-- я хочу искупить свои прегрешения.
-- Я установлю тебе покаяние. Не мучь себя.
Многие женщины заплакали. Жена раввина сняла с себя шаль и набросила на
плечи Акше. Другая пожилая женщина предложила свою накидку. Они отвели Акшу
в каморку, где когда-то содержали нарушителей общинных традиций и до сих пор
сохранилась колода с цепью. Там женщины переодели Акшу. Кто-то принес ей
юбку и башмаки. Они крутились возле Акши, а она била себя в грудь и каялась
в грехах -- посрамлении Бога, идолопоклонстве, сожительстве с гоем.
Захлебываясь от рыданий, она говорила:
-- Я занималась колдовством. Я призывала Сатану. Он сплел мне корону из
перьев.
Когда Акшу приодели, жена раввина отвела ее к себе домой.
Помолившись, мужчины принялись расспрашивать незнакомца, кто он такой и
что его связывает с внучкой раввина Нафтали Холищицера.
-- Меня зовут Цемах, -- отвечал он. -- Я должен был стать ее мужем, но
она отказала мне. Теперь она явилась просить у меня прощения.
-- Еврей обязан прощать.
-- Я прощу, но Бог Всемогущий есть Бог Отмщения.
-- Он также и Бог Прощения.
Цемах пустился в спор с местными книгочеями, проявив при этом глубокие
познания. Он цитировал Танах, Комментарии, труды прославленных талмудистов,
даже поправлял раввина, когда тот ошибался в цитировании.
Реб Бецалель спросил его:
-- У вас есть семья?
-- Я разведен.
-- В таком случае все можно поправить.
Раввин пригласил Цемаха в свой дом. Женщины сидели с Акшей на кухне.
Они уговаривали ее поесть хлеба с цикорием, ибо она три дня голодала. В
кабинете раввина мужчины занимались Цемахом. Они принесли ему брюки,
ботинки, пиджак и шляпу. Он завшивел, его повели в баню.
Вечером собрались семеро самых уважаемых членов общины и все видные
старики местечка. Женщины привели Акшу. Реб Бецалель объявил, что по
еврейскому закону Акша не была замужем. Ее союз с помещиком был просто
развратом.
Затем он спросил:
-- Цемах, желаешь ли ты взять в жены Акшу?
-- Да.
-- Акша, желаешь ли ты взять в мужья Цемаха?
-- Да, ребе, но я недостойна.
Раввин огласил покаяние, наложенное им на Акшу. Ей предписывалось
поститься по понедельникам и четвергам, в будние дни не есть мяса и рыбы,
петь псалмы и вставать на рассвете для молитвы.
-- Главное -- не наказание, а раскаяние, -- сказал реб Бецалель, -- ибо
сказано пророком: "И вернется он, и будет исцелен"(9).
-- Ребе, простите, -- прервал его Цемах, -- такое покаяние подходит для
рядовых случаев, но не для вероотступничества.
-- Чего же ты хочешь от нее?
-- Есть более суровые наказания.
-- Например?
-- Носить обувь с гравием. Нагишом кататься по снегу зимой, а летом --
в крапиве. Поститься от субботы до субботы.
-- В наши дни у людей нет сил для подобных испытаний, -- сказал раввин
после некоторого колебания.
-- Если у них есть силы грешить, им должно достать сил каяться.
-- Ребе, -- вмешалась Акша. -- не надо прощать меня с такой легкостью.
Позвольте ребу Цемаху наложить на меня тяжкое покаяние.
-- Я сказал то, что считаю справедливым.
Все молчали. Затем Акша произнесла:
-- Цемах, дайте мне мою котомку.
Цемах, который бросил мешок в угол, принес его на стол, и она вынула из
него маленький сверток. Было слышно дыхание присутствующих, такая стояла
тишина, когда она извлекла из свертка оправленные жемчуга, бриллианты и
рубины.
-- Ребе, это мои драгоценности, -- сказала Акша. -- Я не достойна
владеть ими. Позвольте ребу Цемаху распорядиться ими по своему усмотрению.
-- Это ваше или помещика?
-- Мое, ребе, это наследство от моей незабвенной бабушки.
-- Записано, что самое щедрое пожертвование не может превышать одной
пятой состояния.
Цемах покачал головой.
-- Я опять не согласен. Она опозорила бабушку в лучшем мире и не может
поэтому наследовать ее драгоценности.
Раввин схватился за бороду.
-- Если вы знаете лучше, то вам бы и быть раввином. -- Он вскочил с
кресла и снова сел. -- На что вы собираетесь себя содержать?
-- Я стану водоносом, -- ответил Цемах.
-- А я умею месить тесто и стирать белье, -- сказала Акша.
-- Поступайте как знаете. Я верю в милосердие закона, а не в его
суровость.
Посреди ночи Акша открыла глаза. Муж и жена жили в лачуге с земляным
полом неподалеку от кладбища. Дни напролет Цемах носил воду, Акша стирала
белье. За исключением суббот и праздников, оба постились все дни и ели
только по вечерам. Акша сыпала себе в башмаки песок и гальку, а прямо на
голое тело надевала грубую шерстяную рубаху. Ночью они спали порознь на
полу: он -- на матрасе у оконца, она -- на перьевом тюфяке возле печки. На
веревке, протянутой от стены до стены, висели саваны, которые она сшила для
них обоих.
Они были женаты уже три года, но Цемах все еще не приблизился к ней. Он
тоже покаялся в тяжком грехе: обладая женами, он вожделел к Акше. Подобно
Онану,он расплескивал свое семя. Страстно мечтая отомстить ей, он бунтовал
против Господа и срывал свою злобу на женах, одна из них умерла. Можно ли
быть более растленным?
Хотя лачуга их стояла на опушке леса, и дрова им ничего не стоили,
Цемах не позволял разводить на ночь огонь в печке. Спали они одетые,
укрывшись мешками и лохмотьями. Народ в Холишице утверждал, что Цемах --
сумасшедший; раввин вызвал мужа и жену и объяснил, что мучить себя так же
жестоко, как и мучить других, но Цемах процитировал ему отрывок из "Начал
мудрости" (10), гласивший, что покаяние без укрощения плоти -- бессмысленно.
Ежедневно, ложась спать, Акша каялась в грехах, но сны ее не были
чисты. Сатана являлся в образе бабушки и описывал ослепительные города,
изысканные балы, пылких кавалеров, жизнелюбивых дам.
Дедушка перестал являться ей. Бабушка же снилась Акше молодой и
красивой. Она пела непристойные песенки, пила вино и танцевала с колдунами.
Иногда по ночам вела Акшу в храм, где монотонно бубнили ксендзы, а
идолопоклонники преклоняли колена перед золотыми статуями. Обнаженные
куртизанки пили из рогов вино и предавались разврату.
Однажды ночью Акше приснилось, будто она голая стоит в большой круглой
яме. Вокруг кружились в хороводе лилипуты и пели похабные погребальные
песни.
Откуда-то слышались звуки труб и бой барабанов. Она проснулась, но
угрюмая музыка все eще звучала в ушах. "Я погибла навеки," -- сказала она
себе.
Проснулся и Цемах. Некоторое время он всматривался сквозь единственное
не заколоченное им окошко, потом сказал:
-- Акша, ты не спишь? Снег выпал.
Акша сразу поняла, к чему он клонит. Она ответила:
-- У меня нет сил.
-- Погрязать в пороке у тебя сил хватало.
-- У меня болят все кости.
-- Расскажи это ангелу мщения.
Луна и снег бросали в комнату яркие отблески.
Цемах за это время так оброс, что стал похож на отшельника. Борода его
не знала бритвы, глаза сверкали в темноте. Акша никогда не могла понять,
откуда у него берутся силы таскать воду дни напролет, а потом еще полночи
заниматься. К еде он еле прикасался. Чтобы оградить себя от греха
чревоугодия, он проглатывал хлеб, не жуя, а суп, который она варила, нарочно
солил и перчил сверх всякой меры.
Акша и сама извелась. Всматриваясь в свое отражение на стекле, видела
худое лицо, впалые щеки, болезненную бледность. Часто кашляла и сплевывала
мокроту с кровью.
Она сказала:
-- Прости меня, Цемах, я не могу подняться.
-- Вставай, прелюбодейка! Это, может быть, твоя последняя ночь.
-- Ох, если бы это было так!
-- Сознавайся! Правду говори!
-- Я тебе рассказала все.
-- Ты получала удовольствие от блуда?
-- Нет, Цемах, нет.
-- В прошлый раз ты призналась, что получала.
Акша надолго замолкла.
-- Очень редко. Может быть, какое-то мгновение.
-- И ты забыла о Боге?
-- Не совсем.
-- Ты знала Божий Закон, но своевольно пренебрегла...
-- Я думала тогда, что правда с гоями.
-- И это все потому, что Сатана сплел тебе корону из перьев?
-- Я решила, что это -- чудо.
-- Не смей защищать себя, развратница!
-- Я не защищаюсь. Он говорил голосом бабушки.
-- Почему ты слушала бабушку, а не деда?
-- Я была глупой.
-- Глупой? Годами ты погрязала в самых мерзких пороках.
Вскоре оба вышли босиком в ночь. Цемах бросился ниц первым. С бешено
без устали он крутился в снегу. Кипа слетела с макушки. Его тело заросло
волосами, точно мехом. Акша подождала минуту, а потом тоже легла. Она
медленно и молча ворачалась в снегу, пока Цемах нараспев причитал:
-- Мы грешили, мы изменяли, мы крали, мы лгали, мы богохульствовали, мы
бунтовали...
И под конец добавил:
-- Господи, сделай так, чтобы я искупил все свои прегрешения смертью!
Акша часто слышала эти слова, но всякий раз снова приходила в трепет.
Точно так же выли крестьяне, когда ее муж, помещик Малковский, порол их.
Причитаний Цемаха она боялась больше, чем зимней стужи или крапивы. Изредка,
в благодушном настроении, Цемах обещал, что когда-нибудь придет к ней, как
муж приходит к жене. Даже сказал, что будет рад стать отцом ее детей. Но
когда? Без устали выискивал он за душой у обоих новые преступления.
Акша слабела день ото дня. Свисавшие с веревки саваны и надгробья на
кладбище манили к себе. Она заставила Цемаха поклясться, что он скажет
каддиш над ее могилой.
Как-то в жаркий день месяца таммуз (11) Акша пошла рвала щавель на лугу
возле реки. Весь день она постилась и хотела сварить суп на ужин. Но
усталость одолела, и она растянулась на траве, noзволив себе отдохнуть
четверть часика. Мысли улетучились, нoги окаменели. Она провалилась в
глубокий сон. Когда открыла глаза, уже была ночь. Облака затянули небо, в
воздухе висела тяжелая влажность. От земли исходил дурманящий аромат трав.
Надвигалась гроза. В темноте Акша нашарила рукой корзину, но она была пуста.
Какая-то коза или корова съела весь щавель. Внезапно вспомнилось детство,
когда бабушка и дедушка баловали ее, наряжали в шелка и бархат, учили
учителя и прислуживали горничные .
Акшу сотрясал приступ кашля, голова горела, спину прохватывал озноб.
Луна и звезды прятались за облаками, она с трудом находила дорогу. Босые
ноги наступали на колючки и коровьи лепешки. "В какую западню я попалась!"
-- прокричало что-то внутри нее. Она подошла к большому дереву и
остановилась передохнуть. Внезапно увидела дедушку. Его седая борода
светилась в темноте. Она узнала его высокий лоб, ласковую улыбку и нежную
доброту взгляда. Она закричала:
-- Дедушка! -- и лицо ее мгновенно стало мокрым от слез.
-- Я все знаю, -- сказал дедушка, -- знаю все твои горести и печали.
-- Дедушка, что мне делать?
-- Внученька, твои тяжкие испытания позади. Мы ждем тебя --бабушка, я,
все любящие тебя. Скоро тебя встретят святые ангелы.
-- Когда, дедушка?
В этот миг образ дедушки растворился во мраке. Акша брела домой, словно
слепая. Наконец добралась до хижины. Еще не отворив дверь, она
почувствовала, что Цемах дома. Он сидел на полу, глаза его горели как угли.
-- Это ты? -- крикнул он.
-- Да, Цемах.
-- Где ты пропадала? Из-за тебя я не мог спокойно молиться. Ты спутала
мне мысли.
-- Прости, Цемах, я устала и заснула на пастбище.
-- Лгунья! Перекрещенка! Падаль! -- завизжал Цемах. --Я искал тебя на
пастбище. С пастухом валялась, Вот где ты была.
-- Что ты говоришь? Побойся Бога!
-- Говори правду! -- он подскочил и начал трясти ее. -- Сука! Демон!
Лилит!
Никогда еще Цемах не был в таком исступлении.
-- Цемах, муж мой, я честна перед тобой,-- сказала Акша. -- Я заснула
на траве. По пути домой я видела дедушку. Пришел мой час.
Ее охватила слабость, и она осела на пол.
Ярость Цемаха мгновенно прошла. Скорбный вопль вырвался из груди.
-- Святая душа, как я буду без тебя? Ты святая. Прости мою суровость.
Это все потому, что я люблю тебя. Я хотел очистить тебя, чтобы ты в раю
могла быть достойной святых праматерей наших.
-- Где заслужила, там и буду.
-- Почему это должно было случиться с тобой? Неужто и на небесах нет
справедливости? -- и Цемах взвыл. Он бился головой об стену. Акша
ужаснулась.
На следующее утро Акша не могла подняться с тюфяка. Цемах принес кашу,
которую сварил на костре. Когда он ее кормил, каша выливалась изо рта. Акша
лежала неподвижно. Жизнь уходила из нее. Цемах позвал местного знахаря, но
тот не знал, что делать. Пришли женщины из погребального общества. В
середине дня Цемах пошел пешком в городок Ярослав за доктором. Наступил
вечер, его все не было.
Еще утром жена раввина прислала Акше подушку. Впервые за многие годы
голова ее лежала на подушке. Под вечер женщины из погребального общества
разошлись. Акша осталась одна. В масляной плошке горел фитиль. Сквозь
разбитое окно проникал ветер. Небо было звездное, но безлунное. Стрекотали
сверчки, лягушки квакали человеческими голосами. Иногда по стене возле
постели скользила неясная тень.
Акша понимала, что конец близок, но не боялась смерти. Она пристально
всматривалась в свою душу. Родилась богатой и красивой, была наделена
гораздо большими способностями, чем окружающие. Злая судьба все перевернула.
Страдала за собственные грехи или в нее перевоплотилась какая-то грешница из
прошлых поколений?
Акша знала, что последние часы следует провести в покаянии и молитве.
Но на веку ей, видно, было написано, чтобы даже в этот час ее не покидало
сомнение. Дедушка толковал одно, бабушка -- другое. В какой-то старинной
книге Акша прочла о вероотступниках, отрицавших Бога и считавших, будто мир
есть случайное сочетание атомов. Сейчас она безумно желала лишь одного --
получить какой-нибудь знак, символ истинной правды. Лежала и молила о чуде.
После задремала, и ей приснилось, будто летит в узкую и темную пропасть.
Всякий раз, когда достигала дна, земля снова разверзалась под ней, и она с
еще большей скоростью продолжала лететь вниз. Тьма становилась гуще, бездна
-- все беспредельнее.
Едва открыв глаза, она уже знала, что делать. Собраав последние силы,
поднялась и взяла нож. Стянула наволочку, онемевшими пальцами распорола
подушку по шву и вытащила корону из перьев. Неизвестная рука сплела на ее
верхушке четыре буквы имени Божьего.
Акша поставила корону возле тюфяка. В тусклом свете фитиля ясно видела
каждую букву: "юд", "хей", "вав", и еще раз "хей". Но как знать, спросила
она себя, являет ли эта корона большее откровение истины, чем та, прежняя?
Неужели возможно, что в небесах существуют разные веры? Акша стала молиться
о новом чуде. В смятении вспомнила слова Сатаны: "Правда в том, что правды
нет". Поздней ночью вернулась в дом одна из женщин, состоявших в
погребальном обществе. Акша хотела предупредить ее, чтобы она не наступила
на корону, но сил не хватило. Женщина сделала еще шаг, и невесомое творение
распалось. Акша закрыла глаза и больше не открывала. На рассвете легко
вздохнула и умерла. Стоявшая рядом женщина взяла перышко и поднесла к ее
ноздрям. Перо не колыхнулось.
Позже, уже днем, женщины омыли Акшу и обрядили в тот самый саван,
который она сшила для себя.
Цемах не вернулся из Ярослава, и больше о нем никто не слыхал. По
Холишицу шли разговоры, что его убили на большой дороге. Кое-кто даже
высказывал предположил, что Цемах был не человеком, а демоном.
Акшу похоронили возле усыпальницы святого, и раввин прочел над могилой
заупокойную молитву.
Одно лишь оставалось загадкой. В предсмертный час Акша распорола
подушку, которую прислала ей жена раввина. Женщины, обмывавшие тело, нашли в
ее руке между пальцами немного пуха. Откуда у умиравшей взялись силы? И что
именно она искала? Но сколько бы люди ни судачили и какие бы ни строили
догадки, до правды они так и не дошли.
Ибо если и существует такай вещь, как правда, она сложна и сокрыта от
глаз людских, точно корона из перьев.
ЕНТЛ-ЕШИБОТНИК
I
После смерти отца Ентл решила, что ей нечего делать в Яневе. Она
осталась одна в доме. Разумеется, были люди, готовые поселиться у нее и
платить за квартиру, да и шадхены то и дело стучались в дверь -- предлагали
женихов из Люблина, Томашева, Замостья. Но Ентл не хотела выходить замуж.
Внутренний голос все время твердил ей: "Нет!" Выйдет девушка замуж, и что с
ней происходит? Она сразу начинает рожать и растить детей. Да еще свекровь
ею командует. Ентл знала, что не годится в жены. Она не умела ни шить, ни
вязать. Жаркое у нее всегда пригорало, молоко выкипало, субботний кугель
никогда не пропекался, а тесто для халы не поднималось.
Мужской образ жизни нравился Ентл гораздо больше, чем женский. Ее отец,
реб Тодрос, мир его праху, много лет пролежал прикованный к постели, и все
эти годы он изучал Тору вместе с дочерью, как будто она была мальчиком. По
его распоряжению Ентл запирала дверь, задергивала занавески, и они вдвоем
постигали тайны Пятикнижия, Мишны, Гемары и комментариев. Ентл оказалась
способной ученицей, и отец не раз говаривал:
-- Ентл, у тебя мужская душа.
-- Тогда почему я родилась женщиной?
-- Даже Небо иногда ошибается.
Ентл и внешностью отличалась от других девушек Янева -- высокая,
худощавая, широкоплечая, с небольшой грудью и узкими бедрами. В субботу
после обеда, когда отец спал, она надевала его штаны, малый таллит, длинную
шелковую капоту, ермолку, бархатную шляпу -- и подолгу рассматривала себя в
зеркало. Оттуда на нее глядел красивый смуглый юноша. У Ентл даже вился
легкий пушок над верхней губой. Только толстые косы выдавали ее
принадлежность к женскому полу -- но ведь волосы всегда можно остричь.
Постепенно у Ентл составился план, который не давал ей покоя ни днем, ни
ночью. Она создана не для того, чтобы раскатывать скалкой лапшу и печь
запеканки, чесать языком с глупыми женщинами и толкаться в очереди к
мяснику. Отец много рассказывал ей об иешивах, о раввинах, об ученых мужах!
Голова ее была набита талмудическими рассуждениями, вопросами и ответами,
учеными изречениями. Тайком она даже покуривала длинную отцовскую трубку.
Ентл объявила торговцам недвижимостью, что намерена продать дом и
уехать к тетке в Калиш. Соседки пытались ее отговорить, шадхены уверяли, что
она сошла с ума, ибо куда скорее и удачней выйдет замуж здесь, в Яневе. Но
Ентл настояла на своем. Она так спешила, что не торгуясь продала дом первому
же покупателю и за бесценок спустила мебель. За все свое наследство она
получила сто сорок рублей. И вот однажды ночью, когда Янев крепко спал, Ентл
обрезала косы, заложила за уши пейсы и оделась во все отцовское. Затем,
уложив в корзину кое-какое нижнее белье, тфиллин и несколько книг, пешком
отправилась в Люблин.
Выйдя на большую дорогу, Ентл на попутной повозке доехала до Замостья,
откуда снова двинулась пешком. По дороге она заночевала на постоялом дворе,
где назвалась Аншелем, по имени покойного дяди. На постоялом дворе было
полно молодых людей, отправлявшихся в обучение к знаменитым раввинам. Они
обсуждали достоинства разных религиозных заведений -- одни хвалили литовские
иешивы, другие утверждали, что в Польше и учеба более серьезная, да и кормят
лучше.
Ентл впервые очутилась одна в обществе молодых мужчин. Как не похожи
были их разговоры на женскую болтовню! Но Ентл стеснялась вступать в беседу.
Один из юношей рассказывал о сделанном ему брачном предложении и описывал
размеры приданого, другой в это время пародировал раввина, читающего отрывок
из Торы на Пурим(1), и добавлял от себя двусмысленные комментарии. Потом
стали меряться силой, разжимали друг другу сжатые кулаки, пригибали к столу
поставленные на локоть руки. Тут же сидел молодой человек и пил чай с
хлебом, помешивая в стакане перочинным ножом из-за отсутствия ложки. Наконец
один из юношей подошел к Ентл и хлопнул ее по плечу:
-- А ты что молчишь? Язык проглотил?
-- Нет, просто мне сказать нечего.
-- Тебя как зовут?
-- Аншель.
-- Ишь, какой застенчивый. Ночная фиалка.
И молодой человек ущипнул Ентл за нос. Следовало ответить ему оплеухой,
но у Ентл не поднималась рука. На выручку ей пришел парень постарше прочих,
высокий, бледный, с горящими глазами и черной бородой:
-- Эй, ты чего к нему пристал?
-- Не нравится, можешь не смотреть.
-- А вот я сейчас тебе пейсы пообрываю!
Бородатый парень подозвал Ентл к себе и стал расспрашивать, откуда она
и куда держит путь. Ентл сказала, что хочет поступить в иешиву, только ищет
такую, где поспокойнее. Парень дернул себя за бороду:
-- Тогда идем со мной в Бечев.
Сам он учился уже четвертый год. Иешива в Бечеве небольшая, рассказывал
он, всего тридцать учеников. Об их пропитании заботятся местные евреи, еды
вдоволь, женщины чинят ешиботникам белье и стирают носки. Бечевский раввин,
глава иешивы, -- настоящий мудрец. Он может задать десять вопросов и на все
вместе дать один ответ. Большинство ешиботников рано или поздно женятся на
местных девушках.
-- А почему ты ушел посреди учебного года? -- спросила Ентл.
-- У меня мать умерла. Теперь я возвращаюсь в иешиву.
-- Как тебя зовут?
-- Авигдор.
-- А почему ты не женат?
Молодой человек почесал бороду:
-- Это длинная история.
-- Расскажи.
Авигдор прикрыл глаза рукой и задумался.
-- Так ты пойдешь со мной в Бечев?
-- Пойду.
-- Тогда ты сам все скоро узнаешь. Я был помолвлен с единственной
дочерью Альтера Вишковера, городского богача. Даже день свадьбы назначили. И
вдруг я получаю обратно договор о нашем обручении.
-- Почему?
-- Не знаю. Видно, сплетники что-то наговорили. Я мог бы потребовать
половину приданого, только это не в моем характере. Теперь мне сватают
другую невесту, но она мне не нравится.
-- А разве в Бечеве ешиботникам разрешается смотреть на девушек?
-- Я ходил к Альтеру обедать раз в неделю, и к столу всегда подавала
его дочь Хадасса...
-- Она красивая?
-- Блондинка.
-- Брюнетки тоже бывают красивые.
-- Нет.
Ентл присмотрелась к Авигдору. Он был худой, широкоплечий, с запавшими
щеками, иссиня-черными пейсами и сросшимися над переносицей бровями. Он
пристально смотрел на Ентл, уже жалея, кажется, что выдал свою тайну. Лацкан
его длиннополого кафтана был разорван в знак траура(2), из-под сукна
виднелась подкладка. Авигдор барабанил пальцами по столу и тихонько напевал
себе под нос. За высоким нахмуренным лбом шла, казалось, напряженная работа.
Внезапно он сказал:
-- Ну и пусть. Останусь один, только и всего.
I I
По странному совпадению, как только Ентл -- она же Аншель, прибыла в
Бечев, ей выпало обедать раз в неделю у того как раз богача по имени Альтер
Вишковер, на чьей дочери не довелось жениться Авигдору.
Молодые люди в иешивах обычно занимаются по двое, и Авигдор позвал Ентл
себе в напарники. Он помогал ей в учебе. Кроме того, был он отличным
пловцом, и предложил научить Аншеля плавать. Но Ентл всегда находила
предлог, чтобы не ходить с ним на реку. Потом Авигдор предложил Аншелю
поселиться вместе, но тот уже устроился ночевать у полуслепой старухи-вдовы.
По вторникам Аншель столовался у Альтера Вишковера, и Хадасса подавала ему
еду.
Авигдор всегда спрашивал: "Как она выглядит? Грустна она или весела? Не
собираются ли выдать ее замуж? Упоминает ли она когда-нибудь мое имя?"
Аншель сообщал, что Хадасса роняет тарелки, забывает принести соль и пачкает
пальцы кашей, когда несет тарелку из кухни. Она вовсю командует служанкой,
много читает и каждую неделю меняет прическу. Считает себя красавицей и
непрерывно вертится перед зеркалом, хотя на самом деле вовсе не так уж
хороша собой.
-- Через два года после свадьбы, -- заметил Аншель, - она станет старой
каргой.
-- Значит, она тебе не нравится?
-- Не особенно.
-- Но если бы она тебя захотела, ты бы не отказался?
-- Прекрасно обойдусь без нее.
-- Неужели у тебя никогда не бывает грешных помыслов?
Приятели сидели за столом в углу иешивы и тратили больше времени на
разговоры, чем на учебу. Иногда Авигдор закуривал, и Аншель, вынув папиросу
у него изо рта, делал затяжку-другую. Зная, что Авигдор любит гречневые
лепешки, Аншель по утрам покупал их в пекарне и не брал у друга его долю
денег.
Поступки Аншеля часто удивляли Авигдора. Например, увидев, что у
приятеля оторвалась пуговица, Аншель на следующий день принес в иешиву
иголку с нитками и пришил пуговицу на место. Он покупал Авигдору подарки:
шелковый носовой платок, пару носков, шарф на шею. Авигдор все больше
привязывался к парнишке, хотя тот был моложе на пять лет и борода у него
даже не начала пробиваться. Однажды Авигдор сказал Аншелю:
--- Я хочу, чтоб ты женился на Хадассе.
-- Тебе-то какая от этого польза?
-- Лучше ты, чем чужой человек.
-- Ты станешь мне врагом.
-- Никогда.
Авигдор любил гулять по городу, и Аншель часто ходил с ним вместе.
Беседуя, друзья шли то к водяной мельнице, то к сосновому лесу, то
перекрестку, где стояла христианская часовня.
-- И почему женщина не может быть, как мужчина! сказал однажды Авигдор,
глядя в небо.
-- В каком смысле?
-- Почему Хадасса не может быть, как ты?
-- Что значит, как я?
-- Ну, свойским парнем.
Аншель пришел в игривое настроение. Он сорвал цветок и начал обрывать с
него лепестки. Затем подобрал каштан и бросил в Авигдора. Авигдор
разглядывал божью коровку, которая ползла по его ладони.
Помолчав, он сказал:
-- Меня хотят женить.
Аншель встрепенулся:
-- На ком?
-- На Песе, дочери Фейтеля.
-- Это которая вдова?
-- Она самая.
-- Зачем тебе жениться на вдове?
-- Другая за меня не захочет.
-- Неправда. Рано или поздно найдется и для тебя девушка.
-- Никогда.
Аншель стал убеждать Авигдора, что это скверное предложение. Песя и
собой нехороша, и неумна, вообще лупоглазая корова. Кроме того, она приносит
несчастье, ее муж умер вы первый год после свадьбы. Такие женщины --
настоящие мужеубийцы. Но Авигдор не отвечал. Он закурил, глубоко затянулся и
стал пускать кольца дыма. Лицо его приобрело зеленоватый оттенок.
-- Мне нужна женщина. Я не сплю по ночам. Аншель изумился:
-- Но почему же ты не можешь дождаться другой девушки?
-- Моя суженая была Хадасса.
Глаза Авигдора увлажнились. Он быстро вскочил на ноги:
-- Ладно, хватит болтать. Пошли.
После этого разговора события развивались очень быстро. Два дня спустя
Авигдор обручился с Песей и по сему случаю принес в иешиву медовую коврижку
и бутылку крепкой наливки. Назначили день свадьбы. Поскольку невеста была
вдовой, приданого дожидаться не приходилось. Да и жених был сирота,
спрашивать согласия было не у кого. Ешиботники пили наливку и поздравляли
жениха. Аншель тоже отхлебнул немного и поперхнулся.
-- Ой, как жжет!
-- Какой же ты мужчина, -- посмеивался Авигдор. После пирушки Авигдор и
Аншель взяли том Гемары и сели заниматься, но дело подвигалось плохо.
Разговор тоже не клеился. Авигдор раскачивался взад и вперед, дергал себя за
бороду, и что-то бормотал.
-- Я пропал, -- сказал он внезапно.
-- Если она тебе не нравится, зачем же ты ввязался в это?
-- Да я на козе готов жениться.
На следующий день Авигдор не пришел в иешиву. Фейтель-кожевник был
хасид и хотел, чтоб его будущий зять отныне учился в хасидской иешиве.
Ешиботники толковали между собой, что вдова, конечно, смахивает на бочонок,
мать ее -- дочь молочника, а отец невежа, зато денег в этом семействе куры
не клюют. Фейтель был совладельцем сыромятни; сама Песя вложила свое
приданое в лавку, где торговали селедкой, дегтем, горшками и кастрюлями; там
всегда было полно
Покупателей-крестьян.
Отец с дочерью обязались одеть Авигдора с ног до головы, они уже
заказали меховую шубу, пальто, шелковый капот и две пары башмаков. Кроме
того, Авигдор сразу получил в подарок множество вещей, принадлежавших
первому мужу Песи: виленское издание Талмуда, золотые часы, хануккальный
восьмисвечник, ларчик для благовоний(3). Аншель сидел теперь за партой один.
Во вторник, когда он пришел обедать к Альтеру Вишковеру, Хадасса
обратилась к нему:
-- Ну, что скажешь о своем напарнике -- опять пристроился лучше некуда!
-- А ты думала, он теперь никому не нужен?
Хадасса покраснела:
-- Я тут ни при чем. Это отец был против.
-- Почему?
-- Они узнали, что у него брат повесился.
Аншель присмотрелся к стоявшей перед ним девушке -- она была высокая,
светловолосая, с длинной шеей, гладкими щеками и голубыми глазами. На ней
было ситцевое платье и пестрый фартук. На спину спускались две косы. Прямо
обидно, что я не мужчина, -- подумала Ентл.
-- А теперь ты жалеешь?
-- Еще как!
Хадасса выбежала из комнаты. Второе -- клецки с мясом -- чай принесла
служанка. Аншель доел обед и мыл руки для послеобеденной молитвы, когда
Хадасса появилась снова. Она подошла к столу и сказала сдавленным голосом:
-- Поклянись, что ничего ему не скажешь. Зачем ему знать, что творится
у меня в душе.
И девушка снова убежала, едва не споткнувшись о порог.
I I I
Раввин предложил Аншелю выбрать себе нового товарища для совместных
занятий, но недели шли, Аншель по-прежнему занимался в одиночку. Никто в
иешиве не мог заменить ему Авигдора. Все другие казались ему мелкими -- и
телом, и духом. Они болтали чепуху, хвалились пустяками, по-дурацки
ухмылялись, вечно что-нибудь клянчили. Иешива бьша пустой без Авигдора.
Ночами Аншель лежал на лавке у вдовы и не мог уснуть. Сняв кафтан и штаны,
он снова обращался в Ентл, -- девушку, которой пора замуж и которая любмт
парня, обрученного с другой. Может быть, следовало сказать ему правду,
думала она. Но теперь было поздно. Аншель не мог уже вернуться к девичьей
жизни, не мог обойтись без книг, без школы. Ентл лежала без сна, терзаемая
странными мыслями, которые едва не сводили ее с ума. Она задремала, но
вскоре проснулась, как от толчка. Приснилось, что она одновременно и
мужчина, и женщина, на ней надет и женский корсаж, и таллит с бахромой.
Месячные у нее запаздывали, и она вдруг сильно испугалась: всякое ведь
бывает! В Мидраш Талпиот есть история о женщине, которая возжелала мужчину,
и от одного этого забеременела. Только теперь поняла Ентл по-настоящему,
почему Тора запрещает людям носить одежду, предназначенную для другого пола.
Надев такую одежду, человек обманывает не только других, но и себя. Даже
душа приходит в замешательство, очутившись в чуждом ей воплощении.
По ночам Аншель лежал без сна, а днем слипались глаза. Хозяйки в домах,
куда он приходил столоваться, жаловались, что юноша оставляет полные
тарелки. Раввин заметил, что на уроках Аншель перестал слушать объяснения, а
смотрел в окно, занятый своими мыслями.
Наступил вторник, и Аншель пришел обедать к Вишковеру. Хадасса
поставила перед ним тарелку с супом, но юноша был так задумчив, что даже не
сказал спасибо. Взялся было за ложку и тут же выпустил ее из рук.
Набравшись духу, Хадасса заметила:
-- Говорят, Авигдор тебя бросил.
Аншель словно очнулся от забытья:
-- Что значит -- бросил?
-- Он больше не твой напарник.
-- Он вообще ушел из нашей иешивы.
-- И ты его совсем не видишь?
-- Нет, похоже, что он прячется.
-- Ну, а на свадьбу ты пойдешь?
Аншель помолчал, словно не понимая, что говорит девушка. Затем сказал:
-- Такого дурака поискать.
-- Почему же?
-- Ты такая красивая, а та похожа на мартышку.
Хадасса покраснела до корней волос:
-- Это все отец виноват.
-- Не печалься. Найдется и тебе достойная пара.
-- Никого я не хочу.
-- Но все хотят тебя.
Оба умолкли. Глаза Хадассы расширились и налились грустью, которой не
было утешения.
-- Ешь, суп остынет.
-- И я тоже.
Сказав это, Аншель и сам изумился. Хадасса посмотрела на юношу через
плечо:
-- Что ты такое говоришь!
-- Это правда.
-- А вдруг тебя кто услышит?
-- Я не боюсь.
-- Ешь-ка суп. Сейчас принесу второе.
Хадасса повернулась и ушла, постукивая высокими каблучками. Аншель
болтал ложкой в супе, выловил фасолину и тут же уронил. Есть не хотелось,
горло сжималось. Он отлично знал, что затевает скверное дело, но его словно
толкала неведомая сила. Вернулась Хадасса, неся галушки с мясом.
-- Что же ты не ешь?
-- Все о тебе думаю.
-- Что ты обо мне думаешь?
-- Хочу на тебе жениться.
Хадасса состроила гримаску:
-- Об этих делах надо говорить с отцом.
-- Я знаю.
-- По обычаю положено прислать свата.
И она выбежала из комнаты, хлопнув за собой дверью.
Посмеиваясь про себя, Ентл подумала: "Видно, с девушками могу играть,
как мне заблагорассудится!" Она посолила суп, затем поперчила. Голова у
слегка кружилась. "Что я наделала? Я, видно, с ума схожу. Иначе это не
объяснить..." Через силу Ентл начала есть, но вкуса не почувствовала. И
только тут вспомнила, что ведь Авигдор хотел, чтоб Аншель женился на
Хадассе. В затуманенной голове Ентл замаячил план: она отомстит за Авигдора
и одновременно, через Хадассу, невидимо приблизится к нему сама. Хадасса --
девственница, что она знает о мужчинах? Ей можно долго морочить голову.
Ентл, правда, тоже девственница, но она немало узнала об этих делах из
Гемары и из мужских разговоров. Два противоречивых чувства охватили Ентл:
ликование и страх, ведь она собралась обмануть весь честной народ. Толпа
глупа, -- вспомнилось ей ходячее выражение. Ентл вскочила на ноги и
проговорила вслух: "Ну, теперь я и впрямь заварю кашу!"
В эту ночь Аншель не сомкнул глаз.. В горле пересыхало, лоб горел.
Каждые пять минут вставал напиться. В мозгу помимо воли шла непрерывная
работа. Противоречивые чувства раздирали Аншеля на части. Желудок судорожно
сжимался, колени ломило. Аншел чувствовал, что вступает в соглашение с
Сатаной, Князем Тьмы, который играет человеком, ставя препоны и ловушки на
его пути. Он заснул только под утро.
Проснулся Аншель совершенно разбитый. Но он не мог позволить себе
валяться у вдовы на лавке. Сделав над собой усилие, он встал, взял сумку с
тфиллин и отправился в синагогу. И, надо было так случиться, что по дороге
встретился с отцом Хадассы. Аншель почтительно пожелал ему доброго утра и
услышал в ответ дружелюбное приветствие.
Поглаживая бороду, реб Альтер заговорил с юношей:
-- Видно, дочь моя Хадасса кормит тебя объедками. Ты совсем исхудал.
-- Дочь ваша прекрасная девушка и еды мне не жалеет.
-- Отчего же ты такой бледный?
Аншель немного помолчал.
-- Реб Альтер, я хочу вам что-то сказать.
-- Ну что же, скажи.
-- Реб Альтер, мне нравится ваша дочь.
Альтер Вишковер остановился:
-- Ах, в самом деле? Я думал, ешиботники о таких вещах не говорят.
Глаза его искрились смехом.
-- Но это правда.
-- Эти дела не принято обсуждать с молодым человеком.
-- Я сирота.
-- Ну... в таком случае, положено прислать свата.
-- Да...
-- Так что же тебе в ней нравится?
-- Она красивая... милая... умная...
-- Так-так-так... Пойдем-ка, расскажи мне немного из какой ты семьи.
Альтер Вишковер обнял Аншеля за плечи, и они вдвоем зашагали в сторону
синагоги.
I V
Сказавши "а", приходится сказать и "б". От мыслей -- к словам, от слов
-- к делам. Реб Альтер Вишковер дал согласие на брак. Мать Хадассы,
Фрейда-Лея, согласилась не сразу. Она говорила, что не хочет для своей
дочери бечевских ешиботников и предпочла бы жениха из Люблина или Замостья.
Но Хадасса заявила, что если ее второй раз осрамят перед людьми, она
бросится в колодец. Как это часто бывает с затеями подобного рода, все
вокруг ее поддержали -- и раввин, и родственники, и подруги Хадассы.
Бечевские девушки, разглядывавшие Аншеля, когда он проходил по улице мимо их
окон, давно решили, что он весьма недурен собой. Он чистил до блеска свои
башмаки и не опускал глаза в присутствии женщин. У Бейлы-булочницы, куда
Аншель заходил порой купить баранку, он удивлял покупательниц светским тоном
своих шуток. Женщины дружно решили, что в Аншеле есть нечто особенное: у
него и пейсы завивались не так, как у других, и шарф он повязывал иначе;
глаза его, сдержанные, несмотря на улыбку, всегда, казалось, устремлены в
неведомую даль.
Жители городка прониклись еще большей симпатией к Аншелю, после того,
как Авигдор уехал с Песей, дочерью Фейтеля. Альтер Вишковер составил
обручальный контракт, обязуясь дать за дочерью более богатое приданое,
больше подарков жениху, и содержать его дольше, чем в свое время обещал
Авигдору. Бечевские девушки обнимали Хадассу и поздравляли ее. А Хадасса
немедленно принялась вязать Аншелю сумку для тфиллин, салфетку для халы и
мешок для мацы.
Узнав, что Аншель обручился с Хадассой, Авигдор пришел в иешиву
поздравить друга. Он постарел за эти несколько недель. Борода была
растрепана, глаза покраснели.
Он сказал Аншелю:
-- Я знал, что так будет. С самого начала. Как только встретил тебя на
постоялом дворе.
-- Но ты же сам подал мне эту мысль.
-- Я знаю.
-- Почему ты меня бросил? Ушел и даже не попрощался.
-- Хотел сжечь за собой все мосты.
Авигдор пригласил Аншеля прогуляться. Хотя праздник Суккот был уже
позади, погода стояла ясная и солнечная. Авигдор был с Аншелем еще ласковее,
чем прежде, и открыл ему свою душу. Да, это правда, что его брат повесился в
приступе меланхолии. А теперь и сам чувствует, что стоит на краю пропасти. У
Песи много денег, и отец ее богатый человек, но Авигдор перестал спать по
ночам. Он не хочет быть лавочником. Не может забыть Хадассу, она все время
ему снится. В субботний вечер, когда в молитве "Авдала" упоминалось ее имя,
Авигдору чуть не стало дурно. И все же хорошо, что женится на ней Аншель, а
не кто-то другой... По крайней мере, достанется хорошему человеку. Авигдор
замолчал, бесцельно выдергивая на ходу сухие травинки. Говорил он бессвязно,
словно одержимый.
-- Я начинаю думать, не последовать ли мне примеру брата, -- внезапно
выпалил он.
-- Неужели так сильно любишь?
-- Образ ее не стереть из моего сердца.
Приятели поклялись в вечной дружбе и договорились больше не
расставаться. Аншель сказал, что когда оба они женятся, можно поселиться по
соседству или даже в одном доме. Тогда смогут вместе заниматься каждый день,
и даже организовать
какое-нибудь совместное дело.
-- Скажу тебе правду, -- проговорил Авигдор. -- Мы с тобой, как Иаков и
Биньямин (4) : наши жизни неразрывно связаны.
-- Почему же ты тогда меня покинул?
-- Может быть, именно поэтому.
Погода стала портиться, подул холодный ветер, но приятели шли вперед,
пока не достигли сосновой рощи, и только в сумерки повернули обратно, чтобы
поспеть к вечерней молитве.
Бечевские девушки, не отходившие от наблюдательных пунктов у окошек,
видели, как приятели, обняв друг друга за плечи, увлеченные разговором,
шагали по лужам и кучам мусора, не замечая ничего вокруг. Авигдор был
бледен, взъерошен, ветер трепал его пейсы; Аншель грыз на ходу ногти.
Хадасса тоже подбежала к окну, выглянула, и глаза ее наполнились слезами...
События быстро следовали одно за другим. Авигдор женился первый.
Поскольку невеста была вдовой, свадьбу сыграли нешумно, без музыкантов, без
свадебного затейника, без покрывала для невесты. Песя, дочь Фейтеля, на
следующее утро после свадьбы опять принялась торговать в лавке, отпуская
покупателям перемазанными руками деготь. Авигдор, с новым таллитом на
плечах, молился теперь в хасидской синагоге. Под вечер Аншель приходил нему
в гости, и приятели шептались до ночи. Свадьба Аншеля с Хадассой была
назначена в субботу на хануккальной неделе, хотя отец невесты предлагал
сыграть ее раньше. Невеста была уже раз помолвлена, да и жених -- сирота.
З