отметила Гретхен, идя следом за ним в ресторан, около которого были припаркованы пять или шесть автомобилей. В желтоватом твидовом пиджаке, серых фланелевых брюках, мягкой шерстяной рубашке, с повязанным вместо галстука на шее шарфом, он удивительно бодро шагал в своих до блеска надраенных ботинках, которые, как она потом выяснила, не были, по сути дела, ботинками, а назывались краги для верховой езды. Нет, это не реальный человек, это картинка из журнала. А что я тут с ним делаю? Рядом с ним, в своем простеньком голубом платьице с короткими рукавами, она чувствовала себя неуклюжей, неряшливо одетой девушкой. Гретхен была уверена -- он уже жалеет, что остановился на дороге и пригласил ее в ресторан. Бойлан придержал перед ней открытую дверь и, взяв за локоток, повел в бар, выдержанный в стиле пивной восемнадцатого столетия: мореный дуб, оловянные большие кружки и тарелки на столах. За столиками сидели еще две пары. Две совсем молоденькие девушки, в юбках из замши и узких, плотно облегающих грудь кофточках джерси, вели веселую оживленную беседу. До них доносились их пронзительные, высокие голоса. Посмотрев на девушек, Гретхен стало стыдно за свою пышную грудь. Она тут же слегка ссутулилась. Обе пары сидели за низенькими столами в противоположном конце зала. Бойлан подвел Гретхен к стойке, помог ей сесть на высокий деревянный табурет. -- Посидим здесь,-- тихо сказал он.-- Подальше от этих болтливых дам. К ним подошел официант, старый негр в белой накрахмаленной куртке. -- Добрый день, мистер Бойлан,-- поздоровался он.-- Что будет угодно, сэр? -- Хелло, Бернард,-- ответил Бойлан,-- вечно ты задаешь вопросы, которые ставят в тупик всех философов. Рисуется, пустозвон, подумала Гретхен и тут же пришла в ужас от своих смелых мыслей. Как только она могла подумать такое о мистере Бойлане? Негр подобострастно улыбнулся. Аккуратный, безукоризненно чистый, словно хирург, который сейчас войдет в операционную. Гретхен бросила на него косой взгляд. Я знаю тут неподалеку двух твоих приятелей, подумала она, которые сегодня не смогут доставить никому никакого удовольствия. -- Что будешь пить, дорогая? -- Бойлан повернулся к ней. -- Выберите сами.-- Итак, за одной ловушкой вырисовывалась другая. Откуда ей было знать, что она пьет? До сих пор она ничего не пила крепче кока-колы. Гретхен с ужасом ожидала, когда им принесут меню. Наверняка оно будет написано по-французски. В школе она учила испанский и латынь. Латынь! Боже мой! -- Кстати, тебе уже исполнилось восемнадцать? -- спросил Бойлан. -- Да, конечно,-- Гретхен вспыхнула. Как глупо! Опять покраснела как рак. Хорошо, что в баре темновато. -- Я спросил о твоем возрасте, потому что не хотелось бы предстать перед судом за развращение несовершеннолетних,-- улыбнулся Бойлан, открыв белые, красивые, ухоженные зубы. Конечно, такой человек, с такими зубами, в таком элегантном костюме и с такими деньгами, приезжает на ланч не один. -- Бернард,-- обратился Бойлан к бармену,-- приготовь что-нибудь сладенького для юной леди. Можно твой фирменный коктейль "дайкири". Он изумителен! -- Благодарю вас, сэр,-- сказал довольный Бернард. Кто же сейчас так говорит? -- подумала Гретхен. Она все больше настраивалась на враждебный лад, ей казалось, она ему не пара по возрасту, что она дурно одета, плохо накрашена. Гретхен наблюдала за ловкими действиями бармена: как он, выжав лимон, смешал его с ледяными кубиками, потом в его черных руках с розовыми ладошками и наманикюренными ногтями замелькал шейкер. Внезапно она вспомнила слова Арнольда: "как Адам и Ева в райском саду". Если бы мистер Бойлан мог догадаться, что она делала на дороге у кромки леса, то не задал бы глупый вопрос по поводу развращения несовершеннолетних. Густой, тягучий напиток оказался удивительно вкусным, и она выпила его залпом, как лимонад. Бойлан, театрально выгнув бровь, наблюдал, как исчезает из высокого стакана крепкий коктейль. -- Еще один "дайкири", Бернард,-- сказал он. Обе пары ушли в ресторан и теперь в баре остались только они с Бойланом. Бернард готовил новые напитки. Гретхен почувствовала себя спокойнее, стеснительность пропала. День начинался неплохо. Она не знала, почему именно такие слова ей вдруг пришли на ум, но она подумала именно так: день начинается неплохо. Впереди в ее жизни будет еще много затемненных баров и галантных пожилых мужчин в элегантных костюмах, которые будут оплачивать ее восхитительные коктейли. Бернард поставил перед ней коктейль. -- Могу я дать вам совет? -- сказал Бойлан.-- Пейте коктейль помедленнее. В нем -- ром! -- Знаю,-- сказала она, стараясь не терять достоинства.-- Просто я очень захотела пить. Я долго стояла на солнце. -- Само собой, моя милая,-- сказал он. Моя милая! Надо же! Еще никто и никогда так ее не называл. Ей понравилось такое ласковое выражение и то, как Бойлан произнес, спокойно, ненавязчиво. Теперь она пила коктейль медленно, маленькими глоточками, как настоящая светская дама. И второй коктейль показался ей еще более восхитительным. Она чувствовала себя сейчас увереннее и уж во всяком случае больше не покраснеет! Бойлан потребовал меню. К ним подошел метрдотель, держа в руках меню, и, поклонившись, сказал: -- Рад вас видеть, мистер Бойлан. Все были рады видеть мистера Бойлана в его начищенных до блеска охотничьих крагах. -- Ты позволишь мне сделать заказ? -- спросил Бойлан. Гретхен видела в кино, что джентльмены в ресторанах делали заказы за своих дам. Но одно дело видеть это на экране и совершенно другое, когда это происходит с тобой. -- Прошу вас,-- сказала она. Все как в романе, радостно подумала она. Какой все же приятный этот коктейль! Между мистером Бойланом и метрдотелем состоялась короткая, но довольно серьезная дискуссия по поводу выбора блюд и вин. Метрдотель ушел, сказав, что, как только приготовят для них столик, он пригласит их в зал. Бойлан достал из кармана золотой портсигар и предложил ей сигаретку. Гретхен покачал головой. -- Ты не куришь? -- Нет, не курю.-- Она понимала, что своим отказом она не дотягивала до уровня клиентов этого ресторана. Пару раз она пыталась закурить, но сразу же начинала кашлять, глаза у нее краснели, и она не решилась больше повторять свой неудачный эксперимент. К тому же она не хотела походить на мать, курящую одну сигарету за другой, днем и ночью. -- Молодец! -- сказал Бойлан. Он вытащил из кармана золотую зажигалку и, прикурив, положил ее рядом с портсигаром с выгравированной монограммой.-- Мне не нравятся курящие девушки. Дым лишает аромата нежности и молодости. Врет, подумала она, но ей было приятно. Он из кожи лез вон, чтобы ей понравиться. Она вдруг почувствовала запах своих духов, которыми побрызгалась в туалете офиса. Может, они покажутся ему дешевыми? -- забеспокоилась она. -- Должна признаться,-- сказала Гретхен,-- я удивлена, что вам известна моя фамилия. -- Что же в этом удивительного? -- Я видела вас на заводе раз или два. И вы никогда не были в нашем офисе. -- Я сразу заметил тебя,-- сказал он,-- и удивился: что делает такая красивая девушка в таком жалком месте, как завод по производству кирпича и черепицы Бойлана? -- Ну, не все так ужасно, как вам кажется,-- возразила она. -- На самом деле? Приятно слышать. У меня сложилось впечатление, что все мои служащие считают наш завод невыносимым. Я решил посещать его раз в месяц и находиться там не более пятнадцати минут. Он производит на меня лично гнетущее впечатление. Подошел метрдотель: -- Столик накрыт, мистер Бойлан. -- Оставь свой коктейль, моя лапочка,-- сказал Бойлан, помогая ей спуститься с высокого табурета.-- Бернард принесет его в зал. Следом за метрдотелем они вошли в зал. Восемь -- десять столиков были заняты. Полный полковник, компания молодых офицеров. Несколько гражданских пар в твиде. Цветы на отполированных, имитированных под колониальный стиль столиках, блеск хрустальных бокалов. Да, здесь клиенты, заработок которых не меньше десяти тысяч в год, подумала Гретхен. Метрдотель подвел их к маленькому столику возле окна, с видом на реку внизу. При их появлении разговоры в зале прекратились. Она, чувствуя на себе взгляды молодых офицеров, поправила прическу. Она понимала значение их похотливых взглядов. Как жаль, что мистер Бойлан не так молод, как они! Метрдотель отодвинул для нее стул, Гретхен опустилась на него. Церемонно взяла большую кремового цвета салфетку и положила себе на колени. Подошел Бернард, неся на подносе их коктейли, и поставил их на столик перед ними. -- Благодарю вас, сэр,-- кланяясь, сказал он. Появился метрдотель с бутылкой красного французского вина, следом официант с первым блюдом. Судя по всему, "Гостиница старого фермера" не испытывала недостатка в обслуживающем персонале. Официант церемонно плеснул немного вина на дно громадных высоких бокалов. Бойлан, понюхав вино, задрал голову, сделав глоток из бокала, уставился в потолок, удерживая вязкую жидкость во рту несколько секунд, и только потом проглотил ее. Одобрительно кивнул. -- Превосходное вино, Лоуренс! -- Благодарю вас, сэр,-- ответил польщенный официант. Если все эти "благодарю вас" будут продолжаться весь обед, то счет станет чудовищным, подумала Гретхен. Официант налил вино в бокал до краев: вначале в ее бокал, потом Бойлана. Бойлан, подняв свой бокал, чокнулся с ней, и они сделали несколько глотков. Вино было теплое, и у него оказался странный, терпкий вкус. Но она привыкнет к его необычному вкусу, подумала Гретхен. -- Надеюсь, тебе нравится мякоть пальм,-- спросил Бойлан.-- Я пристрастился к этому блюду на Ямайке. Это было перед войной, конечно. -- Восхитительно! -- солгала она. Хотя мякоть пальмы показалась ей безвкусной, как резина, но вызывала восторг сама мысль, что такое благородное дерево срубили только ради того, чтобы приготовить небольшую порцию деликатеса. -- Как только закончится война,-- сказал Бойлан, лениво ковыряя вилкой в своей тарелке,-- я поеду туда и останусь навсегда. Ямайка! Боже мой! Представляешь: целый день лежишь на солнечном пляже на белоснежном песке, и так изо дня в день, из года в год. Как только наши доблестные парни пройдутся по стране, то жить в ней станет невозможно,-- насмешливо продолжал он.-- В мире, где будут жить герои-победители, нет места для Теодора Бойлана! Ты обязательно должна ко мне приехать в гости. -- Непременно! -- воскликнула Гретхен.-- На мое роскошное жалованье, которое мне платят на заводе Бойлана, запросто можно совершить кругосветное путешествие. Он рассмеялся: -- В нашей семье гордятся тем, что мы недоплачиваем рабочим и служащим завода аж с 1887 года. -- Какой семье? -- недоумевая, спросила Гретхен. Насколько ей было известно, из некогда большой семьи в живых остался только один Бойлан. Все в городе знали, что он живет один в большом поместье за городом, в особняке за каменными стенами. Конечно, не считая многочисленной прислуги. -- Имперской! Слава семьи Бойлана плывет от одного побережья до другого, от поросшего сосновыми лесами штата Мэн до пахнущих апельсинами плантаций в Калифорнии. Цементный завод Бойлана, кирпичный завод Бойлана, судостроительные верфи Бойлана, нефтяные компании Бойлана, заводы тяжелого машиностроения Бойлана, раскинувшиеся на всей территории, от края и до края нашей любимой страны, и во главе стоит либо брат, либо дядя, либо кузен -- члены семьи Бойланов. Есть даже генерал-майор Бойлан, деятельность которого на благо родины в управлении тыловой службы в Вашингтоне помогает нашей славной армии наносить более мощные, более эффективные удары по противнику. А ты спрашиваешь, какая семья! Едва только где-нибудь пахнет лишним долларом, там тут же появится Бойлан, он будет первым в очереди за прибылью. Гретхен не нравилось, когда люди так пренебрежительно говорили о своей семье. Очевидно, на ее лице отразилось разочарование. -- Ты, я вижу, шокирована моими откровениями,-- усмехнулся Бойлан. Вновь в его глазах промелькнула насмешка, он явно потешался над ней. -- Не совсем,-- спокойно ответила она. Она задумалась о своей семье.-- По-моему, только члены самой семьи могут точно определить, какой и сколько заслуживает любви именно каждый из них. -- Ах, вот ты как думаешь! Знаешь, я не плохой человек, как, возможно, тебе показалось. В нашей семье есть одна добродетель, которая объединяет семью и которая проявляется у всех членов семьи. Я просто ею восхищаюсь! -- Какая же? -- Богатство. Все -- богаты. Очень, очень богаты.-- Он засмеялся.-- Патологически богаты. -- И все же,-- сказала она, в глубине души не теряя надежды, что Бойлан на самом деле действительно не такой плохой человек, каким ей кажется сейчас за ланчем, просто он рисуется, пытаясь произвести впечатление на нее, безмозглую девушку.-- И все же вы работаете. Бойланы сделали очень много для Порт-Филипа. -- В этом нет сомнения,-- подхватил он ее слова.-- Они высосали из него все, что только могли. Вполне естественно, они питают к городу чисто сентиментальные чувства. Порт-Филип -- самое незначительное из всех наших имперских владений, но он недостоин времени, которое тратит на него истинный, стопроцентный, энергичный волевой Бойлан, но тем не менее они не бросают его. Последний по значимости в семье, ваш покорный слуга отправлен жить в этот тихий провинциальный городок, чтобы напоминать своим присутствием, по крайней мере раз или два в месяц, о власти и могуществе семьи Бойланов. Я исполняю свои ритуальные обязанности честно, с должным уважением, но мечтаю только об одном: когда замолчат пушки, я отправлюсь на Ямайку. Нет, он ненавидит не только свою семью, он ненавидит и самого себя. Его подвижные, белесые глаза сразу заметили мимолетную перемену в ее лице. -- Я тебе не нравлюсь,-- заключил он. -- Нет, неправда,-- возразила она.-- Дело в том, что вы сильно отличаетесь от всех моих знакомых. -- Лучше или хуже? -- Не знаю,-- откровенно призналась Гретхен. Он с серьезным видом кивнул. -- Ладно, я снимаю вопрос. Давай выпьем. Сейчас принесут вторую бутылку. Они уже выпили всю бутылку, так и не добравшись до главного блюда в меню. Метрдотель поставил перед ними чистые бокалы, и процедура пробы повторилась. Вино обожгло ей горло, и кровь ударила ей в лицо. Разговоры в ресторане, казалось, затихли, были где-то от нее далеко, и их четкий отдаленный гул походил на шум воды далекого прибоя. Ей стало хорошо и уютно в этом сверкающем чистотой старинном зале, и она громко рассмеялась. -- Почему ты смеешься? -- подозрительно спросил Бойлан. -- Смеюсь, потому что рада, что я нахожусь здесь. А могла бы быть в другом месте. -- Тебе нужно чаще выпивать,-- посоветовал он.-- Тебе идет пить вино.-- Сухой и нетвердой рукой он похлопал ее по ладони.-- Ты красивая девушка, очень красивая! -- Я знаю,-- серьезно заявила она. Он рассмеялся. -- Особенно сегодня,-- добавила она. Когда официант принес кофе, Гретхен уже опьянела. Она раньше никогда не пила поэтому и не знала, что с ней происходит. Она сознавала, что вокруг краски стали ярче, река стала кобальтового, серебристо-белого с красноватым отливом цвета, а заходящее за далекими высокими горами солнце отливало ослепительным золотом. От разнообразия съеденных блюд она перестала ощущать их вкус, и эти неопределенные запахи пищи пахли летом, а сидящий перед ней мужчина уже не был незнакомцем и ее работодателем, нет, он превратился в самого лучшего, самого близкого друга. Он был таким внимательным, а его прекрасное, загорелое лицо светилось добротой, случайное прикосновение его руки к ее руке было приятным, и она уже не отдергивала ее, а его смех был наградой за ее остроумие. Она готова была рассказать ему обо всем без утайки и поделиться своими секретами. Гретхен рассказывала ему веселые байки о жизни раненых в госпитале, историю об одном солдате, которому какая-то восторженная француженка на радостях от известия о встрече войск союзников в Париже угодила бутылкой вина в глаз, а он в результате был награжден орденом "Пурпурное сердце", так как получил увечье. У него двоилось в глазах. Об одной медсестре и молодом офицере, которые приноровились каждую ночь заниматься любовью в машине "скорой помощи", и вот однажды, когда "скорую" неожиданно вызвали, эту абсолютно голую парочку отвезли через весь город Покипси. Чем больше Гретхен говорила, тем больше убеждалась в том, что она на самом-то деле не безмозглая девчонка, а, можно сказать, незаурядная девушка, у которой есть своя интересная, полная случайностей жизнь. Она рассказала о своей игре в школьном театре в роли Розалинды в комедии Шекспира "Как вам это понравится". И что мистер Поллак, неоднократно видевший в этой роли десятки девушек в театрах на Бродвее, даже сказал: "Преступление зарывать свой талант". А раньше, за год до этого спектакля, она, сыграв роль Порции, стала мечтать о блестящей карьере адвоката. Она сказала, что в наше время женщины должны заниматься чем-то серьезным, а не посвящать свою жизнь только мужу и заботам о детях. Гретхен решила доверить Тедди (он уже стал для нее просто Тедди к тому времени, когда подали десерт) то, что она пока не рассказала ни одной живой душе. Как только закончится война, она сразу уедет в Нью-Йорк и станет актрисой. Заплетающимся языком она прочитала ему монолог из "Как вам это понравится". Ну а что можно было ожидать после нескольких бокалов коктейля, вина и бенедиктина? Приди ко мне, ухаживай за мной. Ведь я сейчас в отличном настроеньи, Я с радостью отвечу "да", скажи лишь только ты: Я стану вашей Розалиндой! Растроганный Тедди поцеловал ей руку, и она восприняла его жест как должное оказываемое ей уважение и была очень довольна и собой, и этим шекспировским игривым флиртом, который казался ей сейчас как нельзя более уместным. Вдохновленная восторженным вниманием своего кавалера, Гретхен потеряла контроль над своими поступками. Она расстегнула две верхние пуговички на платье. Пусть все видят, как она красива, для чего скрывать? К тому же в ресторане стало очень жарко. Она свободно болтала о таких вещах, о которых прежде не осмеливалась даже упоминать, произносила вслух такие запретные слова, которые видела только на заборах. Она достигла предела раскованности -- привилегии аристократов. -- Я не обращаю на них внимания,-- презрительно сказала она, отвечая на вопрос Бойлана, не пытаются ли ухаживать за ней молодые клерки на работе.-- Суетятся вокруг меня, как слепые щенки возле суки. Тоже мне донжуаны местного масштаба. Что от них ждать? Пригласят в кино, угостят мороженым с содовой, а потом на заднем сиденье машины будут лапать... стараются просунуть кончик языка тебе между зубами -- столько шума, столько возни, как у подыхающих лосей. Нет, подобные забавы не для меня. У меня другие планы. Я их отшиваю запросто после первой же попытки. Я не спешу. Мне некуда торопиться! -- Она внезапно встала.-- Благодарю вас за восхитительный обед. Мне нужно в туалет.-- Прежде она никогда на свиданиях не говорила так откровенно о своей нужде. Порой в кинотеатре или на вечеринках было невмоготу, но она терпела и ей приходилось сильно страдать. Тедди поднялся вместе с ней. -- В холле первая дверь налево,-- подсказал он. О, Тедди был человеком знающим! Тедди знал все! Гретхен прошла через весь зал, с удивлением отметив, что никого уже нет. Старалась идти медленно, зная, что за каждым ее шагом внимательно следят умные, белесые глаза Тедди. Старалась прямо держать спину, не сутулиться. Вытянула шею, такую белую на фоне ее черных волос. Она все это знала. Знала, какая у нее стройная фигура, какие у нее крутые бедра, соблазнительные, твердые, литые. Она все отлично знала и поэтому шла медленно, давая Тедди возможность оценить ее прелести должным образом, оценить раз и навсегда. В туалете она посмотрела на себя в зеркало, стерла последние остатки помады с губ. У меня полные, красивые губы, объяснила она своему отражению. Для чего я их красила, зачем превращала их в рот старухи? Не понимаю! Из туалета она вышла в холл. Бойлан уже расплатился за обед и ждал ее у входа в бар, он натягивал перчатку на левую руку. Она подошла. Тедди восхищенно посмотрел на нее. -- Я куплю тебе красное платье. Ярко-красное, пронзительно красное, чтобы оно подчеркивало цвет твоего лица и черные как смоль волосы. Когда будешь идти, все мужчины будут падать перед тобой на колени. Она засмеялась и покраснела от удовольствия. Вот так должен говорить настоящий мужчина. Она взяла Тедди за руку, и они пошли к машине. Тедди поднял брезентовый верх машины, стало прохладно. Они ехали медленно, его правая рука, без перчатки, лежала на ее руке. В машине было уютно и тепло. Винный аромат алкогольных напитков смешивался с запахом кожи в салоне. -- Ну а теперь скажи мне, что ты делала на автобусной остановке на Королевской пристани? Гретхен хихикнула. -- Я ничего смешного не сказал,-- заметил Тедди. -- Я оказалась там по нехорошему делу,-- ответила она и замолчала. Некоторое время они ехали молча. Дорога была пустынной, и они ехали, пересекая "зебру" длинных темных теней и солнечных просветов, по магистрали с тремя полосами. -- Так я жду,-- настойчиво повторил Тедди. Почему бы и не рассказать? -- подумала Гретхен. В такой прекрасный день все дозволено, все можно рассказать. Никаких тайн не должно быть между ними. Они ведь куда выше этой ханжеской стыдливости. Она начала рассказывать, вначале запинаясь, а потом все увереннее и спокойнее выложила Тедди все, что произошло накануне в госпитале. Она рассказала, что из себя представляют эти Арнольд и Билли, как они одиноки -- два калеки, единственные цветные в госпитале, рассказала все об Арнольде, какой был всегда Арнольд сдержанным, вежливым -- как настоящий джентльмен: никогда не называл ее по имени, в отличие от других раненых, о том, как много он читал, и что она приносила ему свои книги, и что он казался ей таким интеллигентным и печальным человеком, о том, как он переживает из-за своей хромоты и из-за разлуки с любимой девушкой из Корнуолла, которая не отвечала на его письма. Рассказала о злополучном позднем вечере, как он застал ее одну, когда все остальные в корпусе уже спали, об их разговоре и о предложении двух солдат, о восьмистах долларах. -- Если бы они были белыми,-- заключила свой рассказ Гретхен,-- я бы доложила обо всем полковнику, но так как... Держа одну руку на руле, Тедди понимающе кивал, но ничего не говорил, а только чуть сильнее нажимал на педаль газа. -- С того дня я больше в госпитале не была,-- оправдывалась Гретхен,-- я не могла себя заставить. Я умоляла отца разрешить мне уехать в Нью-Йорк. Я просто не могла больше выносить этот город, жить в нем вместе с этим мужчиной после того, что он мне предложил... Но отец... с ним спорить бесполезно. Конечно, я не могла рассказать ему то, что произошло. Он немедленно пошел бы в госпиталь и задушил бы голыми руками обоих солдат... А сегодня... такой дивный денек. Я не пришла бы на автобусную остановку, но какая-то неведомая сила вынесла меня туда. Я не пошла бы в этот дом, но мне захотелось удостовериться, что они там, ждут меня... В таком настроении я вышла из автобуса, походила по дороге, выпила бутылку "коки", посидела на солнышке на скамейке, возле магазина... я... я хотела пройти немного вперед по дороге, возможно, прошла бы по тропинке до самого дома, чтобы во всем удостовериться. Я не боялась. Я знала, что мне ничто не угрожает. Я могла бы запросто убежать от этих двух калек, даже если бы они меня заметили. Они едва передвигаются на своих искалеченных ногах... Машина замедлила ход. За рассказом она упустила из виду дорогу, глядела себе на ноги под приборной доской и теперь, подняв голову, увидела, где они: бензозаправочная станция, супермаркет. Никого поблизости нет. Бойлан остановил автомобиль у поворота на покрытую гравием дорогу, ведущую к реке. -- Все это была игра,-- завершила свой рассказ Гретхен,-- глупая, жестокая игра, игра взбалмошной девчонки. -- Лгунья,-- неожиданно сказал Бойлан. -- Что-что? -- переспросила Гретхен. Это злое, жестокое слово поразило Гретхен. -- Ты все отлично слышала, детка. Ты -- лгунья! -- повторил Бойлан.-- Это была далеко не игра. Ты собиралась пойти в тот дом, ты хотела, чтобы там тебя трахнули два негра. В машине стало ужасно душно и жарко. -- Тедди,-- задыхаясь сказала Гретхен,-- открой, пожалуйста, окно. Здесь нечем дышать. Бойлан, наклонившись, открыл окошко с ее стороны. -- Ну,-- грубо сказал он,-- давай, иди к этим неграм. Иди, иди, не стесняйся. Они наверняка еще там. Иди. Я уверен, что это тебе понравится и ты запомнишь это на всю жизнь. -- Прошу тебя, Тедди...-- Она почувствовала, как внезапно закружилась голова, в ушах больше не звучал ее нормальный голос, он вдруг заглох, пропал, но потом вернулся, но уже хриплый, шипящий. -- Не беспокойся насчет того, как доберешься домой,-- сказал Бойлан.-- Я тебя здесь подожду. Мне все равно нечего делать. Все мои друзья уехали из города. Сегодня суббота. Иди, иди. Потом расскажешь мне обо всем подробно, это будет ужасно интересно. -- Мне нужно выйти,-- сказала она. Гретхен чувствовала, как стучит кровь в висках, голова стала тяжелой, она задыхалась. Пошатываясь, Гретхен вышла из машины, и ее вырвало прямо на обочине. С каждым новым приступом рвоты грудь ее высоко вздымалась. Бойлан неподвижно сидел за рулем, глядя прямо перед собой. Когда она пришла в себя и приступ рвоты закончился, он коротко бросил: -- Ладно, садись в машину. Обессиленная, она не села, а вползла в машину. У нее на лбу выступили капли холодного пота. Гретхен прижимала руку ко рту, чтобы ее не вырвало от резкой смеси запаха алкоголя и кожи. -- Вот, возьми, детка,-- добродушно сказал Бойлан, вытащив из нагрудного кармана большой носовой шелковый платок. Она вытерла платком рот, пот с лица. -- Спасибо. -- Ну, что тебе теперь хочется? -- спросил Бойлан. -- Я хочу домой,-- прошептала Гретхен. -- В таком состоянии тебе нельзя домой,-- сказал он, включая зажигание. -- Куда ты меня везешь? -- К себе. Она была слишком утомлена, чтобы спорить, и теперь, закрыв глаза, молча сидела, положив голову на спинку сиденья. Бойлан гнал автомобиль на юг по пустынной магистрали. У него дома она хорошо прополоскала рот настойкой с корицей, потом проспала часа два в его кровати. Он овладел ею в тот же вечер. Потом он отвез ее домой. В понедельник утром, когда Гретхен пришла на работу, на своем письменном столе увидела длинный белый плотный конверт, на котором была написана ее фамилия с пометкой в углу: "Лично". Она вскрыла конверт. В конверте лежало восемь банкнот по сто долларов. Бойлану пришлось встать на рассвете, чтобы приехать из своего дома в город, пройти на завод, пока никого из персонала там еще не было. ГЛАВА ТРЕТЬЯ В классе стояла тишина, только слышался скрип перьев. Мисс Лено сидела за столом, время от времени поднимая голову, чтобы посмотреть на притихших учеников. Она дала им задание -- написать за полчаса короткое сочинение на тему "Франко-американская дружба". Рудольф, сидя за партой в самом конце класса, принялся за работу. Несомненно, мисс Лено очень красива, и она, конечно, истинная француженка, но, к сожалению, ее воображение оставляло желать лучшего. Поставленные ею условия были жестки: от высшего балла половина отметки вычитается за ошибку, допущенную в правописании или неверное положение дидактических знаков, а целая -- за грамматическую. Сочинение должно быть не меньше трех страниц. Рудольф быстро написал необходимые три странички. Он был единственным учеником в классе, который постоянно получал отличные оценки за сочинения и диктанты. Он добивался таких поразительных успехов в языке, что у мисс Лено даже возникли подозрения: не говорит ли по-французски кто-нибудь из его родителей? Джордах -- фамилия не американская, рассуждала она. Брошенное в его адрес обвинение возмутило Рудольфа до глубины души. Он всегда хотел отличаться от одноклассников, но только не американизмом. Его отец по происхождению немец, объяснил Рудольф мисс Лено, он редко говорит на родном языке, всегда только на английском. -- А ты уверен, что твой отец родился не в Эльзасе? -- настаивала на своем мисс Лено. -- Он родом из Кельна, но его дедушка родился в Эльзас-Лотарингии. -- Ну вот,-- обрадовалась мисс Лено,-- я была права. Так больно сознавать, что мисс Лено -- это воплощение женской красоты и очарования, объект его преданности, могла заподозрить его, хотя бы на мгновение, что он способен солгать или тайно унизить ее. Он столько мечтал о том, как признается ей в своих чувствах, и сколько раз его одолевали причудливые фантазии! Вот он возвращается в свою школу через несколько лет, когда уже будет студентом колледжа, ждет ее у выхода школы, подходит к ней, заговаривает по-французски, бегло, с правильным акцентом и, смеясь, признается, каким робким и застенчивым мальчиком он был, признается ей в своей страсти, охватившей его к ней в предпоследний год учебы. Интересно, что ответила бы мисс Лено? В литературе полно примеров, когда зрелые женщины безумно влюблялись в блестящих юношей, почти мальчиков, учительницы влюблялись в своих вундеркиндов-учеников... Рудольф еще раз прочитал сочинение -- проверить, нет ли ошибок, и поморщился: неинтересная тема. Поправил два слова, поставил пропущенный оксант над буквой, посмотрел на часы. Оставалось еще целых пятнадцать минут. -- Эй! Как будет причастие прошедшего времени от глагола "venir"1? Рудольф медленно повернул голову. Сэм Касслер -- стабильный троечник в классе. Сейчас Сэм, ссутулившись, сидел над своими листками за партой с видом мученика, и его глаза умоляли о помощи. Рудольф бросил взгляд на мисс Лено. Она не смотрела на класс, читая какие-то свои записи. Рудольфу не хотелось нарушать дисциплину в классе, но ему не хотелось прослыть среди одноклассников трусом и любимчиком учителей. -- "Venu",-- прошептал он. -- С двумя "о"? -- прошептал Касслер. -- "U" на конце, идиот! Сэм Касслер, старательно пыхтя, написал глагол,-- пот обильно выступил на лбу. Нет, видно, ему начертано судьбой навечно оставаться троечником. Рудольф рассматривал мисс Лено. Сегодня она особенно привлекательная, подумал он. Длинные сережки, коричневое, блестящее платье, плотно облегающее бедра, перехваченное на талии узким пояском и подчеркивающее высокую грудь. Яркий рот, словно какая-то большая кровавая рана. Вместо крови -- красная губная помада. Она старательно красила губы перед каждым уроком. У ее родственников был небольшой французский ресторанчик в театральном районе Нью-Йорка, и в облике мисс Лено было гораздо больше от Бродвея, чем от чопорного парижского предместья Сент-Оноре, но, к счастью, Рудольф не разбирался в этом. Лениво двигая ручкой, Рудольф начал что-то рисовать на листе бумаги. Под пером постепенно возникало лицо мисс Лено, два локона, обрамляющие лицо, ее кудрявые, густые волосы, разделенные пробором посредине. Рудольф продолжал рисовать. Сережки, полная шея. Тут Рудольф помедлил. Территория, куда теперь он вторгался, считалась запретной. Рудольф еще раз посмотрел на мисс Лено. Она продолжала читать. На уроках мисс Лено никогда не возникало проблем с дисциплиной. Любое нарушение каралось. За малейший проступок следовало суровое наказание. Мисс Лено не скупилась на них, отличаясь при этом какой-то неженской беспощадностью. Проспрягать возвратный неправильный глагол "se taire"1 и повторить его спряжение десять раз подряд было одним из самых легких наказаний. Она могла спокойно сидеть перед учениками и читать книгу, и ей достаточно только раз поднять голову, чтобы убедиться, что в классе все в порядке -- никто не перешептывается и не передает друг другу шпаргалки. Рудольф увлекся. Он вел линию фигуры мисс Лено к обнаженной правой груди. Потом -- к левой. На рисунке она стояла у доски, повернувшись на три четверти, держа кусок мела в руках. Рудольф рисовал увлеченно. Его рисовальное мастерство улучшалось прямо на глазах, с каждой новой деталью. Бедра дались очень просто. "Венерин бугор" он представлял только по книгам, и у него о нем было весьма расплывчатое представление. Ногами он был доволен. Он хотел нарисовать мисс Лено босоногой, но ему никогда не удавались ступни, поэтому он нарисовал учительницу в туфлях на высоких каблуках. Так как она стояла у него у доски и что-то на ней писала, он вывел, копируя аккуратный почерк мисс Лено: "Je suis folle d'amour"2 так, как она обычно писала на доске. Потом он начал искусно затушевывать грудь мисс Лено. Его вдруг осенило. Фигура будет более выразительной, если он направит на нее с левой стороны яркий свет. Он заштриховал внутреннюю часть бедра мисс Лено. Жалко, что у него нет друга, кому он мог бы показать портрет и который мог бы его по достоинству оценить. Рудольф не мог доверять своим сверстникам по легкоатлетической команде, своим приятелям -- они не могли по достоинству оценить его способности. Он увлеченно ретушировал ремешки на туфлях мисс Лено, когда почувствовал, что у его парты кто-то стоит. Рудольф медленно поднял глаза. Взгляд мисс Лено был устремлен на лежащий на парте рисунок. Она подошла к нему незаметно, как кошка, несмотря на высокие каблуки туфель. Рудольф замер. Сейчас главное не растеряться. В черных, подведенных черной краской глазах мисс Лено бушевала ярость, она нервно кусала губы, размазывая помаду. Резко протянула руку. Рудольф взял листок и отдал его мисс Лено. Учительница, резко повернувшись на каблуках, пошла к своему столу, свернув листок так, чтобы никто не видел, что на нем изображено. За несколько секунд до звонка она громко выкрикнула: -- Джордах! -- Слушаю, мэм,-- ровным тоном откликнулся Рудольф. -- Будьте любезны задержаться после урока. Мне нужно с вами поговорить. -- Хорошо, мэм. Прозвенел звонок. Начался обычный шум. Ученики выбежали из класса, через несколько минут закончится перерыв и начнутся другие уроки. Рудольф медленно, с подчеркнутым старанием складывал свои учебники в портфель. Когда в классе никого, кроме него и мисс Лено, не осталось, он подошел к ее столу. Она восседала перед ним на стуле, как судья. Ледяным тоном процедила: -- Месье художник. Вы пренебрегли одной весьма важной деталью в своем шедевре.-- Вытащив рисунок из ящика стола, она на крышке стола с режущим ухо неприятным звуком разгладила его пресс-папье.-- Нет вашей подписи. Произведения живописи ценятся значительно выше, если на них стоит подлинная подпись создавшего их художника. Будет очень жаль, если вдруг у кого-то возникнут сомнения в отношении авторства работы такой высокой художественной ценности.-- Она пододвинула листок к Рудольфу.-- Буду крайне благодарна вам, месье, если вы соблаговолите поставить свою подпись. Поразборчивее, пожалуйста. Рудольф, взяв ручку, написал свою фамилию в левом углу листа. Он писал нарочито медленно, делая вид, что, подписывая рисунок, он любуется им. Пусть мисс Лено думает так. Он не будет вести себя как перепуганный насмерть ребенок. У любви свои законы. Если у него оказалось достаточно мужества, чтобы нарисовать ее обнаженной, то он должен вести себя как мужчина и спокойно выдержать приступ ее гнева. Расписавшись, он подчеркнул подпись эффектной чертой. Мисс Лено выхватила у него листок и положила перед собой. Она тяжело дышала. -- Месье,-- ее голос сорвался на крик.-- Сегодня после уроков приведите ко мне ваших родителей. И как можно скорее! -- Рудольф заметил, что когда мисс волновалась, то делала ошибки в произношении.-- Мне необходимо сообщить им кое-что весьма важное об их сыне, пусть полюбуются, кого они воспитали. Я буду их ждать в школе, в этом классе. Если вы не появитесь здесь со своими родителями к четырем часам дня, то, смею вас заверить, последствия такого безответственного поведения могут быть самыми серьезными. Вам понятно? -- Да, все ясно, мэм. До свидания, мисс Лено.-- Эта фраза -- "до свидания, мисс Лено" -- вселила в него прежнее мужество. Он вышел из класса не медленнее и не быстрее, чем обычно. Он долго вспоминал свои скользящие, неторопливые движения. А мисс Лено дышала прерывисто и тяжело, так, словно взбежала на два пролета лестницы. Когда уроки в школе закончились и он пришел домой, то не сразу пошел в лавку, где мать обслуживала покупателей, а поднялся наверх, в квартиру, надеясь застать там отца. Что бы ни случилось, он не хотел, чтобы мать увидела его художества. Отец наверняка ему как следует врежет, но такая скорая расправа все же предпочтительнее, чем те муки, которые придется ему испытывать от укоризненных взглядов матери до конца всей ее жизни, если, не дай бог, она увидит нарисованный ее сыном портрет обнаженной учительницы. Отца дома не было. Гретхен -- на работе, а Том никогда не возвращался раньше, чем за пять минут до ужина. Рудольф вымыл руки, причесался. Да, нужно быть готовым встретить свою горькую судьбу как истинный джентльмен. Он спустился в лавку. Мать запихивала дюжину булочек в пакет какой-то старухи, от которой шел резкий запах, как от описавшейся собаки. Он подождал и, когда она ушла, поцеловал мать. -- Ну, как прошли занятия в школе сегодня? -- спросила она, взъерошивая ему волосы. -- Все о'кей. Ничего новенького. Не знаешь, где папа? -- Может, пошел к реке. -- Для чего? Это "для чего" сразу вызвало у матери подозрение. В их семье никто и никогда не разыскивал отца без особой на то надобности. -- Почему ты спрашиваешь? -- Просто так. -- Сегодня есть тренировки по легкой атлетике? -- бросила она пробный шар. -- Нет, сегодня нет.-- Маленький колокольчик над дверью задребезжал, и в лавку вошли два покупателя. Теперь Рудольфу уже не нужно было продолжать лгать, и он, помахав матери на прощанье, вышел, а она поспешила навстречу покупателям. Он быстро зашагал к реке, и лавка вместе с пекарней вскоре скрылись у него за спиной. Отец хранил свою гоночную одноместную лодку в полуразвалившемся складе на берегу реки у самой кромки воды и обычно день или два в неделю занимался ее ремонтом. Рудольф молился, чтобы сегодня был именно такой день недели и отец был там, на складе. Подойдя к складу, он увидел отца. Он стоял около лодки, установленной на козлах вверх днищем, и шкурил наждаком ее корпус. Закатав рукава, он старательно с двух сторон обрабатывал гладкое дерево. Чем ближе подходил Рудольф к нему, тем заметнее были его мускулы на предплечьях, мощные, похожие на канаты, которые то вздувались, то пропадали, подчиняясь его ритмичным движениям. Было тепло, но даже несмотря на задувавший с реки ветер, пот катил с него градом. -- Привет, папа,-- поздоровался Рудольф. Отец, поглядев на него, что-то проворчал недовольным голосом и тут же вернулся к работе. Он купил полуразбитую гоночную двухвесельную шлюпку практически за бесценок в расположенной неподалеку обанкротившейся спортивной школе. На такой шаг его, конечно, толкнули беспокойные воспоминания о молодости, о тех временах, когда он жил на берегу Рейна. Он отремонтировал лодку, но постоянно ее конопатил и смолил. Теперь на ней не было ни малейшего изъяна. Механизм подвижного сиденья поблескивал свежей смазкой. После выхода из госпиталя