полковника вслед за коммандантом, попутно нанеся по пути дополнительный ущерб цветникам и газонам. - По крайней мере, избавились от этого мерзавца, бодро прокомментировал происшедшее майор Блоксхэм. - Проклятый бур! - - воскликнул полковник. - Мало того, что стреляет лис, так он еще перепортил мои лучшие розы. Харбингер, стоявший позади них, снова с удовольствием протрубил в рог. Ему всегда хотелось посмотреть, что будет, если загнать черной лошади в зад кусок прессованного табака. Теперь ему удалось удовлетворить свое любопытство. Любопытство комманданта в отношении верховой охоты тоже было удовлетворено, хотя он и не подозревал о той конкретной причине, что вызвала такую резвость Чаки. Удержавшись в седле после первого прыжка лошади, дальше он старался припомнить, о чем именно предупреждала его миссис Хиткоут-Килкуун. Кажется, она говорила что-то насчет того, чтобы он не давал лошади слишком много воли. Но совет был явно неуместен. Коммандант с радостью бы дал этой лошади полную волю и отпустил ее на все четыре стороны, если бы только не опасался, что при этом она сломает ему шею. Но, похоже, единственный для него шанс уцелеть заключался в том, чтобы усидеть на ней, покуда она не выдохнется. С упорством и стойкостью человека, у которого не осталось никаких иных альтернатив, коммандант сжался в седле и с тревогой наблюдал, как каменная стена впереди становится все ближе и ближе. Стена, построенная явно в расчете на жирафов, была бы не под силу любой лошади. Но когда они коснулись земли на противоположной стороне стены, у комманданта возникло ощущение, что он скачет не на лошади, а на каком-то мифическом существе, изображения которого обычно рисуют на бензоколонках. Теперь перед ними была лишь открытая степь, а на горизонте виднелись очертания леса. Коммандант понимал, что в частом лесу он не усидит ни на какой лошади -- ни на мифической, ни на настоящей. Лучше было рискнуть переломом шеи на открытом месте, чем наверняка остаться без ног после скачки по лесу. Решившись так или иначе положить конец этой гонке, коммандант крепко ухватился за поводья и резко дернул их. Миссис Хиткоут-Килкуун, отчаянно скакавшей позади, коммандант представал сейчас совершенно в новом свете. Теперь он ей казался не просто грубо-привлекательным мужчиной, пришедшим из гущи жизни, -- каким она считала его до сегодняшнего дня, -- но героем ее мечты. Когда-то ей довелось увидеть картину, на которой был изображен Наполеон, пересекающий Альпы на горделиво скачущем коне. И сейчас вид комманданта, с ходу махнувшего верхом через стену, которую никто и никогда даже не пытался перепрыгнуть, напомнил ей чем-то эту картину. Миссис Хиткоут-Килкуун вовсе не хотела лишиться вновь обретенного идола. И потому она с оправданной осторожностью предпочла проехать через ворота. Оказавшись по другую сторону стены, она, однако, с изумлением обнаружила, что и коммандант, и его лошадь исчезли. Она поскакала в сторону леса и через некоторое время к ужасу своему увидела Чаку и ее наездника лежащими без движения на земле. Она подъехала и спешилась. Когда коммандант Ван Хеерден пришел в себя, то увидел, что голова его удобно покоится на смуглых коленях склонившейся над ним миссис Хиткоут-Килкуун. Ее лицо выражало при этом чисто материнское восхищение. - Не двигайтесь, - - предупредила она. Коммандант попробовал пошевелить пальцами ног, чтобы проверить, не сломан ли позвоночник. Пальцы шевелились нормально. Он приподнял ногу и согнул ее в колене. С руками тоже все было в порядке. Кажется, ничего не сломано. Коммандант снова открыл глаза и улыбнулся. Миссис Хиткоут-Килкуун, лицо которой нависало над ним в обрамлении завитых локонов, улыбнулась ему в ответ. Комманданту Ван Хеердену почудилось, что в этом обмене улыбками скрывается признание какой-то глубокой эмоциональной связи, отныне соединившей их, что за ним - - встреча двух сердец, двух людей, совершенно одиноких в этом пустынном вельде. Миссис Хиткоут-Килкуун как будто читала его мысли. Дыра от муравьеда, -- произнесла она с глубоким чувством в голосе. Дыра от муравьеда? - - переспросил коммандант. Дыра от муравьеда, -- ласково повторила миссис Хиткоут-Килкуун. Коммандант пытался сообразить, что может быть общего между его чувствами к ней и дырой от муравьеда. Пожалуй, хорошо было бы забраться с ней вдвоем в какую-нибудь норку -- больше ему ничего не приходило в голову. Он еще раз пробормотал: "Дыра от муравьеда", постаравшись вложить в эти слова как можно больше чувства, и умиротворенно прикрыл глаза. Ее пышные формы образовывали великолепнейшую подушку у него под головой. Коммандант вздохнул и поудобней устроился у нее на коленях. Счастье переполняло его, и это чувство лишь слегка омрачалось при мысли, что придется снова садиться на проклятую лошадь. Он, однако, не собирался торопить наступление этого неизбежного момента. Миссис Хиткоут-Килкуун укрепила его надежды. - Нельзя здесь оставаться, -- сказала она. - - Тут слишком жарко. Коммандант, начавший уже подозревать, что к нему в бриджи забралось какое-то крупное насекомое, не мог не согласиться. Он медленно оторвал голову от ее коленей и встал на ноги. - Давайте уйдем в лес, -- сказала миссис Хиткоут- -Килкуун. -- Вам надо отдохнуть, а я хочу убедиться, что у вас ничего не сломано. Когда коммандант поднялся, он понял, что имела в виду миссис Хиткоут-Килкуун, говоря о дыре от муравьеда. Огромная черная лошадь бездыханно лежала на боку, шея у нее была сломана: одна из передних ног ее угодила в узкую и глубокую, похожую на нору, яму, оставленную кормившимся тут муравьедом. Со вздохом облегчения, что ему больше не придется садиться на эту лошадь и что он-таки доказал свое умение ездить верхом, коммандант позволил проводить себя под сень леса. Впрочем, в проявлении такой заботы не было никакой необходимости. Там, в небольшой лощинке, затененной окружавшими ее деревьями, миссис Хиткоут-Килкуун заставила комманданта снова лечь, чтобы она могла проверить, нет ли у него переломов. - У вас могло быть сотрясение, -- сказала она. Ее опытные пальцы тем временем ловко и быстро расстегивали его куртку. В следующее мгновение коммандант начал думать, что, возможно, она и права. То, что проделывала с ним почтенная английская леди, могло быть только следствием помутнения разума. Когда, встав над ним, она расстегнула пряжку юбки, коммандант понял, что ему предстоит увидеть нечто невероятное. Лучше лежать тихо, пока все не кончится, подумал он и закрыл глаза. В двух милях от этого места гончие напали наконец на след Фокса и азартно кинулись в погоню. Участники охоты неслись теперь напрямую, во весь опор. Время от времени Харбингер дудел в рог. Интересно, что сейчас поделывает этот проклятый бур, -- прокричал майор Блоксхэм. - Думаю, с ним все в порядке, -- прокричал ему в ответ полковник. -- Скорее всего, Дафния за ним присматривает. Тем временем стая гончих, забирая все сильнее влево, постепенно сворачивала к лесу. Еще десять минут спустя вся стая, разгоряченная и увлеченная погоней, влетела под сень деревьев. Здесь запах следа оказался сильнее, чем на открытой' местности, и потому гончие устремились вперед еще быстрее. В полумиле от них ускорил темп и коммандант Ван Хеерден. В отличие от стаи гончих, которая мчалась по следу совершенно бесшумно, коммандант издавал некоторые звуки. Однако при этом он был также всецело поглощен своим занятием, как гончие -- своим. Сидя на нем, миссис Хиткоут-Килкуун, облаченная только в сапоги со шпорами и цилиндр, вскриками подбадривала свою новую лошадку, время от времени огревая ее плеткой. Они были настолько заняты друг другом, что не обращали ни малейшего внимания на нараставший шум и треск, свидетельствовавший о приближении охотников. "Дафния, красавица, дорогая", -- стонал коммандант, не в силах отделаться от впечатления, будто он угодил прямиком в один из романов Дорнфорда Йейтса. Воображение же миссис Хиткоут-Килкуун, обостренное многолетней неудовлетворенностью, осталось прикованным к верховой езде. Вот леди скачет на коне, смотрите все, смотрите все! - - выкрикивала она и вдруг с изумлением обнаружила, что ее приглашение посмотреть принято. Из леса вырвалась стая гончих, и коммандант, который вот-вот должен был кончить уже вторично, вдруг почувствовал, что облизывающий его лицо язык стал какой-то странный. Во всяком случае, судя по его длине и производимому им ощущению, трудно было вообразить, чтобы такой язык мог принадлежать миссис Хиткоут-Килкуун. Коммандант открыл глаза и увидел прямо перед собой морду гончей. Пасть ее была широко раскрыта, язык вывалился наружу, с него отвратительно капала слюна. Коммандант скосил глаза вначале налево, потом направо. Вся лощинка была заполонена собаками. Над его головой колыхался целый лес хвостов, а над этими хвостами возвышалась сидевшая на комманданте миссис Хиткоут-Килкуун, во все стороны лупившая наотмашь своей плеткой. - Джейсон, сидеть! Снарлер, сидеть! Крэйвен, си деть! Ван Хеерден, сидеть! -- выкрикивала она, разда вая удары, и цилиндр у нее на голове часто и энергич но подпрыгивал в такт движениям ее груди. Ничего не соображая, коммандант смотрел снизу на Снарлера, пытаясь выплюнуть изо рта собачью лапу. Ему никогда не приходило в голову, что разгоряченная собака воняет столь омерзительно. Снарлер, привыкший слушаться хозяйку, сел --и тут же вскочил, потому что коммандант, которому грозила смерть от удушья, укусил его. Переведя дыхание, ком-мандант приподнял голову, чтобы оглядеться, но что-то тут же сильно вдавило ее обратно. Он, однако, успел кое-что разглядеть, и увиденное было столь ужасно, что он предпочел бы навсегда остаться под ногами гончих, в грязи и вони, -- только бы его не обнаружили. На краю лощины стояли выехавшие из леса полковник Хиткоут-Килкуун и все другие участники охоты и с изумлением взирали на открывшуюся их глазам сцену. - О Господи, Дафния, чем ты здесь занимаешься?! - услышал коммандант сердитый голос полковника. Миссис Хиткоут-Килкуун повела себя в этих обстоятельствах просто великолепно. Какого черта?! А чем, по-твоему, я тут занимаюсь? -- возмущенно закричала она в ответ. Ее возмущение было более чем оправданно. И все же ком- манданту казалось, что оно могло бы пробудить в полковнике вопросы, которые лучше всего было бы оста вить без ответа. Тем не менее реакция миссис Хиткоут-Килкуун произвела на комманданта большое впечатление. Понятия не имею, -- прокричал со своей стороны полковник, который и на самом деле не мог взять в толк, чем может заниматься посреди этой лощины его совершенно обнаженная жена. Миссис Хиткоут-Килкуун внесла полную ясность. - Посрать села! - - грубо крикнула она. Ее грубость резанула комманданта, но в целом была, по его мнению, более чем уместна. Полковник стушевался и закашлялся от смущения. О Боже, извини, пожалуйста, -- забормотал он, но миссис Хиткоут-Килкуун была преисполнена реши мости воспользоваться обретенным ею преимуществом. Ну-ка вы, все, живо, поворачивайте и мотайте отсюда ко всем чертям, - - продолжала шуметь она. Ее слова возымели немедленное действие. Охотники развернули лошадей и ускакали туда, откуда появились. Вслед за ними отхлынула и стая гончих. Коммандант лежал, абсолютно голый, весь покрытый грязны ми следами собачьих лап, и смотрел снизу вверх на леди, ниспосланную ему судьбой. Медленно и неохотно что делало комманданту честь миссис Хиткоут-Килкуун оторвалась от него и встала. Ван Хеерден, у которого замирал дух и от восхищения перед ней, и от страха за ее дальнейшую судьбу, тоже с трудом поднялся на ноги и начал искать свои бриджи. Вот теперь он понял, что такое британское хладнокровие и самообладание. А у меня верхняя губа одеревенела, - - сказал коммандант, все еще страдая от когтей наступившего на него Снарлера. Похоже, это единственное, что способно у тебя деревенеть, - - честно ответила миссис Хиткоут-Кил куун. Сидевший в кустах на краю лощины Харбингер тихонько захихикал. Он никогда не стремился выдавать себя за джентльмена. И кроме того, ему давно уже хотелось как-нибудь увидеть жену полковника голой. Глава двенадцатая Пока они одевались, настроение у комманданта Ван Хеердена и миссис Хиткоут-Килкуун, как обычно бывает после близости, сменилось в худшую сторону. Приятно для разнообразия натолкнуться на настоящего мужчину, -- проговорила она. - Ты себе не представляешь, каким занудой может быть Генри. Ну почему же не представляю, -- ответил ком- мандант, которому на всю жизнь запомнилась не давняя бешеная скачка. Кроме того, комманданту не очень улыбалась перспектива через какое-то короткое время снова оказаться в одной компании с полковником практически сразу же после столь близкого - или, как деликатно подумал про себя коммандант, те лесного -- знакомства с его женой. Пожалуй, я прогуляюсь отсюда пешком прямо назад к себе в гостиницу, - - сказал он. Но миссис Хиткоут-Килкуун не желала и слышать об этом. - Я пришлю за тобой Малыша на "лендровере", - заявила она. -- После падения тебе нельзя столько ходить. Да еще по такой жаре. -- И прежде чем коммандант смог что-то возразить, она уже вышла из леса, села на лошадь и ускакала. Коммандант Ван Хеерден уселся на бревно и стал заново припоминать только что пережитый им романтический эпизод. Вот именно что пережитый, - - произнес он вслух и с ужасом услышал, как кусты позади него раздвинулись и какой-то голос сказал: - Славненькая штучка, а? Коммандант узнал этот голос. Он резко обернулся и увидел Элса, который, ухмыляясь, в упор смотрел на него. - Какого черта ты тут делаешь? -- спросил ком- мандант. -- Я думал, что ты умер. Кто умер? Я?! Никогда, - - ответил Эле. Он прав, подумал коммандант. Такие, как Эле, не умирают. Они вечны, как первородный грех. - - Хорошо позабавились с женушкой полковника? -- продолжал Эле с фамильярностью, очень досаждавшей комманданту. Не твое дело, как я провожу свое свободное время, -- резко ответил Ван Хеерден. Конечно. Это дело полковника, жизнерадостно согласился Эле. -- Думаю, ему будет интересно узнать... Неважно, что ему будет интересно, -- поспешно перебил коммандант. - - Мне интересно узнать, как получилось, что ты не умер в пьембургской тюрьме вместе с губернатором и капелланом? Произошла ошибка, - ответил Эле. - Меня перепутали с одним из заключенных. - Понятно, -- заметил коммандант. Эле сменил тему разговора. Я подумываю, не вернуться ли мне назад в полицию, - - сказал он. - - Надоело быть Харбингером. О чем подумываешь? -- удивился коммандант. Он попробовал было рассмеяться, но смех вышел какой-то неуверенный. Хочу снова быть полицейским. Шутишь, -- ответил коммандант. Нет, не шучу. Мне пора уже думать о пенсии. И кроме того, мне еще причитается награда за поимку мисс Хейзелстоун. Коммандант припомнил, какая награда была за это обещана, и задумался, что же ответить Элсу. - Ты умер без завещания, -- сказал он наконец. - Неправда, -- возразил Эле. -- Я умер в Пьембурге. Коммандант тяжело вздохнул. Он уже успел позабыть, как трудно бывало заставить констебля Элса согласиться с очевиднейшими фактами и элементарными требованиями закона. - Я хочу сказать, что ты умер, не оставив после себя завещания, - объяснил коммандант. На Элса эти слова не произвели впечатления, и он лишь с интересом разглядывал комманданта. А вы оставили завещание? спросил Эле, угрожающе вертя в руках рог. Впечатление было такое, будто он собирался в него затрубить. Не вижу связи. -- сказал коммандант. Связь в том, что полковник имеет законное право убить вас за то, что вы трахнули его жену, - ответил Эле. - - И стоит мне потрубить в рог и по звать его сюда, и он это тотчас сделает. Комманданту ничего не оставалось, как признать, что на этот раз Эле прав. Южноафриканские законы не предусматривали наказания мужей, когда те убивали любовников своих жен. За время службы в полиции комманданту много раз приходилось успокаивать мужчин, опасавшихся, что их может постигнуть подобная судьба. Эле поднял рог и поднес его ко рту. Коммандант решился. - Хорошо, -- сказал он, -- чего ты хочешь? - Я сказал, - ответил Эле. Вернуться на прежнюю работу. Коммандант задумался, как бы увильнуть от каких-либо определенных обещаний, но в этот момент послышался шум подъезжавшего "лендровера", и это решило исход спора. Хорошо, посмотрю, что я смогу сделать, -- сказал коммандант. - - Но один Бог знает, как я сумею объяснить, что черный заключенный и белый констебль -- это на самом деле одно и то же лицо. Бог не выдаст, свинья не съест, -- заметил Эле, воспользовавшись выражением, которое он позаимствовал у майора Блоксхэма. - Слышал, вы попали в небольшую переделку, старина, - сказал майор, останавливая "лендровер" возле погибшей Чаки. Я всегда говорил, что когда-нибудь эта черная дрянь кого-нибудь убьет. Коммандант уселся в машину рядом с майором и выразил свое согласие с этой мыслью. Впрочем, в отличие от майора, под черной дрянью он подразумевал вовсе не лошадь. Констебль Эле, устроившийся на заднем сиденье, счастливо улыбался. Он уже предвкушал тот момент, когда снова сможет на совершенно законных основаниях убивать кафров. На крыльце у дома их поджидали полковник и миссис Хиткоут-Килкуун. Их поведение снова поразило комманданта. Женщина, с которой он всего час назад испытал трогательную близость, сейчас держалась надменно, холодно и отчужденно. А ее муж, проявлял признаки крайнего смущения, явно неподобающего его нынешней роли. - Я искренне, искренне сожалею, -- бормотал он