преобразило мистера Парадена, вытравило из него ветхого Адама, и семья склонялась к мнению, что причина -- в страсти к собиранию старых книг, которая внезапно овладела им на седьмом десятке. Пока Кули Параден не собирал книг, к нему было не подступиться. Он кричал, что его грабят, и раз даже запустил стулом в Джаспера Дайли, но, к сожалению, промахнулся. Однако теперь наступила благодать. Он, словно лунатик, бродил по своей библиотеке в Вестбери и выписывал чеки с той восхитительной отрешенностью, какой дай Бог всем нашим богатым родственникам. Таков был благодетель, поддерживавший Билла Веста во все время учебы и до того момента, когда тот лежал в постели, мучимый совестью. Да, решил Билл, Совесть права. Разумеется, он не так плох, как дядя Джаспер и кузина Эвелина, но теперь ясно, что он действительно позволил себе оказаться в двусмысленном положении, которое малознакомые люди могли бы истолковать превратно. Он никогда не испытывал тяги к изготовлению целлюлозы, но теперешнее раскаяние подсказывало, что в этом занятии должна быть своя прелесть. Конечно, со стороны этого не разглядишь, но если вникнуть... Он понятия не имел, как и зачем изготавливают целлюлозу -- но это частности, за недельку освоимся. Главное -- начать. Преисполненный решимости, Билл со стоном вылез из постели и направился в ванную. Холодный душ способен творить чудеса. Вкупе с юностью он мгновенно выгоняет едва ли не любую телесную хворь. Когда пятью минутами позже Билл растирался полотенцем, почти ничто не напоминало ему о старом -- разве что голова нет-нет, да отзывалась болезненно на громкие звуки. Он трепетал от решимости и отваги. Массируя спину, Билл еще раз обозрел свою программу. Разумеется, для начала он согласится на любое, самое скромное предложение -- лишь бы осмотреться и войти в курс дела. А дальше уж развернется на полную катушку. В жизни не ударить пальцем о палец -- это ж сколько в нем скопилось нерастраченной энергии! Он устремится вперед, и вскоре неизбежно приберет к рукам все производство. У дяди Кули эта целлюлоза в печенках сидит. В свое время старик вкалывал, как проклятый, но за последние годы увлекся путешествиями и библиотекой, делами ему заниматься недосуг. Целлюлозно-бумажной Компании Парадена нужна свежая кровь, а у него, Билла, свежая кровь так и бурлит. Он оделся и вышел к легкому завтраку. Возбуждение рисовало все новые картины, где вместе с успехом присутствовала Алиса Кокер. Преграды? Какие преграды! Ему ли страшиться трудностей? Билл потянулся за утренней газетой, почти готовый прочесть на первой странице: ЛЮБОВЬ В ВЫСШЕМ СВЕТЕ. МОЛОДОЙ ЦЕЛЛЮЛОЗНЫЙ КОРОЛЬ ЖЕНИТСЯ НА КРАСАВИЦЕ. ИНТЕРВЬЮ С МИСТЕРОМ ВЕСТОМ. Вместо этого он уткнулся взглядом в привычное: РАЗВОД В ВЫСШЕМ СВЕТЕ. БЫВШАЯ ЖЕНА УТЕШАЕТСЯ С ЛЮБОВНИКОМ. -- Тьфу. -- Билл со злостью впился зубами в грейпфрут. -- Звонит мистер Джадсон Кокер, сэр, -- сказал Риджуэй, просочившийся в комнату бесшумным ручейком. Билл подошел в телефону. Он был холоден, суров и несклонен извинять порок. Встав на путь исправления, он думал о друге и вчерашнем собутыльнике не иначе, как с пуританской дрожью. Удивительно, как часто лучшим из девушек достаются непутевые братья. Может быть, он слишком много хотел от брата своей богини, потому что мысленно рисовал нечто среднее между сэром Галахадом, добрым королем Венцеславом и святым Франциском Ассизским. Джадсон явно не дотягивал до этого идеала. Вспомнить только прошлую ночь! Джадсон вел себя в точности как великосветский кутила из фильма -- ну, тот, что закатывает оргии, из которых цензор, едва взглянув, вырезает три тысячи футов. Можно и повеселиться, но всему есть пределы, особенно когда речь заходит о прекраснейшем из полов. А Джадсон Кокер выходит за эти пределы на несколько парсангов. -- Алло? -- сказал Билл. Он говорил резко, чтобы сразу отсечь панибратское подтрунивание. Впрочем, вряд ли Джадсон после вчерашнего способен отпускать шуточки. Билл вообще удивился, как это он в столь ранний час ворочает языком. В трубке послышался хриплый голос путника, который давно бредет по знойной пустыне, из последних сил удерживая отваливающуюся голову. -- Билл, старина, ты? -- Да. -- Значит, ты добрался-таки до дома? -- произнес Голос тоном удивленной радости. Напоминание о перечеркнутом прошлом больно резануло Билла. -- Да, -- холодно отвечал он. -- Чего надо? Незримый Голос робко откашлялся. -- Просто вспомнил, Билл, старина. Жутко важное. Я пригласил пяток девочек из варьете сегодня на пикник. -- Ну? Что с того? -- Надеюсь, ты меня не бросишь. Билл нахмурился, как нахмурился бы святой Антоний. -- Надеешься, да? -- сказал он сурово. -- Так вот слушай, жалкое ты существо. Знай, что я начал новую жизнь, и с девочками из варьете меня не увидят даже мертвым в канаве. А тебе советую: возьми себя в руки и постарайся понять, что жизнь -- серьезная штука, и дана не затем, чтобы... Его разглагольствования прервал испуганный вздох. -- Мама родная, Билл, -- с дрожью произнес Голос. -- Я вчера видел, как ты закладываешь за воротник, но, честное слово, не знал, что утром тебе будет так кисло. У тебя небось голова трещит охренительно. Абсолютно охренительно! -- Голос перешел на возбужденный шепот. -- Что тебе надо, Билл, так это парочку "Воспрянь духом". Я себе тоже собираюсь смешать. Знаешь рецепт? Одно сырое яйцо вылить в полстакана вустерского соуса, щедро посыпать красным перцем, добавить четыре таблетки аспирина и размешать. Выпьешь, и как новенький. И это Ее брат! Просто дрожь берет. -- Спасибо, я прекрасно себя чувствую, -- отвечал аскет. -- Отлично! Значит, на пикник все-таки придешь? -- Нет. Я бы и так ни за что не пошел, но у меня на это время назначена встреча. Я еду к дяде в Вестбери. Он вчера вернулся и сегодня мне позвонил. -- Ни слова больше! -- Голос захлебывался от сердечности. -- Все понятненько. Тот самый дядюшка, что отстегивает денежки четыре раз в год? Разумеется, езжай! Надеюсь, ты сумеешь его особенно обаять? Я хочу сказать, он души в тебе не чает, если торопится увидеть в первый же день. -- Если хочешь знать, что я сделаю, когда приду к дяде Кули, -- сказал Билл холодно, -- то я скажу. Я собираюсь попросить место. На другом конце провода раздраженно буркнули. -- Проклятущий телефон барахлит, -- посетовал Голос. -- Ничего не слыхать. Представляешь, прозвучало так, будто ты хочешь попросить у дяди место, -- хохотнул Голос, радуясь такой нелепости. -- Именно это я и сказал. Молчание. -- Место? -- Да. -- Ты хочешь сказать, работу? -- Работу. Голос так взволновался, что чуть не плакал. -- Не делай этого, Билл! Не надо, старина! Ты не понимаешь, что говоришь. Ты нездоров. Всему виною башка. Послушай старого друга, смешай себе "Воспрянь духом". Все как рукой снимет. Недельный покойник вскочит с катафалка и включится в шестидневный велосипедный кросс. Запиши на бумажке, а то забудешь. Одно сырое яйцо... Билл в сердцах повесил трубку. Он вернулся к прерванному завтраку, когда телефон снова зазвонил. Возмущенный упорством нераскаянного друга, он шагнул обратно и гневно рявкнул: -- Ну?! Чего еще? -- Ой, это вы, мистер Вест? Звонил вовсе не Джаспер. Голос был женский, и от его звуков Билл зашатался. По телефону все женские голоса похожи, но этот его сердце спутать не могло. Она! А он -- преступник, дурак, опрометчивый подлец -- заговорил со злобой. О, боги! Обратиться к ней в таком тоне, пусть даже по недоразумению! Чего стоит одно только "Ну?!". А "еще"? Отвратительно, гнусно, грубо. Слова извинений хлынули, как из ведра. -- Мисс Кокер мне страшно жаль не знаю как и просить прощения я принял вас за другого я не хотел я бы и помыслить не мог надеюсь вы не надеюсь я не надеюсь вас не... -- Мистер Вест, -- воспользовалась паузой слушательница, -- не могли бы вы оказать мне большую услугу? У Билла подломились колени. Он едва не рухнул. -- Услугу вам? -- с жаром пробормотал Билл. -- Конечно! Какой разговор! -- Это очень важно. Не могли бы вы ко мне зайти? -- Какой разговор! -- Не могли бы вы сделать это сегодня утром? -- Какой разговор! С минуту Билл не мог отдышаться. Глаза застилал туман. Она попросила об услуге! Его, Билла, а не Тодди ван Риттера, не Юстаса Бейли, ни кого другого из рыцарей своего двора. Может ли он к ней зайти? Да, тысячу раз да, пусть бы даже дорогу к дому ее отца преграждали огнедышащие драконы. Он вернулся в гостиную, подошел к каминной полке и почтительно пересмотрел все фотографии мисс Кокер -- числом одиннадцать -- целеустремленно выкраденные, одна за одной, из комнаты Джадсона. Алиса снималась часто, и, любя недостойного брата, исправно дарила его своими карточками. Билл и сейчас содрогался при воспоминании, как этот кощунник разрезал страницы детектива одним из бесценных снимков. 2 Чуткий гость, наделенный внутренним барометром, сразу бы распознал, что в этим апрельским утром в доме мистера Дж.Бердси Кокера на Шестьдесят первой стрит что-то не так. Отец Алисы и Джадсона жил на широкую ногу, его покои были обставлены со вкусом и являли все внешние признаки достатка и благополучия; однако сегодня над ними нависла зловещая тишь, словно ураган пронесся по коридорам или на домашних обрушилось горе. Не будь Билл так поглощен мыслями об Алисе, он бы приметил испуг в глазах горничной, которая без чего-то двенадцать пустила его в дом. Но он в своем волнении ничего не подозревал, пока не вошел в гостиную и не увидел более любезные ему глаза хозяйки дома. -- Боже правый! -- вскричал он. -- Что стряслось? Алиса Кокер была на удивление хороша собой. Она смотрелась королевой, в отличие от Джадсона, который пошел в отцовскую родню и сильнее всего смахивал на эрдельтерьера. Она отличалась безупречными чертами, безупречными зубами, безупречными волосами. При первой встрече в ней невозможно было обнаружить изъяна. Однако сейчас всякий отметил бы не столько красоту, сколько озабоченность. Сочинители американских песен (которые куда лучше американских законов) советуют нам видеть хорошее в дурном, идти за Синей Птицей, запхнуть все наши горести в сундук, сесть на крышку и улыбнуться пошире. Алиса Кокер не сумела последовать их советам. Старая карга Забота, эта врагиня сочинителей, скрутила ее не на шутку. -- Садитесь, мистер Вест, -- сказала мисс Кокер, даже в минуту волнения не отступая от холодной вежливости. Многие месяцы этот ее тон доводил Билла до исступления. Он был накоротке с сестрами большинства друзей. С другой стороны, они вместе росли, а Джадсон, старый Биллов друг, сам впервые увидел Алису год назад. Подробностей Билл не знал, но заключил, что в семействе Кокеров не обошлось без бывших жен и утешителей-любовников. Во всяком случае, до прошлого мая Алиса жила с матерью в Европе, а, когда та умерла, перебралась к отцу -- вести его хозяйство и вносить смуту в сердца младшего поколения. Билл сел, излучая обожание, сочувствие и мужественную готовность сделать для Прекрасной все, что в человеческих силах. -- Очень любезно с вашей стороны было прийти, -- сказала Алиса. -- Нет, нет. Ох, нет. Нет, нет. Нет, нет, -- сказал Билл. -- Это из-за Джадсона. -- Из-за Джадсона? -- Да. Папа рвет и мечет. И я его не виню, -- продолжала благонравная мисс Кокер. -- Джадсон и впрямь отбился от рук. Билл оказался перед дилеммой. Он желал бы согласиться с каждым произнесенным словом, но боялся навлечь на себя немилость слишком резким обличением. К тому же трудно бичевать порок, если не знаешь, чем именно прогневал родителя твой жизнерадостный друг. Поэтому Билл только крякнул, словно почтительный дикий селезень. -- Похоже, Джадсон вчера устроил вечеринку, -- сказала мисс Кокер и возмущенно фыркнула. -- Безобразное сборище для театральных девиц. Что за радость общаться с таким отребьем -- не понимаю. -- Я тоже, -- согласился праведник. -- Никакой. Вы совершенно правы. Никакой. -- Беда Джадди в том, что он такой безвольный, и дружки вертят им, как хотят. -- Вот-вот, -- сказал Билл, всячески стараясь не показаться одним из этих дружков. -- Ну и в результате, -- подытожила мисс Кокер. -- Вчера мы легли, как обычно, и спали крепким сном, как вдруг в парадную дверь заколотили. Бедный папочка спустился в халате и шлепанцах -- сердитый, потому что устал на работе -- и увидел Джадсона. Она замолчала и подняла страдальчески-прекрасные глаза. -- Джадсон, -- продолжала она ровным голосом, -- похоже, обрадовался отцу. Когда я выглянула с верхней площадки, он хлопал папу по спине. Папа спросил, чего ему надо, и Джадсон сказал, что потерял фарфоровую свинку и думает, может, он оставил ее в гостиной на пианино. Он вошел в дом, все перерыл и ушел восвояси. Через час он снова чуть не сломал дверной молоток, вытащил папу из постели и сказал, что извиняется за доставленное беспокойство. Он сказал, что ни за что не стал бы нас тревожить, но свинка -- талисман, и ему очень хочется показать ее одной гостье. Он сказал, что гостья живет с мамочкой, и поэтому вот-вот уйдет. Он зашел и еще раз все перерыл, а потом снова ушел. А в половине шестого он позвонил в папину спальню по телефону и попросил проверить, не в кабинете ли свинка. Она замолчала, Билл возмущенно крякнул. -- Папа, разумеется, вне себя. Билл сочувственно кивнул. Он охотно верил, что это так. -- Вы бы его видели, когда он сегодня утром уходил на работу. Слушая, как его богиня живописует исход родителя из лона семьи, Билл порадовался, что не видел. Возбужденная фантазия рисовала ему что-то вроде вставшего не с той ноги Апокалиптического Зверя. Он заключил, что Дж.Бердси Кокер частенько выходит к завтраку не в духе, но такого, как сегодня, не упомнят даже старожилы. Самый отчаянный храбрец задрожал бы, слыша, как тот бушевал, когда перепуганная на смерть горничная уронила яичницу с беконом. -- И в итоге, -- заключила Алиса, -- он объявил, что терпение его лопнуло. Что не даст больше Джадсону ни пенса, и отправит его на бабушкину ферму в Вермонт -- пусть поживет там, пока не придет в чувства. Так вот о чем я хотела попросить, мистер Вест. Не могли бы вы выкроить месяц, чтоб порыбачить с Джадди? -- Вы же сказали, он едет в Вермонт. -- Да. Но я надеюсь, что папа остынет и согласится отпустить его на рыбалку -- разумеется, с надежным человеком, который проследит, чтобы Джадди не пил. Понимаете, не так важно, куда его услать, лишь бы подальше от Нью-Йорка и дурного общества. Джадди, -- голос мисс Кокер дрогнул, -- такой лапочка, что к нему все липнут, и он просто не в силах устоять. Билл больше не колебался. До сего времени он точно не знал, как относится к Джадсону сестра, но теперь стало ясно: никакие темные деяния у парадного подъезда кромешной ночью не способны поколебать ее нежную привязанность. Тогда вперед. Он пропел дифирамбы недавнему собутыльнику -- откуда только взялось красноречие! Услышь восточный монарх такую хвалу из уст придворного поэта, он бы и то почувствовал перебор. Но не мисс Кокер. Она заметно оттаяла, ее гордое высокомерие смягчилось. А когда Билл закончил душещипательный пассаж о тонкой душевной организации Джадсона и его полной неспособности противостоять грубым соблазнам современной жизни в Нью-Йорке, он был награжден самой чарующей из улыбок. -- Я знала, что вы его большой друг, -- сказала мисс Кокер с такой сердечностью, что Билл обвил одну ногу вокруг другой и глотнул воздуха. -- Вот почему я и попросила вас зайти. Вы представить не можете, что ждет бедняжку у бабушки. Его заставят подниматься в семь и дважды на дню присутствовать на семейный молебнах. В мрачном молчании они созерцали ад, с которого мисс Кокер приподняла печать. -- Молебнах? -- дрожащим голосом переспросил Билл. -- А по воскресеньям они поют псалмы, -- сообщила мисс Кокер и поджала губки. -- Бедненький Джадди, так недолго и свихнуться. Что до здоровья, рыбалка поможет ему ничуть не хуже. Он хоть порадуется. Я знаю, как он к вам привязан. Уверена, папа согласится, он вас любит и знает, что вы будете оберегать бедняжку Джадди. Не знаю, как и благодарить вас, мистер Вест. Я знала, что вы не откажете. От всей души спасибо. В делах людских бывают приливы и отливы, и важно не упустить прилив. Билл чувствовал, что его время пришло. Ни разу за прошлый год ему не представлялось такого удачного случая объясниться, и могут пройти месяцы, прежде чем подвернется следующий. Билл -- не из тех речистых молодцов, которым ничего не стоит завести разговор о чувствах где и когда угодно. Чтоб нырнуть, ему нужен толчок. Хотя под ложечкой неприятно сосало, как четыре года назад, когда он со сборной Гарварда вышел на Йельский стадион, он собрался с духом и мужественно ринулся вперед. -- Мисс Кокер... я... так сказать... другими словами... как бы вы отнеслись... Он замолчал, не уверенный, что выразился вполне ясно, и сделал второй заход. -- Я знаю... не подумайте, что я... я вполне отдаю себе отчет... вполне возможно, что... если бы вы... По-прежнему не так внятно, как хотелось бы. Он дважды сглотнул и попробовал зайти с другого боку. -- Послушайте, -- сказал он. -- Согласны ли вы стать моей женой? Мисс Кокер и бровью не повела. Надо понимать, такие разговоры были ей не впервой. -- Вообще-то, -- сказала она, -- я не ожидала. Билл тоже. Дерзкие слова еще звенели в его ушах, и он с трудом верил, что осмелился из произнести. Однако они прозвучали и поздно подбирать другие. Он смотрел на мисс Кокер оторопело, но с надеждой. -- Сейчас я не могу ответить ничего определенного. -- Да, да, конечно. -- Лучше повторите свой вопрос, когда привезете Джадди здоровым и окрепшим. Предположение, что Джадди -- хрупкий инвалид, на которого и дышать-то страшно, не вполне вязалось с образом Джадсона -- заводилы на вчерашнем пиру, однако Билл промолчал. Какая разница? Главное, мисс Кокер не отвергла его, Билла, с презрением и не приказала челядинцам вышвырнуть его вон. -- А пока не будем к этому возвращаться, да? -- Да, -- покорно отвечал Билл. -- Когда вы могли бы выехать на рыбалку? -- спросил мисс Кокер, которая унаследовала от отца умение ради дела забывать о чувствах. -- Прямо сейчас? -- Завтра, если скажете, -- обреченно произнес Билл. Он смутно догадывался, что новые обязательства помешают ему завтра же взять под опеку дядюшкину целлюлозно-бумажную компанию. Ну и что? С минуту он купался в лучах обворожительнейшей из улыбок, потом вспомнил, что у него есть просьба. Улыбка была та же, что и на лучшей из фотографий -- третьей слева на каминной полке. -- Я не знаю, -- промямлил он. -- Я хочу сказать... Как бы вы отнеслись... Как вы думаете... Я вот к чему, нет ли у вас случайно фотографии, которую вы согласились бы подарить? -- Конечно, есть, -- тепло отвечала Алиса. -- Я так давно об этом мечтаю, -- сказал Билл. 3 Библиотека мистера Кули Парадена в Вестбери, Лонг-Айленд, славится на весь мир -- говорим так уверенно, потому что статьи о ней помещают такие географически далекие издания, как "Атлантик Монтли", "Квотерли Ревю" и "Меркюр де Пари". Всякий библиофил, попав сюда, начинает бегать кругами, принюхиваться, приглядываться и взволнованно повизгивать, словно пес, учуявший разом сотни волнующих запахов. По стенам тянутся полки, уставленные томами, томиками и томищами -- рядом с книгой-великаном примостился упитанный карлик, с ними соседствует вроде бы книжка, а на самом деле -- коробочка, а в ней книжка. Зрелище это действует на посвященных как самый сильный наркотик. Билл, впрочем, воспринимал его гораздо спокойнее. Он приехал в три пополудни. В библиотеку его проводил Робертс, сказавший, что хозяин скоро освободится и просит подождать. Билл сразу шагнул к завешенному окну, которое -- он знал по прошлым визитам -- просто создано для романтических раздумий. Под окном густо рос ракитник, сквозь который можно было созерцать и впитывать красу благородных дерев, серебристого пруда и большого тенистого газона. А что еще надо влюбленному? У пейзажа был только один изъян. Зеленую гладь газона, как с отвращением увидел Билл, портили невесть откуда взявшиеся людишки. Биллу хотелось созерцать Природу и, созерцая, отрешенно грезить об Алисе Кокер. Белобородый старик и мальчик в коротких штанишках ему мешали. Эти две кляксы бродили по ближайшей лужайке и портили весь вид. Впрочем, тут они повернули к дому и скрылись в зарослях ракитника. На Билла вновь снизошел мир. Теперь он без помех отдался мыслям об Алисе Кокер. Мысли эти вызывали в нем кипучее возбуждение, сродни -- только гораздо чище -- тому, что наступило после третьего крепкого коктейля, смешанного щедрой рукой Джадсона на вчерашней прискорбной вечеринке. Кто бы поверил! Он отбросил робость и сделал-таки предложение! Невероятно! Нет, невероятно другое -- благосклонность, с которой его выслушали. Вот это и впрямь чудо из чудес. Разумеется, она не связала себя помолвкой, но что с того? Она практически пообещала, что станет его, когда он, словно рыцари встарь, исполнит назначенный подвиг. О, благородство! О, страсть! О, жар! Его размышления прервал скрип открывающейся двери. -- Мистер Джаспер Дайли, -- сказал голос Робертса. Из-за своей шторы Билл услышал ехидное фырканье. -- Чего ради объявлять меня, любезнейший? Здесь никого нет. -- Минуту назад здесь был мистер Вест, сэр. -- Да? Зачем его сюда принесло? Билл вышел из укрытия. -- Здравствуй, дядя Джаспер, -- сказал он, тщетно пытаясь выдавить из себя хоть немного приветливости. После того, что произошло сегодня между ним и Совестью, он не мог смотреть на дядю Джаспера без содрогания. Мысль, что его сравнили с этим жадным сморчком, резала, как нож. -- А, это ты, -- проворчал дядя Джаспер, шаря по библиотеке водянистыми змеиными глазами. -- Мистер Параден сейчас занят, сэр, -- сказал Роберт. -- Он скоро подойдет. Принести коктейль, сэр? -- В рот не беру эту гадость, -- сказал дядя Джаспер и повернулся к Биллу. -- А ты тут зачем? -- Утром позвонил Робертс и сказал, что дядя Кули хочет меня видеть. -- Да? Странно. Вчера я получил телеграмму такого же содержания. -- Вот как? -- с отсутствующим видом произнес Билл и стал смотреть на книжные полки. Он не сноб, а таракан -- тоже Божья тварь, но неприлично человеку, который только что вышел от божественной Алисы Кокер, опускаться до разговора с таким ничтожеством. Однако на этом его напасти не кончились. -- Миссис Параден-Керби, -- объявил Робертс в дверях. Час от часу не легче. Редко кто мог вынести кузину Эвелину. Грузная громогласная женщина на пятом десятке, с глазами, как голубая глазунья, она так и не смогла отказаться от сюсюканья, которым в юные годы обольщала сверстников. -- Ой-ой-ой, сколько огромненьких стареньких книжечек, -- сказала кузина Эвелина, обращаясь, очевидно, к пушистой болонке, которую держала на руках. -- Вилличка-песичка будет паинькой и не станет грызть книжечки, и, может быть, добренький дядюшка Кули даст ему кусочек тортика. -- Мистер Отис Параден и мастер Кули Параден, -- объявил Робертс. Биллу было уже все равно. Если в комнате дядя Джаспер и кузина Эвелина, валите до кучи Отиса и маленького Кули -- гаже все равно не станет. Он только отметил про себя, что Отис еще растолстел, а маленький Кули (лоснящийся младенец, такой розовый, словно его только что вынули из кипятка) похож на инкубаторского цыпленка; и снова вернулся к полкам. -- Господи! -- вскричал дядя Джаспер. -- Это что, семейный сбор? Что вы тут делаете? -- Нас с Кули вызвали телеграммой, -- с достоинством отвечал Отис. -- Ути-пути, как удивительно! -- сказала кузина Эвелина. -- Меня тоже. -- А ему, -- ошеломленный дядя Джаспер указал на Билла, -- позвонили сегодня по телефону. Интересно, что бы это значило? Кули, молчаливый ребенок, не сказал ничего. Он сосредоточенно расковыривал перышком кожаную обивку кресла и время от времени икал, словно застенчивый человек, захотевший выкрикнуть "гип-гип-ура" и сломавшийся на первом "гип". Остальная семья принялась обсуждать удивительное совпадение. -- Странно, что дяде Кули вздумалось собрать нас всех, -- сказала кузина Эвелина. Дядя Отис с опаской огляделся и понизил голос. -- По-моему, -- сказал он, -- это неспроста. Полагаю, Кули осознал, что стареет, и решил позаботиться о нас. -- Ой, ты и вправду так думаешь? -- с жаром воскликнула кузина Эвелина. -- Ну, конечно, он же совсем старенький. Я считаю, после шестидесяти ничего не остается, кроме как ждать смерти. -- Мне в этом году исполнилось шестьдесят два, -- холодно сказал дядя Отис. -- Позаботиться? -- задумчиво произнес дядя Джаспер, почесывая подбородок. -- Хм. Неплохо придумано. В таком случае нам не придется платить налог на наследство. Этого уже Билл не стерпел. Пусть он кровосос -- а Совесть не оставила в этом никаких сомнений -- он, по крайней мере, благодарный кровосос. А эти упыри неспособны даже на простейшую человеческую привязанность. -- Меня от вас мутит, -- рявкнул он, поворачиваясь на каблуках. -- Вас всех надо усыпить. Вечно замышляете, как вытянуть из дяди Кули деньги... Неожиданная атака с тыла вызвала в рядах семьи замешательство. -- Неслыханно! -- вскричала кузина Эвелина. -- Наглый мальчишка! -- оскалился дядя Джаспер. Дядя Отис выбрал язвительный тон. -- А ты ни разу не взял у него ни пенса? О, разумеется, нет! -- сказал дядя Отис. Билл наградил его уничижительным взглядом. -- Вы отлично знаете, что он выплачивает мне содержание. И я стыжусь, что допустил это. Когда я вижу, как вы слетелись, словно стервятники... -- Стервятники! -- кузина Эвелина гордо расправила плечи. -- Меня еще никто так не оскорблял. -- Беру назад свое выражение, -- сказал Билл. -- Так и быть, прощаю, -- смилостивилась кузина Эвелина. -- Надо было сказать -- пиявки. Парадены никогда не ладили между собой, но сейчас сплотились перед лицом обидчика. Библиотека звенела от их возмущенных голосов, все говорили одновременно. Тишина восстановилась, лишь когда в помещении прозвучал еще голос. Он заговорил, вернее, закричал от дверей, и произвел на ссорящихся такое же действие, как свисток полицейского на уличных драчунов. -- Молчать! Голос был совершенно несоразмерен своему владельцу. Человек в дверях был маленький и тощий, с красным чисто выбритым лицом, жесткими, коротко стриженными седыми волосами и смотрел на собравшихся через пенсне без оправы. -- Типичная сцена из быта Параденов! -- язвительно заметил он. Появление его стало для дядюшек и кузин новым сигналом к сплочению. Едва придя в себя, они радостным потоком хлынули ему навстречу. -- Привет, Кули. Рад тебя видеть. (Дядя Джаспер.) -- С возвращением, Кули. (Дядя Отис.) -- Ах ты мой дорогой, как ты прекрасно выглядишь! (Кузина Эвелина.) Молчание. (Маленький Кули.) Глубокое молчание. (Билл.) Маленький человечек в дверях никак не откликнулся на излияния родственных чувств. Выкрикнув свое "Молчать!" он снова поджал губы, а взгляд, направленный сквозь пенсне на щебечущее собрание, остудил бы более чутких гостей. Родственники возобновили свои преувеличенные приветствия. -- Я получил твою телеграмму, Кули, -- сказал дядя Джаспер. -- Я тоже, -- сказала кузина Эвелина, -- и мы с Вилличкой-песичкой очень обрадовались. -- Надеюсь, ты хорошо провел время, Кули, -- сказал дядя Отис. -- Далековато ты забрался, а? -- Как тебе Япония? -- спросила кузина Эвелина. -- Я всегда говорю, что японцы -- такие очаровашки. -- Мы скучали без тебя, Кули, -- сказал дядя Джаспер. Молчание отпрыска посреди всеобщего ликования задело Отиса. Он вытащил маленького Кули из-за кресла, которое тот исследовал. -- Поздоровайся с любимым дядюшкой, Кули, -- сказал он. Маленький Кули немигающий взглядом уперся в подателя щедрот. -- Здрась, -- произнес он громким басом и снова впал в прерываемое икотой молчание. Дядя Джаспер вновь захватил инициативу. -- Кули, ты не уделишь мне несколько минут наедине? -- спросил он. -- У меня к тебе маленький деловой разговор. -- А у меня, -- сказал Отис, -- небольшая просьба от лица маленького Кули. Кузина Эвелина протиснулась вперед. -- Как мы поцелуем большого дядюшку Кули! -- вскричала она, пухлыми руками протягивая болонку к благодетелеву лицу. Перед этой атакой мистер Параден не устоял. -- Убери! -- заорал он, торопливо отступая. -- Значит, -- сказал он, -- мало вам самим тянуть из меня соки, вы еще и собак на меня спускаете? Лицо кузины Эвелины исказилось удивлением и болью. -- Тянем соки, дядя Кули?! Мистер Параден фыркнул. От волнения очки сползли, он раздраженно вернул их на место. -- Да, именно! Не знаю, Эвелина, учила ли ты свою мерзкую собачонку фокусам, но если б она села на задние лапки и принялась просить, ее можно было бы с почетом принять в члены семьи. Это все, что вы умеете. Я возвращаюсь из двухмесячной поездки, а вы тут же бросаетесь ко мне с денежными просьбами. Изумление. Дядя Джаспер оскалился. Дядя Отис сморгнул. Кузина Эвелина расправила плечи с той же заносчивостью, что и недавно перед Биллом. -- Гадкие грязные деньги, -- сказала она оскорблено, -- это последнее, о чем я думаю. Мистер Параден неприятно рассмеялся. Он явно возвратился из своих странствий в отнюдь не благодушном настроении. Вернулось то, что можно назвать его прежней манерой -- досадная раздражительность, которая так осложняла семье деловые переговоры в те времена, пока еще не смягчилась под благотворным влиянием старых книг. -- Да, -- сказал он горько, -- последнее, о чем ты думаешь перед сном, и первое, о чем вспоминаешь утром. Вы все у меня в печенках сидите. Сборище... -- Стервятников, -- подсказал Билл. -- Стервятников, -- сказал мистер Параден. -- Все такие ласковые и такие бедные. Вот уже много лет вы ничего не делаете, только висите на мне, как скопище... -- Пиявок, -- пробормотал Билл. -- Пиявок. -- Пиявок, -- сказал мистер Параден. -- Сколько себя помню, я даю вам деньги -- деньги, деньги, деньги. А вы всасываете их, как... -- Промокашка, -- сказал Билл. Мистер Параден сверкнул на него глазами. -- Заткнись! -- прогремел он. -- Хорошо, дядя. Я просто хотел помочь. -- А теперь, -- продолжал мистер Параден, расправившись с Биллом, -- я хочу сказать вам, что моему терпению пришел конец. Я выдохся. Иссяк. Устал. -- Он грозно зыркнул на Билла, словно ожидая, не выдаст ли тот еще синоним. -- Сегодня я собрал вас здесь, чтобы сделать объявление. У меня для вас маленькая неожиданность. Скоро у вас появится новый родственник. Семья ошарашено переглянулась. -- Новый родственник?! -- в ужасе повторил Отис. -- Только не говори, -- шепотом, словно у постели больного, выговорил дядя Джаспер, -- что надумал жениться! -- Нет, не надумал, -- сказал мистер Параден. -- Родственник, о котором я говорю -- мой приемный сын. Гораций! Иди сюда, Гораций! В дверь прошмыгнуло что-то маленькое в коротких штанишках. -- Гораций! -- сказал мистер Параден. -- Позволь представить тебя семье. Мальчик с минуту таращился молча. Это был веснушчатый крепыш, стриженный, белобрысый, с ехидными глазами. Он перевел взгляд с дяди Джаспера на дядю Отиса, с маленького Кули на кузину Эвелину, впитывая их всех. -- Это семья? -- спросил он. -- Семья. -- Обалдеть, ну и зануды, -- произнес мальчик от всего сердца. 4 В молчании, последовавшем за этим искренним выражением чувств, к собравшимся присоединилось еще одно действующее лицо. Оно было высокое, благообразное и облачено в хламиду. По белой бороде Билл узнал недавнего Горациева спутника на лужайке. Даже издали он внушал почтение, вблизи же выглядел почти что малым пророком. Он улыбался отеческой улыбкой -- единственной, кстати, улыбкой среди находящихся в комнате, поскольку менее веселое общество можно было отыскать в Америке разве что на похоронах. Дядя Джаспер поник, как увядшая лилия, у дяди Отиса глаза вылезли из орбит, кузина Эвелина собиралась лопнуть. Что до Горация, вид семьи, в которую ему предстоит войти, явно убил в нем всякую радость жизни. Он заговорил первым, и стало ясно, какая ноша его гнетет. -- Я должен их всех поцеловать? -- спросил он. -- Только не меня, -- отрезал дядя Джаспер, выходя из ступора. Сопя, как тюлень, он двинулся на мистера Парадена. -- Как это следует понимать, Кули? -- осведомился он. Мистер Параден указал на новопришедшего. -- Профессор Эпплби объяснит. Малый пророк поклонился. Если он и смущался, то умело это скрывал. Говоря, он продолжал ласково улыбаться. -- Сообщение, которое мой добрый друг Параден... -- Что значит "ваш добрый друг Параден"? -- резко переспросил дядя Джаспер. -- Как давно вы знакомы, хотелось бы мне знать. -- Я познакомился с профессором Эпплби в поезде из Сан-Франциско, -- сказал мистер Параден. -- Он-то и... -- Я-то, -- мягко перебил профессор Эпплби, -- и убедил мистера Парадена взять на воспитание этого малыша. -- Он погладил мальчика по головке и вновь обратился к взбешенным слушателям. -- Мое имя, -- продолжал он, упреждая дядю Джаспера, который открыл уже было рот, -- возможно, ничего вам не говорит, однако, со всей скромностью могу заверить, что в некоторых кругах мои взгляды на евгенику почитаются достойными внимания. Рад сообщить, что мистер Параден вступил в число моих учеников. Я твердо поддерживаю взгляды мистера Бернарда Шоу, что надо создать новую расу из лучших представителей старой. Гораций прекрасно развит физически, смышлен, обладает золотым характером и редкой покладистостью. Я считаю -- и с удовольствием констатирую, что мистер Параден согласен -- что ему лучше вкладывать средства в воспитание этого мальчика, чем тратиться на родственников, которые, позволю заметить, не имею будущего, и, уж простите, но мало что могут дать взамен. Мистер Параден намерен основать семью, которая нацелена вперед, а не назад. Семью... э... будущих, а не бывших. Родственники заговорили хором. В продолжение речи они несколько раз пытались раскрыть рот, но профессора Эпплби так легко не перебьешь. Теперь, когда он смолк, он дали волю своим чувствам -- кузина Эвелина первая, следом дядя Джаспер и дядя Отис. -- Это что-то неслыханное! -- Да он опасный безумец! -- Неужели ты и впрямь хочешь сделать этого неотесанного мальчишку наследником в обход собственной плоти и крови? Профессор Эпплби мягко вмешался. -- Надо признать, -- согласился он, -- что Гораций и впрямь лишен определенного светского лоска. Но что с того? Хороший учитель исправить этот мелкий недостаток за пару месяцев. Главное -- мальчуган исключительно здоров и сообразителен. Мальчуган никак не подтвердил эти заслуженные хвалы. Он боролся с более близкой его сердцу проблемой. -- Я не буду их целовать, -- громко объявил он. -- Разве что на спор. Я как-то на спор поцеловал козла. Кузина Эвелина выбросила вперед руки, отчего Вилличка-песичка звонко шмякнулся на пол. -- Грубиян! -- Думаю, мой дорогой, -- кротко сказал профессор Эпплби, -- что разговор переходит на повышенные тона, поэтому мне стоит вывести Горация на улицу. Формирующемуся уму вредно слушать такие перепалки. Кузина Эвелина воинственно напряглась. -- Пожалуйста, не беспокойте Горация в его доме. -- Она прицепила к ошейнику Виллички-песички поводок и направилась к двери. -- Прощай, дядя Кули, -- сказала она, оборачиваясь. -- Я считаю, что меня глубоко и жестоко оскорбили. -- Эй! -- крикнул Гораций, указывая пальцем. -- Ты вязанье уронила, оно разматывается. С долгим, полным укоризны взглядом кузина Эвелина подхватила Вилличку-песичку на руки и вышла. Дядя Джаспер ринулся за ней. -- До свиданья, Джаспер, -- сказал мистер Параден. -- До свиданья. Я немедленно приму меры, чтоб тебя освидетельствовала медицинская комиссия. Признают недееспособным. Это -- единственный способ остановить твой безумный замысел. -- А я, -- добавил дядя Отис, -- скажу лишь одно, Кули. Эта поездка обошлась мне в три доллара семьдесят девять центов. Я пришлю своего адвоката. -- Он взял маленького Кули за руку. -- Идем, Джон, -- сказал он горько. -- Отныне тебя будут называть вторым именем. Гораций с ехидцей наблюдал за исходом родственников. -- Похоже, меня тут любят, как холодный гренок с сыром! -- заметил он. Билл дружелюбно шагнул вперед. -- Знаешь, приятель, я ничего против тебя не имею, -- сказал он. -- Добро пожаловать в семью! -- Если это семья, -- сказал Гораций, -- то жалуй в нее сам. И, протянув детскую ручонку профессору Эпплби, вышел из комнаты. Мистер Параден мрачно уставился на Билла. -- Ну, Уильям? -- Ну, дядя Кули? -- Полагаю, ты понял, что я не намерен больше платить тебе содержание? -- Понял. Спокойствие юного родственника несколько озадачило мистера Парадена. Тот заговорил почти виновато. -- Самое плохое, когда у юноши твоих лет куча незаработанных денег. -- В точности так я думаю, -- сказал Билл с жаром. -- Мне надо работать! Позор, -- продолжал он, -- что юноша с моими способностями и умом не зарабатывает себе на жизнь. Стыд, да и только. Красное лицо мистера Парадена побагровело. -- Очень смешно! -- проревел он. -- Очень смешно и остроумно. Что ты рассчитываешь выгадать... -- Остроумно! Ты же не думаешь, что я шучу? -- Думаю, что пытаешься. -- Да нет же, Господи! Я и приехал сюда, чтобы просить места. -- Долго же ты собирался! -- Да у меня не было времени рта раскрыть. -- И какую же работу ты хотел у меня попросить? -- В твоей фирме. -- Какую именно? Слабое знакомство с премудростями целлюлозно-бумажного производства затрудняло Биллу ответ. -- Любую, -- смело выкрутился он. -- Могу предложить тебе надписывать конверты за десять долларов в неделю. -- Отлично! -- сказал Билл. -- Когда приступать? Мистер Параден с подозрением уставился сквозь очки. -- Ты серьезно? -- Еще как! -- Ладно, -- заметил, помолчав, несколько растерянный мистер Параден, -- Должен сознаться, ты меня удивил. -- Билл чуть было не сказал, что дядя просто не воспринимал прежде его скрытых глубин, но вовремя прикусил язык. -- Странно, Уильям, но ты -- единственный в этой семье, к кому я сохранил хоть каплю привязанности. Билл благодарно улыбнулся. -- Конечно, -- прогудел мистер Параден, -- ты ленивый, никчемный тунеядец. И все же, я подумаю. Ты не прямо сейчас едешь? -- Если я вам нужен, я подожду. -- Может, и понадобишься. Задержись на часок. -- Пойду прогуляюсь у пруда. Мистер Параден смерил его внимательным взглядом. -- Не понимаю, -- пробормотал он. -- Работать захотел! Что это на тебя нашло? Не иначе как влюбился. 5 С четверть часа после того, как расстались дядя и племянник, дом и угодья мистера Кули Парадена пребывали в полнейшем мире. На шестнадцатой минуте Робертс, дворецкий, кейфовавший в буфетной за сигарой и повестью о разбитой любви, был извлечен из своего покоя оглушительным лязгом на аллее, перед самым домом. Отложив сигару и книгу, он вышел разобраться. Не удивительно, что лязг побудил его вскочить. Под одним из декоративных столбов в колониальном стиле, поставленных архи