ественно предъявит тебе орудие убийства, ты будешь приперт к стене и, вероятнее всего, сознаешься сам, -ответил Финбоу. - Хотя я с трудом себе представляю, как нашему сержанту удастся изобразить торжественность в водолазном костюме. Я рассмеялся: теперь, когда мой друг стоял уже почти у разгадки преступления, подозрения Беррелла на мой счет могли выглядеть только как шутка. Миновав Поттер-Хайгем, катер стремительно понесся вперед, оставляя после себя волны, которые еще долго подбрасывали то вверх, то вниз пришвартованные у причалов беззащитные яхты. Финбоу, поморщившись, словно от боли, обратился ко мне: - Не люблю доставлять людям неприятности. Никак не могу примириться с мыслью, что моторная лодка- подходящее средство передвижения для уважающего себя человека. Правда, у нее большая скорость, и это создает немало удобств. Но ведь в просторной гостиной передвигаться на велосипеде тоже быстрее и удобнее, однако никому и в голову не придет ездить на велосипеде по комнате! Почему же, спрашивается, позволительно гонять на моторной лодке по узенькой реке?! Я буркнул что-то сочувственное и от нечего делать (c)тал разглядывать остальных пассажиров нашего катерка: несколько одетых в штатское полицейских агентоз, Двое каких-то бесцветных субъектов с кроличьими лицами, роль которых в нашей поездке, равно как и их имена, так и остались для меня невыясненными, и двое матросов, которые должны были подавать воздух Берреллу, когда он спустится на дно. Как и когда овладел Беррелл водолазным делом, я понятия не имею, но оказалось, что он с таким же пылом отдается этому увлечению, как и следовательской работе. Мы проскочили Горнинг, и Беррелл причалил точно в том месте, где три дня назад была пришвартована наша яхта. - Начнем отсюда, - заявил Беррелл, взяв скафандр, и скоро он появился на палубе в длинных шерстяных кальсонах и фланелевой фуфайке. Один из матросов заметил мимоходом: - Вы легко оделись. Замерзнете там, внизу. - Да, - ответил Беррелл. - Я знаю. Это белье я обычно ношу зимой. Но надеваю уже в сентябре, чтобы холода не застали меня врасплох. Финбоу сказал: - А вот вчера, сержант, вы промокли до нитки, но почему-то совсем забыли о своем здоровье. - Это со мной бывает, когда я иду по следу, - объяснил Беррелл. -А вообще-то я стараюсь следить за собой. Я сейчас еще что-нибудь надену, чтобы чувствовать себя в воде тепло и удобно. С этими словами он стал нанизывать на себя одну пару кальсон за другой и бесчисленные фуфайки. Сержант стал похож на бесформенную тушу. Я впервые видел, как одеваются для спуска под воду, и понятия не имел, что такие сложные приготовления были самой обычной процедурой. В тот момент я думал, что пять пар кальсон сразу - это очередная причуда Беррелла. Двое матросов затолкали его в скафандр, проверили, все ли на месте, и вскоре перед нами стоял настоящий водолаз в полном облачении. Мы осмотрели его со всех сторон с самым серьезным видом. В этом роботе с лицом Беррелла, видневшимся за толстым стеклом, было что-то напоминающее фантастические романы Уэллса. Один из матросов крикнул: - К спуску готовы? На лице Беррелла не отразилось ничего. Он не слышал. - К спуску готовы? - заорал матрос во все горло. Беррелл смотрел на него в недоумении. Очевидно, какие-то звуки доходили до него, но слов он не улавливал. На его лице застыло тупое выражение, какое бывает у абсолютно глухих людей. Тогда оба матроса закричали хором что есть мочи: - К спуску готовы? По губам было видно, что Беррелл что-то спрашивает. По-видимому, он по-прежнему ничего не слышал. И тогда, потеряв всякую надежду докричаться до него, матросы показали ему на воду. Беррелл закивал в знак согласия и, тяжело ступая, начал двигаться к борту. Один из бесцветных субъектов сообщил нам, что Беррелл намерен исследовать дно реки до ближайшей излучины, и заметил: - Дно здесь твердое, ему повезло, в других местах сплошной ил. - Да, кажется, убийца оказался довольно предусмотрительным, остановив свой выбор именно на этом месте, - серьезно подхватил Финбоу. Наконец Беррелл благополучно оказался за бортом, и его медленно стали спускать на дно. Монотонно, с присвистом запыхтел насос. Беррелл шел под водой, а нам сверху был виден только сноп света от его мощного фонаря. Катер следовал за ним по пятам; сержант проходил несколько ярдов, затем останавливался. Сноп света медленно, шаг за шагом продвигался вперед. Финбоу вдруг пришел в восторг: - Ставлю Алоизу Берреллу бутылку, - воскликнул он. - Вчера ночью я сказал тебе, что хотел бы пройти вброд эти реки, но мне и не снилось, что такое осуществимо, а теперь я своими глазами вижу, как это делается! Я был настроен менее восторженно, чем мой друг, и относился к розыскам Беррелла с полной серьезностью. Ярд за ярдом мы продвигались вперед. Чиновники с кроличьими лицами о чем-то тихо спорили. Полицейские агенты взирали на все с равнодушным видом. Финбоу безмятежно покуривал. Я же, уставившись на плотную стену камыша, тянувшуюся вдоль берега, никак не мог унять нервную дрожь в предплечье. Однако время шло, и возбуждение понемногу улеглось. Ползти в катере по реке черепашьими шагами скучнейшее занятие, казалось, ему не было ни начала, ни конца, так же как не было надежд на какие-либо результаты. Я стоял на палубе и бессмысленно смотрел на воду. Так мы одолели полмили. Внезапно Беррелл три раза махнул своим фонариком. У меня душа ушла в пятки. Когда Беррелла подняли на поверхность, в руке у него был зажат пистолет с каким-то прилипшим к нему предметом. С того, места, где я стоял, невозможно было разглядеть, что это такое. Финбоу оживился и произнес свое сакраментальное "та-ак", полицейские восторженно завопили: "Браво, старина!" Чиновники зашушукались. А матросы в знак одобрения смачно сплюнули. Один из чиновников взял пистолет из рук Беррелла и с опаской положил его на палубу, матросы стали стягивать с сержанта скафандр. Мы с Финбоу, желая рассмотреть находку Беррелла, подошли поближе, и тут меня охватило странное чувство нереальности, словно я был зрителем на представлении фокусника-иллюзиониста: передо мной на палубе, вытянувшись в одну линию, лежали маленький автоматический пистолет, грязный вылинявший вымпел и большая, разбухшая от воды тетрадь в коричневом переплете. - Это судовой журнал, - бросил я стоявшему рядом Финбоу. Присев на корточки, я рассматривал, каким образом эти три предмета соединены друг с другом. Оказалось все очень просто: одним концом шнура от вымпела был крест-накрест обвязан судовой журнал, другим - рукоятка пистолета. Таким образом, вымпел служил лишь средством соединения пистолета с судовым журналом и заменил в данном случае кусок бечевки. При виде лежавшей передо мной замысловатой комбинации я как-то по-идиотски растерялся: ведь искали-то, собственно, пистолет... а нашли эту нелепую связку... я был обескуражен. Наконец я обрел дар речи и спросил Финбоу, который стоял рядом и чему-то улыбался: - Что все это значит? - Это значит, - ответил он, - что кое-кто не лишен чувства юмора, вот что это значит. Сержант Беррелл в одних кальсонах и фуфайке тоже с удивлением взирал на свою находку. - Пистолет 22-го калибра. Пуля, извлеченная из сердца доктора Миллза, соответствует его калибру, - заявил он. - Разумеется, - откликнулся Финбоу. - Веревка привязана к рукоятке простым узлом, - разочарованно протянул Беррелл, - другой конец обвязан вокруг книги... - Которая является не чем иным, как судовым журналом. Я почти с полной уверенностью могу утверждать это, - вставил я. - Да, кажется, это действительно пропавшие судовой журнал и флажок, - согласился Беррелл, холодно взглянув на меня. Он размотал шнур и открыл тетрадь. - Да, - констатировал он, - это действительно судовой журнал, но он сильно пострадал от воды. Почти ничего не разобрать. - Он сумрачно посмотрел на пистолет и судовой журнал. Сержант Беррелл был явно разочарован. - И все отпечатки пальцев, конечно, смыты, - ворчливо произнес он. И вдруг его круглое лицо озарилось. Он нагнулся над судовым журналом и расхохотался. Потом, выпрямившись, оглядел нас всех изучающим взглядом и, выдержав паузу, торжественно произнес: - Самоубийство. Глава шестнадцатая АЛОИЗ БЕРРЕЛЛ ПИШЕТ ОТЧЕТ Все были потрясены. Один из чиновников повторил за ним, как эхо: - Самоубийство!.. - Без сомнения, - подтвердил Беррелл, окинув самодовольным взглядом присутствующих. - А вам не кажется, сержант, - спросил Финбоу, - что не мешало бы нам объяснить, что все это значит? Мы не успеваем следить за вашей мыслью, вы же знаете, то, что для вас ясней ясного, для нас - загадка. - Хорошо, - согласился Беррелл. - Я могу уделить вам несколько минут, хотя вы, конечно, понимаете, что я не располагаю временем, необходимо срочно связаться со Скотланд-Ярдом. Наверное, придется внести в это дело кое-какие поправки. Он по-прежнему стоял на палубе в одних кальсонах и фуфайке. У его ног лежал пистолет, а мы стояли, выстроившись перед ним полукругом. Сержант сиял от счастья, он чувствовал себя героем дня. - Существует только одно объяснение, почему к пистолету понадобилось привязать судовой журнал, - объявил он. - Если убийца просто хотел избавиться от пистолета, он выбросил бы его за борт. Один из безликих чиновников прошамкал: - Совершенно правильно, Алоиз. А Беррелл между тем несся дальше: - Какой же смысл убийце обременять себя лишней заботой - связывать пистолет и судовой журнал бечевкой от флажка? Ведь он мог просто выбросить рружие за борт. Но он почему-то этого не сделал! Человек, выстреливший в себя, не в состоянии выбросить за борт пистолет. Как же в таком случае поступает самоубийца? Перед тем как выстрелить в себя, он привязывает пистолет к какому-нибудь тяжелому предмету, опущенному за борт. После того как выстрел произведен, - я заметил, как Финбоу улыбнулся, слушая эту книжную чепуху, - пистолет падает из его руки, и грузило увлекает оружие в воду. Это делается для того, чтобы после смерти самоубийцы не осталось никаких следов. В данном случае самым подходящим предметом для этой цели оказался судовой журнал. - Но кому все это было нужно? - спросил один из чиновников. - Если человек кончает счеты с жизнью, его, как мне думается, меньше всего должна интересовать судьба пистолета. Но Беррелла не так-то легко было сбить с толку. - А цель здесь преследовалась вот какая, - продолжал он поучительным тоном, - создать видимость убийства. Все так и ахнули. - Действительно неожиданно, - признал Беррелл, - но от фактов никуда не денешься. По той или иной причине Миллз, - я обратил внимание, что теперь, когда выяснилось, что это было самоубийство, Беррелл стал опускать слово "доктор" перед именем Роджера, - решил наложить на себя руки. Что толкнуло его на такой шаг, узнать нетрудно, но я подозреваю, что он запутался в своих любовных делишках. Снова я поймал усмешку Финбоу. - Вчера после тщательного изучения свидетельских показаний я выяснил, что не так давно Миллз пережил любовную драму. - Последнюю фразу Беррелл произнес, отчеканивая каждое слово, и торжествующе добавил: - Чего только человек не сделает из-за несчастной любви?! - Затем после эффектной паузы продолжал: - Однако этим дело не исчерпывается. Миллзу показалось мало того, что он лишает себя жизни. Убивая себя, он хотел кому-то еще и досадить. Даже подумать страшно: человек уходит из жизни, не приняв последнего причастия... с единственным желанием в сердце-досадить ближнему своему! Впрочем, мне при моей профессии часто приходится видеть жизнь с изнанки, ничего не поделаешь. Миллз наложил на себя руки, чтобы обвинить в убийстве невинного человека. Кого - можно только догадываться. А способ он выбрал очень простой: обставить самоубийство как убийство, вот и все. Я ничуть не сомневаюсь, что он хорошо все продумал, ознакомился с литературой по криминалистике и вычитал там этот трюк. Это старая штука. Описание ее можно встретить у Гросса в "Handbuch der Criminologie", том второй, страница 247. К счастью для правосудия, я достаточно знаком со специальной литературой. Я ликовал. Беррелл убедил меня. В самом деле, каково еще могло быть предназначение этого грузила? Кроме того, такой поступок вполне соответствовал тому образу Роджера, который нарисовал Финбоу. Он умер, как жил: хитря и обманывая. В тот момент я не мог вы- жать из себя ни капли жалости к этому человеку. Я был убежден, что мир не обеднел, потеряв Роджера Миллза. И я благословлял всевышнего, что никто из моих друзей не был причастен к преступлению. Я смеялся над своими подозрениями. Эвис! Теперь эта мысль казалась мне кощунственной. Даже о Тони, вызывающей и дерзкой Тони, я стал думать с какой-то теплотой. С необыкновенной легкостью разделавшись с теми вопросами, которые мы ему задали, Беррелл, удовлетворенно улыбаясь, принимал поздравления Финбоу. - Сержант Беррелл, - произнес Финбоу, - никто другой во всей Англии не смог бы так быстро разобраться в существе этого дела! Надеюсь, я скоро буду иметь честь поздравить вас с повышением по службе. Катер на полной скорости помчался в Горнинг, чтобы Беррелл смог поскорее передать свои новости в Скотланд-Ярд. Пока Беррелл разговаривал по телефону, все остальные ожидали его в холле отеля "Лебедь". Через полчаса он появился и с восторженной улыбкой сообщил: - У них там, в Скотланд-Ярде, глаза полезли на лоб от удивления. Убийство, замаскированное под самоубийство, - дело довольно обычное, это им не в новинку, но когда я сказал, что в данном случае совсем наоборот - самоубийство, замаскированное под убийство, - и что я берусь это доказать, они буквально онемели. А теперь к делу, надо составить официальный отчет. Господа, я буду вам признателен, если вы немного задержитесь и засвидетельствуете, как и при каких обстоятельствах я нашел эти вещественные доказательства. Несколько минут Беррелл старательно писал. Торопить его мне не хотелось, так приятно было наслаждаться покоем, блаженной уверенностью, что наконец-то все окончилось благополучно, что, пройдя сквозь все муки, мои друзья вышли из этой истории чистыми! Наконец Беррелл протянул Финбоу и двум штатским отчет, чтобы они его заверили своими подписями. Если мне не изменяет память, этот отчет гласил следующее: Розыски пистолета и закрытие дела Миллза. Розыски пистолета, которого недоставало среди вещественных доказательств по делу Миллза, начаты мною 4 сентября в 11.30 дня. Для этой цели я использовал апробированный метод тщательного осмотра дна реки в водолазном костюме. Около 12.10 дня мои поиски увенчались успехом. Со дна реки мной был доставлен пистолет 22-го калибра (соответствующий калибру пули, обнаруженной в сердце Миллза), несомненно послуживший причиной смерти Миллза; к вышеупомянутому пистолету были привязаны флаг и тетрадь. При ближайшем рассмотрении тетрадь оказалась судовым журналом яхты. Исчезновение флага и судового журнала упоминалось в моем предыдущем отчете. Наличие этих вещественных доказательств приводит к выводу, что Миллз совершил самоубийство, выстрелив в себя из вышеупомянутого пистолета. Чтобы скрыть следы самоубийства, Миллз избавился от пистолета, привязав его к перекинутому через борт судовому журналу, который служил в данном случае в качестве грузила (см.: Гросс, "Handbuch", том 2, страница 247). О причине самоубийства будет сообщено в следующем отчете; пистолет и прочие вещественные доказательства прилагаются к отчету для последующей экспертизы. Подписано: А. Беррелл, сержант сыскной полиции, Полицейское управление Нориджа Мы, нижеподписавшиеся, настоящим удостоверяем, что все вышеописанное - розыски пистолета и достигнутые вследствие этого результаты - полностью соответствует действительности. Беррелл оставил место для подписей. Финбоу, добродушно улыбаясь, подписал документ и спросил у Беррелла, не стоит ли нам двоим вернуться в Поттер-Хайгем, чтобы успокоить молодых людей, которые все еще пребывают в неведении относительно счастливого конца их мытарств. Беррелл отпустил нас без возражений. До отхода автобуса на Поттер-Хайгем оставалось еще минут двадцать, и мы стали прогуливаться по улице перед подъездом отеля. Я не удержался и поддел своего друга: - Да-а, Финбоу, все твои теории и рассуждения относительно убийства, может быть, были бы и верны... если бы убийство действительно имело место. - Удивительно, - пробормотал он, - до чего порой недооцениваешь людей, с которыми имеешь дело. Мне никогда и в голову не пришло бы, что Беррелл способен сделать важное открытие. - А он взял да и распутал дело без лишней шумихи, - подхватил я весело. - Не так чтобы уж и без шумихи... - возразил Финбоу. - Он на редкость суматошный человек, наш сержант. - Так или иначе, а он все же разгадал эту загадку. Сейчас мне просто смешно, когда я вспоминаю, как мы гадали, кто убил Роджера: Эвис или Тони. Смешная и нелепая чушь! - воскликнул я. - Действительно смешно, - подтвердил Финбоу. - Ты, наверное, даже предположить не мог, что это самоубийство. Я бы и сам никогда в жизни об этом не подумал, а ведь я знал Роджера как самого себя. - Да, такое мне никогда не пришло бы в голову, -> признался он. - Ну ладно. Сейчас приедем на место и отпразднуем это событие. - Я был готов обнять весь мир. - Странно, - Финбоу прислонился к стене и стряхнул пепел с сигареты. - До чего можно дойти в минуту отчаяния! Представь себе человека, настолько ожесточившегося против кого-то, что он готов лишить себя жизни, только чтобы отомстить этим другому... или другой. Но он не так прост, этот наш самоубийца, он не идет проторенной дорожкой и не подтасовывает улики, чтобы подозрение пало непосредственно на его жертву. Нет! Он просто-напросто знает, что наличие мотива преступления- достаточно бесспорная улика, чтобы обвинить в убийстве того, на кого направлен его удар. И он обставляет свою смерть весьма драматично, с таким расчетом, чтобы в числе подозреваемых оказалось как можно больше людей, он имитирует абсолютно достоверный случай убийства. Вообрази себе, как он стоит у штурвала в это свое последнее утро, сжимая в руке пистолет с привязанным к нему грузом, который должен потянуть за собой на дно пистолет; теперь ни у кого не возникнет сомнения, что он убит кем-то из своих гостей. Вообрази его злорадство, когда он подумал об Эвис... впрочем, не известно, в Эвис ли был нацелен его удар... Эвис в роли преступницы... ее разоблачают, судят и под душераздирающие вопли вздергивают за нежную шейку на виселице. Представь его радость, когда так тонко задуманный план готов и остается лишь с улыбкой на устах нажать на курок! - Да! Пистолет летит за борт... ну а остальное уж известно, - добавил я. - Пистолет летит за борт, оставляя на покрашенной поверхности поручней след от шнура. О, я уверен, что на поручнях осталась царапина. - Затем глухо, напряженным голосом он добавил: - Так! Потрясающе умно! - Роджер был не дурак, - подтвердил я. - Только я думаю не о Роджере, - спокойно откликнулся Финбоу, - а о том, кто его убил. Глава семнадцатая ПЯТЕРО МИЛЕЙШИХ ЛЮДЕЙ ОБЛЕГЧЕННО ВЗДЫХАЮТ Слова Финбоу поразили меня как удар грома. Последний час я пребывал в восторженном состоянии, представляя себе, как мир и дружба, не омраченные страхом и подозрениями, снова воцарятся в нашей компании. И вот достаточно было одной фразы Финбоу, чтобы все мои надежды рассыпались в прах. - Человека, который его убил? - тупо повторил я. - Значит, ты считаешь, что это не самоубийство? - Конечно нет, - ответил Финбоу. - Но пока лучше будет, если власти останутся в неведении. У меня вдруг засосало под ложечкой, и я уставился невидящими глазами перед собой: к нам медленно приближался автобус. С отчаянием я воскликнул: - Но ведь это же самое настоящее самоубийство! Вспомни судовой журнал! За каким чертом понадобилось бы убийце привязывать пистолет к судовому журналу? Финбоу улыбнулся, вошел в автобус и, удобно откинувшись на спинку сиденья, произнес: - Дорогой Иен, если ты помнишь, я вчера или позавчера уже говорил тебе, что ни один человек не знает всех так называемых фактических данных или всех психологических побуждений в том или ином деле. Это, конечно, банальная истина, но, как почти все банальности, она неоспорима. Я сказал тебе тогда, что, если бы двадцать восемь надежных свидетелей видели, как Роджер пустил себе пулю в сердце, тогда я бы поверил в это... и попытался бы выяснить, какой же психологический аспект я упустил, когда мысленно рисовал портрет Роджера, ибо мне кажется совершенно нереальным, чтобы Роджер, такой, каким я его себе представляю, мог покончить с собой Но у нас нет этих двадцати восьми надежных свидетелей, а вместо этого появилось вещественное доказательство, которое навело Беррелла на мысль, что он име- ет дело с хитроумным способом, применяемым самоубийцами в тех случаях, когда они хотят обвинить кого-либо в своей смерти. Разумеется, эти атрибуты и предназначались специально для того, чтобы возникла подобная версия. Но с другой стороны, существует множество психологических моментов, которые делают самоубийство Роджера чрезвычайно сомнительным фактом. Самоубийство- явление вообще довольно редкое. И идут на это, как правило, отнюдь не весельчаки и оптимисты, преуспевающие на Гарлей-стрит. - Я считал, что ты тоньше разбираешься в людях, - недовольно проворчал я. - Не так уж он и преуспевал, как тебе кажется... может быть, он даже догадывался, что Уильям подкапывался под него; кроме того, холодность Эвис тоже не могла не причинять ему страданий. - И все-таки это еще недостаточная причина для самоубийства, - пояснил Финбоу, пряча улыбку. - Возможно, Роджер и пережил немало неприятных минут из-за Эвис, но я твердо уверен, что его не покидала надежда, что рано или поздно она его полюбит. Видишь ли, Иен, самое трудное, оказывается, - это осознать, что человек, которого ты любишь, не любит тебя. Просто поразительно, к каким уловкам и самообману прибегают даже самые трезвые люди. Один придумывает себе в утешение, что девушка якобы боится или не хочет признаться ему в своих чувствах. Другой способен даже признать, что нелюбим, но в глубине души сам в это не верит. Такова уж человеческая натура. Это верно даже в отношении самых трезвых реалистов... вроде меня... - Мне показалось, что по лицу Финбоу пробежала печальная тень. - Что же тогда говорить о таких, как Роджер, - это человек эгоистичный и нечестный не только с другими, но и с самим собой... Между прочим, не следует забывать, что Роджер был избалован успехом у женщин. Правда, последнее не имеет решающего значения. У меня, например, нет ни тени сомнения' в том, что Роджер был уверен: рано или поздно Эвис сама бросится ему на шею и скажет, что любила его всегда. Я вынужден был признаться, что картина, нарисованная Финбоу, вполне соответствовала тому, что я собственными глазами наблюдал за последний год. - А Уильям? Ты думаешь, что Роджер не опасался его? - спросил я. Финбоу с улыбкой ответил: - Конечно, Роджер побаивался Уильяма, но, помимо самоубийства, у него были другие средства убрать со своего пути Уильяма, и он не постеснялся бы воспользоваться ими. Козыри, как ты знаешь, были в руках у Роджера: у него было имя! А это много значит, пусть даже все догадываются, что носитель сего имени - дутая фигура. Нет, если бы все преуспевающие врачи или ученые из-за одного только страха перед молодыми конкурентами кончали жизнь самоубийством, мы бы очень многих не досчитались. В жизни все бывает иначе - молодого конкурента просто долгое время выдерживают на вторых ролях и только потом дают ему возможность выдвинуться. И тогда он в свою очередь отыгрывается на своих молодых коллегах, и так будет до тех пор, пока не восторжествует высокая социальная мораль, как на планете Утопия в романе мистера Уэллса <Имеется в виду роман Герберта Уэллса "Люди-боги">. - В жизни Роджера могли быть обстоятельства, о которых ты не знаешь, - сказал я в раздумье. - Совершенно справедливо, - ответил Финбоу. - И если бы существовали неопровержимые доказательства того, что это самоубийство, я был бы вынужден признать, что я недостаточно глубоко изучил характер Роджера. А в данный момент психологические предпосылки находятся в полном соответствии с материальными свидетельствами, и все это, вместе взятое, говорит за то, что Роджер не мог кончить жизнь самоубийством. - Материальные свидетельства? - запротестовал я. - Да они-то как раз и говорят о возможности самоубийства! - Есть одно очень убедительное доказательство, опровергающее версию о самоубийстве, которое ты упустил из виду, - мягко сказал Финбоу. - Какое же именно? - Ты сам, - ответил Финбоу. - Что?! - закричал я. - Подумай минутку, - остановил меня Финбоу. - Если это самоубийство, то самоубийство коварное и тонко продуманное, рассчитанное на то, чтобы его приняли за убийство. Согласен? - Да, - ответил я. - Так вот, о самоубийстве не могло быть и речи. Представь себе, если бы перед Роджером на палубе вдруг возник мистер Иен Кейпл и увидел, какие странные манипуляции тот производит, перед тем как расстаться с жизнью. Ведь Роджеру было известно, что ты все время находишься на палубе... а раз так, то это исключает версию запланированного самоубийства. Роджер не мог знать, где именно, в каком месте палубы находишься ты в ту или иную минуту, и это очень важно, Иен. Только те, кто оставались внизу, в каюте, могли с уверенностью знать, где ты находишься! - заявил Финбоу. - Пожалуй, ты прав, - уступил я. - Разумеется, прав. Роджер мог знать, где находился любой из его гостей, - когда люди какое-то время проводят вместе, они невольно изучают привычки друг друга. Но в отношении твоего распорядка дня он ничего не мог знать определенно, пока ты не провел на яхте день или два, - объяснил Финбоу. - Но он мог бы рискнуть, - возразил я. Финбоу невозмутимо ответил: - Мог бы... если бы у него была серьезная причина для такой спешки. Но ее не было. В ближайшие день-два ничего не должно было произойти такого, что заставило бы его спешить. Предположим, что речь шла бы о свадьбе Эвис. Но она была назначена на неопределенное время в будущем, так что эта причина отпадает. Или, скажем, о карьере Уильяма - Роджер, желая бросить подозрение в убийстве на Уильяма, мог бы испортить ему будущее с таким же успехом и через месяц, так что никакой необходимости делать это именно во вторник 1 сентября не было... Нет, Иен, как сказал бы Алоиз Беррелл, с темпом здесь неувязочка! - Значит, ты признаешь, что был неправ, издеваясь над этим словечком Беррелла, да? - сказал я. - Единственным оправданием употребления глупых словечек может служить лишь то, что умный человек пользуется ими как своего рода стенографией. - Финбоу хитро улыбнулся. - Человек, совершивший убийство, был в отчаянии. И человек, совершивший убийство, знал, где именно в то утро находился каждый член экипажа. - Зачем же тогда убийца привязал судовой журнал к пистолету? - спросил я, смутно догадываясь, что Финбоу подводит меня к какому-то неопровержимому логическому выводу и что скоро - хочу я того или нет - я вынужден буду согласиться с тем... что жестокой болью отзовется в моем сердце. - Человек, совершивший это убийство, был умнее любого из нас, - ответил Финбоу. - Если бы это убийство с самого начала выглядело как обычное самоубийство с прощальным письмом и пистолетом около тела, то официальные органы стали бы выяснять причину, обстоятельства и т. д. Но здесь все было обставлено так, что создавалась полная иллюзия убийства... по крайней мере на первых порах, притом убийства весьма загадочного, где под подозрение в одинаковой мере подпадали пять человек и против всех пяти могли быть найдены весьма веские улики. Затем на сцене появляется пистолет. Он был предусмотрительно брошен в воду именно в той части реки, где дно твердое, чтобы его не слишком трудно было найти... но и не слишком легко. В этом деле нет ничего, что было бы слишком просто или слишком нарочито. Пистолет найден. К какому выводу приходит полиция? Что это самоубийство, замаскированное под убийство. Это, наверное, первый случай в истории, когда убийца придает своему преступлению вид самоубийства, замаскированного под убийство. Теперь ты видишь, с каким великолепным мастером своего дела мы столкнулись?! Пятеро подозреваемых, если не пройдет миф о самоубийстве! А помимо этого, мне кажется, убийце хотелось открыть истинное лицо Роджера в ходе расследования. Как только появляется версия о злонамеренном самоубийстве, подозрение со всех пятерых тут же снимается. О, это умно, в высшей степени умно! На такое способен лишь человек с тонким вкусом - ни одного избитого приема, ничего лишнего, все продумано и взвешено, все в полной гармонии! Последний эстет в нашем мире, где, увы, ныне царит дилетантство! Так как я по-прежнему хранил молчание, Финбоу продолжал: - Истинная ценность находки Беррелла в том, что благодаря ей раскрыта тайна кое-каких необъяснимых ранее обстоятельств. Теперь нам известно, почему исчезли судовой журнал и вымпел. Судовым журналом убийца наверняка воспользовался для того, чтобы отвлечь внимание Роджера - я высказывал такое предположение еще на стадионе, - когда подошел к нему, чтобы выстрелить в сердце. А потом он послужил очень удобным грузилом для пистолета. Вымпел, возможно, просто оказался первой попавшейся под руку тряпкой, чтобы связать судовой журнал и пистолет, тем более что он, как ты помнишь, хранился на той же полке, что и пистолет. Теперь понятен этот странный заговор молчания в ответ на твое предложение чистосердечно признаться. Наивно было ожидать признания со стороны убийцы, если он рассчитывал, что смерть Роджера будет принята за самоубийство. Мы подъехали к Поттер-Хайгему и не спеша прошли через беспорядочно раскинувшуюся деревушку и дальше по полям, немного назад. Я не мог говорить - слова не шли с языка: значит, все-таки убийство, и разгадка страшной тайны еще впереди. Возле самого дома Финбоу вполголоса предупредил: - Нашей молодежи я намерен сказать, что верю версии Беррелла. Ты тоже должен постараться сделать вид, что убежден в этом. Придется сыграть эту роль, Иен. Постарайся держаться спокойно и непринужденно, представь себе, что это и в самом деле самоубийство. Я пообещал выполнить его просьбу, хотя сейчас мне меньше всего хотелось бы притворяться и играть. Общество расположилось в саду, и едва мы приблизились, как тут же почувствовали атмосферу затаенной напряженности. Филипп и Тони, повернувшись друг к другу, лежали на траве. Эвис и Кристофер молча сидели в шезлонгах. Уильям оккупировал кресло-качалку и с головой углубился в чтение. Но стоило нам с Финбоу подсесть к ним, как сразу же стало ясно, что каждый из них просто сгорает от нетерпения, желая задать один-единственный вопрос. Однако светские условности сковывали их и не позволяли проявить любопытство. Кроме того, каждого, очевидно, останавливало еще и чувство осторожности, которое говорило, что проявлять в данных обстоятельствах повышенный интерес к чему бы то ни было просто опасно. И поэтому, старательно скрывая свои истинные чувства, все делали вид, что слушают разглагольствования Финбоу о преимуществах пригородного сообщения в Англии по сравнению с Германией. Кристофер и Уильям живо поддержали эту тему. Первый не выдержал Филипп: - Финбоу, а что слышно о пистолете? - Ах да, пистолет, - ничуть не удивившись, ответил Финбоу, взглянув на Филиппа с высоты своего кресла. - Беррелл нашел его. - Неужели? - пробормотал Кристофер. - Представьте себе, нашел, -повторил Финбоу. - В полумиле от Горнинга. И к нему шнуром от вымпела был привязан судовой журнал. К счастью, это оказалось самоубийство, хотя Роджер сделал все, чтобы имитировать убийство, - после выстрела пистолет и судовой журнал, перекинутые через борт, ушли под воду. Беррелл только что отослал отчет в Скотланд-Ярд об этом совершенно необычном случае самоубийства. На секунду все замерли. Потом Эвис слабо выдохнула "О-о!", и ее бледное лицо осветила мягкая улыбка. Тони и Филипп обвили друг друга руками и самозабвенно поцеловались. Кристофер, радостно поглядывая то на одного, то на другого, легонько потрепал по руке Эвис. Уильям коротко и недобро рассмеялся. - Здорово же он нас надул! - воскликнул он. - Мы как дураки перегрызлись здесь друг с другом... а этот скот сам себя прикончил. - Забавно, - поддержал его Финбоу. - Ну, теперь вы убедились, что это не моя работа? - добавил Уильям. - Ведь вы меня подозревали, признайтесь? Финбоу улыбнулся. - Представьте себе, я с самого начала знал, что вы тут ни при чем. - Рассказывайте сказки, - рассмеялся Уильям. - Откуда вы могли это знать? - Когда-нибудь я вам об этом, может быть, и расскажу, - ответил Финбоу. - Вы довольно агрессивный молодой человек, вот почему я и не верил в то, что вы могли его убить. Весь этот фарс, разыгрываемый у меня на глазах, был настоящей пыткой. Мне было противно сидеть и слушать, как Финбоу убеждает моих молодых друзей в том, что самое страшное позади. Я должен был оставаться внешне спокойным, в то время как мне было известно, что один из них убийца. Низкий голос Эвис прервал мои раздумья: - Как приятно снова почувствовать, что тебе ничего не угрожает! - воскликнула она. - Эти несколько дней... Боже, мне кажется, я постарела на десять лет! - Да, не очень приятные воспоминания, - согласился Кристофер. - Не приведи бог еще раз пережить такое, - заявила Тони, подняв свое зардевшееся лицо. Все дружно с ней согласились, а у меня сердце сжалось от боли. - У меня идея! - воскликнул Филипп, - Давайте объявим об этом миссис Тафтс. Позвали миссис Тафтс. Через несколько минут она возникла в дверях с недовольной миной, неодобрительно поглядывая на нас. - Миссис Тафтс, - начал Филипп, - мы хотим вас обрадовать: среди нас нет убийцы. - Кто это сказал? - недоверчиво спросила она. - Сержант Беррелл, - ответил Финбоу. Лицо миссис Тафтс несколько смягчилось. - Ну что же, ему виднее, - заявила она. - Он человек башковитый... и настоящий джентльмен, чего не скажешь о других, которые только считаются таковыми. При этом она посмотрела на меня. Крепко же она меня невзлюбила, и, видимо, был преступником я или нет, для нее не имело ровным счетом никакого значения. - Коль скоро дело кончено, - продолжала она, - вы поди на захотите здесь дольше оставаться. Когда же вы съедете? - Хоть сию минуту, - процедила сквозь зубы Эвис. - После ленча, - заявил Уильям. - А по-моему, нам надо переночевать здесь еще одну ночь! - возразил Филипп. -Хотя бы для того, чтобы убедиться, что мы по-прежнему друзья и можем надеяться как-нибудь в будущем снова собраться и весело провести время. - Отличная мысль! - откликнулся Кристофер. - Миссис Тафтс, мы останемся еще на день-другой. Миссис Тафтс только фыркнула в ответ. Вся вторая половина дня была для меня сплошной мукой. Молодежь предавалась какому-то лихорадочному веселью - не потому, что им в самом деле было весело, а словно желая кому-то что-то доказать. Наблюдая за ними со стороны, Финбоу бесстрастно заметил: - Ведь что любопытно: даже на такой исключительный случай существуют свои условности, которые диктуют, как надо себя вести после сильной эмоциональной встряски. Взгляни на них, они из кожи вон лезут потому только, что им с детства вбили в голову, что, когда тревоги остались позади, принято веселиться. В то время как естественная реакция после сильного нервного напряжения должна быть совсем иной: усталое безразличие и апатия. - Как ты можешь так говорить о них, будто это не люди, а мошки какие-то? - с горечью сказал я ему. Финбоу сидел, как всегда, улыбаясь и затягиваясь сигаретой, Молодежь, искупавшись в реке, теперь нежилась на солнышке. Эвис, худенькая, с кожей, не тронутой загаром, выглядела томной и хрупкой. У Тони руки и ноги были покрыты загаром, еще средиземноморским. Они с Филиппом брызгались и с шумом гонялись друг за другом в воде. Как они обе хороши, эти девушки, подумал я со смущением. А ведь одна из них хладнокровно и продуманно убила человека. Тут до меня донесся журчащий голос Финбоу: - А случай с Тони и Роджером довольно интересен, - говорил он. - Тони из числа влюбчивых и пылких девушек, это вне всяких сомнений. В данный момент она, например, без ума от Филиппа. Осмелюсь предположить, что два года тому назад она так же потеряла голову из-за Роджера. Но теперь она относится к этому своему давнему роману совсем иначе, вот что примечательно. Чего только она не делала, чтобы ни одна живая душа не узнала, что она когда-то была знакома с Роджером! - Потому что это опасно для нее в сложившейся ситуации, - вступился я. - Нет. В основном потому, что она хотела скрыть это от Филиппа, - продолжал Финбоу. - Именно это-то и интересно. - Любая нормальная женщина скрывает свои прежние любовные похождения от возлюбленного, - возразил я, не совсем понимая, куда он клонит. Финбоу усмехнулся. - А я готов держать пари, что Тони рассказала Филиппу обо всех своих увлечениях... кроме этого. Будь спокоен, она не лишена естественного для такой хорошенькой женщины тщеславия и гордится своими победами. - Тогда почему же она скрыла свой роман с Роджером?- спросил я. - Уж не потому ли, что она задумала его убить? - Нет, потому что она хотела завоевать любовь Филиппа и не хотела, чтобы он видел ее в обществе мужчины, который без зазрения совести бросил ее. Не забудь, что все то время, что Роджер был с Тони, он продолжал регулярно делать предложения Эвис. И Тони знала, что Роджер любит Эвис. Это-то она ему и не могла простить. Мысль о том, что о ее унижении узнает Филипп, была ей невыносима, - объяснил Финбоу. - Но если Филипп любит ее, то какое это может иметь значение? - спросил я. - Возможно, она, сама того не сознавая, исходила из простой житейской истины, что так или иначе на чувства каждого из нас оказывает влияние мнение окружающих. Часто мужчина любит женщину только за то, что ее любят другие. И наоборот, как бы сильно мужчина ни любил женщину, на него всегда действует расхолаживающе то, что другие мужчины не находят ее заслуживающей внимания. Если бы Филипп узнал, что Роджер любит Эвис и пренебрег Тони, очень возможно, он и сам охладел бы к Тони. Глупо, конечно, но все мы рабы чужого мнения, это факт, а факты упрямая вещь. Причина проста: ни один человек не способен противостоять в полной мере мнению общества, когда оно берется судить, что хорошо... а что достойно осуждения! - В твоих словах есть доля правды, - констатировал я, засмотревшись на Эвис и Тони, стоявших рядышком на солнце. Я подумал, что мужчина, которого полюбит любая из этих двух девушек, может считать, что ему в жизни повезло. И все же... - Собственно, ты и сам мог прийти к такому выводу после того, как мы услышали прошлой ночью разговор Тони с Филиппом, - задумчиво продолжал Финбоу. - Ее не столько пугала перспектива быть заподозренной в убийстве, сколько то, что до Филиппа дойдут слухи, что Роджер ее отверг. Ты ведь помнишь, как упорно старалась она внушить ему, что ей первой наскучил этот роман и она сама бросила Роджера. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы Филипп в это поверил! С этой целью она и увезла его туда, где ничто не мешало им любить друг друга, потому-то она и сочинила эту историю и много бы отдала, чтобы это действительно было так, как она рассказывала. Именно поэтому она так ненавидит Эвис. Эвис для нее - живое напоминание о собственном поражении! Я заглянул в лицо Финбоу. - Все звучит весьма логично и убедительно в твоих устах, - заметил я. - Но что это доказывает? - Это доказывает как дважды два четыре, что мертвый Роджер гораздо опаснее для Тони, чем живой. Посуди сам, если Роджер мертв, то его роман с Тони так или иначе выплывает наружу. Если бы он был жив и все еще надеялся, что рано или поздно Эвис станет его женой, то он, надо полагать, приложил бы все усилия, чтобы скрыть свою интрижку с Тони, тем более что этот роман происходил как раз тогда, когда Роджер продолжал осаждать Эвис своими ухаживаниями. - Ты хочешь сказать, что Тони не была заинтересована в том, чтобы Роджер был убит, и, следовательно, не она убийца? - спросил я, холодея от страха. - Разумеется, нет, - спокойно ответил Финбоу. - Я думаю, что ты и сам это понял, когда был найден пистолет. Глава восемнадцатая ЭВИС СЖИГАЕТ ДНЕВНИК Я не мог произнести ни слова, в голове неотступно стучала одна мысль: подозрение не снято только с Эвис! Эвис стояла на берегу и не могла решить, искупаться ей еще раз или не стоит. Грустное, бледное лицо, изящество в каждой линии хрупкой фигурки - Эвис была олицетворением невыразимой прелести! Я в ужасе зажмурил глаза. А Финбоу продолжал как ни в чем не бывало: - Место, где был найден пистолет, точно определяет время убийства. Даже если не учитывать того, что пистолет мог по твердому грунту немного переместиться из-за течения, все равно очевидно, что его бросили за борт не позднее 9.15. А это в точности соответствует нашим перво