опасности. -- Никто из молодых не застрахован. Я, по милости Провидения, сумел остаться холостым, но раз или два оказывался на краю пропасти. Прекрасно помню жуткий, неотвязный страх: одно неосторожное слово -- и все, ты в отеле "Ниагара" с ног до головы в рисе. Конечно, речь идет о тех днях, когда у меня еще были волосы и зубы. Я звался Красавчик Байлисс и одним движением мизинца разбивал сердца. Да, уберегся, но не всем так повезло. Будь моя воля, браки запретили бы законом. -- А человеческий род не вымер бы? -- Вымер бы, конечно, и с каким бы облегчением все вздохнули. Представьте себе мир без Бэньянов. -- Не любите Бэньяна? -- Не люблю. -- Я тоже. Истинный флюс, иначе не скажешь. Был тут вчера вечером. Болтал с Джорджем через забор. -- Кто такой Джордж? -- Наш бульдог. Приболел сегодня. -- Кто не заболеет после разговора с Роско Бэньяном? Я общаюсь с ним две недели и состарился на двенадцать лет. Вам, наверное, грустно, что пришлось уехать из Шипли? -- Да. Неприятно лишиться родного дома. Хотя и тут довольно уютно. -- Странно, что вы живете вместе с моим приятелем Кеггсом. -- Да не так и странно. Он был у меня дворецким. -- А, ясно. Конечно, это сближает. Как вы поделили дом? -- Он живет на первом этаже, мы с Джейн -- на втором. Получается, как две отдельные квартиры. А пойдемте к нему. Он с удовольствием вам все покажет. Он гордится своим домом, и я его не виню. Здорово тут обжился. Они обошли дом. Мортимер Байлисс остановился сорвать цветок. Лорд Аффенхем подошел к стеклянной двери из сада, застыл, вытаращил глаза. Слабое "лопни кочерыжка" сорвалось с его губ. Затем он цыпочках вернулся к спутнику, вставлявшему цветок в петлицу. -- Эх-х-м! -- прошептал он. -- Горло простыло? -- поинтересовался Мортимер Байлисс. -- Нет. -- Тогда почему вы сипите, словно дырявая канистра? Лорд Аффенхем предостерегающе поднял палец к губам. -- Я вам объясню, почему сиплю, как канистра, -- произнес он заговорщицким шепотом. -- Там взломщик! 21 Мортимера Байлисса было не просто испугать. Монокль в его глазу даже не дрогнул. -- Взломщик, говорите? -- произнес он так, словно заказал взломщика со склада и теперь рад слышать, что товар доставлен в целости и сохранности. -- Да. Кеггс лежит на полу без движения, а жуткий тип роется в его письменном столе. Я не знал, что воры теперь вламываются среди бела дня, -- неодобрительно сказал виконт, воспитанный в строгих правилах. -- Всегда считал, что они выходят на дело с наступлением темноты. -- Вы, наверное, путаете их с театральными критиками. Какого рода этот взломщик? Лорд Аффенхем взглянул озадаченно, как всякий, кого попросили набросать словесный портрет злодея. -- Что значит "какого рода"? -- Большой? Комнатный? -- Нет, маленький. -- Тогда вперед, -- с жаром сказал Мортимер Байлисс. Из клумбы, которую лорд Аффенхем, умерщвляя фигуру, вчера немного вскапывал, торчала лопата. -- Чего вы ждете? Идемте! Вот так и случилось, что у Перси Пилбема, убиравшего в карман конверт с надписью "Касательно Р.Бэньяна", вновь чуть не выскочило сердце. Он полагал, что рядом нет никого, кроме Кеггса, которого можно не брать в расчет, как вдруг внезапный голос, показавшийся его напряженному слуху гласом совести, разорвал дневную тишину громогласным "Э!". Именно так могла бы заговорить Совесть. Он повернулся вокруг своей оси и торопливо сглотнул подкативший к горлу ком. За стеклянной дверью вырисовывался огромный человек -- Пилбем таких в жизни не видел, а рядом угадывался его друг и доброжелатель с увесистой лопатой в руках. День был теплый, но по коже частного сыщика пробежал холодок. Все в этих двоих дышало рукоприкладством, а Пилбем не принадлежал к числу Марлоу и Хаммеров, рукоприкладства он боялся и не любил. В надежде разрядить обстановку, он выдавил чарующую улыбку и сказал: "А, здравствуйте". Получилось еще хуже. -- Здравствуйте, здравствуйте, -- коротко ответил лорд Аффенхем и обернулся в Мортимеру Байлиссу, явно рассчитывая на поддержку. -- Ухмыляется, -- произнес он с дрожью в голосе. -- Мы ловим его на ограблении, как говорят, с поличным, а он ухмыляется. Он говорит "здравствуйте" и УХМЫЛЯЕТСЯ. Как чеширский кот, будь он неладен. Держите лопату наготове, Банстед. Перси Пилбем облизал губы, как перед объективом фотоаппарата. На лбу у него выступил предательский пот. -- Я не грабил, -- проблеял он. Лорд Аффенхем прищелкнул языком. Он понимал, что люди порют чушь, но не до такой же степени. -- Не валяйте дурака. Забрался в чужую гостиную, уложил хозяина тяжелым предметом, роется в его столе! Есть еще люди, у которых мозги на месте, и они называют это грабежом. Крепче держите лопату, Банстед, она может понадобиться. Мортимер Байлисс через его плечо опытным взглядом обозревал комнату. В свои, как он выражался, молодые, горячие годы, он частенько видел в питейных заведениях таких, лежачих посетителей, и знал, чем достигается подобный результат. -- Не предметом, -- сказал он. -- У меня такое впечатление, что нашему старому другу подлили убойного пойла. -- Э? -- Видимо, в Англии это не принято, но в Америке, особенно в Нью-Йорке, преимущественно -- на восьмой и девятой авеню и особенно в субботний вечер, случается на каждом шагу. Ты подлил ему убойного пойла, рыло? -- Отвечай! -- прогремел лорд Аффенхем, поскольку рыло стыдливо мялось. -- Да или нет? -- Д-да... Лорд Аффенхем фыркнул. -- Вот видите! Сознался. Что мы с ним сделаем? Искрошим в капусту? Или мне слетать в ближайший участок, привести констебля? Мортимер Байлисс некоторое время молчал, взвешивая возможности. Когда он заговорил, слова его показались Перси Пилбему музыкой. -- Думаю, стоит его отпустить. Лорд Аффенхем вздрогнул, потом недоверчиво вытаращился, словно тигр, которому предложили расстаться с обеденным кроликом. -- Отпустить?! -- После некоторой предварительной операции. Помню, я читал рассказ, -- Мортимер Байлисс поправил монокль. -- Про воришку, который забрался в дом. Хозяин поймал его, под дулом пистолета велел раздеться, а потом вежливо проводил до дверей. Мне показалась, что это замечательная мысль. -- Превосходная, -- с жаром согласился лорд Аффенхем, устыдившись, что на мгновение дурно подумал об этом прекрасном человеке. -- Лучше не бывает. -- Забавно, будет? -- А то! Как вы назвали сейчас этого прохвоста? -- Рыло? -- Очень метко. Раздевайся, рыло. Перси Пилбем затрепетал, как осиновый лист. Ему вспомнился Роско Бэньян, уверяющий, что дом окажется пуст, и в душе его прокатилась волна антироскианских чувств. Редко человек с прыщами сильнее ненавидел обладателя двух подбородков. -- Но... -- начал он. -- Мне показалось, я слышал "но"? -- осведомился лорд Аффенхем. -- Никаких "но", -- вставил Мортимер Байлисс. -- Мы ждем добровольного и деятельного сотрудничества. Думаю, сперва брюки. Лорд Аффенхем приложил палец к щеке и задумался. -- У меня мысль, Банстед. Почему бы не выкрасить его в черный цвет? -- У вас есть черная краска? -- Залейся. -- Получится очень мило, -- раздумчиво произнес Мортимер Байлисс. -- Да, я прекрасно вижу его в черном. -- Можно мне выпить? -- спросил Перси Пилбем. Говорил он умоляюще, и лорд Аффенхем, даже в теперешнем настроении, посчитал, что чуточка милосердия правосудию не повредит. Он хозяйским жестом указал на стол, где стояли сифон и графин. Пилбем подошел и налил стакан до края. -- Или в зеленый? -- произнес лорд Аффенхем и уже хотел сказать другу, что зеленая краска у него тоже есть, и не лучше ли -- щеголеватее, веселее, вообще приятнее -- будет зеленый Пилбем, но не успел, потому что в глаза ему ударило виски с содовой. На мгновение ему показалось, что он на винном заводе, где произошел взрыв. Набрасывая портрет Перси Пилбема, мы подчеркнули, что он не красив и не отважен, но, надеюсь, сумели показать и другое -- его сообразительность и умение быстро мыслить в минуту опасности. Выплеснуть стакан в лицо лорду Аффенхему и выскочить в стеклянную дверь было делом мгновенного озарения. Он с шумом вырвался наружу и ураганом умчался прочь. Преклонные лета и хроническая несгибаемость суставов помешали лорду Аффенхему и Мортимеру Байлиссу повторить его подвиг. Они тоже выскочили на улицу, но, увы, их продвижение нельзя было сравнить даже с легким ветерком. Они бежали медленно, натужно, словно одышливые буйволы, и неудивительно, что у ворот не обнаружили никакого сыщика. Вместо него они увидели Билла и Джейн, которые только что вылезли из машины и с любопытством глядели на дорогу. -- За кем погоня? -- спросил Билл. -- Мимо нас промчался кто-то полосатый, -- добавила Джейн. -- В прыщах и красном галстуке, -- сказал Билл. -- По недомыслию, полагаю. Одно или другое, вместе их носить нельзя. Внезапно Джейн встревожено вскрикнула. -- Дядя Джордж! Ты мокрый. -- Знаю, -- сурово отвечал лорд Аффенхем. -- Будешь мокрый, когда воры поливают тебя виски с содовой. Пойду переоденусь. Так и простыть недолго. Он мрачно удалился в дом, а Джейн повернулась к Мортимеру Байлиссу. -- Воры? -- переспросила она. -- У вас тут вор? -- Был. Я взял лопату, чтобы его сокрушить. Теперь, когда сокрушать некого, положу ее на место. -- И Мортимер Байлисс отправился это исполнять. -- Воры! -- сказала Джейн. -- Только подумать! -- Веселенькие дела творятся в Вэли-Филдз. -- Ты должен был вскричать: "Ко мне, крошка!", заключить меня в объятия и сказать, чтобы я не боялась, ведь ты здесь. -- Отличная мысль, -- сказал Билл. Сзади кто-то кашлянул. В нескольких шагах от них стоял Кеггс с перекошенным лицом. У него раскалывалась голова, легкое покашливание еще усилило муки. -- А, здравствуйте, мистер Кеггс, -- сказал Билл. -- Мы... э... обсуждали подготовку к свадьбе. -- Я бы не советовал жениться немедленно, сэр, -- произнес Кеггс замогильным голосом. 22 Когда Огастес Кеггс, подобно Абу бен Адему, очнулся от мирного сна, он обнаружил, что заработал чудовищную головную боль и лишился конверта с надписью "Касательно Р.Бэньяна". Поначалу, естественно, в его мозгу царил полнейший разброд; затем из бурления противоречивых чувств выкристаллизовались две связные мысли. Первая -- надо пойти к аптекарю на Розендейл-род (если хватит сил дотуда добраться) и взять самого сильного средства от головы, какое там сыщется; вторая -- надо отомстить Роско Бэньяну за поступок, столь мерзостный, что даже международная банда посовестилась бы на него пойти. В том, что за головной болью и кражей кроется Роско Бэньян, Кеггс не усомнился и на мгновение. Когда некто в усиках и прыщах заходит к отставному дворецкому, сообщает, что послан Роско Бэньяном, подливает что-то в бокал и похищает контракт, в котором Роско Бэньян обязался уплатить сто тысяч долларов, то дворецкий, если он не совсем туп, может сделать собственные выводы. Он видит, куда указывают улики и знает, кого внести в список подозреваемых. Вот почему Кеггс, думавший направиться прямиком к аптекарю на Розендейл-род за средством от головы, при виде Билла остановился и сказал: -- Я бы не советовал жениться немедленно, сэр. И, пока Билл смотрел на него, сощурясь, как мы обычно делаем, если предполагаем, что наш собеседник слегка перебрал, добавил: -- Соблаговолите выслушать меня, мистер Холлистер. Шекспир (Вильям) и Поп (Александр), оба подчеркивали, как скучна дважды пересказанная повесть, а трижды пересказанная еще хуже. В двух местах этой хроники читателям предлагалась история брачной тонтины Мортимера Байлисса, и они, при своей сообразительности, надо думать, уже примерно поняли, что к чему. Соответственно, нет надобности приводить речь Кеггса дословно. Довольно сказать, что, несмотря на боль, которая начиналась в ступнях и усиливалась с каждый следующим дюймом, он изложил факты перед Биллом и Джейн не менее ясно, чем несколько дней назад перед Роско Бэньяном, и слушали его с неменьшим вниманием. Билл вытаращил глаза. Джейн тоже. Потом они вытаращились друг на друга. -- Вы хотите сказать, -- произнес Билл, переводя глаза на Кеггса, -- что я потеряю миллион долларов, если женюсь? -- Да, если ко времени вашего вступления в брак мистер Роско будет оставаться еще холост. -- А он, насколько я знаю, даже не помолвлен. -- Не помолвлен, сэр. Вот уже несколько дней как Биллу не случалось шумно втягивать воздух, но сейчас это произошло. Человек, перед которым разверзлась пучина бэньяновской подлости, поневоле вздохнет. -- Так вот почему он предложил мне работу! Чтобы убрать меня с дороги. -- В точности так, сэр. Это уловка. -- Вот сволочь! -- Да, сэр. -- Подлец! -- Да, сэр. -- Скользкий ползучий гад! -- В точности так, сэр, -- искренне согласился Кеггс. Он тоже считал, что Роско Бэньян низким коварством и общей непривлекательностью напоминает упомянутую рептилию. -- Мистер Роско не остановится ни перед чем. С детства таким был. Мои друзья, оставшиеся на службе у покойного мистера Бэньяна, писали, что уже тогда его поведение отличалось полной беспринципностью. В пятнадцать лет его выгнали из школы, потому что он ссужал одноклассникам деньги под грабительский процент. Кто есть дитя, сэр? Отец мужчины. -- Таких детей надо сразу топить в ведре, -- сурово заметил Билл. -- Чтобы не стали мужчинами. Но кто сейчас прибегает к этим простым домашним средствам? Видители, они устарели! Что же мы получаем? Роско Бэньяна. А? -- Я просто сказал "ох!", сэр. У меня страшно болит голова. Как раз собирался к аптекарю в надежде купить какое-нибудь средство. -- Тогда мы не будем вас задерживать. Я знаю, что такое головная боль. Конечно, идите в аптеку. -- Спасибо вам большое, сэр, -- сказал Кеггс, и, приложив руку к раскалывающемуся челу, побрел в Розендейл-род за средством. Он оставил за собой растерянное молчание. Первым заговорил Билл. -- Ладно, -- сказал он. -- Нет, все-таки жаль. Я бы обрадовался миллиону долларов. Джейн взглянула на него широко распахнутыми глазами. -- Билл! Ты хочешь сказать? -- Ну, конечно. -- Ты ведь не женишься на мне сейчас? -- Естественно, женюсь. Придется принять работу у Роско. Я позавчера уволился от Гиша. В среду мне надо отплыть в Америку. -- Нам не обязательно жениться до этого. Билл вытаращил глаза. -- Ты предлагаешь остаться в Англии? -- Просто придется немного подождать. -- Немного? -- рявкнул Билл. -- Ты не знаешь Роско Бэньяна. Раз женитьба лишит его миллиона долларов, он, если потребуется, будет ждать до семидесяти с лишним. Хороши мы будем, ты здесь, я в Америке. Обмениваемся открытками и с надеждой ожидаем, когда Роско вденет в петлицу гардению и направится к алтарю. -- Вспомни, что мы придумали тогда у Баррибо. Ну, что бы мы делали, если б у нас оказались деньги. Ты бы вернулся к живописи, я бы водворила дядю Джорджа обратно в Шипли. -- Помню. Ну, придется мне обойтись без живописи, а дяде Джорджу -- без Шипли. Да ты знаешь, что будет со мной, если я уеду в Америку один? Я же рехнусь. Я все время буду думать о холостяках, которые вьются вокруг тебя. -- Господи, я ни на кого и смотреть не стану! -- Почему? Кто я такой? Просто один из свинопасов, причем далеко не лучший. -- Из кого? -- Такая сказка, ты читала в детстве. Одна принцесса полюбила свинопаса. Я к тому, что тебя будут окружать принцы, стараясь отвратить от свинопасов, и со временем ты непременно задумаешься, стоит ли дальше ждать Уильяма Холлистера? -- Ты про Уильяма Куокенбуша? -- Про него самого. -- Ни о чем я таком не задумаюсь. Я буду ждать тебя хоть целую вечность. Билл, дурачок, ты это знаешь! -- Это сейчас, но что ты скажешь через пять лет, когда Роско по-прежнему будет сидеть накрепко, отвергая все предложения руки и сердца? Я вижу, как ты слабеешь. Я вижу, как ты говоришь себе: "Да кто он такой, этот Холлистер? Где он мотается, почему считает себя вправе... -- "...отнимать лучшие годы моей жизни?" -- Вот-вот! Нет уж, сударыня! Вы едете со мной в среду, и к черту все тонтины. Глаза у Джейн сверкали. -- Ой, Билл! Я правда стою для тебя миллиона долларов? -- Больше. Гораздо больше. Всякий, кто получил такую девушку всего за миллион долларов, может сказать, что ему привалила огромная удача. -- Ой, Билл! -- повторила Джейн. Когда через несколько минут Кеггc вернулся из своих странствий, ему снова пришлось кашлянуть. 23 Однако на этот раз кашель не причинил ему боли. С удовольствием сообщаем, что Кеггс не напрасно верил в розендейлродского аптекаря. Тот знал, что помогает от головы. Он налил немного из того флакончика, чуть-чуть из этого, добавил динамита, красного перца и вручил эту смесь страдальцу. Правда, тому сперва показалось, что сейчас у него в животе взорвется водородная бомба, но когда этого не произошло, он смог вернуться в свою уютную гостиную почти как новенький. Здесь он обнаружил лорда Аффенхема. Совершенно сухой виконт в свитере и фланелевых брюках, которые мог бы сшить на заказ Омар Делатель Палаток, размышлял над аквариумом с золотыми рыбками. -- Муравьиные яйца, -- бормотал он, когда вошел Кеггс. -- Почему муравьиные яйца? -- Милорд? -- Я вот думаю, с чего бы рыбкам любить муравьиные яйца. -- Они с удовольствием ими кормятся, милорд. -- Знаю. Вот я и спрашиваю: как они сумели их полюбить? Не могу представить, чтобы они в природе общались с муравьями. Лопни кочерыжка, вы же не скажете, что предки этих рыбок выходили на берег, шастали по округе, находили муравейники и подкреплялись яйцами? Да, тут вся и суть, -- философски сказал лорд Аффенхем и обратился к другому аспекту муравьиной жизни. -- Вы знаете, что они быстрее бегают в теплую погоду? -- Милорд? -- Муравьи. Когда теплеет, они бегают быстрей. -- Вот как, милорд? -- Так я где-то прочел. За летние месяцы они наверстывают потерянное и носятся галопом. Зимой у них сон. Кстати. Вам только что звонили по телефону. Миссис Билсон. Вам это имя что-нибудь говорит? -- Это моя сестра, милорд. -- А, сестра? Я забыл, что у вас есть сестра. У меня как-то было целых три, -- произнес лорд Аффенхем со скромной гордостью. -- Так вот, она просила перезвонить. Покуда Кеггс довольно долго разговаривал по телефону, лорд Аффенхем по-прежнему размышлял, сперва о золотых рыбках, потом о канарейке. Канарейка ела льняное семя, чего шестой виконт не стал бы делать даже на пари, и, погруженный в мысли о причудах птичьего вкуса, он не слышал, что происходит в другом конце комнаты. Будь у него время обратить внимание на разговор, он заключил бы, что абонент в Вэли-Филдз получил неприятные известия. Лицо Кеггса побагровело, рука с трубкой дрожала. Тем временем лорд Аффенхем, исчерпав тему канарейки (и немудрено, потому что ничего захватывающего в ней не было) снова переключился на рыбок. Он как раз думал, что одна из них -- вылитая Шропширская тетка, к который его некогда отправил отец, когда резкое восклицание вывело его из задумчивости. Он в удивлении обернулся. То, что произнес перед этим Кеггс, никак не вязалось с достоинством бывшего дворецкого. -- Что вы сказали? -- спросил лорд Аффенхем, моргая. -- Я сказал, чтоб ему провалиться, скотине, милорд, -- почтительно отвечал Кеггс. -- Э? Кому? -- Мистеру Бэньяну, милорд. -- А, ему? Что он натворил? Кеггс некоторое время боролся с чувствами. Наконец выдержка взяла верх. Дворецкий, закаленный годами службы, когда хозяин из вечера в вечер рассказывает за столом один и тот же анекдот, научается владеть собой. -- Для меня это оказалось полной неожиданностью, милорд, но, похоже, мистер Бэньян обручился с моей племянницей Эммой. -- Тут чувства снова возобладали, и у Кеггса вырвалось. -- Черт его побери! Тайная помолвка, милорд. Ее мать узнала только сегодня утром. Лорд Аффенхем удивился. Он не мог взять в толк, чем новость так возмутила дядюшку. У Роско Бэньяна в чулке -- двадцать миллионов долларов. Многие из тех, у кого есть племянницы, охотно поменялись бы с Кеггсом его заботами. -- Обручился с вашей племянницей? Хорошо, что с ней, а не со мной, но, на мой взгляд, это отличная партия. Он, конечно, жирная рожа, но при средствах. Вы же знаете, что денег у него куры не клюют? -- Разумеется, милорд. Мистер Бэньян один из самых богатых холостяков. -- Так чего вы кипятитесь? -- в полном недоумении спросил лорд Аффенхем. И вновь чувства едва не оказались сильнее Огастеса Кеггса. Человек его комплекции не может затрепетать, как одуванчик в мае, однако он безусловно немного заколыхался. Крыжовенные глаза блеснули опасным блеском, и заговорил он с глухим урчанием, как бульдог Джордж, когда тому в горло попадет кость. -- Моя племянница Эмма позвонила матери, милорд, и сообщила, что мистер Бэньян разорвал помолвку. Теперь лорд Аффенхем понял. Его больше не удивляло, что бывший дворецкий шипит, словно откупоренная бутылка пива. На его месте он бы и сам зашипел. В нем сразу пробудилось сочувствие. -- Скотина. Дал вашей Эмме от ворот поворот? Сделал ей ручкой? Странно, а я и не знал, что у вас есть племянница Эмма. -- Думаю, что я, если и упоминал ее при вашей милости, то только под сценическим псевдонимом Элейн Донн. -- А, ясно. Она играет в театре? -- Именно так, милорд, и, взвесив за и против, она посчитала, что имя Эмма Билсон может стать помехой в карьере. Хотелось выбрать что-нибудь более звучное. -- Мда, может и так. Хотя была же Лотти Коллинз. -- Да, милорд. -- И Флорри Форд... и Дейзи Вуд. Простые имена. -- Да, милорд, но упомянутые вами особы пели в мюзик-холлах. Эмма занимается более серьезным искусством. Она -- то, что в театральных журналах называется драматическая актриса. Когда мистер Бэньян с ней познакомился, она играла маленькую роль в переводной русской пьесе. -- О, Господи! Меня как-то водила на такую тетка. Толпа жутких личностей обсуждает, как все плохо, и не повесится ли Иван в амбаре. Не говорите мне, что Роско Бэньян по собственной воле ходит на русские пьесы. -- Нет, милорд. Он не видел Эмму на сцене. Они познакомились на вечернике. -- А, это уже правдоподобнее. Я знаю, что бывает на вечеринках. Он сделал ей предложение? -- Да, милорд. -- Писал ли он ей письма по этому поводу? -- Несколько, милорд. -- Чего ей тогда тревожиться? Лопни кочерыжка, ее дело в шляпе. Она может подать в суд за нарушение брачного обещания и отхватить миллион. -- Нет, милорд. -- Кеггса передернуло. Слова печальнейшие на земле", словно говорил он, "так могло случиться". -- Сегодня она подошла к столу, где держала письма от мистера Бэньяна, и обнаружила, что их нет. -- То есть, их не было на месте? -- Именно так, милорд. Очевидно, эмиссар мистера Бэньяна преступным образом проник в занимаемое ею помещение и завладел искомой корреспонденцией. Лорду Аффенхему потребовалось несколько мгновений, чтоб распутать фразу и перевести с дворецкого языка на человеческий. Кеггс хотел сказать, что какой-то купленный Бэньяном подонок забрался к девушке в дом и стибрил чертовы письма. Вся благородная натура лорда Аффенхема возмутилась. -- Мерзавец! -- Да, милорд. -- Фесвитянин! -- Да, милорд. -- Она не должна это так оставлять. -- Трудно представить, как бедной девушке теперь получить возмещение. -- Она может набить ему морду. -- Вряд ли это компенсирует ей обиду. -- Ну кто-то же должен набить ему морду. Погодите! -- вскричал лорд Аффенхем поднимая могучую, как окорок, руку. -- Вот оно уже близко. Дайте подумать. -- Он заходил по комнате. Очевидно, его мощный мозг работал. -- Эй! -- сказал он, останавливаясь на полушаге. -- Милорд? -- Вы, кажется, говорили, что ваш брат был профессиональным боксером? -- Да, милорд. Он носил прозвище Боевой Билсон. -- Хороший был боксер? Крепкий? -- Очень, милорд. У меня есть его фотография, если вашей милости угодно взглянуть. Он подошел к комоду под окном и вернулся с большим альбомом. Перелистав страницы с карточками -- его самого, запечатленного юным лакеем, полной дамы, туго обтянутой купальным костюмом конца прошлого века с подписью "кузина Эми в Лландудно" -- он наконец нашел, что искал. Это явно была свадебная фотография. Возле стула, в пышном белом наряде, стояла полногрудая девица со взбитыми волосами -- казалось, на ней написано "буфетчица". В левой руке она держала букет нарциссов, правую нежно положила на плечо мужчине, который сидел на стуле. При первом взгляде в нем поражал размер. Лорд Аффенхем и сам был не карлик, но показался бы им рядом с женихом. Тот высился на стуле, словно исполин. Затем изумленный взгляд замирал на лице, еще более впечатляющем. У него был сломанный нос, а нижняя челюсть -- как у актера из низкопробного вестерна, призванного воплощать Решимость. Под свадебным фраком отчетливо угадывались могучие мускулы. Он сидел, уложив на колени сжатые кулаки и слегка подавшись вперед, будто хотел лучше рассмотреть соперника. Ни дать, ни взять боксер в ожидании сигнала, а тренер -- в данном случае, женщина -- настраивает его на победу. На лорда Аффенхема это произвело самое глубокое впечатление. -- Это он, да? Отец? -- Да, милорд. -- Тогда я вижу свет, -- сказал лорд Аффенхем. -- Я вижу, с какой стороны нам подступиться. 24 Утро после визита Пилбема в Лесной Замок застало Роско Бэньяна в самом радужном настроении. Когда он завтракал, позвонил частный сыщик и сообщил, что все прошло по плану. Сердце Роско Бэньяна пело, когда он выжимал сцепление, направляясь в Лондон. Он назвался приятного вида мальчику в приемной, и тот незамедлительно проводил его в святая святых. Владелец сыскного агентства "Аргус" сидел за столом и просматривал бумаги частного свойства. Когда Роско вошел, он поднял глаза, но в них не было того счастливого блеска, что у посетителя. Перси Пилбем был холоден и суров. -- А, это вы? -- спросил он рассеянно. -- Да, я, -- сказал Роско, дивясь, что прыщавый сыщик не скачет от радости в такое дивное утро. -- Ну и удружили вы мне вчера, -- сказал Пилбем, содрогаясь при одном воспоминании. -- Вы сказали, что дома никого не будет. -- И что? -- Вы меня обманули. Сейчас я расскажу. Не каждому дается дар рассказчика, но Перси Пилбема фея-крестная наделила им сполна. Трудно было бы четче и драматичнее изложить субботнее происшествие в доме ужасов (Лесной Замок, Тутовая Роща, Вэли-Филдз). Казалось, ожили самые сильные страницы Эдгара Алана По. Пусть лорд Аффенхем и Мортимер Байлисс нашли бы некоторое преувеличение в описании своих действий и внешности, даже им пришлось бы признать, что картина нарисована впечатляющая. Когда Пилбем завершил рассказ, Роско согласился, что все прошло не так гладко, как намечалось, и Пилбем эти слова подтвердил. Он сказал, что трижды просыпался в эту ночь, трясясь, как студень -- ему снилось, что испытание продолжается. -- Зато, -- сказал Роско, указывая на хорошую сторону, -- вы раздобыли бумагу. -- Раздобыл, -- сказал Пилбем. -- И прочел. Роско вздрогнул. -- Вы хотите сказать, что распечатали конверт? -- Да. -- Вы не имели права. Перси Пилбем положил ручку, на которую перед этим накручивал восточный кончик усов. -- Пожалуйтесь в суд, -- сказал он коротко. На мгновение повисла тяжелая тишина. Однако Роско был слишком рад, чтобы долго переживать из-за нарушений профессиональной этики. -- Ладно, пустяки, -- сказал он, вспомнив, что счет уже оплачен. -- Где он? -- В сейфе. -- Давайте. -- Разумеется, -- сказал Пилбем. -- Как только вы дадите мне чек на две тысячи фунтов. Роско зашатался. -- Что?! -- Купите слуховой аппарат. Я сказал, две тысячи фунтов. -- Но я вам заплатил. -- А теперь заплатите снова. -- Но вы обещали все сделать за тысячу. -- А вы обещали, -- холодно сказал Пилбем, -- что там будут только Кеггс и больной бульдог. Больной бульдог, нет, вы подумайте! Дом кишмя кишел человекоподобными гиппопотамами и людьми с лопатами, все они хотели раздеть меня и вымазать черной краской. Естественно, наше первоначальное соглашение, предусматривавшее, что дом будет пуст, утратило силу. Две тысячи долларов -- возмещение за моральный и интеллектуальный ущерб. Я их получу. -- Вы так считаете? -- Я в этом уверен. -- Ах, уверены? -- Да, уверен. -- Я не дам вам ни цента, -- сказал Роско. Пилбем, который на время разговора перестал накручивать усы, снова взял ручку и задумчиво принялся завивать в колечко их западную оконечность. Он глядел на Роско укоризненно, как человек, чья вера в изначальную доброту человеческой природы поколеблена. -- Значит теперь, когда я избавил вас от необходимости платить Кеггсу сто тысяч долларов, -- сказал он, -- вы отказываете мне в жалких двух тысячах фунтов? -- Верно, -- сказал Роско. Пилбем вздохнул, окончательно разочарованный в людях. -- Ну, это как вам угодно, -- сказал он твердо. -- Уверен, Кеггс не сочтет эту сумму чрезмерной. Комната поплыла перед глазами Роско. Ему казалось, что он смотрит сквозь мерцающую дымку, скрадывающую очертания собеседника и делающую его почти невидимым. И хотя всякий сказал бы ему, что такой способ созерцать Перси Пилбема -- самый приятный, его это не утешало. -- Вы не сделаете этого! -- Кто вам сказал? -- Отдадите конверт Кеггсу? -- Продам, -- поправил Пилбем. -- Я уверен, мы с ним столкуемся. Он показался мне человеком рассудительным. -- Это шантаж! -- Знаю. Уголовное преступление. Вот телефон, если хотите позвонить в полицию. -- Кеггс так и сделает. Он отправит вас в тюрьму. -- И лишится ста тысяч фунтов? Никуда он меня не отправит. Он расстелит передо мной красную дорожку. Роско нечего было ответить. Он понял, что столкнулся с мощным интеллектом, перед которым бессилен, как новорожденный ребенок. Похоже, ничего не оставалось, как достойно принять поражение. Внезапно его осенила целительная мысль. Чек можно приостановить. -- Ладно, -- сказал он, -- ваша взяла. -- Он вытащил свою постоянную спутницу -- чековую книжку. -- Можно воспользоваться вашей ручкой? Пилбем вынул ручку из шевелюры, куда запустил ее минуту назад. -- Вот. А теперь, -- сказал он, получая чек, -- я попрошу вас дойти со мною до банка, где мне дадут по нему деньги. Две тысячи фунтов без вашего одобрения не выложат. Когда мы вернемся, я отдам вам конверт, и все будут довольны. Преувеличением будет сказать, что назад Роско ехал в приподнятом состоянии духа, однако, к тому времени, как он повернул руль у ворот Шипли-холла, горькая чаша, ставшая столь привычной для его губ, показалась не такой и горькой. Разумеется, утрата двух тысяч фунтов никого порадовать не может, зато, как-никак, соглашение Бэньян-Кеггс стало кучкой пепла в мусорной корзине Перси Пилбема. Счет несомненно в его пользу. Он предпочел бы не тратиться так сильно на мелкую рыбешку, но одно было очевидно: он вытащил кита. Роско остановил ягуар у парадной двери и вошел в дом. Его ждал Скидмор. -- К вам мистер и миссис Билсон, -- сказал дворецкий. 25 С самого своего пробуждения этим утром Мортимер Байлисс чувствовал себя подавленным и раздраженным. Вчера, воткнув лопату на место, он несколько раз копнул клумбу, а сегодня у него разломило поясницу, отчего жизнь мгновенно сделалась не мила. Вновь ему напомнили, что он не так молод, как бывало, а ему хотелось по-прежнему видеть себя ладным юношей. Когда он стоял в галерее, смотрел на творение зрелого Сидни Биффена, в голове его внезапно всплыли печальные строки Уолтера Севиджа Лэндора: У жизни грелся, как у очага; Он угасает -- я готов к уходу. И вдруг он понял, что не вынесет еще дня в обществе Роско Бэньяна. Дела, связанные с Бэньяновским собранием живописи, привели Мортимера Байлисса в Шипли, теперь дела закончены и ничто не заставляет его делить кров с человеком, которого он недолюбливал мальчиком и еще сильнее не любит теперь, когда излишне терпимый мир позволил ему дожить до тридцати одного. Все в Роско оскорбляло престарелого хранителя: его лицо, его двойной подбородок, его речь и манера разделываться с невестами и экс-дворецкими при помощи частных сыщиков. Потому что теперь, когда нашлось время подумать, Мортимеру Байлиссу стало ясно: за вчерашним вторжением в Лесной Замок кроется Роско Бэньян. Сперва его озадачило, зачем усатому мародеру рыться в гостиной у Кеггса, если, конечно, он не любитель аквариумных рыбок и "дружной семейки". Однако все встает на свои места, стоит предположить, что он подослан Роско Бэньяном с целью похитить контракт. Роско, чувствовал Мортимер, человек, в чьем присутствии порядочному искусствоведу невозможно больше дышать, поэтому он взялся за звонок, намереваясь позвать Скидмора и немедленно приступить с сборам, но тот как раз появился сам. -- Простите, сэр, -- сказал Скидмор. -- Вы примете мистера Кеггса? Сморщенное лицо Мортимера Байлисса на мгновение зажглось интересом. Огастес Кеггс -- один из тех немногих, чье общество он был способен сейчас выносить. Им много что следовало обсудить. -- Он здесь? -- Он приехал на своей машине час назад, сэр, с леди и джентльменом. -- Тогда пришлите его сюда. И уложите вещи. -- Сэр? -- Мои вещи, дубина. -- Вы уезжаете из Шипли-холла, сэр? -- Да. Он ужасает, я готов к уходу. Вошел Кеггс с котелком в руках, и вид его физиономии сразил Мортимера Байлисса наповал. Страдание любит общество; он уже предвкушал беседу с недужным другом и взаимные жалобы. Кеггс разочаровал его совершенно -- он так и лучился здоровьем, можно сказать, цвел. -- Похоже, вы оправились после вчерашнего, -- сказал Мортимер Байлисс. -- Я-то думал, у вас будет болеть голова. -- О нет, сэр. -- Неужели не болит? -- Не болит, сэр, спасибо. Я прекрасно себя чувствую. -- Жалко. Ух! -- Вам нездоровится, сэр? -- Спину разломило. Радикулит. -- Неприятно. -- Еще как. Но не обращайте внимания. Кому какое дело до бедного старого Мортимера Байлисса. Если бы горилла-убийца медленно отрывала мне руки-ноги, и двое моих знакомых случились рядом, один сказал бы: "Знаешь, горилла отрывает Мортимеру Байлиссу руки-ноги", а тот бы ответил: "Ты совершенно прав", и оба пошли обедать. Так что вас привело, Кеггс? Вчерашние события? -- Да, мое посещение связано с ними, сэр. -- Полагаю, вы очнулись от обморока, обнаружили пропажу конверта и поняли, что красавчик свистнул его по поручению Роско Бэньяна? -- Мгновенно, сэр. -- И теперь пришли воззвать к его совести, чтобы он уделил вам хоть немного от своих щедрот? Безнадежно, Кеггс, безнадежно. Совесть не заставит Роско расстаться и с никелем. -- Я это предвидел, сэр. В мои намерения не входило взывать к лучшим чувствам мистера Бэньяна. Я сопровождал сестру и ее мужа, они сейчас с мистером Бэньяном в курительной. Лорд Аффенхем посоветовал привезти их сюда. Они -- родители молодой женщины, с которой мистер Бэньян был до недавнего времени помолвлен. Моей племянницы Эммы. -- И что они, по-вашему, сделают? -- Его милость уверен, что визит возымеет желаемое действие. Глаз за черным роговым моноклем принял доброе, почти нежное выражение. Мортимер Байлисс тихо жалел человека, явно утратившего всякую связь с реальностью. -- Кеггс, -- произнес он с той просительной ноткой, которая появляется в голосе, когда мы урезониваем дурачка, -- подонок, который выкрал у вас контракт, выкрал и письма, в которых Роско обещал жениться. Ни вам, ни девушке ничего сделать не удастся. Кеггс покачал головой. Сделай он это до визита к розендейл-родскому кудеснику, она бы раскололась надвое и выстрелила в потолок. -- Его милость думает иначе. Он считает, что Уилберфорс... -- Кто? -- Мой шурин, сэр. Его милость считает, что Уилберфорс доходчиво объяснит мистеру Бэньяну, что его долг -- загладить свою вину перед Эммой. И он не ошибся. Когда я уходил минуту назад, мистер Бэньян склонялся к мысли о немедленном бракосочетании. Читать уже знает, как непросто поколебать монокль в глазу Мортимера Байлисса, но при этих словах стеклышко вылетело и закачалось на веревочке, словно разыгравшийся по весне ягненок. -- Склонялся к мысли о немедленном бракосочетании? Он женится? -- По специальному разрешению. -- Хотя и получил назад письма? -- Все так, сэр. Мортимер Байлисс подтянул веревочку и вставил монокль на место. Сделал он это почти рефлекторно, поскольку был ошарашен. -- Похоже, ваш шурин очень красноречив, -- сказал он. Кеггс улыбнулся. -- Я бы так не сказал, сэр. Он почти не открывает рта. За обоих говорит моя сестра Флосси. Просто Уилберфорс был когда-то профессиональным боксером-тяжеловесом. Тьму, окружавшую Мортимера Байлисса, прорезал луч понимания. -- На ринге он выступал под именем Боевой Билсон. Сейчас он немного постарел, но крепости не утратил. Он держит пивную в Шоредиче; ближе к закрытию его посетители, как это свойственно представителям ист-эндского рабочего класса, начинают буянить. Сестра говорит, Уилберфорсу ничего не стоит кулаками утихомирить пяток, а то и больше торговцев рыбой или матросов, и не было случая, чтобы он с ними не справился. Насколько я понял, левый хук у него все тот же, что в молодости. Уверен, на мистера Бэньяна подействовал один его вид. -- Здоровенный, да? -- Еще какой, сэр. Если вы простите мне такое выражение, у него внешность громилы. На Мортимера Байлисса снизошла тихая радость. Много лет, говорил он себе, Роско Бэньян напрашивался на что-то подобное, и вот, наконец, получил. -- Так свадебные колокола зазвонят? -- Да, сэр. -- Когда? -- Немедленно, сэр. -- Что ж, замечательно. Поздравляю. -- Спасибо, сэр. Сам я никогда не любил мистера Бэньяна, но приятно знать, что будущее моей племянницы обеспечено. -- Сколько, по-вашему, у Роско? Миллионов двадцать? -- Думаю, около того, сэр. -- Хорошие деньги. -- Очень хорошие, сэр. Эмме приятно будет ими распоряжаться. И еще одно. -- Что же? -- Я составил новый контракт вместо похищенного из моей квартиры. Когда я выходил из комнаты, Флосси как собиралась обсудить его с мистером Бэньяном и к настоящему времени, уверен, сумела преодолеть его нежелание. Быть может, вы соблаговолите пройти в курительную и засвидетельствовать, как в первый раз? Возможно, -- добавил Кеггс, упреждая очевидный вопрос, -- вы думаете, что контракт теряет смысл, поскольку мистер Бэньян женится и автоматически выходит из тонтины. Однако у меня есть предложение, которое, надеюсь, удовлетворит обе заинтересованные стороны. -- Вот как? -- Да, сэр. Почему бы мистеру Бэньяну и мистеру Холлистеру не поделить выигрыш в тонтине пополам, независимо от того, кто женится первым? Мортимер Байлисс повел себя, как звездочет, на чьем небосводе внезапно явилась новая планета. Он вздрогнул и еще минуту просидел в молчании, смакуя услышанное. -- Мне такое в голову не пришло, -- сказал он. -- Насколько я понимаю, мистер Бэньян вынужден будет согласиться. Как бы ни стремился мистер Холлистер к скорейшему браку, он едва ли откажется повременить несколько дней до свадьбы мистера Бэньяна. На это можно указать мистеру Роско. -- Я сам и укажу. -- Оба джентльмена могут бе