Понтии, герцога Необозримии и маркиза Дремурии, кавалера Большого Креста почетного Ордена Тыквы. Этот орден, - он блестит на его благородной груди, - его высочество получил от августейшего родителя, его величества Заграбастала Первого, за отвагу, проявленную им в битве при Тиримбумбуме, где его высочество собственноручно сразил повелителя Дылдии и еще двести одиннадцать великанов из двухсот восемнадцати, составлявших лейб-гвардию этого князя. Остальных рассеяло бесстрашное понтийское войско после отчаянной схватки, в которой наши понесли большой урон. "Ах, что за принц! - думала Анжелика. - Как храбр, невозмутим и как молод, - настоящий герой!" - Его ученость не уступает доблести, - продолжал придворный живописец. - Он в совершенстве знает все языки, восхитительно поет, играет на всех инструментах, сочиняет оперы, которые тысячу раз подряд идут на сцене нашего королевского театра; однажды он даже танцевал в балете перед своими августейшими родителями и был до того хорош, что от любви к нему умерла его кузина, прелестная дочь повелителя Керсии. Все принцессы и графини, Право, лучше на картине. - Но отчего же он не женился на этой бедной принцессе? - со вздохом спросила Анжелика. - Они состояли в очень близком родстве, ваше высочество, а церковь запрещает подобные браки, - сказал живописец. - К тому же августейшее сердце нашего молодого принца уже занято. - Кем же? - не отставала Анжелика. - Я не вправе назвать имя этой принцессы, - отвечал живописец. - Тогда хоть скажите, с какой буквы оно начинается, - попросила Анжелика, и сердце ее учащенно забилось. - Угадайте сами, ваше высочество, - предложил Лоренцо. - С "Я"? - спросила Анжелика. Художник ответил, что нет; тогда она назвала "Ю", потом "Э", потом "Ш" и так перебрала почти весь алфавит. Когда она дошла до "Г" и все не могла угадать, ею овладело сильное волнение; когда назвала "В" и тоже услышала "нет", взволновалась еще пуще, а когда назвала "Б", и "Б" тоже оказалось не той буквой, она воскликнула: - Спускунет, милая, дайте мне свой флакон с нюхательной солью! А потом, уткнув личико в плечо ее сиятельства, еле слышно прошептала: - Неужели с "А", синьор? - Угадали. И хотя, повинуясь приказу своего юного повелителя, я не смею назвать вашему высочеству имя той принцессы, которую он любит нежно, страстно, преданно, восторженно, я могу показать вам ее портрет! возгласил лукавец. И он подвел принцессу к золоченой раме и отдернул висевший на ней занавес. Подумать только - перед ней было зеркало! И Анжелика увидела в нем себя. Глава VII, в которой Перекориль ссорится с Анжеликой Придворный живописец его величества короля Понтии вернулся во владения своего монарха и привез с собою множество набросков, сделанных им в столице Пафлагонии (вы, конечно, знаете, мои милые, что зовется она Бломбодингой); но самым прелестным из всех его рисунков был портрет принцессы Анжелики, посмотреть на который сбежалось все понтийское дворянство. Король был так восхищен этой работой, что наградил художника Орденом Тыквы шестого класса, и отныне живописец стал сэром Томазо Лоренцо, кавалером Ордена Тыквы. В свою очередь, король Храбус прислал сэру Томазо рыцарский Орден Огурца, а также чек на крупную сумму в награду за то, что во время пребывания в Бломбодинге тот писал короля, королеву и цвет общества и очень вошел там в моду, к великой ярости всех пафлагонских живописцев, ибо теперь его величество частенько говаривал, указывая на портрет Обалду, оставленный сэром Томазо: - Ну кто из вас так рисует?! Портрет этот висел в королевской гостиной над королевским буфетом, и Анжелика, разливая чай, всегда могла любоваться им. С каждым днем он казался ей все краше и краше, и принцесса до того приохотилась им любоваться что нередко проливала чай на скатерть, а родители при этом подмигивали друг другу и, покачивая головой, говорили: - Дело ясное!.. Молодые - все кокетки, И принцессы и субретки. Между тем бедный Перекориль по-прежнему лежал больной наверху, у себя в спальне, хотя и глотал все противные микстуры, прописанные ему лекарем, как то подобает послушному мальчику, - надеюсь, и вы, мои милые, ведете себя так же, когда заболеете и маменька зовет к вам доктора. Единственно, кто навещал принца (помимо его друга гвардейского капитана, который постоянно был чем-нибудь занят или маршировал на плацу), - это маленькая Бетсинда, которая прибирала его спальню и гостиную приносила ему овсяную кашу и согревала грелкой постель. Обычно служанка приходила к нему утром и вечером и Перекориль непременно спрашивал: - Бетсинда, Бетсинда, как поживает принцесса Анжелика? И тогда Бетсинда отвечала: - Спасибо, ваша милость, прекрасно. Перекориль вздыхал и думал, что, если б болела Анжелика, он бы навряд ли чувствовал себя прекрасно. Потом Перекориль спрашивал: - А скажи, Бетсинда, не справлялась ли нынче обо мне принцесса? И Бетсинда ему отвечала: - Сегодня нет, ваша милость. - Или: - Когда я ее видела она была занята игрой на рояле. - Или: - Она писала приглашения на бал и со мной не разговаривала. Или еще как-нибудь ее оправдывала, не слишком придерживаясь истины, ибо Бетсинда была существом добрым, всячески желала уберечь Перекориля от огорчения и даже принесла ему с кухни жареного цыпленка и желе (когда больной стал поправляться и доктор разрешил ему эти кушанья) и при этом сказала, что желе и хлебный соус собственноручно приготовила для кузена принцесса. Услышав это, Перекориль воспрянул духом и мгновенно почувствовал прилив сил; он проглотил без остатка все желе, обглодал цыпленка - грудку, ножки, крылышки, спинку, гузку и все остальное, - мысленно благодаря душечку Анжелику. А на другой день он почувствовал себя до того хорошо, что оделся и сошел вниз; и тут встретил - кого бы вы думали? - Анжелику, которая как раз входила в гостиную. Все чехлы со стульев были сняты, шелковые занавеси отдернуты, с канделябров убраны покрышки, со стола унесено рукоделье и разные мелочи и вместо них разложены красивые альбомы. Голова Анжелики была в папильотках, - словом, по всему было видно, что ожидаются гости. - Боже правый! - вскричала Анжелика. - Вы здесь и в таком платье! Что за вид! - Да, я сошел вниз, душечка Анжелика, и сегодня прекрасно себя чувствую, а все благодаря цыпленку и желе. - Какое мне дело до вашего цыпленка и желе! Ну что за неуместный разговор! - возмутилась Анжелика. - Так разве не вы... не вы их прислали мне, Анжелика, душечка? - проговорил Перекориль. - И не думала! "Анжелика, душечка"! Нет, Перекориль, душечка, - передразнила она его, - я была занята, я готовила дом к приему его высочества принца Понтии, который спешит пожаловать с визитом ко двору моего батюшки. - Принца Понтии?! - ужаснулся Перекориль. - Да, да, принца Понтии! - опять передразнила его Анжелика. - Ручаюсь, вы и слыхом не слыхали об этой стране. Ну сознайтесь, что не слыхали! Даже, верно, не знаете, где она расположена, эта Понтия, на Красном море или на Черном. - Нет, знаю, на Красном, - ответил Перекориль, и тогда принцесса расхохоталась ему в лицо и сказала: - Вот дурачок-то! Ну как вас пускать в приличное общество? Вы так невежественны! У вас только и разговору, что о собаках да лошадях, вот и обедали бы лучше с драгунами моего отца. Ну что вы на меня так уставились, сэр? Ступайте оденьтесь в лучшее платье, чтобы встретить принца, и не мешайте мне прибирать в гостиной. Мало кто умеет жить, Своим счастьем дорожить. - Ах, Анжелика, Анжелика, - промолвил Перекориль. - Не ждал я такого! Вы говорили со мной иначе, когда в саду дали мне это кольцо, а я дал вам свое, и вы подарили мне по... Что он хотел сказать, мы так и не узнаем, ибо Анжелика закричала в ярости: - Прочь, дерзкий нахал! И вы еще смеете напоминать мне о своей наглости! А что до вашего грошового колечка, так вот оно, сэр, ловите! - И она вышвырнула его в окошко. - Но это же обручальное кольцо моей матери! - вскричал Перекориль. - Мне все равно, чье оно! - не унималась Анжелика. - Женитесь на той, что подберет его, а я за вас не пойду! И верните мне мое. Терпеть не могу людей, которые подарят что-нибудь и хвалятся! Есть один человек тот подарил бы мне кое-что получше всех ваших подарков, вместе взятых. Подумаешь, колечко, да оно не стоит и пяти шиллингов! Ведь Анжелика не догадывалась, что подаренное ей кузеном колечко - волшебное, что если его носит мужчина, в него влюбляются все женщины, а если женщина все мужчины. Ее величество, мать Перекориля, отнюдь не была красавицей и все же, пока носила это кольцо, вызывала у всех восхищение; а супруг ее, тот был прямо как безумный во время ее болезни! Когда же она призвала к себе сына и надела кольцо ему на палец, венценосный Сейвио заметно охладел к жене и перенес всю свою любовь на маленького принца. Остальные тоже любили его, пока он носил материнское кольцо; но когда, еще совсем ребенком, он отдал его Анжелике, люди воспылали нежностью к ней, а его перестали замечать. - Да, - твердила Анжелика в своей глупой неблагодарности, - я знаю, кто подарит мне кое-что получше вашего никчемного грошового колечка! - И прекрасно, сударыня! Забирайте и вы свое кольцо! - крикнул Перекориль и метнул на нее яростный взгляд, а потом вдруг словно прозрел и воскликнул: - Вот так так?! Неужели это вас я любил всю жизнь?! Неужели я был так глуп, что растрачивал на вас свои чувства?! Ведь, ей-богу, вы... чуточку горбаты! - Негодяй! - завопила Анжелика. - И еще, признаться, немного косите. - Ах! - только и вырвалось у Анжелики. - Волосы у вас рыжие, лицо в оспинах, а еще... еще у вас три вставных зуба и одна нога короче другой. - Ах вы, скотина! - завизжала Анжелика и свободной рукой (другой она вырвала у него кольцо) отвесила Перекорилю три пощечины и, наверно, выдрала бы ему все волосы, если бы он не прокричал со смехом: - Анжелика, не рвите мне волосы - это же больно? Ваши-то, я вижу, нет нужды стричь или выдирать: их можно снять с головы, как шапку. Хо-хо-хо! Ха-ха-ха, хихи-хи! Он задыхался от смеха, а она от ярости; и тут в комнату вошел разнаряженный граф Шаркуньель, первый королевский флигель-адъютант, и с низким поклоном возгласил: - Ваше высочество! Их величества просили вас пожаловать в Розовую тронную, где они ожидают прибытия принца Понтии. Глава VIII, повествующая о том, как Спускунет подобрала волшебное колечко, а во дворец пожаловал принц Обалду Барабаны бьют в саду: К нам явился Обалду! Приезд принца Обалду взбудоражил весь двор; придворным было ведено одеться по-праздничному; лакеи облачились в парадные ливреи; лорд-канцлер надел новый парик, гвардейцы - новехонькие мундиры. Конечно, и старушка Спускунет не упустила случая расфрантиться. Она шла во дворец исполнять свою службу при августейшей чете, как вдруг увидела что-то блестящее на каменных плитах дворцового двора и приказала пажу, несшему ее шлейф, пойти и подобрать эту вещицу. Пажом у нее служил безобразный коротышка, одетый в старую, подкороченную куртку, которая перешла к нему от покойного грума и была заметно тесна; и, однако, когда он поднял с земли волшебное колечко (это было оно!) и понес его госпоже, он показался ей чуть ли не купидоном. Он отдал ей колечко; оно было простенькое и маленькое, такое маленькое, что не лезло ни на один из подагрических пальцев графини, и она спрятала его в карман. - Ах, сударыня! - вскричал паж, не сводя с нее глаз. - Как вы нынче прекрасны! "И ты тоже, Джеки", - чуть было не сказала она, да взглянула вниз и увидела, что никакой перед ней не красавец, а всего-навсего рыжеволосый коротышка Джеки, такой же, как давеча утром. Если б нас короны ждали, Нас бы с музыкой встречали. Как бы там ни было, а похвала всегда приятна даме, даже из уст самого что ни на есть уродливого мужчины или мальчика, и Спускунет приказала пажу подхватить ее шлейф и двинулась дальше в отличном расположении духа. Стража приветствовала ее с особым рвением. А когда она проходила через караульную, капитан Атаккуй сказал ей: - Вы сегодня ангельски хороши, дражайшая сударыня! Так, не скупясь на кивки и улыбки, Спускунет вошла в тронную залу и заняла место позади своих августейших господ, ожидавших наследного принца Понтии. У ног родителей сидела принцесса Анжелика, а за троном его величества стоял глядевший зверем Перекориль. Но вот появился наследный принц Понтии в сопутствии своего лорд-камергера, барона Фокус-Покус; за ними следовал паж-арапчонок, он нес на подушке невиданной красоты венец. Принц был в дорожном платье, и волосы его были несколько неприбраны. - Я проделал с утра триста миль, - объявил он, - так мне не терпелось узреть ее... то бишь монаршую семью и двор Пафлагонии. Я не хотел терять ни минуты и сразу явился пред ваши светлые очи. Стоявший за троном Перекориль разразился презрительным смехом, но августейшие особы были так взволнованы происходящим, что не заметили этой выходки. - Вы милы нам в любом платье, ваше высочество, - отвечал монарх. - Развороль, стул его высочеству! - У вас в любом платье царственный вид, ваше высочество, - с любезной улыбкой вставила Анжелика. Гостя принц наш осмеял: Он кузину ревновал. - Вы не видели других моих платьев! - отозвался принц. - Я бы их надел, да этот олух форейтор забыл их захватить. Это кто там смеется? А смеялся Перекориль. - Я, - отвечал он. - Вы же только что сказали, будто не хотели терять времени на переодевание - так вы спешили увидеть принцессу. А теперь оказывается, вы пришли в этом платье просто потому, что при вас нет Другого. - Да кто вы такой? - спросил принц Обалду вне себя от гнева. - Мой отец был повелителем этой страны, а я принц и его единственный наследник! - надменно отвечал Перекориль. - Хм! - пробурчали король и первый министр, явно встревоженные. Впрочем, его величество овладел собой и произнес: - Любезный принц Обалду, я забыл представить вашему высочеству своего любезного племянника, его высочество принца Перекориля! Будьте знакомы! Обнимите друг друга! Подай его высочеству руку, Перекориль! Племянник исполнил его приказание и так стиснул руку бедному Обалду, что у того на глазах выступили слезы. Тем временем Развороль принес для высокого гостя кресло и водрузил его на возвышении, где разместились король, королева и принц. Но кресло поставили у самого края, и едва Обалду сел в него, как опрокинулся вместе с ним и кубарем покатился по полу, оглашая зал бычьим ревом. Но еще громче звенел голос Перекориля: он хохотал во все горло; когда же Обалду встал на ноги, смеялся уже весь двор; и хотя при его появлении никто не заметил в нем ничего смешного, сейчас, когда он поднялся с пола, он казался таким глупым и некрасивым, что люди не в силах были удержаться от смеха. В комнату, как все помнили, он вошел с розой в руке, а падая, обронил ее. - Где моя роза?! Роза! - вопил Обалду. Камергер кинулся поднимать цветок и подал его принцу, который засунул его за вырез жилета. Тут всех охватило сомнение: чему они, собственно, смеялись? Ничего-то в нем нет смешного! Чуточку толстоват, приземист, рыж, а в общем, для принца не так уж плох. И вот все уселись и повели беседу: августейшие особы друг с другом, приезжие сановники - с местными; Перекориль же за троном увлеченно болтал со Спускунет. Он так нежно на нее поглядывал, что сердце ее затрепетало. - Ах, милый принц, - сказала она, - как могли вы столь дерзко разговаривать в присутствии их величеств! Право, я едва не упала в обморок! - Я бы поймал вас в объятья, - заявил Перекориль, бросая на нее восхищенный взгляд. - Отчего вы так жестоки с нашим гостем, милый принц? - спросила Спускунет. - Я его ненавижу, - отвечал Перекориль. - Вы ревнуете, вы ведь все еще любите бедную Анжелику! - воскликнула Спускунет, поднося к глазам носовой платок. - Любил, но больше не люблю! - вскричал принц. - Я ее презираю! Будь она наследницей двадцати тысяч тронов, я бы все равно презирал ее и смеялся над ней. Но к чему говорить о тронах! Я своего лишился. Я слишком слаб, чтобы воевать за него, я одинок, у меня нет друзей. - Ах, не говорите этого, ваше высочество! - сказала Спускунет. - К тому же, - продолжал он, - мне так хорошо здесь за троном, что я не променял бы своего места ни на какой трон на свете! - О чем это вы там болтаете? - осведомилась королева, женщина не злая, хотя и не слишком обремененная мудростью. - Пора одеваться к обеду. Перекориль, проводи принца Обалду в отведенную ему комнату. Если ваш гардероб еще не прибыл, ваше высочество, мы будем счастливы видеть вас и в этом платье. Все сидели за столом И поссорились потом. Но когда принц Обалду поднялся к себе в спальню, его багаж был там и уже распакован; а затем явился парикмахер и, к полному его удовольствию, подстриг его и завил; когда же колокольчик пригласил всех к столу, августейшим хозяевам пришлось дожидаться гостя всего лишь каких-нибудь полчаса, и тем временем король, не любивший никого ждать, стал мрачнее тучи. Что же касается Перекориля, то он пока что не отходил от графини Спускунет, стоял рядом с ней в оконной нише и говорил ей разные комплименты. Наконец дворецкий возвестил появление наследника Понтии, и все высокое общество направилось в обеденную залу. То было весьма избранное общество только король с королевой, принцесса (ее вел к столу Обалду), два принца, графиня Спускунет, первый министр Развороль и камергер его высочества Фокус-Покус, Разумеется, обед им подали такой - прямо пальчики оближешь! Пусть мои милые маленькие читатели вспомнят каждый свое любимое кушанье и представят себе его на королевском столе {Здесь можно затеять веселую игру, ко время которой каждый из детей назовет свое любимое кушанье.}. Принцесса весь обед без умолку болтала с понтийским принцем, а тот ел без меры и удержу и лишь однажды оторвался от тарелки, когда Перекориль, разрезавший гуся, пустил ему в лицо густую струю начинки с луковым соусом. Виновник только рассмеялся при виде того, как Обалду вытирает лицо и манишку надушенным носовым платком. Он и не подумал перед ним извиниться. Когда гость взглядывал на него, он отворачивался. А когда тот сказал: "Позвольте мне выпить с вами, принц!" - Перекориль не удостоил его ответом. Его слух и зрение приковала к себе графиня Спускунет, которая, разумеется, была польщена вниманием Перекориля, - вот ведь тщеславная старуха! Когда принц не говорил ей комплиментов, он издевался над Обалду, да так громко, что Спускунет всякий раз ударяла его веером и говорила: - Ах вы, насмешник! Ведь он услышит! - Ну и пусть, - отвечал Перекориль еще громче. По счастью, король с королевой ничего не слыхали, ибо королева была туга на ухо, а супруг ее с такой жадностью накидывался на каждое кушанье и при этом так чавкал, что уже ничего другого не слышал. Откушав, их величества отправились подремать в кресле. Тут-то Перекориль и начал шутить шутки над принцем Обалду: он потчевал его портвейном, хересом, мадерой, шампанским, марсалой, вишневкой и пивом, и все это Обалду пил стаканами. Однако, угощая гостя, Перекориль вынужден был и сам прикладываться к бутылке и, как ни грустно признаться, хватил лишнего, так что, когда молодые люди вернулись к дамам, они вели себя шумно и неучтиво и мололи всякий вздор; сейчас вы узнаете, мои милые, как дорого им стоила их опрометчивость! Обалду вошел в комнату, уселся у фортепьяно, на котором аккомпанировала себе Анжелика, и стал фальшиво подпевать ей; он опрокинул кофе, принесенный лакеем, не к месту смеялся, говорил глупости и, наконец, уснул и оглушительно захрапел. Ну что за свинья! Однако и теперь, когда он валялся на розовом атласном диване, он по-прежнему казался Анжелике восхитительнейшим из смертных. Разумеется, это волшебная роза принца Обалду поразила Анжелику слепотой; впрочем, Анжелика не первая на свете приняла дурня за божество! Перекориль, конечно, сел рядом со Спускунет, чье морщинистое лицо пленяло его все сильней и сильней. Он осыпал ее самыми неистовыми комплиментами. Подобный ангел еще не ступал по земле!.. Что? Старше его?.. А, пустяки!.. Он бы охотно на ней женился... Да-да, на ней и ни на ком другом... То привычка, брат, плохая: Ставить подпись, не читая. Выйти за наследного принца! То-то ведь удача! И хитрая бестия тут же достала лист бумаги и написала на нем: "Сим подтверждаю, что я, Перекориль, единственный сын короля Пафлагонии Сейвио, обязуюсь взять в жены прелестную и добродетельную Барбару Гризельду, графиню Спускунет, вдову усопшего Дженкинса Спускунета, эсквайра". - Что вы там пишете, прелестная Спусси? - осведомился Перекориль; он сидел развалясь на софе возле письменного стола. - Всего лишь приказ вам на подпись, милый принц, о выдаче одеял и угля для бедняков - на дворе-то мороз! Видите, их величества уже спят, но вашего милостивого распоряжения будет достаточно. И вот Перекориль, который, как прекрасно знала Спускунет, был добрейшей души человек, мигом подписал эту бумагу; а когда она попала в карман к графине, вы и представить себе не в силах, до чего та возгордилась. Она сейчас не уступила бы дорогу даже королеве, - ведь она будет женой самого что ни на есть законного властителя Пафлагонии! Она теперь не станет разговаривать с Разворолем, - экая скотина, отнял корону у ее милого жениха! А когда подали свечи и графиня Спускунет помогла раздеться королеве и принцессе, она удалилась к себе, взяла лист бумаги и, в предвкушении того дня, когда станет королевой, принялась выводить: "Гризельда Пафлагонская", "Барбара Regina", "Гризельда Барбара Паф. Reg." и бог ее знает какие еще подписи. Глава IX, в которой Бетсинда подает грелку А Бетсинда наша где? Чует сердце: быть беде! Когда маленькая Бетсинда вошла к Спускунет, чтобы закрутить ей волосы в папильотки, та была в столь добром расположении духа, что, как ни странно, принялась ее хвалить. - Ты мило причесала меня нынче, Бетсинда, - сказала она. - Я, помнится, обещала тебе что-нибудь подарить. Вот тебе пять ши... нет, вот тебе хорошенькое колечко, я его нашла... я его когда-то носила. - И она отдала Бетсинде найденное ею во дворе кольцо. Девушке оно пришлось как раз впору. - Ну в точности то, что носила принцесса, - сказала она. - Какой вздор! - ответила графиня. - Оно у меня сто лет. Подоткни-ка мне получше одеяло. А теперь, поскольку ночь очень холодная (за окном и впрямь валил снег), можешь пойти к милому Перекорилю и, как положено доброй служанке, согреть грелкой его постель. Потом можешь распороть мое зеленое шелковое платье, подновить к утру мой чепец, заштопать дыру на моем шелковом чулке и тогда уже идти спать, Бетсинда. Да смотри не забудь подать мне в пять утра чашку чая! - Пожалуй, сударыня, надо бы согреть грелкой постели обоих принцев, - заметила Бетсинда. Но в ответ она только услышала: - Хр-р... пуф-пуф! Рр-р... брр... паф! - Спускунет спала мертвым сном. Надо вам сказать, что опочивальня ее сиятельства находилась рядом с королевской, а по соседству от родителей спала принцесса. И вот душечка Бетсинда пошла за углем на кухню и набила им королевскую грелку. Она и всегда-то была доброй, веселой, обходительной и пригожей, девицей, а в тот вечер была в ней, должно быть, особая прелесть, ибо все женщины в людской принялись всячески бранить ее и шпынять. Ключница назвала ее спесивой нахалкой; старшая служанка спросила, как ей не стыдно ходить в бантах да локонах - срам, и только! А кухарка (во дворце держали и повара и кухарку) сказала своей помощнице, что никак она в толк не возьмет - ну чего в ней особого, в этой кукле! Зато мужчины, все до одного - кучер, лакей Джон, паж Побегуль и Мусью, камердинер понтийского принца, - как увидели ее, так вскочили с места и закричали: - Лопни мои глаза! | Что за - О, господи! | красотка - О, небеса! | эта - О, ciel! {О, небо! (франц.).} | Бетсинда! - Руки прочь! Ваши дерзости неуместны, сброд вы этакий! - восклицает Бетсинда и уходит прочь со своей грелкой. Поднимаясь по лестнице, она слышала, как принцы гоняют шары в бильярдной, и сперва согрела постель Перекориля, а потом направилась в спальню гостя. Едва она покончила со своим делом, как в комнату вошел Обалду и при виде ее завопил: - О! А! У! Ах, какая красо-о-у-тка! Ангел! Розанчик! Бутончик! Ну позволь мне быть твоим обал... душечкой!.. Убежим, убежим в пустыню! В жизни я не видел газели, чьи темно-синие очи так радовали бы мой взор. О богиня красоты, не отринь мое чистое сердце! Оно преданней того, что бьется в груди солдата! Будь моей подругой, повелительницей Понтии! Мой король-отец согласится на наш брак. А что до этой рыжеволосой Анжелики, так мне на нее теперь наплевать! Если час лихой придет, Жарче угля ревность жжет. - Отойдите, ваше высочество, и, прошу вас, ложитесь спать! - говорила Бетсинда, не выпуская из рук грелки. Но Обалду не унимался. - Нет, никогда! - кричал он. - До той поры, пока не стану мужем прелестной скромницы, что во дворце здесь служит! Глаза твои сражают наповал - понтийский принц к ногам твоим упал. И он продолжал в том же духе и был так нелеп и смешон, что Бетсинда, большая шутница, не удержалась и ткнула его грелкой, отчего он, разумеется, завопил уже совсем другим голосом: " О-о-о!!!" Он поднял такой шум, что его услыхал Перекориль и выскочил из соседней комнаты узнать, в чем дело. Едва он увидел, что происходит, как в гневе кинулся на Обалду и с такой силой подбросил его ногой, что тот подлетел к потолку; он проделывал это до тех пор, пока у гостя не растрепались все кудри. Бедняжка Бетсинда не знала, плакать ей или смеяться. Гостю, наверно, приходилось туго, и все же на него нельзя было смотреть без смеха. Когда Перекориль перестал его подбрасывать и он отошел в угол, потирая бока, что, по-вашему, сделал его противник? Упал на колени перед служанкой, схватил ее за руку и стал просить ее не отвергать его чувств и немедля выйти за него замуж. Представляете, каково было Бетсинде, которая боготворила Перекориля с тех самых пор, как впервые малюткой увидала его в дворцовом саду! - О божественная Бетсинда! - говорит принц. - Как мог я пятнадцать лет жить с тобой бок о бок и не замечать твоей красоты! Ну какая женщина в Европе, в Азии, в Африке, в Америке и даже в Австралии, если б она была уже открыта, посмеет с тобой сравниться? Анжелика? Фи! Спускунет? Фу! Королева? Ха-ха! Ты моя королева, моя Анжелика, ведь ты и есть настоящий ангел. - Что вы, принц, я всего лишь бедная служанка, - отвечает девушка, но лицо ее сияет от счастья. - Разве не ты ходила за мной, когда я был болен и лежал всеми покинутый? - продолжает Перекориль. - Разве не эта нежная ручка оправляла мои подушки, приносила мне жареного цыпленка и желе? - Что правда, то правда, милый принц, - соглашается Бетсинда. - А еще, ваше высочество, коли уж на то пошло, я пришила вашему высочеству пуговицы на сорочке, - сообщает бесхитростная девушка. Не спастись от Купидона Даже тем, на ком корона. Когда бедный Обалду, до смерти влюбленный в служанку, услышал это признание и увидел, сколь недвусмысленные взгляды бросает она на Перекориля, он зарыдал навзрыд, стал рвать на себе волосы и рвал их до тех пор, пока, точно паклей, не усыпал ими всю комнату. Бетсинда давно уже бросила грелку на пол, а когда увидела, что между принцами вот-вот вспыхнет новая, еще более ожесточенная ссора, почла за лучшее убежать из комнаты. - Ну чего ты ревешь, губошлеп несчастный, и дерешь на себе патлы там, в углу! Ты мне еще ответишь за то, что обидел Бетсинду. Да как ты смел стать на колени перед пафлагонской принцессой и целовать ей руку! - Никакая она не пафлагонская принцесса! - вопит Обалду. - Она будет понтийской принцессой! Ни на ком другом я не женюсь! - Ты жених моей кузины! - рычит Перекориль. - Опостылела мне твоя кузина, - заявляет Обалду. - Ты мне ответишь за эту обиду! - выкрикивает в бешенстве Перекориль. - Я тебя укокошу! - Я проткну тебя насквозь! - Перережу тебе глотку! - Вышибу тебе мозги! - Оторву башку! - Пришлю на заре секундантов! - Пристрелю тебя пополудни! - Мы еще встретимся! - кричит Перекориль и трясет кулаком перед носом Обалду; схватив грелку, он облобызал ее, - ведь она побывала в руках Бетсинды, - и кинулся вниз по лестнице. И что же предстало его глазам? На нижней площадке стоял король и говорил Бетсинде разные нежности. Его величество уверял, что услышал шум и почувствовал запах гари и вот вышел посмотреть, что случилось. - Верно, принцы курят табак, сэр, - говорит Бетсинда. - О, прелестная служаночка, - заводит король ту же песню, - выкинь из головы всех принцев! Обрати взор свой на почтенного самодержца, который некогда был недурен собою. - Ах, сэр, что скажет ее величество! - восклицает Бетсинда. - Ее величество!.. - Король разражается смехом. - Да мы ее вздернем. Или я не властитель Пафлагонии? Разве нет у меня веревок, топоров, палачей и плах? Разве под стенами замка не бежит речка? Пли у нас недостанет мешков, чтобы зашивать в них жен? Скажи мне только: "Я твоя", - в мешок зашью супругу я, - тебя достойна роль сия! Когда Перекориль услышал эти злодейские речи, он забыл о почтении к королю, поднял грелку и приплюснул ею дядюшку к полу, как оладью; затем юный принц со всех ног кинулся прочь, за ним с воплями побежала Бетсинда, и тут выскочили из своих спален принцесса, королева и Спускунет. Представляете себе, что с ними сталось, когда они увидели на полу самого Храбуса - мужа, отца и повелителя! Глава X, повествующая о том, как Храбус не на шутку разгневался Едва угли стали припекать, король очнулся и вскочил на ноги. - Позвать ко мне капитана гвардии! - завопил он, топая в ярости своей королевской ногой. О, злосчастное зрелище! Нос его величества был совсем на сторону - так угостил его Перекориль. От ярости король скрежетал зубами. Храбус злобою кипит. У графини хитрый вид! - Капитан, - сказал он и вынул из кармана шлафрока приказ о казни, - добрейший Атаккуй, схватите принца! Он сейчас в своей спальне на втором этаже. Две минуты назад он кощунственной рукой стукнул по священному ночному колпаку своего монарха и ударом грелки поверг меня на пол. Спешите же казнить злодея, иначе вас не пожалею! - И он подобрал полы шлафрока и в сопутствии жены и дочери удалился в свои покои. Капитан Атаккуй был в отчаянии: он очень любил Перекориля. - Бедный, бедный Перекориль! - сказал он, и слезы потекли по его мужественному лицу и закапали на усы. - О мой благородный повелитель, ужели эта рука должна повести тебя на плаху?! Критик знай хулит нас всех: Мышкам слезы - кошке смех. - Что за вздор, Атаккуй! - произнес рядом женский голос. То была Спускунет, которая, накинув пеньюар, тоже вышла на шум. - Король велел вам повесить принца. Ну и вешайте на здоровье! - Я что-то не пойму вас, - говорит ей Атаккуй: он не отличался большим умом. - Ах, простота! Он же не сказал, какого из двух, - поясняет Спускунет. - И точно, не сказал, - отозвался капитан. - Так хватайте Обалду и казните! Услышав это, Атаккуй заплясал от радости. - Долг солдата - повиноваться! - сказал он. - А голова принца Обалду меня вполне устраивает; и, когда настало утро, он первым делом пошел арестовывать принца. Он постучал к нему в дверь. - Кто там? - спрашивает Обалду. - А, капитан Атаккуй! Пожалуйста, входите, милейший. Рад вас видеть. Я вас ждал. - Неужели? - удивляется капитан. - В этом деле меня будет представлять мой лорд-камергер Фокус-Покус, - сообщает ему принц. - Прошу прощения, ваше высочество, только уж тут вас никто не заменит, поэтому незачем зря будить барона. Казалось, и тут принц Обалду ни капельки не встревожился. - Вы, разумеется, явились по делу принца Перекориля, капитан, - замечает он. - Так точно, - ответствует Атаккуй, - по делу нашего принца. - И что же выбрали - пистолеты или шпаги, капитан? - осведомляется Обалду. - Я прекрасно владею и тем и другим и достойно встречу Перекориля, или я не наследник Понтии Обалду! - Вы заблуждаетесь, ваше высочество, - говорит капитан. - У нас для этого пользуются топором. - Ах, вот как? То-то будет жаркая схватка! - восклицает принц. - Позвать сюда нашего лорд-камергера: он будет моим секундантом; и я льщу себя надеждой, что не пройдет и десяти минут, как голова юного Перекориля расстанется с его дерзким телом. Я жажду его крови! Крови!.. - вскричал он, уподобившись дикарю-людоеду. Бедный гость наш, сколько бед! И ловка же Спускунет! - Прошу прощения, сэр, по согласно этому приказу я должен арестовать вас и передать... э... э... в руки палача. - Ты что, рехнулся, приятель?! Остановитесь, говорю вам!.. А! О!.. - только и успел выкрикнуть несчастный принц, ибо гвардейцы Атаккуя схватили его, завязали ему рот носовым платком и потащили на место казни. Как раз в это время король беседовал с Разворолем и, увидев, что стража кого-то ведет, захватил понюшку табака и сказал: - С Перекорилем покончено. Идемте завтракать. Капитан гвардии передал пленника шерифу вместе со смертным приговором, гласившим: "Препровожденного - обезглавить. Храбус XXIV". - Это ошибка! - вопит Обалду, который, очевидно, все никак не поймет, что с ним происходит. - Да чего уж там, - говорит шериф. - Эй, Джек Кетч, берись-ка за дело! И бедного Обалду поволокли на эшафот, где у плахи стоял палач с огромным топором в руках - он был всегда наготове. А теперь нам пора возвратиться к Перекорилю и Бетсинде. Глава XV, как Спускунет разлучила Бетсинду и Перекориля Спускунет, которая была свидетельницей королевских злоключений и знала, что принцу грозит беда, поднялась ни свет ни заря и стала думать о спасении своего милого суженого, как эта глупая старуха теперь называла его. Она нашла Перекориля в саду; он бродил по дорожкам, сочиняя стихи в честь Бетсинды (правда, дальше "пень" и "весь день" дело не шло), и совсем позабыл про вчерашнее - знал только, что краше Бетсинды никого нет на свете. - Ну, милый Перекориль, - говорит Спускунет. - Ну, милая Спусси, - говорит принц, только сегодня уже в шутку. - Я все ломаю себе голову, дорогой, как тебе выпутаться из беды. Придется тебе на время бежать в чужие края. - Про какую беду, про какое бегство вы толкуете? Никуда я не поеду без своей ненаглядной, ваше сиятельство, - возражает Перекориль. - Она отправится с тобой, милый принц, - говорит Спускунет еще вкрадчивей. - Но сперва мы должны взять драгоценности наших августейших родителей и нынешних короля с королевой. Вот тебе ключ, дружочек; это все по праву твое, понимаешь, ведь ты законный монарх Пафлагонии, а твоя будущая жена - ее законная владычица. Собралася Спусси замуж, "Принца, - молвит, - не отдам уж!" - Быть ли ей королевой? - сомневается юноша. - Быть! Забрав драгоценности, иди в спальню Развороля; там у него под кроватью ты найдешь мешки, а в них - деньги: двести семнадцать миллионов девятьсот восемьдесят семь тысяч четыреста тридцать девять фунтов тринадцать шиллингов и шесть с половиной пенсов, и все это - твое, он украл эти деньги у твоего венценосного родителя в час его смерти. И тогда мы сбежим. - Кто это "мы"? - переспрашивает Перекориль. - Ты и твоя нареченная - твоя возлюбленная Спусси! - сообщает графиня, бросая на него томный взгляд. - Как, ты - моя невеста?! - изумляется Перекориль. - Да ведь ты - старая карга! - Ах, негодяй! - визжит графиня. - Ведь ты же дал письменное обязательство жениться на мне! - Прочь от меня, старая гусыня! Я люблю Бетсинду и никого больше! - И он кинулся от нее со всех ног - такой страх его обуял. - Ха-ха-ха! - знай заливается графиня. - Обещанного не воротишь, - на то в Пафлагонии и законы! А что до этой супостатки, бесовки, гарпии, ведьмы, гордячки, ехидны, змеи подколодной Бетсинды, так принц-милатешка не скоро ее сыщет. Он все глаза проглядит, прежде чем найдет ее, будь я не я. Ведь ему невдомек, что его Бетсинда... Так что же Бетсинда?.. А вот послушайте. Бедняжка встала в то зимнее утро в пять часов, чтобы подать чай своей привередливой госпоже, однако та на сей раз встретила ее не улыбкой, а бранью. С полдюжины оплеух отвесила Спускунет служанке, пока одевалась; но бедная малютка так привыкла к подобному обращению, что ничего худого не заподозрила. - А теперь, когда государыня дважды позвонит в колокольчик, ступай побыстрее к ней! - говорит графиня. Коли женщина озлится, То лютует, как тигрица. И вот, когда в покоях королевы дважды прозвонил колокольчик, Бетсинда явилась к ее величеству и присела перед ней в милом реверансе. Все три ее госпожи были уже здесь: королева, принцесса и графиня Спускунет. Едва они ее увидели, как начали: - Мерзавка! - кричит королева. - Змея! - подхватывает принцесса. - Тварь! - выкрикивает Спускунет. - С глаз моих долой! - вопит королева. - Убирайся прочь! - кричит принцесса. - Вон отсюда! - заключает Спускунет. Ах, сколько бед обрушилось в то утро на голову Бетсинды, и все из-за прошлой ночи, когда она пришла с этой злосчастной грелкой! Король предложил ей руку и сердце, и, конечно, его августейшая супруга воспылала к пей ревностью; в нее влюбился Обалду, и, конечно, Анжелика пришла в ярость; ее полюбил Перекориль, и Спускунет готова была ее растерзать! - Отдай | что | кричали чепец, | я | все три платье, | тебе | в один нижнюю юбку, | подарила! | голос. И они стали рвать с бедняжки одежду. - Как ты посмела | короля! | кричали заманивать | принца Обалду!